"Во имя рейтинга" - читать интересную книгу автора (Мусаниф Сергей)

Мистеру Картрайту не удалось меня удивить.

Его офис, как я и ожидал, находился в пентхаусе самого высокого здания Нью-Йорка. Здание тоже принадлежало мистеру Картрайту, что было не слишком неожиданно. Из небольшого частного аэропорта (владение Картрайта), мы отправились в Нью-Йорк на лимузине черного цвета (машина Картрайта).

Мур работал и в машине.

В подземном гараже небоскреба, где мы покинули лимузин, начался танец службы безопасности. Меня и Мура, даже несмотря на то что он был тут частым гостем и доверенным лицом мистера Картрайта, обыскали сначала с помощью металлодетекторов, потом по старинке, вручную, потом просветили какой-то гадостью и только после этого пропустили к лифту. По выходе из лифта все повторилось заново, словно мы могли воспользоваться тайником в тесной кабинке, отсканировали отпечатки пальцев и рисунок сетчатки глаза и даже взяли пробу ДНК.

Вообще, потуги этих парней, как, впрочем, и любых других парней из параллельных структур, меня всегда изрядно веселили. Допустим, я действительно хочу прервать земное существование их обожаемого работодателя. И что с того, что при мне нет никаких видов холодного, огнестрельного, химического или биологического оружия? Попробовали бы они задуматься над тем, что я могу свернуть шею их боссу голыми руками. Увы, в наш век высоких технологий о старых добрых методах воздействия уже никто не помнит. На мой взгляд, лучший способ обезопасить кого-то от потенциальной угрозы — это вообще не позволять ему встречаться с другими людьми.

— Полагаю, вас удивляют увиденные вами меры безопасности? — спросил мистер Мур, когда перед нами распахнулись бронированные двери и мы пошли по длинному едва освещенному коридору, облучаясь обеззараживающей дрянью.

— Нет, — сказал я. — Порядка десяти лет назад я прошел через более строгие процедуры под личиной независимого журналиста и убил духовного лидера террористов дужкой его собственных очков.

— Пекин? — уточнил он.

Я кивнул.

Значит, они не только знают, кто я такой, но и знакомы с моим послужным списком. Что говорит об утечке информации на самом верху. Стоит ли мне доложить об этом своему бывшему руководству? Наверное, не стоит. Во-первых, я на пенсии, а во-вторых, только оно и могло допустить подобную утечку.

Кабинет мистера Картрайта был размером с футбольное поле. Рабочий стол напоминал теннисный корт. Пол устлан ковром, стены обшиты деревянными панелями, кроме одной. Которая являла собой большой телевизионный экран.

Мистер Картрайт оказался хорошо сохранившимся и молодящимся старикашкой в темном фланелевом костюме. Он сидел за рабочим столом и курил сигару, что говорило о его хорошем вкусе.

По правую руку от него сидел средних лет худощавый мужчина с незапоминающимся лицом и глазами цвета весеннего снега.

Едва мы появились на пороге, мистер Картрайт приветливо помахал нам сигарой и предложил присесть. Мур бухнулся в кресло рядом с незнакомым мне персонажем и водрузил на стол свой чемоданчик. Я сел напротив него.

— Меня зовут Уильям Картрайт, — сказал Уильям Картрайт. — И вы вполне можете называть меня Биллом.

— Меня зовут полковник Трэвис, — сказал я. — И вы вполне можете называть меня полковником.

— Превосходно. Хотите сигару?

— Не откажусь.

— Давайте поговорим о вас, полковник, — продолжил Билл, выждав необходимое для ритуала раскуривания время.

— За сто тысяч долларов вы можете говорить о чем угодно.

— Точно, — сказал Билл. — Хорошо, что вы мне об этом напомнили. Предпочитаете получить деньги чеком или наличными? Или перевести их на вашу банковскую карточку?

— Предпочитаю наличные, — сказал я.

— Будь по-вашему.

Он достал из ящика стола конверт и толкнул его ко мне по полированной поверхности стола. В конверте было десять купюр достоинством десять тысяч долларов каждая. Я кивнул и убрал конверт в карман.

— Итак, — сказал Билл, — предмет нашего разговора — полковник Трэвис. Что мы знаем о полковнике Трэвисе? Без ложной скромности скажу, что мы знаем о полковнике Трэвисе все. Предпочитает, чтобы его называли полковником, хотя он никогда не служил в армии. Точнее, служил трижды, но под вымышленными именами и ровно столько, сколько требовалось для выполнения очередного задания. Так?

Я кивнул.

— Тридцать два года. Самый молодой оперативный сотрудник, вышедший в отставку по статье пятидесятой. Вы — опасный человек, полковник.

Я пожал плечами.

«Отставка-50» — это придурь, выдуманная нашими чиновниками. Дескать, какие-то психологи посчитали, что хорошо тренированный и специально подготовленный оперативный агент может совершить по служебным делам не более пятидесяти убийств, а потом его психика надламывается и в ней происходят необратимые изменения. На мой взгляд, так же как и на взгляд моих знакомых оперативников, это полная чушь. Изменения в психике происходят уже после первого убийства, а все остальные — это чистая арифметика.

Но после пятидесятой смерти — имеется в виду запротоколированная смерть — агент вылетает в отставку с пожизненной пенсией и подпиской о неразглашении. Перевод денег. Меня вышибли в тридцать один год, при том что я прослужил четыре года и Конгресс не знает, сколько денег ухлопали на мое обучение и подготовку. Я был на пике физической формы и не чувствовал себя маньяком-убийцей. В принципе я мог работать по основной специальности еще лет десять.

Начальство рассудило иначе, и я отправился во Флориду.

— У вас очень впечатляющий послужной список, — добавил мистер Картрайт. — Хотите, я зачитаю его целиком?

Я покачал головой.

— И правда, зачем, — сказал мистер… Билл, — все присутствующие хорошо ознакомлены с этим весьма познавательным документом. Может быть, вам интересно узнать, как мы его добыли?

— Если только вас это не затруднит.

— Перед нами стояла проблема, — сказал Билл. — Которую способен разрешить человек вашего типа. И мы обратились за помощью в поисках такого человека к генералу Константину, который оказался вашим непосредственным начальником. Он сразу же рекомендовал вас. Вы можете сказать, что, передав нам ваше досье, он нарушил закон. Да, нарушил. Но за это нарушение он получил два миллиона долларов, которые никогда не смог бы заработать, занимая свой пост весь остаток жизни.

— Я очень рад за него.

— Когда мы попросили охарактеризовать вас тремя словами, он ответил следующее: толстый, ленивый, смертельно опасный. Но вы совсем не толстый.

— Ага. Я — в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил.

— Именно так, — кивнул Билл. «Карлсона» он явно не читал. — О том, что вы смертельно опасны, говорит ваш послужной список и «отставка-50». Вернемся к третьему определению. Вы ленивый?

— Да.

— Это замечательно, — сказал Билл. — Я обожаю ленивых людей. Именно ленивые люди двигают нашу жизнь вперед, именно они способствуют прогрессу. Трудолюбивый человек будет заниматься монотонной, изматывающей работой изо дня в день всю свою жизнь, и только ленивый задумается о том как сделать ту же работу гораздо быстрее и прикладывая к этому меньше усилий. Когда трудолюбивые ходили пешком, ленивые изобретали велосипед. Когда трудолюбивые крутили педали и учились держать равновесие, ленивые приделывали к велосипеду еще два колеса и двигатель внутреннего сгорания. Когда трудолюбивые потели в пробках, крутили руль и тратили свои нервы, ленивые ставили на автомобиль бортовой компьютер, переложив на него все свои заботы. Нынешним уровнем нашей жизни мы обязаны именно ленивым людям. Человека из обезьяны создал не труд. Это сделала лень. Пока трудяга будет долбить стену кувалдой, ленивый изобретет динамит. Вы — ленивы, и поэтому я хочу предложить вам работу.

— Кое-что насчет работы. Вы знаете, что согласно кодексу об «отставке-50» я не имею права работать ни на одну федеральную либо муниципальную структуру любой страны, поддерживающей Вашингтонскую конвенцию?

— Конечно, знаю. Но я не представляю никакую федеральную либо муниципальную организацию. Я — всего лишь частное лицо и хочу, чтобы вы работали на меня в частном порядке.

— Что за работа?

— Работу мы обсудим чуть позже. Мы уже поговорили о вас, теперь давайте поговорим обо мне.

— Как хотите.

— Я — самый богатый человек этого мира.

— Очень за вас рад.

— Мне принадлежит недвижимость по всему миру. Мне принадлежат нефтедобывающие и перерабатывающие компании. У меня собственный морской и воздушный флот. В этом мире нет ничего, что я не мог бы купить. Но главное и любимое мое детище — это глобальная телевизионная сеть.

— Я не смотрю телевизор.

— Я тоже. Точнее смотрю, но только по мере деловой необходимости. Знаете, что дает мне телевидение?

— Помимо денег?

— Естественно. Телевидение дает мне власть. Вам знакомо такое изречение: «Кто владеет информацией, тот владеет миром»?

— Конечно.

— Так вот, я им владею. И как вы думаете: какого рода информацией для этого нужно обладать?

— Вряд ли я смогу ответить на ваш вопрос с ходу.

— Любой информацией. Любая информация дает мне власть. Телевидение — вот новый объект поклонения в нашем мире. Оно является властителем дум, оно диктует людям условия жизни. Оно сообщает людям все, что им следует знать, и формирует их образ мышления с самого детства. Земной шар населяет десять миллиардов человек, из них пять миллиардов ежедневно смотрят программы, транслируемые по моей глобальной сети. Это ли не власть? С такой властью я могу диктовать условия кому угодно. И чем выше рейтинг моих программ, тем большей властью я обладаю. Власть дает мне сама информация, власть дает мне способ ее подачи.

— Насколько я понимаю, вы намерены стать мировым диктатором?

— О нет, я не публичное лицо. И я говорю о реальной власти реальных людей, а не о видимой власти марионеток, которые только озвучивают чужие решения.

— Сказано жестко.

— Это факты, полковник.

— Но вам чего-то не хватает…

— Вот именно. Как я уже сказал, население Земли составляет десять миллиардов человек, из них моей аудиторией является лишь половина. Кто-то может сказать, что пять миллиардов зрителей — это много, чудовищно много, и в прошлом веке ни один телевизионный магнат не мог даже мечтать о подобной аудитории. Но для меня этого мало. Я не хочу ограничиваться пятьюдесятью процентами в то время, как могу иметь все сто.

— А вы можете?

— Уровень жизни сильно вырос по сравнению с прошлыми веками. Даже в странах третьего мира телевизор из разряда предметов роскоши превратился в обыденность. Людей, которые не смотрят телевизор хотя бы иногда, можно пересчитать по пальцам.

— Потребуется очень много пальцев.

— Капля в море по сравнению с теми, кто не мыслит своей жизни без телевизора, будь то плазменная панель или допотопный ящик. Скажите мне, полковник, что люди любят смотреть больше всего?

— Не знаю. Наверное, это зависит от того, каких именно людей вы имеете в виду.

— Вы сейчас говорите о целевой аудитории. А я говорю обо всей зрительской массе в целом. Это совершенно разные понятия. Вы готовы сделать обобщение?

— Нет.

— Зато мистер Мур сделает его. Не так ли, Джон?

— Конечно, Билл. — Мистер Мур открыл чемоданчик и извлек из него кипу бумаг. — Мы провели тщательные исследования и пришли к выводу, что вкусы аудитории со временем ничуть не изменились. Люди любят смотреть секс в любом его проявлении. На втором месте идет насилие, причем желательно, чтобы происходило оно подальше от того места, где сами зрители живут. Люди любят подсматривать за другими реальными людьми, особенно если их жизнь чем-то отличается от собственной жизни зрителей, потому в большом почете разные реалити-шоу. Люди любят смотреть, как другие люди соревнуются друг с другом, причем совсем не обязательно, чтобы это был спорт. Их привлекает любое противостояние личностей и характеров.

— Вряд ли вы открыли что-то новое, — сказал я.

— Вот именно. Мы ничего нового не открыли, по крайней мере, в этом плане. Однако нам пришла в голову мысль, как все это можно совместить в одной программе. Точнее, в цикле программ, идущих каждый день.

Я стряхнул пепел.

— Уже три месяца как нами запущен высокобюджетный исторический костюмированный телевизионный сериал «Троя». Там зритель может найти все, что ему нужно. Сложные человеческие взаимоотношения, море античного секса, десять лет, наполненные насилием, которое, согласитесь, достаточно далеко от дома любого человека, живущего на Земле, ибо оно имело место почти три с половиной тысячи лет назад.

— Когда вы говорите о Трое, вы имеете в виду ту самую Трою? — спросил я. — Великий слепец Гомер и всякое такое прочее?

— Конечно, — сказал Билл. — История самой романтической войны во все времена. История первой в мире войны такого масштаба.

— А как изощрен сюжет! — воскликнул Джон Мур. — Противостояние величайших героев истории — Гектора и Ахилла. Любовный треугольник Менелай — Елена — Парис. Жажда власти Агамемнона. Хитроумие Одиссея. Доблесть Энея, Диомеда, Аякса и прочих героев. Мудрость старцев Нестора и Приама. Трагедия Кассандры, в чьи правдивые пророчества никто не верит. Эпические битвы и падение самого хорошо укрепленного города тех времен.

— Сейчас «Трою» смотрит около двух миллиардов человек, — сказал Билл. — События сериала развиваются неспешно, Парис уже похитил Елену и увез ее в Трою, Агамемнон с Менелаем собирают войско и готовятся к войне.

— На данный момент мы показываем две часовые серии в день по общему каналу и ночные включения на канале «Только для взрослых», — сказал Мур.

— По-моему, вы кое-что упустили, — сказал я. — А как же «реальность» происходящего? Где синдром подсматривания?

— Вот теперь мы подбираемся к самой сути, — сказал Билл. — Примерно через две недели мы собираемся выделить под «Трою» специальный канал с двадцатичетырехчасовым вещанием.

— Ваши актеры сдохнут от таких нагрузок, — заметил я.

— Не сдохнут, потому что никаких актеров нет. Равно как и дорогих декораций, и макета боевого флота греков, насчитывающего больше тысячи судов. Когда мы выделим под «Трою» отдельный канал, зритель узнает правду. На самом деле «Троя» — не сериал. Это самое настоящее реалити-шоу.