"Пирамиды астрала" - читать интересную книгу автора (Кувшинов Виктор Юрьевич)

ГЛАВА 2. СЛАВА И ТАША

Чтобы продолжить историю дальше, просто необходимо рассказать о двух ее главных действующих лицах (ну конечно, не считая меня), к которым на дачу с Федькой и собирались. И начать их историю лучше примерно за год до происходящих событий — как раз со времени их знакомства…

Наташа, отложив на скамейку маленький томик стихов и прикрыв глаза, подставила лицо к ласковым лучам уже по-летнему теплого солнца. В голове продолжали неторопливо кружить прочитанные строчки, создавая ощущение ожидания чего-то светлого и радостного. Может быть, этому способствовала еще и весна, набравшая уже полную силу?

Вокруг была тишина, нарушаемая легким перечирикиванием воробьев. Где-то журчала вода, унося с собой остатки зимы. Теплые блики солнца скользили по закрытым векам, рассеивая куда-то спешащие мысли. Только отдаленный гул, доносясь в этот старинный парк, напоминал о городе, суетящемся где-то там, в своей огромной, спешной и деловитой жизни.

"Как же иногда несколько строк, прочитанных в случайной книжке, могут совпасть с мимолетным настроением и ощущениями читателя" — думалось Наташе.

Бегая с занятия на занятие, когда день расписан с минуты до минуты между учебой в аспирантуре и практикой в клинике, она вдруг оказалась свободна на целых два часа. Пару отменили в последний момент из-за болезни преподавателя. И вот сейчас, она сидела, закрыв глаза, где-то посреди парка, выпав из суеты реальности, растворяясь в тишине деревьев и замерев, как будто в ожидании чего-то восхитительного и прекрасного, ждущего её впереди…

"Всё!" — в голове зазвенел колокольчик тревоги: "Сколько же я уже сижу здесь? Мне же надо к двенадцати быть в институте, а туда еще добираться с полчаса!" Наташа, с сожалением, встала со скамейки, чувствуя, что из последнего месяца жизни, наверно только эти минуты и останутся в памяти надолго — может быть на всю жизнь.

А судьба несла её в бурном водовороте событий с одного этапа на другой, не давая опомниться и остановиться. Хорошие способности и трудолюбие не оставляли шансов на спокойную жизнь, толкая её из школы в университет, из университета в ординатуру, из ординатуры в аспирантуру. И везде, преподаватели и профессора только и твердили: "С вашими способностями, дорогая, обязательно нужно пытаться поступать туда-то и туда-то!" — менялись лишь адреса. Так что, выбирать приходилось единственно между медициной или психологией, психологом или психотерапевтом и, уже только в аспирантуре, Наташе удалось настоять на том, чтобы заниматься анализом пограничных состояний психики, что всегда притягивало её, как магнитом.

Из-за нестандартности темы с самого начала были проблемы с руководителем. Профессор, завкафедрой психологии и психотерапии, Иван Васильевич Пустосельский, респектабельный, уже находящийся в почтенном возрасте мужчина, еще полгода назад, при принятии в аспирантуру, пытался мягко увести Наташу с выбранной стези:

— Вы знаете, голубушка, что этой темой Вы ставите себя на сомнительный путь? Ведь Вам придется анализировать всякие нетипичные случаи с шаманами, колдунами, гипнотизерами и всякими экстрасенсами! — Иван Васильевич сморщился, как будто съел лимон. — Ведь Вам придется строить доказательную базу на песке единичных, неповторяющихся случаев. Любой оппонент легко раскритикует такую слабую статистику. Не легче ли взять стандартную тему, например, "Влияние различных методов терапии на депрессивные состояния психики, вызванные внешними факторами"?

— Иван Васильевич, но это моя мечта — разгадать хоть что-то в механизмах гипноза, медитации и сверхсенсорики!

— А Вы знаете, сколько достойнейших людей было объявлено шарлатанами и ломало себе карьеры из-за того, что связывалось с параномальными состояниями психики? — лукаво посмотрел профессор. — Ладно, давайте сделаем так: утвердим эту тему, как рабочее название, только из уважения к Вашей настойчивости. У Вас, все равно, первый год «общеобразовательный». И если к весне Вы не найдете руководителя, который согласится взять Вас с этой темой, то мы ее подправим в более пристойный вид. Договорились?

И вот весна уже в разгаре, а с руководителем всё еще полная неопределенность. Профессор был прав: все «приличные» врачи-кандидаты наук сразу открещивались от такой темы. Нужно было искать среди исследователей. Они менее консервативны, все-таки им не нужно каждый день отвечать за последствия своих действий перед пациентами. Сейчас, единственной возможной кандидатурой оставался МНС из лаборатории Нейрофизиологии института Экспериментальной Медицины Ярослав Иванович Земельский. "По данным разведки", будучи кандидатом медицинских наук, он занимался анализом психических состояний в зависимости от физической активности мозга, что было очень близко к Наташиной теме. Сегодня была назначена встреча на 12 часов, устроенная Верой Сидельниковой — бывшей сокурсницей Наташи.

Прибыв в институт на десять минут раньше, Наташа позвонила Вере, чтобы выяснить обстановку. Она заметно нервничала — если этот «заход» не удастся, то придется менять тему и распрощаться с мечтой на разгадывание настоящих загадок психики.

— Привет Наташа!

— Ну что, Верунь, все готово? Ты знаешь, как это мне важно!

— Да не дрейфь ты — все в порядке! Подходи к нам в комнату отдыха. Там и встретимся! Дорогу еще не забыла?

Через десять минут, они с Верой, точные как «Штирлицы», входили в кабинет Земельского. Наташино сердце сжалось от досады: "Красавчик — это сильно усложняет дело. Хоть бы не начал приставать, а то совсем каши не сваришь!" Из-за стола, навстречу входящим девушкам, сдержанно улыбаясь, поднимался высокий, светловолосый, довольно молодой человек. Протягивая руку Наташе, сказал:

— Здравствуйте! Меня зовут Ярослав Иванович, но можно без отчества — так привычней.

— Привет Слава! Это…таша. — в коридоре что-то грохнуло в тот миг, когда Вера представляла подругу.

— Таша!? Хм… Интересное имя, — как будто пробуя на язык, пробормотал Ярослав.

— Да нет! — рассмеялась Наташа. — Наташа! Наталия! Это в коридоре, что-то упало.

— А! Тогда проходите, будем обсуждать ваши проблемы!

— Нет, я побегу уже! Вы и без меня дальше разберётесь! — спохватилась Вера. — А то и так дел по горло!

Беседа не складывалась. Наташа изложила свою просьбу и вкратце обрисовала тему исследований, чувствуя какую-то напряженность. Ярослав слушал, почти не прерывая, и явно что-то просчитывал в уме. Наконец, в воздухе повисла натянутая пауза. Затем, Ярослав начал медленно говорить, будто взвешивая каждое слово:

— Тема, безусловно, интересная, но…

У нее все напряглось внутри: "Опять это проклятое «но»! Неужели опять облом!"

— …чем я мог бы быть полезен, как руководитель? Ведь у меня несколько другой профиль, — все еще, что-то обдумывая, продолжал Ярослав.

Наташа облегченно вздохнула. Первый раз ей не говорили "но я не могу взять руководство над темой", "но у меня нет времени" или "но это же совсем не мой профиль".

— Вы знаете, ближе по тематике все равно никого нет. Но Вы не беспокойтесь — я все опыты и доказательную базу сделаю сама. Просто, если я не найду руководителя, мою тему прикроют и придется делать, что прикажут. А над этой темой я чуть ли не всю жизнь мечтала работать! — Быстро начала доказывать свою позицию Наташа.

— Нет, так тоже не пойдет, — опять напугал Наташу Ярослав. — Даже если бы я согласился не вмешиваться в Вашу работу, при любых осложнениях спрос будет с меня: что это моя аспирантка нахимичила с исследованиями или интерпретацией результатов? И в любом случае, Ваша тема — это и моя тема, и нести ярмо ответственности за нее нам обоим.

— И все-таки Вы не отказываетесь? — с надеждой спросила Наташа.

— Нет, я ничего не обещаю. Дайте мне на обдумывание два дня. Я перезвоню вам и сообщу о своем решении, — выдерживая дистанцию, ответил Ярослав.

— Спасибо за все! До свидания! — засобиралась девушка, понимая, что разговор окончен.

— Вам спасибо! — и хозяин кабинета несколько официально пожал руку Наташе.

Спускаясь по лестнице, неудачливая аспирантка чувствовала, что у нее наворачиваются слезы. Слишком много сил потрачено на этого надменно-отстраненного, холодно улыбающегося красавца. И это был ее последний шанс! "Лучше бы "лез под юбку глазами", чем так равнодушно выставить, дав, как подачку, каплю надежды!" Теперь два дня мучиться и переживать: возьмет — не возьмет?

Через два дня, сразу после полудня, раздался звонок Наташиного мобильника. На той стороне послышался ровный голос Ярослава Ивановича:

— Здравствуйте Наташа. Я беру Вашу тему. Подходите ко мне на следующей неделе со всеми материалами. Будем составлять план работ и, заодно, оформим бумаги на руководство. Ваш главный руководитель профессор Пустосельский?..

Слава вспоминал свою первую встречу с Ташей. Ее привела Вера, заранее предупредившая, что та ищет руководителя для своей кандидатской. В назначенный час он сидел у себя в кабинете, напустив на себя начальственной вальяжности и выгнав своего соседа Игоря Нечаева. Это была бы уже вторая аспирантка в его «руководительской» карьере, и к счастью, он знал все процедуры и действия с этим связанные. Наличие аспирантов давало некоторые преимущества и укрепляло официальное и, немного, материальное положение. Так что, в принципе, это дело было желательным, несмотря на головную боль составления планов, анализов исследований, редакции отчетов и написания статей.

Точно в назначенный час раздался стук в дверь, и вошла Вера, чуть ли не за руку ведя очень красивую девушку. Слава не смог сдержать скривленной ужимки от досады: "А что такой красавице делать в науке? Вот досада то!" Он сразу понял, насколько будет сложно заниматься делом, если она начнет хоть какие то амурные происки. "Господи, не хватало мне еще всяких интриг! Она ведь еще начнет требовать делать за нее всю работу — с такой «королевы» станется!" Несмотря на пронесшийся в голове рой отрицательных и сумбурных эмоций, он разыграл роль степенного хозяина.

— Таша, — представила вошедшую девушку Вера.

— Таша? — какое странное и красивое имя. "Ах нет, конечно ослышался — это Наташа. А жаль, так было бы интересней" — подумалось ему.

Уже слушая оставшуюся одну Наташу, он стал понимать, что он, в принципе, очень даже немного, в чем мог бы помочь ей по работе — настолько у неё были продуманы цели, методы и многие детали исследований. За искренней и интересной подачей материала начала забываться Наташина внешность. Он уже заинтересованно думал: "А тема то интересная, но рискованная! Ой и не найти ей руководителя среди наших докторов. Они же все консерваторы, да и за репутацию боятся. Как же это Пустосельский-то так прокололся с этой темой — или рассчитывал, что она не найдет руководителя? А вот я ему, по старому знакомству, свинью-то и подложу! И все-таки, надо держать дистанцию!" — он спросил гостью все тем же начальственным тоном: чем бы он мог быть полезным? Тут же подтвердилась готовность Наташи всю работу выполнять самостоятельно. Не обнадеживая Наташу заранее, он решил выяснить подноготную у профессора и выпроводил девушку, пообещав позвонить ей через пару дней.

Оставшись один, Слава еще долго сидел под впечатлением беседы. Он был в недоумении. По жизни он опасался таких красавиц. Сколько их пыталось забросить на него свои ласковые арканы, а потом, затянув удавку слез и кривляний, требовать к себе внимания, денег и времени, не заботясь отдавать что-либо взамен. Увидев высокую, стройную, светловолосую девушку с большими серыми глазами, он понял, что с ней будет не до работы. Однако десять минут разговора полностью изменили впечатление о ней. Он уже видел перед собой умного, и интересного собеседника, излагающего очень необычную исследовательскую программу. И только после ее ухода он сообразил, что Наташа, скорее всего, пыталась прятать свою внешность: никакой боевой раскраски и маникюра, довольно серенький костюм, собранные в пучок волосы.

Дозвонился он до профессора только на следующий день. Оказалось, что Наташа очень способная аспирантка и, в принципе, Пустосельский не имел ничего против ее темы. Он только предупредил, что в случае неудачи, это больше ударит по Ярославу, чем по нему. Так что выяснилось, что свинью он сам себе подкладывает даже большую, чем профессору. Славка небрежно отмахнулся от такой опасности:

— Ради такой интересной темы, стоит рискнуть!

— Ну, тогда с богом! — напутствовал довольный голос в трубке. — Жду бумаги на оформление.

Проверив все возможные и невозможные данные о своей новой подопечной, Слава убедился, что о Наташе имеются только хорошие отзывы: умна, трудолюбива, неконфликтна… В результате, еще через день он позвонил аспирантке и сообщил о своем согласии стать руководителем кандидатской работы.

В конце лета с Наташей произошла очень неприятная история. Слава вернулся из отпуска и еще никак не мог войти в обычный рабочий ритм. На улице по-прежнему было тепло, почти как в июле. Темные ночи пытались украсть у лета как можно больше тепла, но пока это им не удавалось и, даже поздним вечером, можно было гулять в одной рубашке. В лесах вовсю росли грибы, благо дожди не забывали этим летом регулярно посещать русские равнины, и народ, пользуясь любой возможностью, рвался за город.

Славке тоже как-то не сиделось на работе, и он все время подбивал то Женьку, то Федьку на какую-нибудь вылазку вечером, а на выходные, вообще сагитировал завалиться на родительскую дачу. Предки уже год, как жили в Питере — отца заслали руководить новым филиалом фармацевтической фирмы. И, как минимум, год ему еще там пахать. Так что Слава оказался временным владельцем дачи и шикарной квартиры, толком не зная, что с ними делать. Главной его головной болью было не извозить их до состояния общежития к приезду родителей.

В лаборатории пока все было тихо. Для каких-либо экспериментов нужно было сделать кучу согласований, а половина власть имущего народа бродило по отпускам. С аспирантами было тоже самое: Эдик был где-то в отпуске, а Наташа, хоть и в городе, но появилась только раз и то, закрыть какие-то отчетности за лето. Она, действительно, была очень самостоятельная. Слава сначала решил держать дистанцию, чтобы потом не "носить ей тапочки", но позже поймал себя на том, что невольно пытается завоевать ее внимание — настолько она ненавязчиво показывала, что он не интересует ее, ни как мужчина, ни как руководитель.

Первое было даже и неплохо — так спокойней работалось, но вот второе начало его задевать всерьез. От нее только и слышались проскакивающие словечки: "я знаю, я уже сделала, вот именно, да нет — вот так…" На все у нее находились уже готовые и обоснованные решения, как будто она хотела сказать: "Подписали бумаги и ладно, а с работой я и сама справлюсь!"

А Славке самому уже хотелось поэкспериментировать. Тема действительно была интереснейшая: как отделить простую фантазию от патологического бреда, есть ли действительно отделение или расширение сознания, и что в это время делает мозг? Эти и многие другие неясности, связанные с гипнозом, сном, медитацией и другими пограничными состояниями были очень интересны, и хоть какое-то прояснение хотя бы одного — двух вопросов могло хватить Наташе на кандидатскую.

Вернувшись домой после одного такого вот пост-отпускного несуразного рабочего дня, Слава заметил мигающий огонек автоответчика на домашнем телефоне. Ткнув кнопку прослушивания, он узнал голос Веры: "Слава, у тебя мобильник не отвечает! Слушай, тут с Наташей плохо! Если можешь, приезжай! Нужна твоя помощь! Запиши адрес: Фролова 5 корпус 2 квартира 75, это за «Марсом» — кинотеатром. Ждем!"

Сердце испуганно екнуло — Верин голос звучал очень взволновано. Он схватился за мобильник — действительно, днем сел аккумулятор, а на работе в комнате у них никого не было.

"Что же делать? Поставлю телефон хоть на пять минут на зарядку!" — Слава заметался по комнатам, хлопая себя по карманам и лихорадочно вспоминая, что надо сделать и взять с собой: "Да, адрес записать! Где же ручка? Так, все — надо бежать! Постой, когда же она звонила?"

Он опять бросился к телефону — звонок был принят три часа назад: "Так это сколько ж времени-то прошло? Что же делать?" — Вериного телефона у него не было, а на работе никого нет. Наташа не отвечала. Славка выскочил из подъезда, лихорадочно соображая: как же узнать номер Веры? Уже садясь в оставленную родителями потрепанную десятку, он вспомнил, что у него на мобильнике есть телефон Игоря, а у него уже, может быть и Верин. Не выезжая, Слава набрал вызов.

"Только бы мобильник не «сдох» раньше времени" — крутилась одна мысль в голове, пока он слушал гудки.

— Привет, ты что, уже соскучился? — наконец ответил Игорь, намекая, на то, что только что расстались.

— Игорек, быстро! Какой у Верунчика телефон? Только скорее — у меня ка-камулятор садится!

— Да щас, я номер тебе текстом брошу! А что случилось-то?

— Сам не знаю! Потом расскажу. Спасибо!

— Да не за что. Лови!

Нажав отбой, Слава погнал машину по сообщенному Верой адресу. Через полминуты телефон пикнул полученным сообщением. Слава на ходу открыл письмо, инсталлировал номер и сразу нажал кнопку вызова. В трубке тут же раздался голос Веры:

— Алло!

— Верунь! Быстро, что случилось? У меня аккумулятор на пределе!

— Ой, Славочка! — запричитала Вера. — Хорошо, что позвонил! Наташка доигралась со своими экспериментами, а я, как дура, еще и помогала…

— Ты по существу! Что с Наташей!

— Она в больнице, я скорую вызвала… Не знала, что и делать.

— В какой?

— Да в первой городской. Слушай!.. У неё, наверно, «передоза» ЛСД, — замявшись, сказала Вера

— Что!? — Но ответа на свой вопросительный вопль Слава не получил. Мобильник опять был мертв. Отбросив телефон на соседнее сидение, он начал на ходу соображать, как быстрее проехать по новому адресу…

Через полчаса он подруливал на парковку горбольницы. Как всегда, все места были забиты — тем более что время для посещений ещё не кончилось. Втиснув машину куда-то в кусты, Слава побежал в приёмное отделение, выяснять, где находится Наташа: "Хоть бы пустили! Хорошо, что еще не поздно, а то доказывай, что ты тоже вроде как врач…"

В приемной быстро выяснилось, что Наталия Степановна Березина, 23 лет от роду, поступила час с лишним назад с острым наркотическим отравлением в реанимационное отделение. Слава кинулся туда. Спасибо профессии, он немного знал здесь и обстановку и некоторых людей из персонала. Так что двери, если и не были настежь для него распахнуты, то «приоткрыть» некоторые из них ему было вполне по силам. В ординаторской реанимационного было тихо, только одна молоденькая медсестра, что-то записывала в журнал.

— Здравствуйте! Меня зовут Ярослав Иванович Земельский, я врач нейрофизиолог из Мединститута, — Слава сразу взял представительский тон, слегка «подправляя» свои анкетные данные, чтобы произвести должное впечатление. — К вам поступала наша аспирантка Наталия Березина. Как бы мне узнать о её самочувствии?

— Здравствуйте! А ее уже перевели в терапевтическое отделение. Мы ее подержали на контроле часа полтора. В общем-то, ничего серьезного: никакой передозировки. Просто у нее слишком высокая чувствительность к препарату, да и голова шутку сыграла. Ну, мы провели восстановительную терапию. Потом пациентке стало явно легче, и ее отправили отлежаться. У нас тут, сами понимаете, «легких» не держат, — бодро отрапортовала девушка в белом халате и, не удержавшись, то ли ехидно, то ли сочувственно добавила. — Что ж вы там девушку просмотрели-то?

— Да нет, это какое-то недоразумение. Спасибо! — пробормотал Слава и в задумчивости пошел в терапевтическое отделение. В голове был полный сумбур.

"Нет, невозможно, чтобы Наташа «подсела» на наркоту. Это было бы заметно. Да и такая девушка — нет уж!" — возмущенно фыркнул Славка. А потом подумал: "А, что это ты так ее заценил?" И тут же мысли с самокопания съехали на испуганный лад: "Вот же ещё проблема! Теперь все данные в институт попадут! Да Наташу же из аспирантуры попрут! Да и мне перепадет на орехи… Если, конечно, не открестится сейчас же от всего. Прямо сейчас смотать домой. С Наташей уже, наверно, ничего страшного не случится…" На душе стало противно: "Нет, надо все выяснить у неё, а потом решать, что делать!" — а ноги, тем временем, сами привели по нужному адресу.

Тут уже дежурная медсестра быстро сориентировалась и отправила Славу в четвертую палату. Благо еще шли последние минуты времени для посещений, и никаких специальных разрешений не требовалось. Предупредительно постучав о притолоку, Слава тихонько открыл дверь и помедлил, разыскивая глазами Наташу: "Вот она, на дальнем месте в правом ряду. Немудрено замешкаться — ее трудно узнать!"

Наташа сильно изменилась. Тени под глазами, потрескавшиеся губы и спутавшиеся волосы, хоть и не красили ее, зато делали какой-то домашней и беззащитной. Слава подошел к кровати, прихватив с собой, стоящий посреди комнаты табурет. Наташа удивленно поймала его глазами:

— Ой, Слава! Ты как здесь оказался? — слабым голосом спросила Наташа. Стесняясь, тут же попыталась натянуть одеяло и поправить волосы. Это ей плохо удавалось — руки еще не слушались, а взгляд никак не мог сосредоточиться на Славином лице.

Слава взял Наташину ладонь в руки и, пытаясь быть, как можно спокойнее и доброжелательнее, сказал:

— Привет Таша! Главное, не волнуйся! — ему вдруг вспомнилась первая их встреча, когда ее случайно представили этим странным именем.

— Таша? — девушка недоуменно сдвинула брови, пытаясь что-то понять.

— Только не напрягайся сейчас! — испугался за нее Слава. — Тебе что, мало головной боли? — вопрос получился каким-то двусмысленным, и Слава сразу продолжил. — Это ты сама так представилась первый раз, помнишь?

— А-а, — рассеянно протянула Наташа. Потом потеряно поводила глазами и, слабо сжав Славину ладонь, спросила шепотом. — Что же теперь будет!? Какая же я дура! Я же всех подставила!

— Ну ничего, ты же почти блондинка! А блондинкам все позволяется! — тихим голосом шутил Слава, одобрительно улыбаясь Наташе, а сам думал: "Надо как-то разруливать ситуацию. Дело, действительно, может обернуться еще тем боком!" Девушка, тем временем, зажмурила глаза, и в их уголках появились непроизвольные слезы. "Да, после такого трудно управлять собой" — подумалось Славе.

— Ты лучше расскажи, что случилось, а потом вместе придумаем, что делать, — предложил он.

— Ты помнишь… мы как-то рассуждали, что является больной фантазией в шаманских наркотических состояниях, а что может быть действительно отделенным сознанием… Вот я и попробовала разобраться на себе… Дура! — опять с отчаянием прошептала Наташа, делая паузы — ей было явно нелегко.

У Славы отлегло от сердца: "Значит, все-таки, это только единичный случай! И Наташа не какая-нибудь тайная наркоманка".

— Сейчас ты лучше успокойся и расскажи вкратце, что произошло, — мягко повторил Слава, слегка пожимая Наташину руку.

— Я выпросила у бывшей одноклассницы две дозы ЛСД на марках — у нее когда-то были с этим проблемы. Она мне и посоветовала: "Если хочешь сразу улететь, бери обе дозы в один прием — они старые, могут слабо действовать". Какая же я глупая — не могла просчитать: она-то на себя примеряла, а я-то новичок! Хорошо хоть Веру подстраховать попросила.

— Так, когда же ты наркотики-то приняла?

— С утра и начали, чтобы мне к вечеру выйти «оттуда». — Наташины глаза были совсем мокрые от переживаний.

— Так! Если у кого-то здесь или потом возникнут вопросы, говори, что опыт мы запланировали согласно с темой твоей работы. Но ты провела его самостоятельно, потому что я был занят, но разрешение тебе на эксперимент выдал, — в голове у Славы созрел план разруливания ситуации. — Ты только случайно перепутала дозировку, и вместо пятидесяти микрограмм, приняла сто, и у тебя пошел «бед-трип» из-за гиперчувствительности. Я предупрежу Веру и выпишу вчерашним днем выдачу препарата, содержащего сто микрограмм диэтиламида лизергиновой кислоты, который мы используем для животных. Так что все будет в порядке — отделаемся легким испугом!

— Нет, я не буду тебя подставлять!

— Тогда ставь крест на своей карьере за "использование и хранение"! И потом, как ты меня подставишь? Не волнуйся: все будет тип-топ, не впервой! — нарочито бодрым тоном уверял он Наташу, и кажется, ему, хотя бы отчасти это удалось.

— Ты знаешь, как одиноко я чувствовала себя! Родители уехали в отпуск, и мне не у кого было просить помощи. Я не знаю, как тебя благодарить! — уже во всю, но облегченно плакала Наташа, сильно сжимая его ладонь своей холодной рукой.

— Никак не надо! Главное, выздоравливай! И потом, в больницу тебя Вера определила, а я, наоборот, даже вовремя не пришел на помощь — мобильник не работал! — Слава вдруг заметил, что уже с полчаса держит ее руку в своей, и ему совсем не хочется ее отпускать. Сердце сжималось от жалости и сочувствия к красивой девушке, смешиваясь с чувством гордости за такую отчаянную смелость экспериментатора и досадой на очевидную почти детскую непредусмотрительность.

"Стоп!" — мысленно скомандовал он себе: "Не смешивать рабочие дела с личными симпатиями. У тебя нет морального права использовать ситуацию в личных целях".

— Ты сейчас спи и завтра будешь как новенькая! — Он пожал руку Наташе и поспешил к выходу из палаты.

По дороге он продолжал обдумывать ситуацию: "Она ведь наверняка попытается рассказать правду и взять все на себя в институте. Но, с другой стороны, и подругу подставлять не захочет — это же может дойти до разбирательства в органах. Надеюсь, это она понимает. Надо завтра же сделать расходную запись в журнале и попросить Веру заверить подпись — уж она-то поймет ту сложную ситуацию, в которой они оказались. Следующее: позвонить Пустосельскому и убедить того, что он, Славка сам выдал разрешение и наркотик Наташе. А так же подготовить профессора к тому, что Наташа попробует взять вину на себя и начнет придумывать всякие истории, лишь бы не вмешивать своего руководителя. Да, звонить ли в милицию? Нет, лучше заведующему реанимационного или терапевтического — спросить, сообщают ли они о таких случаях в органы…"

Прошла неделя, прежде чем последовали действия со стороны руководства. Наташа выздоровела за пару дней, но Слава опасался встречаться с ней, из-за возможного к ним «интереса» со стороны начальства. Поэтому, он даже не рискнул больше ехать к Наташе в больницу, а попросил это сделать Веру, а сам сводил все контакты с аспиранткой к коротким беседам типа "как дела — нормально". И это не замедлило себя оправдать.

У него на столе лежало официальное приглашение на ковер к директору института: явиться вместе с завлабом, Наташей и Пустосельским для разбирательства по делу "Не контролируемого хранения и расхода наркотических препаратов и так далее". Слава заранее подготовил все бумаги, предупредил обо всем начальство и обработал Наташу с Верой, пропесочивая их в коридоре, чтобы те не сказали какой-нибудь глупости.

Как выяснилось, информация прошла из больницы и была-таки взята "на заметку" в милиции. В результате "неприятной беседы" у директора, Славу лишили доступа к наркотикам, вкатили выговор, да еще и штрафанули почти на ползарплаты. Но главное (он сам себе удивлялся — почему главное?), Наташу не выгнали из аспирантуры — Пустосельский стал стеной на её защиту. Хороший он все-таки старикан. Разумеется, без санкций не обошлось: приказали сменить тему и тоже — никакого использования наркотических препаратов в научной работе и медицинской практике.

Веселья, в целом, было мало, и Слава прямо с «пропесочивания» отправился домой, «заливать» свои растрепанные нервы. На улице, как назло, стояла неповторимая атмосфера уходящего лета, когда теплое, но не палящее, ласковое солнце отдает свои последние летние силы, как бы стараясь на прощанье. Почти не замечая ничего вокруг, Славка припарковал машину во дворе, захлопнул дверь и потащился к подъезду в серой многоэтажной коробке. Замок в подъезде не работал. "Опять шаловливые ручки поработали — вот уж некуда силушку приложить! Хоть бы лифт не сломали!" — по привычке ворчал он про себя. Но лифт был в порядке и, позвякивая на этажах, послушно повез жильца наверх.

Забросив куртку на вешалку, Славка протащился на кухню сообразить какую-нибудь закуску. В холодильнике нашлась копченая колбаса, а в шкафу — соленые сухарики. Он задумался: "Взять ли более подходящее к закуске пиво из холодильника, или, уж сразу, нарезаться, чего покрепче? Вот уж воистину русский вопрос!" — наконец усмехнулся незадачливый пьяница и выгреб, для начала, сразу три банки Балтики из холодильника. Нагрузившись всем этим добром, он прошел в гостиную, включил с компа сборник хитов старого тяжелого рока, и завалился на диван "думать думу горькую" в истинно национальных традициях: под музыку и выпивку.

Музыка не давала совсем уж раскисать. Славка, уже наверно, битых два часа предавался алкогольной «медитации» под мощные звуки рока, а мысли все крутились вокруг Наташи… нет, Таши. Он, то возмущался, вспоминая, как она всегда отвергала помощь и критиковала советы, то умилялся её беспомощностью и искренней благодарностью в больнице, то восторгался ее смелостью пойти на рискованный эксперимент, а то, просто, вспоминал ее длинные, абсолютно прямые светло русые волосы и взгляд огромных серых глаз, каждый раз меняющих свой оттенок и настроение: иногда смущенный, иногда вызывающий и сердитый и, один раз, беспомощный и благодарный.

Она всегда выглядела естественно, в ней не было того жеманства и искусственности, что его раздражало в людях. Она удивительно правильно пользовалась косметикой — та никогда не бросалась в глаза. То что все-таки она ею пользуется, он понял только в больнице, но это лицо, более блеклое без туши и помады, было даже милее и, как-то беззащитнее. Он вспоминал её прекрасную, гибкую фигуру и у него захватывало дух от попыток представить ее без одежды. Он, кажется, все-таки безнадежно влюбился, и оставалось молить бога, чтобы Таша ответила взаимностью. Он чувствовал, что за полгода «созрел» уже до того, что готов был не только "носить тапочки", но и вообще "целовать песок, по которому она ходила" — как пелось в старой-старой песне Тухманова. "А вдруг у нее есть кто-то?!" — неожиданно закралась коварная мысль: "Да наверняка, у такой «королевы» не один ухажер — еще и в очередь стоят!" — как ему не хотелось об этом думать…

Его тоскливо-восторженное полупьяное рефлексирование было прервано настойчивым звонком в дверь. Он с сожалением встал с дивана, кое-как затолкал выбившуюся рубаху обратно в штаны и пригладил рукой всклоченные волосы.

— Сейчас, сейчас! Иду уже! — бормотал на ходу Слава, шаркая тапками и гремя замком. Каково же было его удивление, когда в квартиру решительно вошла Наташа, возмущенно сверкая своими большущими глазами.

— Ташенька?! — глупо улыбаясь, Слава уставился на его мечту, воплотившуюся в реальность прямо в коридоре собственной квартиры…

Выходя из кабинета директора, Наташа чувствовала себя ужасно, и все-таки, она нашла в себе силы поблагодарить профессора:

— Спасибо большое, Иван Васильевич! Вы меня спасли!

— Ну что Вы, голубушка! Вы знаете, мне бы по должности надо Вас продолжать «песочить» и дальше, но язык не поворачивается. У меня, знаете ли, у самого, внучка почти Вашего возраста. Как представил, что с ней что-нибудь эдакое приключится — так с сердцем плохо сделалось! Я, конечно, понимаю, что это, так сказать, "несчастный случай на производстве". Только договоримся впредь: пожалуйста, никаких подобных выходок без моей санкции, а то, здоровье у меня уже не то, чтобы к начальству на ковер часто бегать!

— Что бы я без Вас делала?! Уж простите Вы мою глупую голову! — пристыжено оправдывалась Таша.

— Всем бы, да такую «глупую» голову! — усмехнулся профессор. — Я бы из-за глупой головы и пальцем не пошевелил! Ну все, Наталия Степановна, разрешите откланяться. Мне еще в канцелярию нужно зайти, раз уж здесь оказался.

— Ой, простите, Иван Васильевич! Еще раз за все спасибо!

Пока она говорила с профессором в коридоре, все разошлись кто куда, обменявшись вежливыми кивками на прощанье. Ярослав сразу же убежал, видимо, избегая излишних обсуждений. Оставшись одна, Наташа направилась в свою лабораторию, где ей был отведено аспирантское место. На ходу она вспоминала события последних дней. Вспоминала, как пустилась в авантюру, доставая наркотик через бывших одноклассниц — можно сказать незнакомых людей. Как уговаривала Веру на это рискованное мероприятие, используя все дозволенные и недозволенные методы.

Они начали с утра у нее дома. Наташа, чтобы наверняка получить результат, приняла двойную дозу…

…сначала она лежала, не чувствуя ничего особенного. Затем, внутри начали подниматься волны жара, затопляющие все тело. Сердце учащенно забилось, и Наташа поплыла в безмятежном блаженстве. Тело как будто становилось все легче и больше, куда-то подымалось, и, наконец, словно зависло, паря в воздухе. Наташа оглянулась вокруг: Вера сидела, читая книгу, а ее саму уже несло к окну в восхитительном полете. Она вылетела из дома и, казалось, пыталась обнять всю землю, переполненная счастьем и блаженством.

Непонятно, сколько длилось это состояние эйфории, но вдруг она оказалась в каком-то странном месте: это было покатое, зеленое, как будто резиновое поле. И все было бы хорошо, но это поле было усеяно тонкими и длинными шипами, которые пучками торчали из желтоватых кочек. Некоторые шипы загибались по дуге книзу. Наташа стояла на цыпочках на двух таких дугообразных иглах, боясь пошевелиться и потерять равновесие. Падение, скорее всего, было бы смертельным. И вдруг до нее дошло: она стоит на поверхности огромного, не умещающегося в сознании кактуса!

Она так и стояла, замерев и не зная, что делать. Ноги уже начали трястись от напряжения. Но вот откуда-то к ней слетело странное создание, больше всего напоминающее Дюймовочку или маленькую фею. Эта маленькая, одетая в нарядное платьице девочка со стрекозиными крыльями за спиной ловко спикировала и уселась на наклонную иглу кактуса.

— Что, стоишь? — сочувственно спросила крылатая девочка. — Ну стой, если не надоело.

— А что мне делать? — чуть не в отчаянии спросила Наташа.

— А не надо лезть туда, куда не положено! — почему-то недобро усмехнулась маленькая фея.

— А я никуда и не лезу! — удивленно ответила девушка.

— Это ты сейчас так говоришь. Еще полезешь! — фыркнула зло девочка и упорхнула.

Наташа не поняла о чем шла речь, но каким-то образом ощутила, что это очень важно. Важно настолько, что вся ее жизнь может зависеть от разгадки этой фразы. Но додумать она не смогла — ее ноги не выдержали, и она не в силах больше удерживаться, закрыла глаза и повалилась на огромные шипы…

Однако никакой боли не было. Открыв глаза, она увидела, что продолжает лететь в прекрасной голубизне неба, купаясь в белых перинах облаков. Спустя некоторое время она почувствовала, что на нее наползает какая-то тень. Темнота все сгущалась, а душу начал сковывать страх. Вдруг под ней разверзлась бездонная пропасть и она, со страшным ускорением, стала падать в эту бездну. Она кричала, зовя на помощь, но у нее не было голоса, и никто не приходил на выручку. Пропасть, тем временем, стала закручиваться, как воронка смерча. Через мгновение смерч изогнулся горизонтально и превратился в огромный каменный каток, накатывающийся на скованную страхом Наташу. Её немой непрекращающийся крик так и стоял в парализованном теле, пока она окончательно не провалилась в черноту абсолютного беспамятства.

Очнулась она в больничной палате со страшной головной болью и тошнотой.

— Ага! С прибытием на Землю! — отдаленным звоном разнесся в голове голос человека в белом халате. — Теперь все будет в порядке, хотя твоему похмельному состоянию не позавидуешь! Давай-ка, мы тебе снотворного добавим — тебе теперь лучше часик-другой поспать…

Следующий раз она проснулась в палате. Голова уже так не болела, но тело было как ватное, а глаза никак не могли сосредоточиться на предметах. Наташа лежала, бездумно уставившись в потолок и ощущая лишь сосущую пустоту внутри. Потом всплыла одна мысль и стала настойчиво стучаться в мозгу: "Как же я угодила в больницу? Я же теперь наркоманка! Никто не поверит, что это случайно!"

Спустя какое-то время в поле зрения появилась светло-русая голова высокого человека. Он взял ее за руку, и она с удивлением и внутренним облегчением узнала Славу. Он держал ее руку, что-то ласково ей выговаривая, а она вдруг почувствовала такое безмятежное спокойствие, какое было только в детстве, когда, сидя на коленях у отца, она понимала, что все всегда будет в порядке, что папа защитит ее от всех невзгод, и всегда можно будет спрятаться за его спиной или укрыться в его больших объятьях. Она пыталась что-то возражать Славе, но у нее не было сил, и она переложила все проблемы на его плечи.

Потом он ушел, а она еще долго предавалась ощущению внимания и заботы, оставшемуся от разговора. "Он совсем другой, чем пытается выглядеть. Оказывается, в нем столько человечности!". Наташе припомнились свои многочисленные поклонники, из которых и выбрать-то толком было некого. Одни рвались только к ее телу, другие были некрасивы или противны чем-то, а третьи — элементарно тупы. Впервые красивый мужчина отнесся к ней чисто по-человечески, почти по-отцовски… — с этими мыслями о Славе она и уснула.

А потом началось непонятное. На следующий день она напрасно прождала прихода Славы. После обеда ее навестила Вера с «инструкциями» по разруливанию ситуации и просьбой больше не чудить. Выйдя из больницы, Наташа, первым делом, поспешила к Славе со словами благодарности, но натолкнулась на стену прежней холодной, официальной доброжелательности. Ей ничего не оставалось делать, как играть предложенную игру и ждать санкций «сверху». И только в кабинете директора до нее стало доходить, что Ярослав все вывернул наизнанку: будто бы он спланировал эксперимент и выдал ей наркотик, и он же не проследил за правильным выполнением эксперимента, чьей жертвой стала она — Наталия Березина. И подано это было так, что все ее возражения были бы восприняты, как детские капризы.

"Вот, оказывается, какая цена моей спасенной карьеры! Как он посмел так играть со мной! Нет, я не могу здесь больше оставаться — это какая-то подачка! Напишу заявление об уходе из аспирантуры — найдется, чем другим заняться!" — она уже бежала к себе. Взяла лист бумаги и стала писать: "Профессору… Прошу отчислить из… по семейным обстоятельствам…". Стандартные слова быстро ложились на бумагу. Наташа упрямо смахнула слезу и поставила подпись.

Пробежка до кабинета Пустосельского окончилась у запертой двери. Наташа долго стояла, уставившись на ручку двери, и думала о Ярославе: "Нет, так это ему не пройдет! Все он просчитал! А меня он не просчитает! Мне надо высказать ему все в лицо и посмотреть в его холодные, надменные глаза!" Она метнулась, разыскивая своего спасителя-обидчика. Вера сказала, что уже все уходят, а он, скорее всего сейчас у себя дома и добавила:

— А адрес, если ты ему трепку тэт-а-тэт хочешь устроить, можно у Игорька узнать — он еще у себя.

Теперь, накачивая себя возмущением, Наташа мчалась с автобуса к большому серому дому, высказать все, что она о нем думает. "Да, домик — так себе. Хорошо, что подъезд открыт — встреча будет внезапной!" — она хотела заглянуть в его глаза, пока он не успел отгородиться своей пуленепробиваемой стеной вежливости. Уже выйдя из лифта и надавив кнопку звонка, она вдруг с испугом подумала: "А если он не один? — с приятелями, родителями или женщиной?" — по слухам, он жил один, но мало ли что слухи говорят. "Все равно, выскажу ему все и уйду!" После долгого ожидания дверь загремела замком и медленно открылась.

— Ташенька?! — перед ней, слегка покачиваясь под звуки тяжелого рока, стоял взлохмаченный Ярослав, на лице у которого расплылась идиотская улыбка.

Переступив порог, Наташа поморщилась от пивного перегара, которым несло от ее научного руководителя. Прикрыв дверь за собой, она набрала побольше воздуха в легкие и начала заготовленную тираду:

— Ярослав Иванович! Я пришла высказать всё, что я о Вас думаю! Вы обманом воспользовались моей слабостью в больнице и заставили врать моему руководителю по аспирантуре и директору института! Вы пользуетесь людьми, как марионетками, а я не собираюсь плясать ни под чью-либо дудку! Я всегда сама отвечаю за свои поступки, и не надо меня прикрывать из ложного героизма. Короче, я написала заявление с просьбой об отчислении из аспирантуры… — бойко начав, она все медленнее выговаривала припасенные фразы, смотря, как они бьют по беззащитному взгляду. С каждой фразой его глаза становились все грустнее и виноватей, пока Слава совсем не стал похож на побитую собаку. "Что-то здесь не так! Кажется, я действительно застала его врасплох!" Она вдруг заметила, что Слава все это время держит ее за руку. Потом он накрыл ее пальцы ладонью, поднес ко рту и прикоснулся к ним губами.

— Ташенька, здравствуй! — еще раз, уже шепотом, произнес Слава.

Наташа долго молчала, вглядываясь в эти, немного пьяные, извиняющиеся глаза, и вдруг, все встало на свои места — как пазл вдруг выстраивается в ясную картину с последним кусочком мозаики…

Он был самим собой, не все это время в институте, а в больнице, когда успокаивал Наташу. И сейчас, здесь — он настоящий! Она вдруг все поняла, и ей ничего больше не надо было объяснять. И шла она сюда не ругаться, а за последней призрачной надеждой на счастье, спрятавшейся где-то в подсознании. Надеясь, где-то глубоко внутри себя на то, что он все-таки не обманул ее тогда, в больничной палате.

И тут Славка выкинул, наверно спьяну (трезвый бы он, конечно, не решился), трюк, который окончательно изменил ситуацию. Он, вдруг, грохнулся перед Ташей на колени, обнял ее ноги в охапку, и, уткнувшись ей в живот, промычал оттуда:

— Ташенька! Прости меня! Я хотел тебя спасти! Нам нельзя было тесно общаться, чтобы не заподозрили сговор! — Славку вдруг понесло. Его нутро само сообразило, что он обнимает прекрасное девичье тело и совсем не по-дружески. Под стиснутыми руками оказались как раз наиболее соблазнительные места, туго обтянутые джинсами и упруго поддающиеся ладоням.

Наташа напряглась. Внизу живота что-то свернулось в тугой клубок и рвануло вверх, обдавая жаром грудь и голову. Ноги стали подкашиваться. Она запустила руки во всклоченные Славины волосы и, задыхаясь, взмолилась слабым голосом:

— Сла… Славочка, миленький, я сейчас упаду!

— Что ты! Ласточка моя, я не дам тебе упасть! — Славка быстро среагировал, исправляя положение. Подхватив Ташу под коленки, поднял ее на руки и осторожно понес в свою комнату — подальше от музыки и разбросанных в гостиной пивных банок. Ногой открыл дверь и неуклюже, боком, внес Ташу внутрь. Наташа, уже совсем плывя в тумане, обняла Славу за шею и прижалась к его плечу.

Он усадил ее на диван, сам стоя перед ней на коленях, потянулся обнять ее, но уперся животом в её колени. Она, сначала судорожно сжав ноги, как будто стесняясь, вдруг, решившись, раздвинула ноги и притянула его за шею к себе. Так они и слились в эдаком странном сумбурном объятии, боясь пошелохнуться и сказать что-либо. Как будто два аккумулятора, заряжающиеся друг от друга мощным потоком божественной энергии. Вокруг стояла тишина — слава богу, музыка в гостиной сама прекратилась — видимо, треки в списке песен кончились.

Он, уткнувшись ей в плечо, плыл в тонком аромате каких-то незнакомых духов, прислушиваясь к частому биению милого сердца. Она, прижавшись щекой к лохматой голове и закрыв глаза, впитывала в себя, ставший вдруг таким родным, легкий запах его пота, смешанный с остатками утреннего дезодоранта. Она чувствовала, что этот запах, становясь близким, записывается куда-то в самую глубину ее подсознания, привязывая ее душу намертво к нему на уровне первобытных инстинктов. Постепенно, как бы слегка насытившись энергией любви, они стали робко ласкать друг друга: он водил рукой по ее стройному телу, то лаская упругую грудь, то гладя длинные ноги, а она теребила его волосы и целовала его лохматую голову. Наконец он шепотом спросил, стесняясь:

— От меня наверно, как от пивной бочки разит! И поцеловать тебя даже боюсь.

— Смешной! Мне теперь этот перегар на всю жизнь запомнится лучше запаха самых прекрасных цветов! — Она решительно подняла своими узкими ладошками его голову, повернула к своему лицу и жадно потянулась к его губам, как тянется к воде мучимый жаждой путник в пустыне. Он только успел окунуться в озера ее глаз и найти ее горячие, слегка шершавые, мягкие губы, и им снова долго было не до слов… а потом они долго сидели, перешептываясь:

— Ты знаешь, у меня такое чувство, что щелкнул какой-то тумблер и выключил старую жизнь, а вместо неё включил новую, и что все в этой жизни уже будет по-другому, даже имя у меня будет другое: Таша. Мне так нравится, когда ты меня так называешь!

— Я только сегодня, перед твоим приходом понял, как я тебя люблю! Представляешь, я собрался "топить горе в вине", а в место этого размечтался о тебе. И вдруг, мои мечты материализовалась прямо у меня в коридоре!

— Сколько же мы с тобой сопротивлялись природе? Нам наверно, где-то наверху предписано было быть вместе, а мы, как упрямые быки, почти полгода шли против судьбы.

— У меня такое чувство, что вся моя жизнь была только путем к этому мигу. Мне кажется, я буду всю жизнь помнить этот момент.

Неизвестно, сколько они так сидели, но в комнате стало темнеть. Вдруг Ташин взгляд стал напряженным и остановился на Славином лице. Её глаза потемнели и стали глубже. Она, наконец решившись, тихонько запустила свою руку за ворот его рубахи, начиная ласкать его тело. Он немного напрягся, заглянул ей в глаза:

— А не спешим ли мы — без ухаживаний, без цветов, без ресторанов? Я ведь уже не могу сопротивляться!

— Я чувствую, что мне абсолютно все равно до ресторанов и ухаживаний. Считай, что ты уже ухаживал за мной все эти месяцы. Сейчас и здесь лучший момент моей жизни, и я хочу прожить его до конца, а свадьбы и праздники, как и похороны, устраиваются не для нас, а для людей. И прошу тебя, мой милый: будь смелей, возьми меня, только осторожней — я немного боюсь.

— Ты что, еще девочка? — Слава ошарашено уставился на Ташу. Она, покраснев и зажмурив глаза, закивала головой.

— Солнышко мое! Да такая красавица и умница, еще и девственница! Да за что же мне такое счастье-то! — запричитал Слава, вскочив и засуетившись.

— Не мельтеши! — немного хрипло сказала Таша, взяв Славу за руку, а сама легла на спину, потянув его на себя. И все смешалось в потоке страсти, нежности, неумелых ласк и боли!

Он раздевал и покрывал поцелуями её восхитительную небольшую напряженную грудь, красивый живот и обнажающиеся бедра, снимая ее тесные одежды и упиваясь ее совершенными формами. Она, немного скованно, помогала ему раздеться и, слегка дрожа, боясь и сгорая от желания, раздвинула ноги, пуская его внутрь. Он, страшно переживая, и боясь сделать больно, начал вводить свою плоть в горячее лоно любимой. Она, сначала отодвигаясь, закусила губу, потом сама, с невольным вскриком, резко подалась вперед, как бы насаживая себя на его естество. Славино сердце обливалось слезами, он мелкими движениями тихонечко довел себя до финального взрыва — благо для этого было достаточно трепыхнуться несколько раз. Было видно, что даже это последнее напряжение делает больно любимой. Извергнув все экстаз, восторг и любовь, они окончательно замерли, слившись в единый организм…

— Прости любимая, говорят, это не доставляет радости девушкам в первый раз, — шептал Слава, гладя длинные светло-русые волосы Таши.

— Ты знаешь, я теперь могу сравнить свои ощущения с теми, что были под действием наркотика, — уже успокоено улыбаясь, шептала Наташа. — Так вот, наркотик не даст и десятой части того «улета», какой я испытала сегодня. Чтобы дальше ни случилось в моей жизни — я теперь знаю, что такое счастье.

— Погоди, вот когда у тебя все подзаживет, ты у меня еще узнаешь, что такое настоящий "улет"! — шутливо пригрозил Слава. Потом вдруг вспомнил. — Ой, мы же забыли о резинках! Не пьешь же ведь ты таблетки "на всякий случай"!

Наташа, вдруг напряглась. Ее глаза сощурились и в них появились холодные льдинки:

— А ты против того чтобы у нас был ребенок? Или это у нас просто небольшой служебный романчик?

— Глупая! — Слава покрывал Ташино лицо поцелуями. — И я дурак! Чтобы первый раз, и с резиной — это, как говорится, все равно, что цветы в противогазе нюхать! Роди мне девочку, такую же красивую, как ты!

— Нет уж! — счастливо расслабилась Таша. — Я рожу мальчика, такого же красивого, как ты!.. А знаешь, наверно, мало кому выпадает такое счастье! — она лукаво посмотрела на Славу. — Ведь мы с тобой красавчики. Любить и быть любимым красивым человеком редко кому удается.

— Наверно, но, с другой стороны, для любящих, их возлюбленные всегда самые красивые, — возразил Слава.

— И все-таки, ты меня не переубедишь! — улыбнулась Таша и засуетилась. — Слава, мне можно душ принять? У тебя хоть ванна-то есть? А то я еще, кроме этого дивана, у тебя в гостях ничего не видела!

— Ой! И действительно! — рассмеялся ей в ответ Слава. — Хорошо же я девушку принимаю!

— Ох, и крутой же ты Дон Жуан! Ты что, всех девушек так привечаешь? — уже вовсю смеялась Таша, купаясь в неге своего внезапного счастья.

— Все, бегу! Ташенька, подожди одну минутку — я приготовлю ванну, а то там, извините, некоторый бардак, понимаете ли. Сейчас, я тебе простынку принесу укрыться. — Он вскочил, суетливо закрывая схваченной с пола одеждой свои телеса, метнулся в бывшую родительскую спальню, сдернул простыню и помчался обратно.

Из комнаты доносился счастливый смех Таши:

— И что ты закрываешься?! Любимый! Дай мне хоть полюбоваться на тебя!

— Сама, вон, майкой прикрылась! — сказал Слава, накрывая Ташу простыней и целуя. — Сейчас все будет готово!

— Спасибо мой рыцарь! Неужели ты думаешь, я захочу предстать перед любимым человеком в неопрятном виде?

— Да раньше простыни со следами "потерянной невинности" перед входом в избу вывешивали! И я бы вывесил на балконе — всем бы хвастался, что я у такой королевы красоты первый — да никто в теперешнем мире не поймет! — уже из коридора и, гремя чем-то в ванной, кричал Слава. Ополоснув ванну и, заодно, себя, он накинул халат и, покопавшись в шкафу со стираным бельем, выудил-таки на свет мамин старый, махровый халат. Поспешил обратно и наткнулся на Ташу, которая босиком вышла в коридор, придерживая одной рукой обернутую вокруг себя простыню, а другой — охапку одежды.

— Всё готово, моя королева! — Слава придворным жестом пригласил Ташу, и почувствовал, как у него сжалось сердце от счастья при виде своей недавней мечты в такой домашней обстановке.

Таша быстро прошмыгнула в ванну, а Славка понесся по комнатам наводить порядок. Первым делом нашел Таше тапочки. Потом, быстро заправив диваны в маленькой комнате и гостиной и закинув пустые пивные банки в пакет, он кинулся на кухню приготовить чего-нибудь съестного. Он успел только поставить чайник на плиту, когда Таша вышла из ванной в халате.

— С легким паром, солнышко! — обнял ее Слава. После душа, Таша смыла всю косметику, и лицо ее стало нежнее и домашней, смягчившись, как на картинах Моне в пастельных тонах. — Какая ты у меня красавица! — восхитился в который уже раз Слава и уже шутливо-приказным тоном добавил. — Дома теперь всегда будешь смывать косметику!

— Ах, какой ты у меня генерал! Ты не оставляешь мне выбора! Придется мне теперь серой уточкой ходить, — притворно вытирая слезу, пожаловалась Таша.

— Такую "серую уточку" на обложку «Плейбоя» надо выставлять! — возразил игриво Слава, запуская руку гулять под Ташиным халатом.

— Нет, все! Беру командование на себя! Есть у тебя здесь хоть какие-нибудь съестные припасы? А то есть очень хочется! — Таша осторожно высвободилась из Славиных объятий и хозяйским взглядом обвела кухню. — Да, чувствуется рука холостяка! У тебя, кажется, родители в отъезде?

— Да, я уже год, как один хозяйничаю. Отдаю все здесь под твое командование. Но учти, грязную посуду и мусор я тебе не доверю! — патетически закатил глаза Слава.

— Тогда все! Садись — я буду тебя кормить!

Но все равно Славка не усидел на месте, и они вместе накрывали на стол, резали хлеб, разливали по чашкам чай, все время, как бы невзначай касаясь и приобнимая друг друга руками, шутя и смеясь от переполнявшего их счастья. Потом они пили чай со старым высохшим печеньем, наслаждаясь им, как будто это было изысканнейшее угощение. А еще позже, уже в гостиной, при свете одного компьютерного дисплея, не переставая ласкать друг друга, они водили серьезные разговоры "за жизнь".

— Ты знаешь, — говорила Таша. — ты прости меня за нахальство, но у меня чувство, что я больше отсюда никуда не уйду, как будто я жила всю жизнь здесь, а мы знакомы с тобой сто лет, и у меня нет более родного человека. Как это странно! Ведь до этого я жила в такой хорошей семье, у меня очень добрые мама с папой. Но сейчас я чувствую, как будто они только лишь мои добрые родственники, но мы больше не одна семья. А с тобой мы одно целое. Мы словно детальки из Лего — сщелкнулись друг с другом так, что нас теперь и зубами не разъединишь!

Славка вдруг хитро хихикнул и уткнулся носом в Ташины волосы. Заподозрив, что тут что-то не так, Таша выудила его хихикающую физиономию на свет и спросила, как на допросе:

— Это чему ты так радуешься?!

— Да так, — продолжал хитро улыбаться Слава.

— Нет, говори! — потребовала Таша.

— Просто представил, что мы, как две половинки одной попы, склеившиеся клеем Момент! Представляешь, ужас какой! — признался в своей холостяцкой шуточке Славка. Затем, увидев по несколько смутившемуся взгляду Таши, что шутка все же оказалась несколько грубоватой, взял в ладони ее лицо, долго смотрел в ее глубокие, мерцающие синими бликами в свете дисплея, глаза и прошептал. — Извини, ты абсолютно права. Ты жила здесь уже тысячу лет, и я никуда тебя отсюда не отпущу. Мы с тобой, как части одного организма, — потом опять лукаво улыбнулся. — Ты какую часть тела себе выбираешь? Предлагаются на выбор: голова, руки, ноги, но я думаю, попа подойдет тебе лучше всего! Она у тебя такая восхитительная! Вообще, говорят, это главная часть женской фигуры! — уже хохотал Славка, лаская оную соблазнительную часть Ташиного тела.

— Договорились, я беру попу и голову! Остальное можешь оставить себе!.. А если серьезно, что мы будем делать завтра?

— А ничего! Завтра пятница. Так что мы заболеем — у нас будет посттравматический синдром после перенесенных на работе экзекуций!

Потом, уже считай ночью, они пили хорошее красное вино (слава богу, у Славы было в запасе) при свечах, найденных в серванте, и отмечали, как сказала Таша, лучший день их жизни. Расслабленно спрятавшись в теплых, и успевших стать такими родными, объятиях, Таша вдруг встрепенулась:

— Ой, я ведь забыла, тебя же сегодня в директорате так "разделали под орех"! Прости меня, пожалуйста, за мою глупость!

— Мне, на самом деле, сейчас до такой "большой и лысой лампочки" все эти разборки! И не вздумай извиняться. Мой коварный план удался на сто процентов: ты у меня в объятиях, а все остальные остались с носом! — заговорщицки прошептал Слава.

— Но тебя же на ползарплаты оштрафовали!

— Не меня, а нас! Теперь тебе же меньше цветов и конфет достанется!

— Глупый, цветы с конфетами девочкам в детском саду дари, а мне только ты и нужен, безо всяких фантиков!

— Это ты сейчас так говоришь, а завтра, глядишь, от букета с предложениями руки и сердца и всех прочих частей тела, не откажешься! — возразил Слава и вспомнил. — Да, слушай, что ты чувствовала, когда приняла ЛСД? Теперь ты у нас, можно сказать, эксперт по этому вопросу.

— Сначала было прекрасно, хотя сейчас, я уже не скажу, что это было моим самым лучшим переживанием. Действительно, произошел эффект расширения сознания, но что-то в нем было все-таки не так. Я и в самом деле летела в эйфории, но как бы в своем теле. И самое странное, обернувшись, в комнате я увидела только Веру, а себя не помню. Иначе говоря, у меня не зафиксировалось, было ли это реально отделением сознания или просто наркотическими фантазиями. Да и дальше, когда я летела над землей — это могла быть фантазия, так как я не увидела ничего принципиально нового, что бы я не знала до этого. Единственное, что я никак не пойму, откуда взялась эта девочка-мотылек на кактусе и почему она так зло меня от чего-то отговаривала… Вообще у меня осталось странное чувство, будто кто-то вмешался и пытался меня напугать или отговорить от чего-то важного, но от чего — непонятно. И тогда меня словно забросили в эту кошмарную пропасть… об этом я не могу вспоминать, — Таша уткнулась в плечо Славе и начала всхлипывать.

— Успокойся, лапонька моя! Ну вот, я испортил тебе настроение, — гладил русые волосы Слава, — Подумай, у нас впереди три дня теплого уходящего лета, и я тебе обещаю, что мы их проведем так, что они запомнятся тебе на всю жизнь! Это будет нашим маленьким медовым месяцем, о котором, кроме нас с тобой, никто ничего не будет знать! — шептал Слава, глядя в мокрые, но уже снова счастливые Ташины глаза…