"Мир, которого нет" - читать интересную книгу автора (Кувшинов Виктор Юрьевич)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ЯН

ГЛАВА 1. ЖИЗНЬ № 1

… в голове кружились незнакомые стихи. Откуда он их знал? Ян пытался открыть глаза, но никак не мог. Звуки постепенно стали просачиваться в его уши, однако ничего, кроме того, что где-то капала вода, он не мог понять. Наконец до него дошло, что вокруг сыро и довольно холодно. Он слегка пошевелил ногой. Там что-то хлюпало, как будто под ступней была слякоть. Постепенно силы возвращались, и он открыл глаза. Это мало что изменило — его окружали плотные сумерки, нарушаемые только призрачным светом, проникающим сюда из-под железной решетки сверху. Он поднял руку и стал ощупывать лицо, одежу, земляные стены… Похоже, что он одет в какие-то лохмотья и находился в яме, единственный выход из которой был зарешечен. С неба в клеточку мерно капала вода в лужу, скопившуюся в центре ямы.

Так как ничего интересного вокруг не нашлось, Ян снова закрыл глаза и попытался вспомнить, что случилось? Мысли с трудом проворачивались в голове: "Как он здесь оказался? И вообще, что с ним произошло?" Смутные воспоминания никак не хотели оформляться ни во что определенное, и он решил начать с самого простого — вспомнить, кто он такой? Ему было ясно, что зовут его Ян, он мужского пола и среднего возраста, но дальше начинались трудности. Он смутно припоминал, что жил в стране, под названием…, нет, не вспомнить. У него когда-то были родители, но как их звать — он никак не мог для себя выяснить.

Чем он занимался всю жизнь? Учился? Может быть. Работал? Наверно. Но ничего конкретного в голове не прояснялось. Какие-то бытовые детали, происшествия из детства — в общем, всякая ерунда, не объясняющая ему ровно ничего. Что за странная амнезия? Он домучил себя попытками что-либо вспомнить до того, что у него начала адски болеть голова.

Силы, тем временем, потихоньку возвращались, и он решил обследовать место, в котором ему пришлось оказаться. Открыв снова глаза, он увидел все ту же сумрачную картину. Опершись на мокрую и скользкую земляную стену, Ян с трудом встал и подождал, пока успокоятся оранжевые блики перед глазами. Уняв дрожь в коленях, он сделал два осторожных шага вдоль стенки, держась за нее руками.

Ступни скользили в грязи, но, удержав равновесие, Ян выяснил, что он находится в земляной яме метра четыре в диаметре, с закрытым верхом, и небольшим зарешеченным люком. В голове всплыло странное слово «зиндан». "Кажется, так называют такую тюрьму на востоке. На каком востоке?" — Ян не мог вспомнить. Но то, что его здесь держат взаперти, до него дошло со всей безнадежной отчетливостью. Он вышел на середину ямы, встав в лужу под люком и подняв руки.

От вытянутых вверх пальцев до люка было еще почти метр — одному ему отсюда не выбраться.

Ян попытался крикнуть и почему-то удивился собственному голосу — он был хриплый и чужой. "Почему чужой? И какой у него был тогда голос раньше?" — ответа не было.

Не дождавшись никакой реакции на свои призывы, он прошел ближе к стенке и плюхнулся прямо на мокрую землю. Тишина давила на уши, и звук капающей воды выводил его из себя. Казалось, прохладный воздух постепенно высасывал из тела жизненные силы. Ян несколько раз подходил к решетке, в отчаянии пытался допрыгнуть до нее, но, снова и снова убеждаясь в напрасности этих действий, затихал, скорчившись в комок у стенки и пытаясь так сохранить хоть какое-то тепло в теле. В конце концов, он затих, тупо уставившись в серые сумерки. Время перестало для него существовать, также как и голод, прохлада и сырость. Мысли тупо вертелись вокруг одного вопроса: "Кто он такой, и как здесь очутился?" Он не знал, когда это случилось, и сколько он так просидел, не шевелясь — может быть несколько часов, а может — дней. Из состояния стагнации его вывел лязг откидываемой решетки и свет факела, резанувший по глазам.

— Хе! Смотри! Кого-то принесло на сей раз! — проворчал один голос.

— Да, будет «нашему» забава! Кажись мужик. Баба была бы лучше, но да ничего, и этот сойдет. Ладно, бросай веревку — пусть сам выбирается.

Ян разглядел, как из отверстия скинули конец веревки. С трудом встав на ноги, он подошел к ней и попытался ухватиться, но затекшие конечности не хотели слушаться.

— Ну, чё раззявился?! Лезь, если сгнить здесь не хочешь! — послышался далеко не ласковый окрик.

— Я… я не могу. Руки затекли, — выдавил из себя совсем охрипшим от бездействия и холода голосом Ян.

— Дак давай, разминай! — раздалось нетерпеливое понукание сверху. — Хотя бы ухватись получше — мы тебя вытянем. Не век же тебя ждать!

Ян, помахав руками, ухватился за веревку и намотал ее на кисти, чтобы та не выскользнула из непослушных пальцев. Соображать было некогда. В душе царил сумбур: "Кто эти люди и зачем он им понадобился? Если это тюрьма, почему они, увидев его, удивились, как незнакомому человеку?" Но, кажется, убивать его сразу они не собирались, и это радовало. Так как любая другая альтернатива холодной и сырой камере заточения ему сейчас представлялась лучшим выбором.

Слегка ободрав ладони и локти и растянув связки, Ян все же оказался наверху перед двумя детинами неопределенного возраста и рода занятий. Хотя, как он определил бы род занятий? Ян постарался вспомнить, что значит род занятий, но ему не дали додумать, подтолкнув в спину и приказав шевелить ногами. Они вышли из-под навеса, прикрывавшего яму, и двинулись гуськом по тропинке, идущей между кустами и деревьями. Снаружи было скучно и пасмурно. Тучи висели над головой, готовые вот-вот пролиться холодным душем. Ян шел в середине и рассматривал покачивающуюся спину впереди идущего мужика, одетого в потертую брезентовую фуфайку и такие же шаровары, заправленные в резиновые сапоги. Ян посмотрел на свои башмаки, которым больше подошло бы название лапти, да еще и насквозь промокшие. Он попытался прояснить обстановку, спросив:

— А куда это мы идем?

— Помолчи лучше! Скоро узнаешь! — отрывисто посоветовал впереди идущий тип, не останавливая движения.

Яну ничего не оставалось делать, как продолжить плестись вслед за ними. Через час такого топтания по лесу они вышли на окраину поля с какими-то высокими длиннолистыми растениями. Посадки были покрыты водой, и плантацию можно было бы принять за болото, если бы растения не росли ровными рядами, выдавая искусственное происхождение насаждений. Далее дорога потянулась между двух заболоченных полей. Приходилось месить ногами грязь, местами утопая по щиколотку в бурой жиже. Наконец этот почти бесконечный путь привел их к серому зданию, напоминающему крепость или замок. Архитектор, кто бы он ни был, явно не смог бы похвастать изящностью сего творения. Практичность здесь была поставлена во главу угла, как впрочем, и всех остальных частей строения. Высокие стены однозначно имели оборонное значение. Небольшие окна наружных стен выглядели больше бойницами, чем эстетическим элементом здания. В общем, никакого радостного чувства эта каменная хоромина с черепичной крышей своим видом не вызывала.

Яну было не до созерцания сомнительного архитектурного шедевра местного зодчества, так как, не евши с неизвестно какого времени, он еле стоял на ногах.

Видимо, заметив его невменяемое состояние, конвоиры, проведя Яна через внушительного вида ворота на двор, протопали к низеньким зданиям в дальнем углу площади и, попетляв между ними, втиснули валящегося с ног Яна в грязное помещение, похожее на кухню.

— Эй, Марфуша! Покорми новенького, пока кони не двинул, а то «Сам» потом с меня три шкуры сдерет за недогляд! — крикнул куда-то в темноту коридоров передний конвоир и пихнул Яна на лавку у стола. — А мы пока пойдем, доложимся об улове.

На звук его речи из темноты выплыла дородная дама с половником в руке, как и полагается заведующей по кухне. К этому моменту Ян уже терял сознание от сводящего с ума и вызывающего голодные спазмы запаха еды. Он только сумел разглядеть, что перед его носом появилась какая-то плошка с бурдой, вроде каши и воткнутой туда ложкой. Дальше все скрылось в тумане процесса поглощения пищи и воды. Наевшись, он чуть не упал тут же на лавку спать. Почувствовав на вороте своей рубахи тяжелую руку Марфуши, он послушно проплелся в угол комнаты и завалился прямо на пол — в любом случае, здесь было суше и теплее, чем в яме.

Его разбудил невежливый пинок под ребра и столь же неласковый окрик:

— Хватит спать! Как там тебя?! Пошли, тебя сам маг решил посмотреть! Это твой шанс — может еще куда и сгодишься! — над Яном нависла все та же знакомая харя его провожатого.

Впервые мысли Яна стали проясняться и он смог адекватно оценить обстановку. Он спал на полу в углу какого-то плохо освещенного помещения, наполненного различными запахами приготовления еды, смешанными с вонью пищевых отходов.

Скорее всего, это была кухня, а Марфуша — поварихой при этом заведении. Дольше оценивать достоинства окружающей обстановки не дал его конвоир:

— Давай, вставай! Нечего из себя несчастного строить, ты еще не знаешь, что такое несчастье. У тебя еще все впереди! — видимо, чем-то очень довольный мужик, пытался острить, и посчитал свою шутку весьма удачной, так как не замедлил тут же разразиться громогласно лающим хохотом.

Окончательно проснувшись, Ян с невозмутимым видом встал и пожал плечами.

— Как тебя звать-то? — смилостивился до знакомства мужичина.

— Ян.

— А меня, Петр. Вот и будем знакомы. Так что пошел ты Ян скоренько, пока наш маг не осерчал! — и, повернувшись к Яну спиной, нечесаный Петр потопал, не оглядываясь, на улицу под моросящий дождь.

Ничего не оставалось делать, и Ян проследовал за ним. Вокруг была какая-то средневеково-унылая обстановка: грязь на не мощеном дворе, маленькие окошки в серых каменных или деревянных зданиях. Неухоженные грязные люди, занимающиеся тяжелой работой. "Куда же это меня занесло?" — опять спросил себя Ян. И снова у него не было ответа даже на то, откуда его сюда занесло и кто он такой. Но он отчетливо ощущал, что не привык жить такой полуживотной жизнью. Значит, в его жизни бывало что-то лучшее.

Пребывая в таких мыслях, Ян не заметил, как они прошли весь двор и поднялись по каменному крыльцу в холл с высокими потолками. Здесь обстановка начала больше радовать глаз. Каким-то образом исчезла сырость, буквально пропитавшая все за порогом. В канделябрах по стенам горели газовые светильники, сколько-то разгоняя густые тени в углах коридоров. Они прошли по лабиринтам переходов, видимо поднявшись на второй этаж, и остановились перед невзрачной дверью. Петр с неожиданным подобострастием осторожно постучал в дверь и, кажется, что-то расслышав, тихонько ее приоткрыл, засунув голову в образовавшуюся щель. Через мгновение не очень умытая Петрова рожа показалась обратно и кивнула Яну приглашающим жестом:

— Входи и поклонись для приличия. Хозяина лучше не гневить! — при этих словах он открыл дверь шире, пропуская вперед Яна, а сам остался на стороже в коридоре.

Ян, с опаской оглядываясь, зашел в большую комнату с высокими потолками. Свет падал из узких, но высоких, и поэтому, довольно больших окон. Дойдя до середины комнаты, он остановился, продолжая разглядывать интерьер, который был выдержан в типично средневековой манере: с какими-то охотничьими трофеями и гобеленами по стенам, большим камином посреди стены напротив, резного стола тяжелого дерева, дивана с витыми ножками и шикарного кресла, в котором и размещался тот тип, под чьи светлы или темны очи он был приведен.

Почему-то у Яна сразу возникла ассоциация с тараканом. Таким напыжившимся, внимательно шевелящим усами, плоским и неприятным, готовым в любой момент смыться созданием, которого так и хочется раздавить тапком. К сожалению, у Яна не было под рукой сейчас такого большого тапка, который смог бы раздавить сидящего перед ним таракана. А таракан был умный, хоть и противный. Умный соперник — это нелегко. Почему-то Ян сразу определил сидящего перед ним типа, как соперника. Что бы ни случилось дальше, но больше чем на деловые и очень временные отношения с ним, Ян не будет способен. Поэтому единственное, что сумел выдавить из себя Ян, это был холодно-вежливый легкий поклон головы.

Черные бусины внимательных глазок ощупывали его, как таможенник, дорвавшийся до симпатичной блондинки и якобы выясняющий, не завалился ли у нее пакетик героина под лифчик. Было видно, что сидящий перед ним тип был не прочь вкусить роскоши, судя по шикарным одеждам, и весьма ленив в вопросах гигиены, судя по давно не мытым волосам.

— Тебя зовут Ян, — наконец сказал большой таракан и продолжил. — Может, ты уже слышал, кто я?

— Нет, не успел, — ответил нейтральным тоном Ян, решив не усугублять обстановку сразу, ведь может статься, здесь он получит сколько-нибудь полезную информацию.

— Хорошо, я маг этого Болотного волшера, и мое имя великий Сван! — при этом немытый брюнет ехидно хихикнул и выразительно пошевелил усами. — Здесь все принадлежит и подчиняется мне. И если ты будешь верен мне, то получишь защиту и покровительство мага, к которому боятся сунуться соседи. Но если начнешь строптивиться, то я тебе не завидую.

— А что значит строптивиться? — полюбопытствовал Ян, опасаясь, что именно этим он и займется, не сходя с места, настолько ему встало поперек горла упоминание «великий», произнесенное магом о самом себе. Это могло свидетельствовать только о его невменяемости.

— Ну это ты, кажется, и так понимаешь. В точности выполнять мои распоряжения или распоряжения моих помощников — вот твоя основная задача выживания здесь!

— А если я не захочу выживать? — спокойно переспросил Ян, чувствуя, как в душе нарастает яростный протест против такой постановки дела.

— Мда-а, — прошамкал тонкими нервными губами Сван. — Кажется, нас, вернее тебя ожидают сложности. Ты что-нибудь помнишь до зиндана?

— Это вы ту выгребную яму, в которой я оказался, имеете в виду? — опять переспросил Ян.

— Мда-а, — повторил свое шамканье маг. — Из этих ям мы в последнее время частенько выгребаем просто никуда не годные помои, и что-то мне говорит, что ты как раз из таких будешь. Так скажи все-таки, что ты помнишь до того, как очутился у нас?

— Ровным счетом ничего, — подумав, ответил Ян. — Какие-то смутные воспоминания из детства, но ничего определенного…

— Все ясно. Тяжелый случай. — маг разочарованно вздохнул. — Знаешь сколько нужно строптивую лошадь объезжать? Иногда всей ее жизни не хватит. Ну да ладно, чем больше будешь рыпаться, тем больше от тебя толку. А там глядишь и новую попытку предпримешь.

— Какого толку? — Ян ровным счетом не понимал из этих бредовых речей. Маг явно говорил о чем-то сам с собой, попутно издеваясь над собеседником.

— А это тебе ни к чему знать. Итак, как с козла молока. Если бы девка была посмазливей да построптивей — хоть какая, никакая потеха, а так… ладно, разболтался я что-то. Иди и отрабатывай свои харчи. Задаром никто тебя кормить не будет, — и, подумав немного, Сван добавил. — И не советую сбегать, только хуже будет. Короче пшел на свое место!

Яну осталось только сверкнуть глазами и, не попрощавшись, выйти из комнаты с гордо поднятой головой, по которой он и получил оплеуху, немедленно после пересечения порога.

— Идиот! Теперь нахлебаешься по полной программе! — проворчал Петруха и с заискивающим бормотанием заскочил в комнату получать инструкции от барина.

Ян остался в коридоре, уставившись на горящий вдалеке канделябр. "Может, надо было прогнуться? Чего ему стоило состроить подобострастную улыбочку и пошаркать ножкой, ну или там, побить копытом, например?" — почему-то Яну сделалось совсем противно. Видимо, было что-то в его предыдущей жизни такое, что не давало ему поступить таким образом. Он чувствовал, что ему одинаково противно, как рабское подчинение, так и помыкание людьми, но откуда эти чувства и на чем они основаны — все было покрыто мраком неизвестности. За спиной послышался легкий скрип отрываемой двери и через мгновение Ян ощутил уже знакомый неласковый тычок в спину:

— Топай, твое рабское превосходительство! Определили тебя на полевые работы. Ох, и повеселишься же! — Петр ворчал, но в голосе была заметна легкая досада на незадачливость новенького. — Нет, чтобы прогнуться малость, так надо повыпендриваться. Точно, по первому разу живешь! Ну ничего, погоди, жизнь-то тебе рога пообломает. Не сейчас, так со второй или с третьей попытки поумнеешь!

Тем временем они вышли из главного здания замка, и направились к воротам. Ян поймал пару сочувствующих взглядов. Видимо народ догадывался, куда ведут новенького и что ему там предстоит. Это сочувствие не вдохновляло, но выбора пока что все равно не было, и Ян продолжил свой путь за пределы замка. Они отошли совсем недалеко, к каким-то низеньким обветшавшим баракам. Петруха завел Яна в тюремного типа постройку и, указав на нары на втором ярусе, сказал:

— Вот твоя койка! Располагайся с удобствами! Сегодня, считай, у тебя выходной, а вот с завтрашнего дня и начнется твоя веселая трудовая жизнь на благо всего волшера и конкретно — великого мага. Кстати, вот тебе и собеседник, — Петруха ткнул своим толстым волосатым пальцем в сторону дальней койки, почти неразличимой в темноте. — Побеседуете, пока другие не подойдут, — и, захлопнув дверь снаружи, он исчез из поля видимости, как, впрочем, и сама видимость почти исчезла из этого поля, так как освещения из малюсеньких окошек под потолком явно не хватало.

Ян сначала попытался на ощупь разобраться с его новой постелью. На нарах нельзя было сидеть выпрямившись — голова упиралась в потолок. Подстилкой служил мешок из ветхой ткани, в котором пересыпалась давно продавленное и стертое в труху сено. Подушку, видимо, должна была заменять собственная рука. Вздохнув, Ян решил познакомиться с товарищем по несчастью. Спустившись на пол, он прошел в дальний конец коридора и, присев напротив лежащего на нарах человека, поздоровался и представился.

— Привет, коли не шутишь, — слабым голосом отозвался человек. — А меня можешь звать Василием.

Ян пытался рассмотреть в темноте черты лица этого человека. Ему показалось, что его кожа была мокрой, как будто облитая водой или каким-то клейким раствором.

— Что с тобой, ты болен? — удивленно спросил Ян, подразумевая болезнь кожи.

— Да, я сломал ногу и теперь не знаю, встану ли на ноги вообще, — тихим голосом почти простонал Вася, имея в виду совсем другую хворь.

— Когда это было?

— Вчера. Нога теперь вывернута. Боль адская, ее раздуло. Сдохну теперь, наверное.

— Давай посмотрю. Я тебе ее вправлю, если кость не раздроблена. И потом надо шину, наверное, наложить, — Ян стал почти на ощупь, слепо всматриваясь, проверять ногу.

Вася от такой процедуры взвыл и потерял сознание. Это упростило дело. Ян ухватился покрепче за ногу и рывком поставил кость на место. Перелом, к счастью, не был открытым, и кость относительно легко встала в правильное положение.

Теперь дело было за малым — нужно было найти, из чего сделать шину и фиксирующую перевязь. Он встал и пошел к выходу. Дверь была закрыта снаружи и весьма прочно, что, в общем-то, и не удивляло. Ян пошарил взглядом в сумеречном помещении и наткнулся на палку, видимо отломанную от нар или еще чего. Прикинув, что если он сломает ее пополам, как раз получиться две шины, хорошо зафиксирующие кость Ян резким ударом о косяк претворил свою идею в жизнь. Оторвав от Васиного сенного матраса пару полосок ткани, он смастерил вполне сносную шину и только после этого задумался, откуда он все это умеет? Руки сами помнили, что нужно делать в подобных случаях, но где и когда он научился этим навыкам, было по-прежнему не ясно.

Пока он так раздумывал, Вася снова застонал, подавая признаки жизни. Наконец он совсем пришел в себя и спросил:

— Что это было?

— Теперь лежи и не беспокой ногу. Когда кость срастется, опять сможешь ходить, но с месяц придется полежать.

— Так ты выправил мне ногу? — обрадовано простонал Вася.

— Выправил, выправил. Только скажи мне, чем это ты болеешь? У тебя же кожа на лице слизью покрыта.

— Ах, это ты про кожу спрашивал. Вот что друг, сначала скажи, откуда ты, если про это не знаешь? — продолжая тихонько постанывать, героически продолжил беседу Василий.

— Я прямо из зиндана.

— А что-нибудь до этого помнишь?

— Ну ты прямо, как этот ваш Сван! Те же вопросы задаешь! — удивился Ян. — Не помню я ничего!

— Да, и судя по тому, как ты мою ногу починил, ты явно в первый раз из зиндана вышел.

— Да как же это? Объясни хоть толком.

— Хорошо, объясню, что знаю. Только, раз ты здесь сразу оказался, значит, шибко магу нашему насолил. Сюда обычно за ненадобностью ссылают. Это последнее место для «пришедших». Лучше руки на себя наложить, чем так жить, да решимости не хватает.

— Неужто все так плохо?

— Нет, все еще хуже, чем ты думаешь! На самом деле тебе надо немедленно бежать отсюда, пока твоя кожа не «потекла». Ну да слушай, расскажу все по порядку. Я не знаю, насколько стар этот мир, но его история уходит не менее чем тысячу лет вглубь веков. Я не знаю, также, существуют ли другие миры или земли за пределами нашего мира, но, судя по тому, что откуда-то появляются новые «приходящие», вроде тебя — существуют. Самые старые жители этого мира — маги. Никто не знает, насколько они стары. Здесь полно сказок и легенд о прошлых временах, но что в них правда, а что ложь — не известно. То, что я смутно помню из своих прошлых жизней и то, что рассказывают другие, позволяет с некоторой долей уверенности рассказать тебе, как устроен этот мир.

Он поделен между магами на волшеры. В каждом волшере безгранично царствует один маг. Они часто враждуют и воюют между собой. Для этого они используют, как физические силы своих территорий, так и свои волшебные способности. И здесь есть несколько необъяснимых особенностей. Люди этого мира делятся на две совершенно разные группы. Это «пришедшие» и «рожденные». Основное отличие их заключается в следующем. «Рожденные» рождаются здесь натуральным путем, проживают свою жизнь и умирают. Но не все так просто, как кажется. Во-первых, на определенной территории всегда живет определенное количество «рожденных» или крестьян. И если их, например, заставить сражаться, и они начнут гибнуть, то в деревнях начнет рождаться больше детей. Но если они идут жить в город, в деревне число жителей не прибавляется, а почему — никто не знает. «Рожденные» от природы довольно тупы и одинаковы в своем поведении, и в них совершенно нет магической силы. Они хорошо работают на полях, справляются с примитивными ремеслами и могут худо-бедно махать мечом, но и то из-под большой палки.

А вот «приходящие», такие как мы с тобой — сплошная загадка. Мы приходим в этот мир уже взрослыми и неизвестно откуда. По всей территории, равномерно, в случайных местах разбросаны зинданы — ямы, в которых появляются "пришедшие".

Правильнее их называть как-нибудь по-другому, так как изначально они служат своеобразным роддомом. Но маги превратили их в тюрьмы, закрыв их на решетки и вылавливая оттуда вновь прибывших для своих нужд. Я подозреваю, что мы с магами одной природы и им нужен, не столько наш труд, сколько наша магическая сила. Ты еще не знаком с чувством постоянного выкачивания сил из тебя и кошмарами по ночам.

Мы все когда-то появились в этом мире в первый раз в зиндане, полные гордости и спеси, но не помнящие ничего из прошлой жизни. Но после первой смерти, мы снова появляемся в какой-нибудь из этих ям, и тогда мы можем смутно вспомнить хоть что-то о нашей предыдущей жизни здесь, но, при этом, мы утрачиваем те черты, что привнесли с собой первый раз в этот мир. Я, например, смутно помню, что раньше появлялся в таком зиндане, даже с кем-то воевал, но конкретных воспоминаний не сохраняется.

Кроме оседлых магов, живущих в волшерах, есть еще бродячие маги. Они воистину единственные жители этого мира, которые не принадлежат ни к рабам, ни к господам.

Их независимость основана на способности противостоять другим магам. Поскольку они не претендуют на собственность хозяев волшеров, то между ними установился своеобразный паритет, то есть они, просто вынуждены терпеть друг друга. По слухам, колдовскую силу имеют какие-то слова или фразы, и их знание дает власть магам над другими «пришедшими» и миром. А наши духовные силы используются ими для активации этих заклинаний.

Скорее всего, ты первый раз пришел в этот мир, и поэтому, твоя судьба незавидна.

Тебя будут держать как собаку, и чем злее ты будешь, тем больше злой энергии из тебя выкачает Сван. А теперь я расскажу, чем я «болею». Ты просто не видел остальных. Здесь у всех на открытых участках головы и рук, кожа превращается в лягушачью. Поэтому, ни один соседний маг не нападает на это гнилое место.

Экономически этот волшер держится на выращивании резиновой травы, ты наверно видел ее на полях. Она растет только в здешних болотах, и каучук обеспечивает безбедное существование магу. Я думаю, что наши силы Сван тратит на колдовство, притягивающее все тучи и дождь с округи и для выращивания этой гадости, а заодно, и для изменения нашей кожи. В замке прислуга не страдает этим «заболеванием», видимо получая за службу какое-то противоядие. Наша кожа функционирует только в высокой влажности. Хотя это и неизвестно наверняка, но говорят, что зону дождей окружает довольно широкий пояс с засушливым климатом, где наша кожа почти мгновенно превратилась бы в пергамент и растрескалась, а мы умерли бы от кровопотери и обезвоживания. Так что нас здесь никто и не охраняет… Самое смешное, что большинство даже довольно жизнью и готово молиться на благодетеля — рабство быстро делает из человека животное…

— А ты сам, как сохранил способность к свободомыслию? — встрял в рассказ со своим вопросом Ян.

— Сам не знаю. Но я пассивный созерцатель, а не боец. А вот тебе просто необходимо попытаться бежать прямо сейчас, до того, как народ вернется с работ.

Через несколько дней твоя кожа изменится, и это будет лучшим замком на твоей шее.

Это мой совет, а следовать ему или нет — решай сам. Если решишься, то главное при побеге, выдерживай одно направление, ориентируйся хотя бы по направлению ветра. И опасайся болот, в них водятся крокодилы, они не большие, но в стае опасны. Других опасных хищников в этих лесах нет, а вот ядовитые змеи есть — но здесь уж, как повезет.

— Ладно, пойду к себе на нары подумаю, — согласился Ян.

— Думай, только не долго. Через пару часов барак будет полон людей. Надумаешь бежать, лезь на верхние нары в противоположном углу — там крыша плохо крепится.

Выбей пару стропилин и давай ходу отсюда.

— Спасибо за совет! — Ян пошел к своим нарам и, усевшись внизу, задумался: "Врать ему, у Васи резона не было, да и сговориться с Петрухой он вряд ли успел. Только больно уж Васин рассказ смахивал на какую-то сказочку про злых колдунов и еже с ними. Но и его, Яново собственное происхождение в этом вертепе сырости вписывалось в эту сказочку, как папа в маму — ни дать, ни взять. А думать-то надо быстро… если Вася не брешет — не больше часа осталось. Так, Сван — свин еще тот. Нет, таракан. Явно, что от него ничего хорошего ждать не приходится. За что же еще зацепиться? Если его заслали суда гнить заживо, то явно в замке ему применения больше не было. Петруха, в конечном счете, и не плохой парень — добра ему по-своему желал. А рожа-то у него еще какая крепкая — явно кожа не "течет"!

Кругом прав Васюня. Зря я ему не доверяю. Все, бегу, а там видно будет!" Ян рванул, как ужаленный, в указанном направлении. Действительно, стропила не держались в полусгнивших бревнах, и после двух основательных пинков, вылетели из пазов, образовав внушительную прореху. Ян еще сумел пригнуть приподнятую крышу на место, пока вываливался наружу. Все обошлось без лишнего шума и пыли, хотя какая тут пыль в такой слякоти… Ян оказался на заднем дворе никем не охраняемого барака, по щиколотку в жиже. Думать было некогда, да и не о чем.

Поэтому он, что называется, подхватил юбки, ноги в руки и шило в задницу, рванув в сторону далекой опушки еле видной из-за сита мелкого и нудного дождя.

Путь лежал через все те же заболоченные поля с резиновой травой. Он только один раз обернулся, и заметил далеко в стороне одинокую фигуру. Заметили ли его бегство? Вот в чем был вопрос. Но, поскольку за ответом бегать было далековато, то и расстраиваться по этому поводу не стоило. Так что Ян только поддал газу, шлепая по грязи ногами и проваливаясь в нее почти по колено. Со стороны этот медленный спринт с препятствиями выглядел наверно забавно, но Яну как-то не хотелось лишних наблюдателей, и он чесал, как пьяный заяц по болоту, через каких-нибудь полчаса добравшись опушки колючих кустарников. Это препятствие оказалось нисколько не легче болотистого поля. В результате нескольких попыток он продрался-таки под полог деревьев, оставив на колючках изрядную часть одежды.

Далее он держал путь, ориентируясь только на ветер, равномерно закидывающий порции прохладной воды в левое ухо.

Ян брел, выдерживая направление весь остаток дня. Все мысли были заняты тем, как быстрее уйти от ненавистного места. В конце концов, дневной свет покинул его одновременно с остатками сил. Он, не видя почти ничего, забился под нижние ветви большого дерева, в надежде, что там будет посуше. И только замерев под сырыми ветвями, он понял, что у него, наверно, нет шансов. Сил фактически больше ни на что не было, и последние их остатки высасывала вместе с теплом промозглая влажность. Ян впал в состояние оцепенелого полузабытья.

В голове кружились мысли: Что дальше? Он, может быть, продержится один дневной переход, не больше. Куда идти? Надо найти крестьян, о которых говорил Вася, и разжиться у них едой и одеждой. Ему было ясно, что он никогда не примирится с рабский жизнью в Болотном волшере, так же, как и не пойдет в прислуги помыкать другими людьми. Да никто ему уже этого и не предложит. Может, попробовать разыгрывать из себя странствующего мага? Но он не знает ни одного даже завалящего заклинания и проколется при первой же проверке его способностей. Так ничего и не придумав, он заснул кошмарным сном.

Утро не внесло никаких изменений, разве что ноги тряслись от слабости, и все тело бил озноб от переохлаждения. Ян даже стал немного понимать тех рабов, которые молились на своего господина, предоставляющего им кров и пищу. Но, несмотря на слабость, он заставил себя идти дальше. Через пару часов он уже совсем плохо соображал, где и как идет. Поэтому, когда он вывалился на дорогу, огибающую очередное заболоченное поле, и увидел перед собой двух всадников, он только тупо на них уставился, вместо того, чтобы бежать в лес.

— Ну что же ты Ян, и двух часов не погостил у нас!? — наигранно заботливо спросил знакомый голос Петрухи. — Бегать-то тоже надо уметь, а не с бухты-барахты — без еды, без одежды.

Ян от неожиданности плюхнулся задницей прямо в лужу и только открывал рот, как рыба, пребывающая в немом возмущении оттого, что ее вытащили на воздух. Бывший его конвоир продолжал свои философии:

— Избить бы тебя надо, для порядка, дак ведь итак еле на ногах держишься! Ты идти-то можешь?

— Нет… — выдохнул из себя последнюю надежду на свободу Ян — Мда-а, чего ж с тобой делать-то? Связать руки и тащить за собой — так мы и к вечеру не доберемся. А падать будешь, так еще и руки из суставов повыдергаются.

Опять же — порча магова имущества. Ты сейчас пожалуй и сзади на крупе лошади не усидишь. В общем так, вставай, давай! Ох, и грязный же ты! — брезгливо скривилась Петькина рожа. — Да никуда не денешься!

Он подогнал коня к самому Яну, ухватил того за шиворот и закинул его поперек седла прямо перед собой. Здоровенный конь только присел под тяжестью двух тел и снова выпрямил ноги. Так Ян и поехал назад к своему новому дому, вися через коня кверху задом, к земле передом.

Дальше его жизнь слилась в один унылый и мутный поток времени. Первых пять дней его держали на цепи и заставляли работать на обработке ненавистной резиновой травы: выдавливать и выпаривать сок, варить из него каучук и подготавливать его для продажи.

Проснувшись на шестой день, Ян с ужасом заметил, что с его пальцев слезает кожа.

Он осторожно попробовал отодрать лоскутки — это оказалось совершенно безболезненно. Под сошедшей пленкой была новенькая, блестящая и мокрая лягушачья шкура. Он со страхом коснулся руками лица — на пальцах осталась все та же пленка старой кожи. В зеркало можно было не смотреть, слава богу, что его и не было.

Меньше всего сейчас Яну хотелось увидеть собственное лягушачье лицо. А ведь он даже не знал, как оно выглядело. К своему голосу он привык, а вот как выглядит сейчас, Ян не имел представления.

Единственно, в чем он был уверен, это то, что у него была прошлая жизнь. И жизнь эта была интересной, так как, несмотря на то, что он не помнил почти ничего конкретного, он многое знал и умел. Даже в обработке каучука он откуда-то знал, что его лучше отжимать в пласточки перед транспортировкой, а не сушить толстыми кусками, как это делалось в волшере. А самое главное, у него сохранились чувства и отношение ко всему. Так, он откуда-то знал, что никогда не смириться с рабством в этом мире. Для дальнейших действий ему только надо разобраться во всем и понять, как наверняка вырваться их этого места. Ян почему-то был уверен, что скорее попытается изменить этот мир или погибнет, чем покориться его жестоким правилам.

И все же, такое быстрое изменение кожи было жестоким ударом судьбы. Ясность в весь драматизм внес надсмотрщик, сильно обрадованный изменениями, произошедшими в облике Яна:

— О! Поздравляю! Сегодня с тебя снимут кандалы. Теперь они тебе не нужны. Твоя кожа связала тебя с этим волшером до самой смерти!

И действительно, с него сняли кандалы и перевели из карцера обратно в общий барак. Отрадным в этой перемене было то, что он теперь мог хоть сколько-то общаться и узнать побольше об этом мире. Отрадным было и то, что Васина сломанная нога явно шла на поправку. Благодарный пациент уже успел напеть всем об отчаянном и благородном парне Яне, и поэтому, у новичка не возникло больших трудностей в рабском коллективе. Тем более, что в лидеры Ян не рвался, а пару раз при мелких разборках его тело само вспомнило какие-то приемы борьбы, да так, что ему же самому потом пришлось откачивать наседавших на него сотоварищей по кайлу и лопате. В общем, уже через пару дней он прочно занял свою экологическую нишу в этом маленьком барачном биоценозе и отношения у него почти со всеми воцарились, если не дружеские, то, по крайней мере, уважительные. Ян даже придумал для себя статус — "раб в законе". Что-то это название ему смутно напоминало.

К его разочарованию, Ян не мог почерпнуть почти ничего нового об этом мире у своих коллег. Вася оказался настоящим философом по сравнению с другими, и то, все его знания он умудрился выложить перед Яном при первой же беседе. Рабы возносили благодарности кормильцу Свану, а основной проблемой занимающей их умы было, где достать выпивки и как пробраться в соседний барак к бабам. Ян оценил расчет мага. Официально запретив и то и другое, он дал рабам две маленькие лазейки: по каплям, якобы подпольно, позволял рабам доставать омерзительного качества алкогольное пойло, и смотрел "сквозь пальцы" на охрану бараков. Таким образом, весь смысл жизни рабского общества свелся к этим двум незамысловатым целям, и все были довольны. Кроме Яна. Но он не спешил ни с кем делиться своими соображениями.

Единственную новую информацию для себя Ян черпал из окружающей обстановки. Так, его внимание привлек животный мир волшера. Оказалось, что в этом мире существуют почти все известные домашние животные, но по рассказам Василия, к ним в придачу в этом и других, неведомых волшерах обитали свои собственные магические твари, как ручные, так и дикие. Причем ручные были результатом «сознательного» колдовства, а дикие, по всей видимости, являлись побочным продуктом этой магической деятельности.

В Болотном волшере кроме нормальных лошадей, свиней и кур были «выведены» исполинские буйволы, работающие день-деньской на распашке болот под посадки резиновой травы и питающиеся, в основном, отжимками этой же травы. А диким побочным продуктом явились мелкие крокодилообразные твари, рыскающие по болотам в поисках чего бы пожрать, о которых предупреждал Вася еще в первую их встречу.

Мясо этих тварей было очень неплохо на вкус, так что они служили еще и предметом барской охоты, да и рабам не возбранялось устанавливать на них ловушки. Эти крокодильчики были опасны в стаях. Другой опасностью были ядовитые змеи. Их укусы были не часты, но могли оканчиваться смертельным исходом.

Ян заметил, что на полях работали в основном крестьяне, живущие в соседних деревнях. Рабы же состояли только из «пришедших» и содержались неподалеку от замка. Ян на себе прочувствовал, почему их держат неподалеку от мага. Каждую ночь ему снились кошмары, в которых его то душили, то топили, то просто мучили, а наутро он чувствовал в себе пустоту, которая лишь к вечеру восполнялась каким-то подобием умиротворенности с самим собой. Васино предупреждение о выкачивании из них сил оправдывалось на сто процентов. Однообразная работа днем, бесконечные дожди, отвратительная еда и забытое богом жилище в сочетании с еженощным душевным вампиризмом превратили жизнь Яна в серый и нудный ад, который в достаточно короткие сроки был способен превратить кого угодно в безмолвную скотину.

Так прошло несколько недель. Ян все время думал, что он может предпринять для освобождения отсюда? — но не находил выхода. Чтобы напасть на мага, нужно было оружие, чтобы бежать — еда и одежда. Ни того, ни другого у него не было. Он понимал, что обстоятельства пытаются его сломать, но вместо этого он чувствовал внутри себя какую-то пружину, готовую снести все кругом, когда она распрямиться, и которая закручивалась все туже с каждым днем. И когда он уже был совершить сколь угодно отчаянный и необдуманный поступок, лишь бы вырваться из этого колеса рабской жизни, фортуна, казалось, сама повернулась к нему лицом.

Однажды вечером, когда усталый народ потянулся по баракам, его отозвал грубым окриком Петька. Как уяснил из своей рабской жизни Ян, Петруха был что-то вроде правой или левой руки при маге, и управлял почти всем хозяйством. Потому-то он и обходил зинданы лично, так как доставка новеньких пред очи мага была наиважнейшей задачей. И потому, его приказы нужно было исполнять беспрекословно.

Ян отошел от всех обратно под навес к начальнику.

— Ну как, обжился на новом месте? — ехидно скривилась Петрова морда.

— Сдохнуть лучше, чем на этом месте жить, — равнодушно ответил Ян.

— Ну что ж — тоже выход! Но у меня к тебе другое дельце будет. Я ведь к тебе с самого начала присматриваюсь. Не будешь ты тут лямку тянуть — это и ежу понятно.

Небось, уже дозрел — видно, как волком смотришь. Даром, что снаружи смирненький.

Кстати, ты чего надумал, бежать или на мага напасть?

Ян оторопело смотрел на Петрухину помятую рожу, хитрые выцветшие глазки под кустистыми бровями, ухмыляющиеся толстые губы, и растерянно соображал: "Неужели это все у меня на физии написано, что он с нее читает, как с листа?" — Да ты не дрейфь! — подбодрил его Петька. — Терять тебе все равно нечего. Это вот мне, если что, то много потерять придется. Ну да я тоже не пальцем деланный, кое-чего в людях соображаю.

Да, Ян явно не ожидал такого разворота дел. Петька в его глазах подпрыгнул до новых горизонтов уважения. Эдакий психолог под такой деревенской личиной! Тем временем, видя, что Янов рот никак не может захлопнуться от удивления, он скомандовал, проорав так, чтобы слышали отходящие к бараку рабы и их конвоиры:

— Я тебе за непослушание два часа работы всыплю! Пошел вон в ту мастерскую, будешь дерьмо разгребать! — и тихим шепотом добавил. — Поговорить без лишних ушей надоть.

Яну ничего не оставалось делать, как, понурив голову, пройти в указанном направлении. За ним на некотором расстоянии, довольно похлопывая себя по сапогу рукояткой плети, прошествовал Петруха. Как Ян и предполагал, в мастерской никого не было. Он зашел на середину комнаты, поближе к верстаку и обернулся назад.

Петька, оглянувшись по сторонам, прикрыл створки дверей и уставился на Яна с немного возмущенным видом:

— Ну что будешь чего-нибудь на мои вопросы отвечать или мне так и продолжать перед тобой танец невинной старухи исполнять?

Ян еще чуть-чуть подумал и ответил:

— Ты прав, терять мне нечего. Выкладывай, что такого интересного ты можешь мне предложить?

— Вот это другой разговор, не бабы, но мужа! Не ошибся я в тебе все-таки. А предложить могу по твоему усмотрению: быть при мне главным управляющим или стать вольным магом. Но, зная твой характер, предложу только второе. Согласен?

— Согласен. Теперь толком расскажи, что ты за дело затеял? — потребовал откровенности от нового напарника Ян.

Петька глубоко вздохнул, достал колченогий стул и указал на такой же Яну.

— Садись партнер, в ногах правды нет. История будет долгой. Хотя, как я думаю, Васюха тебя просветил отчасти, так что я не буду говорить об общем устройстве нашего мира. Но некоторых вещей он, скорее всего, не знает. Например, то, что маги хоть и живут долго за счет колдовства, но не вечно. И убить их тоже можно.

В принципе, не сложнее, чем раба. Так вот, знаешь ли ты, что случается с магом после смерти?

— Нет, откуда мне знать? — ответил Ян.

— А то же самое, что и с рабами. Они вновь «приходят» в этот мир в зинданах, и, представь себе, совершенно так же ничего не помня, как и рабы!

— Так что маги тоже когда-нибудь становятся рабами?! — удивился Ян.

— Зришь в корень, кореш! Но после второго «пришествия» мы что-нибудь да помним из старой жизни. Так вот и сообрази теперь, кем я был в прошлый раз? — продолжал свою мысль Петька.

— Неужели магом?!

— Вот именно! Только помню я из этого ой как мало! Теперь кумекай дальше. Знаешь, чем каждый маг силен?

— Какими-то заклинаниями и духовной силой рабов.

— Вот именно! Только я немного уточню. Этот мир закодирован в магическом языке.

Как же его, кажется, скандике… Да не суть важно. Знание одного волшебного слова дает немного власти над тем элементом мира или людей, который оно обозначает. Составление фраз из этих слов и делает возможным управлять всем, чем угодно. Да есть одна небольшая незадачка, даже две. Во-первых, никто много этих слов не знает, а во-вторых, употребление их в неправильном порядке чревато непредсказуемыми последствиями, и в первую очередь для самого экспериментатора.

— Да, хитро ваш мир устроен! — изумился Ян.

— Хе-хе, не ваш, а наш! Теперь тебе братец отсюда ходу нет!.. Наверное. Ну, мне так кажется, хотя, кто его знает? Ладно, не в этом дело, а в том, что представь себе теперь старого мага, пожившего не одну сотню лет. Что ему делать перед неотвратимым концом? Вот они и пишут книги с колдовскими словами и заклинаниями, какими успели разжиться или сами придумали, а потом прячут их в тайниках, в надежде, что им удастся вспомнить, где их искать. Только все это от отчаяния. Не слышал еще ни одной сказки про то, как «пришедший» разыскал бы свои записи оставленные в прошлой жизни. При нынешней системе, вероятность оказаться рабом у другого мага гораздо больше, чем выбиться в люди. Вот маги и становятся, чем старше, тем злее. Власть, она, кого хочешь, в зверя превратит, а за пару сотен лет и совсем с ума свести может.

— А что, Сван старый маг? — поинтересовался Ян.

— Не так чтобы очень, но я думаю, годков триста правит, наверное.

— А каким магом тогда ты был раньше?

— Сам бы хотел знать…, но власти у меня было много. Смутно помню, что даже войска водил на соседей. И колдовал неслабо, и «пришедших» душ у меня было немало. Но где, что и зачем, а главное, как — ничего не помню. Ведь наверняка написал книгу с заклинаниями, а где спрятал? Как это узнаешь, если даже местности, где раньше жил не помню. Одно только знаю наверняка — то место получше этого болота было.

— Хорошо, диспозиция понятна. Но каковы твои планы и какое мое место в них?

— Сразу скажу, планы рискованные. Наверняка тут никто ни за что не поручиться.

Мне нужно, чтобы все более-менее разбирающиеся в оружии выехали из замка, и лучшим поводом для этого может быть не что иное, как твое бегство. А я в это время попытаюсь справиться с магом. Ему давно уже пора сменить шкурку, а то засиделся здесь до чертиков в голове. Понимаешь, ты новенький и весь кипишь, как перегретый чайник. Для Свана ты богатый источник энергии, которого он не захочет лишаться просто так. Я не сомневаюсь, что за тобой будет разослано во все стороны столько поисковиков, сколько найдется у мага. Тебя не держат в цепях, только благодаря уверенности мага, что отсюда тебе с твоей кожей не убежать и моим речам о том, какой ты стал хороший.

— Но меня же поймают, и мне, действительно, не выбраться из этого волшера! — возмутился Ян.

— Умный! На, пей! — Петька выставил перед Яном бутылку. — Здесь вода из замка, она заговоренная. Достаточно ее пить каждый день, чтобы кожа восстановила нормальные свойства. При побеге у тебя будут нормальные сапоги, плащ и еда.

Несколько дней я тебя буду посылать на индивидуальные работы в дальнюю мастерскую. В одно утро я тебе дам знать, что там, под крыльцом, будут спрятаны вещи для побега. В задней стенке здания пара досок держится на соплях, оттуда и беги. У тебя будет фора до вечера, когда придут за тобой и обнаружат пропажу.

Потом начнется шум. Тебе будет нужно уйти через лес прямо от мастерской, там коням не пройти. Да и времени на твои поиски у них не будет, если я, конечно, не оплошаю с магом. Но тут уж, как повезет. Всех его уловок я знать не могу. Но и у меня несколько «слов» и хороший клинок на него найдется.

— И все же, какая разница будет людям от того, какой маг будет ими править? — съехидничал Ян.

— Знаешь, я сюда с тобой о спасении твоей души пришел говорить, а не о мировых проблемах. Не хочешь, как хочешь — назавтра твое тело предадут земле, — потом, немного подумав, признался. — Ладно, мне и самому тошно, до какого скотского состояния он рабов довел. Это все от его злости. Ведь ему самому это не выгодно.

От таких рабов и волшебной энергии-то с гулькин нос. Так что лучшую жизнь я им и без твоих нравоучений обеспечу. Доволен?

— Доволен. Единственно что, не поделишься ли хоть одним «словцом» для надежности?

— Ян, не отрываясь, уставился в хитрые Петькины глазки.

Тот побегал взглядом туда-сюда, тяжко вздохнул, замер на минутку и, взглянув в упор на Яна, тихонько произнес:

— "Si-na-seis!" Ян почувствовал, как у него занемели руки и ноги. Он попытался сказать, что слово действует, но язык тоже не поворачивался во рту. Он только смог промычать что-то одобрительное. Через некоторое время спазм мышц стал отпускать и Ян начал двигаться.

— К-круто! — наконец смог он выдавить из себя сиплым голосом.

— Учти, все зависит от силы вкладываемых эмоций или, иначе, энергии. Если очень сильно захотеть, то можно и убить человека, остановив ему работу сердца и дыхание. И еще, не вздумай перепутать первую букву на «м», а то заклинание обернется на тебя. Ну что, достаточно?

— Д-да! — сказал Ян.

— В общем так. Я тоже заинтересован, чтобы ты бегал от всех, как можно дольше и лучше, так что боятся подставы, тебе большого смысла нет. Если заметишь, что погони нет, можешь возвращаться — переворот свершился. Я отзову всех с этого глупого занятия. Возвращаться или нет — тебе решать, но честно предупрежу, я дальше засушливого пояса не ходил, так что, сколько тебе идти до населенных мест отсюда, я не знаю.

— Спасибо! Если не обманешь, на большее и надеяться нельзя, — до Яна, наконец, дошло, что его мечта, выбраться из этого гнилого угла, кажется, имеет шанс осуществиться.

— Ну и ладно. Жди моего сигнала, — спокойно проговорил Петька, и вдруг заорал. — Пошел вон, в барак, раб! С завтрашнего дня будешь у меня в два раза больше вкалывать!

Три дня Ян ходил к дальней мастерской ремонтировать упряжь для буйволов. Дело было нехитрым — заменять стертые кожаные ремни на новые. Каждый день его запирали на время работы в мастерской, давая хлеб и воду, чтобы не оголодал до вечера. По окончании работы он сдавал результаты своего труда, получал очередной ленивый нагоняй и возвращался в барак, на свои нары. Но каждый день его ждала в мастерской бутылка с водой из замка, припрятанная за рабочим столом.

На четвертый день, при выходе из барака он столкнулся с Петькой, который о чем-то болтал с надсмотрщиком. Увидев, что Ян выходит из барака, он спросил:

— Как этот новенький, справляется? — а сам, вполуха слушая ответ, подошел к Яну, взял его за подбородок и сказал. — Ничего, кожа в порядке. Сегодня… еще поработает в мастерской, а там пусть со всеми батрачит, — при этом, он сделал явный упор на слове «сегодня» и подтвердил знак, утвердительно опустив веки.

У Яна захватило дух. Он подобрался, как готовая сорваться стрела, но сдержал свои эмоции и спокойно поплелся за надсмотрщиком. Несмотря на то, что Ян любую минуту ждал какого-нибудь подвоха, все шло как по маслу. Надсмотрщик, как обычно, привел его в мастерскую и закрыл на ключ. Даже погода, как специально, стояла прекрасная — с самой ночи не упало ни капли дождя. Он метнулся к месту, где обычно стояла бутылка с водой, но все было без обмана — очередная порция замковой воды послушно поджидала его на условленном месте. Ян выпил все содержимое без остатка и спрятал бутылку за пазухой. Осмотрев руки, он с неудовольствием заметил, что они только-только стали немного грубеть. Кожа еще по-прежнему блестела, как лягушачья.

Убедившись, что снаружи не доносится никаких близких звуков, он взял тяжелый молоток, которым правил заклепки на сбруе, и прошел к задней стенке. Две доски немного отличались по цвету, будто не так давно были сменены. Ян обмотал молоток куском кожи, чтобы приглушить удары, и стал выколачивать нижнюю сторону досок из пазов. Они, действительно, были коротковаты и поэтому непрочно держались в нижнем брусе. После нескольких ударов они отошли от края. Прежде чем отогнуть их окончательно, Ян решил немного подождать, но видимо, его побег неплохо прикрывался Петром, так как никаких шальных глаз или ушей поблизости от мастерской не было.

Дальше предстояло самое сложное. Сверток с его походным обмундированием должен был лежать под крыльцом, а оно очень неплохо просматривалось с полей. Ян вылез из прорехи в стене и по-пластунски прополз в направлении входа в мастерскую. На обозримом отсюда участке поля никого не было. Он быстро запустил руку под крыльцо и нащупал тряпичный кулек. Вытащив его наружу, Ян проверил, не осталось ли чего еще, и быстренько вернулся в сарай. Развернув кулек, он нашел все необходимое. Даже портянки для сапог. Единственно, чего не хватало — это хорошего ножа, но он прихватил резак для разделки кожи из мастерской — все лучше, чем ничего.

Оглядев себя в последний раз, Ян сделал заключение: "Беглец экипирован.

Посмотрим, насколько хорошо он умеет бегать?!" Он даже не надел плаща по поводу сухой погоды, а прихватил его подмышку. С собой у него кроме ножа и плаща, была пустая бутылка и пара краюх хлеба — достаточно для двух — трех дней пути и явно маловато для недельного перехода. Но выбирать сейчас, впрочем, как и все последнее время, не приходилось. Вздохнув поглубже, он опять вылез наружу и припустил прямо к лесу. На этот раз он бежал в противоположную сторону от направления своего первого побега. В этой стороне поля были меньше заболочены, и он довольно быстро передвигал ногами в немного великоватых, грубых, но хорошо держащих воду резиновых сапогах. Некоторое время спустя он уже был на опушке леса. Оглянувшись назад, он не заметил ни одного человека. Кажется, его бегство начиналось удачно.

Ян бежал весь день, ломясь без оглядки через лес, осторожно переправляясь через болота и реки и еще осторожнее выходя на поля или дороги. Ему сопутствовала удача. Он старался держать направление на ветер, так как, хоть и было сравнительно сухо, но тучи никуда не делись, и ветер по-прежнему оставался единственным ориентиром. Ближе к вечеру он просчитал, что если даже погоню и вышлют после обнаружения пропажи, то у всадников будет немного времени до темноты и им придется заночевать в крестьянских деревнях, пару из которых он встретил по пути и обошел стороной. Километров тридцать — сорок он преодолел, но для всадника по дороге это не расстояние. К тому же, хоть издалека, но пару раз его заметили крестьяне, так что у погони были потенциальные информаторы. Ян решил забиться поглубже в чащобу и переночевать там. Завтрашнее утро должно было показать, совершил ли переворот Петруха. Если погоня продолжиться, значит, Сван у власти, и ему, действительно, надо давать деру во что бы то ни стало.

Устроившись под густющей елкой, Ян разжевал полкраюхи хлеба и запил набранной в ручье водой. Заметив направление, в котором ему нужно было выступать поутру. Ян попытался заснуть, но сон никак не шел к нему. Сказывалась нервное напряжение, и мысли так и прыгали в разгоряченной голове. Он поймал себя на мысли, что не может вспомнить ни одного отрадного момента из своей жизни в этом волшере. Если только считать моральное удовлетворение от вылеченной Васиной ноги. Все остальное было сплошным безрадостным выживанием и ожиданием чего-то лучшего.

Несмотря на большой рабский коллектив, он чувствовал себя в одиночестве. Соседей по бараку трудно было назвать людьми, настолько они потеряли человеческие признаки. С дамами из соседнего барака было, в общем-то, то же самое. Только мельком или издалека видев их, он ужасался, что может сделать жестокое рабство с прекрасной половиной человечества. Другими словами, прекрасной эта половина здесь давно перестала быть. Одиночество, скука, тяжкий тупой труд и лягушачья кожа — ничего больше от этой жизни он не мог вспомнить. Даже Свана ему было жаль.

Ян чувствовал, что тот просто сходит с ума от своей безграничной мелкопоместной власти среди тоскливых болот и дождей. Думать, сколько на его счету загубленных девичьих или крестьянских душ, Ян просто не хотел…

Проснувшись под мерное шуршание дождя по листве деревьев, Ян понял, что удача, по всей вероятности, начала показывать ему свой зад, но плащ делал свое дело, и он, не сильно огорчившись, потопал дальше, заметив, что направление ветра за ночь слегка изменилось.

Первая неприятность с ним случилась, когда он, начиная забывать об осторожности, внезапно выскочил из кустов на дорогу прямо перед каким-то всадником. Он даже не успел ничего сообразить, как в его сторону полетела веревка с двумя шариками на концах и обвила его ноги. Дальше он соображал уже лежа на земле. На его счастье всадник был один и, как только Ян увидел злорадно ухмыляющуюся знакомую рожу одного из надсмотрщиков, то с чувством шепнул накрепко запомнившееся слово: "Si-na-seis!" Рожа надсмотрщика, как ухмылялась, так и застыла с криво растянутыми губами.

— Смейся паяц! — злорадно произнес Ян, всплывшую в сознании странную фразу и принялся распутывать веревку, захлестнувшую ноги. Конь послушно стоял неподалеку, а вот его хозяин не сохранив равновесия, завалился набок, раскорячив негнущиеся руки и ноги. Ян удовлетворенно созерцал результат своей колдовской деятельности.

— Эк тебя приморозило! Хорошо, что шепнул «слово», а ведь мог и крикнуть с перепугу. Что же теперь с тобой делать? Не оставлять же на дороге!

Ян подхватил под уздцы коня и, кое-как закинув на него своего раскоряченного преследователя, повел скакуна в лес. Отойдя на приличное расстояние от дороги, он решил разузнать, что же произошло в замке. Когда он начал снимать надсмотрщика наземь, тот уже начал «оттаивать». Воспользовавшись этим, Ян загнул ему руки за спину и связал их вожжами. Наконец у мужика стал шевелиться язык, и он промычал что-то вроде "Я т-те… ты меня еще…" и так далее. Ян, усмехнувшись, сказал:

— Если хочешь жить, рассказывай, что у вас в замке приключилось?!

Вразумительного ответа он дождался еще через несколько минут. Охранник, скумекав, что Ян может и еще чего колдануть, повел себя довольно корректно, и, как только к нему вернулся дар речи, вывалил на Янову голову все новости. Оказалось, что Петруха заварил немалую кашу, запустив под вечер облаву на Яна, но одолеть Свана ему, кажется, не удалось, так как ни о какой смене власти надсмотрщик не слышал, а Яна с сегодняшнего утра стали искать только еще тщательнее, видимо подозревая в сговоре с Петькой. На счастье Яна коней у Свана оказалось не так уж и много, а сектор поиска неопределенный. К тому же маг явно не обладал поисковыми заклинаниями, иначе дело поимки Яна было бы вопросом нескольких часов. Все было ясно — у него опять не было выбора — только продолжать бежать отсюда.

Ян не знал, что делать с надсмотрщиком. В конце концов, он решил завести того вместе с конем поглубже в лес, и связать руки и ноги так, чтобы он мог делать небольшие шажки и выбраться на дорогу за сутки — двое. От коня в лесу толку было мало: верхом не поскачешь и за собой через дебри да болота не потащишь, а по дороге Ян продвигаться боялся. Поэтому он продолжил свой путь, только прихватив у стражника еще немного хлеба да большой нож.

Следующая неприятность случилась уже под вечер, когда он перебирался через очередное болото и, увидев краем глаза, как вспенилась вода за соседней кочкой, почувствовал на своей ноге острые крокодильи зубы. Он только успел крикнуть свое останавливающее слово, и это спасло его ногу, так как, обернувшись, он заметил рядом еще несколько этих тварей, замерших неподвижно в болоте. Благодаря маленьким размерам хищника, Янова нога не была перекушена зубастой пастью, но сапог был прокушен, как, впрочем, и кожа с мясом. Надо было что-то делать со сведенными на ноге челюстями. Ян, превозмогая боль, вынул нож и начал резать связки в углах челюстей болотной твари. Наконец он почувствовал, как они разомкнулись. Хромая, он добрался до берега болота.

Самым обидным было то, что местность становилась суше, и это болото было, может быть, последним на его пути. Он снял сапог, вернее то, что от него осталось, и рассмотрел ногу. Вся портянка была в крови и воде. Размотав ее, он убедился в серьезности ран, но делать было нечего, и Ян, разорвав часть портянки на лоскуты, туго перебинтовал ими ногу. Из сапога пришлось сделать калошу. Кость была цела, и в целом на ногу можно было наступать, но ему пришлось полежать с часик, чтобы нога перестала кровоточить и вырезать клюку, на которую можно было опираться, облегчая себе ходьбу.

Дальше путь превратился в непрекращающийся кошмар. Сначала Ян неплохо продвигался, несмотря на боль в ноге. Преследования больше не наблюдалось. Жилые места кончились, как и дожди с болотами на следующий день пути. Еще через день от туч не осталось почти никаких следов, и местность стала резко меняться на засушливую. Несмотря на улучшившуюся обстановку, скорость продвижения начала резко падать. Опухшая нога отзывалась болью при каждом шаге, и к концу пятого дня Ян доел последний хлеб, который он и так растягивал по крохам. На шестой день он, уже плохо что-либо соображая, плелся по высохшей степи. Последний раз река ему попалась еще утром, и вечером у него было только полбутылки воды. С наступлением темноты он повалился прямо там, где шел, тупо уставясь на три маленьких разноцветных луны в абсолютно беззвездном небе.

Седьмое утро застало его уже на ногах. Ян хорошо представлял себе, что должен перейти через засушливый пояс, так как здесь даже животных почти не было, не говоря о людях. Мысли крутились вокруг не пойманных и не съеденных зверушек.

Даже убитый крокодил постоянно появлялся перед глазами, плывя в знойном мареве пустынной местности, как неосуществленная надежда. У Яна сначала не было возможности развести огонь, и он брезговал есть сырое мясо, а теперь он мечтал, хоть о чем-нибудь съедобном, но любая мышь сейчас двигалась быстрее и проворнее, чем он. Тем не менее, он упорно переставлял ногами, ориентируясь на восток по медленно ползущему по небосводу солнцу.

Настоящая беда настигла его под вечер, когда он заметил, что его руки и лицо покрыты пергаментной пленкой, которая лопнула в одном месте на ладони и засочилась ручейком крови. Глядя на эту трещину, он с ужасом понял, что его кожа не пришла еще в норму и не выдерживает сухого воздуха. Он засунул руку за пазуху и осторожно, не сгибающимися пальцами выудил оттуда бутылку с остатками воды.

Пробку пришлось вытаскивать зубами. Как не хотелось ему пить, он лил воду по каплям на руки, размазывая ее по коже, которая впитывала жидкость, как губка.

Несколько капель он нанес на лицо. В бутылке осталось не больше четверти стакана воды. Ян мужественно спрятал ее обратно за пазуху и продолжил свой путь.

Это была какая-то издевка судьбы. На него больше не нападали хищники и не преследовали люди — иди себе спокойно, пока не придешь куда-нибудь. Но засуха и зной добивали его беспощадно, а лягушачья кожа и прокушенная нога только усугубляли его состояние. Несмотря на жуткую усталость, он не остановился вечером, решив идти так долго, как только сможет, и просто залечь на день в тени, если такая найдется. За спиной давно потух закат, а Ян все брел по степи, начавшей постепенно переходить в пустыню, ориентируясь на свет лун этого мира.

Где-то за полночь он оступился и скатился в какую-то песчаную яму. Подняться ему оттуда уже было не суждено…

Очнувшись от беспощадного жара солнца, он потянулся за бутылкой, в которой должны были остаться несколько капель воды, и увидел, что натянутая, как пергамент, кожа на руке лопнула в нескольких местах. Он потратил остатки воды на руки и лицо, но это почти не помогло. Нужно было искать тень. Ян поднялся на четвереньки и, найдя рядом палку, встал на трясущиеся ноги. Он стоял в песчаной ложбине. Нужно было подняться по склону, но он с трудом представлял, как это сделать. Подойдя к краю осыпи, он попытался вскарабкаться на нее. Однако песок все продолжал сыпаться сверху, а потрескавшиеся до крови руки утопали в сыпучем обжигающем бездонном месиве. Он, как испортившийся робот, медленно забирался вверх и сползал обратно с осыпающимися пластами, не чувствуя больше окровавленных и сожженных песком рук, и видя перед собой только оранжевое марево пульсирующей крови. В какой-то момент он сдался и затих прямо на склоне. С растрескавшегося лица и скрюченных рук еще текли небольшие ручейки крови, но сознание уже не реагировало ни на что. Ян уплывал куда-то в неизвестность, а внутри его как будто просыпалось и разворачивалось какое-то сокровенное знание.

Он почувствовал себя под ночным небом, полным звезд, вокруг него был удивительный мир с яркими огнями и бесшумно двигающимися повозками, красиво одетыми людьми и многоэтажными зданиями. На мгновение ему показалось, что он вот-вот вспомнит, кто он и откуда, но все скрылось в оранжевой дреме забытья…

…Ерема и Пантелей неутомимо топали в своих прочных лаптях по песку, подгоняя ослика, запряженного в повозку. До солончака, куда они направлялись, чтобы пополнить деревенские запасы соли, оставалось полдня пути. Здесь, главное было не промахнуться — в пустыне, как в море, нет никаких примет. Огибая одну из попадавшихся по пути впадин, Пантелей увидел лежащего на животе человека.

— Смотри, Ерема. Нешто человек лежит? — спросил он озадаченно, остановив упряжку.

— Да какой в пустыне…, — Ерема осекся на полуслове, так как и сам заметил лежащего.

— Негоже это как-то в пустыне одному. Может живой еще? — деловито рассудил Пантелей.

— Не-а. Живой, не лежал бы так, на солнцепеке раскинувшись. Видишь, он наверно выбраться оттуда пытался, да не смог. Однако ж надо похоронить парня. В писании сказано: "Всех земле предавать должно!" — Ну и лезь тогда сам, а я подстрахую! — сказал Пантелей.

— А и полезу! В песке яму выкопать — раз плюнуть! Зато по совести поступим.

Держи конец веревки, подстрахуешь! — с этими словами Ерема сиганул вниз по склону и шустро принялся за дело. Через совсем немного времени иссохший труп был предан земле, вернее песку, а импровизированный похоронных дел мастер выбрался наверх песчаного гребня и отрапортовал приятелю. — Да, он, пожалуй, не из наших, не из «рожденных». Наверно «пришедший» с болот. Вся кожа перелопалась и высохла, как на мумии. Удирал видно от тамошнего мага, да не дошел малость до жилых мест.

— Ну ничего, сейчас наверно уже где-нибудь в зиндане просыпается. Считай, ты ему новую жизнь подарил! — подбодрил его Пантелей.

— Да толку-то, они же ничего почти из старой жизни не помнят. Этому новому ведь наплевать, на то, как прежний помирал, — с досадой ответил Ерема.

— Да ладно! Ты, что нужно сделал, а остальное не нашего ума дело! — выдал веское заключение Пантелей, и крестьяне продолжили свой путь к солончаку.