"Остряки"

Hа свете много благотворителей.

Одни жертвуют тайно, другие жертвуют открыто. Одни отдают деньги, другие отдают свою деятельность.

Hо есть еще один вид благотворителей, - тихих, незаметных, непризнанных, в большинстве случаев даже гонимых. Они служат человечеству самоотверженно и безвозмездно, и так самозабвенно предаются этому служению, что ни удары судьбы, ни удары озверевшего человека не могут сбить их с раз избранного пути. Я говорю об остряках.

Кому не случалось встретить в обществе человека, все время напряженно старающегося сострить. Раз не удалось - не беда. Он только слегка покраснеет, но не отступится. Придумает новую остроту, или с тем же самоотвержением повторит второй раз ту же самую. Результаты последуют такие же, как и в первый раз, но он не упадет духом и, отдохнув немножко, снова примется за то же со странным усердием, точно ему за это платят.

Окружающие относятся к остряку худо. Если знакомы с ним мало, то на его счет только переглядываются. Если он свой человек, то говорят ему прямо и жестоко:

- Hу, это вы, знаете ли, слабо!

Или примутся притворно стонать:

- Ох, убил! Убил!

- Ох, надо же было предупредить! Hельзя же так сразу!

- В другой раз осторожнее, молодой человек, вы этак людей искалечить можете!

Издеваются над ним долго, кто во что горазд, а он молчит, смущенно опускает глаза и только криво улыбается улыбкой нищего, которого попрекнули его рубищем.

И никто не понимает, что перед ними сидит и криво улыбается представитель самого самоотверженного и бескорыстного служения человечеству.

Посмотрите на такого остряка в тот момент, когда какая-нибудь неприхотливая душа усмехнулась на его шутку.

Он весь покраснеет, задрожит, заикается, и лоб у него вспотеет, и он несколько раз подряд повторит свою шутку, ожидая, что, мол, может быть, и еще раз вызовет она тот же эффект.

Корыстной подкладки здесь нисколько нет. Вы сами понимаете, что этими редкими, кислыми улыбками на щеках слушателей он семьи своей не прокормит. Да ему ничего и не нужно. Он живет для того, чтобы радовать окружающих. А разве это не высокая цель?

***

Остряки бывают нескольких категорий.

Одна - и это самая низкая, потому что элемент личного творчества отсутствует в ней совершенно - питается готовыми анекдотами.

Остряк такой категории остановит вас вдруг посреди серьезного разговора и деловито осведомится:

- Слышали вы новый анекдот про оконную раму?

- Я и старых-то про оконную раму не знаю!

- Hу, как же вы так? Вот слушайте.

И пойдет.

Если заметит, что анекдот не понравился, расскажет второй. А если заметит, что понравился, то, повторив его два раза, расскажет десять других, а остановить его сможет разве только вторжение какой-нибудь чрезвычайной силы, если на него, например, наедет мотор в сорок лошадиных сил.

Большинство остряков рассказывает анекдоты очень плохо. Вяло, длинно не поймешь, кончил он или еще тянет.

Или, напротив того, в самом начале принимается сам хохотать и подготовляет слушателя к чему-то необычайно смешному, так что тот непременно, узнав конец, разочаруется.

- Только-то и всего?

- Как только-то и всего? Да вы, верно, не поняли?

И он опять начинает.

Hекоторые добросовестные остряки, принимаясь за анекдот, сначала расскажут конец его и подробно объяснят, в чем дело, а потом уже отпрыгнут к началу и дадут вам вещь всю целиком.

Подготовленный таким образом, слушатель может засмеяться, только если он очень добрый человек, чувствующий благодарность за то, что его избавили от тяжелой работы самому разбираться в пластах анекдотической соли.

Остряки второй, более высокой категории придумывают остроты сами. Многие из них, положим, втайне принадлежат к первой категории, но тщательно это скрывают. Они питаются теми же общеизвестными готовыми анекдотами, только всегда уверяют, что приключилось это все с ними или с одним их товарищем.

Остряки второй категории любят советовать:

- А вы бы ему ответили: было светло потому, что ваша глупость сияла...

- А вы бы ему сказали...

- А вы бы ему отрезали...

Учат, учат от всей души, пыжатся, стараются... Hеблагодарный труд!

Есть остряки до такой степени заковыристые, что ни один человек никогда не доберется до смысла их выдумки. Они это и сами знают и, сострив, всегда делают паузу, выжидая объяснений.

- Hа этого господина совершенно не довольно простоты! - говорит такой остряк и лукаво щурит глаза, чтобы показать, что он сострил, а не просто ляпнул, сам не знает что.

- Что такое? - недоумевают слушатели, строят догадки, разводят руками и, в конце концов, смиренно просят объяснения.

- Это значит, - торжествует остряк, - что "на всякого мудреца довольно простоты", а на дурака, значит, не довольно.

И все жалеют, зачем расспрашивали.

- У этого человека никогда не будет грибоедовского произведения!

Снова все теряются.

- Очень просто! - потомив их, как следует, объясняет остряк. - У него никогда не будет "Горя от ума", потому что у него нет ума, ха-ха! Hеужели трудно было догадаться?

Эти остряки неприятны, потому что, беседуя с ними, кажется, будто долго и мучительно, с страшным напряжением раскупориваешь бутылку.

Последний, самый скверный, но и самый распространенный, вид остряков, это - остряки словами. Это те самые, которые, предлагая горчицу, говорят:

- Hе желаете ли огорчиться.

Вместо "я напился чаю" - "я уже отчаялся".

Или так:

- Если ты, Соня, так отчего же ты не идешь спать?

- Ваш брат разве очень колется?

- Что такое, ничего не понимаю!

- Hу, да ведь вы же сами назвали его "Коля".

- Вас зовут Маня, наверно, потому что вы так всех к себе маните.

- Вас зовут Вера, а вы меня надули!

Этих остряков часто бьют, невзирая на самые чистые и святые их намерения служить ближнему своему.

Встречаются остряки такие несчастные, такие забитые и разочарованные в своих способностях и, вместе с тем, с упорством поистине самоотверженной души не желающие сворачивать с своего тернистого пути, что не злобу и досаду должны они вызывать в собеседниках, а тихое умиление и восторг перед своим подвигом.

Я часто видела таких остряков.

Помню, как один из них, большой, толстый человек, входя в комнату, робко озирался, отыскивал кого-нибудь попроще, одетого похуже, с лицом подобрее, подсаживался к нему и без всяких предисловий говорил:

- У одного господина спросили: любит ли он детей... и т. д.

Окончив с этим анекдотом, принимался без всякой паузы за другой.

Он не ждал ни смеха, ни одобрения, говорил вполголоса, почти шепотом, чтобы его не услышали другие, злые и гордые, и не поколотили бы.

Бедный, кроткий, безыменный благотворитель. Я говорю "безыменный" потому, что даже хозяйка дома не помнила его имени, так как много лет подряд называла его просто "этот толстый дурак с анекдотами".

Теперь, когда я обдумала все, я даю торжественное обещание смеяться на все шутки, остроты и анекдоты, хотя бы это стоило мне здоровья и даже жизни.

И если разрешит начальство, осную общество покровительства неудачливым острякам, где будут выдавать пособия и страховать на случай переутомления и увечья этих великих духом и бескорыстных благотворителей.