"Мостовые ада" - читать интересную книгу автора (Найт Деймон)

9. …ДА НА СКОВОРОДКУ

Артур неуклюже выбрался из коптера и вслед за Лодермилком прошел через арку в покрытой мхом стене. Все тело у него затекло от долгого полета. Они совершили только две посадки — одну в Равнинах, чтобы заправиться горючим, а вторую где-то в горах перед самым рассветом, чтобы сменить дариенскую одежду Артура на обычный костюм младшего помощника продавца. Верхняя рубашка сидела на нем отвратительно, а туфли жали.

Длинноногий Артур никак не мог приспособиться к шагу Лодермилка. Пока архидепутат сидел, Артур не отдавал себе отчета, насколько тот мал ростом и хрупок. Однако в его манере двигаться не было ничего немощного. Старик бодро трусил впереди, подпрыгивая как воробышек.

На проходной их ожидал рыжий молодой человек в горчичного цвета балахоне с капюшоном. Он вертел в руках полоску пластика, складывая ее в замысловатые геометрические фигуры. Когда они появились, он встал со стула и просиял при виде Лодермилка.

— Артур, это… гм… Маркс, если я правильно помню?

— Уэсли Маркс, сэр.

— Хорошо. Артур — новичок, Уэсли. Отведи его в здание администрации, пожалуйста, и расскажи все, что нужно знать новичку.

— Сделаю, сэр. Вы удачно слетали?

— Вполне.

Лодермилк пожал Артуру руку на прощание, уселся на скутер и покатил по улице тряской рысью. Одежды его развевались на ветру.

Артур последовал за рыжим студентом в противоположном направлении, озираясь вокруг с искренним любопытством. Он увидел пять каменных зданий очень древнего вида, длинную приземистую постройку и крошечную часовню Магазина. И это было все, если не считать нескольких акров травы и деревьев. Высокая стена отделяла городок Торгового колледжа от внешнего мира. Даже показанный Артуру Лодермилком колледж гуманитарных искусств, здания которого располагались на расстоянии нескольких сотен ярдов, не был отсюда виден.

Они миновали мужчину средних лет в алых одеждах, который вышагивал, опустив подбородок на грудь и заложив руки за спину. Мимо проехали на скутерах две девушки, грациозно держась на сиденьях по-дамски, боком. Юноша в черном вышел из приземистой постройки, когда они проходили рядом, глянул на них без любопытства, присел на газон и стал жевать сорванную травинку.

— Сколько…

— На улице не разговаривать, — вполголоса отрезал Маркс.

Над входом в самое дальнее из каменных зданий полустершийся от времени каменный рельеф гласил: «Администрация». Артур вслед за своим проводником поднялся по широким ступеням в прохладный вестибюль, где каждое движение отдавалось гулким эхом. Вестибюль был совершенно пуст, если не считать двух молодых людей и девушки за столом. Старомодные электрические часы на стене громко щелкнули, когда Артур и рыжий студент вошли.

— Новичок, — сказал Маркс троим присутствующим.

Он обошел стол, оперся на него локтями, и все четверо студентов с одинаковым сонным равнодушием уставились на Артура.

В наступившей тишине раздавалось только равномерное гудение часов.

Девушка вынула достала карточку и вложила ее в стоящий перед ней ортотайпер.

— Имя?

— Артур Ба… Артур Барбур.

— Точно? — спросила девушка с легкой улыбкой.

— Точно.

Застрекотал ортотайпер.

— Возраст? Предыдущее место жительства? Образование? Предыдущий род деятельности?

Артур ответил на все вопросы. Девушка выхватила карточку из машины, оторвала от нее часть и отдала Артуру. Это была стандартная кредитная карточка Опотра. Рыжий студент взял Артура за руку и увлек в один из боковых коридоров.

На половине пути Артур остановился.

— В чем дело?

— Она ошиблась. Здесь написано «Себастьян Ридлер».

— Это твое имя. Пойдем.

Артур снова двинулся за ним. Они спустились по пандусу в комнату с голыми серыми стенами, разделенную на две части длинным прилавком. За прилавком стоял еще один сонный молодой человек в горчичном балахоне, а за ним виднелись длинные ряды полок. Эмалированная табличка над его головой сообщала, что это «Магазин продуктов общего потребления Пасадены, отраслевая лицензия 9». Часы, точно такие же, как в приемной, щелкнули, когда минутная стрелка перескочила на одно деление.

Артур положил свою карточку на прилавок. Клерк смерил его взглядом, направился к одной из полок, вернулся со стопкой одежды и положил ее на прилавок.

— Это все, что тебе сейчас нужно. Если понадобится что-то еще, приходи в Магазин.

Он опустил карточку Артура в аппарат на прилавке, умело пробежался пальцами по клавишам и вернул карточку.

Артур повернулся, чтобы идти.

— Подожди минуту.

Клерк достал штемпельную подушку и большую круглую печать.

— Наклонись, — велел он Артуру.

— Зачем?

— Делай, как он говорит, — сказал Маркс.

Клерк прижал печать к подушечке, а затем приложил ее по очереди ко лбу и обеим щекам Артура.

— Не прикасайся, пока не высохнет. Давай сюда руки.

Он снова увлажнил печать и приложил ее к тыльной стороне ладоней Артура. «Чернила» были совершенно бесцветными, как вода.

Артур перевел взгляд с клерка на рыжеволосого. Оба студента наблюдали за ним с мягкой усмешкой.

— Ладно, куда теперь? — спросил Артур.

— Ты что, не хочешь узнать, зачем это все?

— А ты бы ответил, если бы я спросил?

— Нет, — ухмыльнулся рыжий. — Тебе придется догадаться самому.

Артур повернулся к двери, и замер на месте. Что-то в комнате изменилось. Что именно? Звук…

Он бросил быстрый взгляд на часы.

— Правильно, — одобрительно сказал Маркс.

Белокурая секретарша Лодермилка встретила его радостным возгласом:

— Привет, Френсис! Хорошая была поездка?

— Отвратительная, — ответил Лодермилк, улыбаясь ей. — Столько волнений — я до сих пор дрожу, как в лихорадке. Сегодня я не принимаю никаких посетителей с проблемами, Бетти. Пропускай ко мне только спокойных и положительных людей, я намерен расслабиться…

У секретарши вытянулось лицо.

— О нет! — воскликнул Лодермилк. — Меня уже кто-то ждет? Кто же?

— Посол от Фабитала. Он в вашем кабинете. Прибыл полчаса назад. Его зовут Эзиус Мильоцциус.

— Да, да, я помню. — Лодермилк вздохнул. — Ну, по крайней мере, у него нет проблем, я надеюсь.

— Зато он сам может оказаться проблемой.

— Хм. — Лодермилк внимательно посмотрел на секретаршу. — Он тебе не нравится?

— Не слишком. Хотя это не предчувствие.

— Ладно. Спасибо, Бетти.

Он шагнул к двери.

— Френсис!

Лодермилк обернулся с видом легкого недовольства.

— Ты принимал пилюли?

— Да, да, — нетерпеливо сказал Лодермилк. — Н-ну… честно говоря, нет.

Он достал коробочку с пилюлями, вытряхнул на ладонь две капсулы, красную и зеленую, и проглотил их с ужасной гримасой.

Девушка усмехнулась ему. Лодермилк переступил порог кабинета, и тотчас хмурая гримаса на его лице сменилась выражением безупречной вежливости. Гость архидепутата сидел в кресле у окна и курил сигарету в длинном красном мундштуке. Это был смуглый, темноволосый, худощавый джентльмен.

— Domine Migliozzie, salve, salve. Maereo guod te salutare non hic eras, sed, verum… (Приветствую вас, господин Мильоцциус. Прошу простить, что не смог встретить вас, но, правду сказать…)

— Я вас умоляю, архипрокуратор, — сказал Мильоцциус, пожимая руку Лодермилка. — Пусть мое ожидание послужит знаком того глубокого уважения, которое я к вам питаю. Мне было приятно вас ждать.

Мильоцциус улыбнулся, и его коротко подстриженные черные усы встопорщились, как у кошки. Он поклонился Лодермилку, и в ответ на жест архидепутата опустился обратно в кресло, изящно поддернув брюки и расправив тогу, чтобы не помялись.

Они с Лодермилком обменялись еще несколькими любезностями, каждый на языке другого. Потом Мильоцциус запутался в какой-то особенно заковыристой фразе и сдался. Они перешли на новую латынь.

— С тех пор, как моя группа имела счастье встретиться с группой вашей милости, мы всегда стремились отправить к вам кого-то из нас, дабы он мог скромно постигать ваш опыт. Это было весьма непросто осуществить, даже при вашей драгоценной поддержке. А потом мы долго не могли решить, кто же из нас поедет. Поэтому я должен извиниться за свое скверное знание английского, ваша милость; как вам известно, в Фабитале не поощряется изучение иностранных языков. А ваши познания в латыни весьма совершенны. Могу я узнать, как вы?.. Возможно, вам случалось бывать с межобщественной комиссией в Италии?

— Нет, я никогда не имел такой чести, — смущенно ответил Лодермилк. — Видите ли, честно говоря, меня частенько мучает бессонница, и я должен чем-то занять время. Так случилось, что у нас в библиотеке есть несколько книг на латыни, а перевода к ним нет. «Сумма теологии» Фомы Аквинского, например. Обидно, видите ли, терять любое знание.

— Ах, — сказал Мильоцциус, энергично кивая. — Прекрасно. Восхитительно! И какого вы мнения о «Сумме»?

— Шедевр. Вне всякого сомнения, творение мастера. Очень поучительная книга, вы не находите?

— Увы, я ее не читал. Я полагаю, у нас существуют экземпляры этой книги, однако нам недостает вашей американской скрупулезности. Древние дискуссии о боге и ангелах сейчас в высшей степени неактуальны. Достаточно нам ангелов в повседневной жизни!

— Именно так, — согласился Лодермилк. — Однако ваше время дорого, а я тут развлекаю вас пустой болтовней. Я полагаю, сейчас мы с вами пройдемся по колледжу, и вы глянете вкратце, как у нас поставлено дело. А после обеда, если вы не будете слишком утомлены, вы начнете осматривать колледж более детально.

— Вы чрезвычайно добры, ваша милость.

— Достопочтенный сэр, — запротестовал Лодермилк, — среди нас не приняты такие обращения. Мы — друзья, и прошу вас называть меня Френсисом.

— С величайшим удовольствием, — любезно ответил Мильоцциус. После недолгого колебания он добавил:

— И вы тоже зовите меня Эзиус.

Лодермилк отошел к столику в углу и налил два стакана кьянти, себе и гостю.

— Bene tibi!

Архидепутат отпил глоток вина, умело скрыл гримасу, поставил стакан на стол и произнес:

— Я так понимаю, Эзиус, что ваша группа не располагает колледжем для обучения молодежи. Только обычные учебные заведения Фабитала и Унимеркса.

— Да, мы весьма отстали от вас в этом направлении, — ответил Мильоцциус, сверкнув белыми зубами. — Нам всегда казалось, что это слишком опасно. Мы обучаем своих детей дома, сами. Именно поэтому нас так интересует…

— Но вы совершенно правы! — вежливо воскликнул Лодермилк. — Разумеется, в Фабитале можно обучать детей дома. Мы бы тоже поступали так в большинстве случаев, но большинство обществ Северной Америки отрицает частную жизнь. Во многих случаях можно сказать, что дома практически не существует.

— И все-таки мы знаем, что вы преодолели большие трудности, Френсис. Собрать такой кулак под носом у стандартных! Ведь вас в любой день могут разоблачить и уничтожить…

Лодермилк хлопнул в ладоши.

— Вы мне напомнили… Нужно вас пометить, прежде чем мы начнем обход колледжа.

— Пометить? — У Мильоцциуса отвисла челюсть.

— Да. Это одна из предосторожностей… Впрочем, нет, мы сделаем по-другому. Сначала я проведу вас по колледжу непомеченным и покажу вам то, что увидит обычный сторонний посетитель, прибывший сюда без предупреждения. Университетский чиновник, например, или инспектор из департамента священных наук.

Мильоцциус беспомощно пожал плечами.

Артур смотрел на часы. Они монотонно гудели на одной ноте. Минутная стрелка бесшумно миновала деление и поползла к следующему.

— Раньше они тикали, — сказал Артур.

— И что?

— Погодите, — сказал Артур, лихорадочно размышляя.

Он сообразил, что один раз это уже произошло. В приемной. Когда Артур с провожатым вошли, часы щелкнули, а потом загудели. Но какое это имеет отношение к веществу, которое только что нанесли на его лицо и руки?

— Почему я запретил тебе разговаривать на улице? — задал наводящий вопрос Маркс.

У Артура чуть не сорвался с языка ядовитый ответ. Но он вдруг вспомнил, что рассказывал ему о колледже Лодермилк прошлой ночью, и прикусил язык.

— Ой.

— Что-что? — поинтересовался Маркс.

— Здесь есть люди, которые не останутся учиться. Не иммунные.

— Верно, — сказал клерк. — И дальше?

Артур посмотрел на свои руки. Чернила высохли, не оставив ни малейшего следа. Он понюхал кожу. Ничего.

Но какая-то разница должна быть, иначе зачем… И тут в голове Артура все встало на свои места. Так просто! В Магазине для некоторых эффектов использовали священный свет. На праздничных службах потребители играли в «спрячь-кредит», и Артуру не раз случалось наблюдать за залом через специальные очки. Обычный свет при этом выключали, но Артур видел, как «кредит» (большую пластиковую букву «К») передают из рук в руки. Потом он подсказывал другому младшему помощнику продавца, у кого из потребителей спрятан «кредит» Все было очень просто — если знать секрет. Но на потребителей всегда производило хорошее впечатление.

— Ну? — спросил клерк.

Артур очнулся. Оказывается, он успел погрузиться в размышления и силе источника света и оттенке стекол в очках, необходимых для того, чтобы чернила были ясно видны оснащенному специальными очками наблюдателю, но незаметны невооруженным глазом.

— Единственное, чего я не могу понять, — сказал Артур, обводя взглядом помещение, — это где вы прячете проектор и наблюдателя.

Маркс сверкнул глазами.

— Тебе известно достаточно, — сказал он, и увлек Артура прочь из комнаты. — Пойдем.

Артур шел за ним, погруженный в глубокие размышления. Минуту спустя он сказал:

— Что, если я догадался, почему на моей карточке стоит не то имя, которое я назвал?

— Рассказывай.

— «Барбур» — это кодовое слово. Оно значит, что я не могу воспользоваться собственным именем, поэтому мне дали первое из списка имеющихся.

Рыжий студент одобрительно фыркнул.

— Я прав?

— Частично. Как тебя зовут?

— Ээ… Себастьян Ридлер.

— Хм.

Они вернулись в вестибюль. За столом сидели все те же трое. Девушка перегнулась через стол и обратилась к Артуру, жестикулируя карандашом в такт словам.

— Ну вот, теперь ты понимаешь, верно? На улице не говори вообще. В помещении можешь говорить только тогда, когда часы гудят. Если ты услышишь, как они тикают, и увидишь, что стрелка идет рывками, что ты будешь делать?

— Я замолчу, — сказал Артур.

— Правильно. Если кто-то — неважно, кто, — заговорит с тобой в тот момент, когда ты должен молчать, сделай знак, что твой рот на замке. — Она провела двумя пальцами по губам. — Если кто-то попросит тебя рассказать о себе что-нибудь, кроме имени — откуда ты приехал, как зовут родителей, ну и так далее, — ты должен отвечать «ниоткуда», «никто», «ничего». Понятно? Все это написано в правилах для новичков, которые тебе придется выучить. Ты поймешь, что запомнить правила и строго их придерживаться — в твоих интересах. В колледже используется система взысканий. Новички отрабатывают по часу на хозяйственных работах за каждое полученное взыскание.

Она кивнула Марксу.

— Отведи его в спальный корпус «Б», Уэс.

Когда они вышли на улицу, она неожиданно оказалась полна народа. Молодые люди двигались потоком откуда-то из одного места.

— Возвращаются из столовой, — заметил Маркс. — Может, ты тоже хочешь перекусить?

— Нет, спасибо.

Маркс равнодушно кивнул и повел Артура через толпу. Артур жадно искал глазами в лицах студентов какое-то особое качество — он сам толком не знал, какое. Но ничего необычного он не высмотрел. Пару раз, когда он смотрел на трех-четырех студентов одновременно, ему казалось, что он вот-вот краем глаза поймает это неуловимое «нечто»… и всякий раз оно ускользало, как только Артур переводил взгляд с нескольких лиц на одно.

Студенты негромко переговаривались на ходу. Пытаясь как-то их отличить друг от друга, Артур заметил, что чаще всех разговаривают студенты в серых балахонах, студенты в горчичных — реже, а студенты в черных почти не открывают рот. Новички, одетые в коричневые балахоны вроде того, который выдали ему, шли молча. Очевидно, запрет на разговоры на улице относился только к ним. Серая одежда, должно быть, отличает второкурсников, которые гордятся своей новой привилегией и норовят воспользоваться ей почаще. В горчичное одеты студенты третьего курса, а в черное — выпускного.

Маркс свернул к ближайшему входу в длинный приземистый дом. Внутри они первым делом столкнулись с двумя потными первокурсниками, которые тащили стол по коридору, загроможденному кроватями, чемоданами, пустыми коробками и неприкаянными новичками. Где-то за пределами видимости разговаривали два мужских голоса. Слова слышны не были, только интонация: вопрос-ответ, вопрос-ответ.

Все двери в комнаты по обе стороны коридора были распахнуты. На дверях были приколоты карточки с номерами. Артур мимоходом увидел ряды незастеленных кроватей со спинками. В каждой комнате на стене висели такие же самые старомодные часы. Артур удивился, как можно услышать их звук в той какофонии шумов, которая здесь творилась, и вдруг понял, что он его слышит. Часы тикали хотя и тихо, но резко и отчетливо.

Они завернули за угол и миновали закрытую дверь с карточкой «женская спальня». За следующим поворотом коридор заканчивался тупиком. В тупике сидел за крошечной конторкой молодой человек в горчичном балахоне. Перед ним лежала толстая бухгалтерская книга.

— Найдется место для еще одного? — спросил его Маркс.

Студент утвердительно проворчал и обратил взор на Артура.

— Имя?

Он занес ручку над книгой.

Артур открыл было рот, вовремя услышал негромкий щелчок, и закрыл рот. Он провел пальцами по губам, как ему показали.

Студент за конторкой улыбнулся и посмотрел на Маркса.

— Себастьян Ридлер из Ошкоша. Двадцать один год.

Третьекурсник записал данные в книгу.

— Взыскания?

— Восемь, — сказал Маркс.

У Артура отвисла челюсть.

— Два — за разговоры на улице, — продолжал Маркс. — Три — за то, что первым обратился к старшекурснику. И одно, — он глянул на Артура, — за то «ээ…», когда я спросил твое имя.

Он ухмыльнулся Артуру на прощание и отправился восвояси.

Студент за конторкой глянул на карточку, что-то на ней написал, затем взял брошюру из стопки на краю конторки и протянул Артуру.

— Комната двенадцать. Это туда.

Артур нашел свою комнату и зашел внутрь. В комнате были два письменных стола, стеллаж, две кровати — одна незастеленная, — и куча багажа. Артур мрачно уселся на незастеленную кровать и открыл брошюру, озаглавленную «Правила для новичков». В ней было двенадцать страниц убористого печатного текста. После каждого правила стояла пометка, какое взыскание назначается за его невыполнение.

«Новичок должен посещать все занятия и факультативы согласно расписанию. Новичок должен приходить на занятия и факультативы вовремя… Когда к новичку обращается преподаватель или старшекурсник, он должен добавлять к своему ответу» сэр» или «мадам».

Артур сообразил, что взысканий за невыполнение этого правила Маркс ему не назначил. Он попытался вспомнить, сколько раз говорил со старшекурсником по дороге от входа сюда, но потерял счет. Раз двадцать, не меньше. Его злость на рыжего старшекурсника стала постепенно проходить.

Артур перечитывал брошюру по второму разу, когда кто-то вошел в комнату. Артур поднял взгляд.

— Похоже, мы соседи, — сказал жизнерадостный румяный парень. — Моя фамилия Флинн, а твоя?

Часы над дверью равномерно гудели.

— Ридлер, — сказал Артур, пожимая руку парня. — Как тебе тут?

— Ужасно, — ответил Флинн и со стоном повалился на кровать. Пробегал до самого полудня. Но сейчас, по-моему, про меня забыли. Ты откуда?

— Ниоткуда.

— Тьфу ты, совсем забыл, — скривился Флинн. — Дурацкие правила, верно? У меня из-за них куча неприятностей. Запомнить я их могу, только смысла в них нет.

Он испустил несколько протяжных стонов.

— Ну ладно, они не запрещают рассказывать о себе, если сам захочешь. Я приехал из Оленьего парка, это на севере Севена. Мой отец — администратор второго класса. Он заведует электростанцией на озере Каско. Он ужасно умный, а я — нет. Моя мать и сестра тоже не гении, но я хуже всех. Сколько у тебя взысканий?

— Восемь.

Флинн присвистнул.

— Восемь! У меня — двадцать три, не считая тех, которые я уже отработал вчера вечером и сегодня утром.

Он глубоко вздохнул.

— Хотел бы я сейчас оказаться дома, в Севене!

— Ты жалеешь, что приехал сюда?

— Еще как! Я никогда сюда не хотел. Я знал, что это не для меня. Я такой простофиля, что меня с семи лет держали дома, никуда не выпускали. Я слишком много болтаю, а если взволнован, то совсем за собой не слежу. Ну и что в этом плохого, если бы я оставался в Оленьем парке? — Он перекатился на живот. — У нас там пять сотен акров земли, обнесенных стеной. В основном лес. Моя мать происходит из семьи Вильямсов, она получила Олений парк в наследство. Другого такого места просто на свете нет. В озере водятся окуни и форель, а в лесу — сурки, белки и, само собой, олени. Но мы на них не охотимся. Они ручные.

— Ты охотился?! — поразился Артур.

— А как же! А ты — нет? Из какой семьи ты происходишь, я забыл?

— Моя фамилия Ридлер. Я… я был потребителем, пока не пошел работать в Магазин.

— А, тогда понятно. Я до сих пор никогда не встречал потребителей. У нас в Оленьем парке даже слуг нет — из-за меня. Только семья и мой учитель. Да еще каждое лето приезжает толпа иммунных ребят. — Он потряс головой, словно отгоняя воспоминания. — Хотел бы я быть там! Я говорил отцу, что это не для меня, но он чудной. Все повторял, что я могу сделать все, если хорошенько сосредоточусь. Дядя Зиг пытался с ним спорить, но отец только вышел из себя и накричал на него.

Флинн снова застонал и уселся на кровати.

— Все тело болит. Я до сих пор никогда не таскал мебель.

— Так здесь отрабатывают взыскания?

— Ты делаешь все, что тебе велят. В основном таскаешь мебель, это точно. Все третьекурсники переселяются в комнаты четвертого курса, и на это уходит уйма взысканий.

— А кто ведет счет взысканиям?

— Ты сам. Но если соврешь… Гром и молния! — у Флинна был подавленный вид. — Сегодня утром один старшекурсник меня спросили, сколько у меня взысканий. У меня было шестнадцать, но я решил приврать, и сказал «два». По-моему, он мне не поверил. Он отвел меня к проктору, и — шарах! — десятью взысканиями больше.

Артур смотрел на него и не знал, сочувствовать или смеяться.

— Ну, если ты провалишься, они отошлют тебя домой. Ты ведь этого и хочешь?

— Нет. — Флинн покачал головой. — Мой отец сказал, что это очень серьезно. Как в воду бросают — выплывешь или утонешь. Сделают из меня дворника, или что-нибудь еще…

Он посмотрел на Артура и вздрогнул.

— Слушай, забыл тебе сказать! Лучше застели кровать — это одно из правил…

Артур вскочил с места. Его взгляд упал на раскрытую страницу брошюры, где черным по белому значилось: «Кровати новичков должны быть аккуратно застелены от 7:00 до отбоя».

— А где взять постельное белье?

Прежде чем Флинн успел ответить, в коридоре появился какой-то студент в горчичном балахоне. Он прошел было мимо двери, потом вернулся и вошел в комнату. Флинн дернулся, как будто хотел спрятаться, потом опомнился и встал с кровати, неестественно выпрямившись.

Артур тоже подтянулся. («Новички должны стоять по стойке „смирно“ в присутствии преподавателей или старшекурсников, пока им не разрешат сесть».)

— Сколько взысканий, новички?

— Двадцать три, сэр.

— Восемь, сэр.

Старшекурсник кивнул в сторону Артура.

— Девять. Незастеленная кровать. Ладно, пойдете оба со мной.