"Опасные леди" - читать интересную книгу автора (Фокс Натали)

ГЛАВА 9

Джесс, сидя верхом на Оливере, массировала ему спину и ощущала себя счастливейшей женщиной на свете. Восхитительный любовник! Ненасытный к тому же. Умеет доставить несказанное наслаждение. Щедро расточает ей свое внимание, и она весь день едва успевала перевести дыхание. Венецианский Кроссворд напрочь забыт, утрата программного пакета осталась в прошлом, огорчаться она будет потом, сейчас не до этого, сейчас у нее одна забота – любить его.

– Джессика, детка, – простонал он под ней, – ты хоть представляешь, что делаешь? Это плохо для тебя кончится, вот посмотришь!

Джесс рассмеялась и еще сильнее заколотила кулаками по его спине. Он лежал лицом вниз, а она сидела на его ягодицах и продолжала массировать, перебирая каждый мускул его смазанной ароматическим маслом спины, надеясь таким образом снять боль, появившуюся у него в пояснице.

Потерпи, сейчас преодолеем болевой барьер, а потом будет хорошо и приятно, – сказала она. – Сам виноват, таскал меня по всему Нью-Йорку, по всем этим музеям и галереям, изображал из себя героя и не сознался, что у тебя разыгрался радикулит.

– Не было у меня никакого радикулита, пока я не встретил тебя, – простонал он в подушку.

– Ага, считаешь, что я виновата в ненасытности твоего сексуального аппетита, а-а?

– Нет, я тебя не виню. Но хватит меня терзать и колотить, дай хоть немного передохнуть.

Она произвела еще один сильный пассаж вдоль его спины, как бы в наказание за то, что он ворчит на нее, но не успела слезть с его ягодиц, как оказалась под ним.

– Вот видишь, что ты натворила, простонал он, прижимаясь к ней всем телом.

– Так и было задумано, – хихикнула она, почувствовав его возбуждение. Секс – лучшее лекарство от радикулита.

– К чему тогда весь этот массаж?спросил он, легко прикасаясь губами к ее губам.

– Двойная гарантия. Решила взбодрить тебя на тот случай, если ты не взбодришься сам.

– Нашла чего опасаться. Для нас с тобой это едва ли может быть проблемой, прошептал он, раздвигая ей бедра и возбуждающе поглаживая и лаская ее. – Я могу заниматься этим весь день.

– Ты-то конечно, – прошептала она, чувствуя приближающееся возбуждение. А я просто не знала, куда деться от смущения, когда ты лапал меня прямо перед картиной Боттичелли.

– Боттичелли, заметь, не возражал. Он с удовольствием изобразил бы тебя на одном из своих полотен.

– А-а! Ты этим хочешь лишний раз подчеркнуть, что я толстая?

– Я ведь говорил тебе, что обожаю твои формы так же, как Боттичелли, Рубенс и все другие парни обожали своих роскошных леди, которых живописали.

– Итак, я толстая, – сказала Джесс, изображая крайнюю обиду, возникшую от подобного предположения.

Ей было очень приятно лишний раз услышать, что он обожает ее формы. Но она сделала вид, будто хочет выбраться из-под него, что, как она понимала, возбудит его еще больше.

– Это все по мне, я обожаю толстушек. И я хочу сейчас только одного, и ты, сердце мое, хочешь того же, и даже втройне, так что нечего из-под меня выкарабкиваться.

Когда он овладел ею, губы его скользнули по ее щеке к уху, и он прошептал:

– Мы слишком много говорим.

– Ты первый начинаешь…

Дальше она уже ничего не говорила, и наслаждение, испытываемое ею, навеяло мысль, что за это счастье можно согласиться замолчать навеки.

Когда все завершилось, они лежали в изнеможении рядом друг с другом, горячие влажные и тяжело дышащие.

Джесс засмеялась и, облокотившись на подушку, всмотрелась в лицо Оливера, легонько пощипывая серебристые пряди на его висках.

– Знаешь, для своего возраста ты еще отменно работающая секс-машина, особенно если тебя вовремя смазать машинным маслом.

– Да мне всего тридцать восемь, хотя и выгляжу сейчас на все семьдесят пять, старческим голосом пробурчал он.

Вдруг глаза его открылись, он хитро улыбнулся ей, опрокинул в подушки и приник поцелуем к ее губам. Когда поцелуй завершился, она успела заметить, что глаза его посерьезнели, и в веселой панике поняла, что еще чуть-чуть, и он опять будет готов к любовным подвигам.

– Ты, Джессика Лемберт, принадлежишь к тому сорту женщин… Словом, я люблю женщин с головой, ты просто околдовала меня… Расскажи мне о своей компьютерной игре. Что она собой представляет? Помнишь, я ведь уже говорил, что если это заинтересует меня, то я…

Джесс рассмеялась и толкнула его.

– Куда подевался твой романтизм, распутник? – Она спустила ноги с кровати и потянулась к шелковому устричного цвета халату, купленному им для нее. – Кто говорит о делах в постели?

Он усмехнулся и стал смотреть на то, как она, сидя перед зеркалом туалетного столика, расчесывала пышные золотистые волосы и разглядывала разрумянившееся лицо.

– Ну, ладно тебе, не будь врединой. Я уже исчерпал все комплименты, сравнивая тебя с бесценными шедеврами живописи, а теперь заскучал, и мне захотелось поговорить о компьютерах.

Джесс повернулась и с возгласом притворного негодования швырнула в него расческой. Он увернулся, расческа пролетела мимо и скрылась за прикроватной тумбочкой, а он засмеялся, сел и, дотянувшись до бутылки с шампанским, наполнил их бокалы.

Джесс снова отвернулась и смотрела на него в зеркало, чувствуя, как сердце ее переполняется немыслимой нежностью. Им было так хорошо вместе, будто исполнились самые лучшие ее романтические фантазии.

Когда-то она мечтала, чтобы на ее билет выпал самый крупный выигрыш национальной лотереи. Смешно, но сегодня она отказалась бы от выигрыша, если бы ей предложили выбирать одно из двух. Она с любовью смотрела на него в зеркало, а он потягивал шампанское и тоже любовался ею. Ох, Боги, все это так прекрасно и ни на что не похоже… И смех, и шутки, и секс вперемежку с болтовней, и ясный ум этого мужчины, словом, все-все… Искусство и культура… Она вспомнила, как они спорили возле Пикассо, ему не нравился этот модерновый стиль, а Джесс находила его забавным. Но она понимала его точку зрения, считалась с его вкусом, да и он в свою очередь не слишком навязывал ей свои пристрастия, так что если они и поспорили, то в этом было больше игры, чем серьезных рассуждений. К тому же он единственный на всем свете мужчина, который может шутливо намекнуть на ее пышные формы и не рассердить.

– Эта твоя Венеция сказала, что скоро я растолстею, – небрежно проговорила она и, спустив халат с плеч, начала разглядывать отражение своего столь обожаемого им тела.

Самообладания она в тот момент, естественно, не лишилась, но эта прямолинейная леди Кроссворд, эта тощая журналисточка все-таки здорово достала ее.

– Толстей на здоровье, – сказал он, меня это не огорчит. Я лю… Ты нравишься мне во всех видах, быстро поправился он.

Джесс медленно повернулась к нему, сердце ее сжалось. Он чуть было не сказал, что любит ее. То, что он не произнес этого слова, заменив его другим, она восприняла как акт самозащиты, просто он не хотел так скоро выдавать свои чувства. Себя-то она уже выдала с головой, а вот он, судя по всему, человек гораздо более сдержанный. Мог быть таким холодным и расчетливым, и вместе с тем временами становился невероятно забавным. Она пыталась представить, как он торговался бы, случись ему покупать бесценные живописные полотна, и пришла к заключению, что он предложил бы на несколько тысяч долларов меньше, чем за них запрошено, переговоры провел бы спокойно, с холодной выдержкой и достаточно пристойно, а вот ей ни на что подобное выдержки и расчетливости не хватило бы.

– Я должна признаться тебе кое в чем, – наконец заговорила она.

– Ну-ка, ну-ка, послушаем! Хотя вряд ли доведется услышать что-нибудь приятное, – задумчиво отозвался он.

Джесс пожала плечами.

– Ну, как бы там ни было, а тебе придется выслушать.

Она перевела дыхание и заметила, что Оливер напрягся в ожидании ее признания. Даже будто помрачнел. Она удивилась, с чего бы это он? Чего-то опасается?

– Причина, по которой я все еще нахожусь здесь, в Нью-Йорке, та, что я позволила себе совершить одну глупость. – Ресницы ее опустились. – Я опоздала на самолет, которым должна была вернуться в Англию. В общем это получилось из-за разницы во времени и все такое… Сотрудники Британских авиалиний обещали отправить меня другим рейсом, и… они звонили мне сегодня утром, когда ты спускался вниз за газетами, сказали, что все устроили… Короче говоря, самолет улетел два часа назад… и… и, как ты понимаешь, абсолютно без меня… Ну вот я и призналась.

– И ты говоришь мне это только теперь? – спокойно спросил он.

Джесс посмотрела на него и улыбнулась.

– Да, только теперь. Но вижу, ты не понял меня, – произнесла она чуть слышно, испытывая неловкость, оттого что он мог решить, будто она пытается слишком уж нажать на него.

– Я понял тебя очень хорошо, Джесс иди сюда! – И он похлопал по кровати рядом с собой. – Иди ко мне и позволь развеять твои сомнения. Ты опасаешься сказать прямо, что не улетела из-за меня, боишься, что я не поверю и все такое… Ну так знай, мой борт тоже ушел в небо два часа назад и тоже, как ты выражаешься, абсолютно без меня. Так что сама видишь, глупости совершаешь не ты одна.

Джесс перелетела через комнату и бросилась в его объятия. Она испытала облегчение и радость от того, что услышала.

– Мне и думать не хотелось, что я должна покинуть тебя, – пролепетала она, покрывая его лицо поцелуями.

– Вот и мне не хотелось этого, – посмеиваясь, ответил он.

– Так что же нам теперь делать, Оливер?

Оставаться здесь как можно дольше, а расстраиваться из-за будущего мы будем потом.

Итак, он не хотел думать о будущем теперь. Возможно, для него тоже все произошло слишком головокружительно быстро. Но разве и будущее не принадлежит им? Ведь все, что случилось с ними, не может просто раствориться в воздухе и исчезнуть.

Джесс присела возле него, прихлебывая свое шампанское. До этого разговора она нервничала, а сейчас совершенно успокоилась.

– Ну, расскажи мне наконец о твоем про павшем пакете, – вкрадчиво заговорил он. – Если мы занимаемся с тобой любовью, это вовсе не значит, что нам нельзя обсудить и другие проблемы. Разве это не послужит только к большему нашему сближению, как ты считаешь?

И поскольку Джесс уже знала его достаточно, чтобы видеть, что он определенно не устал от нее и не заскучал, как шутливо сказал недавно, она не увидела в его предложении ничего настораживающего. Так что рассказала ему о своей компьютерной игре, не позволив огорчению от этой потери взять верх над хорошим расположением духа. Лучше посмотреть на события спокойно, надеясь, что вор, заполучивший материал, не поймет, в чем его ценность, и запихнет в мусорное ведро.

Оливер, казалось, искренне заинтересовался ее идеей, задал несколько весьма толковых вопросов. Потом спросил, как эта идея пришла к ней и как она довела ее до заключительной стадии. Джесс начала не с самой игры, а с воспоминаний о том, как они с отцом проводили многие часы за компьютером и как она обнаружила, что их совместный интерес способен заполнить пустоту ее жизни, наступившую после его смерти.

Потом, неожиданно смягчившийся и повеселевший, Оливер перекатился через кровать и наполнил бокалы шампанским. Они неторопливо прикончили его и приступили к обсуждению того, где бы им сегодня пообедать.

Джесс, пребывавшая в блаженном состоянии, приняла душ и, пока он говорил по телефону, облачилась в великолепное черное с кремовой отделкой творение от Диора, которое он ей купил. Кстати, сам факт такой покупки и вкуса, проявленного при выборе, еще более расположил ее к нему. Позже, когда они вышли, она отметила, что все головы поворачивались ей вслед, и, когда шутливо указала ему на то, что это платье привлекает слишком много внимания, он буркнул в ответ, что виною тому вовсе не платье, а она сама. К интересу, проявленному к ней мужчинами, она была привычна, но то, что здесь, в Америке, на нее глазели и женщины, показалось в новинку. Впрочем, она не исключала, что точкой притяжения женского интереса являлся сначала все-таки он, такой привлекательный и явно преуспевающий, а уж потом она, ибо не могла не возбуждать вполне понятного любопытства в качестве показателя его вкуса и выбора.

– Вы прекрасно выглядите, мисс Лемберт, – заявил он, когда она явилась наконец из спальни в облаке аромата от Диора, с легким изысканным макияжем и в сиянии тусклого тициановского золота волос, собранных в пучок.

– А ваш вечерний костюм, сэр, совершенно не пострадал, как видно, от вчерашнего бананового душа, – заметила она, оглядывая его с ног ДО головы и вспоминая их первое столкновение в коктейль-баре.

– Костюм не пострадал, но вот сердце насмешливо произнес он, чмокнув ее в кончик носа.

Джесс улыбнулась и подумала, что с ее сердцем обстоит не лучше, оно тоже находится в весьма плачевном состоянии. Стоит ей посмотреть на Оливера, как оно норовит замереть. Плохо ли, хорошо ли, но это любовь, чему еще быть?

– Так куда же мы пойдем? – спросила она, сжав в руках новую вечернюю сумочку.

– Обычно я обедаю «У Сарди», но ресторан при французском отеле в данном случае предпочтительнее. Я заранее предвкушаю это зрелище, как ты небрежно идешь там между столиками, смертельно поражая всех своей красотой, – проговорил он, обнимая ее за плечи и ведя к дверям.

– Разновидность общественных связей, – счастливо рассмеялась Джесс.

Поднимаясь по роскошной лестнице и входя в зал ресторана, они продолжали шутить и смеяться. Метрдотель показал им столик, уютно расположенный в мягко освещенной нише, усадил Джесс и, отведя Оливера в сторону, о чем-то ему тихо сказал. Джесс страшно хотелось бы знать, о чем, но она не смогла разобрать ни слова. Вдруг она увидела, что лицо Оливера резко помрачнело.

Не успела Джесс понять, что случилось, как Оливер повернулся и подозвал ее. Очевидно, они должны отсюда уйти, и уйти быстро. Джесс нерешительно встала, и вдруг произошло то, что произошло.

Джесс почувствовала на руке выше локтя крепкую хватку Оливера, двойные двери ресторана распахнулись, и в зал ворвалась целая орава репортеров, жужжaщиx, как пчелиный рой, и щелкающих камерами, которыми они были обвешаны со всех сторон. За ними по пятам следовали сотрудники охранной службы отеля, произошла даже маленькая стычка между ними и газетчиками, когда один из свободных столиков был оккупирован этой шумной братией. Все сидевшие в ресторане следили, повернув головы, за нарастающим скандалом.

– Двигайся, Джесс, двигайся, – мрачно подгонял ее Оливер.

Засверкали фотовспышки, и Джесс впервые подумала, что здесь происходит нечто вроде налета или облавы, как показывали в старых, еще черно-белых кинофильмах. Они вдруг оказались в окружении, и Оливер, еще жестче сжав ее руку, попытался пробиться сквозь толчею хроникеров, увлекая ее за собой.

– Когда свадьба, сэр? Как вы познакомились? Любовь налетела на вас как ураган?..

В эту страшную минуту Джесс все поняла. На них накатила пресса. Как и обещала Венеция. Джесс обманула ее, опрометчиво заявив, что они с Оливером собираются пожениться, и вот, пожалуйста!.. О, на сказала так, чтобы побыстрее избавиться от незваной гостьи, и вот чем все обернулось. О Господи! Это расплата за ненужную ложь! Какая глупость с ее стороны ляпнуть такое, зная, что имеешь дело с журналисткой. А теперь Венеция наслала на них целую армию охочих до сенсаций репортеров. Видно было, что Оливер просто в бешенстве от всего происходящего, теперь он возненавидит и ее, Джессику, за то, что она была так по-идиотски неосторожна с Венецией.

– Мисс Лемберт, расскажите об инциденте в коктейль-баре, – выкрикнул журналист, напирая на Джесс. Он чуть не в лицо ей совал микрофон, от которого она в ужасе пыталась отстраниться. – Это правда, что вы в ссоре выплеснули на жениха коктейль?

– Убирайтесь к черту со своими идиотскими вопросами! – грозно прикрикнул на репортера Оливер, отбрасывая микрофон от Джесс.

Он продолжал пробиваться сквозь толпу назойливых газетчиков, одной рукой сжимая руку. Джесс, а другой отпихивая камеры, нацеленные на их лица.

Сотрудники охранной службы отеля помогли им выбраться в холл и войти в лифт, но, когда двери лифта закрывались, один типчик из журналистской своры, вставив ногу между створок, спросил:

– Сэр, ваше имя довольно известно, поэтому ваша история нам крайне интересна. Скажите, вы окончательно развязались с нашей коллегой Венецией Кросслэнд или…

Охранники отеля оттащили хроникера от дверей лифта, в чем им помог и Оливер, подавшись вперед и сильно, с крепкой бранью, оттолкнув нахала.

Джесс прижалась к задней стенке лифта и в отчаянии закрыла глаза. Это ужасно, ужасно, стыдно и ужасно!.. Она не смела открыть глаза и посмотреть в лицо Оливера. Теперь он возненавидит ее. Конец всему. Он никогда не поймет, почему она так поступила.

Слышалось лишь прерывистое дыхание Оливера, пытающегося успокоиться и взять себя в руки, да стук ее сумасшедшего сердца. Может, он слышит его? Сумеет ли он когда-нибудь понять, что она пережила за эти минуты? Полное отчаяние и тоску из-за всего, что случилось.

Джесс медленно открыла глаза и увидела спину Оливера, молча ожидающего у дверей остановки лифта. Казалось, он вполне овладел собой, но даже со спины выглядел суровым. Джесс, и без того крайне смущенная, от одного его вида затрепетала от ужаса. Он страшно зол, и не столько, может быть, из-за атаки прессы, сколько из-за нее. Если бы это было не так, он давно бы уже обнял ее и постарался успокоить после того кошмара, что ей только что довелось пережить. Правда, у него была причина злиться на нее, тоскливо подумала она. Он, вероятно, думает, что дыма без огня не бывает, ибо свора газетчиков никогда на вас не нападет, если ей не намекнули на что-то пикантное. Он, конечно, понимает, что Венеция сделала это назло, но недаром же он так настойчиво расспрашивал Джесс, о чем они с ней говорили, когда та вторглась в его номер. Вина Джесс еще и в том, что она сразу не сказала ему всего.

Но почему газетчики налетели на них с таким неистовым рвением? Она сама, Джессика Лемберт, ничего собой не представляла… А Оливер?

А Оливерпредставлял…

Эта мысль возобладала над всем остальным, заставив ее почувствовать, как по всему телу поползли омерзительные мурашки. Можно было подумать, что ее с ног до головы окатили лимонным соком. До этого она не особенно задумывалась над тем, что представляет собой Оливер, насколько он богат и какой известностью пользуется в определенных кругах. Подобные вопросы не мучили ее, поскольку они были вместе и этого им обоим хватало, а теперь… Джесс стиснула кулачки и прикусила нижнюю губу. Как долго тащится лифт! Как ей дальше себя вести? Вот она, чертова любовь! Отдаешься человеку, даже не зная, кто он!

До самого их отеля не было сказано ни слова.

– Я… я думаю, что они… что… Эта история с коктейлем… Наверное, они узнали о ней от бармена, – предположила она почти неслышно, когда они шли к его номеру.

Оливер ничего не ответил: губы сурово поджаты, лицо мрачнее тучи. В номер он ее почти втолкнул, после чего вошел сам и, громко захлопнул за собой дверь. Дальше совершенно игнорировал ее, и это сильно напугало Джесс. Сдернув с шеи галстук и сняв пиджак, бросил то и другое на диван и прошел к телефону. Набрав номер, он говорил с кем-то, но так тихо, что она ни слова не могла разобрать.

Джесс, совершенно ошеломленная, сбросив туфли на высоком каблуке, подошла к бару. Ей просто необходимо ВЫПИТЬ, да и ему, судя по всему, не мешало бы, тем более что ей, когда он закончит говорить по телефону, придется кое-что объяснить ему. Трясущимися руками она приготовила два скотча, обдумывая, что и как скажет. Венеция тогда так ее прижала, что она и сообразить толком ничего не успела, вот и выпалила в крайнем раздражении первое, что пришло в голову, лишь бы отделаться от назойливой гостьи. И хотя потом сразу же пожалела об этом, но было уже поздно. Ох, как ей теперь быть, что делать и как оправдаться? Надо обязательно сказать, что ее просто ранило заявление Венеции, будто она давнишняя любовница Оливера. Ведь она, Джесс, любит его. Неужели он не может себе представить, каково ей было услышать подобное? Нет, когда он все узнает и поймет, то, конечно, простит ее… Ох, простит ли?

Она предложила ему скотч, и он чуть не вырвал его у нее из рук.

– Оливер – только и смогла она произнести.

– Не говорите ни слова, – резко сказал он. – Молчите!

Джесс отхлебывала виски и следила, как он ходит по комнате, замкнутый, с опущенными глазами, глубоко задумавшись, будто ее здесь нет.

Она вновь попыталась заговорить:

– Оливер, я должна объясниться, это совсем не то, что вы думаете…

Он даже не взглянул на нее. О чем, в самом деле, он так напряженно думает? Что терзает его? Злоба на нее, злоба на Венецию? Скорее всего, и то и это слилось воедино и обратилось в раздражение противнее одной. Ведь она здесь, под рукой, и потому всю свою ненависть он может сейчас обрушить только на ее бедную голову. Венеция – женщина отвергнутая, а потому решившая мстить. И на этом дело явно не кончится, вот почему Оливер так зол. Тот репортер, что совал микрофон прямо ей в лицо, знал, что они… Господи, да теперь весь мир узнает, что она… О Боже, это хуже всего. Она, Джессика Лемберт, случайный эпизод в его жизни, а Венеция – женщина, что-то в его жизни значащая… Господи, что толку гадать… Будь что будет!

Она бессильно опустилась на край дивана и ждала, ждала, когда он скажет хоть что-нибудь. Но о чем он думает? Почему так долго молчит? Подыскивает нужные слова, чтобы выбросить ее из своей жизни? Сердце ее разорвется, если он так поступит.

Прошло еще несколько тягостных минут, показавшихся Джесс часами, и послышался легкий стук в дверь, заставивший сердце Джесс сжаться от дурных предчувствий. Оливер пересек комнату, отпер дверь, взял газету, принесенную коридорным, и снова запер номер. .

Идя от дверей, он на ходу развернул газету, и Джесс увидела, что это «Стейт ньюс»… Она даже застонала от жуткого ощущения беззащитности. «Стейт ньюс»! Да, эта сучка не тратит слов понапрасну. Оливер будто прирос к полу в середине гостиной, напряженно глядя в развернутую газету, и вдруг гневно воскликнул:

– Господи!

Он скомкал газету и, отшвырнув ее в сторону, повернулся к Джесс, глаза его хищно сузились. Все мускулы лица были напряжены, что говорило о крайней степени ярости.

– Оставайтесь где сидите! – приказал он сдавленным голосом. – Не двигайтесь с места! – Палец его поднялся в угрожающем жесте. – Вам, леди, предстоит дать мне серьезные объяснения. Обдумайте это, да побыстрее. На этот раз, черт побери, вы зашли слишком далеко!

Сказав это, он резко повернулся и скрылся в спальне, громко хлопнув дверью, а Джесс осталась сидеть, в отчаянии уронив голову на руки. Неужели все до такой степени серьезно? Неужели происшедшее настолько глубоко затрагивает его интересы, что он почти впал в безумие? Неужели то, что она сказала Венеции об их предстоящем браке, так непереносимо для него? Почему? А может быть, Венеция действительно дорога ему и он понял, что теперь из-за нее, из-за Джесс, он потеряет ту?

Ох, ну почему она такая идиотка, почему она не думает, прежде чем говорить? Хоть бы сообразила, что имеет дело с журналист кой! Ну вот и получи! Оливер ненавидит ее, она и вправду позволила себе зайти слишком далеко. Он ни за что не поверит ее объяснениям и оправданиям. Теперь он будет смотреть на нее как на банальную охотницу за чужим богатством, попытавшуюся навязать ему брак столь мерзким способом, просто взяв и сообщив прессе об их отношениях. Он, как видно, достаточно известный человек, и вся эта история с газетной публикацией может нанести дьявольский ущерб его репутации.

Медленно и нерешительно Джесс встала с дивана, чтобы приготовить себе еще одну порцию виски. Она недоумевала, почему он ушел в спальню. Пакует ее одежду, собираясь выставить вон? Нет, она не перенесет этого. Глаза ее наполнились слезами, она сильно сжала в руке пустой стакан, и вдруг ее внимание привлекла брошенная им на, пол газета.

Быстро отставив стакан, Джесс дрожащими пальцами подняла ее, но слезы, застилавшие глаза, не сразу позволили различить буквы проклятого заголовка. Наконец она все же прочла его:

УИЛЬЯМ УЭББЕР, ЗАКОРЕНЕЛЫЙ ХОЛОСТЯК,

НАКОНЕЦ-ТО ПОПАЛСЯ НА УДОЧКУ.

Уилъям Уэббер?

Джесс читала и перечитывала, сердце ее сжалось, а все тело было будто парализовано ужасом. Это ошибка. Это не может быть правдой. Казалось, стены шатаются вокруг нее и вот-вот сойдутся и раздавят. Возникла слабость в ногах, в глазах потемнело, и она, чтобы не упасть, осела на пол. Облокотившись о ближайший стул, она снова взялась за газету и прочитала статью, не веря своим глазам и каждое слово произнося вслух, будто их звучание могло смягчить их страшный смысл. В статье были пространные рассуждения о его связях с женщинами, о его происхождении, богатстве и положении в обществе. Джессика Лемберт удостоилась лишь одного маленького стервозного абзаца: мол, никто никогда не слышал о ней. Кто она в самом деле? Никто! Этим и потряс всех выбор именитого магната. Еще упоминалось ее высказывание о том, что мужчины редко женятся на женщинах, которые этого очень сильно хотят.

Итак, он Уильям Уэббер. Оливер оказался Уильямом Уэббером!

Джесс никак не могла поверить в это, но под фотографией, где он и Венеция сняты на благотворительном балу, здесь же, в этом самом отеле, была подпись, подтверждавшая, что он именно Уильям Уэббер. Хотя она и читала о нем прежде, но вот фотографий ей видеть не доводилось. О Боже, она занималась любовью с Уильямом Уэббером, она полюбила Уильяма Уэббера!

В немом оцепенении Джесс уставилась в стену. Он лгал ей. Еще свежо воспоминание о том, как они представились друг другу. Ведь не мог же он не знать, что Джессика Лемберт именно та женщина, что в Лондоне пригласила его на ужин, и все же по какой то непонятной причине не признался ей, кто он на самом деле. А она еще по дурости заявила, что близко знакома с Уильямом Уэббером, и он не возражал ей. Почему, ох, почему он так поступил?

Может, он просто чувствовал себя виноватым, что договорился встретиться с ней в Лондоне, а сам оказался в Нью-Йорке? Ох, бедняжка Эбби, у нее было столько забот и хлопот, а в итоге никто не явился.

Да нет, чепуха! Этой причины явно недостаточно, чтобы так подло обмануть ее. И потом – лгать и в то же время нежно и страстно творить с ней любовь, зная, что…

А теперь ложь вышла наружу. И хотя он и скомкал газету, отбросив от себя, он не мог не понимать, что она поднимет ее и узнает то, что он от нее до сих пор скрывал.

Но зачем эта ложь? Она не видела никакой достаточно основательной причины обманывать ее, кроме, правда, той, что он любит Венецию, а Джесс для него и действительно просто шлюха.

Гнев захлестнул ее, но это был не бешеный припадок ярости, а постепенное и потому более опасное затопление разума ненавистью. Негодяй! Каковы бы ни были причины, заставившие его лгать ей, он имел наглость говорить, что сходит по ней с ума, отчего она сама становилась с ним безумнее целого Бедлама[15]. Места для боли в сердце не осталось, все затопило это медленно возгорающееся пламя ненависти, порожденное его ложью, тем, что он так дьявольски одурачил ее, так жестоко посмеялся над нею.

Она отшвырнула газету, встала, пересекла гостиную и резко открыла дверь спальни. Высказать немедленно ему все, что она о нем думает!..

Джесс стояла в дверном проеме, сердце ее в прямом смысле остановилось и снова забилось далеко не сразу. Оливер сидел на краю кровати, плечом прижав к уху телефонную трубку, и, судя по разговору, заказывал себе авиабилет. Но не это так сильно потрясло ее. Хотя его полное пренебрежение к ней само по себе довольно оскорбительно, но было здесь и кое-что похуже.

Ее переполненные болью глаза остановились на том, что лежало рядом с ним на постели. Ее вечерняя сумочка. Да, та самая, якобы украденная вчера вечером из коктейль-бара неизвестной женщиной.

Рот Джессики открылся почти так же широко, как была открыта сумочка, рядом с которой валялось ее содержимое, – карта ключ от номера, косметика, кредитные карточки. Все находилось здесь, буквально все.

Выходит, он лгал ей гораздо страшнее, чем она думала. Он сказал, что номер ее ограблен, что все украдено. Он даже купил ей новые тряпки и пообещал возместить утрату кредитных карточек… О Господи, почему, почему, почему?

Но скоро она все поняла. Самое жуткое свидетельство бросилось ей в глаза, когда она увидела, что еще, кроме сумочки, находится на постели.

Очевидно, еще до того, как звонить и заказывать билет в Лондон, он начал собираться. Повсюду разложена одежда, наполовину упакованные саквояжи, открытый портфель. А из кожаного портфеля выглядывал…

Джесс покачнулась, тотчас узнав свой программный пакет!

И тут, в одну секунду, для нее объяснилось все. Это был шок, глубокий и болезненный. Вот ублюдок, абсолютный выродок! Он, этот проклятый Уильям Уэббер, украл ее идею! Он единственный и был тем вором, который обокрал ее номер и обнаружил там пакет. Недаром он расспрашивал ее об игре, выпытывал всю нужную ему информацию, заведомо зная, что честно покупать ему это не придется. Просто взял и украл, а теперь собирается сделать, как говорится, ноги. Вся эта возня своры газетчиков сработала ему только на руку, а теперь он заказывает билет на самолет и смывается.

– Ублюдок!

Она безрассудно бросилась на него, желая только одного: причинить ему боль! Причинить ему боль за это мерзкое и низкое вероломство, за этот дешевый обман.

Но она ничего не успела, он схватил ее за право е запястье и вывернул руку. Его реакция оказалась на удивление быстрой и ошеломившей ее, и она, вскрикнув от боли и потеряв равновесие, упала на кровать. Сквозь всю неистовость раздражения она слышала, как он снова сел и закончил телефонный разговор, удерживая ее за руки, закинутые ей за голову, и не ослабляя хватки. Глаза его были черны от бешенства.

– Подлец! – прошипела она сквозь стиснутые зубы, ненавидя его за обвиняющий взгляд, которым он одарил ее, он же ее и обвиняет! Какая дикая несправедливость! – Ты лгал мне! Я только что прочитала в газете, что ты Уильям Уэббер, а мне ты пудрил мозги, что ты Оливер. Ты просто подонок. И дождешься, что весь мир узнает, какая ты на самом деле хитрая крыса.

– Не советую угрожать мне, Джессика Лемберт, – глухо сказал он. – Вы встретились с сильным человеком. Прежде чем распутаться с вами, я затаскаю вас по судам с этой стороны Атлантики и с той тоже.

– Ты… ты затаскаешь меня по судам?! – в ярости воскликнула Джесс. У тебя нет шанса, дорогой мой, нет ни единого шанса. Это я затаскаю тебя по судам! Я!

– Ты что же, хочешь сколотить на мне состояние? – угрожающе прорычал он. Даже и не думай об этом, ты, лживая маленькая сучка! Ты все спланировала заранее, от начала и до конца. Чертов коктейль, обольщение, потом это сообщение всему свету, что мы собираемся пожениться. Нечего, Джессика, так на меня смотреть и корчить из себя святую невинность. Вы прекрасно знали, что я Уильям Уэббер, знали с самого начала, ибо вся эта история была вами заранее спланирована. Я только один вопрос хочу задать, прежде чем мы выйдем отсюда. Кто та маленькая шлюха, столь хитроумно, благодаря своим низким уловкам, обработавшая моего брата там, в Лондоне?

– Вашего брата? – Джесс насторожилась, отчаянно попытавшись высвободить руки из его хватки. – Откуда, к черту, появился еще и брат? Я не понимаю, о чем вы говорите. И я ничего не планировала. Вы сами вор и просто…

В его глазах появились острые колючки неистовой злобы, и рук освободить он ей не позволил.

– Господи! Вы считаете себя весьма ловкой и находчивой, не так ли? Плохо, Джессика, очень плохо. Вы совсем не так ловки и находчивы, как вам кажется, вы просто глупы. Вы и ваша сообщница способны навредить только себе самим.

– Моя сообщница? – удивленно воскликнула Джесс.

Что, к черту, здесь происходит? Да он просто с ума сошел.

– Да, ваша сообщница, которая действует по ту сторону Атлантики, пока вы действуете по эту. Парочка опасных леди с одной-единственной мыслью в голове уничтожить Уэббера и построить на его костях свое будущее. Не получится, сердце мое, ни черта у вас не получится.

Вдруг он освободил ее, но Джесс была слишком ошеломлена, чтобы сразу же встать. Однако через минуту что-то подстегнуло ее, она вскочила и, с ненавистью глядя на него, заговорила, вернее даже закричала:

– Я не понимаю, что, к черту, вы тут несете! все это явный бред, и я вижу, что вы скорее всего психически неполноценный человек, ибо симптомы болезни налицо! Я только сегодня из брошенной вами газеты узнала, что человек, с которым я занималась любовью, не Оливер, а, дьявол его забери, Уильям Уэббер, о чем до этого я и не подозревала. Вы назвались Оливером, и я поверила… Да вы просто ублюдок, выродок, у меня нет для вас другого названия! А теперь еще пытаетесь перевернуть все с ног наголову и угрожать мне. Все говорит за то, что вы самый настоящий вор, подлый вор. Как вы смеете… Проклятье! Да как смеете вы так вести себя со мной?!

– Раздевайтесь, – грубо приказал он, сжимая кулаки. – Снимайте это платье и…

– Ох, что это пришло вам в голову?язвительно сказала она, уперев руки в бока. – Ха! Я не намерена заниматься любовью с человеком, который у меня на глазах превратился в… мелкого проходимца, в дешевого актеришку с базарной площади, в заурядного вора!..

– Я меньше всего собираюсь заниматься с вами любовью, – отрезал он. – Первое, что стоит на повестке дня, это задать вам хорошую взбучку. Теперь делайте, что я говорю, снимайте это сексуальное платье и займитесь своим багажом. Завтра утром нам придется выметаться отсюда. Все ваши вещи находятся в другой спальне, где вы и заночуете, потому что я не хочу, чтобы вы опять как змея заползали в мою постель. Пошевеливайтесь, потому что завтра утром мы должны убраться отсюда.

Джесс уставил ась на него в полном недоумении, подумав вдруг, что с ним все обстоит гораздо хуже, чем ей казалось до этого. Она заговорила осторожно, как говорят с сумасшедшими:

– Я просто вынуждена сейчас остаться здесь. Но в Англию я полечу сама, и когда мне будет удобно. – Она подняла с постели вечернюю сумочку и забрала из его портфеля свой пакет. – Как могли вы, Оливер, или Уильям, или как там ваше чертово имя?. Как могли вы украсть мою сумочку, залезть ко мне в номер, лгать мне, да еще и угрожать?

Сумочку ее он будто не заметил, а вот пакет вырвал из рук, да так сильно и решительно, что она чуть не потеряла равновесия и вынуждена была, чтобы не упасть, ухватиться рукой за изголовье кровати. А он держал пакет за спиной, так, что она не могла до него дотянуться.

Потом он рассмеялся, и это был сухой циничный смех, без всякого намека на обыкновенную человеческую веселость.

– у вас дьявольски крепкие нервы, если вы смеете еще и обвинять меня! Да вы просто дешевка и лгунья. Но игры кончились, дорогуша. Я перебесился и успокоился, узнав, что вы собой представляете на самом деле. А свора с газетчиками была для вас последней соломинкой, за которую, к счастью, я не дал вам возможности ухватиться. Как вы посмели объявлять меня своим женихом? Здесь я говорю вам: стоп! Теперь делайте то, что велено, переоденьтесь и упакуйте свои вещи. Мы выйдем отсюда завтра утром, как можно раньше, чтобы не подставиться прессе. Мы должны провалиться для них сквозь землю.

– Прекрасно! – выкрикнула она, угрожающе подняв сумочку, чтобы защититься от него, если он сделает хоть шаг в ее сторону. – Я, черт возьми, закачу теперь пресс конференцию, где распишу во всех подробностях, как вы со мной поступили. Представляю, как эти парни ухватятся за то, что я им скажу. Я заявлю, что вы меня обокрали, что вы стащили у меня мою идею. А там пусть они резвятся и поливают вас грязью, не каждый день им перепадают такие сенсации! Вы сами подставили под топор свою шею!

И с этими словами она повернулась и направилась к двери, но он нагнал ее и вернул назад, схватив так грубо, что она смертельно испугалась.

– А за свою нежную шейку вы не опасаетесь, милочка моя? Так вот, теперь слушайте, что я вам скажу. Хорошо слушайте. Когда завтра мы вместе выйдем из этого номера, вы у меня не пикнете. Слышите меня? Ни слова, ни полслова! Вы что, забыли, что мы помолвлены? И вы будете держать меня под руку так нежно, как будто мы и в самом деле влюбленная парочка. Вы прильнете к моей руке так, как если бы ваша ничего не стоящая, ничтожная жизнь зависела от этого, и позвольте мне уверить вас, что она действительно будет зависеть от вашего поведения. Если вы скажете хоть одно слово, у .вас возникнут серьезные трудности.

– Ха! Не советую, парень, меня запугивать, – негодующе и с вызовом сказала она. – В Англию с вами я не полечу, и если вы думаете…

– А кто говорил о совместном возвращении домой, в нашу милую Англию? Нет, Джессика Лемберт, не думайте, что отделаетесь так легко. Вы узнаете, что с вами будет дальше, но не раньше, чем мы выйдем отсюда. А до тех пор держите ваш хорошенький маленький ротик на замке.

И тут Джесс расхохоталась. Она просто не могла больше сдерживаться.

– Нет, вы действительно сумасшедший, – сквозь приливы смеха с трудом проговорила она, вырвавшись из его рук. А потому я просто вынуждена остаться здесь, – повторила она слова, сказанные ранее.

– Вы, Джессика, – заговорил он твердо и решительно, – вы просто содрогнетесь, когда разберетесь что к чему. Уверяю вас, вы попали в весьма затруднительное положение. Ваша сообщница тоже там намудрила с моим братом, пытаясь провернуть аферу с выдачей вашей, как вы утверждаете, работы за свою, так что и им предстоит прибыть в тот же пункт назначения, и, когда мы встретимся в назначенном месте и разоблачим вас обеих, нам останется только дожидаться прибытия адвокатов.

– Какие еще там пункты, адвокаты и сообщницы! – прохрипела Джесс. – Вы в своем уме? Какая сообщница? Нет у меня никаких сообщниц, я не понимаю, о чем вы говорите!

Он взглянул на нее так, будто она сама нуждалась в неотложной психиатрической помощи.

– Спрашиваете, какая сообщница? Да та сучонка, что угощала моего брата ужином в вашей кенсингтонской квартире и пыталась сбыть ему ту самую работу, что я обнаружил у вас. Кому вы собрались вешать лапшу на уши? – грубо ухмыляясь, продолжал он. – Пока вы тут напускали на меня свои неотразимые чары, он там, в Англии, захватил ее и держит заложницей. Так что на этот раз вы здорово влипли, голубушки!

Вы обе! Мы никому не позволим шантажировать нас.

Джесс охватило какое-то странное оцепенение. Ох, он настоящий сумасшедший, и она действительно может пострадать от его безумия. Шантаж, аферы, заложничество… Неужели он говорит все это об Эбби, ее дорогой сестричке, и это ее держат как заложницу в Англии? О Господи, что там случилось? Есть ли у нее хоть какие-то основания верить ему?

– Я исполню все, что сказал, Джессика, – мрачно проговорил Уильям Уэббер, глядя на нее таким мертвенно ледяным взором, что она поняла: он не шутит.

Но она не пошевельнулась. Тело застыло, будто парализованное. А потом голова потихоньку начала прочищаться, хотя она все еще не понимала его. Единственное, что она четко уяснила: ее сестра в опасности, и весь ужас заключался в том, что это она, Джессика, втравила свою дорогую Эбигейл в эту авантюру, которая, как выясняется, оказалась весьма рискованной.

Наконец она вышла из оцепенения и как автомат двинулась к двери. Надо делать все, как он приказывает, иначе она рискует никогда не увидеть Эбби. Они обе попали в лапы сумасшедших, Уэббера и его братца, кем бы он там ни был. Но почему такие кошмары выпали на долю именно им, ей и Эбби? Что такого они сделали и чем это заслужили?

Она ничего не понимала, но скоро, если она будет поступать, как он велит, все прояснится. Ничего другого не остается, сейчас у нее нет выбора. Они обе в опасности. Обе в руках опасных людей. Братцы Уэбберы! Парочка сумасшедших!