"Опасное окружение" - читать интересную книгу автора (Питерс Натали)

Глава 10 ДОМ НА СТЕЙТ-ЧАРЛЬЗ-СТРИТ

Гарт проводил меня в небольшую каюту.

– Не так роскошно, как на «Элизе», но и не так тесно, как на «Красавице Чарлстона», – сказал он, гостеприимно обводя рукой комнату, – Для трех дней плавания, я думаю, сгодится.

Я огляделась. Каюта была обставлена просто и грубо, но чисто.

Я развязала шляпку и бросила ее на койку.

– Благодарю, – вежливо сказала я, – вполне удобно.

– Койка узковата для двоих, – с простоватой улыбкой заметил Гарт.

– Я бы предпочла спать на палубе, – поспешила ответить я, – тем более что мне не привыкать.

Он усмехнулся.

– Ну зачем, Элиза, в этом нет необходимости. Ты можешь спать одна, я не стану тебя беспокоить.

Я удивленно вскинула брови.

– Только не говори мне, что ты изменился.

– Я все тот же, зато ты стала другой. Не сомневаюсь, что ты снесешь мне голову, если тебе что-нибудь не понравится. Уверен, ты захватила с собой пистолеты, а как ты с ними управляешься, я уже видел. Располагайся, Элиза, и чувствуй себя как дома, – сказал он у двери. – Я могу подождать. И, держу пари, дольше, чем ты.

Я села на койку, откинув волосы.

– Ты проиграешь пари, Гарт. Я действительно изменилась. Одного не пойму: зачем я тебе? Что движет тобой: простое любопытство или твой вкус извратился настолько, что ты стал падок на женщин, принадлежавших ворам и разбойникам?

Гарт, скрестив на груди руки, прислонился к двери.

– Мне приходилось довольствоваться и гораздо худшим, в зависимости от того, где был я и что было мне доступно. Ты знаешь, Элиза, я всегда жалел тех, кто объезжает чужих лошадей. Он проливает пот, зарабатывает синяки и шишки, а когда результат достигнут, кобыла превратилась в славное, послушное создание, ее забирают и ему остается лишь со стороны наблюдать, как на ней ездит другой – тот, кто не понимает ее так, как объездчик, и не в силах оценить по достоинству. Я своих лошадей объезжаю сам. Только так можно узнать их повадки, возможности и темперамент.

– Ах так? – Я едва сдерживала гнев. – И всегда ли ты отслеживаешь, что дальше происходит с испорченными тобой девственницами, всегда ли проверяешь, насколько хорошо усвоили они преподанные тобой уроки?

Гарт весело расхохотался.

– Это было бы невозможно! Их слишком много. Но ты, Элиза, моя любимая ученица. Мне было чертовски приятно найти тебя в добром здравии и такой же красивой, как и прежде, даже еще красивее.

Подмигнув мне на прощание, Гарт вышел за дверь. Я запустила в него туфелькой.

– Собака, негодяй! – закричала я вслед, затем перевела дыхание.

Что я делаю? Он не изменился ни на грамм, и я вела с ним так же, как в худшие времена на «Красавице Чарлстона», будто Жана Лафита не было вовсе. Я вновь стала невыдержанной и по-детски вздорной, до крика и слез обижаюсь на его грубые шутки и издевки.

Три дня и две ночи – столько, сколько требовалось, чтобы доплыть до Нового Орлеана, – Гарт намеренно держался на почтительном расстоянии. Я чувствовала, что он ждет, пока я сама брошусь ему на шею, и решила не идти ему навстречу – пусть ждет до седых волос.

Вечером второго дня я заметила, что он все еще прихрамывает.

– Кто-нибудь смотрел твою рану? – спросила я.

– Нет. Мой личный врач не любит плавать.

– Я могу посмотреть, если хочешь, – предложила я.

– Даже так? – удивился Гарт. – Мне надо бы догадаться, что ты стала разбираться в таких вещах. Однако раньше, если память мне не изменяет, материнские чувства тебе были незнакомы. Пройдем вниз?

– Можно посмотреть и здесь, – безразлично заметила я.

В каюте я промыла и тщательно осмотрела рану. Мне показалось, что у Гарта жар.

– Жить буду? – спросил он со знакомой улыбочкой, когда я заново перебинтовала ногу.

– Боюсь, что так, – ответила я, разглаживая бинт на крепком бедре. Прикосновение к его телу было приятно мне, но, тряхнув головой, я прогнала предательские мысли. Ты ничего к нему не чувствуешь, повторяла я себе, совсем ничего.

– Тебе лучше спать здесь, в тепле, – предложила я.

– Ах, – улыбнулся во весь рот Гарт, – какое неожиданное приглашение. Я принимаю его с радостью, Элиза.

– Вот и чудно, – сказала я, собирая постель в узел и накидывая на плечи шаль. – Я прописываю тебе бренди от лихорадки. Спокойной ночи.

– Надеюсь, тебе больше не представится возможность меня лечить, – процедил Гарт. – Ты стала бессердечной, Элиза.

– Возможно, – ответила я, остановившись у двери. – Но ведь и у тебя никогда не было сердца, Гарт, не так ли?

Оставив его в каюте, я поднялась на палубу. Подставив лицо встречному ветру, я рассмеялась: кажется, мне наконец-то удалось оставить за собой последнее слово. Чудесно!

Когда мы сошли на берег в Новом Орлеане, Гарт нанял экипаж, и карета, раскачиваясь на колдобинах, повезла нас по грязным улицам города. Как бы невзначай Гарт заметил:

– По крайней мере я избавлен от необходимости показывать тебе город. Думаю, ты уже знаешь его лучше меня.

– Вероятно, – сухо ответила я.

– И еще в одном тебе повезло: тебе попался любовник со вкусом. Скажи, это правда, что Лафит выловил тебя в море после того, как пошла ко дну «Красавица Чарлстона»? Мне довелось услышать не меньше сотни версий истории о том, как ты попала к нему.

Я пожала плечами.

– Доверься той, что тебе больше нравится. Сейчас это уже не имеет значения.

– Я просто хочу знать правду.

– Люди Лафита нашли меня на корабле, когда взяли его на абордаж. Я была очень больна, и Жан забрал меня к себе в дом и выходил. Он был ко мне очень добр. Это все.

– Как трогательно! А что сталось с нашим другом Фоулером?

– Тело его, хочется верить, на дне моря. А душа скорее всего в аду.

Я не могла говорить о нем без ненависти и боли, хотя о мертвых – «или хорошо, или ничего». Отвернувшись от Гарта, я посмотрела в окно.

– Я вижу, после того как мы расстались, чувства твои к нему не стали теплее, – сказал он, посмеиваясь.

Я круто обернулась.

– Нет, Гарт. Жаль, что тебе не довелось насладиться моим уничижением. Ты бы живот надорвал от смеха.

– Элиза, – примирительно сказал Гарт, – я не хотел…

– Я знаю, что для тебя все случившееся со мной – отличная шутка, не более. Разве не так? А для меня во всей истории нет ничего веселого. Этот негодяй бил и насиловал меня. Он обращался со мной, как с животным, хуже, чем с любым из рабов в трюме. Когда я больше стала ему не нужна, он отдал меня команде, а когда они покончили со мной, я едва не умерла. Я потеряла ребенка, Гарт, твоего ребенка, и доктор Хауторн сказал, что у меня больше не будет детей. Если ты хочешь узнать побольше живописных подробностей, спрашивай сейчас, потому что более я не намерена обсуждать ни корабль, ни его капитана, ни его команду.

Руки мои дрожали, а голос звенел от напряжения.

– Я не боюсь тебя, Гарт, – продолжала я. – Я больше вообще ничего и никого не боюсь, потому что худшее я уже пережила. Ничего более страшного, чем было со мной на этом проклятом корабле, я не могу представить. Я попросила Жана и Доминика научить меня убивать, и теперь я справляюсь с этим делом не хуже любого из вас. Я многое повидала с тех пор, как мы расстались, Гарт, и многому научилась. Боюсь, ты будешь разочарован во мне, – добавила я с грустным смешком, – девочки, которую ты украл у ее братьев, больше нет.

В течение всего моего монолога лицо его оставалось бесстрастным, а когда я закончила, он глубоко вздохнул и сказал:

– Да, ты изменилась, Элиза.

Несколько минут мы ехали в тишине. Первым молчание нарушил Гарт:

– Я ошибся, Элиза, признаюсь. Я думал, что для тебя пиратство – лишь игра, развлечение истомленной скукой дамочки, но нет. Ты принимаешь все всерьез. Удивительное дело.

Карета остановилась у гостиницы. Первыми, кого я увидела, сойдя на тротуар, оказались Лидия Арсени и ее сын Андре.

– Элиза! Какая встреча! Не видала вас сто лет, моя дорогая! О, месье Мак-Клелланд! Какой… какой сюрприз. Как поживает… э… Жоржетта?

– Спасибо, хорошо, – ответил Гарт с прохладной вежливостью.

– Передайте ей мое почтение, когда увидите, – сказала мадам Арсени не слишком уверенно.

Андре, оправившись от шока, наконец нашелся:

– Какой сюрприз!

– Непременно передам, – заверил Гарт, поклонившись, и, взяв меня под руку, повел в дом.

Хозяин гостиницы явился мгновенно.

– Ах, мистер Мак-Клелланд, ваши апартаменты готовы. Если вы и мадам ничего не желаете…

– Горячую ванну и бутылку шампанского. И еще – горничную.

Хозяин, угодливо кивнув, побежал отдавать распоряжения.

– У тебя нет своего дома в городе? – удивленно спросила я Гарта. – При твоем положении весьма странно.

– Там сейчас полно мастеровых, красят и белят, моя дорогая. Они будут нам досаждать.

– Вероятно. Никогда еще не видела на лице мадам Арсени такого странного выражения. Мне кажется, она очень удивилась, увидев нас вместе. Скажи мне, о какой Жоржетте она спрашивала?

Хозяин вернулся, довольно потирая руки.

– Все готово, сэр. Сундуки ваши уже несут наверх, а девушка по имени Саванна будет обслуживать мадам, пока она будет гостить у нас.

– Прекрасно, Гастон, – одобрительно заметил Гарт. – Элиза, я зайду к тебе попозже, у меня кое-какие дела в городе.

Он уже повернулся, чтобы уходить, но я задержала его:

– Кто такая Жоржетта? – Я догадывалась, каким будет ответ, но хотела услышать его от него самого. – Ты ведь знаешь, я страшно любопытна.

Гарт поднес мою руку к губам.

– Жоржетта? Она моя жена, дорогая девочка. – И он ушел.

Я осталась стоять, будто меня пригвоздили к полу. Словно сквозь толстый слой ваты пробились ко мне слова хозяина, приглашавшего пройти за ним. Оставшись одна в комнате, я еще долго стояла перед большим окном, выходившим во двор. Мысли мои смешались. Я явственно слышала чей-то сардонический смех и в который раз называла себя дурой. Право, какой же я была идиоткой! Но я даже предположить не могла, что… Сердце мое колотилось, было больно дышать. Странно, как я еще держалась на ногах. Я чувствовала, что вся горю, потом вдруг начинался озноб, накатывали слабость и тошнота.

Сжав кулаки, я решительно направилась к креслу. Не смей расслабляться, говорила я себе. Гнев захлестнул меня. Будь прокляты эти мужчины! Будь проклят Лафит! Будь прокляты его широкие взгляды, позволившие вообще не принимать супружество Гарта в расчет. Как мог он ни разу не упомянуть о том, что Мак-Клелланд женат?! Не мог же он не знать о Жоржетте, как и о том, что Гарту я нужна всего лишь как любовница!

Ну хорошо, а чего я ждала? Что Гарт признает меня своей единственной любовью и законной женой? Я засмеялась, и горький смех мой, застряв в горле, превратился в рыдания. Я не хотела быть его содержанкой, его наложницей. Я не хотела, чтобы жители Нового Орлеана видели во мне пошлую любовницу Мак-Клелланда. Да, я была возлюбленной Лафита, это правда, но мои отношения с ним были особенными. Он был моим избавителем, моим другом. Он не был женат и любил меня. Ну зачем я оставила Жана ради Гарта? И назад я тоже не могла вернуться – мне было стыдно.

Резко встав, я сказала вслух:

– Ведь не потому, что я его люблю.

Комната была пуста, но мне показалось, что стены ответили мне: да, люблю. А взамен? Ни сочувствия, ни уважения, ни понимания!

В комнату тихонько постучали. Высокая светлокожая мулатка с ясными голубыми глазами и высокими скулами заглянула в гостиную.

– Простите, мадам, ванна готова.

– Спасибо.

Я встала и вытерла глаза. Хорошо, что Гарт не застал меня в слезах! Ни за что ему не увидать моих слез – я скорее умру, чем покажу свою слабость.

– Должно быть, вы и есть Саванна?

– Да, мадам.

– Саванна, откройте шампанское и наполните бокал. – Да, мадам.

Я зашла в спальню, сбросила дорожный костюм и заколола волосы. Я погрузилась в горячую воду, позволив приятному теплу завладеть моим телом, растворить мои горести и беды, и закрыла глаза, спрашивая себя, что делать дальше.

– Мне распаковать вещи, мадам?

– Нет, Саванна, – решительно ответила я. – Я здесь не останусь. Если только вон тот небольшой сундук. Сверху лежит белый шелковый пеньюар, а внизу розово-лиловое платье. Сегодня мне понадобятся только эти вещи. И налей мне еще шампанского, – добавила я, вздохнув, – очень неплохое успокоительное.

– Да, мадам. У вас, наверное, много красивых вещей. Вы счастливая.

Счастливая? Возможно, я и была счастлива. Совсем недавно. Я готова была возненавидеть Жана за то, что он позволил мне уйти, хотя понимала, что он всего лишь оставил решение за мной. Они с Гартом дрались бы до смерти, если бы я не вмешалась. А вмешалась я лишь потому, что действительно хотела уехать с ним.

Гарт вошел в спальню без стука, так, словно был здесь полноправном хозяином, налил себе шампанского и, скрестив ноги, сел на стул рядом с ванной.

– Можешь идти, Саванна, – ласково сказала я. – Ты мне сегодня больше не понадобишься.

Девушка беззвучно выскользнула за дверь. Я продолжала купаться, не удостоив Гарта и взглядом, словно его здесь и не было. Когда я поднялась из воды, он подал мне пушистое полотенце, и я приняла его, не говоря ни слова. Не торопясь вытерлась, затем, накинув пеньюар, села за туалетный столик, вынула шпильки и принялась расчесывать волосы сильными, размашистыми движениями. Я мучительно остро ощущала его присутствие, чувствуя на себе холодный непостижимый взгляд. Пригубив шампанское, я занялась прической, затем натянула шелковые чулки нарочито медленными, дразнящими движениями. Мой пеньюар держался на одной застежке на талии, но я и не думала запахнуть его поглубже. Пусть себе смотрит, думала я, это все, на что он может рассчитывать.

– Я забыл, как ты великолепна, Элиза, – сказал он нежно. – Ты повзрослела.

– Не могу же я всю жизнь оставаться слезливой семнадцатилетней девственницей? – пожала плечами я.

Наши взгляды встретились в зеркале, и я быстро отвела глаза.

– Слава Богу, нет, – беззаботно сказал Гарт, – даже девственницы иногда меняются к лучшему.

Я сбросила пеньюар, надела батистовую рубашку с изысканным кружевом над грудью. Засунув ноги в изящные туфельки, стянула корсет и надела платье, которое приготовила для меня Саванна. Оно мне очень шло: плотно облегало бюст и расходилось пышными фалдами у бедер, – но имело один существенный недостаток: застежки на спине. Зачем я так необдуманно отпустила горничную!

Гарт подошел сзади и отвел мои беспомощные пальцы.

– Позволь мне.

– Пожалуйста, не беспокойся. Мне не нужна помощь.

– Я вижу, что нужна.

Пальцы его двигались размеренно-медленно.

– Как вижу, ты еще не распаковала вещи.

– Я не собираюсь здесь оставаться.

– Мне жаль, что апартаменты тебя не устроили. Я попрошу другую комнату, если хочешь.

– Ты прекрасно знаешь, что дело не в комнате! – раздраженно ответила я, но, помня о данном себе обещании, вздохнула поглубже, просчитала до трех и уже более спокойно спросила: – Ты еще не закончил?

– Нет. В следующий раз выбирай платье с меньшим количеством крючков.

Я сделала еще одно дыхательное упражнение.

– Ах, – восторженно заметил Гарт, – груди твои все так же вздрагивают, когда ты сердишься. Только не вырывайся, Элиза, а то я никогда не закончу. Этот цвет тебе идет. Я подарю тебе колье из бриллиантов и аметистов к этому платью. Да, у Лафита и вправду есть вкус. Должен признать за ним это достоинство. Вкус к вещам, к женщинам…

– Можешь приберечь свои аметисты для себя, – сказала я ледяным тоном. – Мне они ни к чему. А что касается платья, так я купила его сама и платила за него из своих денег. Лафит не покупал мои…

Я прикусила губу. Зачем я так веду себя с ним? Зачем показываю, насколько сильно он меня сердит? Ну почему я всегда попадаюсь на его удочку?

– Замечательно, – одобрительно отозвался Гарт. – Мне нравятся девушки, которые сами строят свою жизнь.

Итак, застегнул.

Я надела бриллиантовое ожерелье, накинула на плечи розовую шелковую шаль и взяла веер из слоновой кости.

Проскользнув мимо Гарта, я уже собралась было выйти, но он преградил мне путь.

– Мы должны поговорить, – сказал Гарт, положив руку на дверную ручку.

– Я не собираюсь с тобой обедать, – проинформировала я Гарта. – А что касается разговора…

Я заметила предательскую дрожь в собственном голосе и, сделав над собой усилие, добавила:

– Нам не о чем говорить, сударь. Позвольте мне пройти.

– Ты повзрослела, Элиза, – протянул он. – В прежние времена ты в гневе швыряла вазы мне в голову. Должен поздравить вас, мадам, с обретением степенности.

– Мне нет дела до твоих похвал, – сказала я размеренно-четко. – Мне нет дела ни до тебя, ни до твоего отношения ко мне.

– И даже до моей жены?

Холод пробежал у меня по спине. Соленые слезы защипали веки.

– Зачем ты привез меня сюда, Гарт? – спросила я хрипло. – Чтобы мучить меня? Неужели тебе все мало? Ты хочешь наказать меня? За что? За то, что я выжила в этом аду? Зачем, зачем ты вновь вошел в мою жизнь? Почему британцы не убили тебя?

Гарт криво усмехнулся.

– Они пытались, но я еще не готов был умереть. Ну из-за чего ты так расстроена, Элиза? Я всего лишь старый друг, решивший посмотреть, как ты живешь-поживаешь.

Он дотронулся до моей щеки.

– Ты ведь сама решила поехать со мной.

– Лжец! – Я отшвырнула его руку. – Не морочь мне голову сказками! Тоже мне, старый друг! Ты никогда не питал ко мне дружеских чувств, никогда! Меня тошнит от тебя, слышишь! Ты, жадный ублюдок! Я знаю вашу породу: положишь глаз на какую-нибудь вещь и всеми способами стараешься раздобыть ее, даже не задавшись вопросом, нужна ли она тебе и так ли сильно ты ее хочешь.

– Я знаю, чего хочу, Элиза.

– Ты собака на сене! – закричала я. – Я тебе не нужна, да только не мог ты пережить, что я счастлива с Лафитом. За кого ты меня принимаешь? Ты думаешь, я забыла, что ты со мной сделал? Думаешь, я не помню, что все страдания на «Красавице Чарлстона» мне выпали из-за тебя? Я никогда не забуду тех дней, Гарт, и никогда тебя не прощу. Ты думаешь, что можешь поселить меня в какой-нибудь маленький домик на тихой улочке вдали от чужих глаз, чтобы навещать раз в две недели и когда придет охота? Нет, мой друг. Я не стану приносить в жертву свободу и роскошь, в которой жила на Гранд-Терре, ради сомнительного удовольствия стать твоей содержанкой. Я теперь самостоятельная женщина. Я принадлежу только себе, и ни один мужчина не вправе мной распоряжаться. Когда мне захочется выбрать себе любовника, я это сделаю, причем выбирать буду именно я, а не он. Право, я должна буду совсем ослепнуть и потерять рассудок, если мой выбор падет на тебя. Так дай мне пройти!

Гарт покачал головой.

– Ты все так же упряма и своевольна, как раньше, дикая кошка. Но я дал тебе высказаться. Послушай теперь меня.

Он засмеялся и сжал прохладными ладонями мое лицо, поцеловал меня грубо, жадно. Я больно укусила его за губу. Он отшатнулся, инстинктивно прижав руку ко рту, и я, воспользовавшись моментом, пнула ногой в рану на бедре. Он задохнулся и побледнел от боли. Я отскочила в сторону, подальше от него.

– Не приближайся, – прошипела я. – Клянусь, Гарт, я убью тебя.

– Ты все еще нуждаешься в укрощении, женщина, – выдохнул он.

Гарт шел на меня медленно, чуть припадая на больную ногу. Глаза его опасно блестели. Я попятилась назад, прижавшись спиной к трюмо.

Нащупав щетку для волос, я швырнула ее во врага, но промахнулась. Тогда я метнула тяжелую шкатулку с украшениями, и вновь осечка. Затем полетели статуэтка, бокал из-под шампанского. Гарт шел на меня, раскинув руки. Мгновенно сообразив, что делать, я проскользнула у него под рукой к сундуку, где хранился драгоценный подарок – два маленьких пистолета. Рука моя привычно сжала знакомую рукоятку. Гладкое дерево ласкало ладонь. Пистолет был заряжен. Я обернулась и оказалась лицом к лицу с Гартом.

– Стреляю, – предупредила я.

Гарт бросился на меня, и в тот самый момент, когда я спустила курок, он перехватил мою руку, так что выстрел пришелся в потолок. Градом посыпалась штукатурка. Я закрыла глаза, а когда открыла их через минуту, увидела Гарта, стоявшего надо мной. Он был раздет, из-под повязки сочилась кровь.

Я отшатнулась.

– Держись от меня подальше, Гарт, предупреждаю.

Схватив обеими руками верх платья, Гарт разорвал его на две половины, сверху донизу, одним сильным, коротким движением. Хрипло дыша, он лег на меня, запустил пальцы в растрепавшиеся волосы.

– Я забыл, каким возбуждающим может быть твое общество, Элиза, – сказал он еле слышно.

– Однажды я тебя действительно прикончу.

Издав хриплый стон, Гарт приник к моим губам. Я напряглась, но губы его оказались на удивление нежны.

– Что с тобой, Элиза? – спросил он, удивленно покачав головой. – Неужели ты меня боишься? Бедная малышка. Все такой же дикий зверек, не умеющий вести себя? – И он накрыл мои губы своими.

Он целовал меня медленно, словно заново открывая, вкус моих губ, и так же медленно ласкали меня его руки. Они были такие прохладные, гладкие, умные. По телу прокатился спазм наслаждения, сделав меня мягкой и податливой. Я чувствовала, как таю под его нежными прикосновениями, и слабый стон сорвался с моих губ. Я прижалась к нему, прикоснувшись животом к чему-то горячему и влажному – кровь текла по его бедру. Губы его путешествовали по всему моему телу: груди, животу, бедрам, – и старое пламя желания вспыхнуло во мне с прежней силой. Я чувствовала острое, ни с чем не сравнимое наслаждение. Как мне его не хватало! Бог видит, как я истосковалась по нему.

– Гарт, Гарт, – шептала я, лаская его.

– Чертовка, – сказал он нежно, – какая ты сладкая, чертовка.

Он вонзил свой клинок глубоко в мое лоно, и я приняла его с жадностью. Мы слились воедино, в один расплавленный слиток плоти. Внутри меня распахнулась немыслимая бездна, и я потонула в пульсирующей бархатной черноте. Мы так хорошо знали друг друга там, в темноте. Ну зачем, зачем нам вообще выбираться на свет?

– Ты хорошо усвоила уроки, – сказал Гарт позже, потираясь щекой о мое плечо. – Должно быть, Лафит – чудесный учитель.

– Я думаю, – поддразнила его я, – мне тоже довелось его кое-чему научить. Ты же, должна тебе заметить, так ничему и не научился. Все так же по-варварски груб с дамскими нарядами.

– Я не виноват, что женщины продолжают носить одежду, – отшутился Гарт.

Переведя дыхание, я быстро сказала:

– Я не буду твоей любовницей, Гарт.

– Я не помню, чтобы просил тебя об этом, – ответил он сонно.

– Нет. Ты не просил. Ты, как я полагаю, решил переложить инициативу на меня.

– Что-то вроде того, – пробормотал он, хватая губами мочку моего уха.

– Ну так вот, я не стану твоей любовницей. Ты женат, и к своим грехам я не хочу добавлять прелюбодеяние.

Гарт хмыкнул.

– Ты в опере был с Жоржеттой?

– Да.

Он поцеловал впадину на горле и грудь.

– Прекрати! Я хочу поговорить!

– Прости меня, Элиза, – засмеялся Гарт. – Когда я с тобой, я забываю обо всем. О чем ты говорила?

– Мы обсуждали Жоржетту. Она… она довольно привлекательная, – выдавила я. – Ты давно женат?

– Долгих двенадцать лет.

– Что? – удивилась я.

– Мне почти тридцать три, – с шутливой серьезностью пояснил он, – почти старик, мое дитя. Наш брак, как принято в добропорядочных креольских семьях, был оговорен родителями, еще когда мы были детьми.

– Вот как, – протянула я.

Я вспомнила свой собственный несостоявшийся союз с бароном.

– Ты ее любишь? – несмело спросила я.

– Ох уж эти женщины! – вздохнул Гарт. Вероятно, все его женщины задавали ему тот же вопрос.

– Любовью там никогда и не пахло, – терпеливо объяснил он. – Я женился на громадном состоянии и двух сотнях акров земли. Наши плантации слились воедино. Мак-Клелланды из весьма зажиточных превратились в очень богатых. Деньги – неплохая компенсация за отсутствие любви, Элиза. Когда есть деньги, можно позволить многое.

– Я знаю, – ответила я. – Ты можешь купить себе кресло в сенате, ложу в опере, целое ожерелье любовниц.

Я отстранилась от него и набросила пеньюар.

– Но ты не сможешь купить меня, Гарт, – сказала я, подходя к окну. – Ты не предлагал мне стать твоей любовницей, но рано или поздно это предложение все равно бы прозвучало. Я самостоятельная женщина, Гарт, свободная, понимаешь?

– Конечно, – согласился Гарт. – И что ты намерена делать со своей свободой, осмелюсь спросить?

Я поиграла бархатной портьерой на окне.

– Пока не решила. У меня есть немного денег. Куплю, наверное, маленький домик в городе со скромной обстановкой, а на остальные попробую поиграть на бирже. На сахаре или хлопке, на чем-то да удастся разбогатеть. Жан мне поможет. А когда стану очень-очень богатой, я вернусь во Францию. «О, Элиза, – будут все говорить, – как вы прекрасно выглядите. Вы преуспели!» А я буду роскошно жить в Париже и принимать людей только очень известных, таких, как император и его советники и братья, и еще генералов его армии.

– Они будут думать, что ты нажила деньги проституцией, – смеясь, предупредил Гарт.

– Ну и пусть, – запальчиво парировала я. – Мне плевать, что они подумают. А любовники у меня будут сплошь молодые, – с нажимом сказала я, – я буду злой и бессердечной, буду без сострадания прогонять их, как только они мне надоедят.

С реки веяло прохладой. Я чувствовала аромат кофе и роз и будоражащий запах цветущих олив.

– Какой ужас! – засмеялся Гарт. – Если бы ты предупредила о молодых любовниках раньше, я ни за что бы не сказал, сколько мне лет.

– Дело не в возрасте, – чуть подумав, ответила я. – Дело в твоей холодности, Гарт. Ты знаешь, мне почему-то было бы легче, если бы ты любил жену. Это звучит странно, я знаю. Но если бы ты мог любить хоть кого-то, когда-нибудь… ты стал бы и ко мне относиться по-другому, – говорила я тихо, больше для себя, чем для него. – Я многое могла бы тебе простить. Но… в наших отношениях никогда ничего не изменится. Ты все такой же грубый и черствый, тебе все так же нравится делать мне больно. Ты так и не понял, что женщина – это не только пара грудей, мягкие губы и… и теплое местечко между ногами.

– Ты все еще ненавидишь меня?

В его голосе мне послышалась издевка.

– Да, – ответила я с жаром, – всем сердцем.

Он подошел ко мне.

– Бедная моя девочка, ты скучаешь по Гранд-Терре, злишься на меня потому, что я не сказал про жену, и в довершение всего ты начиталась плохих романов. Пошли в постель…

Я заглянула в его глаза.

– Тебе ничего не стоит затащить меня в постель, Гарт, но удержать меня будет куда сложнее. При всей своей могучей конституции, при всей своей выносливости внутри ты не больше, чем… чем этот маленький предмет, которым ты так гордишься, будто он – твой самый большой трофей. Ты мертв внутри, Гарт. Мертв, холоден и пуст, и ты до могилы не узнаешь, что такое любить по-настоящему. Мне жаль тебя. Слава Богу, что мне довелось встретить Лафита. Он был добр и самоотвержен, он умеет любить. Если бы все мужчины были похожи на тебя или на Жозе Фоулера, я бы убила себя не задумываясь. Прямо сейчас.

– Я бы не стал тебя за это винить. – Гарт нежно поцеловал меня.

– Ты так и не понял, о чем я говорила, – в отчаянии сказала я.

– Конечно, понял. Ты хочешь, чтобы я попросил тебя стать моей любовницей. Очень хорошо, я прошу. Мы можем стать любовниками, Элиза? Ты и я? Могу я приходить к тебе каждый день и уносить тебя в постель… как сейчас? И любить – яростно, страстно, вот так?

– Нет, Гарт, я не стану твоей любовницей, – прошептала я.

– Жаль, – беззаботно ответил он, – это могло бы быть… довольно забавным.

На следующее утро за завтраком Гарт спросил меня о планах на день. Спросил как бы между прочим, как спрашивает о планах на день отец у малолетнего сынишки.

– Во-первых, я присмотрю дом, – ответила я. – А потом пойду на биржу и куплю сахар. Много сахара.

– В самом деле? Сахар сейчас в цене. Может быть, стоит подождать, когда он подешевеет, – заметил Гарт.

– Он будет только дорожать, – сказала я доверительно. – Погода стоит сухая, больших урожаев тростника ждать не приходится, так что с учетом эмбарго на зиму едва хватит. У Лафита немало сахара на складе, но, если я его попрошу, он подождет с продажей. К весне я удвою капитал.

– Когда ты все это обдумала? – удивился Гарт.

– Когда занималась с тобой любовью, – безжалостно ответила я. – Все просто. Лафит и на земле ведет себя по-пиратски, и я многому от него научилась. Так что ты был отчасти прав, говоря, что Жан – прекрасный учитель. Еще кофе?

– Поразительно, – покачал головой Гарт. – Ты позволишь сопровождать тебя сегодня? Может быть, ты и меня чему-нибудь научишь.

– Как хочешь, – сказала я, безразлично пожав плечами. – Но, вероятно, тебе не стоит показываться со мной на публике. Это может испортить твою репутацию.

– О, Лидия Арсени уже позаботилась обо всем, – усмехнулся Гарт. – И потом скандальные связи скорее укрепляют репутацию, чем портят. Встречаемся в одиннадцать. Знаешь, Элиза, припоминается мне, что на Стейт-Чарльз-стрит продается дом. Кажется, владельцы погибли во время кораблекрушения, не оставив прямых наследников, и теперь городские власти не чают сбыть его с рук.

– Что ты задумал, Гарт? – спросила я с подозрением. Гарт обиженно посмотрел на меня.

– Да ничего, моя дорогая. Так, просто пришла в голову мысль. Ты можешь и не смотреть его, если не хочешь. Бог видит, я не собираюсь вмешиваться в твои планы.

– Ну ладно, – согласилась я. – Взгляну. Спасибо, что вспомнил.

– Да не за что.

Гарт смял салфетку и встал из-за стола.

– Ну так до одиннадцати?

Дом был просто чудесным. Двухэтажный, с палисадником и широкой верандой и – что самое главное – со вкусом обставлен. В нем было все, о чем я только могла мечтать. Я полюбила этот дом с первого взгляда.

– Очаровательный домик, – сказала я месье Перрузу, агенту по недвижимости. – Сколько вы за него просите?

– Видите ли, мадам, мы заинтересованы в том, чтобы продать его как можно быстрее. При тех обстоятельствах, в которых дом достался городу, я имею в виду осложнения юридического характера, нам хочется с этим вопросом покончить быстро.

– Да, да, – нетерпеливо сказала я, – сколько он стоит?

Агент пожал плечами.

– Дом полностью меблирован. Вы, конечно, можете не брать мебель, но если возьмете… – Он сделал паузу; я едва сдерживала нетерпение. – Все вместе стоит две тысячи долларов.

– Две тысячи! Но это и впрямь почти ничего. Я его беру. Дом, обстановку, все.

– Прекрасно, мадам, – поклонился Перруз. Мы с Гартом вышли на улицу.

– Гарт, – возбужденно говорила я, – это именно то, что мне надо. Небольшой, но очень милый дом. И такой уютный! Спасибо, что рассказал мне про него. Какая удача! Мне хочется переехать как можно скорее!

– Да, он достался тебе дешево, – согласился Гарт, – хотя, как мне кажется, ты могла бы поторговаться. Мне показалось, что продавец не чаял от него отделаться.

– Нет, – твердо заявила я. – Я довольна покупкой. Та женщина, хозяйка, была со вкусом. Жан будет рад за меня, я уверена.

– Ты пригласишь его? – спросил Гарт.

– Ну конечно! У меня будут вечера и праздники, быть может, я на всю Луизиану прослыву гостеприимством. Как красиво звучит – салон Элизы. Все знаменитости этой страны будут приходить ко мне и восхищаться мной. Художники будут рисовать мои портреты, поэты посвящать мне стихи…

– И у тебя будет куча любовников, – криво усмехнувшись, добавил Гарт.

– Любовников? Ну конечно, у меня их будет очень много, но не больше одного за один раз! И слуги. Почему я забыла о слугах? Интересно, Саванна согласится переехать ко мне? Она ведь, наверное, рабыня, а я куплю ее и сделаю свободной. Мы, французы, должны подать пример местным варварам. Интересно, – продолжала я, – сколько в Новом Орлеане платят дворецкому и горничной. Наверное, содержать дом стоит больших денег? Жан обещал помочь мне. Думаю, до весны выкручусь. Непременно.

Я щебетала всю дорогу, а Гарт хранил молчание, все так же озадаченно глядя на меня. Он зашел в адвокатскую контору вместе со мной и помог оформить покупку. Это было очень кстати: я не очень хорошо разбиралась в такого рода сделках. После всего мы зашли в небольшую уютную чайную, недалеко от собора Сент-Луи.

– Скажи мне, – спросил Гарт, – ты пригласишь меня в гости, когда устроишься?

Я пригубила шампанское.

– Непременно. На новоселье, – уточнила я. – Но потом… Боюсь, я не смогу принимать тебя. Ты ведь понимаешь?

– Конечно, учитывая те чувства, что ты питаешь ко мне. Очень жаль. Ты никогда не найдешь мужчину, который понимал бы тебя так, как я.

– А ты понимаешь меня?

– Там, где стоит понимать. В постели.

Я уронила вилку. Обедавшие за соседними столиками обернулись в нашу сторону.

– Как ты смеешь так говорить со мной! Я… я благодарна тебе за помощь, Гарт, но если ты собираешься и дальше разговаривать со мной в таком непозволительном тоне…

– Я просто удивлен той ролью, которую ты себе уготовила. Быть покровительницей муз – не твоя стезя, Элиза. Обычно такого рода деятельностью увлекаются плоскогрудые девицы с лошадиными лицами, вроде мадам де Сталь, которых природа наградила большим количеством мозгов, чем им нужно для жизни, чтобы как-то компенсировать нехватку привлекательности. У тебя другие таланты, Элиза.

– Я не буду отвечать на очередную грубость, – сухо ответила я и добавила: – Я сама заплачу за обед. Я не хочу быть должной тебе ни пенни!

Мы встали из-за стола.

– Не будь дурочкой, Элиза, – сказал Гарт. – Завтра ты еще потребуешь, чтобы я представил тебе счет за гостиницу.

– Возможно.

– Только не говори никому, что ты даришь благосклонность бесплатно, – засмеялся Гарт. – Или тебе придется отбиваться от поклонников палкой, как от бешеных собак. Скажи, а если тебе подарят бриллиантовое колье, ты примешь подарок?

– Приму с радостью, – ответила я, – но не от тебя. Впрочем, не думаю, что ты захочешь мне что-то подарить. Очевидно, ты считаешь, что твое тело – лучший подарок, на который может рассчитывать женщина.

Гарт проводил меня к экипажу, и мы отправились на биржу.

– Не буду спорить с тобой, Элиза. Женщина, которая ничего не просит, в этих краях такое же чудо, как снег. Что же, посмотрим, как ты будешь завоевывать мир коммерции.

Все находящиеся в зале биржи дружно повернулись в мою сторону, когда я вошла, и торговля прервалась на несколько минут. Я почувствовала себя очень неловко, словно меня выставили голой. Поискав глазами знакомое лицо, я наткнулась на агента Лафита, Пьера Монтегю. Заметив меня, он подошел.

– Месье Монтегю, помогите мне монополизировать рынок.

Пьер рассмеялся.

– С превеликим удовольствием, мадемуазель, только, боюсь, каждый из нас здесь мечтает об этом, но шансы есть разве что у Лафита. Эмбарго не заденет его ничуть. У Жана склады ломятся от товаров, а магазины города полупусты. Эта война сделает его богачом.

– Эта война и меня сделает богатой. Сегодня хороший день для покупки?

Монтегю улыбнулся Гарту, стоявшему у меня за спиной.

– Любой день хорош для покупки, мадемуазель Лесконфлер, если у вас есть деньги.

Я попросила Пьера стать моим агентом и рассказала о своих планах, пообещав списаться с Жаном.

– Эта сделка и вас сделает богатым, месье Монтегю. Всего наилучшего.

– Ты уверена, что Лафит поможет тебе? – спросил Гарт, когда Монтегю ушел. – Если его склады забиты, он должен стремиться сбыть товар, хотя бы для того, чтобы освободить место для нового.

– Он извлечет больше пользы, если попридержит товар, – мудро заметила я. – А вдруг британцы заблокируют реку?

Гарт, казалось, был поражен моей осведомленностью.

– Ты пугаешь меня, Элиза. Мне стоит сделать тебя своим управляющим.

– Гарт, привет!

К нам шел молодой человек лет двадцати пяти. Он был высок и строен, одет весьма элегантно в серый сюртук, прекрасно сшитые брюки жемчужного цвета и черный шелковый жилет. Его темно-каштановые волосы отливали червонным золотом, и в чудных карих глазах блестели огоньки.

– Привет, Жак. Элиза, знакомься, Джакоб Фоурнер. Жак, это Элиза Лесконфлер.

Жак почтительно поцеловал мою руку.

– Вы не помните меня, мадемуазель, – сказал он с печальной улыбкой, – но я был одним из тех, кто добивался права танцевать с вами на балу у мадам Арсени прошлой весной.

Я не вспомнила его, но, улыбнувшись, сказала, что, конечно же, помню. Увидев, как засиял от счастья юноша, я подумала, что ложь нередко бывает во благо и не стоит скупиться на приятные слова.

– Мадемуазель переезжает в город, – сказал Гарт, чтобы поддержать разговор.

– Очень рад узнать об этом, мадемуазель! Мы, новоорлеанцы, слишком долго завидовали Лафиту, который монополизировал ваше общество, – галантно заметил Джакоб.

Мы поболтали еще несколько минут, и в конце беседы Фоурнер попросил разрешения нанести визит.

– С удовольствием приму вас, месье.

Уже в карете Гарт сказал, что, если я и дальше буду столь же гостеприимна, половина новоорлеанских парней встанет лагерем у моего порога, и я не смогу даже выйти из дому, чтобы не наступить на кого-нибудь.

– Он такой милый, – возразила я. – Безупречные манеры…

– О да. Манеры – это то, что пускают в ход безбородые юнцы, когда у них нет…

– Послушать тебя, так ты один во всей Луизиане знаешь, что делать с женщинами!

– Это близко к правде, – скромно признал Гарт.

– И детей ты, наверное, наделал целую сотню?

– Верно, не одну, а две, но – увы! – все они незаконные, – весело ответил Гарт. – Жоржетта безразлична к детям.

– А ты безразличен к Жоржетте.

– Совершенно справедливо, Элиза, я безразличен к Жоржетте как к любовнице, но во всем другом мы прекрасно ладим.

Я сама удивилась внезапному уколу ревности.

– Мне скучно слушать бесконечные рассказы о детских хворях, вороватости слуг или о том, как трудно найти хорошую модистку, – продолжал Гарт. – Ты долгое время жила среди искателей приключений и уже забыла, какими скучными бывают женщины. Сейчас я предпочитаю дам, которые могут вести умные беседы на серьезные темы. Например, о том, как нажить капитал…

– Ты смеешься надо мной! – взорвалась я.

К моему удивлению, Гарт пожал мне руку и, словно извиняясь, признался:

– Да, Элиза, боюсь, ты права.

Карета остановилась у гостиницы.

– Я, кажется, забыл у тебя портсигар. Ты не будешь возражать, если я заскочу на минутку?

– Конечно, нет.

Однако портсигара мы не нашли. Я предположила, что Гарт мог оставить его у адвоката.

– Да вот же он! – воскликнул Гарт, доставая коробочку из внутреннего кармана. – Какая забывчивость.

– Опять уловки, – грозно начала я.

– Старые трюки никогда не подводят, Элиза. Ты и сама ими пользовалась.

– Я никогда…

– Я просто хотел попрощаться наедине, без любопытной толпы зевак, заглядывающих через плечо.

– Твои…

– Я уважаю твои чувства, Элиза, и не хочу навязываться. Завтра я уезжаю в Батон-Руж, начинаются выборы, а я, боюсь, и так достаточно долго пренебрегал своими избирателями. Если позволишь, я навещу тебя как-нибудь по возвращении.

– Конечно, – неуверенно ответила я, озадаченная резкой переменой.

Гарт сжал мою руку.

– Ты правильно сделала, что не уступила мне. Я бы только испортил тебе жизнь. Мы не подходим друг другу.

Гарт поцеловал меня в щеку.

Он ушел, а я смотрела ему вслед со смешанным чувством удивления и досады. Я чувствовала себя одураченной и разочарованной. Я не ощущала себя победительницей. Более того, меня не оставляло чувство, что в итоге в выигрыше оказался он, хотя ни за что бы не взялась объяснить, как он меня победил и почему.