"Автомобильный триптих" - читать интересную книгу автора (Ильина Наталия Иосифовна)

3. Как я продавала автомобиль

О честности, о скромности, о правде много пишет сегодня наша печать. И призывает всем миром сражаться против взяточников, жуликов, хапуг и спекулянтов.

Читатели, живущие на трудовые доходы, этими статьями взволнованы: в редакции идут сотни писем. Дружно осуждается циничная поговорка: от трудов праведных не наживешь палат каменных. Читатели утверждают, что в основе нашей жизни – честность, трудолюбие, совестливость, этого хапугам не одолеть, однако отдельные жулики это одолевают и в палатах живут, будто законы не для них писаны. И надо с этим бороться!

Стремление к честности, желание бороться – прекрасны. Но, выходя на борьбу, готовясь кинуть камень в нарушителей закона, сначала следует себя спросить: сам-то ты не без греха ли?

– Краденый, – ответил Корней Иванович Чуковский на мой вопрос, откуда у него этот прекрасный большой конверт. – Всех друзей, работающих в издательствах и редакциях, прошу воровать для меня конверты. Они мне нужны разных размеров, а на почте и в магазинах таких не найдешь.

"Литературная газета" премировала меня кнопочным телефоном. Я была в восторге: аппарат особенный, сам дозванивается! Прелесть какая! Завтра же вызову мастера. Звоню. "А что у вас с телефоном?" – "Ничего. Просто хочу поставить кнопочный (счастливым голосом) – мне его подарили, и я..." Сухо обрывают: "Кнопочных не ставим!" Трубка мертвеет. Снова звонить? Лучше съезжу. Там трубку в ухо не положат. Еду. Молодая женщина с непреклонным лицом: "Кнопочных не ставим!" – "Почему? Он же наш, советский!" – "Не серийное производство!" – "Но есть же какой-то выход?" – "Попробуйте написать заявление на имя главного инженера". Я было начала: "Главному инже..." И – бросила. К чему это прошение, это унижение, да еще с сомнительным результатом? К черту! Поехала домой. По дороге вспомнила: а ведь у меня есть друзья с кнопочным телефоном! Значит, как-то его ставили? Звоню друзьям. Дают совет: "Надо под любым предлогом заполучить мастера. Придется вам что-нибудь наврать. А про кнопочный – ни звука!" Я дозвонилась, что-то наврала, мастер явился. "Они мне сказали, что кнопочных не ставят!" – "А ну их!" – отозвался мастер и кнопочный поставил. Операция длилась 20 минут и обошлась мне около пяти рублей, три – лично мастеру. Ах, что я говорю, ведь это не положено! Но и кнопочные включать не положено! Их выпускают, они продаются, а включать – не положено. Кто запретил? Почему? Неизвестно! Да, много у нас подобных маленьких тайн...

Другой случай. У моей знакомой неприятности с ручкой входной двери. Приходится ее как-то там проволокой обматывать, проволока царапает руки входящих и выходящих. И так – годами. Потому что таких ручек нигде нет. Заменить на другую – нельзя. К данной двери никакая не подходит. Выход: менять дверь. Такой совет дают специалисты: плотники и столяры. Эту, значит, снимем с петель и унесем (куда?), а вы купите новую. Где? И продают ли вообще двери? Моя знакомая мирится с проволокой. Надеется, а вдруг ручку достанут или, говоря между нами, украдут. Если это произойдет, моя знакомая будет счастлива. И кто решится ее осудить?

А теперь я расскажу, как сама участвовала в жульнической операции, продавая свой старый автомобиль.

Некоторые читатели скажут: автомобиль! Нам бы эти заботы! Растет число индивидуальных владельцев, но предубеждение против них еще живо. Объясняется это, видимо, тем, что между ценой на автомобиль самой дешевой марки и средней зарплатой – дистанция огромного размера. И людям с пылким воображением кажется: лишь воры и спекулянты катаются в собственных машинах.

Это не совсем так. Находятся люди, приобретающие автомобиль на честно заработанные деньги. И не всегда автомобиль – предмет роскоши или идиотской "престижности". Для тех, у кого не слишком резвые ноги, автомобиль необходимое средство передвижения.

А кроме того, в моем рассказе автомобиль лишь предлог. Тут проще, нагляднее можно показать некоторые, как писали в старину, "гримасы быта"...

"Волга" прослужила мне много лет. Я была к ней привязана, она казалась мне живым существом. Я звала ее "Голубушка", позже стала звать "Старуха". Она старела, ржавела. Но вот у нее и низ сгнил. Либо тратиться на ее омолаживание, либо купить новые "Жигули". Заняв деньги у трех дружественных семей, купила "Жигули". Долг рассчитывала отдать, продав Старуху.

Сколько она может стоить? Как это делается? Официальных сообщений нет. Очередная тайна. Питаюсь слухами. Говорят...

Говорят, было время, когда эта операция совершалась просто: товар – деньги – товар. Желающий купить вашу машину платил за нее, и ГАИ сделку оформляла. Затем, говорят, стало сложнее. Это случилось тогда, когда цены на новые автомобили поднялись чуть ли не вдвое. А комиссионные магазины оценивали подержанные машины, опираясь на их прежние цены, и, значит, "Волга", стоившая прежде четыре тысячи, оценивалась примерно тысячи в две – в зависимости от процента износа. Распоряжение: продавать только через комиссионные! А гибкий черный рынок давал за эти же машины семь, а то и восемь тысяч! Чистейший идеализм надеяться, что человек добровольно отдаст свою собственность, нелегко ему доставшуюся, за сумму, предлагаемую комиссионным! И вот комиссионки пустовали, а старые машины продавались как-то иначе. Как? Много фантастических историй ходило тогда на эту тему. Способ незаконной продажи был, говорят, сложен, громоздок, и все же левая торговля процветала и крупные суммы гуляли на стороне, государственный карман минуя. Пришлось идти на компромисс. Гражданам разрешили приводить с собой покупателя: этому, и только этому, я согласен продать свою машину. Было ясно: "этот", помимо суммы законной, что-то еще приплатит владельцу на стороне. Зато комиссионки стали удерживать с купли-продажи 37% стоимости машины! Правда, это касалось лишь автомобилей выпуска до 1960 года. Автомобили более молодые оценивались дороже, и комиссионный сбор был 7%.

Публиковались ли где-нибудь новые правила? Такого не помню. Очередная маленькая тайна! Это, впрочем, понять можно. Не объявлять же на всю страну, что юридически вы продаете автомобиль за одну цену, а фактически за другую. Труднее понять: почему сразу же не расширили сеть комиссионок? Ведь маленькая тайна мгновенно стала известна, люди мощным потоком хлынули в комиссионные, ведя за руку своего покупателя. Господи боже, что творилось в те годы в московском комиссионном у Южного порта!

Итак, сначала был один способ продажи, затем другой, затем третий. Первый классически простой (товар – деньги – товар) попахивал капитализмом – нехорошо! Второй, идеалистический, от реальности оторванный, завел в тупик. Третий породил... ЧТО он породил – расскажу потом. Додумались до способа № 4. Требовалось сдавать машины в комиссионный "в обезличку" и без документа, что автомобиль продан законно, новый покупать не разрешалось. Как обходили "обезличку", не знаю, а как ухитрялись покупать новый, не продав еще старый, знаю. Кто покупал новую машину на имя жены, кто на брата, кто на тещу... Ну, это было несколько громоздко, владельцу приходилось ездить по доверенности (очереди в нотариальных конторах), но запрещение обходили. Вскоре стал действовать еще один (пятый) способ купли-продажи...

Когда настало время продавать мою "Волгу", я угодила на способ № 3. Друзья объяснили: покупателя надо искать на черном рынке. Договорившись о цене (скажем, семь тысяч), явиться с ним в комиссионный. Там машину оценивают в три тысячи. Покупатель вносит эту сумму в кассу, платит проценты, а затем где-нибудь в укромном месте лично вам в руки передает разницу: четыре тысячи. Ну а вдруг покупатель не пойдет с вами в укромное место? Опасность и в том, что сделка незаконна. Пусть на эту незаконность закрыли глаза, но ведь могут их и открыть! Откроют и скажут: "Спекуляция!" Итак, продавать машину без ущерба для продающего, с одной стороны, как бы разрешили, а с другой – как бы и нет.

Нужен посредник. Не самой же проводить эту механику, подвергая опасности: а) свою репутацию и б) свой карман. Посредник берет все на себя, скромно взимая 200 рублей. Но присутствие продающего необходимо. Посредник может надуть. Продаст за восемь тысяч, а соврет, что за пять. Такое случалось.

Кстати о посредниках, о маклерах. У нас их нет в том смысле, что такой профессии официально не существует. Ее-то не существует, но маклеры очень даже существуют. Есть маклеры квартирные, есть автомобильные, есть специалисты по добыванию японской бытовой электроники, а также автомобилей заграничных марок. Все эти специалисты числятся сотрудниками разных учреждений, а любимым делом занимаются в свободное время, которого, видимо, у них много. А поскольку их как бы не существует, то и твердых цен за их услуги тоже не существует: берут сколько хотят. Эту деятельность узаконить опасаются – пахнет капитализмом. Но как обойтись без этого промежуточного звена, не придумали. Вот и сидим пока между двумя стульями...

Друзья прислали мне посредника. Черно-седой, мрачный, бандитская, не внушающая доверия физиономия. Осмотрев мою Старуху, долго ее ругал, но заявил, что тысяч за семь продать можно. И вот жарким августовским утром мы с ним (я за рулем) едем в Южный порт – там и черный рынок. Всю дорогу бандит хвастался своим уменьем продавать машины, утверждал, что образование у него высшее (какое именно, я не усвоила), и что в комиссионном у него свои люди, и во всех отделениях милиции его знают и любят. Это вранье и хвастовство он иногда прерывал, чтобы прикрикнуть на меня: "Левей! Чего струсили? Обходите грузовик!" Или: "Не видите: сейчас светофор переключат! Смотреть надо!" Я говорила тихим от ненависти голосом: "Не учите меня. Я вожу машину много лет!"

И вот мы подъехал" к каторжному месту, где на углу был тогда барак "Автобаза" (там я покупала "Жигули"), направо черный рынок, налево комиссионный. Бандит велел мне остановиться и исчезнуть. Я не должна присутствовать при том, как он будет искать покупателя. Надо уйти к тем домам, там скверик, скамейка, вынуть из авоськи книгу, делать вид, что я просто так сижу, отдыхаю... Все так делали, кто побывал в положении продающего. Таковы правила игры. Я вылезаю, бандит садится за руль, дергает рычаг переключения скоростей, скорости не переключаются, моя Старуха не привыкла к грубому, нетерпеливому обращению... На третьей попытке скорости с рычанием переключаются, машина трогается, я иду к домам, к чахлому скверу, к скамейке, сажусь, вынимаю книгу... Не читается. Десять утра. Долго ли мне жить здесь? Дети. Голуби. Проходят женщины с сумками. Я готова сидеть здесь долго, часа три, а может, дольше. Но и сорока минут не прошло, как я услыхала знакомый ненавистный голос: "Где вы тут запрятались? Идемте!" Я не поняла, куда надо идти, но встала и пошла покорно, глядя на бандитскую широкую спину в зеленой клетчатой рубашке... Вот он, черный рынок. Машины с раскрытыми дверцами, везде группы людей, мелькают тюбетейки. Издали я узнала свою Старуху, ее окружили, ее щупают, заглядывают под крылья. Я думала, что найти покупателя здесь не удалось, надо еще куда-то ехать. Грубыми окриками бандит отогнал толпившихся у машины, открыл шоферскую дверцу: "Садитесь за руль!" Отогнанные тем временем хватали меня кто за плечо, кто за руку, гортанно вопрошая: "Продаешь? Продаешь?" Бандит втолкнул меня в машину, захлопнул дверцу, обежал кругом, сел рядом: "Езжайте!" – "Куда?" – "Домой к вам!" Я включила мотор, двинулась, и тут в шоферском зеркальце мелькнули тюбетейки – на заднем сиденье люди! Обернувшись, я увидела двух маленьких смуглых мужчин и мальчика лет десяти... Мой взгляд они встретили скромными кроткими улыбками. "Боже мой, откуда вы?" – сказал я. "Фергана", – в один голос ответили узбеки, а мальчик лишь кивнул с достоинством. "Давай, давай! – орал бандит. – Езжай! Быстро! Нечего тут задерживаться. Левей! Обходите грузовик!" – "Перестаньте меня учить!" – взорвалась я. Узбеки в зеркальце кротко улыбались... Лишь когда мы выехали на Садовую, бандит счел нужным мне сообщить: "За семь тысяч продал!" В зеркальце я увидела, как тюбетейки закивали...

Квартира пуста – мой муж на службе. Открываю дверь, впускаю всю компанию и слышу бандитский голос: "Видите? Книг сколько! Интеллигенция тут живет, жуликов нет!" Взрослые узбеки заулыбались, закивали, а мальчик оставался суров, но глядел вокруг с любопытством. "Двухкомнатная со всеми удобствами", – продолжал бандит. "Послушайте! – взмолилась я. – Вы же не квартиру продаете!" – "А им надо знать, не краденая ли машина", – холодно отозвался бандит. "Да, да, – закивал узбек постарше, – хорошие обстоятельства!"

Он один из троих кое-как объяснялся по-русски. И именно он покупал машину. Бандит развалился в кресле, я села за свой стол, узбеки на диван. Бандит произнес речь, из которой я поняла, что сегодня мне надо снять машину с учета в ГАИ, а завтра мы едем в комиссионный. "Там, говорят, жуткие очереди", – сказала я. "А ребятам сунуть надо, чтоб без очереди!" Тут он сообщил узбеку, что оформление (проценты плюс подкуп "ребят") обойдется ему примерно в тысячу рублей. Я не удивилась: уже знала, что оформление берет на себя покупатель. Не удивился и узбек. "Давай задаток, – сказал бандит. – Двести рублей!" Узбек кивнул, нагнулся, развязал тесемки полуботинка, отогнул носок (мелькнула сухая смуглая щиколотка), извлек из-под пятки пачку десяток, отсчитал двадцать, передал мне, вновь обулся. После чего вся компания покинула помещение.

На следующее утро мы с бандитом отправились к Южному порту. На площадке перед комиссионным нас ждал узбек в толпе людей и среди ужасающего количества машин. С трудом я нашла место, чтобы втиснуть свою, втиснула, одновременно огрызаясь на окрики и идиотские советы сидевшего рядом бандита... Приехали рано, а уже столько людей, мы тут до вечера промучаемся, вокруг ни единого деревца, ни намека на тень, сиди тут под раскаленной крышей машины, ну и ничего, надо, и посидишь, что ж теперь делать, взялся за гуж... Бандит куда-то деловито побежал, видимо, искать "ребят". Не было видно и узбека с его кроткой улыбкой. С блокнотом в руке, с карандашом за ухом прошел некто в синем халате, за ним бежали люди, о чем-то его умоляя, и я догадалась – это оценщик магазина, от него многое зависит... Небрежной, гуляющей походкой прохаживался неподалеку высокий молодой человек в джинсах и желтой рубашке. Рядом – молодой грузин с бачками. Кто они? Покупают? Продают? Вокруг меня и моей бедной старой машины кипела мутная, глубоко неправедная, пропахшая жульничеством жизнь, и по тому, как прохаживался, закуривал, усмехался молодой человек, чувствовалось: он тут как рыба в воде. Но вот вокруг него завертелся водоворотик из людей, желтая рубашка исчезла, пропали бачки грузина, около моего уха гаркнул скверный голос моего сообщника: "Ждать не меньше четырех часов, раньше не выйдет!" И вновь он исчез, но вскоре появился уже с правой стороны, открыл дверцу, сел рядом: "Едем в город С!" – "Зачем?" – "Там сделают без очереди!" Хлопают задние дверцы. Обернувшись, вижу: кроме узбека в машину садятся молодой человек в желтой рубашке и грузин с бачками. "Здесь не развернетесь!" – орет бандит. "Оставьте меня в покое", – говорю я, разворачиваясь. "В самом деле, оставьте даму в покое. Видно, что она водит не первый год". Это голос желтой рубашки. И затем: "Позвольте представиться. Меня зовут Слава". Мне неловко спросить, кто он, почему едет с нами, но он сам сообщает, что работает товароведом в комиссионке города С. и берется устроить оформление в два счета. "Не правда ли, лучше проехаться, чем здесь торчать?" И я считаю: лучше. Грузин с бачками молчит. Видно, он состоит при Славе, как зять Мижуев при Ноздреве. Поначалу я забыла об узбеке, лишь потом поняла, что он ехал с нами, помертвев от страха. Его везли куда-то в глубь России незнакомые люди, знавшие, что он при больших деньгах. Время от времени мой бандит, обернувшись к узбеку, мрачно спрашивал: "Деньги при тебе?" – "Да, да", – слабым голосом откликался узбек. "Наличными?" – "Да, да". И мне надо было бояться, но я не боялась. Операции с машинами (сначала покупка, теперь продажа) привели меня в состояние амока. Я была готова на все: ждать так ждать, ехать так ехать. И Слава не давал мне задумываться. Он меня развлекал, называл по имени-отчеству, тон приятно-почтительный, и мне уже не приходилось самой огрызаться на поучения бандита, его обрывал Слава, очень холодно и презрительно. Бандит погрузился в мрачное молчание, и в машине, мчавшейся в город С, звучал лишь приятный голос Славы и мои реплики. Он спросил, знаю ли я английский, я сказала, что знаю, и Слава довольно бойко заговорил по-английски. Сообщил, что вскоре будет сдавать в пединституте экзамен по английской грамматике и просил кое-что разъяснить насчет глаголов "ту файнд" и "ту селл". Беседуя об английских глаголах, мы ехали сначала по кольцевой, затем свернули на узкое шоссе. Какой-то грузовик не дает себя обогнать, наконец мне это удается, Слава высовывается из окна и – шоферу: "Падла! Паралитик! Убивают таких!" Сзади прерывисто вздохнули – не узбек ли? Затем Слава спросил, бывала ли я за границей. Бывала. Париж видела? Видела. "А вы бы хотели там жить?" – "Нет". – "Почему?" – "Русскому человеку в России надо жить". Слава взволнованно: "Как вы хорошо сказали! Спасибо вам!" В этой интересной беседе летело время, мы проехали уже 90 километров. Жара, я устала, но цель близка. "Направо!" – говорит бандит. "Прямо", – говорит Слава. "Чего? Город-то направо!" – "Мы город объедем, – спокойно откликается Слава. И мне по-английски: – Н. И., я вас обманул. Мы не в город С. едем". – "Куда же?" – "Немного дальше. Еще 15 километров". А когда мы проехали эти километры, Слава сообщил, что мы едем в город Т. Бандит начал бушевать: "Обманщик! Зачем врал, что в С?" – "А затем, что в Т. далеко, и вы бы не поехали, – спокойно отозвался Слава. И – мне: – Уверяю вас, Н. И., вам так лучше! Оформление проведем за один день, вторично за деньгами в Т. вам ехать не придется!" – "Ей лучше, а мне зачем туда мотать?" – орал бандит. "Молчи, нехороший человек, – сказал Слава. – У тебя душа черная!" – "У тебя зато светлая!" Бедный узбек. Его никто ни о чем не спрашивал. Его везли и везли по необозримым и чужим просторам, он понятия не имел, куда он ехал, бедняжка! Но я забыла о нем. Уже как бы во сне я катилась по раскаленной асфальтовой шкурке мимо лесов и полей...

Наконец пыльные окрестности. Едем по булыжнику, переваливаем через трамвайные рельсы, и вот площадка, машины, люди и мрачный барак – комиссионный. Слава велел заехать за жилой дом и остановиться там. Едва я затормозила, как он выскочил и куда-то помчался: видимо, в комиссионный, договариваться. За ним помчался бандит. Грузин сел на скамейку у дома, закурил. Узбек, выйдя, вдруг улыбнулся своей кроткой улыбкой – рад был, что в городе, среди людей... Затем – мне, вопросительно: "Туалет?" – "Откуда я знаю?" Тогда узбек смело вошел в жилой дом и исчез. Грузин курил. "Слушайте, – сказала я, – кто вы такой?" Грузин сознался, что его зовут Федя, что он друг Славы и гостит у него. "Вот что, Федя. Возьмите деньги и купите мне яблок. Делать вам, я вижу, все равно нечего!" Федя взял деньги и ушел. Появился узбек: "Хороший человек! Туалет пустил!" Эти сведения меня заинтересовали. Я позвонила в первую попавшуюся квартиру, открыла женщина – хороший человек – и пустила меня в так называемый "совмещенный", используемый и как чулан: детский велосипед, сломанная табуретка. Я вышла наружу. А там бандит орал на кротко моргающего узбека: "Как нет наличных? Зачем врал, что есть?" – "Аккредитив. Наличиные нет!" Осторожным человеком оказался наш узбек! Его отправили в сберкассу. Но было около двух часов дня, сберкасса закрывалась, комиссионный – тоже, ясно, что до трех делать нечего. "Весь день к черту! Ночью домой попадем!" – кричал бандит. Слава, морщась: "Помолчи. Много кричишь. Пойди погуляй. Избавь нас от своего присутствия!" Бандит плюнул и ушел. Явился Федя с яблоками.

Слава, он и я сели на скамейку, зажевали. Слава задумчиво: "Подвел нас узбек. Будь у него наличные, мы бы эту механику живо провернули б. Я так и рассчитал, что мы нарвемся на перерыв. В магазине люди свои, я их предупредил, пока на площадке народ бы ждал, мы через заднюю дверь все бы обстряпали. Теперь придется в общей очереди, иначе шум поднимут..."

Затем, выплюнув остаток яблока, Слава поведал мне, что сегодня в городе Т. хоронят Сашку Охоткина. "Его у нас тут все знали! Решил доказать, что умеет делать деньги не хуже некоторых! Работал на спиртовом заводе. Однажды вез на грузовике спирт – налево, конечно, – его остановили. Ночь. Загородное шоссе. Сашка встал на грузовике во весь рост и пять тысяч наличными роздал, этим, ну кто остановил его... Купил он себе хату, не кооперативную, а хорошую, что надо, с рук... Положил туда полно японской техники, выписал из Ленинграда подругу, вполне интеллигентную женщину, приобрел "ГАЗ-24"..."

Я перебила этот захватывающий рассказ из разбойничьей жизни, спросив, что такое "ГАЗ-24"? "Новая "Волга"! – удивившись моему невежеству, ответил Слава. – Так вот. Жить бы им да поживать, но погубила Сашку его страсть к мотоциклам. Участвовал в гонках и на днях разбился насмерть. Подругу жизни оформить не успел, и теперь родственнички дерутся из-за хаты и из-за "ГАЗ-24"..."

Я слушала Славу (а Федя все молчал), смотрела на его прямые коричневые волосы, падавшие на лоб, на широкое, немного скуластое лицо и живые неглупые карие глаза и удивлялась, что не испытываю против него никакого раздражения. А ведь обманул, завез! Почему-то я верила, что этот гангстер-джентльмен все обещанное выполнит...

А вокруг шла жизнь дома. Ходила кошка, бегали дети, вышла посидеть на другой скамейке добрая женщина, пускавшая в свою ванную. Остановился прохожий, внимательно разглядывая мою Старуху. Вдруг голос с балкона над нашими головами: "Волга". Пятьдесят восьмого года". – "Ага!" – сказал прохожий. "Низ сгнил". – "Как будто", – сказал прохожий. "Не "как будто", а точно! Тысяч на семь тянет!" – "Тянет", – согласился прохожий.

"Господи боже, откуда они все знают?" – спросила я Славу. "А как им не знать? Годами живут около комиссионки! Н. И.! Вы бы пошли чаю выпили! Тут рядом чайная вполне приличная!"

Чайная с электрическими самоварами, расписными чайниками и аляповатыми картинами "стиль рюсс" была вполне приличная. Посетителей там не было. Чаю тоже. Из-за отсутствия электроэнергии не работали самовары.

Появился узбек с деньгами. Открылся комиссионный. Мы отправились туда. В углу комнаты стол и два стула, у потолка окно, чем-то забитое, пыльное, духота адская, против хода деревянная перегородка с окошечками, как на почте, за окошками молодые женщины, оформляющие куплю-продажу. Роскошно одетые, роскошно причесанные молодые женщины: кинозвезды! Звезды за окошками являли собой странный контраст с толпящимися в комнате грязными, потными, замученными людьми, и я в их числе. Люди писали за столом, стояли к окошкам, я понятия не имела, что надо делать, растерянно озирался узбек, но мелькала желтая рубашка, Слава нам подмигивал – не волнуйтесь, все идет своим чередом! Меня томило ощущение, что я участвую в темном жульническом деле, – так оно и было! Слава заботливо выводил меня наружу. "Н. И., посидите на воздухе, когда надо – позову!" И мы с узбеком сидели на какой-то приступке, мимо носили ящики, снимаемые с грузовика, пахло смазочными маслами, было отвратительно жарко. Появился Слава, поманил узбека, и я видела издали, как узбек передал Славе пачку денег. Слава подошел ко мне и прошептал: "Удержат не 37%, а семь! Ясно?" Но в тот момент мне еще ничего не было ясно.

Затем Слава поманил меня в помещение, усадил за стол, сунул кусок бумаги, стал диктовать: прошу, дескать, оформить продажу машины в один день ввиду моего срочного отъезда в командировку... Все было вранье, никуда я срочно не уезжала, но писала покорно... Слава куда-то сбегал с этой бумажкой, вернулся... "А теперь отдайте заявление вон в то окошко..." Я подошла к указанному окошку, сунула заявление красавице блондинке с очень хитрой прической (гора взбитых волос, а поверх якобы небрежно разбросанные пряди), блондинка подержала мою бумажку в пальцах с перламутровыми ноготками, повернула ко мне лицо (боже, для кого они тут мажутся и в такую жару!), сказала: "Принять не могу!" Я растерянно: "Куда же мне его?" – "Отдайте тому, кто его подписал!" – непреклонно сказала блондинка и повернулась ко мне хитрыми прядями над розовым ухом... А на заявлении моем было косо написано сверху детским почерком: "АФОРМИТЬ. Е. ПОПОВ". И тут же горячий шепот Славы: "Все будет в порядке!" И, вырвав из моих рук заявление, Слава вновь испарился... Я вышла на улицу к унылому узбеку, в запах смазочных масел, и под крики "па-асторонись!", лавируя между разгружаемыми ящиками, отошла в сторонку, закурила... На крыльце снова Слава, снова делает мне таинственные знаки... Иду обратно. Слава снова подталкивает меня к окошку, за которым блондинка. Иду. И что ж я вижу? Перед блондинкой мое заявление, с косой надписью "аформить", то самое, которое блондинка отказывалась принять... Она его приняла, она что-то над ним делала, что-то писала. "Видали?" – сказал Слава. "Видала", – сказала я, хотя, ей-богу, до сих пор ничего подобного не видала... Затем Слава толкнул меня к соседнему окошку (за ним красавица брюнетка с черными как ночь кудрями по плечам), и сунул мне пачку десяток, и в окошко: "Ниночка, прими проценты!" Я протягиваю в окошко пачку, понятия не имея о том, сколько там, красавица Ниночка считает, говорит: "Тут триста, а надо двести восемьдесят", возвращает мне две десятки, их тут же выхватывает Слава, и мы собираемся отходить, как Ниночка спрашивает: "Вы покупаете или продаете?" – "Продаю". – "Так чего же вы проценты платите? Покупатель должен платить!" И вернула мне деньги. "А, черт! – сказал Слава. – Запутался. Простите, Наталья Иосифовна!" Взял у меня десятки и умчался за узбеком. Я, конечно, Славу простила. Как тут не запутаться в этих адских махинациях? Появился ведомый Славой узбек. Теперь он передавал Ниночке пачку десяток. Тут меня позвали к блондинке, и я долго подписывала какие-то бумаги, их было штук пятнадцать... Затем вышла на улицу. Откуда-то склубился бандит. Он появился вовремя. Он свое посредническое ремесло знал. Он предупредил меня: пока узбек не заплатил мне денег за машину, ни в коем случае не отдавать ему документов, а именно: техпаспорт и ту важную бумажку, ради которой мы сюда ехали и мучаемся около красавиц за окошками, – справку-счет. По этой бесценной бумажке узбек поставит машину на учет в своей Фергане... Слава тем временем вывел на улицу бледного узбека. Бандит подскочил к нему. Узбек закивал: да, да, он знает. Сначала деньги, потом документы...

В тот безумный день роль Славы мне до конца ясна не была... Лишь к вечеру, когда мы ехали в Москву втроем (бандит, узбек и я), узнала я вот что... Оказывается, на площадке около московского комиссионного магазина к узбеку и бандиту подошел Слава – оба видели его впервые в жизни – и сказал: "За тысячу рублей оформлю покупку машины в городе С. Без очереди. В один день". Узбек согласился. Дальнейшее его не касалось. В интересах работников магазина и Славы было оценить машину подешевле и взять за нее не 37%, как полагалось, а 7% – все ведь платилось из узбековой тысячи, чем меньше шло государству, тем больше доставалось Славе и прочим жуликам... Жуликам досталось около 700 рублей. Разумеется, не все шло Славе. Что-то получил тот, кто писал "аформить", и блондинка, принявшая заявление, в стороне не осталась, и еще кто-то. И я думаю, что подмосковные автомобильные комиссионки ежеутренне посылали в Москву своих ходоков (типа Славы), чтобы заманить к себе покупающих-продающих... Таким образом, мы ехали в Т., чтобы дать заработок Славе и работникам комиссионного магазина. Это было выгодно узбеку, оформление могло и дороже обойтись. Очень выгодно мне: Слава устроил все так, что узбек заплатил лишь проценты, а тех трех, что ли, тысяч, в которые оценили машину, не вносил, а передал их мне в руки. Иначе за этими тысячами пришлось бы вновь ехать в город Т., и, быть может, не раз! Один мой знакомый ПЯТЬ РАЗ ездил в Ногинск! Кассир тамошнего комиссионного говорил: "Сегодня денег нет!" И приходилось ехать снова.

Путешествие в Т. оказалось невыгодным лишь бандиту: он в любом случае получал с меня двести рублей. Рассказать осталось немного. К пяти вечера мы получили наконец драгоценный документ, и честный узбек сразу отдал его мне, а бандит пытался у меня его отобрать: хочу, дескать, проверить, не фальшивый ли! Вмешался Слава. Не позволил отбирать у меня документ – оттер бандита, я поспешно спрятала документ в сумку, и наконец в шестом часу вечера мы покинули город Т. За руль сел бандит, рядом с ним уже по-хозяйски, уже владеющий машиной и очень повеселевший узбек, сзади Слава, тихий зять Мижуев, сиречь Федя, и я. Едем. Я – Славе: "Вы с нами в Москву?" Слава: "Если прикажете сопровождать – я готов". Я: "Нет, зачем же? Делайте как вам удобно!" – "Тогда, если позволите, мы с Федей скоро выйдем!" Выехали за город. Справа и слева поля. "Вот здесь!" – говорит Слава. Затем берет мою грязную руку, галантно целует ее и покидает машину в сопровождении Феди... И в заднее стекло машины я еще долго видела желтое пятно рубашки среди бескрайних просторов... И до смерти не узнаю, почему загадочный Слава, (кстати, он все носил под мышкой учебник английской грамматики!) вылез в таком лишенном намека на жилье месте...

Они ушли, а я разлеглась на заднем сиденье, с грустью думая о том, как волнуются обо мне дома. Ехать три с половиной часа. Раньше девяти не приедем. Внезапно повернулся узбек, сияя своей кроткой улыбкой. "Из этой машина я кукла буду делать. Не узнаешь! – И отвернулся довольный... Вскоре повернулся снова: – Дочку выдал замуж большой начальник! Все может достать!" И снова отвернулся. Узбек, значит, мечтал. А бандит поначалу все ругался... "Завезли! А мне зачем надо было ехать? Весь день к черту!" Снова ругал Славу за обман, явно безумно завидуя, что Славе досталось столько денег. Затем внезапно заявил мне, что тоже знает английский язык и понимал каждое слово нашего со Славой разговора... Я молчала. Тогда бандит обратился к узбеку и стал хвалить машину. "Слышишь? Мотор как часы работает! Ну что? Не обманули тебя?" – "Нет обман!" – счастливым голосом сказал узбек. "Повезло тебе!" – говорил бандит. Забыл он, что ли, как поносил мою Старуху еще вчера утром? Впрочем, я догадывалась, в чем тут дело: бандит хотел сорвать что-нибудь еще и с узбека... А вел он машину грубо, дергая сцепление, и – вот мерзость человеческой натуры! – меня это не так нервировало, как прежде, Старуха уже не моя... Впрочем, раздражало. А узбек волновался. Молил: "Ой, так не надо! Ой! Плохо!" А когда бандит, обгоняя справа автобус (что запрещено!), выскочил на обочину, машина загрохотала, застонала, узбек чуть не заплакал, за голову схватился: "Не надо так!" Не стерпела и я. Сказала фальшиво-заботливым голосом: "Вы, верно, устали? Так давайте я поведу!" Бандит остановился, вылез, я села за руль, а он на мое место, с сердцем захлопнув дверь. И я вела машину десятки километров, въехала в Москву (стемнело), высадила узбека у Киевского вокзала (где-то он жил там и обещал завтра утром привезти деньги) и дальше, едучи к себе, к Аэропорту (бандиту было по дороге, он жил в Химках), мечтала только об одном – никогда в жизни не видеть больше ворчащего на заднем сиденье бандита... Вылезая, он потребовал, чтобы завтра, как только появится у меня узбек, я ему, бандиту, позвонила. Но я и не подумала этого сделать.

Назавтра узбек привез остальные деньги и ("тебе подарок!") прекрасный арбуз. Сказал мне: "Ты честный. Я честный. Остальной – жулик!"

* * *

Так ли? Ведь мы оба участвовали в жульнической операции! Мы хотели быть честными, это имел в виду узбек. Он покупал нужную ему вещь, я ее продавала. Но между нами возникло столько рогаток и препон, что друг к другу не подойти! В дистанцию между продающим и покупающим, искусственно растянутую, втерлось множество лиц, затесались промежуточные звенья и облепили нормальную сделку, как ракушки дно корабля.

Эти рогатки и препоны – результат мелочной регламентации, опутывающей человека по рукам и ногам. А рождена она мрачным подозрением: все жулики, каждый норовит обмануть, смотри в оба, закрой все лазейки. И лазейки закрывают, смело пренебрегая законами здравого смысла и проявляя полное равнодушие к нормальным человеческим потребностям. Эта опека заставляет искать обходные пути и создает питательную среду именно для жуликов. В погоне за грошовой выгодой теряются тысячи, но опекунов это не сильно беспокоит: на их собственных карманах это не отражается. Ну а падение нравственности? Ведь те, кто хотел бы жить по совести (а их большинство), поставлены в такое положение, что надо либо жертвовать своими интересами и становиться святым – что трудно! – либо идти на обман. Кроме того, информация отсутствует, а канцелярская тайна присутствует, а это опять-таки устраивает жуликов...

"А как сегодня с автомобилями?" – спросит читатель. Ну, с "Жигулями" проще: способ № 5. Подержанные машины, как прежде, продаются через комиссионный, но цену назначает сам продающий. Эта вольность допущена, ибо спрос на подержанные "Жигули" упал, дефицита нет. Купить новый автомобиль, не продав еще старый, вновь разрешено, и участие родственников в этой операции не обязательно... Новые "Жигули" продаются в Автоцентре, где цивилизованно платишь чеком из сберкассы. Но тут число желающих купить автомобиль превышает число машин, поступающих в продажу. "А с "Волгами" как?" – пристает любознательный читатель. Говорят, приобрести "Волгу" трудно. Говорят... Много чего говорят, а точно не знаю. Предвидя читательский вопрос, пыталась получить информацию в Автоцентре. Заодно бы спросила: как там с моей очередью на новые "Жигули"? Дозвониться не смогла: номер все занят. И кнопочный телефон не помог. Но это нормально. МНЕ нужно, ИМ – нет. Диктат производителя над потребителем всегда ведет к таким результатам. Кому интересно – пусть дозванивается сам.

Ведь автомобиль в моем рассказе лишь предлог, чтобы привлечь внимание к печальным фактам, наносящим обществу огромный моральный ущерб.

Надо вести борьбу за честность! Но горячие возмущенья и громкие призывы вряд ли помогут. Сперва надо хорошенько поразмыслить, с чего эту борьбу начинать.

А рассказ мой правдив. Что было – то было.

1985