"Перо фламинго" - читать интересную книгу автора (Орбенина Наталия)

Глава двенадцатая

Еще не пробило и семи часов, как наши путешественники тронулись на ослах из гостиницы в Каире, куда они прибыли накануне, в сторону Гизы. Известно, что подобным образом часов за семь можно добраться до пирамид и успеть к вечеру того же дня вернуться обратно. Хозяин отеля предупреждал путешественников, что там желательно двигаться большой компанией. Иначе можно сделаться жертвой разбойников и мошенников феллахов, коих в окрестностях пирамид пруд пруди.

К тому же надобно остерегаться покупки разных «древностей», изготовленных в местных лачугах и выдаваемых за уникальные древние предметы. Все эти советы пригодились, потому что по мере приближения к пирамидам число феллахов в синих куртках, желающих стать проводниками богатых иностранцев, увеличивалось прямо на глазах. Они наперебой выкрикивали что-то историческое, желая потрясти слушателей своей ученостью, предлагали «древние» статуэтки Осириса и Анубиса, руку мумии, воду, серебряные греческие монеты, опять же очень «древние». Соболев только смеялся и гнал их, впрочем, пришлось согласиться на присутствие одного проходимца, наиболее пристойного на вид, к тому же бегло говорящего по-английски. Его и наняли для сопровождения. Соболев всю дорогу искренне потешался над тем, что этот доморощенный гид пытался рассказывать из древней истории, и, к слову, кое-что даже записал в свой дневник, чтобы после повеселить студентов на лекции.

Когда путешественники оказались на плато Гиза и перед их взором из песка выросли величественные пирамиды, огромными ступенями уходящие в небо, то в первые мгновения Викентий Илларионович не мог говорить, так его переполняли чувства.

– Господи помилуй! Какое счастье, что я вижу это! Десятилетиями рассказывать студентам, во всех подробностях описывать и ни разу не видеть собственными глазами эти грандиозные сооружения!

Серафиме Львовне даже показалось, что слезы сверкнули в глазах всегда сдержанного и чопорного мужа. После памятного обоим побега Серны в монастырь никогда она более не видела его таким взволнованным и растроганным.

Молодые люди столпились около профессора, ожидая увлекательного рассказа. Лавр поспешно раскрывал кофр с фотографическим аппаратом, желая запечатлеть каменных гигантов. В его голове уже рождались гениальные планы, удивительные ракурсы для фотографий.

– Сюда, сюда! – профессор спешил к подножию самой большой пирамиды.

– Вот, друзья мои. Самое гигантское сооружение древности, пирамида Хуфу, ошибочно именуемая пирамидой Хеопса. Стоит на высоте в 131 фут, далее возвышается еще на 450 футов. Но кроме высоты поражает еще чудовищная масса и объем. Внутри свободно и легко мог бы поместиться самый большой храм христианского мира – собор Святого Петра в Риме, причем, даже не касаясь поверхности! Более миллиона каменных блоков, да еще не сохранившаяся облицовка, которая сияла на солнце. Вон там, на самой вершине видны еще остатки облицовки, – Соболев махнул рукой вверх, – прочее же арабы растащили на строительство своих домов в Каире. Обратите внимание, как обработаны камни. Они идеальны, совершенно ровные, пригнаны так, что и теперь не просунешь между ними и тонкого листа бумаги. А ведь тогда не существовало железных орудий. Орудия использовались только медные, стало быть, существовала целая армия точильщиков орудий.

– Но как же были построены такие высокие сооружения? – недоумевала Зоя.

– До сих пор ученые толком не знают, как это происходило, хотя существует некое описание, данное Геродотом. Да и то, записанное им со слов египтян, живших гораздо позже времени постройки. Скорей всего, сооружались дополнительные приспособления, по которым втаскивались наверх, на салазках камни для строительства. Колеса не использовали, завязли бы в песке. Сто тысяч людей в течение тридцати лет трудились, возводя пирамиды.

– Но зачем, для чего все это? – продолжала вопрошать Зоя, которая явно запамятовала то, что когда-то учила в гимназии.

– Там должно было покоиться тело царя Египта, фараона Хеопса. Но, насколько мне известно, его там нет, или вернее ученые его там не обнаружили.

– Мы полезем внутрь? – оживился Петя.

– Сделаем такую попытку, – и профессор устремился наверх по камням ко входу в пирамиду, находившемуся довольно высоко от земли. Лезть наверх, оказалось довольно затруднительно, особенно дамам, так как сами блоки, из которых выстроена пирамида, довольно высоки.

– Да погодите, погодите же вы! – вскричал Лавр. – Дайте же сделать памятный снимок!

Фотоаппарат щелкал, запечатлевая путешественников у подножия и у входа в величественную пирамиду. Разумеется, первым был сфотографирован профессор, который буквально прильнул к историческим камням, не скрывая своего волнения и восторга.

Последними запечатлены были радостный сияющий Петя и Серафима Львовна в компании с Аристовым, который помогал ей взбираться по камням наверх. Лавр смотрел в объектив и видел там кузена, который готов был летать от восторга и распиравших его чувств. Что ж, посмотрим, посмотрим, чья возьмет, женщины такие непостоянные, такие переменчивые! А вот и драгоценная тетушка, изморенная жарой. Позади маячит герой-освободитель, воин на каникулах. Что-то у вас странные лица, друзья мои, словно вы что-то потеряли, или, может, наоборот, нашли?

– А теперь я намерен пролезть внутрь и сделать там свои фотографии! – решительно заявил Лавр, закрыл объектив и устремился наверх, подхватив штатив.

Серафима Львовна, тяжело дыша, остановилась передохнуть. Сколько ступеней, двести? Господи, помилуй! Хорошо бы добраться до входа, а уж на самый-то верх она, пожалуй, не пойдет, с неё достаточно. По спине течет пот. Да так сильно, что пятно заметно на платье. Как неприлично, рядом молодой мужчина, от неё, возможно, потом пахнет? Кошмар! Шляпа просто прилипла к голове, её уже не снимешь, что там осталось от прически! Но отказаться от милого приключения она не могла, муж никогда в жизни её бы не простил и извел бы насмешками. Вон он, впереди! В его-то годы! И забыл о возрасте! Вот что делает любовь к прекрасному!

Она утерла лицо и оперлась на следующий камень, чтобы преодолеть очередную ступень. В этот миг широкая и крепкая ладонь ухватила её ручку и увлекла наверх. Этот жест, дружеский, деликатный, но в то же время властный, поверг её в смятение. Она поймала себя на мысли, что ей не хочется отнимать руки. И она продолжала опираться на руку Аристова. Что ж, муж увлечен камнями. Лавр тащит тяжелый кофр и штатив, Петя помогает взбираться Зое. Разумеется, ей ничего не остается, как принять помощь Аристова. Егор мягко, очень вежливо поддерживал её под локоть и слегка за талию. Его руки были горячие, чуть влажные. Глаза смотрели спокойно и серьезно. У Серны вдруг закружилась голова. Эти прикосновения были преступно приятны.

– Так! А кто напомнит мне известную поговорку о пирамидах? – экзаменовал профессор молодежь.

Петя и Зоя переглянулись и захихикали.

– Все боится времени, но время боится пирамид, – выдохнул Лавр, утирая пот, который катился по его лысой голове и лицу градом.

Дядя должен быть всегда доволен своим племянником, нельзя даже в мелочах разочаровывать дядюшку. Он поставил штатив и приготовился вслед за профессором нырнуть в таинственные глубины пирамиды. Проводник что-то залопотал, показывая в сторону дам.

– Наш чичероне говорит, что дамам, вероятно, не стоит спускаться вниз, неудобный путь и очень душно. Может вам с Зоей Федоровной и впрямь остаться на поверхности, дорогая? – профессор присел на один из камней и обмахивался шляпой. Прочие расположились рядом.

Серафима обрадовалась предложению мужа, а Зоя откровенно расстроилась, ей очень хотелось попасть внутрь пирамиды. Она вопросительно взглянула на брата.

– Как хочешь, Зоя. Только бы тебе хватило сил. Я не хочу, чтобы эта пирамида стала усыпальницей прекрасной царевны Зои! Но, как я полагаю, придется ползти на четвереньках, залезать и спускаться в очень узком проходе, словом, путешествие, полное неприятностей для дам.

Зоя надулась, но вынуждена была отступить и составить компанию Серафиме Львовне. Та же в свою очередь с содроганием представила себе, как она ползет, о ужас, на четвереньках, и её округлости, обтянутые юбкой, колышутся перед носом у Аристова! Более непристойной картины трудно себе представить, и посему лучше отказаться от заманчивого путешествия в глубь веков.

Итак, решено, дамы остаются ждать мужчин, которые с решительным видом зажгли масляные факелы и двинулись в глубь неизведанного. Вход в пирамиду располагался на высоте пятнадцатой ступени на северо-восточной стороне. Проход с самого начала оказался очень узким и круто пошел вниз. Пришлось и впрямь ползти на четвереньках, иногда почти на животе. Воздух оказался спертым, дышать становилось все тяжелей еще от дыма горящих факелов. В какой-то момент путь преградила гранитная глыба, которая по замыслу строителей, должна была останавливать древних незваных гостей гробницы. Однако те прогрызли в песчанике обходной путь, по которому и двинулись дальше путешественники. Теперь путь, такой же мучительно узкий, пошел в гору и привел в маленькое помещение. Одна из стен не доходила до потолка и представляла собой дальнейший проход. Итак, предстояло лезть прямо на стену, чтобы продолжить движение вперед. Проводник ловко вскарабкался наверх по выдолбленным за века углублениям и помогал лезть остальным.

– М-да! – только и молвил Соболев, с трудом преодолевая преграду.

Но неудобней всего было Лавру, который тащил на себе аппарат и штатив. Иногда он невероятным усилием гнал от себя преступную мысль бросить все тут и подобрать на обратном пути, но мысль о том, что книги дяди, его лекции будут украшены его фотографиями, что петербургские журналы выстроятся в очередь за ними, заставляла, скрипя зубами, тащить все это дальше. После стены – опять узкий проход с нависающим над головой потолком, маленький покой, опять гранитный обломок на пути, и наконец, – склеп царя!

Уф, наконец-то можно разогнуться и размять затекшие члены! Путешественники огляделись, и разочарование отразилось на их лицах. Небольшая комната, отделанная полированным гранитом. Потолок и стены черные и закоптелые от дыма факелов. Ни одного иероглифа, ни одного рисунка! Ничегошеньки! Посередине располагался пустой саркофаг без крышки и никаких следов мумии фараона и неведомых сокровищ.

Профессор, разумеется, по трудам именитых египтологов знал, что будет именно так, но все же он с тайной надеждой ходил вдоль стен и светил факелом. Вдруг что-нибудь да откроется и его пытливому взору, что осталось незамеченным предшественниками? Бедуин-проводник расположился в углу, Петя повалился рядом совершенно без сил. А Лавр принялся устанавливать аппарат и делать долгожданные снимки. Аристов тоже с любопытством ходил вдоль стен, рядом с Соболевым.

Обычно в «программу развлечений» путешествующих входил еще и трюк с поиском древностей. Вдруг бедуин находил где-то в уголку черепок или еще что-нибудь, и предлагал неискушенному туристу. Понятно, что все это было заготовлено заранее, но как обставлено! Из самой пирамиды Хуфу! Однако с профессором этот жалкий фокус не прошел, но тот был щедр и не обидел бедуина, наградив его монетой при расставании.

В ожидании спутников дамы не скучали. Они расположились на широких каменных блоках-ступенях и, прикрываясь широкими шляпами от солнца, созерцали окрестности. Внизу копошились иные туристы, рядом высилась еще одна каменная громадина, а вокруг песок, песок, песок.

Зоя поначалу чувствовала себя немного скованно в обществе Серафимы Львовны. Ей очень, очень хотелось нравиться этой женщине, добиться её материнской любви и нежности. Госпожа Соболева необычайно интересовала Зою. Как можно быть матерью взрослого молодого человека и выглядеть так, словно тебе двадцать пять, ну от силы, тридцать годов? Как можно всю жизнь прожить с таким строгим, неласковым, суровым мужем и при этом казаться совершенно счастливой? А Зоя была наблюдательна, она сумела разгадать характер профессора, скрытый под маской светской любезности. Неужели Серафима была в него влюблена?

Слово за слово они разговорились. Серафима Львовна вдруг поймала себя на мысли, что до сих пор никому никогда не рассказывала о своей юности, о своих девичьих переживаниях, о сватовстве Соболева. У неё не было подруг, её мир ограничивался семьей. Разумеется, она не посвящала юную слушательницу в самые сокровенные тайны своей души и отношения с супругом. Но по тому, как Зоя слушала, как алели её щеки, как трепетали ресницы, рассказчица чувствовала, что девушка многое понимает без слов, душой, сердцем. И Серафиме было радостно и тепло от этого внимательного и доброго взгляда, от этой живой заинтересованности.

– Как же понять, где любовь, какая она? – в волнении спросила Зоя.

– Трудно сказать, наверное, это необъяснимо простыми словами. У каждого она своя. Одному Господь посылает безумную страсть, которая отшумит, сожжет все дотла, и живи потом, питаясь воспоминаниями. Другой всю жизнь греется у небольшого, но постоянного, незатухающего огня, который дает тепло и радость. И тот и другой полагают, что его обошла судьба, не дала ему того, что получил другой. Я была так юна, так глупа и неопытна в жизни, что когда ко мне посватался Викентий Илларионович, чуть не померла со страху. Однако же больше двадцати лет я живу и счастлива, хотя мой путь к душе супруга был долгим и мучительным. Но кто живет просто? В каждой семье да какие-нибудь сложности имеются. Вы, Зоя, теперь в таком возрасте чудесном, чуть старше меня, когда я замуж выходила. В эти годы все кажется нестерпимым, острым. Все чувствуется по-особому. Иногда совершенно нет никаких полутонов. Только все красное или черное, либо белое. И только потом, с годами, понимаешь, что есть еще и серое, розовое, сумерки души, когда сгущаются краски и меркнет свет. Вроде видишь и чувствуешь по-прежнему, да все как-то зыбко, призрачно, по-иному. Но это тоже твоя жизнь, она продолжается, и тот же человек рядом. Одно я поняла – то, что приходит, не повторяется. Надо принимать жизнь такой, какой её дает Господь. И если он дарует тебе любовь, окунись в неё с головой, но не теряй рассудка. А если не посылает великого чувства, то ищи его в малом, собирай по крупицам и воздастся тебе!

– Ах, как скучно собирать, как курица, по зернышку! – Зоя с легкой досадой поддала ногой маленький камушек, который весело поскакал вниз.

– Вам, дитя мое, это, судя по всему, не грозит! – рассмеялась Соболева и слегка приобняла девушку.

Зоя ответила ей, приласкавшись, как котенок. Она уже собралась с духом поговорить о самом важном и трепетном для себя предмете, о чувствах Пети, как в этот миг из черной дыры показались знакомые головы.

Ахи, охи, впечатления, смех, пережитый страх и напряжение. После сумрака и духоты внутренностей пирамиды сухой горячий воздух показался спасительной прохладой, яркое жгучее солнце – божественным светом. Немного придя в себя, путешественники продолжили свой путь наверх, и вот уже наконец высшая точка пирамиды. Небольшая площадка с трудом вместила всех. Мучения были полностью оправданы открывшимся видом. С одной стороны долина, полная жизни, питаемая чудотворными водами великого Нила, с другой – необъятные просторы мертвой пустыни, бескрайний, безжизненный песок, который неуклонно поглощает остатки некогда великой цивилизации.

Спустившись вниз, путники какое-то время отдыхали в тени пирамиды, угощаясь скромными припасами, прихваченными из гостиницы, но рассиживаться было некогда. Надобно было еще успеть предстать перед взором великого чуда пустыни – Сфинкса!

Разве можно, дорогой читатель, описать тот трепет, тот священный ужас и восторг одновременно, когда перед твоим взором возникает это каменное чудовище! Трудно, почти невозможно уразуметь, что сие творение рук человеческих, а не каких-то неведомых, божественных сил, которые вытесали из огромной скалы это мощное тело с крепкими лапами, эту огромную голову, гордо сидящую на мощных плечах. А это лицо, даже будучи изуродованным невежественными мамелюками, которые использовали его как мишень для стрельбы, это лицо несет на себе печать величия, красоты и страха одновременно!

Путники молча, в великом трепете двигались вдоль тела гиганта, стремясь обойти его и осмотреть основательно. Да разве можно охватить единым взором эдакую махину! В длину – 187 футов, высота от земли до темени – 65,5 футов. Нос в пять футов длины, уши в рост человека, голова более восьмидесяти футов в окружности.

– Так, а теперь кто скажет мне, как древние называли свое каменное чудо? – снова спросил профессор. Зоя и Петя снова переглянулись и улыбнулись.

– «Отец ужаса», – как всегда ответил Лавр.

– Воистину, вид его ужасен! Такая громадина! Однако те авторы, которым посчастливилось видеть его лицо еще не обезображенным дикарями, утверждают, что оно было полно невероятной красоты и достоинства. Некоторые исследователи считают, что лицо Сфинкса – это лицо фараона Хефрена. Можно только удивляться мастерству каменотеса, который выполнял работы, не в силах представить свое дело целиком, полностью, как только на большом расстоянии. Ведь под руками у него были только небольшие фрагменты статуи. Это невероятно! – профессор был не в состоянии сохранять спокойствие, так сильны были нахлынувшие на него чувства. – Поглядите вниз, друзья мои, поглядите, меж лап чудовища вы разглядите каменную полированную стелу. На ней запечатлен рассказ о том, что однажды фараону Тутмосу IV явился бог Сфинкса – Хорем Ахет и приказал очистить каменное изваяние от песка. Ведь в ту пору над бескрайним морем песка плыла только гигантская голова.

– Да, могу себе представить это мистическое зрелище. – Лавр щелкнул фотоаппаратом. – Когда видишь только часть, это больше будоражит воображение, нежели лицезрение объекта целиком.

При последних словах Лавр бросил на Зою столь выразительный взгляд, что она совершенно смутилась, покраснела и невольно натянула ворот платья на шею.

Между тем профессор увлеченно продолжал:

– Впрочем, вскоре пустыня брала свое, песок снова и снова заносил Сфинкса. И люди несколько раз принимались за очистку его от песка.

– Однако, это просто удивительно, что люди глубокой древности были способны на такие чудеса! – изумлялся Петр.

– Да! Нам привычно думать о древних как о недоразвитых существах, ибо они не знали паровоза, парохода, телефона, электрического тока, хинина, и бог знает еще каких благ цивилизации. Однако и мы не знаем многого о тех, кто ушел в века. К примеру, пирамиды оказались идеально сориентированы по звездам на четыре стороны света. Что мы знаем о Сфинксе, кроме того, что он есть? Ведь кто его построил, когда и зачем, нам неведомо. Геродот писал, что, по его мнению, под Сфинксом расположен храм, за ним туннель, который ведет к озеру и острову, на котором расположен саркофаг. Все это спрятано внутри скалы, на которой установлена великая пирамида Хеопса. Вот так-то!

– А где же вход в этот туннель? – оживился Петя, который уже вполне пришел в себя после экспедиции внутрь пирамиды.

– Этого никто не знает наверняка. Может быть, это только догадки и фантазии древнего историка, – пожал плечами профессор.

– Ну уж если нельзя залезть внутрь, то, пожалуй, стоит попробовать вскочить на спину чудовища! – вскричал Лавр, указывая рукой на специальную лестницу, приспособленную для того, чтобы туристы могли оседлать каменного великана.

Профессор приставил ладонь к глазам, чтобы не слепило солнце, и покачал головой.

– Не будем уподобляться убогим обывателям, стремящимся везде оставить свой след. Давайте не будем осквернять его молчаливого величия и останемся там, где нам и подобает быть, – у его подножия.

Солнце неумолимо приближалось к горизонту. Пора было отправляться в обратный путь. Устроившись на спине осла, Серафима Львовна оглянулась назад, чтобы еще раз поглядеть в лицо Сфинкса. И в этот миг что-то неуловимое, необъяснимое, жуткое проникло в её душу, некое неопределенное предчувствие чего-то неведомого, страшного, притягательного. Ей показалось, что на неё смотрит лик её судьбы.