"Яд древней богини" - читать интересную книгу автора (Солнцева Наталья)

Глава четвертая

Ева, напевая, готовила пирог с рыбой - надо же как-то развлекаться.

По сравнению с участием в Славкиных расследованиях, искусство и кулинария занимали ее куда меньше, но она прибегала к ним отчасти от скуки, отчасти из любви к удовольствиям. Сходить в театр, на выставку, полистать альбом с иллюстрациями иногда было довольно-таки приятно. Вкусно поесть - тоже далеко не последнее дело.

После тридцати фигура Евы приобрела выразительные полные формы, бороться с которыми оказалось не только бессмысленно, но и вредно. Округлости, изгибы и плавные линии украшали ее тело, а не портили его. Ева осознала, что ей не суждено быть костлявой, длинноногой и плоскогрудой красавицей, и успокоилась. Каждому - свое.

Зрелые формы и величавая стать античных богинь, не склонных к худобе, убедили ее, что расстраиваться по поводу своей внешности не стоит. Знаменитая статуя Афродиты - богини любви и красоты, с далеко не тощими плечами, далеко не осиной талией, с полными соблазнительными бедрами и слегка наметившимся животиком, веками воплощает в себе идеал женской привлекательности и сексуальности.

Поэтому Ева забросила диеты, пробежки и модные таблетки для похудения, предаваясь радостям жизни без раскаяния. Лишний килограмм не приводил ее в ужас и не лишал сна, как многих менее благоразумных женщин.

Пирог обещал быть восхитительным - Ева положила внутрь большие, сочные куски палтуса, обильно приправила их солью и специями, посыпала мелко нарубленной зеленью и поставила сей шедевр в духовку.

На кухонном столе перед ней лежала кипа газет, которые она хотела просмотреть, пока печется пирог. Журналисты изощрялись вовсю, придумывая небылицы из жизни звезд эстрады и кино, спортсменов и политиков. Ева равнодушно пробегала глазами невероятные истории, скандальные подробности и пикантные новости. Одна коротенькая заметка с названием «Нелепая смерть» привлекла ее внимание.

Некий журналист Ершов писал о последних месяцах жизни своей матери, Мавры Ершовой. Она стала жертвой хулиганских действий - планомерного, методичного запугивания со стороны неизвестного лица. Нервы пожилой женщины не выдержали, здоровье начало сдавать, и она скончалась. Милиция, призванная охранять граждан от подобного безобразия, оказалась не только бессильна, но и не заинтересована что-либо предпринимать. Они попросту отмахнулись от жалобы.

Далее господин Ершов кратко изложил свое возмущение бездействием правоохранительных органов и закончил риторическим вопросом: «До каких пор люди будут беззащитны перед выходками отпетых хулиганов?»

Запах пирога отвлек Еву от газеты. Она открыла духовку - ее изделие покрылось румяной корочкой, пора было вынимать его. Выкладывая пирог на блюдо, она все думала о прочитанном. История, описанная журналистом Ершовым, чем-то напоминала происходящее в семье Рудневых.

Ева выписала телефон и адрес редакции газеты и занялась уборкой. Заметка «Нелепая смерть» не шла у нее из головы. Наконец, она решилась - выключила пылесос, села и набрала номер, указанный в газете. Ей вежливо ответили, соединили с Ершовым, который весьма кстати оказался в редакции.

- Я прочитала о смерти вашей матери, - волнуясь, сказала Ева. - Примите мои соболезнования.

Журналист сдержанно поблагодарил.

- Могу я поговорить с вами? - спросила Ева.

- О чем?

Ершов был немногословен, раздражен неуместным любопытством.

- Видите ли… я кое-что слышала о подобной ситуации. Разве вы не собираетесь выяснить, по какой причине…

- Я очень тороплюсь, - перебил ее журналист. - Перезвоните мне через полтора часа, и тогда мы договоримся о встрече.

Он положил трубку прежде, чем Ева успела ответить.

Она снова взялась за пылесос, но одолевающие ее мысли мешали наведению чистоты и порядка. За полтора часа, отведенные ей журналистом Ершовым, она не успела как следует сделать уборку. Едва дождавшись назначенного времени, Ева позвонила.

Ершов не обманул: он оказался на месте и согласился встретиться с Евой у станции метро «Измайловский парк». Она летела туда, как на крыльях, охваченная сыскным азартом.

Солнышко припекало, цветочная пыльца носилась в горячем воздухе. Ершов, высокий, худощавый мужчина лет тридцати, стоял, обмахиваясь газетой. Ева узнала его по росту и рубашке в малиновых разводах, что было оговорено. Его лицо с угловатыми, заостренными чертами, покрывали бледные веснушки; высокий лоб с залысинами придавал журналисту вид интеллектуала; бесцветные глаза прятались за стеклами очков.

Он без улыбки поздоровался, сухо представился.

- Чем могу быть полезен?

Ева слегка растерялась. Увлеченная самыми фантастическими предположениями, она не подготовилась к разговору. Пришлось импровизировать на ходу.

- Я… понимаете, с матерью моей подруги происходит то же самое! - выпалила она.

- Что именно? - наклонив голову, уточнил Ершов.

Казалось, он плохо слышит.

- Кто-то звонит ей по телефону и придумывает разные страшилки. То пауками пугает, то… «жучками».

- Энтомологический [3] триллер! - глубокомысленно изрек Ершов, криво улыбнулся. - А я здесь при чем?

- Ну… вы писали, что вашу маму тоже запугивали.

- Это совсем другое дело, милая барышня, - нахмурился журналист.

- Да? Ей не звонили по телефону?

- Ей присылали письма…

Ева молча обдумывала услышанное. Неужели чутье подвело ее? Не может быть! Во время чтения заметки «Нелепая смерть» она отчетливо ощутила внутренний толчок: щелк! - ситуации Ершовых и Рудневых взаимосвязаны. Неизвестно, как и чем. Это она собиралась выяснить у автора материала.

- Какие письма? - спросила Ева, собравшись с мыслями.

- Чудовищно глупые и страшные, в духе черной магии. Будто бы сами Силы Тьмы явились из преисподней, дабы отправить душу моей матери в ад, обречь ее на вечные муки. А чтобы она не задерживалась на этом свете, против нее был произведен заговор на смерть, обряд с использованием кладбищенской пыли… и прочее. Письма изобиловали жуткими подробностями магических ритуалов - гробовыми гвоздями, могильными червями, проклятиями типа… «пусть отступится от тебя Ангел-Хранитель, твой избавитель… землю с трех могил мешаю, тебя проклинаю…». Что-то подобное. Ну и «сувениры» соответственные подкладывались - то пучки волос, перевязанные черной ниткой, то гвоздь ржавый, якобы из гроба, то осиновые щепки, то… словом, нарочно не придумаешь. Мать у меня была верующая, очень из-за всего этого переживала, сильно боялась, заболела даже. Особенно после того, как соседский пес Марсик издох.

- Марсик? - удивилась Ева.

- Да. Сначала нам подбросили фигурку собаки из воска, проколотую насквозь иглой… а потом Марсик… ну, вы понимаете. Мама ужасно расстроилась, она решила, что собака пострадала из-за нее. Представляете? Я потом узнал, что в городе эпидемия чумки, в том числе это коснулось и нашего двора. Сдох не только Марсик, а еще пара бездомных собак, которые ютились в нашем подвале.

- Вы пытались все объяснить матери?

- Много раз, - кивнул Ершов. - Она вроде бы слушала, соглашалась, но страх был сильнее. Вскоре после смерти Марсика мы нашли в почтовом ящике восковую фигурку женщины, проколотую иглой. Мама как ее увидела, сразу в обморок… слегла, и больше не встала. Вот чем закончились «магические» шутки!

- А что сказали врачи? Они назвали причину смерти вашей матери?

Ершов подавленно развел руками.

- Какая разница? Мама раньше болела бронхитом, пневмонией… у нее было слабое здоровье. Участковый врач сказал, что на почве нервного перевозбуждения возникла легочная недостаточность, потом паралич сердца… в общем, зачем вам такие грустные подробности?

- Я дотошная, - сказала Ева. - Хочу сделать вывод на основании большего количества фактов. Каким образом попадали к вам эти ужасные письма?

- Их бросали в наш почтовый ящик. Они были в простых конвертах без обратного адреса. Насколько я могу судить, текст писем набирали на компьютере, потом распечатывали. К сожалению, мама их сразу сжигала: она была уверена, что таким образом нейтрализует вредное воздействие.

- Жаль…

- Чего? - встрепенулся журналист. - Писем?

- Жаль, что нельзя на них посмотреть, - вздохнула Ева.

- А что вы ожидали увидеть? Настоящие колдовские атрибуты? Уверяю вас, бумага была самая обыкновенная, для принтера… шрифт тоже не готический и не похожий на каббалистические символы; почтовый конверт, какой можно приобрести в любом отделении связи. Ничего сверхъестественного.

- Фигурки из воска вы тоже уничтожили?

- Тем же способом, - подтвердил Ершов. - После смерти матери я решил написать об этом злодеянии в газете. Вдруг кто-то еще стал жертвой подобных «шуток»?

- Можно, я вам позвоню, если понадобится? - спросила Ева.

- Конечно. Вы первая, кого заинтересовала моя заметка. Люди привыкли проходить мимо чужой беды.

Ева поблагодарила журналиста и побежала к метро. Ей не терпелось позвонить Славке.

Паутинки летали в остывающем воздухе, невесомые, свободные от людских печалей.

День Рудольфа Межинова начался как обычно - ранний подъем, разминка, душ, легкий завтрак. Подполковник поддерживал свое тело в хорошей физической форме.

- Ты куда? - спросила жена, когда он, стоя перед зеркалом в прихожей, причесывался.

Коротко подстриженные волосы не желали ложиться ровно.

- На работу.

- Рано еще…

Он смерил Светлану таким взглядом, что следующий вопрос застрял у нее в горле.

Межинов вышел на улицу - во дворе распускалась сирень: ее запах напомнил ему Карину, ее влажные черные глаза, опушенные длинными ресницами, ее нежную грудь, ее сильные стройные ноги…

- Рудольф Петрович!

Черт! Как неудобно получилось - задумавшись, Межинов прошел мимо служебной машины, которая уже ждала его. Водителю пришлось окликнуть начальника.

Подполковник не любил субординацию - он предпочитал ходить в штатском, если условия позволяли, и приучил подчиненных обращаться к нему по имени-отчеству.

- Подбрось-ка меня на Осташковскую, - сказал Межинов, не глядя на водителя.

- Разве мы не в управление?

- Нет.

Парень молча выехал на шоссе - время от времени начальник просил отвезти его на Осташковскую улицу, выходил и отпускал машину. Водитель подозревал, что там живет любовница Межинова. Мужчина он еще молодой, видный - почему бы ему не закрутить роман на стороне? Впрочем, это были только догадки.

Впереди ехала поливальная машина. От мокрого асфальта поднимался пар.

- Останови здесь.

- Так ведь мы…

Парень хотел сказать: «Мы еще не доехали», - но Рудольф Петрович уже хлопнул дверцей, не оглядываясь, зашагал по тротуару. Здесь неподалеку жила Карина. Однокомнатную квартиру на Осташковской улице ей купил отец, предприниматель Игнат Серебров, занимающийся продажей компьютерных игр и программ. Его фирма «Интерком» пошла в гору.

Можно было бы подумать, что Карину обеспечивает отец. Но это не соответствовало действительности, Межинов проверял. Отношения Серебровых с дочерью складывались тяжело - она редко встречалась с родителями, отказывалась брать у них деньги и вела независимый образ жизни. Квартиру - и то приняла скорее по необходимости иметь отдельное жилье, чем по родственным мотивам.

Межинов увидел ее дом, замедлил шаг и спрятался в кустах. Вернее, занял удобную позицию для наблюдения. Карине в голову не могло прийти, что он иногда следит за ней. Узнай она о сих неблаговидных поступках, скандал устроила бы грандиозный. Разругались бы насмерть! Рудольф опасался разоблачения, но не справлялся со своим жгучим интересом к «неуловимому любовнику», не выдерживал и в очередной раз оказывался рядом с домом Карины. Что он рассчитывал увидеть?

Он досконально изучил ее рабочий график в «Анастазиуме» - в те дни, когда ему удавалось проследить за ней, маршрут Карины был один и тот же: дом, работа, изредка магазины, дом. Все. Казалось, она ведет строгую, почти монашескую жизнь. Однако Межинов прекрасно знал, какой вулкан бурлит под этим обманчиво спокойным покровом.

В периоды потепления в их отношениях Карина приглашала Рудольфа к себе домой. Стены ее квартиры были оклеены обоями под шелк, мебель и все предметы обихода тщательно подбирались и стоили немалых денег. Он молча рассматривал это великолепие, но вопросов не задавал. Боялся услышать откровенный, безжалостный ответ.

- Что ты так вздыхаешь? - однажды спросила она. - Не нравится?

- Наоборот, - притворно улыбнулся он. - Прикидываю, сколько средств пошло на такой телевизор, кресла, столик в мавританском стиле, узорный паркет.

- Чужие деньги не считают, - холодно отрезала Карина.

- Тебе отец помогает?

Она молча повернулась, сверкнула глазами, как раскаленными угольями. Будто прижгла к месту. Слова были не нужны, Межинов все понял.

Паутинка попала ему в лицо, вернула к действительности. И вовремя. По аллее шла Карина - она торопилась на работу: сегодня у нее первая смена.

Сердце Рудольфа замерло и неистово забилось, дыхание перехватило. Ее появление всегда заставало его врасплох. Она была безукоризненно одета: тонкая юбка до колен, в обтяжку, блуза с воланами, туфли на маленьких каблуках. Движения ее бедер, ее походка… сразу вызвали у Межинова желание, от которого он до ломоты сжал зубы. Что она с ним делает?!

Он пригнулся. Карина прошла мимо, оставляя за собой запах тропической зелени - ее постоянных духов. У подполковника закружилась голова, он с трудом взял себя в руки. Теперь он наблюдал за ней сзади: прямая спина, вьющиеся локоны, белая полоска шеи между волосами и воротником… Если бы он мог прикоснуться к ней губами!

Карина поймала машину. Конечно, у нее достаточно денег раскатывать по городу на такси. Денег ее любовника! Проклятая, божественная женщина… она сведет его с ума!

Межинов подошел к тому месту, где Карина только что садилась в такси - в груди у него болезненно заныло. Он остановил следующую машину, показал водителю служебное удостоверение, уселся рядом.

- Езжайте прямо, пожалуйста.

Тот молча двинулся за такси, которое везло Карину. Ничего интересного и на сей раз не произошло. Дама приехала к Киевскому вокзалу, велела водителю ждать, а сама куда-то направилась. «Наверное, собирается отдохнуть недельку на юге, - подумал Рудольф. - Интересуется билетом на поезд». Выходить из машины он не рискнул: на вокзале потеряться - раз плюнуть. Раз Карина не отпустила такси, значит, скоро вернется. Так и случилось. Она вынырнула из толпы приезжих, села в авто и поехала к фитоцентру «Анастазиум», вышла, перед ней открылись, впустили и закрылись раздвижные стеклянные двери здания.

- Ну что, я больше не нужен? - раздраженно спросил шофер у Межинова. - Могу быть свободен?

Подполковник рассеянно кивнул. Он был занят невеселыми мыслями. Уже несколько раз Карина ездила на Иссык-Куль, не одна, наверное. Восторженно делилась впечатлениями.

- Ненавижу заграничные курорты, - искренне говорила она. - Все эти сусальные, пряничные домики, неестественную чистоту, ухоженность каждого клочка земли, хлорированные бассейны, пресную пищу, безвкусную воду. То ли дело - горные хребты Тянь-Шаня, необозримые просторы, ущелья Ала-Тоо, белоснежные вершины, родники, запах полыни и лаванды… прозрачный, как слеза, воздух.

Карина привозила с Иссык-Куля киргизские войлочные коврики, изделия из серебра, пиалы для чая. Она показывала Межинову редкой красоты серебряные серьги с бирюзой - длинные, все из мелких подвесок, цепочек, покрытые тончайшим узором.

Этим летом она тоже куда-нибудь уедет, будет часами сидеть на берегу, любоваться водой - морем, рекой, озером, предаваться в воображении любовным ласкам. Или, что еще ужаснее, наяву отдаваться другому мужчине, ее тайному возлюбленному. Там, вдали от посторонних глаз, им нечего бояться и не от кого скрываться. Там они…

Межинов скрипнул зубами. Он опомнился, увидел, что стоит на тротуаре, как истукан, и мешает прохожим. Надо идти к метро, ехать в управление - его ждет насыщенный рабочий день. А сил уже нет… их выпила, вытянула по капле Карина, иссушила его душу до дна.

Подполковник не заметил, как оказался в своем кабинете, распахнул окно, включил вентилятор. Ему было жарко, внутри все горело… запеклось незаживающей раной.

За окном шумел в липовой посадке ветер, небо затягивали тучи. Парило. Из-за горизонта надвигалась гроза.