"Золотые нити" - читать интересную книгу автора (Солнцева Наталья)

ГЛАВА 9

Людмилочка не находила себе места от волнения. То, что Тина опаздывает, было само по себе удивительно, но то, что она опаздывает именно сегодня, после того… после того, как…

Людмилочке не удавалось додумать эту мысль до конца. Сама ситуация была столь неординарна, что предполагала широкий выбор вариантов ответа. Один интереснее и пикантнее другого. Фантазия женщин неистощима, это знает любой. Но все-таки до известных пределов. В данном случае пределы простирались далеко, поэтому девушка невпопад отвечала на вопросы, подолгу не могла найти нужную книгу, то и дело задумывалась, чем немало действовала на расстроенные нервы читателей библиотеки. А поскольку эрудиция и интеллект отнюдь не являются показателем здоровой нервной системы, то ей пришлось выслушать уже несколько гневных тирад …

Очередной монолог на тему отсутствия совести и трудолюбия у современной молодежи прервало появление Тины. Пока поправляющий очки пенсионер переводил дух, готовясь излить новый поток возмущения, девушка вскочила и бросилась к подруге, увлекая ее в подсобку. Не ожидавший подобной наглости старик так и остался с открытым ртом. Затем откашлялся, нервно оглянувшись на перешептывающуюся очередь, поправил галстук и застыл с оскорбленным видом.

− Ну что? Рассказывай! Я тебя еле дождалась. Всю ночь не спала. – Это было явным преувеличением. На самом деле Людмилочка, наработавшись на кухне, навозившись с детьми, поссорившись в очередной раз со свекровью, заснула, едва ее голова коснулась подушки. Ночью, правда, ей снились причудливые сны, и, подскочив утром от резкого звонка будильника, которого она считала своим врагом номер один, она честно решила, что всю ночь напролет мысленно была неразлучна с любимой подругой и переживала за нее. Отчасти это было правдой.

Тина нанервничалась, не выспалась, расстроилась, – ей было жаль не только Альберта Михайловича, но и себя. К тому же она боялась, но не очень сильно, потому что слишком устала и слишком растревожилась из-за нового состояния жизни, к которому не привыкла. Ее волновало ощущение не то ожидания, не то желания, не то…

Мужчина в ее мыслях? Это было непривычно, некомфортно, неспокойно. Но самым странным оказался страх. Страх, что она потеряет эту неожиданно свалившуюся ей в руки драгоценность. Любимый ею покой уже не казался таким незаменимым. Оказалось, что жизнь еще может преподносить сюрпризы. И чудеса все-таки происходят, особенно если в них веришь, и, не смотря ни на что, ждешь.

Она вспомнила, как Альберт Михайлович однажды рассказывал ей, что все люди мечтают о покое, но в конечном итоге покой оборачивается несчастьем. Счастье людское – дух приключения, постижение неведомого, поиски кладов, разгадки тайн, вера в необычное. Человек скорее согласится иметь сокровище, пусть и доставляющее волнение и лишающее покоя, нежели вести обычную надоевшую тоскливую жизнь. Если человек не готов променять свой покой на страсть, яркие чувства, приятные волнения, непредсказуемые повороты, жгучие тайны, аромат экзотических цветов, – то это, пожалуй, уже не человек, а другая сущность. Он переродился. И это – самое страшное, что только может с ним произойти.

– Человеку некого бояться, кроме самого себя, – любил повторять старик. – Бойся самой себя. В твоем распоряжении вся вселенная, а возможно, и не одна. Волшебство жизни – твоя стихия. Но ты можешь решить, что твой удел – эта скорлупа, в которую ты сама себя поместила, и никогда не высунешь носа из своей скорлупы. Ты променяешь звездные фейерверки на тусклый свет лампочки, а неисчислимые восторги на скуку и безнадежность.

Просто открой однажды дверь великим переменам, и ты увидишь, что мир не такой, каким он был до сих пор, что ты ничего не знала о нем. И тебе предстоит открывать его – страницу за страницей.

Это Тине было понятно. Она даже не удивилась, что старик высказал идею, к которой она сама когда-то в детстве интуитивно пришла. Но только теперь смерть старика сделала это не грезой, а явью. И об этом он говорил ей: что любое, даже самое ужасное событие, может оказаться открывающимся входом в новую реальность, к новым возможностям.

Она вспомнила, что Сиур велел ей никому ничего не рассказывать, да ей и самой не хотелось. Проснувшись с тяжелой головой и опухшими от слез глазами, она сообразила, что плакала во сне. С трудом поднялась и поплелась в ванную, где долго умывалась холодной водой. Когда стало немного лучше, вернулась в комнату, и тут заметила, – диван был убран, гость исчез.

− Как же так! – от обиды глаза быстро наполнились слезами. – Ушел, как ни в чем не бывало, даже не попрощался.

Мысль, что она больше может его не увидеть никогда, заставила ее сесть – такая появилась слабость в ногах и во всем теле – как будто жизнь внезапно покинула ее, вышла, как воздух из надувного шарика.

Не может быть, чтобы он вот так исчез из ее жизни. Но почему, собственно, не может? Все закончилось, он выполнил свое обещание. Наверное, рассердился, что его втянули в такие неприятности. Ведь теперь милиция будет расследовать, кто и за что убил Альберта Михайловича. Там могли остаться следы… Тина перебрала все свои знания по криминалистике, почерпнутые ею, как и большинством людей, из детективных романов и фильмов. Скорее всего, Сиур не захочет, чтобы его связывали с ней, – он даже старался, чтобы никто не увидел их вдвоем. Но ведь никто еще ничего не знает! Когда это может обнаружиться?!

В памяти вдруг всплыла недавно прочитанная в журнале история о смерти знаменитой актрисы, которая жила совершенно одна, и когда соседи подняли тревогу, вскрыли дверь квартиры, то обнаружили труп хозяйки, объеденный ее же кошками. Собственно, голодные вопли кошек и послужили сигналом о том, что дело неладно.

Нужно как-то сообщить о случившемся с Альбертом Михайловичем. Но как? Могут быть неприятности. Сиур велел молчать.

Тина перевела взгляд на портрет Евлалии, как бы спрашивая у нее совета, и только сейчас заметила лежащую рядом записку.

« Тина, мне нужно уйти. Работа и прочие дела. Не стал вас будить. Благодарю за гостеприимство. Можете на меня рассчитывать. Я сам позвоню вам или сообщу о себе иным способом. Ничего не предпринимайте без моего ведома.»

Уныние тут же сменилось радостью – так он ее не бросил! Они еще увидятся. Можно не бояться, что останешься один на один со своим страхом и неизвестностью. Все будет хорошо. Сиур знает, как нужно поступить, он все сделает правильно. Не надо больше беспокоиться.

Она собралась, поспешно спустилась по лестнице и отправилась в свою библиотеку.

– Ты что, совсем не слышишь, да? – Людмилочка теребила ее за рукав, испуганно всматриваясь в лицо. – Что вы выяснили? Все в порядке? Или нет?

− Не знаю. Я ждала Сиура там, где договорились, замерзла ужасно, ну и надоело комаров кормить. Он так и не пришел. Пришлось ни с чем домой возвращаться. Несерьезный у тебя знакомый. А может быть, он струсил?

− Ты что! Чтобы такой мужик струсил… Может, ты место перепутала? Или время?

− Ничего я не перепутала, просто он не пришел, вот и все. – Тина рассердилась, сама не зная почему. – И вообще, хватит меня расспрашивать, я не выспалась, страху натерпелась. И все зря.

− Не может такого быть! Если бы он не согласился нам помочь, то так бы и сказал. Такой человек дешевых водевилей разыгрывать не станет. Я простая, конечно, но не до такой же степени! – Людмилочка подозрительно взглянула на Тину. – Ты меня обманываешь. Чего-чего, а этого я от тебя не ожидала!

Тине вдруг стало неловко и обидно за подругу, за Сиура и за себя. Она решительно тряхнула головой, села на видавший виды кожаный диван, и… все рассказала. У них никогда не было тайн друг от друга. И вообще, если уж не доверять самым близким…

В то время как подруги обсуждали загадочное происшествие, третий его участник сидел в тени деревьев на территории фирмы и думал. Он не любил думать в офисе, там нужные мысли никак не приходили в голову, вечно кто-нибудь отвлекал, непрестанно звонил телефон, одним словом, обстановка не располагала.

На воздухе дело другое, – лениво жужжали пчелы, нарушая тишину, невозможную, казалось бы, в большом городе. Сиуру вспоминалась картина «Московский дворик», когда он скользил взглядом по выглядывающим из зелени церковным куполам и живописной колокольне. Не хватало только босого мальчика и кур на тропинке. Если бы не европейский дизайн забора, отделяющего деловой мир от мира старомосковского, то можно было бы подумать, что нынче на дворе восемнадцатый век. Такова Москва – в одних ее уголках время неспешно течет, в других бешено мчится, а в иных и вовсе стоит.

Все служебные дела были в порядке, и он мог себе позволить заняться делами личными. Сиур обдумывал информацию, полученную им в результате предпринятых мер, и не мог отделаться от ощущения, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Либо затеяна грандиозная мистификация, хотя кем, и, главное, зачем, совершенно не было понятно. Либо… Полное отсутствие логики, полное отсутствие мало-мальски правдоподобного мотива, наводили на мысль, что разгадка лежит в иной плоскости и что обычным путем к ней прийти нельзя.

Суть дела заключалась в том, что никто, почти никто не знал лично старого антиквара. Многие о нем слышали – был, дескать, давно, такой ценитель древностей и отменный специалист, но никто его не видел. Никто даже не мог сказать наверняка, жив он или нет. Когда Сиур пытался выяснить, откуда у человека сведения об Альберте Михайловиче, оказывалось, что ему говорил об этом кто-то другой, а тому кто-то третий. Старик оказывался неуловим – он как бы присутствовал и отсутствовал одновременно. Возможно, в квартире и обнаружились бы зацепки, но попасть туда в свете выяснившихся ночью подробностей не представлялось возможным.

У Сиура была своя особая метода, каким образом сообщить о трупе, так, чтобы остаться вне поля зрения соответствующих органов. Срабатывало это безотказно, он надеялся, что сработает и в этот раз – главное, не ошибиться в расчетах по времени приезда оперативной группы. Наблюдательный пункт он себе присмотрел еще утром, когда по дороге на работу свернул к розовому особнячку, и, не выходя из машины, осмотрел подходы ко двору и сам двор.

Какие детали могут пролить свет на загадку, наперед не угадаешь. Поскольку второй раз лезть в квартиру рискованно, хотя и такой вариант он не исключал, стоило посмотреть, как будет работать милиция.

Надо бы найти и таинственного племянника. Сиур уже дал соответствующее поручение и теперь ожидал звонка от своего человека.

Тем временем Людмилочка, раскрыв рот, слушала рассказ Тины о ночных похождениях. Она то ужасалась, то возмущалась, то хихикала… История действительно оказалась с плохим концом, но это почему-то было интересно.

− Ой, Тинка, я так и знала, я же тебе говорила, – она оглянулась и шепотом добавила, – старика племянник убил. Из-за коллекции. Знаешь что? Он и тебя может убить. – Она победоносно посмотрела на подругу.

− Меня? С какой стати? Что ты городишь!

− А вдруг Альберт Михайлович тебе все свое имущество завещал? Из-за завещания людей и убивают. Ты что, книг не читаешь?

− Что за ерунда! Какое завещание? Не было никакого завещания. И почему мне? Я ему никто – чужой человек. Что ты вечно выдумываешь! Ты только меня пугаешь!

− У тебя всегда все ерунда. Ты и вчера мне говорила, что я выдумываю, а оказалось по-моему. Альберт Михайлович человек одинокий, ни с кем, кроме тебя, не общался, вот и… – она задумалась. – Хотя постой, если и нет завещания, тебе все равно грозит опасность – тебя могут убрать, как свидетеля. Вот! – Людмилочка торжествовала – это был ее бенефис [8].

− Да я же ничего не видела!

− А вдруг видела? Видела, но сама не знаешь об этом? А убийца знает и будет теперь тебя разыскивать.

− Да что ты выдумываешь, как это видела, но сама не знаю? – Тина возмутилась, но в тот же момент осознала, что Людмилочка уже оказалась права, хотя несла сущую ерунду. Пожалуй, она снова может оказаться права. Лихорадочно перебирая в памяти все, связанное с Альбертом Михайловичем, девушка пыталась вспомнить, что такого она могла бы увидеть. Решительно ничего не приходило в голову.

− Тебе грозит опасность! Сиур знает об этом? Ты ему сказала?

− О чем об этом? Что я должна была ему сказать? – только сейчас Тина вспомнила, с какими предосторожностями Сиур входил в ее квартиру, и по-настоящему испугалась. Неужели он тоже думает… Нет! Только не это. Ей захотелось немедленно позвонить ему на работу и потребовать, чтобы он не отходил от нее ни на шаг, не оставлял ее ни на минуту.

− Я знаю, что делать! – Людмилочка придвинулась поближе – Нужно срочно все выяснить. Мы должны знать, что происходит. Замышляет ли кто-то зло против нас? И если да, то кто и по какой причине. – Она решительно кивнула головой, подтверждая свои собственные слова.

− Мы с тобой уже выяснили. – Тина улыбнулась этому «мы», «нам» – подружка не отделяла себя от нее, как в детстве, когда они любые проблемы решали сообща. – А остальное – дело милиции. В конце концов кто-то же сообщит, возможно, соседи обратят внимание, что Альберт Михайлович не выходит из квартиры. Или ЖЭК… Ну, я не знаю. Сиур не велел интересоваться, он строго-настрого запретил даже тебе рассказывать.

− Мало ли, что он не велел. У нас своя голова на плечах есть. Слушай, давай поедем к тому дому, засядем в кустах и будем следить. Говорят, убийцу всегда тянет на место происшествия! – глаза девушки загорелись. – Хотя бы будем знать, кого опасаться.

− О, Боже! – Тина вздохнула. – Надеюсь, ты не думаешь, что нам по восемь лет, и мы все еще играем в казаки-разбойники?

− Жизнь – это всегда игра. Впрочем, ты права – сейчас игра становится опасной. Убивают не понарошку. Но что же все-таки делать? – она задумалась. – А что, если нам съездить к Виолетте Францевне? Как я сразу не додумалась! Уйдем пораньше с работы – я только позвоню Костику, чтобы забрал детей из садика, и поедем. Она живет в Тарасовке. Адреса я не помню, но как-то пару раз приезжала к ней, думаю, я смогу найти ее дом. Так или иначе, ехать надо.

Людмилочка побежала звонить Костику, а Тина осталась сидеть на диване, в изнеможении, поймав себя на мысли, что у нее нет сил даже поинтересоваться, кто такая Виолетта Францевна, и что она дошла до того состояния, когда ее можно вести или везти куда угодно и к кому угодно – она согласна на все, лишь бы не думать самой, не ломать себе голову, не принимать решений.

Она начинала думать, и боялась довести мысль до логического конца, не могла оказаться лицом к лицу со страшными предположениями и выводами. Где-то в недосягаемой сознанием глубине крылась тайна, от которой кровь стыла в жилах – от одного приближения к ней холод сковывал члены и напрочь лишал воли. Рассудок как бы натыкался на непреодолимую преграду, возведенную страхом. «Бойся самой себя». Альберт Михайлович был, как всегда, прав. Ее глаза наполнились слезами. Показалось, что все это происходит не с ней, что она просто смотрит страшное кино…

Из абонементного зала доносился гул голосов, тикали часы на стене, за окнами шумел транспорт. Тина смотрела на ящики с читательскими карточками, хилые комнатные цветы, желтые шторы, портрет Тютчева на стене, и все, происходящее с ней, казалось сном. Сейчас она проснется, и все кончится. Хочет ли она, чтобы все это кончилось? И да, и нет. Вряд ли от нее это зависит. Не случись этого, она бы не встретила Сиура. Видно, пришло определенное время, произошли определенные вещи…

«Ожидай странника в день бури…» – вдруг всплыло в ее памяти. Человек – бездонный колодец. Вернее, бездна – сверху можно рассмотреть камни, почву, чахлые кустики – но глубины недоступны взгляду, анализу, постижению опытом – это как смотреть в туманные дали, все меньше видимость, и все больше манит. Вспомнилось пушкинское «Есть упоение в бою и бездны мрачной на краю». Все-таки она библиотекарь. Тина негромко засмеялась.