Сотни лет кочуют по театральным и цирковым подмосткам два клоуна: один - озорной и лукавый, другой - простак. Две, казалось бы, противоречивых реакции вызывают они: смех и сочувствие. Именно потому так живуч этот комический дуэт. Давно уже они перекочевали на страницы книг, прочно поселились в детской литературе под разными именами: Малыш и Карлсон, Дениска и Миша, Винни-Пух и поросенок Пятачок. Во всех этих книжках один прием, но каждая из них - особенная, потому что писали их очень талантливые люди. (Я думаю, что Дон Кихота и Санчо Пансу Сервантес задумывал как комическую пару.)

Начинающий ленинградский писатель Николай Федоров тоже внес в эту традиционную форму комического свое отношение, он как бы заострил моменты соучастия и сопереживания.

В детстве я сильно обварил руку. Я не плакал - такое было условие. Но вот два моих товарища плакали. Они плакали по-настоящему, плакали за меня. Над этим предметом нельзя иронизировать. Этот предмет вызывает добрый смех, который сходен по ощущению с ощущением счастья. Под словом «предмет» я подразумевал самое высокое нравственное понятие - дружбу.

Дружба и является подвижной моделью для рассказов Николая Федорова. Остановите свое внимание на рассказе «Напиши мне ответ». Герои Федорова мало сказать - необходимы, они жизненно важны друг для друга. Они преисполнены чувства верности. И еще в них наличествует то необъяснимое состояние, которое мы называем счастьем жить.

Я от всего сердца желаю героям Николая Федорова веселого и счастливого пути в детской литературе.

Радий Погодин

ПРОГУЛЬЩИКИ

Обычно по дороге в школу я захожу за Генкой. Генкины родители уходят рано, и, если за ним не зайти, он обязательно опоздает.

- Сейчас, я быстро, - сказал Генка и сел на табуретку. - Значит, говоришь, тепло. А сколько градусов, не слышал?

- Холодно на улице? - спросил Генка, открывая мне дверь.

- Тепло, - сказал я. - А ты что, так без штанов в школу и пойдешь? Скорей давай, а то уже без пятнадцати.

- Сто градусов, - начал я злиться. - Оденешься ты наконец или нет!

Генка встал, просунул одну ногу в штанину и снова сел.

- Слушай, Серега, давай сегодня прогуляем, а? Мне брат говорил: плох тот студент, который не прогуливает.

- Так мы же не студенты?

- Тем более. Ну, ты сам посуди: сколько можно учиться? По субботам и то учимся. А ведь взрослые отдыхают. Справедливо? А сейчас дома никого, мама только в пять придет, папа - еще позже. Эх, повеселимся! Кидай портфель в угол!

- Вот еще. Зачем же портфелем кидаться, - сказал я и аккуратно поставил его на тумбочку.

Так мы начали прогуливать.

- Чаю хочешь? - спросил Генка. - С пирогом.

- Не, спасибо, - сказал я. - Я только позавтракал.

- А квасу? Из холодильничка.

- Квасу можно.

Мы выпили по большой кружке, и Генка сказал:

- Гляди, девять уже натикало. Русский начался. А мы сидим тут себе и квасок попиваем. Хорошо, верно?

- Верно. Только я вчера, как назло, все упражнения по русскому сделал. И правила выучил.

- Я тоже, - вздохнул Генка. - Ну, ничего. Мы ж не знали, что прогуливать будем. Давай лучше телевизор смотреть. Глянь в программку, чего там показывают.

- «АСУ» в действии», - прочитал я.

- Что-то интересное, - сказал Генка. - Про Японию, наверное.

Но передача оказалась совсем не про Японию, а про всякие заводы и автоматы.

- Хорошая штука - телевизор, - сказал Генка. - Хочешь - смотри, не нравится - выключи. А сидели бы сейчас на русском - не выключишь. Вот было бы здорово, если б в школе можно было уроки выключать. Или переключать на другие. Сидишь, к примеру, на математике. Вера Львовна говорит чего-то, на доске пишет. А ты сидишь и ничего не понимаешь. Дай-ка, думаешь, на историю переключусь. А то и совсем выключусь и в столовку пойду…

- Размечтался, - сказал я. - Как бы нас с тобой в самом деле… того… не выключили.

- Да не бойся, Серега. Выкрутимся. Хочешь еще квасу?

- Нет, больше не хочется. Пойдем лучше на улицу, погуляем.

- Ты что, нельзя! Нас сразу кто-нибудь увидит. Давай-ка лучше я тебя вареньем угощу. Клубничным. Такая вкуснятина.

И только Генка встал, чтобы варенье принести, как зазвонил телефон. Я рядом сидел и хотел уже трубку снять, но Генка как бросится на меня - за руку схватил и на диван повалил.

- Ты что, с ума сошел! Ведь дома никого нет!

Проклятый телефон звонил долго. А мы, как загипнотизированные, сидели и молча слушали. Наконец телефон замолчал.

- И чего звонят? - сказал Генка. - Знают ведь, что дома никого нет.

- Ошиблись, может, - сказал я.

- Ну конечно, - обрадовался Генка. - Наверняка ошиблись. Вот ведь люди бестолковые. Не могут номер правильно набрать. Раззвонились тут, понимаешь.

Генка пошел на кухню и принес варенье.

- Ты только понюхай, - открыл он банку. - Чувствуешь, как пахнет?!

Я понюхал - и только собрался ложку в банку запустить, как снова грянул звонок. Теперь уже в дверь. Я так и застыл с открытым ртом. Генка вытаращил глаза.

- Кто бы это мог быть? - зашептал он.

- Не знаю, - прошептал я.

Так мы просидели несколько минут. Наконец Генка сказал:

- Ушли, наверное. И кто это шастает, не понимаю. Ведь дома никого нет.

- Хватит, - сказал я. - Не могу больше здесь сидеть. Ты как хочешь, а я пошел на улицу. Сидишь тут как в мышеловке.

- Да ты не нервничай, Серега. Ошиблись, наверное, опять. Лопай варенье. Кваску могу подлить. Холодненького.

- Отстань ты от меня со своим кваском! - не выдержал я. - Говори: идешь со мной или нет?

- Ну ладно, пойдем. Может, проскочим незаметно. Мы осторожно вышли на лестницу и стали спускаться.

Внизу хлопнула парадная дверь и послышались шаги.

- Назад! - зашипел Генка, и в один миг мы снова были у дверей его квартиры. Генка лихорадочно зашарил по карманам и даже зачем-то заглянул под коврик. Но ключа не было.

- Забыл, кажется, - растерянно сказал он. Шаги приближались.

Наверное, если б в спорте было соревнование «Бег по лестнице вверх», то мы бы с Генкой сразу стали чемпионами. В один миг мы взлетели на последний шестой этаж и долго не могли отдышаться.

- Ничего, Серега, - говорил Генка, - прорвемся как-нибудь.

- Прорвемся, прорвемся, - обозлился я. - Сидели бы сейчас спокойно в школе, а не на этой грязной лестнице.

- Почему же грязной? - возразил Генка. - Тут довольно чисто.

Но я так на него глянул, что он сразу замолчал.

- А сейчас, наверное, уже математика идет, - грустно вздохнул я. - А ведь я и математику сделал. Задачка вот только не получилась.

- А у меня получилась, - сказал Генка.

- Не заливай. Я Витьке Лазареву звонил. У него тоже не получилась. А уж Витька - сам знаешь.

- Да честно говорю, решил, - засуетился Генка. - Гляди, как я делал.

Генка отломил от стены кусок штукатурки и принялся писать на полу. Когда вся площадка была исписана Генкиными каракулями, он сказал:

- Видишь, получается девять. Как в ответе.

- Действительно, девять, - удивился я. - Слушай, так ты же гений! Лазарев не решил, никто в классе не решил… Как это тебя осенило?

- Не знаю, - засмущался Генка. - Само как-то…

Я взял кусок штукатурки и вывел на полу жирную и кривую пятерку.

И тут мы услышали, что кто-то поднимается по лестнице. Не долго думая, мы проскользнули на чердак и в щелку увидели, как на площадке появилась дворничиха. Она посмотрела на исписанный штукатуркой пол, окунула швабру в ведро - и через секунду Генкина задачка исчезла вместе с пятеркой.