"Восемь" - читать интересную книгу автора (Нэвилл Кэтрин)

История аббатисы

4 апреля 782 года в Восточном дворце Ахена готовили дивное празднество в честь сорокалетия короля Карла Великого. Король созвал на него знать со всех концов своей империи. Крытый центральный двор с мозаичным куполом, рядами винтовых лестниц и балконами был полон привезенных пальм и Цветочных гирлянд. В огромных залах среди золотых и серебряных светильников играли на лютнях и арфах музыканты. Придворные в пурпурных и темно-красных нарядах, шитых золотом, расхаживали между жонглерами, шутами и кукольниками. Здесь были дикие медведи, львы, жирафы и клетки с голубями. В предвкушении празднования дня рождения короля веселье уже несколько недель царило во дворце.

Кульминацией празднества стал сам день рождения. Утром король прибыл во дворец в окружении своих восемнадцати детей, королевы и приближенных дворян. Карл был очень высокого роста, двигался он с изящной грацией, присущей великолепному наезднику и пловцу. Его кожа была покрыта загаром, волосы и усы выгорели на солнце до белого цвета. Воин до мозга костей, он стал правителем величайшей в мире империи. Одетый в простую шерстяную тунику и плащ, подбитый куницей, со своим неразлучным мечом, король вошел внутрь, приветствуя каждого и призывая всех сесть за столы, расставленные по залу, и подкрепиться яствами.

На этот день Карл приготовил специальное развлечение. Мастер военной стратегии, он имел особое пристрастие к одной игре. То были шахматы — тогда их называли игрой в войну или игрой королей. Теперь, в свой сороковой день рождения, Карл предполагал сыграть против лучшего игрока в королевстве, солдата по имени Гарен Франк.

Гарен вошел во двор под звуки труб. Перед ним мелькали акробаты, молодые женщины усыпали ему дорогу пальмовыми ветвями и лепестками роз. Солдат западной армии, Гарен был стройным молодым мужчиной, на его бледном лице с серыми глазами постоянно сохранялось серьезное выражение. Когда король поднялся, Гарен преклонил колени, чтобы приветствовать его.

Восемь чернокожих слуг, одетых в ливреи мавров, на плечах внесли в большой зал шахматы. Слуги и шахматы были даром королю от мусульманского правителя Барселоны Ибн аль-Араби в благодарность за военную помощь против басков четырьмя годами ранее. Во время возвращения с той славной битвы любимец короля Хруотланд, герой «Песни о Роланде», был убит в Ронсевальском ущелье. После его злополучной гибели король больше не играл в эту игру.

Придворные издали вздох восхищения, когда шахматы установили на одном из столов во дворе. Хотя они были сделаны арабским мастером, фигуры имели черты, указывающие на их индийское и персидское происхождение. Считалось, что эта игра возникла в Индии за четыре столетия до Рождества Христова и попала в Аравию через Персию во время завоевания арабами этой страны в 640 году нашей эры.

Сторона шахматной доски, выкованной из золота и серебра, была более метра длиной. Фигуры филигранной работы, сделанные из драгоценных металлов, были украшены рубинами, сапфирами, бриллиантами и изумрудами, не ограненными, но отшлифованными; некоторые камни были величиной с перепелиное яйцо. В сиянии светильников казалось, будто фигуры светятся внутренним завораживающим светом.

Фигура под названием шах, или король, была пятнадцати сантиметров в высоту и изображала человека в короне, сидевшего на спине слона. Королева, или ферзь, сидела в кресле в паланкине, украшенном драгоценностями. Епископы были слонами с седлами, инкрустированными редкими драгоценными камнями, рыцари — дикими арабскими скакунами. Ладьи, или замки, назывались «рухх», что по-арабски означает «колесница» ; это были большие верблюды с похожими на башни сиденьями на спинах. Пешки были покорными солдатами-пехотинцами семи сантиметров высотой, в глазах и навершиях их мечей сверкали миниатюрные самоцветы.

Карл и Гарен приблизились к шахматной доске с разных сторон. Вдруг король поднял руку и произнес слова, от которых остолбенели те, кто его хорошо знал.

— Предлагаю ставку, — сказал он странным голосом. Карл не был любителем биться об заклад. Придворные недоуменно переглянулись.

— В случае, если воин Гарен выиграет, я отдам ему в награду часть королевства от Ахена до Баскских Пиренеев и выдам за него замуж старшую дочь. Если он проиграет, то на рассвете ему отрубят голову.

Придворные пришли в смятение. Всем было известно, что король так любил дочерей, что даже просил их не выходить замуж, пока он жив.

Лучший друг короля, герцог Бургундский, схватил Карла за руку и отвел его в сторону.

— Что за пари? — прошептал он. — Вы предложили пари, которое достойно лишь тупого варвара.

Карл сел за стол. Казалось, он пребывал в трансе. Герцог был озадачен. Гарен тоже растерялся. Он посмотрел герцогу в глаза, а затем молча занял свое место за столом, принимая пари. Фигуры были разыграны, и Гарену повезло: он выбрал белые, что давало ему преимущество первого хода. Игра началась.

Возможно, виной тому было волнение, но по ходу игры было заметно, что оба игрока переставляют фигуры с усилием, как если бы чужая невидимая рука парила над доской. Временами казалось, что фигуры делают ходы по своему собственному усмотрению. Сами же игроки были бледны и молчаливы, а придворные нависали над ними подобно привидениям.

Примерно после часа игры герцог Бургундский заметил, что король ведет себя странно. Он хмурил брови и казался невнимательным и рассеянным. Гареном тоже овладело необычное беспокойство, его движения стали быстрыми и нервными, на лбу выступили капли пота. Взгляды обоих игроков были устремлены на доску, словно прикованные к ней.

Вдруг Карл с криком вскочил на ноги, опрокинул доску и разбросал по полу шахматные фигуры. Придворные отшатнулись, разрывая сомкнутый круг. Король упал и забился в ужасном припадке ярости, он рвал на себе волосы и бил себя в грудь кулаками, словно дикий зверь. Гарен и герцог Бургундский ринулись к нему, но он оттолкнул их. Потребовалось шесть человек, чтобы привести монарха в чувство. Когда Карл наконец успокоился, он огляделся вокруг в замешательстве, словно человек, очнувшийся от долгого сна.

— Мой господин, — мягко сказал Гарен, поднимая одну из шахматных фигур с пола и вручая ее королю, — возможно, нам стоит прекратить игру. Все фигуры в беспорядке, и я не могу припомнить ни одного хода, который был сделан. Сир, я боюсь этих мавританских шахмат, боюсь, что это их злая воля заставила вас поставить на кон мою жизнь.

Карл отдыхал, сидя в кресле. Когда воин умолк, король устало закрыл лицо рукой и ничего не ответил.

— Гарен, — вежливо сказал герцог Бургундский, — разве вы не знаете, что король не верит в предрассудки такого рода, считая их языческими и варварскими? Он запретил занятия черной магией и гадание при дворе…

Карл прервал герцога — голос короля был слаб, словно от сильнейшего изнеможения:

— Как могу я нести христианство в Европу, когда солдаты моей собственной армии верят в колдовство?

— Магия практиковалась в Аравии и по всему Востоку с незапамятных времен, — ответил Гарен. — Я не верю в нее, равно как и ничего в ней не понимаю, однако…— воин склонился над королем и посмотрел ему в глаза, — вы ведь тоже почувствовали.

— Я был охвачен пламенем ярости, — согласился Карл, — и не властен над собой. Я чувствовал то, что обычно чувствую перед битвой, когда войска готовятся к схватке. Я не могу объяснить этого.

— Все на земле и под небесами имеет свое объяснение, — произнес голос из-за плеча Гарена.

Воин обернулся — позади него стоял чернокожий мавр, один из тех восьми, что внесли в комнату шахматы. Король сделал знак, чтобы мавр продолжал.

— Из земли Ватар, нашей далекой родины, пришли древние люди, которые называли себя бодави, «жители пустыни». Среди них делать кровавую ставку считалось проявлением величайшей чести. Говорят, что только так можно извлечь хабб, черную каплю в человеческом сердце, которую архангел Гавриил достал из груди Мухаммеда. Ваше величество поставили на кон человеческую жизнь, это есть высшая форма справедливости. Мухаммед говорит: «Царство переживет неверного Кафра, но не сохранится при Зулме, который есть несправедливость».

— Ставить на кон жизнь — играть со злом, — сказал Карл. Гарен и герцог Бургундский посмотрели на короля с изумлением. Не сам ли он предложил такую ставку час назад?

— Нет! — упрямо повторил мавр. — Через кровавую ставку можно достигнуть Гхатаха, земного оазиса, который является раем. Если кто-либо делает такую ставку за доской чатранга, сама игра исполняет сар!

— Чатранг — название, которое мавры дали игре в шахматы, мой лорд, — сказал Гарен.

— Что такое «сар»? — спросил Карл, медленно поднимаясь нamp; ноги. Он возвышался над всеми окружающими.

— Возмездие, — бесстрастно ответил мавр, поклонился и отошел.

— Мы сыграем снова, — объявил король. — На этот раз ставок не будет. Мы сыграем просто из любви к игре. Хватит этих глупых предрассудков, придуманных варварами и детьми.

Придворные принялись снова расставлять фигуры. По залу прокатился вздох облегчения. Карл повернулся к герцогу Бургундскому и взял его за руку.

— Неужели я действительно сделал такую ставку? — тихо спросил он.

Герцог посмотрел на него с удивлением и ответил:

— Да, мой господин. Вы не помните этого?

— Нет, — печально ответил король.

Карл и Гарен снова сели играть. После настоящего сражения Гарен одержал победу. Король подарил ему в собственность Монглан в Баскских Пиренеях и удостоил титулом Гарен де Монглан1. Карл был так доволен тем, как мастерски Гарен командует шахматными фигурами, что поручил ему построить крепость, чтобы защитить завоеванные земли. Спустя много лет Карл послал Гарену особый подарок — великолепные шахматы, которыми они сыграли ту знаменитую партию. С тех пор они называются «шахматы Монглана».

— Это и есть история аббатства Монглан, — сказала аббатиса, завершая свое повествование. Она оглядела притихших монахинь. — Через много лет, когда Гарен де Монглан лежал больной на смертном одре, он завещал Святой Церкви земли и крепость Монглана, которая стала нашим аббатством, а также набор шахматных фигур, известный как шахматы Монглана.

Аббатиса немного помолчала, словно не была уверена, стоит ли продолжать. Наконец она заговорила снова:

— Гарен до конца жизни верил, что существует ужасное проклятие, связанное с шахматами Монглана. Задолго до того, как они попали в его руки, Гарен слышал о зле, исходящем от них. Говорили, что Шарло, родной племянник Карла Великого, был убит во время игры за этой самой доской. Ходили странные истории о крови и насилии и даже войнах, в которых были замешаны эти шахматы. Восемь чернокожих мавров, доставивших их из Барселоны в дар Карлу Великому, попросились сопровождать шахматы и в Монглан. Король разрешил. Вскоре Гарен узнал, что в крепости происходят тайные ночные церемонии. Он чувствовал, что в этом замешаны мавры. Гарен начал бояться подарка, как если бы тот был орудием дьявола. Он спрятал шахматы в крепости и попросил Карла поместить заклятие на ту стену, чтобы никто не мог извлечь их оттуда. Король отнесся к этому как к шутке, но на свой лад выполнил просьбу Гарена. Сегодня мы можем видеть эту надпись над нашими дверьми.

Аббатиса остановилась и нащупала рукой кресло, стоявшее за ее спиной. Вид у нее был бледный. Александрин помогла аббатисе усесться.

— Что же сталось с шахматами Монглана, преподобная мать? — спросила одна из монахинь постарше, которая сидела в первом ряду.

Аббатиса улыбнулась.

— Я уже говорила вам, что наши жизни окажутся в большой опасности, если мы останемся в аббатстве. Я говорила, что французские солдаты рыщут повсюду в надежде отобрать сокровища церкви и, по сути, уже находятся на пути сюда. Далее я говорила, что сокровище огромной ценности и, возможно, столь же огромного зла однажды было спрятано в стенах аббатства. И теперь для вас вряд ли будет сюрпризом, если я скажу, что секрет, который я поклялась хранить в сердце, когда впервые пришла сюда, — это тайна шахмат Монглана. Они до сих пор захоронены в стенах и полу этой комнаты, и только я одна знаю точное местонахождение каждой фигуры. Наша миссия, дочери мои, — унести отсюда это орудие зла и рассеять его как можно дальше, чтобы его нельзя было собрать в руках человека, ищущего власти, ибо сила, таящаяся в нем, выходит за пределы законов природы и понимания человека. Но даже если бы у нас было время, чтобы уничтожить эти фигуры или изуродовать их до неузнаваемости, я бы не выбрала этот путь. То, что обладает такой огромной властью, можно использовать и как орудие добра. Вот почему я поклялась не только хранить спрятанные шахматы Монглана, но и защищать их. Возможно, однажды, когда позволят обстоятельства, мы соберем все фигуры и узнаем их мрачную тайну.

Хотя аббатиса и знала точное местонахождение каждой фигуры, монахиням пришлось не покладая рук трудиться в течение двух недель, прежде чем шахматы Монглана были извлечены из тайников, фигуры почищены и отполированы. Усилиями четырех монахинь была освобождена и поднята из каменного пола сама шахматная доска. Когда ее отчистили, обнаружилось, что на каждой ее клетке вырезаны или отчеканены странные символы. Похожие символы были выгравированы снизу каждой фигуры. Был также покров, который хранился в большом металлическом ящике. Углы ящика были опечатаны похожим на воск веществом, по-видимому, чтобы предохранить ткань от плесени. Покров был из бархата, иссиня-черного, как сама полночь. Золотом и драгоценными камнями на нем были вышиты знаки, напоминающие знаки зодиака. В центре покрова два змееподобных создания, сплетаясь, образовывали цифру восемь. Аббатиса полагала, что этот покров использовался, чтобы беречь шахматы при перевозке.

К концу второй недели настоятельница приказала монахиням готовиться к путешествию. Она проинструктирует каждую с глазу на глаз, чтобы никто из сестер не знал, где находятся остальные. Это уменьшит риск для каждой. Поскольку фигур всего тридцать две, а монахинь в аббатстве больше, только настоятельница будет знать, кто из сестер вынес шахматы, а кто нет.

Когда Валентину и Мирей позвали в кабинет, аббатиса сидела за своим массивным письменным столом. Она предложила им сесть напротив. На столе, частично прикрытые расшитым покровом цвета полуночи, мерцали шахматы Монглана.

Аббатиса отложила в сторону перо и подняла голову. Мирей и Валентина сидели в тревожном ожидании, держась за руки.

— Преподобная матушка, — выпалила Валентина, — я хочу, чтобы вы знали, как я сожалею теперь, что покидаю вас. Только сейчас я осознала, каким тяжким бременем была для вас все это время. Ах, если бы я была не такой скверной послушницей и доставляла вам меньше хлопот…

— Валентина, — промолвила аббатиса, улыбаясь тому, как Мирей толкнула подругу в бок, чтобы заставить замолчать. — К чему ты клонишь? Ты боишься, что будешь разлучена со своей двоюродной сестрой? Твое запоздалое раскаяние вызвано именно этим?

Валентина уставилась на настоятельницу, изумленная тем, что та смогла прочитать ее мысли.

— Я не собираюсь разлучать вас, — продолжила аббатиса и через стол вишневого дерева протянула Мирей лист бумаги. — Это имя и адрес человека, который позаботится о вашей безопасности. Внизу я написала для вас обеих инструкции, касающиеся путешествия.

— Обеих? — воскликнула Валентина, едва не подпрыгнув от радости. — О, преподобная матушка, вы исполнили мое самое заветное желание!

Аббатиса рассмеялась.

— Если бы я не отправила вас вместе, Валентина, я уверена, ты и без посторонней помощи нашла бы возможность разрушить все мои тщательно выношенные планы лишь ради того, чтобы быть вместе с кузиной. К тому же будет только разумней отослать вас вместе. Слушайте внимательно. Каждая монахиня, покидающая аббатство, будет обеспечена. Те, кого семьи примут обратно, будут отосланы домой. Для некоторых я нашла дальних родственников или друзей, которые готовы предоставить убежище. Тем сестрам, кто пришел в аббатство с приданым, я верну деньги, и они смогут сами о себе позаботиться. Тех же, у кого приданого нет, я посылаю в святые аббатства в других странах. Во всех случаях путешествие и содержание будут обеспечены. Я должна быть уверена в благополучии моих дочерей.

Аббатиса сложила руки на груди и продолжила:

— Тебе, Валентина, повезло больше других. Твой дед оставил щедрое наследство, которое я предназначила для тебя и твоей кузины Мирей. Кроме того, хотя у вас нет семьи, у Валентины есть крестный отец, который готов принять на себя ответственность и заботиться о вас обеих. Я получила его письменное волеизъявление в пользу вас двоих. Это подводит меня к следующему пункту, делу огромной важности.

Когда аббатиса упомянула о крестном, Мирей бросила на Валентину быстрый взгляд и тут же уставилась в бумагу, которую держала в руке. На листе аббатиса написала жирными буквами: «М. Жак Луи Давид, художник». Ниже стоял адрес в Париже. Мирей не знала, что у Валентины есть крестный.

— Как я понимаю, — продолжала настоятельница, — когда узнают, что я закрыла аббатство, кое-кто во Франции будет этим недоволен. Многие из нас окажутся в опасности, особенно из-за таких людей, как епископ Отенский, который захочет выяснить, что за предметы мы извлекли из стен аббатства и унесли с собой. Ведь следы нашей работы нельзя скрыть полностью. Возможно, некоторых женщин узнают и найдут. Эти сестры будут вынуждены бежать. Потому-то я решила, что восемь из вас будут не только хранить свои фигуры, по одной на каждую, но и примут фигуры от других сестер, если тем придется спасаться бегством, или получат от них указания, где эти фигуры спрятаны. Валентина, ты станешь одной из этих восьми.

— Я! — ахнула девушка. В горле у нее внезапно пересохло. — Но, преподобная матушка, я не… я не могу…

— Ты хочешь сказать, что не слишком-то ответственна? — улыбнулась аббатиса, хотя глаза ее оставались грустными. — Я знаю об этом, но полагаюсь на твою здравомыслящую кузину. Когда я отбирала восемь сестер для особой миссии, я исходила не из ваших способностей, но из стратегического положения, выпавшего на долю каждой из вас. Твой крестный отец, Жак Луи Давид, живет в Париже, самом сердце Франции и шахматной столице. Как известный художник, он поддерживает дружбу со знатью и пользуется уважением среди людей благородного происхождения. Он также является членом Национального собрания, поскольку некоторые считают его пламенным революционером. Я верю, что благодаря занимаемому положению он сможет в случае нужды защитить вас обеих. И я достаточно заплачу ему за вашу безопасность, чтобы он приложил к тому все усилия.

Преподобная мать внимательно посмотрела на девушек.

— Это не просьба, Валентина, — строго сказала аббатиса. — Ваши сестры могут оказаться в беде, а вы сможете помочь им. Я дам ваши имена и адрес тем, кто уже отправился по домам. Вы же поедете в Париж и сделаете все, как я говорю. Вам по пятнадцать лет — в таком возрасте уже надо понимать, что в жизни существуют вещи более важные, чем удовлетворение ваших сиюминутных желаний.

Аббатиса говорила суровым тоном, но лицо ее светилось добротой — как всегда, когда она смотрела на Валентину.

— Кроме того, Париж — это не самый суровый приговор, — добавила настоятельница.

Валентина улыбнулась ей.

— Нет, преподобная матушка, — согласилась она. — Там есть опера, возможно, будут балы, и говорят, что дамы носят очень красивые платья.

Мирей снова ткнула ее в бок.

— То есть, — тут же поправилась Валентина, — я смиренно благодарю преподобную матушку за такую веру в ее покорную слугу.

На этом аббатиса разразилась веселым звонким смехом, сразу сбросив с себя груз прожитых лет.

— Очень хорошо, Валентина. Вы можете идти и собираться. Завтра на рассвете отправитесь. Не медлите.

Аббатиса встала, взяла с доски две тяжелые шахматные фигуры и вручила их послушницам.

Валентина и Мирей, в свою очередь, поцеловали перстень аббатисы и спрятали доверенные им сокровища.

Перед тем как выйти из дверей кабинета, Мирей обернулась и заговорила впервые с тех пор, как они с кузиной вошли в комнату.

— Могу ли я спросить, преподобная матушка, — сказала она, — куда собираетесь уехать вы? Мы будем с радостью думать о вас и посылать вам наилучшие пожелания, где бы вы ни находились.

— Я отправляюсь в путешествие, которое хотела предпринять в течение сорока лет, — ответила аббатиса. — У меня есть подруга, которую я не навещала с детства. Иногда, Валентина, ты напоминаешь мне ее такой, какой она была в те дни. Полной жизни…

Аббатиса замолчала, и Мирей показалось, что в глазах у нее застыла тоска — если только представить себе, что столь почтенная и уважаемая особа может тосковать.

— Ваша подруга живет во Франции, преподобная матушка? — спросила Мирей.

— Нет, — ответила аббатиса, — она живет в России.

На следующее утро, когда земля еще была залита тусклым серым светом, две девушки в простых дорожных платьях вышли из дверей аббатства Монглан и забрались в телегу, полную сена. Телега проехала через массивные ворота и покатила мимо гор, похожих на перевернутые миски. Едва телега спустилась вниз в долину, ее накрыла густая дымка тумана, в которой почти ничего не было видно.

Напуганные девушки кутались в плащи. Они были преисполнены благодарности Господу за то, что, выполняя его миссию, получили возможность вернуться в тот мир, от которого так долго были укрыты.

Однако вовсе не Бог молча наблюдал с вершины горы, как телега медленно спускается в темноту долины. Высоко над аббатством, на покрытой снегом вершине, вырисовывался силуэт одинокого всадника. Всадник неотрывно следил за телегой, пока та не исчезла в пелене тумана. Затем без единого звука он развернул коня и ускакал прочь.