"Всадники ниоткуда (с иллюстрациями)" - читать интересную книгу автора (Абрамов Александр Иванович, Абрамов Сергей...)

11. ОНИ ВИДЯТ, СЛЫШАТ И ЧУЮТ

Проблема, заинтересовавшая Тольку, была затронута и на специальном совещании в Академии наук, где я присутствовал как автор заснятого мною фильма о пришельцах из космоса. Говорилось о многом, но, пожалуй, больше всего о природе феномена и его особенностях. Меня же это снова вывело на орбиту розовых «облаков».

На совещание я пришёл примерно за час до начала, чтобы проверить проектор, экран и звук: фильм демонстрировался уже с дикторским текстом. В конференц-зале я нашёл только стенографистку Иру Фатееву, о которой мне говорили как о будущем секретаре особой комиссии, проектируемой в связи с совещанием. И, между прочим, предупредили, что это кобра, полиглот и всезнайка. Спроси у неё, что получится, если смочить обнажённый мозг раствором хлористого калия, — она скажет. Спроси о четвёртом состоянии вещества — скажет. Спроси о том, что такое топология, — тоже скажет. Но я не спрашивал. Только поглядев на неё, я сразу всему поверил.

Она была в тёмно-синем свитере, с очень строгой, но абстрактной орнаментовкой, с тугим пучком волос на голове, но отнюдь не по моде девятнадцатого столетия, и в чуть дымчатых очках без оправы — узких прямоугольных стёклышках, — и всё-таки в очках, сквозь которые смотрели на вас умные, внимательные, очень требовательные глаза. Глаз, впрочем, я, войдя, не увидел: она даже не подняла головы, что-то дописывая в большом чёрном блокноте.

Я кашлянул.

— Не кашляйте, Анохин, и не стойте посреди комнаты, — сказала она, по-прежнему не смотря на меня, — я вас знаю и все о вас знаю, поэтому представляться не обязательно. Сядьте где-нибудь и подождите, пока я не закончу этого экспозе.

— Что такое экспозе? — спросил я.

— Не старайтесь показаться невежественнее, чем вы есть на самом деле. А экспозе совещания вам знать не обязательно. Вас туда не приглашали.

— Куда? — снова спросил я.

— В Совет Министров. Там вчера показывали ваш фильм.

Я знал об этом, но промолчал. Прямоугольные стёклышки повернулись ко мне. «Хорошо бы она сняла очки», — подумал я.

Она сняла очки.

— Теперь я верю в телепатию, — сказал я.

Она поднялась, высокая, как баскетболистка экстракласса.

— Вы пришли проверить аппаратуру, Анохин, натяжение экрана и регулятор звука? Все это уже сделано.

— А что такое топология? — спросил я.

Глаза без стеклышек испепелить меня не успели: помешали участники будущего совещания — они явно не собирались опаздывать. Кворум собрался за четверть часа. Преамбулы не было. Только председательствующий спросил у Зернова, будет ли какое-нибудь вступительное слово. «Зачем?» — спросил тот в ответ. Тогда погас свет, и в голубом небе Антарктики на экране начал набухать малиновый колокол.

На этот раз я мог не комментировать фильма: за меня говорил диктор. Да и в отличие от просмотра в Мирном, проходившего в напряжённом молчании, этот напоминал собрание добрых друзей у телевизора. Реплики, если можно допустить такое сравнение, наступали на пятки диктору, чаще весёлые, иногда понятные только посвящённым в тайны командующих здесь наук, иногда колючие, как выпады фехтовальщиков, а порой такие же, как в любом «клубе весёлых и находчивых». Кое-что запомнилось. Когда малиновый цветок проглотил моего двойника вместе со снегоходом, чей-то весёлый басок воскликнул:

— Кто считает человека венцом мироздания, поднимите руки!

Послышался смех. Тот же голос продолжил:

— Учтите нечто бесспорное: никакая моделирующая система не может создать модель структуры более сложной, чем она сама.

Когда край цветка, загибаясь, запенился, я услышал:

— Жидкая пена, да? А какие компоненты? Газ? Жидкость? Пенообразующее вещество?

— Вы так уверены, что это пена?

— Ни в чём я не уверен.

— Может быть, это плазма при низких температурах?

— Плазма — газ. Что же её удерживает?

— А магнитная ловушка. Магнитное поле создаёт нужные стенки.

— Нонсенс, коллега. Почему разрозненный, эфемерный газ не распадается, не рассеивается под давлением этого поля? Оно же не бессиловое, в том смысле, что не стремится изменить форму.

— А как, по-вашему, создают магнитные поля облака межзвёздного газа?

Ещё один голос из темноты вмешался в спор:

— Давление поля изменчиво. Отсюда изменчивость формы.

— Допустим, формы. А цвет?

Я пожалел, что не захватил с собой магнитофона. Впрочем, на несколько минут зал умолк: на экране другой цветок-гигант заглатывал самолёт, а лиловая змея-щупальце — бесчувственную модель Мартина. Оно ещё пульсировало над снегом, как из темноты снова спросили:

— Вопрос к авторам плазменной гипотезы. Значит, по-вашему, и самолёт и человек просто сгорели в газовой струе, в магнитной «бутылке»?

Впереди опять засмеялись. Я ещё раз пожалел о магнитофоне: началась перестрелка.

— Мистика какая-то. Невероятно.

— Чтобы признать возможность невероятного, мистики не требуется. Достаточно математики.

— Парадокс. Ваш?

— Фриша. Только математик здесь действительно нужнее вас, физиков. Больше сделает.

— Интересно, что же он сделает?

— Ему проб не нужно. Снимков побольше. А что он увидит? Геометрические фигуры, как угодно деформируемые, без разрывов и складок. Задачки по курсу топологии.

— А кто, простите, решит задачку о составе этой розовой биомассы?

— Вы считаете её массой?

— По этим цветным картиночкам я не могу считать её мыслящим организмом.

— Обработка информации очевидна.

— Обработка информации ещё не синоним мышления.

Обмен репликами продолжался и дальше. Особенно взбудоражила зал ледяная симфония — облака-пилы и гигантские бруски льда в голубом небе.

— Как они вытягиваются! Из трехметрового облака километровый блин.

— Не блин, а нож.

— Непонятно.

— Почему? Один только грамм вещества в коллоидальном диспергированном состоянии обладает огромной поверхностью.

— Значит, всё-таки вещество?

— Трудно сказать определённо. Какие у нас данные? Что они говорят об этой биосистеме? Как она реагирует на воздействие внешней среды? Только полем? И чем регулируется?

— А вы добавьте ещё: откуда она берет энергию? В каких аккумуляторах её хранит? Какие трансформаторы обеспечивают её превращения?

— Вы другое добавьте…

Но никто уже ничего не добавил: кончился фильм, вспыхнул свет, и все замолчали, словно вместе со светом напомнила о себе привычная осторожность в суждениях. Председательствующий, академик Осовец, тотчас же уловил её.

— Здесь не симпозиум, товарищи, и не академическое собрание, — спокойно напомнил он, — мы все, здесь присутствующие, представляем особый комитет, созданный по решению правительства со следующими целями: определить природу розовых «облаков», цель их прибытия на Землю, агрессивность или дружественность их намерений и войти с ними в контакт, если они являются разумными, мыслящими существами. Однако увиденное ещё не позволяет нам прийти к каким-то определённым выводам или решениям.

— Почему? — перебил из зала чей-то уже знакомый басок. — А фильм? Первый вывод: превосходный научный фильм. Бесценный материал для начала работы. И первое решение: широко показать его повсюду, и у нас, и на Западе.

Каюсь, очень приятно было все это выслушать. Столь же приятным был и ответ председателя:

— Так же оценили фильм и в правительстве. И аналогичное решение уже принято. А коллега Анохин включён в состав рабочей группы нашего комитета. И всё же, — продолжал академик, — фильм ещё не отвечает на многие интересующие нас вопросы: откуда, из какого уголка Вселенной прибыли к нам эти гости, какие формы жизни — едва ли белковые — они представляют, какова их физико-химическая структура и являются ли они живыми, разумными существами или биороботами с определённой программой действий. Можно задать ещё много вопросов, на которые мы не получим ответа. По крайней мере, сейчас. Но кое-что предположить всё-таки можно, какие-то рабочие гипотезы можно обосновать и выступить с ними в печати. И не только в научной. Во всех странах мира люди хотят услышать о розовых «облаках» не болтовню кликуш и гадалок, а серьёзную научную информацию, хотя бы в пределах того, что нам уже известно и что мы можем предположить. Можно, например, рассказать о возможностях и проектах контактов, об изменениях земного климата, связанных с исчезновением ледяных массивов, а главное, противопоставить отдельным мнениям об агрессивной сущности этой пока ещё неизвестной нам цивилизации факты и доказательства её лояльности по отношению к человечеству.

— Кстати, в дополнение к уже высказывавшимся в печати объяснениям, — проговорил, воспользовавшись паузой, сидевший рядом с Зерновым учёный, — можно добавить ещё одно. Наличие дейтерия в обыкновенной воде незначительно, но лёд и талая вода содержат ещё меньший процент его, то есть более биологически активны. Известно также, что под действием магнитного поля вода меняет свои основные физико-химические свойства. А ведь земные ледники — это вода, уже обработанная магнитным полем Земли. Кто знает, может быть, это и прольёт какой-то свет на цели пришельцев.

— Признаться, меня больше интересует их другая цель, хотя я и гляциолог, — вмешался Зернов. — Зачем они моделируют всё, что им приглянулось, понятно: образцы пригодились бы им для изучения земной жизни. Но зачем они их разрушают?

— Рискну ответить. — Осовец оглядел аудиторию; как лектор, получивший записку, он отвечал не только Зернову. — Допустим, что уносят они с собой не модель, а только запись её структуры. И для такой записи, скажем, требуется разрушить или, вернее, разобрать её по частям до молекулярного, а может быть, и атомного уровня. Причинять ущерб людям, уничтожать их самих или созданные ими объекты они не хотят. Отсюда синтезация и после опробования последовательное уничтожение модели.

— Значит, не агрессоры, а друзья? — спросил кто-то.

— Думаю, так, — осторожно ответил академик. — Поживём — увидим.

Вопросов было много, одни я не понял, другие забыл. Запомнился единственный вопрос Ирины, обращённый к Зернову:

— Вы сказали, профессор, что они моделируют всё, что им приглянулось. А где же у них глаза? Как они видят?

Ответил ей не Зернов, а сидевший с ним физик.

— Глаза не обязательны, — пояснил он. — Любой объект они могут воспроизвести фотопутем. Создать, допустим, светочувствительную поверхность так же, как они создают любое поле, и сфокусировать на ней свет, отражённый от объекта. Вот и все. Конечно, это только одно из возможных предположений. Можно предположить и акустическую «настройку» подобного типа, и аналогичную «настройку» на запахи.

— Убеждён, что они все видят, слышат и чуют лучше нас, — произнёс с какой-то странной торжественностью Зернов.

На этот раз в зале не засмеялся ни один человек. Реплика Зернова как бы подвела итог увиденному и услышанному, как бы раскрывала перед ними всю значительность того, что им предстояло продумать и осознать.