"Исчезнувший" - читать интересную книгу автора (Нибел Флетчер)

13

Ларри Сторм закрыл машину, решительно сделал один шаг, но тут же остановился. Золотое послеполуденное солнце светило так ласково, что он блаженно прислонился к переднему крылу.

Был последний день сентября, и не исключено, что последний день темно-рыжего бабьего лета. Солнечное тепло разнеживало и расслабляло. Он стоял и смотрел, как пересмешник лениво взмахивает крылышками, снижаясь к телеграфному столбу, и слушал, как где-то рядом галдят играющие дети.

Он приехал сюда в третий раз, к этому дому на Бэттл-роуд в Принстоне, стоящему как раз между Олден-лейн и тупиком, за которым начинался травянистый подъем к Институту новых проблем. Глядя на Бэттл-роуд, он чувствовал одновременно и умиротворенность и досаду, потому что именно о такой улице он мечтал еще мальчишкой в своем Ньюарке… В нищей ньюаркской квартире с вечной вонью от неисправного клозета, с черной грязью, навечно въевшейся в трещины старого линолеума, с вечно орущим радио, которое тщетно пытался перекричать его папаша, когда ссорился с матерью.

Если мужья и ругают жен на этой мирной улочке, подумал он, то, наверное, только по ночам, когда соседи уже спят, вежливо и потихоньку, не повышая голоса. Ибо здесь царит мир и покой. Все здесь устойчиво — огромные дубы, густолистые сикоморы вдоль дороги, уже тронутые осенней желтизной, широкие прохладные газоны, окруженные живыми изгородями, дома, расположенные в глубине участков, словно они хотят уйти подальше от торгашеской суеты улицы. Это белый квартал, и Ларри, вступая в него, каждый раз ощущал обиду и зависть.

Работа была его убежищем от расовой нетерпимости и оскорблений. В Бюро цвет его кожи был только оселком, на котором они с Клайдом Мурхэдом оттачивали свои шуточки, добродушно насмехаясь друг над другом. В Бюро он был специальным агентом Ларри Стормом. Несколько других агентов считались не хуже Ларри, но лучше не было ни одного: ни белого, ни черного. Бюро, безжалостный хозяин, отнимало все его время, поглощало всю его энергию, и по ночам он засыпал измученный, но довольный собой. Бюро было требовательнее любой женщины, и слава богу!

Но сейчас после месяца работы на «Аякс» Ларри был обессилен и опустошен. Он трудился по восемнадцать часов в сутки и не имел еще ни одного дня отдыха. Метался взад и вперед по всему восточному побережью, выслеживал, расспрашивал, проверял все версии, даже самые дикие, и так до глубокой ночи. Единственной передышкой были два его путешествия за границу. В самолетах он хотя бы отсыпался.

Сначала было справочное бюро в Рио-де-Жанейро и неясный след, который неожиданно привел Ларри в порт. Здесь, после двухдневных поисков и отчаянных лингвистических схваток с переводчиком, он обнаружил, что Стивен Грир, или какой-то очень похожий на него американец, зафрахтовал судно и отплыл из Рио субботним вечером 28 августа. Ларри до сих пор вспоминал, как его поразило это открытие. Судно, стодесятифутовый траулер-краболов, под названием «Каза Алегре», ушло в неизвестном направлении, и с тех пор ни о траулере, ни о его бразильце-капитане не было ни слуху ни духу. Ларри вспоминал, как ему чудом удалось избежать нежелательной встречи. Однажды утром, приближаясь к порту, он вдруг заметил огромного, широкоплечего детину, явно американца, который через переводчика расспрашивал о чем-то портового грузчика. Ларри спрятался за пакгауз. Позднее он узнал, что это был вашингтонский издатель и журналист Дэвид Полик. Сообщение Сторма о Полике удивило Клайда Мурхэда не меньше, чем то, что Грир находится на борту «Каза Алегре».

Затем было второе путешествие, полет в Хельсинки и мучительно-кропотливая проверка списков пассажиров, улетевших за последнее время из финской столицы. Он нашел нужного ему человека, но вскоре снова потерял его след.

За эти последние две недели нервы его так сдали, что он готов был уже плюнуть на все, в том числе на ФБР. И все же он опять стоял на Бэттл-роуд в Принстоне. Сторм еще раз посмотрел на каменный дом. Он был хорош — с крутой шиферной крышей, старинной трубой, черной дверью и такими же ставнями. Два широко расставленных слуховых окна смотрели через тщательно ухоженную живую изгородь, как глаза удивленного ребенка. Ларри расправил плечи, стряхивая очарование мягкого солнечного дня, и двинулся к дому Феликса Киссича.

Теперь он знал о Феликсе Киссиче почти все. Он знал, что Киссич — физик, нобелевский лауреат, специалист по плазме, работающий в Принстонском университете, что он бежал из Венгрии во время второй мировой войны и натурализовался в Америке, что это добрый человек шестидесяти шести лет, выдающийся ученый, которым восхищаются его коллеги во всем мире. Единственное, и очень важное, чего Ларри Сторм не знал о Феликсе Киссиче, так это, где он сейчас находится.

Сторм позвонил. Почти сразу же узкая черная дверь открылась, и он увидел уже знакомую маленькую женщину с робкой улыбкой. За второй решетчатой дверью лицо ее виделось смутно, однако Ларри уловил настороженный взгляд. Дебора Киссич напомнила ему грациозную лань на склоне холма, которая замерла на миг, но готова сорваться с места при малейшем признаке опасности.

— О, мистер Сторм! — сказала она. — Не думала, что снова увижу вас. Неужели что-нибудь?..

Фраза словно повисла в воздухе. Миссис Киссич открыла решетчатую дверь неохотно, словно чего-то опасаясь. Он вспомнил, как это удивило его в первый раз. Лишь потом он понял: Дебора Киссич инстинктивно боится всяких расспросов.

— Разрешите? — Ларри поставил ногу на порог.

— О да. Входите. Извините меня. Я немного испугалась. Я подумала…

Снова робкая, незаконченная фраза. Ларри вошел в уютную гостиную, где все было по мерке хозяев дома. Ларри знал, что Феликс Киссич ростом всего пять футов шесть дюймов, а его жена и того меньше. Она нервно пригладила седой локон на виске.

— Пожалуйста, садитесь, мистер Сторм.

Голос у нее был такой же хрупкий, как она сама, и такой же добрый. Ларри ни за что на свете не хотел бы огорчить эту женщину.

Он сел на ореховый стул под блеклым чехлом с ручной вышивкой, сознательно отказавшись от глубокого старого кресла, которое явно принадлежало Феликсу Киссичу.

— Мне, право, неловко, миссис Киссич, — сказал он. — Вы, наверное, думаете, зачем это он снова явился.

— Да, я немного удивлена. — Она сидела очень прямо в качалке с высокой спинкой, руки ее были сложены на коленях.

— Миссис Киссич, — сказал он, — я хочу спросить вас, вернулся ли ваш муж из Хельсинки и дома ли он сейчас?

Ответ он знал заранее, потому что провел перед этим несколько часов в лаборатории физики плазмы, расспрашивая сотрудников Феликса Киссича. Там целая группа ученых старалась усмирить ужасающую энергию водородной бомбы и использовать ее в мирных целях.

— Феликса здесь нет, — ответила Дебора Киссич.

Ларри заметил, что она насторожилась.

— А мой первый вопрос? — напомнил он спокойно. — Он вернулся сюда из Хельсинки?

— Нет, — прошептала она, опустив глаза. Во время их первого свидания две недели назад она сказала, что Феликс собирался вылететь домой сразу после окончания конференции, двадцатого сентября.

— Миссис Киссич… — Ему так не хотелось огорчать эту хрупкую женщину!. Преследование далеко не всегда увлекательная игра. — Вы что-нибудь слышали о вашем муже? Прежде чем вы ответите, разрешите сказать вам, что мистер Киссич выехал из своего отеля в Хельсинки на второй день после открытия конференции.

Ларри видел все даты, часы и города, словно перед глазами его была полная картотека. Феликс Киссич вылетел из Нью-Йорка в Хельсинки в воскресенье пятого сентября и прибыл к открытию Международного конгресса по физике плазмы в понедельник. В числе многих прочих вещей Ларри узнал, что физика плазмы не угрожала роду человеческому, а изучала свойства высокотемпературных ионизированных газов, в которых заложена колоссальная энергия. Феликс Киссич выехал из своего отеля во вторник вечером, восьмого сентября, за целых двенадцать дней до окончания конференции. Сторм проследил его путь до Парижа, затем до Рима и наконец до Каира — физик проделал его на самолетах разных авиакомпаний. Но в Каире он как сквозь землю провалился. Феликс Киссич исчез в муравейнике столицы Египта.

— Муж один раз позвонил мне из Хельсинки, — сдержанно сказала миссис Киссич. Ларри видел, как она теребит носовой платочек тонкими пальцами.

— И больше он никак не сообщал о себе? — спросил он. — Ни по телефону, ни письмом, ни телеграммой?

— Я получила одно письмо, и это все, — ответила она. Голос ее был так тих, что Ларри пришлось наклониться вперед, чтобы его расслышать. — Оно пришло примерно через неделю после того, как вы были здесь.

— Понятно. — Упрекать ее не было смысла. Они оба знали, что она нарушила свое обещание помогать ФБР. — Значит, это было двадцать третьего сентября? Я был у вас шестнадцатого, вы, наверное, помните.

— Да, — сказала она поспешно. — Да, двадцать третьего.

— А какой там почтовый штемпель? Где было опущено письмо?

Она встревожилась, лицо ее порозовело.

— Письмо опущено в Нью-Йорке за день до этого. Феликс не написал мне, где он. Он только сказал, что его друг летит в Нью-Йорк и опустит там письмо… чтобы дошло побыстрее, понимаете?

Избегая смотреть на нее, Ларри сделал пометку в блокноте. Все это ему не нравилось. Дичь была слишком беззащитна, чтобы ее преследовать.

— Миссис Киссич, — сказал он, — вы можете не согласиться, но, если у вас нет возражений, я хотел бы взглянуть на это письмо.

Она затрясла головой, в глазах ее было смятение.

— Нет, если можно, я бы не… Оно очень личное… Но я могу рассказать вам, наверное, все, что вас интересует. Он пишет, что улетел из Хельсинки раньше срока и собирается путешествовать по Европе несколько недель до возвращения домой. Пишет, что очень устал и хочет побыть один. — Она говорила торопливо, но голос оставался еле слышным. — Феликсу бывает необходимо иногда побыть одному, понимаете? У него так много дел, так много конференций. С тех пор как он получил Нобелевскую премию, его не оставляют в покое.

— Я понимаю, — сказал Ларри. — И больше никаких телефонных звонков, никаких телеграмм не было?

— Нет, больше ничего, — ответила она. В комнате стало так тихо, что Ларри слышал сквозь решетчатую дверь даже отдаленные тоненькие голоса играющих детей.

— Мистер Сторм, вы не могли бы мне объяснить, что все это означает? Я ничего не понимаю. Феликс работает, можно сказать, только для правительства. Он отдал своей новой родине почти все лучшие годы жизни. И тем не менее — столько вопросов, столько анкет… а теперь вдруг это. Почему за Феликсом охотятся, словно он шпион, или предатель, или…

Голос ее угас.

— Мне бы хотелось вам объяснить, но я не имею права.

И не только в этом дело! — подумал Сторм. Я и сам ничего не знаю. Сначала Грир, затем Любин, теперь Киссич… и никакого разъяснения от Мурхэда. Охота вслепую, погоня за неведомыми призраками.

— Видите ли, миссис Киссич, я всего лишь агент. Мне только говорят, что надо делать, но не говорят зачем.

Она взглянула на него с сочувствием.

— Не хотите ли стакан чаю со льдом, мистер Сторм?

— Да, да, очень хочу.

Сторм сделал еще несколько записей, пока она была на кухне. Он улыбнулся ей, и несколько минут они сидели молча. Затем он вынул из внутреннего кармана фотографию и протянул ей.

— Вы когда-нибудь видели этого человека? — спросил он. Перед первым посещением Мурхэд запретил ему упоминать других лиц, связанных с операцией «Аякс». Но теперь, когда Киссич тоже исчез, этот приказ был отменен.

Она внимательно рассмотрела снимок, затем покачала головой.

— Нет, никогда.

— Вам знакомо имя Филипа Любина? — спросил он, пряча фотографию.

— Любин, — она словно припоминала это имя. — Филип Любин, математик?

Сторм кивнул.

— Да, — сказала она. — Я никогда с ним не встречалась, но слышала о нем. В кругу математиков он хорошо известен. Наверное, Феликс его знает.

— Вспомните, ваш муж упоминал о нем?

— Возможно. Он знает столько знаменитых ученых! Их так много бывает в лаборатории.

Сторм передал ей другую фотографию.

— А этот человек вам знаком?

— Разумеется, — быстро ответила она. — Это друг президента Стивен Грир, которого никак не разыщут. За последнее время я видела его снимки не раз.

— Вы когда-нибудь с ним встречались?

Она не ответила, только опустила глаза на стакан чаю со льдом. Затем покачала стакан, и льдинки звякнули о стекло.

— Мне кажется, мы встречались, но Феликс сказал, что я ошиблась. — Она снова помолчала. — В тот вечер, после того как исчез мистер Грир, я показала Феликсу его фотографию в газете и спросила, не тот ли это человек, который был у нас прошлой осенью. Кажется, в ноябре… Но Феликс сказал, что нет, того человека из Вашингтона звали Мартин или Мортон. Он сказал, что они очень похожи, но это совсем разные люди. Помню, мы даже поспорили.

— Вы были уверены, что это Грир? — спросил Сторм. — Значит, в ноябре прошлого года?

— Да, — ответила она. — Была уверена, пока Феликс не сказал, что нашего гостя звали Мортон или что-то в этом роде. Он меня не совсем убедил, но, конечно, Феликс знал, с кем он так долго беседовал, не правда ли?

— Да, наверное… Вы потом говорили с ним об этом?

— Нет. К тому же Феликс через неделю улетел на конференцию в Хельсинки.

— Приходилось мистеру Киссичу раньше отправляться в подобные путешествия без вас?

— Да, — ответила она. — Нечасто, но случалось. Ему необходимо иногда побыть одному. — Она постучала пальцем по лбу. — Эти люди, которые столько думают… Вы понимаете?

Сторм просмотрел свои записи, подумал, о чем бы еще спросить, но ничего не придумал. Он допил чай. Миссис Киссич встала, комкая в руке платочек.

— Знаете, ваше посещение встревожило меня, мистер Сторм. Вы не можете мне сказать, что случилось с Феликсом?

— Не думаю, чтобы с ним что-нибудь случилось, — ответил Ларри. — Я уже говорил, мне самому ничего не объясняют, а только приказывают.

— Но ваши вопросы о мистере Грире и докторе Любине?.. Я читала в газетах о «докторе X». Это доктор Любин? Но при чем здесь мой муж?

— Я и сам хотел бы это знать, миссис Киссич. Извините меня.

Она дошла с ним до двери, но тут скрестила руки на груди. Добрый взгляд ее стал враждебным.

— Иногда я ненавижу правительства, — сказала она. — Они требуют, они выведывают, они выпытывают, и негде от них укрыться.

— Я вас понимаю.

Ларри снова почувствовал смертельную усталость и прилив ненависти к своему Бюро.

На прощание она все-таки протянула ему руку. Пальцы были тоненькие и холодные. Он осторожно пожал их.

— Я должен снова просить вас о помощи, — сказал он. — Если вы что-нибудь узнаете о мистере Киссиче, сообщите нам сразу, мы будем вам очень признательны. Можете звонить по этому телефону.

Он протянул ей карточку с номером специального телефона оперативного отдела в Вашингтоне.

Она посмотрела на карточку, затем на Ларри.

— На этот раз я ничего не обещаю, мистер Сторм.

— Как вам угодно, — сказал он и пошел по дорожке к шоссе, обрамленному двумя рядами величественных сикомор.

Было еще несколько интервью: с двумя факультетскими друзьями Киссича в Принстонском городке и с управляющим в Нассау-клубе, где Киссич иногда завтракал. Ничего существенного не прибавилось. Это была стадия поисков вслепую. С ума сойти от этих новых методов ФБР!

Вечером Ларри поужинал один в зале старого ресторанчика в Нассау Он сидел в одной из полуоткрытых кабинок за деревянным столом, изрезанным инициалами сотен побывавших здесь студентов: БФД, 39. УА, 41. С.М.Дж, 57… Стены были увешаны трофеями Принстона, тут были фотографии команд-чемпионов, весло знаменитого гребца, портрет баскетболиста под номером 42, видимо Билла Брэдли. Был тут и снимок Бейкера, прославленного атлета времен Скотта Фитцжеральда, а на полке над баром стоял ряд старых призовых кубков.

Мужские голоса звучали под низким потолком с балками сердечно и уверенно, все здесь дышало Принстоном, его историей, легендами и традициями. У многих пожилых посетителей — их называли здесь «старые тигры» — был забавный акцент, смесь псевдобританского и бостонского, — они говорили как-то в нос, и гласные прилипали у них к небу, словно боясь вылететь изо рта.

Ларри выпил два дайкири и подождал, пока усталость сменится приятным возбуждением. Затем он заказал отбивную с салатом из латука по-итальянски, а на десерт — фруктовый пирог и кофе. Он знал, что вместе со стоимостью номера это влетит ему в копеечку, но о чем заботиться холостяку? И для чего, в конце концов, существуют деньги?

— Еще один «тигр» вернулся в логово? — спросил громкий рокочущий голос.

Сторм поднял глаза и увидел человека с бычьей шеей и огромной головой. Он держал в руке стакан-и понимающе ухмылялся. Сторм его узнал. Он видел его на причале в Рио. Дэвид Полик, вашингтонский журналист. В памяти Ларри промелькнула карточка из картотеки ФБР. Еженедельник «Досье»… гроза вашингтонских деятелей… серьезный тип… вытряхивает в своих статьях из людей душу, как фокстерьер из крысы.

— Мы разве встречались? — спросил Сторм.

— Почти, — небрежно ответил Полик. — Кажется, в Рио. Вы Ларри Сторм. — Он протянул здоровенную ручищу. — Дэйв Полик из «Досье». Не возражаете, если я присяду?

— Прошу вас, — Ларри чуть не добавил: «Очень рад», но удержался, потому что эта встреча его вовсе не обрадовала.

Значит, Полик тоже узнал о Киссиче. Иначе что ему еще делать в Принстоне? Значит, теперь Киссич в центре внимания…

Полик так тяжело опустился на противоположную скамью, что вся кабинка заходила ходуном. Большим глотком он отпил из бокала янтарный напиток.

— Надеюсь, вам повезло с Деборой Киссич больше, чем мне, — сказал он. — Феликс улетел в Хельсинки, и точка. Больше она ничего не говорит.

— Киссич? — осторожно переспросил Сторм. — Феликс?

Полик расхохотался.

— Бросьте это, Ларри! Кого вы думаете одурачить? Один из лучших специальных агентов Пита Десковича в Принстоне. Значит, он занялся Киссичем, кем же еще?

Полик был огромен. Казалось, он заполнял всю кабину, а его лапа со стаканом походила на перчатку хоккейного вратаря.

— Я только что с Бэттл-роуд, — сказал он. — По-видимому, вы посетили маленькую леди раньше меня. Робкое существо. Мне не хотелось ей надоедать, но какого черта! Если не будешь расспрашивать и искать, ничего не найдешь.

— Если не трудно, объясните, о чем речь? — спросил Сторм.

Полик снова громко рассмеялся.

— Ну, конечно! Поделимся пополам. Вы расскажете мне, а я расскажу вам.

— Вы же знаете, что это невозможно, Полик.

— Называйте меня Дэйв, — проворчал гигант. Он умолк, окинул Сторма оценивающим взглядом. — Знаете, мы могли бы помочь друг другу. Если вы скажете, что это вас не волнует, вы соврете… От Грира к Любину, от Любина к Киссичу, правильно? Похоже на тройную комбинацию в игре, будь она неладна.

— Извините, Дэйв, — обаяние этого верзилы было неотразимо. — Вы знаете правила. Я не могу говорить, даже если бы захотел.

— Некоторые говорят, — заметил Полик. Он сделал еще глоток и грохнул стаканом по изрезанному инициалами столу. — Я получал от вашего Бюро немало фактов, но должен сказать, с ЦРУ у меня это выходит лучше. Давайте сделаем так. Я расскажу вам кое-что из того, что я выяснил. И буду наблюдать за вашим лицом, чтобы узнать, все ли у нас совпадает. Договорились?

— Я никогда не отказывался слушать, — сказал Сторм. — За это мне и платят.

— Ну да, понятно. — Полик поднял на Сторма глаза. — Мы оба знаем, что Грир зафрахтовал одно корыто под названием «Каза Алегре» и отплыл из Рио. Но если вы знаете куда, значит, вы меня опередили.

Сторм выдержал взгляд Полика не шелохнувшись.

— Теперь Любин, это уже нечто другое, — продолжал Полик, понизив голос. Сторм сразу его раскусил: журналист любил таинственность. — После всех этих еженедельных встреч или свиданий с Гриром в квартире на Р-стрит Любин улетает в Лондон в воскресенье на той же неделе, когда исчез Грир. Затем на самолете Иберийской авиакомпании он летит в Мадрид. Но куда он делся из Мадрида?

Сторм улыбнулся, надеясь, что не выдал своего удовлетворения. Газетчик поработал отлично — он ведь не пользовался привилегиями агента ФБР, — что особенно чувствительно за границей, где удостоверение ФБР открывало все официальные двери.

Реакцию Полика на улыбку Сторма можно было предвидеть.

— Послушайте, — предложил он, — хотите чего-нибудь выпить? — Он взглянул на пустую бутылку Ларри и чашку из-под кофе. — Ликера, а?

— Нет, спасибо, — ответил Сторм. — Я уже свое выпил перед обедом. А завтра тяжелый день.

Полик понимающе кивнул, как профессионал профессионалу.

— О'кей… А теперь о Киссиче, этом великом нобелевском лауреате. Я не сразу до него добрался. Однажды он встретился с Гриром и Любиным в той квартирке на Р-стрит. Но он знал Грира раньше! Грир побывал у него здесь, на Бэттл-роуд, в прошлом году.

Лицо Сторма осталось бесстрастным, но он подумал: «Браво, Дэйв!» Ларри отдавал себе отчет, что Полик работает в одиночку — одна голова, одна пара глаз, — в то время как он получал по каналам ФБР тысячи сведений, намеков, фактов и фактиков. Мурхэд мог не объяснять ему, зачем и почему, но он говорил, где, кто и когда, — что узнать, куда отправиться, с кем повидаться. Ларри смотрел на Дэйва со все возраставшим уважением.

— Далее, — продолжал Полик, — через десять дней после исчезновения Грира Киссич тоже садится в самолет. В воскресенье, через неделю после того, как Любин якобы отправился в свое автомобильное путешествие, Киссич летит в Хельсинки, на Международный конгресс физиков. Конгресс подвернулся весьма кстати, потому что уже через два дня после его открытия Киссич покидает свою гостиницу и улетает в Париж. Не так ли?

— Мы договорились вопросов не задавать, — снова улыбнулся Сторм. — Для вас я просто человек, который только что неплохо пообедал.

Полик как будто не обратил внимания на его реплику.

— Затем Киссич летит в Рим, а оттуда в Каир на обычных пассажирских самолетах, — продолжал он, отхлебнув еще из своего стакана и не спуская со Сторма глаз. — И наконец Киссич вылетает заказным спецрейсом в Кейптаун.

Улыбка Сторма оставалась спокойно-вежливой, но он почувствовал, как участился его пульс. Долгие дни поисков в Каире не помогли ему выяснить этот факт. И если в Бюро знают об этом, Мурхэд даже не шепнул ему. Ларри надеялся, что Полик не заметил его волнения.

— Таким образом, — продолжал Полик, — как это ни странно, мистер Киссич тоже стремился на побережье. Вы только представьте себе! Маленький щуплый старичок шестидесяти шести лет от роду добирается до атлантического порта, нанимает судно, точно так же, как Стив Грир, и отплывает. Но зачем ему понадобилось уходить в океан на старом полуразвалившемся краболове «Мэри Л.»? Что он, такой уж любитель омаров? Если человек ради ловли крабов проделал такой долгий путь до Кейптауна в Южной Атлантике, он их, наверное, обожает.

У Сторма кровь стучала в висках, он изо всех сил пытался скрыть свое ликование. Возможно, Полик выдумывал, но вряд ли. До сих пор все, что он говорил, довольно точно совпадало со сведениями Сторма. Ларри мысленно снова и снова перебирал в уме даты, часы, города. Знакомый душевный подъем, восторг открытия окрыляли его.

— Я передумал, Дэйв, — сказал он. — Пожалуй, я все-таки выпью. Закажите коньяку.

Полик одобрительно взглянул на него и подозвал официанта.

— Один коньяк, а мне еще раз виски.

Когда заказ принесли, оба подняли бокалы.

— Тост! — сказал Сторм. — За чертовски ловкого сыщика! — Но, когда журналист польщенно осклабился, Сторм добавил: — Это все, чем я могу выразить свою благодарность, Дэйв.

— Если я понял вас правильно, больше мне ничего и не надо, — сказал Полик.

Он накрыл один из вырезанных на столе инициалов донышком своего стакана.

— Одно меня смущает, — сказал Полик, чуть помолчав, — этот доктор Любин. Неизвестно, для чего он летит в Лондон, а оттуда в Мадрид и там исчезает из виду. В чем тут дело?.. Если Любин и в самом деле питает симпатию к Гриру, как намекает Калп из Кентукки, какого черта Любину делать в Мадриде, когда Грир в Рио-де-Жанейро? И еще одно. Зачем им тогда третий человек, к тому же престарелый ученый?

Полик изучал лицо Сторма, словно надеялся прочесть на нем ответ.

— Концы с концами не сходятся, правда? Что-то здесь явно нечисто, но только дело не в сексе. Вы согласны?

— Не старайтесь, Дэйв, ничего не выйдет. Мне неприятно говорить это хорошему парню, но вы сами напрашиваетесь. Я… я не могу ничего сказать, и точка.

Они погрузились в молчание. Полик угрюмо смотрел в свой бокал. Сторм потягивал коньяк. Он чувствовал себя счастливым и в то же время виноватым. Как человек, который получил пять настоящих долларов в обмен на свою фальшивую пятидолларовую бумажку.

— Вы знаете, как я это раскопал? — спросил Полик.

— Не знаю. А как?

Полик быстро взглянул на него с широкой ухмылкой.

— О нет. В эту игру надо играть вдвоем. Я не скажу, откуда мне все это известно.

— Я вас не порицаю.

Разговор перешел на всякую всячину — о Принстоне, о ФБР, о «Досье», о женщинах, о политике. Немного помолчали, Сторм оплатил свой счет и извинился.

Он заставил себя идти медленно. А ему хотелось опрометью броситься к лифту. Мысли подхлестывали его. Города на побережье! Портовые города Южной Атлантики! Он давно знал все, что касалось маршрутов Грира и Любина, а сейчас Полик добавил к Киссичу Кейптаун, еще один город с оживленным портом, связанный со всем миром.

У своего номера на третьем этаже Ларри никак не мог попасть ключом в замочную скважину и сам подивился своей торопливости. Войдя в номер, он сразу запер дверь на задвижку, опустил предохранительную защелку, включил свет и, бросив пиджак на стул, достал из своего дорожного чемодана тисненую папку.

Из папки он вынул две большие цветные карты, развернул их прямо на полу и сложил вместе. В таком виде они изображали половину земного шара, ту половину, которую омывал Атлантический океан: Европу, Африку, Южную Америку, восточное побережье Северной Америки и Гренландию. Он вырвал эти карты из своего собственного атласа, чтобы наносить на них передвижение Грира, Любина и Киссича. Цветные линии отмечали путь каждого: красная — путь Грира, зеленая — Любина и простым черным карандашом — маршрут Киссича. Сторм еще раз быстро проследил глазами каждую линию.

Ларри смотрел на карту, вспоминая все, что ему удалось узнать. Насколько ему было известно, Киссич и Любин встречались за последний год по крайней мере четыре раза, этот раз — в машине близ Принстонского студенческого городка за неделю до исчезновения Стивена Грира. Грир виделся с Киссичем только дважды в ноябре прошлого года: вечером в доме Киссича на Бэттл-роуд, а затем в середине августа в квартире на Р-стрит, где встретились все трое. Однако Грир с Киссичем, должно быть, не раз говорил по междугородному телефону. А с Любиным Грир встречался каждую неделю на Р-стрит в Вашингтоне и всегда по средам, когда якобы заседал Потомакский клуб.

Ларри сидел на корточках, разглядывая карту Южной Атлантики. Он бился над загадкой в поисках ключа.

…Трое выдающихся людей с восточного побережья: юрист, математик и физик — часто совещаются о чем-то, а затем исчезают один за другим на протяжении десяти дней. И все они добираются окольными путями до портовых городов Южной Атлантики. Зачем?

Он сидел так над картами, пока не заломило ноги. Тогда он растянулся на животе и сосредоточился на южной части Атлантического океана. Взгляд его скользил по западному побережью Африки, по растянутому восточному берегу Южной Америки, по океанским просторам с разбросанными между ними мелкими точками островов.

И тут Ларри вскочил на ноги. Внезапная мысль поразила его, ошеломила, пронеслась, все сокрушая на своем пути, как шар на кегельной площадке. Знакомая радость открытия. Усталости как не бывало. Двумя шагами он подошел к телефону… Остановился. Нет, только не через гостиничный коммутатор. Не такой это разговор.

Он поправил галстук и надел пиджак. Карты положил в папку, спрятал в чемодан, запер чемодан и вышел из номера. Не дожидаясь лифта, сбежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Посмотрел на телефонную кабину в холле, но прошел мимо: в любую минуту мог появиться Полик.

Сторм вышел из гостиницы в ночь, все еще наполненную терпкими запахами бабьего лета. Пересек маленький парк и направился к магазинам на Палмер-сквер, отыскивая телефонную будку. Но ни одной не попадалось. Он свернул налево на Нассау-стрит, прошел мимо прогуливающихся принстонских студентов, мимо веселой группы молодежи перед ярко освещенной витриной с книжками в пестрых обложках. Ни одного телефона! Он посмотрел на свои часы: двадцать минут одиннадцатого. Мурхэд, наверное, уже дома, но через оперативный коммутатор до него можно добраться. Ларри свернул еще раз налево, прошел мимо прачечной, где студенты сидели над книгами перед сверкающими автоматическими стиральными машинами. Господи, неужели в этом городе люди не пользуются телефонами-автоматами? Наконец, пройдя квартал по Уайтерспун, он увидел перед заправочной станцией стеклянную кабину, одну из многих копилок, в которые, как в кружки для подаяний, сыпались миллионы монет, чтобы излиться золотым дождем в кассы телефонных компаний, а оттуда — в карманы акционеров. Верхний свет окружил его голову ореолом, когда он захлопнул за собой дверь. Он опустил десятипенсовик и набрал номер. Через минуту его уже соединили с квартирой Клайда Мурхэда.

— Клайд, это Ларри. Снова «Аякс». — Он говорил сухим официальным тоном, скрывая свое торжество, расчетливо выжидая подходящего момента для взрыва бомбы.

— Из Принстона?

— Ага. Снова беседовал с миссис К. И еще кое с кем. Хорошего мало.

— Так чего же ты не даешь мне спать? Может, ты привык шляться по ночам, а мне надо быть в нашей лавочке без четверти восемь.

— Послушай, Мурхэд, — сказал Ларри. — Кое-что есть, и, может быть, важное. Мне кажется, я догадался.

— Слушаю.

— Клайд, — медленно сказал Ларри, — здесь, в городе Д.П., тот самый, который занимается «Аяксом» на свой страх и риск. Понял меня?

— Конечно. Продолжай.

— Ну, ты его знаешь, черт, а не человек… Так вот, сегодня, когда я обедал в гостинице «Нассау», он вдруг подходит ко мне и усаживается рядом. Мы никогда не встречались, но он меня знает.

— На это мне наплевать, — сказал Мурхэд.

— Что мне было делать? Во всяком случае, говорил он, а я только слушал. Он знает все насчет К., и он тоже беседовал с миссис К… Но, Клайд, этот парень знает кое-что, чего я не знал.

— Да?

— Он утверждает, — Сторм заговорил еще медленнее. — Он утверждает, что К. улетел в большой город в республику ЮА… Ты понял?

— Нет, боюсь, что нет.

— Черный континент, ну, такой, как я… ЮА… Но живут там белые, такие, как ты… во всяком случае, у власти только белые… Большой город на К.

— Ясно, ясно, — перебил Мурхэд. — Продолжай.

— Хорошо. Он утверждает также, будто мистер К. поплыл из города К. по соленой воде на чем-то под названием «Мэри Л.»

— Все понял. Очень интересно.

— Слушай, Клайд. Мне кажется, я напал на что-то очень важное, как я уже сказал, но мне нужна помощь.

— Всегда рад служить, Ларри. Чего ты хочешь? Повышения в чине?

— Заткнись… Я знаю, ты давно проверяешь К. по другим каналам. Скажи мне, сведения Д.П. достоверны? Они сходятся с нашими?

Некоторое время Мурхэд молчал, затем промямлил:

— Прошу тебя, Ларри, не спрашивай об этом. Ты знаешь установку по «Аяксу». Никаких подтверждений.

— Но сейчас совсем другое дело. Если я буду уверен, я, наверное, смогу добить все до конца.

— Извини меня, дружище, — Мурхэд изо всех сил пытался смягчить отказ. — Самый главный так распорядился. Ты же знаешь.

— Но, Клайд, — взмолился Ларри, — если бы ты мне сказал, мы разделались бы с этим делом в два счета!

— Прошу тебя, Ларри! — в свою очередь, взмолился Мурхэд. — Не заставляй меня повторять все сначала. Мы уже говорили об этом десятки раз.

— А, чтоб вам!.. — Сторм задохнулся от ярости.

— Поспи, и все пройдет, — добродушно посоветовал Клайд. — У нас тут тоже нервишки сдают.

— Сон не поможет, — Сторм от злости уже не сдерживался. — Это самое поганое дело, в какое меня втравливали за все годы работы в нашем собачнике. Господи, да что я тебе, сопливый новичок? Как, черт побери, я могу работать впотьмах да еще с мешком на голове?.. Хотел бы я видеть великого Клайда Мурхэда на моем месте! Попробуй хоть раз, приятель, один только раз!

— Потише, Ларри. Не я устанавливаю правила. Не забывай, не один ты в таком положении. Мы все жаримся на одной сковородке. Скажи, что ты там учуял?

— Черта я тебе скажу! — рявкнул Сторм. Он вспомнил испуганную, загнанную миссис Киссич, вспомнил ее слова, что порой она ненавидит все правительства. — Раз ты мне не помогаешь, буду действовать сам. Но, если сведения Д.П. не подтвердятся, я окажусь в дураках. Я уже не говорю о потере времени. Можешь не благодарить. Не за что.

— Ложись-ка ты лучше спать, — ответил Мурхэд. — Позвони мне утром, когда язва не будет тебя мучить. А затем пришли мне отчет о миссис К. Чем раньше, тем лучше. Договорились, любовь моя?

— Ладно.

Ларри машинально повесил трубку, открыл дверь кабины и только тогда вспомнил, что забыл взять свой десятипенсовик, поскольку разговор по спецномеру не оплачивался.

Он медленно возвращался в гостиницу, глубоко засунув руки в карманы брюк. Радость открытия умерла, раздавленная бульдозером ФБР. Он сразу почувствовал усталость, ссутулился, появилась ноющая боль в спине. Теплая ночь была сплошным обманом. Лето прошло, и с ним ушла окрыленность, которую он испытывал в былые времена. Пора взглянуть правде в глаза. Он всего лишь рядовой детектив, занятый обыденной слежкой, человек, которому не доверяют и который, может быть, никому не нужен.

В номере было жарко. Он разделся догола, не стал даже вынимать из чемодана чистую пижаму, а растянулся в постели под одной простыней.

Снова и снова мысленно он возвращался к одному: почему? Почему? Почему его заставляют работать над «Аяксом» вслепую, впервые за все годы службы? Правда ли, что главный отдал такой приказ? Возможно. Пол Роудбуш прежде всего политик, он наверняка опасается за исход выборов, а потому решил заморозить это дело до второго ноября. Но предположим, Мурхэд ему соврал. Предположим, все эти указания исходят от Десковича. Нет, маловероятно. Питер осторожный человек и не стал бы самовольничать. Но что, если Дескович по каким-либо известным лишь ему одному причинам задумал провалить Роудбуша? В таком случае он постарается навредить главному, скрывая от него истину. Что, если разгадка проста и отвратительна, и Дескович собирается в нужный момент открыть все карты перед людьми Уолкотта?

И как все-таки быть с его собственной догадкой? Что ему делать?

Так, беспокойно ворочаясь с боку на бок, Ларри вдруг вспомнил, как однажды утром месяц назад он разговаривал с Юджином Каллиганом о Любине. Пресс-секретарь держал себя по-дружески, пригласил его заходить, чтобы поболтать на досуге. Каллиган был единственным, кого он знал в Белом доме. Может быть, в таком важном деле стоит обратиться к этому человеку, близкому к президенту?

Разумеется, тут же подумал он, за это его вышибут из ФБР. Почти ничто не выходило за стены Бюро. Поступить так — все равно что самому сунуть голову в петлю. Сунуть в петлю… голову… голову «Аякса». Наконец он начал засыпать.

Но, прежде чем заснуть, Ларри Сторм принял решение. Завтра, вместо того чтобы писать отчет в Бюро, он отправится со всем, что знает, — включая свою версию, — в Белый дом. Что касается петли, то поживем — увидим.

В другом номере гостиницы «Нассау», этажом выше, в тот же час принимал свое решение Дэйв Полик.

Время поджимало его. Судя по вчерашней статье в «Пост-Диспетч», вскоре вся пресса свяжет «доктора X» с Филом Любиным, — это вопрос дней. Разумеется, Полик все еще был далеко впереди других журналистов. Он знал о Киссиче, знал, что встречались и исчезли три человека, а не два. Он полагал, что ни один репортер не знает того, что знает он: Грир и Киссич оба уплыли в океан на маленьких судах. След Любина, если говорить честно, потерялся в Мадриде, но Полик считал, что, если бы у него было время проследить за ним, математик привел бы его к Киссичу и Гриру. Все трое, в этом он был твердо убежден, находились где-то вместе.

Почему?

Хотя ключ к разгадке все еще ускользал от него, Полик пришел к достаточно твердому убеждению. Сексуальная версия исключалась. С самого начала она была весьма шаткой, а теперь рухнула окончательно. Если предположить, будто Грир сбежал с какой-то дамой, опять-таки — зачем ему тогда эти ученые? Чепуха! Финансовый скандал? Нет, еще невероятнее. Предположим, запутался Грир. Возможно. Но Любин и Киссич? Ни тот, ни другой никогда не интересовались деньгами, а ведь в дело впутаны все трое.

Нет, его догадка была куда сенсационнее! Впервые она мелькнула у него в Кейптауне всего несколько дней назад. Молодой матрос, который не раз плавал на «Мэри Л.», рассказал ему, что в прошлом году «Мэри Л.» снабжала водой и топливом русский траулер, который промышлял омаров на отмелях в Южной Атлантике. Это замечание заставило Полика насторожиться. Он сразу вспомнил, что, судя по портовым записям, сделанным в начале месяца, другой краболов, «Каза Алегре» из Рио, дважды доставлял свежее мясо и овощи на русский траулер, облавливавший те же отмели. И родилась версия: Грир, Киссич и Любин, все трое, имели доступ к секретным сведениям, касающимся безопасности страны, и теперь все трое находятся на борту советского корабля где-то в Южной Атлантике.

Конечно, это было всего лишь смутной догадкой, но картина вырисовывалась захватывающая. В одном Полик был совершенно уверен: ФБР знало все, что знал он, и гораздо больше. Это означало, что дело Грира может в любой день взорваться, как бомба, разумеется, если Роудбуш не сумеет замять его из политических соображений. Учитывая конкуренцию, Полик, отчаянный игрок и борец, должен был опубликовать свою сенсацию раньше других газет. А его «Досье» выйдет самое раннее во вторник. Полик уже решил на следующей неделя вместо обычных восьми страниц выпустить шестнадцать и все их посвятить Гриру.

Но прежде надо было сдержать обещание, данное Каллигану. Во вторник после его возвращения из Кейптауна пресс-секретарь наконец дозвонился до Полина и передал просьбу президента: поговорить с ним, прежде чем Полик что-либо напечатает. Согласен ли он? Господи, он ухватился обеими руками за такую возможность выложить Роудбушу все свои сведения и выводы. Хотя бы ради того, чтобы посмотреть, какая у него при этом будет физиономия! И что бы Роудбуш ни сказал и ни сделал, это будет материалом для статьи, ибо ни один президент не посмеет указывать Полику, что ему печатать, а что не печатать в его «Досье».

Таково было его решение. Он не мог больше замораживать материал. Прав ли он или не прав в своих заключениях, собранных им фактов было достаточно для потрясающей статьи, самой сенсационной за всю его карьеру. Итак, завтра Каллиган и Роудбуш.