"Ноктюрн Пустоты" - читать интересную книгу автора (Велтистов Евгений Серафимович)Глава двадцать четвертаяОставался один человек, которому можно было высказать все. Я вызвал Аллена. Он слушал, не прерывая, иногда цедил сквозь зубы: «Негодяи… Нечеловеки…» Потом сказал: — Ты прав на все сто, Жолио! Но ситуация сложнее, чем ты предполагаешь. Слушай сюда! — Это на нашем школьном жаргоне означало: будь предельно внимателен, крути мозгами, соображай! — Слушаю, Вилли! — Ты вольно или невольно оказался в эпицентре самой тайной и разрушительной войны!.. Точнее — ты и я. Мы оба. Соображаешь? — Туговато, Вилли, — промямлил я. — Может, от недосыпания?.. Он тихо засмеялся и сказал словечко, от которого жарко дохнуло давно забытым чувством великого мальчишечьего единства: — Не дрейфь! Я свистнул в ответ — совсем как в классе с задней парты, когда был готов отдать жизнь за доверие товарища. — Слушай сюда, Жолио!.. Я сравнил твои репортажи со своими данными и вывел систему. Понял? Сейчас кое-что напомню. — Давай. — Твои давние репортажи об этом славном муравьишке Джино. В конце концов ты нашел виновного — концерн «Петролеум». Он не одинок. У меня сотни снимков отравленных вод морей и океанов, пустошей на месте бывших лесов, исчезнувших рек. Что это, Жолио? — Уничтожение природы. — Вспомни Токио, — продолжал Аллен. — США произвели подземный взрыв, вызвали искусственное землетрясение. Спрашивается, зачем? — Ослабление экономического конкурента. — Я сформулировал наконец то, о чем не сказал в своем коронном репортаже. — Твои последние на земле туареги. — Голос Аллена звенел от волнения. — Кто мог проделать дыры в небе, сжечь защитный слой озона? Только две державы — или Америка, или Советский Союз. — Все знают, что именно США добиваются нефти Сахеля, — пробормотал я, сознавая, что факты складываются в страшную для мира картину. — Мне больно за мою страну, — сказал печально Аллен. Да, Америку всегда отличала погоня за изобилием за счет остального мира. Шесть процентов населения земного шара привыкли потреблять треть мировых ресурсов. Ради благополучия этих людей, да и то не всех, а лишь обеспеченных, расходовались энергия и ресурсы многих стран и народов, пускались в ход подкуп, шантаж, экономическое давление, государственные перевороты, развязывались в «горячих точках» планеты войны. Аллен продолжал перечислять методы новой климатической войны, которые он предвидел из своего далекого космоса. Искусственное цунами смывает города и поселки в странах, которые необходимо держать в страхе… Тысячекратно усиленные молнии уничтожают важные стратегические объекты… Тропические ливни, вызванные в любой точке земного шара, затопляют целые районы… Акустические волны на поверхности моря повергают к ужас и отчаяние экипажи кораблей противника… Десятки стихийных бедствий, как называли прежде непредвиденные явления природы, сознательно запрограммированные военными, политиками, купленными ими учеными, могли быть пущены в ход с такой же легкостью, с какой повернул ураган «Камилла» от Америки на слабые страны. — Как ты назвал это оружие? — спросил Аллен. — Оружие Зевса. — Название годится! (Я чувствовал, что друг улыбается.) Ты всегда был фантазер, Джон. — Это не мое название, Вилли. Это название авторов операции. Как видишь, они литературно подкованы. Что будем делать? Он кашлянул, словно выступал у доски, и я весь напрягся: снова находился в классе, вслушивался, как и все ребята, в каждое умное слово Вилли, когда он отвечал на уроке домашнее задание. — Надо объяснять людям. Прямо и честно. Слышишь меня, Джонни? — Он искал меня взглядом сквозь толщу пространства — времени и видел такого же мальчишку, как и он сам. — Да, слышу, Вилли! — крикнул я с облегчением, как, бывало, в детстве. — Честно и прямо, — педантично продолжал он, — предупредить людей о том, что так называемое оружие Зевса является началом вселенского конца. Слышишь? — позвал он. Я кивнул, и он уловил мой знак. — Что любое — ракетное, ядерное, самое сверхсовременное оружие, — продолжал он суховатым тоном, — выглядит рядом с ним каменным топором… Уже сейчас оно постепенно уничтожает планету!.. Я снова вернулся в наш класс, поднял руку: — Ты уверен, что сумеешь все объяснить и доказать? — Да, Бари, да! — Тон разговора стал слишком серьезным, раз Аллен пренебрег конспирацией. — Ты забыл… — начал было я. — Нет, не забыл! — оборвал Аллен. — Они все прекрасно слышат!.. Электронное ухо Пентагона работает круглосуточно. Предлагаю тебе, — закричал он, — заказать мой код банка. — Он тяжело дышал. — Пока они ищут, ты получишь все данные… Учти, времени мало… — Аллен, будь другом! — произнес я пароль нашей юности. — Обожди, отдохни несколько минут… — Давай! — Он понял, что я уже действую. Первым делом набрал код Аллена в банке информации, и через несколько секунд на телеэкране засветились таблицы и фотографии, на стол посыпались листы фотокопий. Значит, я опередил службу безопасности минут на десять — пятнадцать. Пока они разберутся в моих отношениях с Алленом, отыщут в электронной памяти наши прежние разговоры, сообразят, что к чему, и отнесут свои сводки начальству, я успею сделать все оставшиеся в своей жизни дела. Я уже звонил по телефону. Сначала — Боби: о лечебнице для Эдди. — Извините, срочное дело. Как моя просьба? Удалось найти? Боби сразу понял меня, перешел на телеграфно-условный язык. — Нашел. Когда начать операцию? — Я позвоню еще. Спасибо. Главный редактор новостей Фи-Би-Си Квингер, знавший меня немало лет, встретил предложение с интересом. Я обещал сенсационное сообщение, синхронный репортаж из студии и космоса, но требовал вечернее время, когда у экранов собирается самая представительная аудитория. Я знал, что каждая минута вечерних выпусков спланирована до секунды, что Квингер лихорадочно просматривает листы программ, соображая, чем бы пожертвовать для Бари. — Такого репортажа у тебя больше не будет! — сказал я. И Квингер сдался. — Хорошо. В восемнадцать ноль одну. Программу ведет Райт. — О'кей! Сейчас согласую с партнером. — И закричал в передатчик Аллену: — Ты можешь в восемнадцать ноль одну по нью-йоркскому времени? — Я выхожу на связь в восемнадцать ноль семь! — крикнул в ответ друг. — Как-нибудь продержусь шесть минут без тебя. Готовься! Сценарий согласуем позже. С главным редактором договорился, что он срочно закажет мои пленки из архива, распорядится подобрать кое-какие материалы, выделит монтажную. До репортажа оставалось около шести часов. Ничего. Успею. И не в такой запарке бывал… Зашел к Эдди. Положил ладонь на холодный лоб, сказал, что ненадолго уезжаю. Он отвечал, как обычно, взмахом длинных ресниц — сил на слова не хватало. Ресницы сомкнулись: да, он понял. Предупредил врача о переводе Эдди в другую клинику. Тот ответил: «Возможно, через неделю. Я изучу ваше предложение». Тон его был официальный, взгляд ничего не выражал. Чудак, неужели он думает, что мне не хватает средств на его услуги? Я чрезвычайно благодарен всем докторам этого госпиталя за Эдди, но сейчас не до объяснений. Теперь — в Нью-Йорк. Пачка документов Аллена — в кофре вместе с камерой. Кофр привычно-дружески жмет плечо. Такси мчит на аэродром. Я в очереди на самолет Чикаго — Нью-Йорк. Два часа полета. Снова такси. Оно везет меня к Рокфеллер-центру, где среди других вывесок висят знакомые буквы: «Фи-Би-Си». Лифт задержался: какой-то толстяк никак не может вылезти из-за груды чемоданов. Два негра в белых перчатках чопорно берут чемоданы за ручки и кладут на тележку, а он все лезет вперед и пыхтит, не замечая, что я его снимаю, — прекрасное начало моего последнего репортажа. Итак, о чем будет он? Пока монтажница выбирает лучшие кадры, я сижу и думаю об этой странной затее, называемой оружием Зевса, и никак не могу понять, кому все это понадобилось. Те, кто убиты, — убиты, раненые — стонут по ночам, живые — пока живут. Но неужели надо сделать так, чтоб на Земле не осталось никого: ни одноглазого забавного старичка Джино, который обязательно должен дожить до старости и рассказать детям историю своей жизни; ни Эдди, которого необходимо вылечить и вновь посадить в автомобиль, чтоб показать, как красив и интересен мир; ни одного из туарегов, который вспомнит, как они работали в цветущем саду на месте бывшей пустыни; ни, наконец, самого автора климатической войны, который в школьном классе, где учится его внук, вдруг признается, как он в молодости был причастен к страшному оружию, но потом сам, своими руками разобрал его на составные винтики — пусть, мол, живут другие!.. Меня вызвал Аллен. — Что, дружище? — спросил я. — Ты готовишься? Осталось полтора часа. — Ты взял мои материалы? — Голос друга был строг; я понял: что-то случилось. — Взял. — Положение осложнилось, Бари, — сказал Аллен, и в его голосе я уловил непривычные нотки пессимизма. — Космическое управление предложило мне законсервировать станцию, опуститься вниз. — Что это значит? — спросил я, не представляя своего друга в земных условиях. — Это значит, что за мной посылают космолет, я должен консервировать станцию, а на все остальное наплевать, — жестко пояснил Аллен. — Вилли… — сказал я растерянно и замолчал. Молчал я долго, понимая, что все сорвалось. Молчал и Аллен. — Эй, Жолио! — вдруг раздался сквозь космический треск передатчика его живой голос. — Ты где сейчас? — Где? — Я оглянулся, ощупал глазами тесное пространство помещения. И крикнул с вызовом другу: — Я здесь, Вилленок. На Земле, в Рокфеллер-центре! В Фи-Би-Си. Монтажная номер одиннадцать ноль два! Монтирую пленки для выступления в программе новостей в восемнадцать ноль одну! Как мы и договорились! — Ну, чего шумишь! — проворчал мой космический друг. — Я тоже готов послать кого угодно к чертям собачьим! Не собираюсь пылесосить станцию. Давай работать над программой! Что ты думаешь там показать? Мы монтировали с Алленом кадры, пока он не ушел из зоны слышимости. Вот и все… Надо сосредоточиться… побыть одному. Осталось немного до объявленного срока… Я сел в кресло, чтобы взвесить про себя очень важные для людей слова. Дверь отворилась, вошел седовласый человек лет семидесяти, одетый в строгий вечерний костюм, человек, каждый жест которого свидетельствовал, что он знаменит. — Привет, Райт! — сказал я ведущему вечерней программы «Сегодня вечером». — Джон, что ты выдумал? — спросил Райт. — Неужели ты веришь во всю эту галиматью? — Верю, Джимми, потому что имею факты, — ответил я, и он посмотрел на меня тяжелым, свинцовым взглядом, махнул рукой, повернулся: — Ладно, там поговорим! Через несколько десятков минут начнется программа «Сегодня вечером», там и поговорим. Как обычно — в программе Райта. Джимми Райт известен всей Америке: каждый вечер в течение часа она изучает его манеру держаться перед камерой и не может придраться к сорочке, галстуку, костюму, словам, жестам, остротам, даже возрасту, — все в нем самое-самое американское. Райт стремительно входил в небольшую студию, уставленную редакторскими столами, когда включены все камеры, и начинал говорить с самого порога. Точнее, с этой секунды, ровно в восемнадцать ноль-ноль, включались камеры студии вечерних новостей. Почти никто в редакции не видел до тех пор Райта, не знал, как он провел утро и день, какой фразой начнет обращение к миллионам телезрителей; помощники Райта не ведали о нем почти ничего, а сто процентов зрителей Фи-Би-Си считали его другом своего дома. От восемнадцати до девятнадцати ежедневно, кроме воскресенья. Я уже вышел из монтажной, собираясь провести в коридоре пять последних минут перед эфиром, когда меня срочно позвали к видеофону. Сенатор Уилли смотрел с экрана, и я ничуть не удивился этому вызову. — Добрый вечер, дружище! — прогудел он, тыча толстой сигарой мне в лицо. — С нетерпением жду передачу… С удовольствием смотрю ваши репортажи… Но только, Бари… — он погрозил сигарой, — прошу без лишних обобщений. — Вы хотите, сенатор, прокомментировать мое выступление? — резко спросил я. — Или выступление моего друга с космической станции «Феникс»? Сенатор ухмыльнулся. — Имейте в виду, Бари, передача из космоса не состоится. Или вы оба послушаетесь доброго совета, или — проиграете! — Вот что, Уилли! — Я приблизился почти вплотную к экрану, забыв, что имею дело с телевизионным призраком. — Я здесь, в двух шагах от студии… Что ты можешь сделать со мной, дорогой ты мой друг? И повернулся спиной, направился в студию. — Остановись, Бари! — хрипел сзади динамик. — Подумай серьезно… Это последнее предупреждение! Я резко обернулся. — Я подумал, сенатор. Хочу спросить… — Да? — Уилли! Зачем ты убил мою жену Марию? Отвечай! Экран погас. Уилли отключился. На одном из контрольных мониторов был уже виден Аллен: он сидел в кресле под пальмой в своей космической дали. Изображение чуть размытое, прыгающее, но к началу трансляции с «Феникса» картинка будет нормальной. — Ты слышал, Аллен? — спросил я в передатчик. Он вскинул голову, понимая, что я его вижу, пристально вглядывался в глазок своей камеры. — Слышал, Джонни, все слышал. — Он говорил спокойно. — Я получил такое же зловещее предупреждение от Пентагона. Они одна шайка, свиные рыла, пострашнее чем у Босха… — Что будем делать? — спросил я. — Начинать! — Аллен озорно улыбнулся. — Наша возьмет! — Ты молодчина, Аллеи! Встретимся в студии! |
||
|