Юрий Никитин Князь Владимир. Книга первая

Пролог

В крохотную каморку челядной шагнул высокий молодой воин. Лицо его было смуглое, хищное, голова чисто выбрита, лишь с макушки свисал длинный клок пышных темно-русых волос. В левом ухе блистала серьга с рубином, смуглое лицо было худым, настороженным, с выпирающими острыми скулами. Даже здесь, в своем тереме, он двигался как волк в лесу: настороженно, бесшумно, готовый внезапно оскалить зубы. Пальцы его крупных мускулистых рук никогда не удалялись от короткого меча на бедре и кинжала на поясе.

Железный шлем держал на локте левой руки, рубашка из железных колец плотно обтягивала широкие плечи. Он был в облегающих ноги кожаных портках и высоких сапогах для верховой езды.

Вместе с ним в тесное помещение ворвались тревожащие запахи конского пота, степных трав, пожаров и крови. Женщина, что лежала скорчившись на широкой дубовой лавке, повернула к нему измученное худое лицо. С воином пришел запах гари, словно бы стены раздвинулись. И огромная враждебная Степь ворвалась в тесную комнатку. И даже слышались крики заклятых врагов — хазар, савинов…

— Уже? — спросил он требовательно.

— Сын, — ответила она едва слышно.

Ее губы были бледными, она пыталась облизнуть их, язык царапался о сухое небо. У правого бока лежал завернутый в лохмотья ребенок с красным сморщенным личиком.

Воин поморщился:

— Чего такой красный? Урод какой-то.

Она прошептала слабо:

— Он будет красивым… все дети являются на свет такими… Дай ему имя, княжич.

Воин, которого она назвала княжичем, поморщился, оглянулся. Словно спрашивая самого себя, почему он стоит здесь в темном чулане, где нельзя дышать от запахов грязного белья и вони от близкого свинарника. Из-за его плеча выглянули и торопливо исчезли, как испуганные мыши, стряпухи. Молодой княжич грозен, свиреп, часто неистов. Под его горячую руку попасть — можно потерять и голову.

— Имя?.. Гм… Он был зачат в степи. Так пусть же будет Степаном!

Женщина вскрикнула, протянула к нему дрожащие руки:

— Нет… Степь — это кровь, набеги, пожары, полон… А у него должно быть имя… самое лучшее на свете…

— Тогда Костей! Чтобы стал крепким, как кость. И пусть будет врагам нашим костью в горле. Отец говорил, что Костяным звали его дальнего родственника Зигфрида.

— И это как-то грубо… Он же у меня первенький! Может быть, Назар? Ведь он на заре родился…

— Не по-мужски. Лучше Сила, Силантий, Стоян…

— А Наум? Чтобы был самым умненьким?

Воин сказал с раздражением:

— Водан, Рюрик, Потык — вот имена для воина! А то еще Ульяном назови, чтобы пчел приманивал, или Филей-Филипом, чтобы мыши боялись!.. Ладно, не реви. Ишь, посматривает, волчонок… Он останется рыжим или потемнеет?.. Давай так и назовем: рыжий волк, а? Рудой волк! Рудольф?

— Волк — это страшно, — сказала она несмело и заплакала.

Воин нависал сверху, молодой, но уже огромный и хищный, в запавших глазах блистали искры. Лицо с резко очерченными чертами выражало сдержанное недовольство. Он уже жалел, что пришел в каморку для низшей челяди. Мало ли, что когда-то во хмелю подгреб под себя эту девку, надо признаться, красивую, но когда вернулся из похода в Киев, было не до нее. Он вообще женщин мало замечал: сильные мужчины раздвигают мечом пределы, пробивают новые торговые пути в дальние страны, накладывают дань на богатых соседей, бдят, защищают, добывают, а сладострастие — это утеха рабов. Другие радости им просто недоступны.

— Ладно, — сказал он, отступая к двери, — выбери сама любое имя.

— Благодарю…

Она от слабости на миг опустила веки, а когда открыла глаза, в каморке было темно и пусто. Под окном раздался лихой свист, прогремел дробный стук копыт. Судя по направлению, где он затих, юный княжич умчался к воеводе Сфенелу, который был воеводой у князя Олега, оставался им при Игоре, а теперь все еще воевода и правая рука у великой княгини Ольги…

— Игорек, — прошептала она, — ты ведь такой игривый… Или Беримир, Селимир, Будимир… чтобы трудом своим заселил мир…

В каморке было душно и жарко. В единственное окошко пробивался сквозь стенку бычьего пузыря слабый свет. Потом подошла судя по силуэту, расседланная лошадь. Задумчиво почесалась о стену, подняла хвост. Малуша услышала дробный стук конских каштанов. Сильный запах конского помета тяжелой волной хлынул в тесное помещение.

Малуша ощутила дурноту. В раскрытой двери мелькали неопрятные челядинцы. Протащили тяжелую лохань, разбрызгивая дурно пахнущие помои.

— Нет, — прошептали ее обескровленные губы, — пусть будет сильным и стойким… Пусть станет хитрым и живучим… Хоть родился рабом, но пусть не останется им. Как суждено мне… И в залог этого, пусть имя его будет — Владимир!