"«Властелин мира»" - читать интересную книгу автора (Дашкиев Николай Александрович)
Глава VIII Неожиданная встреча
– Я мог бы растоптать вас, как насекомое. Сломать, как былинку. По капле выдавить жизнь из вашего тела… Но я не сделаю этого. Я прощаю вас и предоставляю вам возможность свободно работать. Вы лишь потеряете возможность любоваться экзотикой и будете дышать не гнилым удушливым воздухом, а чистым, профильтрованным. Короче говоря, в наказание я заключу вас в лабораторию на три года. А затем – катитесь ко всем чертям! За каждый день этого заключения вы получите тройную плату. Знайте: вы будете работать. Будете!.. Наибольшим злом для вас станет запрещение пользоваться интегратором. Смотрите же – не гневите меня. Все… Смит, проводите мистера Петерсона.
Джек Петерсон слушал Харвуда молча, тупо глядя под ноги. Его ничто не волновало, ничто не беспокоило. Удивительная апатия, охватившая его после неудачного покушения на босса, приглушила порывы и надежды. Заключение – пусть так. Лишь бы оставили в покое.
Безразличный взгляд Петерсона скользнул по черным кассетам с фотокопиями рукописи немца Вагнера. Восемь, кассет на сумму восемьсот миллионов долларов, – фу, какая чушь!.. Вот они лежат на столе у Харвуда, – круглые пластмассовые коробочки, ничем не примечательные, ненужные, как детские игрушки.
– Пойдемте! – Смит извлек из кармана пистолет, тронул Джека за плечо и отступил назад. – Не вздумайте бежать. Рука у меня твердая.
Джек молча двинулся к выходу.
– Нет. Налево, – командовал Смит. – Теперь – прямо!
Через потайной ход они вышли из лаборатории Харвуда и начали петлять по бесконечным переходам, туннелям, лестницам. Казалось, что Смит нарочно вел Петерсона самым длинным путем, чтобы запутать, сбить с толку.
Как-то незаметно они очутились в лаборатории. Первая, вторая, третья комната… Моторы и трансформаторы… Станки и радиоприборы. Стекло, никель, медь. Все – немое, холодное, неподвижное… Неслышно открывались двери, пропускали двух людей и автоматически закрывались вновь. И сзади тишина, и впереди тишина. Мертвая, прозрачная, как вода подземного озера.
Вот окончилась и лаборатория. Смит завел Петерсона в небольшую, хорошо обставленную комнату и скомандовал:
– Лягте на кровать. Лицом вниз. Так.
Послышались его шаги, затем легкий шорох и все стихло. Петерсон поднял голову, огляделся – Смит исчез.
Каждый заключенный прежде всего должен обследовать свою камеру, и Джек сделал то же самое: заглянул во все закоулки, поинтересовался содержимым шкафов и – столов. Потом подошел к двери. Она свободно открылась.
Передняя. Санитарный узел. Снова дверь – в коридор. Все залито ровным розоватым светом люминесцентных ламп.
Петерсон прошелся по коридору – сорок шесть шагов – и остановился у крайней двери. Открыл ее.
Какой-то кабинет. Книги, письменные принадлежности, аналитическая машина. На большом столе – интегратор. А за столом, в глубоком мягком кресле, какая-то бесформенная масса, нечто похожее на груду грязного белья. Но нет, это человек. Вот поднялось его одутловатое лицо, раскрылись водянистые выпученные глаза. Послышался хриплый голос:
– Кто?
Джек подошел ближе, сел на край стола и сказал:
– Я.
– Кто?
– Джек Петерсон.
Груда мяса шевельнулась, посопела носом:
– Надзиратель?
– Заключенный.
– Тогда – хорошо. Ты долго не протянешь. Погибнешь. Но прежде станешь таким, как я. Который час?
– Десять.
– О, хорошо! – чучело оживилось, протянуло руку к интегратору, включило его и натянуло «радиошлем» на абсолютно лысую голову.
Пока разогревались лампы прибора, Джек внимательно изучал незнакомца. Каждое движение этого человека было замедленным, словно силы мышц не хватало, чтобы оживить тело. Тусклый, безразличный взгляд. Ни капли – интеллекта… Кто же это?
Незнакомец настраивал интегратор. Все ближе и ближе на экране сходились две зеленые линии… И одновременно с этой грудой мяса происходили необъяснимые изменения: движения толстяка стали энергичнее, заблестели глаза, выпрямилась фигура.
Нет, это было уже не чучело!.. В кресле перед Петерсоном сидел пожилой плотный мужчина со взглядом жестоким и властным.
Джек с оторопью следил за странным превращением. А мужчина закричал:
– Кто вас учил садиться на стол?! Прочь отсюда!.. Гм, Петерсон! Кто такой Петерсон?!. Х-ха, помню!.. Жалкий слепой щенок, вы должны ползать передо мной на коленях, ибо я, я, спас вам жизнь!.. А на бумаги, измятые вашим глупым задом, вы должны смотреть как на святыню!.. Там расчеты конструкции, перед которой этот интегратор не более как игрушечная сабля против атомной бомбы. Прочь отсюда! И не появляйтесь, пока я вас не позову. Я – Вагнер! Понятно?
Джека Петерсона как вихрем смело со стола. Он не испугался крика, нет! Но перед ним был изобретатель интегратора, к тому же лишенный свободы!
– Простите, профессор! – пробормотал он смущенно. – Я даже не подозревал, что… Когда я прочел вашу рукопись…
– Прочли рукопись?! – пронзительно взглянул на него Вагнер. – Я слышу, как бьется ваше лживое сердце. Вы – шпион Харвуда, но шпион бездарный. Прочь!
Пожав плечами, Джек вышел из комнаты. Возбуждение, охватившее его минуту назад, вновь сменилось безразличием. Что ж, пусть так. Не все ли равно в конечном счете, кто изобрел интегратор?
Не из любопытства, а просто чтобы куда-нибудь себя деть, он зашел в соседнюю комнату. Это был такой же кабинет, как и у Вагнера, но чуть поменьше.
Джек сел к интегратору, хотел надеть «радиошлем», но неожиданно открылась дверь, и на пороге появился невысокий худощавый мужчина средних лет.
– Вы ошиблись, – сказал он сухо. – Ваш кабинет рядом.
– Прошу прощения.
Джек выключил интегратор, поднялся и направился к двери, но, взглянув на худощавого еще раз, остановился. Этого человека он где-то видел.
– Простите, мы с вами не знакомы?
Мужчина поклонился:
– Фогель. Петер Фогель.
– Немец?
– Да.
– Странно… А я – Джек Петерсон.
– Чему вы удивляетесь?
– Да просто… просто мне показалось, что я встречался с вами.
– Вполне возможно, – Фогель скользнул безразличным взглядом по его фигуре и направился к столу.
– Извините.
«Безразличный ко всему, неприятный человек! – думал Петерсон, направляясь в свою комнату. – Что и говорить: немец, да к тому же, вероятно, гитлеровец. Вот такие в концлагерях замучили сотни тысяч людей»…
Он остановился, задумался… Может быть, он и впрямь встречался с Фогелем в концлагере?.. Очень уж знакомы эти серые холодные глаза и скептическая улыбка. И сдержанность движений. И энергичная походка спортсмена… Но вместе с тем есть в этом человеке и что-то неожиданное, незнакомое, пожалуй, даже несвойственное ему… Неужели просто удивительное сходство двух разных людей?
– Фогель… Петер Фогель… – бубнил Джек, расхаживая из угла в угол. И вдруг стукнул себя по лбу а интегратор?! При помощи этого прибора можно вспомнить все, что видел когда-либо хоть раз!
Петерсон включил интегратор. И как только на экране зашевелились зеленые змейки, неясные воспоминания вмиг приобрели четкость и выразительность.
Да, он встречался с Фогелем раньше. Но… Но то был не Фогель, а…
И в памяти Джека Петерсона возникло:
…Начало мая 1945 года. Норвегия. Тромсе-фиорд. Подземная гидроэлектростанция, приспособленная гитлеровцами для добывания «тяжелой воды».
Проработав свыше двух лет в удушливой, отравленной атмосфере электролитического цеха, Джек Петерсон заболел суставным ревматизмом, да еще в такой острой форме, что даже гитлеровские врачи вынуждены были положить больного в госпиталь, – на территории лагеря, конечно.
Перед концом второй мировой войны положение в Тромсе-фиорд стало тревожным. Среди заключенных распространился слух, что «тяжелая вода» нужна гитлеровцам для создания чрезвычайно сильного взрывчатого вещества, грамм которого якобы может разрушить самый большой город мира, – Нью-Йорк, например.
Это были первые намеки на атомную бомбу, которую так и не успели создать немцы. Неизвестно, как могли просочиться эти слухи в полностью изолированный концлагерь, – возможно, их распространяли сами фашисты, чтобы поддержать настроение своих солдат, но заключенные теперь поняли, почему так часто и настойчиво над Тромсе-фиорд кружатся самолеты.
Ни одна бомба не упала еще на подземный завод, – бомбардировщики методически разрушали близлежащие села, – однако кто мог бы поручиться, что основной бомбовый удар не будет направлен точно в цель?
А тут еще с севера все явственнее начал слышаться гул артиллерийской канонады, – поговаривали, что там высадился и направляется на Тромсе десант союзников.
Больные в госпитале концлагеря потеряли сон и спокойствие. Каждый из них пламенно желал скорейшего освобождения… и боялся тех страшных минут, когда гитлеровцы в последнем пароксизме попытаются истребить всех заключенных.
Однажды утром в лагере началась беготня. Случилось что-то неожиданное и, пожалуй, неприятное для фашистов. Охрана оставила свои посты, медицинский персонал исчез; суетились денщики, собирая вещи.
И вот во двор въехала военная машина под белым флагом.
– Наши! Наши! – закричал один из заключенных, русский.
В машине находилось двое – солдат-шофер и худощавый мужчина в форме советского майора.
Навстречу парламентерам выбежал комендант лагеря – краснолицый тучный полковник. На лице его был испуг, однако он старался сдержать себя и, приближаясь к майору, замедлил шаги, напыжился, еще больше побагровел.
Советский майор молча передал ему пакет. Комендант прочел ультиматум, скомкал бумагу, швырнул прочь и выкрикнул:
– Нет!.. Я сдам объект лишь в том случае, если смогу вывести отсюда всех с оружием и оборудованием.
– Это ваше последнее слово? – советский майор улыбнулся и кивнул головой в сторону скалы, возвышавшейся на севере. – А знаете ли вы, что ваш объект будет стерт с лица земли нашей артиллерией за каких-нибудь десять минут?
– Не будет! – вызывающе ответил полковник. – Я выведу на поверхность пленных. Вам не разрешат их убивать.
– М-да… – на лице майора появилось озабоченное выражение. – Разрешите воспользоваться радиостанцией, чтобы передать ваш ответ?
– Пожалуйста.
Майор быстрыми шагами подошел к автомашине, настроил передатчик и сказал в микрофон обычным деловым тоном:
– «Цветок», «Цветок»!.. Я – седьмой!.. Ультиматум отклонен. Комендант лагеря угрожает вывести заключенных на поверхность… Придется осуществить план номер два…
Он бросил на коменданта внимательный взгляд и резко скомандовал:
– Батарея!.. На меня!.. Огонь!
Больной русский, переводивший шепотом эту беседу, прыгнул прочь от окна палаты:
– Стреляют!.. Ложись!
И тотчас же где-то далеко прозвучали глухие взрывы, а затем послышалось завывание снарядов.
Все ближе, ближе, ближе… И вот взвизгнуло, рявкнуло, загрохотало; качнулся пол, брызнули осколки стекла, посыпалась штукатурка; в палату ворвались клубы дыма. Не успели отзвучать взрывы, как вновь послышался тот же голос:
– Батарея!.. Правее – ноль-пять!..
– Подождите! – хрипло выкрикнул комендант. – Я согласен. Да, согласен.
– От-ста-а-вить! – нараспев протянул майор. – Ультиматум принят!.. Передайте на «Розу»: майор Щеглов вступает в обязанности коменданта объекта номер три.
Больной русский бросился к окну и, махая рукой сквозь решетку, закричал:
– Товарищ майор!.. Товарищ майор!..
Майор оглянулся, приветливо кивнул головой: подожди, мол, друг! – и пошел с полковником по направлению к комендатуре.
– Щеглов!.. Майор. Щеглов! – шептал русский, провожая его влюбленными глазами. – Какой молодец!.. Огонь на себя, а?
И Джек Петерсон тоже лопотал вслед за советским солдатом:
– Чеклофф… Мистер Чеклофф…
…Пробежало и погасло видение. Никогда больше не пришлось видеть Петерсону майора Чеклоффа. Но сильное то было впечатление, если и теперь, много лет спустя, в обстоятельствах, исключающих даже мысль о возможности встречи с советским гражданином, человек, назвавший себя Петером Фогелем, показался чрезвычайно знакомым.
«Но почему – Фогель? – размышлял Петерсон. – Может быть, в Советском Союзе выведали об интеграторе, и майор Чеклофф просто послан в разведку?».
Однако в тот же миг Джек услышал фразу, окончательно сбившую его с толку:
– Меня послали в Советский Союз, и я прожил там свыше двадцати лет. Я втерся в доверие, вступил в партию, даже получил звание майора… Меня не беспокоили до поры до времени. Я должен был выполнить лишь одно-единственное, но чрезвычайно важное задание…
Это говорил Щеглов-Фогель! Говорил по-немецки. Не подозревая, что кто-нибудь его может услышать!
– …Но задания мне так и не дали. А потом… Простите, repp Вагнер, нас никто не услышит?
– Нет, нет! Я конструировал это подземелье для самых точных опытов. Сюда не долетит ни единый звук, пусть даже на поверхности земли рвутся бомбы.
– А отсюда?
– Тоже. Я проверял это при помощи интегратора.
– А через броневую защиту стен им не проложить проводов для микрофона ни за что!
– А тот шпион Петерсон?
– Сто чертей! В самом деле. Выключите-ка, пожалуйста, все интеграторы, кроме моего, и говорите тише…
– Вон тот выключатель. Нет, крайний… Ну, так что же дальше?
– Я…
Экран перед Петерсоном погас. Оборвались звуки.
Джек снял шлем, задумчиво потер лысину.
«Втерся в доверие… Получил звание майора… – повторял он мысленно. – Но зачем же тогда нужно было рисковать жизнью в Тромсе-фиорд?».
И вот теперь – шпион… Не Чеклофф, а Фогель. Петер Фогель… Какая же нужна сила воли, чтобы вот так играть роль честного человека?!. И где вообще кончается человеческое благородство и начинается подлость?.. Какими приборами измеришь искренность поступков и правдивость слов?.. Что за лекарства нужно давать мерзавцам, убийцам, лжецам, скупцам, лодырям, чтобы каждый из них стал честным, мужественным, добрым? Качества человека определенным образом зависят от структуры его мозга. Но ведь эту структуру можно изменить. Значит, можно произвольно изменить и характер человека?
Джек остановился пораженный. Он пришел к оригинальному и неожиданному выводу: достаточно создать чудесный эликсир и напоить им самого отпетого гангстера, чтобы тот стал честным человеком. Применить подобную процедуру к миллиардеру – и он раздаст свои богатства нищим. А нищие под влиянием лекарства устыдятся своего бездельничанья, начнут напряженно работать… Стоит лишь устранить в людях мелкое, эгоистическое, звериное – и на земле воцарится настоящий золотой век. Не «золотой век» Харвуда, с кучкой полубогов над безликой массой живых роботов, – а нечто светлое, радостное, как утренняя заря… И зачем тогда борьба?.. Коммунизм – пусть его назовут даже так! – придет не через классовую борьбу, а легко, спокойно, радостно… И это сделает интегратор! Если Харвуд мечтает привить с помощью этого прибора звериную ненависть друг к другу у миллионов людей, так почему бы не попробовать привить им взаимную любовь и уважение?!
…Вот так размышлял Петерсон, лихорадочно бегая по своей комнатушке. У него пылали щеки, уши; сильно и радостно билось сердце.
Нет, не о каких-то там миллионах, не о роскоши и женщинах надо было мечтать в те минуты, когда на пленке фотоаппарата «Контакс» фиксировались страницы рукописи профессора Вагнера!.. Овладеть секретом интегратора надо! Пусть придется смести Харвуда, Смита, Вагнера и Фогеля. Это – во имя жизни на земле. Во имя светлого и счастливого будущего всего человечества… И поэтому он, Джек Петерсон, будет угодливым и лукавым, хитрым и жестоким. Он выжмет из себя все свои силы, все знания, станет помощником Харвуда. А затем… О, затем он уплатит за все. Добром за зло. Он добром искоренит ту несправедливость, которая господствует на земле испокон веков!
…Жалкий слепой человек!.. Он и не подозревал, что его проект был лишь красивой утопией, и что, выходя один на борьбу со злом, он подписывает смертный приговор самому себе.