"Очерк православного догматического богословия. Часть I" - читать интересную книгу автора (Малиновский Николай Платонович)

§ 11. Непостижимость существа Божия при всеобщей уверенности в бытии Божием

I. Первая и основная истина христианского вероучения и всего христианского богословия есть истина бытия Божия. Веровати же подобает приходящему к Богу, яко есть (Евр 11, 6) Бог, — высочайшее и всесовершеннейшее Существо, Который не далече от каждого из нас: ο Нем бо живем, движемся и есмы (Деян 17, 28), и от Которого все зависит. Св. Писание предполагает эту истину общеизвестною и называет безумным того, кто сказал в сердце своем: несть Бог (Пс. 13, 1). И это понятно. Ο бытии Божием свидетельствует человеку самая его богосозданная и богоподобная природа, которой присуща идея ο Боге, как врожденное влечение к живому общению с Ним, и способность непосредственно ощущать Его бытие, чувствовать Его близость и воздействие на свой дух, когда Он прикасается к душе человеческой и дает ей знать ο Себе. Вот это-то ощущение таинственного воздействия Божества внутренним чувством человека и служит основанием всеобщей непоколебимой уверенности в бытии Божества, во все времена находившей и находящей свое выражение в благоговейном почитании Божества, или в религии. В особенности {стр. 55} восприимчива к воздействиям Божества душа христианская, очищенная от греха и приближенная к Богу. Но христианство дает основание для убеждения в бытии Божием и внешнее, историческое — в явлении Бога во плоти в лице И. Христа.

II. С верою в бытие Божества нераздельно и непосредственно связано представление ο Нем, как ο Существе, безмерно возвышающемся над всем видимым и доступным нашему наблюдению и познанию миром, и потому непостижимом в Его внутреннем существе никаким сотворенным умом. «Что есть Бог в существе Cвоем (т. е. Сам в Себе. в полном отрешении от Его проявлений в мире), — учит «Православное исповедание», — того не может знать ни одна тварь, не только видимая, но и невидимая, то есть, ни самые ангелы, ибо совершенно нет никакого сравнения между Творцом и тварью» (отв. на вопрос 8). Познание существа Божия может быть свойственно только Самому Богу. По словам Спасителя, никтоже знает Сына, токмо Отец, ни Отца кто знает, токмо Сын (Мф 11, 27). Ап. Павел говорит: кто бо весть от человек, яже в человеце, точию дух человека, живущий в нем; такожде и Божия никтоже весть, точию Дух Божий. Дух бо вся испытует, и глубины Божия (1 Кор 2, 10–11).

Слово Божие указывает и причины, почему для человека невозможно проникнуть в тайну существа Божия. Моисею, молившему Бога: яви ми Тебе Самаго, дa разумно вижду Тя, Бог, несмотря на необычайную близость к Себе Моисея, говорил: не возможеши видети лица Моего: не бο узрит человек лице Мое, и жив будет (Исх 33, 13, 20). Причиной, следовательно, невозможности для человека зреть непосредственно беспредельное величие лица, т. е. существа Божия, служит узкость и ограниченность его природы; если бы человек восхотел, во что бы то ни стало, познать существо Божие, то все усилия его были бы бесплодными и гибельными для него. И Моисею Бог обещал показать не самое лице Свое, но лишь задняя Своя (Исх 33, 22–23; сн. Иов. 11, 7–8: Сир 43, 29–35).

{стр. 56}

Новозаветное откровение, утверждая, что Бога никтоже виде нигдеже (πώποτε — никогда, Ин 1, 18), учит: Царь царствующих и Господь господствующих живет во свете неприступнем, Его же никтоже видел есть от человек, ниже видети может (1 Тим 6, 15–16). Потому еще, следовательно, невозможно для людей зреть Бога, что Он обитает во свете неприетупнем, т. е. такого рода области бытия и жизни, куда не в силах проникнуть человеческий разум, подобно тому, как зрение глаза не в состоянии проникнуть во внутреннюю область солнечного света.

III. Прямую противоположность откровенному учению ο непостижимости существа Божия представляет воззрение, которым допускается полная познаваемость Бога человеческим разумом. Такое воззрение возникло еще в языческой древности. Язычник, мысливший в своих богах самого себя в разных состояниях и положениях своей жизни, мог сказать, что он знает своих богов так же хорошо, как и самого себя. В христианство оно силилось проникнуть посредством разного рода лжеучений и ересей (в первые века — гностических). Особенно отстаивали мысль ο полной постижимости Бога последователи Ария — Аэтий и еще более Евномий. В новейшее время подобное же воззрение на познаваемость Божества повторено представителями пантеистической философии. Церковь еще в древности в лице отцов и учителей, боровшихся с евномианством (особенно обличали евномиан, называвшихся и аномеями, Григорий Богослов, Василий Великий, Григорий Нисский, И. Златоуст), решительно осудили столь крайнее учение. Опровергая утверждение лжеучителей, будто ограниченною человеческой мыслью может быть объято необъятное величие Божие, они выясняли следующее. Дух наш ограничен, а Бог бесконечен; конечное никогда не может вполне обнять бесконечного; бесконечное перестало бы быть бесконечным, если бы было совершенно постигнуто существом конечным; нами познанный в своем существе Бог перестал бы быть Богом для нас. Потому-то постижение сущности Божией невозможно не только для людей, но и для всякой сотворенной разумной природы. И горние силы, даже серафимы и херу{стр. 57}вимы, не постигают существа Божия; напротив, они еще более, чем мы, сознают Его непостижимость, подобно тому, как зрячие гораздо более, чем слепые, чувствуют нестерпимость солнечного света. В силу своей ограниченности дух человеческий не может проникнуть в сущность даже многих конечных существ и предметов, не постигает сущности материи и стихий, действующих в природе, сущности нашей души и образа соединения ее с телом, тем более, следовательно, непостижимо для него существо Божие. Ограниченный дух наш соединен еще с вещественным телом; оно, как туман, лежит между нами и чисто невещественным Божеством и препятствует духовному оку в полной ясности принимать лучи божественного света; общая же греховность людей делает их еще менее способными возвышаться до чистого созерцания Божества. Самые святые Божии, получавшие на земле откровения, напр., пророки и апостолы, не усвояли себе совершенного познания ο Боге и ожидали познания, высшего по сравнению с настоящим, только в вечности. Наконец, если для нас неиспытани судове Его и неизследовани путие Его (Рим 11, 33), непостижимы дела Его (Еккл 3, 11; 8, 17), то тем более неисследим Тот, чьи суды, пути и дела таковы.