"Сэйдж" - читать интересную книгу автора (Хесс Нора)

Сэйдж и Джим, наслаждаясь тишиной, проехали пару миль вдоль берега реки, а потом двинулись прямиком через равнину, направляясь к Чертовой горе, у подножия которой находилось ранчо Макбейна. Между всадницей и ее провожатым царило молчание.

День был прекрасен. Теплый, сухой воздух слегка дрожал, поднимаясь от горячей земли к безоблачному небу, такому синему, что на него было больно смотреть. Под копытами лошадей во все стороны, насколько только хватало глаз, раскинулся роскошный ковер полевых цветов.

— Я люблю эту прекрасную землю! — думала Сэйдж, окидывая взглядом это великолепие цветов и трав. — Как тяжело будет покидать все, чтобы жить в грязном, многолюдном городе, среди чужих людей, которым не будет до меня никакого дела. И не к кому даже будет обратиться, если понадобится помощь. Не хочется даже думать о том, как такой переезд отразится на Дэйни!

И все-таки придется это сделать, если она хочет, наконец, избавиться от своего деверя.

Когда Майор резво помчался вперед, Джим внимательно посмотрел на уши жеребца. Они предупредят его об опасности раньше чего угодно. Конечно, надо быть полным идиотом, чтобы на равнине, вроде этой, решиться преследовать кого-нибудь. Вот когда станет темно и они остановятся на ночлег, тогда и наступит самое опасное время.

Когда они будут сидеть вокруг костра, хорошему стрелку не составит большого труда, оставаясь где-нибудь в тени, одним метким выстрелом отправить противника к праотцам. Джим понимал, что он крепко сглупил, вообще затеяв эту поездку. Однако, Сэйдж на редкость настойчивая молодая особа. Если ей что-то взбредет на ум, нет никакой возможности ее разубедить.

Чего стоит одно только ее стремление уехать из Коттонвуда и освободиться от его покровительства!

— Ладно, — решил Джим, — придется не поспать ночку другую и держать кольт наготове. Да и Майор будет поблизости. Всегда, когда Джиму угрожала опасность, жеребец предупреждал о ней лучше всякой собаки.

Во времена его криминального прошлого Латура не раз будило прикосновение фыркающей рыжей морды: жеребец предупреждал хозяина, что к лагерю приближается посторонний.

После полудня Джим натянул поводья возле маленького водоема. Сэйдж остановилась рядом, и, пока лошади неторопливо утоляли жажду, Джим полез в переметную сумку и достал два сэндвича, аккуратно упакованных в промасленную бумагу. Он передал один женщине и произнес:

— Если у тебя все в порядке, то поедим на ходу.

— Все отлично, — Сэйдж принялась разворачивать еду. — Но почему бы нам не остановиться?

— Эту поездку можно совершить, сделав только одну ночевку, если, конечно, ты не будешь мешкать в пути и не будешь тратить время на пустяки, вроде того, чтобы устроить ленч или развести костер и сварить себе кофе. В этом случае, придется ночевать пару ночей.

— Тогда, конечно, давай скорее поедем, — Сэйдж вздрогнула. — Я бы вообще не хотела ночевать в дороге. С меня хватило того, как мы с Дэнни прятались, убегая от Миланда.

— Ну, в этот раз, уверяю тебя, все будет по другому. У нас будет горячий ужин, спать ты будешь в уютном тепле. И потом, — добавил Латур уверенно, — тебе не придется беспокоиться о том, что твой деверь подкрадется к тебе.

— Это приятно слышать, — улыбнулась Сэйдж и запустила зубы в хлеб с мясом.

Уже начало смеркаться, когда Джим опять остановил своего жеребца возле огромной дуплистой сосны.

— Ну вот, это моя отметка: полпути проехали, — сказал он, спрыгивая на усыпанную сосновыми иголками землю и подводя коня к большому кострищу, устроенному прямо под раскидистыми ветвями дерева.

— Уж и не знаю, кто первый устроил тут свой лагерь, но, как видишь, золы много, значит, останавливаюсь тут не только я.

Мужчина помог Сэйдж слезть с лошади, причем его руки на мгновение задержались у нее на талии. Женщина смущенно посмотрела на него, и Джим в ту же секунду разжал объятия и, отвернувшись, стал расседлывать лошадей. Своего Майора и вторую лошадь он привязал к дереву, решив, что если у ночлега появятся волки, то животные смогут их учуять.

Затем он развязал подпругу, аккуратно уложил ее вместе со стременами на большой камень поблизости и рядом растянул две попоны, чтобы сидеть на них во время ужина. Седла Джим положил тоже поблизости, чтобы они служили изголовьем для постелей.

Сэйдж следила за тем, как неторопливо, основательно мужчина устраивал место для ночлега. В его движениях была какая-то спокойная уверенность, от которой веяло умиротворением и силой. Закончив устройство лагеря, Латур начал готовить костер. Присев возле кострища на корточки, он сложил вместе обгоревшие от предыдущего костра поленья. Положил под хворост пару горстей сухих сосновых иголок и поднес к ним спичку. Спустя мгновение просмоленные ветки весело затрещали, и пламя костра загудело.

Когда Джим достал кухонные принадлежности, Сэйдж спросила: «Может, я могу чем-то помочь?»

— Нет, нет, ничего, — Джим слегка улыбнулся, и в эту секунду показался ей каким-то особенно красивым на фоне этого громко потрескивающего костра, вечернего неба и бескрайней равнины, заросшей цветами и высокой травой.

— Ты просто сиди и украшай наш бивуак своим присутствием. Ты такая красивая, — сказал он. — Мне нетрудно. Я так часто этим занимаюсь, что это стало моей второй натурой.

Сэйдж покраснела, услышав оценку своей красоты, но не ответила. Да и что можно было на это сказать?! Что она не считает себя слишком большой красавицей? Так это создало бы впечатление, что он должен добавить еще какой-нибудь комплимент. К тому же она давно не та хихикающая юная девчонка, которая не понимает разницы между честным комплиментом и неискренней похвалой.

Если Джим сказал, что она красивая, значит, он действительно так думает. Поэтому молодая женщина осталась сидеть, наслаждаясь тишиной и молча глядя, как ее спутник налил воды из своей фляги и вскипятил кофе, а потом нарезал тонким ножом ломтики свинины в закопченную кастрюльку с длинной ручкой.

Солнце стремительно свалилось за темневшие в отдалении горы, и на землю опустилась ночь. В этом бескрайнем темном пространстве их костер казался маленьким, еле заметным, но от его потрескивавших поленьев распространялось доброе тепло, словно от пожатия дружественной руки; яркие искры взлетали высоко вверх, а вокруг плясали сумрачные, загадочные тени. Сэйдж посмотрела через плечо на ставшую вдруг враждебно таинственной темноту, надеясь, что огонь костра достаточно ярок и отпугнет волков, которые, она была в этом уверена, во множестве бродят вокруг.

Джим увидел ее нервное движение и ободряюще улыбнулся:

— Не беспокойся, Сэйдж. Ни один враг на четырех или двух ногах не нападет на нас. Он даже не сможет к нам подкрасться. Майор предупредит меня, если кто-то чужой появится на расстоянии мили от нас.

Затем он притронулся к кольту.

— И если уж я воспользуюсь этим, то никогда не промахнусь в того, в кого целюсь.

И Сэйдж поверила, что мужчина говорит правду, и она в полной безопасности. Джим сумеет защитить ее от любой опасности. Она расслабилась и, наслаждаясь запахом горящих сосновых дров, взглянула на огонь, а затем приняла из рук своего спутника жестяную миску с жестковатым поджаренным мясом и разогретой фасолью.

Наконец, Сэйдж съела все, что у нее было в тарелке, тщательно вытерла ее последним куском хлеба и, удовлетворенно вздохнув, откинулась назад и оперлась спиной на камень, возле которого сидела.

— Вы неплохой повар, босс, — улыбнулась она.

— Спасибо, дружок, — Джим улыбнулся в ответ и налил себе и ей кофе.

— Весь секрет в том, чтобы правильно приготовить фасоль.

Сэйдж улыбнулась и осторожно сделала глоток горячего кофе, в то время как мужчина начал сворачивать себе сигарету. Они еще посидели вдвоем, наслаждаясь тишиной, прислушиваясь к треску костра и доносящемуся до них мирному пофыркиванию лошадей, жующих траву. Наконец, Джим заметил, что у его спутницы слипаются глаза. Тогда он встал, взял скатанные одеяла и развернул их.

Сэйдж тоже поднялась с попоны, на которой сидела, чувствуя, что еще немного, и она заснет, не дождавшись, когда будет готова постель. Однако, когда Джим разложил поверх попоны спальный мешок, женщина, взяв одеяло, остановилась в растерянности, не зная, где его расстелить, чтобы лечь. С другой стороны костра? Это было бы разумно, но она совсем не желала, чтобы Джим находился от нее так далеко!

Когда он заговорил, в его голосе звучало удивление:

— Располагайся рядом, Сэйдж. Как иначе я смогу охранять тебя?

Чувствуя, что ведет себя как последняя дура или старая девственница, молодая женщина приготовилась лечь на свою постель, когда Латур вновь нарушил молчание.

— Я сейчас свожу попить лошадей к озерку в нескольких ярдах отсюда, так что у тебя есть минут десять или около того, чтобы… э э э… приготовиться ко сну.

Сэйдж мысленно поблагодарила своего спутника за ту деликатность, с которой он дал ей возможность лечь без свидетелей. Быстро сделав все необходимые приготовления, она скользнула под одеяло и, когда Джим возвратился к костру, ведя коней в поводу, сделала вид, что спит. Латур вычистил сухими сосновыми иголками посуду, затем посмотрел на старательно притворившуюся спящей женщину, улыбнулся и лег. Спустя некоторое ; время Сэйдж осторожно открыла глаза. Джим заснул, а у нее всю сонливость, как назло, словно рукой сняло.

«А все же неплохо спать под открытым небом, особенно, если устроишься с комфортом», — думала она, глядя на мерцание бесчисленных звезд в бездонном небе. Ей казалось, что в их призрачном, нежном свете исчезают все страхи, беды людские, и звезды, проливая на землю свой голубой свет, словно маленькие серебряные колокольчики, вызванивают хрустальный мотив волшебной колыбельной песенки, под которую так спокойно спать…

Сэйдж было тепло, она была сыта и находилась в безопасности. Как замечательно!

Внезапно в отдалении послышался жуткий волчий вой, нарушивший очарование летней ночи. Сэйдж захотелось придвинуться к Джиму поближе, чтобы почувствовать исходящую от него спокойную уверенность. И вдруг женщина испуганно вздрогнула, потому что услышала совершенно спокойный голос Латура:

— Расслабься, Сэйдж. Они не подойдут к костру.

И, совершенно успокоившись от его голоса, она сразу заснула и только один раз открыла глаза, когда услышала, что мужчина откинул одеяло, подбросил в костер сучьев и снова лег.

«Интересно, как он догадался, что огонь гаснет?» — подумала Сэйдж и вновь провалилась в сон.

Утро началось ярким, теплым солнечным светом, но налетавший временами довольно резкий ветер заставлял женщину дрожать и кутаться в свою теплую куртку. Сейчас она была рада тому, что последовала совету Джима и взяла ее с собой.

— Ветер холодный, потому что дует с гор, — объяснил Джим, приготавливая завтрак, точно такой же, впрочем, как и вчерашний ужин. — Там, на вершинах, еще лежит снег, и он не растает до конца следующего месяца.

Завтрак прошел торопливо. Потом, пока Джим седлал лошадей, Сэйдж собрала постели. Ее руки и ноги немного болели после вчерашней езды в седле. Тело не привыкло к этому, и она немного боялась, что не выдержит еще одного дня на спине лошади, которую нанял для нее Латур. Однако, не прошло и нескольких минут, как Сэйдж размялась и вновь почувствовала себя прекрасно.

В полдень Джим достал еще один сандвич из числа тех, которые готовила Тилли, и передал его Сэйдж; и вновь они подкрепились, не останавливая легкой рыси своих лошадей.

— Надеюсь, что у Джонти на ужин не будет говядины, — запив ленч глотком воды из фляги, произнес Латур. — Я от нее немного устал, а как ты?

— Ой, я не знаю! Я не очень разборчива в еде, — ответила Сэйдж. — Вообще-то, мне нравится говядина. Когда я жила на ферме, мы ели, главным образом, свинину и курятину.

— Я бы хотел услышать о твоей жизни на ферме… если, конечно, тебе не очень больно об этом говорить.

Сэйдж посмотрела на простиравшуюся перед ними равнину. Может ли она говорить о ферме и доме, где они с Артуром провели их семейную жизнь и так упорно работали вместе? В ее памяти встало дорогое, доброе лицо Артура, и она решила: да, она хочет говорить о том месте, где, как ей думалось, прошли лучшие годы ее жизни.

— Это был не очень большой участок, — начала она, — всего около пятнадцати акров, и десять из них — под кустарником и зарослями. Но у Кейла было пятьдесят акров, которые примыкали к нашей земле, так что вместе две фермы давали нам достаточно. Правда, работать нам, четверым, приходилось с восхода солнца до заката. Мы жили небогато, но нам хватало, мы были всегда сыты.

«Но никогда у тебя не было того, что делает жизнь приятной, — подумал с грустью Джим. — Ни красивых нарядов, ни шелковых лент, ни драгоценностей, за исключением того широкого, грубоватого обручального кольца на пальце.»

Джим вспомнил, как поразили его грубые, в мозолях, пальцы Сэйдж в ту ночь, когда он отчаянно пытался сбить у нее температуру. Эти пальцы особенно странными казались в сравнении с ее нежным белым телом.

Внезапно ему остро захотелось дать этой красивой, настрадавшейся женщине все эти милые вещи, которые так шли ей и которых у нее никогда не было.

Как только он об этом подумал, его лицо потемнело и нахмурилось. О чем он, черт побери, думает? Женщина, подобная Сэйдж, примет дорогие подарки только от своего мужа, а Джим Латур никогда не станет мужем какой либо женщины. У него нет ничего, что бы он мог дать ей. И хотя Джим мучительно, с какой-то голодной страстью желал ее, он понимал, что эта женщина слишком порядочна, чтобы можно было ограничиться легкомысленной связью с ней. Ей был необходим добрый, хороший человек, который ее полюбит и женится на ней.

Перед глазами возникло лицо Джона Стюарта, но Джим досадливо отмахнулся от этого видения. Ему бы не хотелось, чтобы Сэйдж стала женой мужчины из Коттонвуда. В этом случае ему придется постоянно с ней видеться и знать, что она принадлежит другому. Сама мысль об этом невыносима! Так пусть она уедет куда нибудь и там выйдет замуж за кого-то неизвестного!

До захода солнца оставалось часа два, когда Джим указал рукой в западном направлении и сказал:

— Вон там, у подножья горы, среди холмов, есть ранчо.

Сэйдж прикрыла ладонью глаза от слепящего вечернего солнца и разглядела в отдалении группу строений.

— Ого! Похоже, это большое хозяйство.

— Да. Мне говорили — одно из крупнейших в этой части западных штатов.

Они вместе подхлестнули лошадей и галопом направились прямо к горам. И вдруг Сэйдж издала звонкий, радостный крик оттого, что увидела, как навстречу им рысит маленький индейский пони с крохотной фигуркой наездника на сильной широкой спине.

— Это Дэнни! — она взволнованно улыбалась Джиму.

— И, похоже, этот маленький чертенок неплохо ездит верхом, — крикнул в ответ Латур. — Это в нем говорит индейская кровь! — И немного погодя горделиво добавил:

— Нет лучших наездников, чем индейцы.

Три лошади, наконец, сблизились, и наездники одновременно натянули поводья. На несколько мгновений всадников скрыли клубы пыли, поднятые копытами. Дэнни и Сэйдж, не дожидаясь, пока пыль уляжется, бросились навстречу друг другу и обнялись. Джим улыбнулся. Ему доставляло огромное удовольствие смотреть на эту смеющуюся, обнимающуюся парочку. Они были так счастливы оттого, что вновь увиделись, и не скрывали этого.

Наконец, Сэйдж отстранила племянника. Ее глаза жадно обежали лицо мальчика.

— О Боже, Дэнни! Ты растешь не по дням, а по часам. Стоит от тебя отвернуться, и ты перегонишь свою тетку по росту.

Дэнни с готовностью кивнул:

— Ага, Корд говорит, что я вырос, по крайней мере, на два дюйма. Он сказал, что если я так и дальше буду расти, то очень скоро он возьмет меня работать на ранчо!

— Похоже, ты очень рад этому, — улыбнулась Сэйдж, однако, в душе она была встревожена. Этот парнишка явно не собирается жить в большом городе. Женщина смотрела на его загорелое, сияющее лицо, в его чистые зеленые глаза, привыкшие к открытым просторам, и ее сердце взволнованно стучало. В грязном, шумном городе с этого личика исчезнет вся радость, когда он лишится возможности играть среди трав или скакать на лошади. И, может быть, там никогда не будет такого же безоблачного, ясного неба.

Джим, не зная об этом, думал примерно так же. Ведь это же почти преступно — оторвать мальчика от жизни, которая ему нравится, и ввергнуть в такое существование, которое лишит его всей радости бытия.

Когда Латур бросил свой взгляд на Сэйдж и увидел, как она беспокойно хмурится, он понял, что ее обуревают такие же сомнения. Тогда он спрыгнул на землю и широко улыбнулся Дэнни.

— Ну, что ты думаешь о моем мустанге, Джим? — Дэнни потрепал маленькую лошадь по холке. — Его мне дал Корд. Я назвал его Героем потому, что он очень храбрый. Однажды, когда мы были на прогулке, он затоптал до смерти гремучую змею.

— Очень красивое животное, и могу тебе сказать, Дэнни, ты за ним очень хорошо ухаживаешь, — похвалил его Джим, и лицо мальчика расцвело от удовольствия. — Нам надо …

Но в этот момент его прервал дробный перестук копыт, и они увидели стремительно мчащегося к ним всадника.

— Джонти! — радостно закричал Джим, чувствуя одновременно и счастье при виде дочери, и тревогу от того, что она так рисковала, пуская лошадь стремительным галопом.

— Вот так сюрприз! — на Латура смотрели такие же, как у него, глаза. Он протянул к молодой женщине руки и легко снял ее с седла.

— Я вас не ждала, по крайней мере, до следующего месяца!

— Будь довольна, что я приехал, когда приехал, — Джим легонько шлепнул ее. — Что-то ты себе позволяешь такие скачки в твоем-то положении? Ты что, не собираешься подарить мне внука?

— Ой, пап, от такой короткой поездки ребенку ничего не сделается! — Джонти засмеялась, а потом повернулась к спутнице отца. — Добро пожаловать, Сэйдж. Дэнни по тебе страшно скучал.

— Да и я тоже о нем тосковала, — Сэйдж обняла племянника за худенькие плечи и вдруг испуганно охнула. Прямо на них несся огромными прыжками такой огромный волк, какого она никогда не видела.

Она в страхе схватила Джима за руку и закричала:

— Джим, волк, волк! Стреляй в него!

Все вокруг засмеялись, и Сэйдж поняла, что испугалась напрасно, когда увидела, как Дэнни побежал навстречу чудовищному животному и, обвив ручонками его толстую шею, закричал:

— Все в порядке, тетя Сэйдж! Это зверюшка Джонти. Он совсем ручной. Его подарил ей Джонни Легкая Нога, а зовут его Вулф.

— Ого! Джонни не пришлось долго ломать голову над именем для этой зверюшки, — слабо улыбнулась Сэйдж, все так же держась за руку Джима и чувствуя, как взволнованно бьется ее сердце.