Конрад ФИАЛКОВСКИЙ Я — МИЛИКИЛОС

Конрад Фиалковский — польский ученый-кибернетик, доктор физических наук, специалист в области вычислительной техники, сотрудник Варшавского политехнического института. Советскому читателю известен сборник его научно-фантастических расска зов "Пятое измерение".

"ПОЛЬЗУЙТЕСЬ УСЛУГАМИ "КОСМОЛЕТА"!" "МИГ — И ВЫ НА ЛУНЕ!" "СОВРЕМЕННЫЙ ЗЕМЛЯНИН ПУТЕШЕСТВУЕТ ПО КОСМОСУ ТОЛЬКО В ВИДЕ ЭЛЕКТРОМАГНИТНОЙ ВОЛНЫ!" "ОРГАНИЗУЙТЕ ГРУППОВЫЕ ПОЕЗДКИ НА ЮПИТЕР!" "МЧИСЬ СО СКОРОСТЬЮ СВЕТА К ГРАНИЦАМ СОЛНЕЧНОЙ СИСТЕМЫ!"

Фоторекламы стреляли гигантскими буквами в небо над центральным портом и гасли в стратосфере, видимые на расстоянии сотен километров.

Я сидел на четырнадцатом этаже тринадцатого корпуса в комнате 1413 и играл в шахматы с автоматом. Как обычно, я проигрывал-впрочем, иначе и быть не могло. Помню, однажды, несколько месяцев назад, я выиграл, но тогда у автомата были повреждены системы связей и он играл со мной, используя одну сто двадцать седьмую часть своего мозга. Об этом сухим профессиональным тоном мне сообщил ремонтный автомат, (в тот момент его индикатор достоверности стоял на 99,9 %).

Я терпеть не могу шахмат и в свободное время старательно обхожу все места, где можно встретить шахматистов. При одном виде шахматного коня у меня портится настроение. Но здесь, на четырнадцатом этаже тринадцатого корпуса, в отделе жалоб и предложений, у меня просто нет другого занятия. Месяцами сюда никто не заглядывает. Ни у кого нет претензий к «Космолету». Все довольны, что развитие цивилизации позволило создать подобное бюро путешествий. Гениальное изобретение уменьшило нашу солнечную систему до размеров большого города. Раньше, во времена, к которым не хочется возвращаться даже мысленно, путешествие было сложной проблемой. Взять, к примеру, хотя бы полет на Юпитер, — а ведь это далеко не окраинная планета! Чтобы побывать там, приходилось заказывать место в ракете за несколько месяцев. Полет длился несколько недель. Попробуйте вообразить, как чувствует себя человек, запертый в тесной ракете, где от бескрайних просторов пустоты его отделяет лишь хрупкий металлический панцирь. Но, к счастью, все это кануло в Лету. Сегодня с помощью ракет перевозят только грузы, да и то такие, которые, собственно говоря, можно было бы и не возить.

Современный человек, освобожденный от веками сковывающей его атомной структуры собственного тела, путешествует со скоростью света в виде сгустка информации. Собственно, идея такого путешествия не нова. Уже древние считали, что, изготовив соответствующие химические соединения и расположив их так, как они расположены в живом человеке, можно получить другого человека, во всем подобного оригиналу. Это-то бесспорно. Трудность состояла в том, чтобы создать соответствующий анализатор. В течение многих веков эта проблема оставалась неразрешимой, и лишь развитие пейроэлектроники позволило в наше время создать мозг, способный запомнить структуру человеческого тела.

Сразу же после этого появился «Космолет», могущественный сложнейший конгломерат, малюсеньким винтиком которого являюсь я (четырнадцатый этаж тринадцатого корпуса, отдел жалоб и предложений). Я не стану расхваливать наше бюро — для этого есть отдел рекламы. Замечу только, что другого столь безупречно работающего отдела в солнечной системе нет.

Подумайте, сколько драм написано о том, как Он летит в ракете исследовать ледяные скалы Титана, а Она остается на Земле и посылает ему письма, полные тоски (либо наоборот). Теперь этой проблемы вообще нет. Вы хотите повидаться с ней? Пожалуйста: договариваетесь о встрече у подножия Памира, входите на Титане в анализатор, который разложит вас на атомы, знакомясь со структурой вашего тела. Исчерпывающую информацию о ней передают по радио на Землю. Земной синтезатор воспроизводит ваше тело, и всего за несколько часов вы переноситесь в Азию.

Мы не допускаем ненужных драм. Правда, литераторы не могут простить нам уничтожения столь удачного видеотронного сюжета и обвиняют «Космолет» в том, что он-де искажает тело и искривляет ноги, а кому-то там синтезатор якобы забыл воспроизвести печень! Но это ложь! Я уже много лет работаю в отделе жалоб и предложений, и ничего такого не случалось, ну, разве что разок-другой, но это к делу не относится.

Помню, началось это с утра. Главный контролер нашего порта указывал на скверный прием с внешних планет и предлагал задержать пересылку путешественников. Потом он успокоился и мы решили, что помехи в приеме были вызваны временным возрастанием солнечной активности. Когда контролер, уже совершенно успокоившись, зажег на контрольном пульте зеленый треугольник, разрешая прием, я пошел в свою комнату и принялся за обычное занятие. Я как раз кончил проигрывать шестую партию, когда засветился экран видеофона и передо мной предстала испуганная физиономия диспетчера.

— Дам, кажется, тебе сегодня предстоит пережить несколько неприятных минут…

— Что случилось?

— Какая-то авария на Титане… Оттуда возвращались несколько человек…

— И что — растворились в пустоте?

— Нет, но их немного деформировало… — Диспетчер состроил такую гримасу, что я заподозрил наихудшее.

— Не воспроизвели им голов, конечностей?..

— Нет. Но они уменьшились. Словно кто-то превратил нормальных людей в карликов, точно сохранив все пропорции. И это самое странное…

— Но это же невозможно! Это не может быть случайностью…

— Да, похоже на злой умысел.

— Но зачем кому-то понадобилось создавать карликов? — удивился я, так как недооценивал человеческой изобретательности.

— Я тоже этого не понимаю, — он пожал плечами. — Во всяком случае, я тебе не завидую. Неприятности на сегодня тебе обеспечены.

— Сколько их?

— Неприятностей?

— Да нет, этих… уменьшенных?

— Увидишь. Во всяком случае, приготовься к приему. Через несколько минут первая партия выйдет из синтезаторов…

Я встал. Пригладил волосы, сдул невидимую пылинку со стола, еще раз окинул кабинет критическим взглядом и придал лицу деловое выражение. Сейчас кто-нибудь войдет и начнется… Придется объяснять, что эта метаморфоза произошла не по вине «Космолета», что всему причиной законы физики…

Я долго расхаживал по кабинету, а когда наконец остановился, информационный автомат с треском распахнул дверь перед небольшим человечком. Человечек подозрительно огляделся и подошел ко мне.

— Меня зовут Бим Мом, — сказал он гулким басом, исходившим откуда-то из глубины живота.

Это было так неожиданно, что я с трудом удержался от смеха.

— Дам, заведующий отделом жалоб и предложений, — представился я.

Бим Мом кивнул, словно подтверждая, что именно я ему и нужен.

— У вас какие-нибудь претензии к "Космолету"? — спросил я, и вида не подав, что знаю, в чем дело.

— Претензии? Это не то слово! Я потерпел ущерб и возмущен! — крикнул он, а его голос напоминал басовитое рычание стартующей ракеты. — Вы безответственные головотяпы, эксплуатирующие человеческую доверчивость! Что вы наделали, посмотрите… — Он трагическим жестом указал себе на грудь.

— Успокойтесь и скажите наконец, в чем дело?

— То есть как в чем? Вы же меня… укоротили, разве не видите?

— Нет. А как вы выглядели раньше?

— Вы не видите разницы? Раньше я был человеком, мужчиной, а не обрубком, как теперь! Посмотрите! — Он сунул мне под нос свою видеографию.

Действительно, на фоне зеленых скал Титана стоял слегка сгорбившись широкоплечий мужчина, а передо мной была его уменьшенная копия.

— Да, бывает, — сказал я негромко.

— Что бывает?

— Помехи при приеме…

— Не понимаю. — Он пожал плечами.

— Вы кто по профессии? — спросил я.

— Астроном. — Бим Мом с недоумением взглянул на меня.

— Чудесно! — обрадовался я. — Мы с вами поладим!

— Ни в коем случае! — опять вспылил Бим Мом.

— Да я не об этом. Как астроном вы должны знать принципы термодинамики.

— Да, конечно, — растерянно согласился он.

— Вот это я и имел в виду.

— Но какое отношение имеют принципы термодинамики…

— То есть как? Ведь, между прочим, они гласят, что в замкнутой системе энтропия не уменьшается.

— Уж не хотите ли вы сказать, что именно поэтому нас превратили в лилипутов? Глупости! Вы и сами это отлично знаете.

В дверях появилась уменьшенная молодая женщина. Она внимательно осмотрела меня с головы до ног, словно я был манекеном в витрине.

— Ну да… — Я не находил веских возражений, а она тем временем подошла совсем близко.

— Замечательно вы нас… обработали. Правда, теперь я умещусь в любом из этих прелестных детских гелиоптеров, зато все мои платья будут мне велики! Вам хотя бы известно, что именно произошло? — Она бросила на меня проницательный взгляд.

И тут я понял, что не гожусь для отдела жалоб и предложений. У меня в голове не было ни единой мысли. Я не мог ничего придумать. "Только и умеешь, что проигрывать автомату", — сердито подумал я.

— Значит, вам ничего не известно! Советую хорошенько обдумать план действий, пока они не явились сюда.

— Кто "они"?

— Волноэкскурсия с Титана, которую переслали после нас. Они собрались внизу и обсуждают, что делать дальше. Рано или поздно они придут к вам.

— Ну, что-нибудь я им да скажу, — сказал я легкомысленно.

— Советую придумать что-нибудь пооригинальнее. Среди них есть археологи, у некоторых при себе автобиты… — усмехнулась она.

Я побледнел, и она заботливо спросила:

— Вам нехорошо?

— Нет… нет…

Бим Мом неожиданно оживился.

— Представляю себе, что тут произойдет через минуту, — расхохотался он.

Через минуту в кабинет ворвались волноэкскурсанты. Они толкались в дверях, пытаясь перекричать друг друга. Некоторые грозили мне сжатыми кулачками. И только тогда я понял свою истинную роль в «Космолете». Я был тем, кого в древности называли жертвой, которую резали во славу богов во время больших торжеств. «Космолет», придерживаясь принципа: "Наш клиент — наш бог", тоже, видимо, должен был иногда приносить жертвы.

Вначале я пытался что-то им объяснить, но вскоре понял, что они все равно меня не слушают. Кричали те, которые уже были в кабинете. Те, кто еще оставался за дверью, тоже кричали. Шум стоял невыносимый. Если б не искаженные яростью лица, их можно было бы принять за шумную ватагу ребятишек, выходящих из детского сада.

Я подумал, что у меня, наверное, вид провинившегося школьника, и чуть не рассмеялся. Однако мое положение отнюдь не было веселым. Человечков в кабинете набивалось все больше и больше.

Кабинет не был резиновым, так что попасть внутрь удалось не всем. Стало так душно, что у меня по лбу заструился пот. Я дышал с трудом, хотя толпа едва доходила мне до груди. Им, должно быть, приходилось еще хуже, но, несмотря на это, верещание не прекращалось. В смешанном хоре голосов я все чаще различал крик:

— Окно! Окно!

Наконец кто-то рядом со мной крикнул:

— Откройте окно!

Я подумал, что им душно, но вдруг почувствовал, что они настойчиво подталкивают меня к окну. Четырнадцатый этаж! Перед глазами у меня встали ряды окон нижних этажей и в глубине, внизу, — серая площадь гелиодрома с разбросанными на ней многоцветными пятнами гелиоптеров.

— Но послушайте! — Я старался перекричать их. — Ведь это не моя вина. Во всем виноваты программисты передатчика на Титане! Они вас укоротили. Я тут ни при чем…

Меня никто не слушал. Окно распахнулось. Подоконник все приближался и приближался.

Вдруг мне показалось, что в окне, заглушая нестройный хор голосов, раздается жужжание мотора. Я повернулся. За окном висел гелиоптер. В корзинке, прицепленной у него под хвостом, сидел репортер видеотронии и с помощью видеопередатчика передавал то, что творилось в кабинете. Он помахал мне рукой и крикнул:

— Спасибо, что повернулись… Прекрасно… Теперь улыбнитесь! — Его многократно усиленный голос я слышал отлично.

Я скривил лицо, силясь улыбнуться, ибо сознавал, что на меня глядят миллионы видеозрителей. Однако улыбки не получилось. Она превратилась в гримасу боли, так как в этот момент меня ударили в солнечное сплетение.

— В окно его, в окно! — истерически верещал кто-то.

В эту минуту я заметил, что к окну приближается еще один гелиоптер, а под его фюзеляжем колышется веревочная лестница. Это было спасение. Не обращая внимания на удары, которыми меня осыпали, я начал протискиваться к окну. Репортер ободряюще улыбнулся и приник к визиру аппарата.

Спустя секунду я был уже на подоконнике и с ужасом увидел, что репортер знаками показывает пилоту второго гелиоптера, чтобы тот не приближался к окну.

— Лестницу! Лестницу! — отчаянно вопил я, изо всех сил цепляясь за раму. Сзади на меня наседала толпа, впереди разверзлась пропасть.

— Подождите минутку, — успокаивал меня в мегафон репортер. — Мне нужно расстояние, чтобы охватить всю картину…

— Но они меня выкинут… Спасите!

— Потерпите. Только момент. — Гелиоптер с репортером медленно отошел подальше. Второй с лестницей придвинулся ближе.

Я схватился за лестницу, уже падая, и кое-как вскарабкался к дверце кабины. Кто-то втащил меня внутрь. Несколько раз сверкнула фотовспышка. Это сидящие внутри репортеры запечатлели момент моего появления в кабине.

— Вы Дам, специалист по теории сокращений?

— Какое будущее ожидает укороченного человека?

— Это первый этап укорочения? Ваш прогноз?

— Ускорит ли это экспедиции к звездам?

Вопросы сыпались со всех сторон. Я ошаращенно вертел головой, а потом энергично кивнул.

— Да, это укорочение, — неопределенно ответил я.

— Скажите, укороченный человек чем-нибудь отличается от нас? — Небольшой чернявый репортер в очках немного заикался.

— Абсолютно ничем. Просто он немного поменьше… -

Я начал обретать уверенность.

— А этот взрыв восторга, который мы наблюдали, был вызван улучшением самочувствия?

— Разумеется! Чем меньше организм, тем меньше потребности, отсюда и улучшение самочувствия.

И где они углядели восторг, хотел бы я знать!

Больше они ни о чем меня не спрашивали, так как мы опустились на гелиодром. Выходя из гелиоптера, я услышал отрывок сообщения:

"…восторг укороченных людей не поддается описанию. Они радуются своему росту, — сказал нам проектировщик Дам, специалист «Космолета» по вопросам миниатюризации. — «Космолет» свершил великое, историческое открытие, достойное нашей эры, эры миниатюризации. В эпоху, когда каждый предмет, каждый автомат становится все меньше, человек также должен пересмотреть свое отношение к собственному росту. Будущее принадлежит миниатюризованным — именно миниатюризованные люди полетят к звездам".

Я шагал по плитам гелиодрома, и все расступались передо мной. Образовавшийся таким образом живой коридор вел к двери кабинета директора «Космолета». Я хотел как-нибудь улизнуть, добраться до ближайшего гелиоптера и улететь домой, однако стоило мне свернуть с назначенного маршрута, как из толпы выбежал молодой человек, поддержал меня и отвел на середину прохода. Сверкнуло несколько вспышек, а на лицах стоявших поблизости людей отразилось беспокойство.

— Ему нехорошо? — послышалось в толпе.

— Это от переутомления, — ответил кто-то приглушенным басом.

Больше я не пытался сбежать.

Кабинет директора был переполнен.

— Дорогой коллега, — Директор сделал шаг мне навстречу. — Я восхищен вашим успехом. Это успех всей нашей организации. — Последнюю фразу он произнес громко, чтобы ее слышали в кабинете все.

— Но, господин директор…

— Нет, нет, коллега! Примите мои сердечнейшие поздравления.

Потом я пожимал десятки рук. Все наперебой говорили, что гордятся мною, что это достижение космического масштаба. Я уже перестал слушать, когда кто-то задал вопрос:

— Почему вы вели свою работу втайне?

Я не нашелся, что ответить. Так я и знал, что кто-нибудь наконец задаст вопрос, на который придется отвечать конкретно. Я лихорадочно искал какой-нибудь правдоподобный ответ. У меня мелькнула было мысль признаться, что все это ошибка и недоразумение. Но нет. После этого Годья наверняка не захочет со мной разговаривать! А этого я допустить не мог. Вдруг меня осенило. Как можно более таинственным жестом я указал на директора.

— Об этом спросите у него, — добавил я столь же таинственно.

Я успел заметить, что несколько репортеров кинулись к директору, и с ехидным удовлетворением подумал, что теперь настала его очередь выкручиваться и придумывать правдоподобные ответы.

Я уже успел ответить репортерам, сколько раз в день ем, пользуюсь ли в работе универкосмической энциклопедней, когда мне лучше работается — утром или вечером, а также что я думаю о целесообразности первой звездной экспедиции (по-моему, сказал я, она весьма целесообразна), когда из толпы вышел тощий блондин и, благоговейно глядя на меня светло-голубыми глазами, спросил:

— По-вашему, профессор, миниатюризация должна охватить все человечество?

— Да, — ответил я не задумываясь. ("Профессор" — такая мелочь, что ради исправления ошибки не стоило смущать молодого человека.)

— А почему вы, профессор, до сих пор еще не миниатюризовались?

Я опешил. Что ему ответить?

— В самом деле — почему? Вот в чем вопрос! — сказал я на всякий случай, чтобы выиграть время.

Охотнее всего я бы удалился, но юноша вопросительно смотрел на меня.

— Это станет ясно впоследствии, — сообщил я решительным тоном и вдруг понял, что он мне не верит.

Он было отвернулся, но мне показалось, что в его взгляде мелькнула тень подозрения.

— Не все проблемы еще разрешены полностью, — добавил я и в тот же момент сообразил, что ляпнул глупость.

— Значит, первые миниатюризованные люди всегонавсего подопытные кролики? — оживился блондин.

— Ни в коем случае! — пожал я плечами.

— Какие еще подопытные кролики? — заинтересовался стоящий рядом репортер.

— Ну, те, укороченные, — объяснил юноша.

На лице репортера появилось плотоядное выражение.

— Нельзя ли поподробнее? — обратился он ко мне.

— Право, не могу. Я не знаю, о чем говорит этот молодой человек…

Я отошел, но краем глаза заметил, что репортер о чем-то оживленно разговаривает с юношей.

Я стал знаменитостью. Дома меня ожидали знакомые и репортеры. Впрочем, репортеров было больше, хотя и среди знакомых я заметил лица, которых не видел много лет.

Годья сияла, отвечая то одному, то другому, как я работаю, отдыхаю, какими видами спорта увлекаюсь и почему. При этом она так настойчиво подчеркивала свою роль в моей жизни, что всем становилось очевидно, что без нее я до сих пор копался бы в песочнице и, уж наверное, не кончил бы даже начальной школы. Она не здороваясь кинулась мне на шею и прильнула ко мне поцелуем, достаточно долгим для того, чтобы все репортеры успели сделать видеоснимки.

На следующий день я любовался ими на экране видеотрона и по земному и по межпланетному каналу. "Семейная жизнь великого ученого", — так звучал комментарий. Все наперебой восхищались удачным экспериментом «Космолета». И только одна телегазетенка в статье "Недозволенный эксперимент" приводила мой ответ на вопрос юноши, который спросил, почему я сам до сих пор не миниатюризовался.

— Интриги завистников, — объявила Годья, дослушав статью.

И тут пришла телевидеограмма от директора. Она была краткой и недвусмысленной. Когда я явился к нему, он сразу же начал:

— Мне кажется, вам придется миниатюризоваться.

— Это еще зачем?

— Чтобы доказать, что вы сторонник этой метаморфозы.

— Но я чувствую себя вполне нормально и при моем природном росте.

— Верю, но миниатюризоваться все равно придется. Поймите: сегодня здесь побывали три репортера. Им и в голову не приходит, что вы можете отказаться от миниатюризации. Они не спрашивали меня, собираетесь ли вы это сделать, их интересовало только одно: когда вы это сделаете. Понятно?

— Ну да, только…

— Никаких «только». Если вы этого не сделаете, рано или поздно пресса узнает, что ваши заслуги в области миниатюризации не столь уж велики. А тогда…

— Хорошо. Я подвергнусь миниатюризации! — ответил я и в ту же ночь был излучен на Титан. Уже будучи на спутнике, я узнал из последних общесистемных известий, что создатель миниатюризации Дам отправился на Титан с целью… Комментатор добавил, что мода на миниатюризацию возрастает и в связи с этим начат серийный выпуск микроизлучателей.

— Стало быть, вы хотите стать миликилосом? Почему?

Так я впервые услышал, как называется миниатюризованный человек. Спрашивал кибернетик, программист передатчика на Титане.

— Мне кажется, это разумеется само собой. Как создатель…

— Я гляжу, вы и сами в это поверили?

— Во что?

— В то, что вы создали миликилоса.

— А кто же, по-вашему, его создал?

— Я! Я создал миликилоса, и я сам миликилос.

— Вы? Но вы же нормального роста!

— Теперь да. А раньше я был одним из самых высоких людей в солнечной системе. Меня дразнили мачтой космического маяка.

— И вы решили уменьшиться?

— Да, но, к сожалению, я еще не успел перепрограммировать излучатель, когда ту волноэкскурсию отправили на Землю.

— Как же так? Или вы о ней не знали?

— Знал. Но у моего настольного вычислителя, в котором были все расчеты, перегорели контуры, и, пока я воспроизводил вычисления, экскурсию уже излучили.

— Так вот оно что!

— Вот именно. Но вам не о чем беспокоиться. Все кончилось как нельзя лучше. — Он ехидно засмеялся и ушел, шагая по черно-белым плиткам пола ходом шахматного коня. Меня передернуло.

С тех пор прошло несколько лет. В настоящее время в солнечной системе насчитывается около четырех миллиардов миликилосов. Статья «Миликилос» занимает четыре телестраницы в универкосмической энциклопедии. Годья — миликилос, директор «Космолета» тоже. Одежда миликилосов красивее, элегантнее, ярче и лучше изготовлена. Первые миликилосы из памятной передачи с Титана превратились в своего рода аристократию и при каждом удобном случае напоминают, что они пионеры миниатюризации. Телевизограмма моей встречи с ними в комнате 1413 на четырнадцатом этаже тринадцатого корпуса хранится в архивах, и один историк, толкуя ее, написал, что охваченная энтузиазмом толпа первых миликидосов в порыве восторга по поводу миниатюризации чуть было не задушила создателя миликилизма.

А я? Что ж, я издал воспоминания и по-прежнему работаю в отделе жалоб и предложений. Некоторые видят в этом старомодную скромность. Правда, теперь я работаю в огромном кабинете на первом этаже. Я по-прежнему постоянно проигрываю автомату в шахматы, но, чтобы дотянуться до пульта управления, мне пришлось обзавестись особым складным стульчиком, — автомат мне не по росту.