Андрэ Нортон Хрустальный грифон

НАЧАЛО ПРИКЛЮЧЕНИЙ КЕРОВАНА, ЛОРДА-НАСЛЕДНИКА УЛЬМСДЕЙЛА, В ВЕРХНЕМ ХОЛЛЕКЕ

Я родился дважды проклятым. Во-первых, моим отцом был Ульрик, лорд Ульмсдейла, и о нашем роде рассказывают ужасные истории. Мой дед Ульм привел свой народ в эту северную долину, разогнал морских разбойников, основавших Ульмпорт, и ограбил одно из зданий Древних, забрав оттуда сокровище. Все знали, что это не простая драгоценность, эта вещица светилась в темноте. После грабежа не только Ульм, но и все его спутники заболели, многие смертельно.

К моменту моего рождения отец уже был немолод. До моей матери у него были две жены и дети от них. Дети — слабые болезненные создания — умирали при рождении либо в раннем детстве. Но отец поклялся иметь наследника и поэтому предпочел мою мать своей второй жене, когда ему показалось, что наследника он не дождется.

Род моей матери тоже наложил на меня проклятие. Ее звали леди Тефана, дочь Фортала из Палтендейла, имения на дальнем северо-западе. Когда мои предки пришли в эти края, там еще обитали Древние, вовсе на них не похожие. Когда-то Древние породнились с жившими на границах их владений людьми, и в результате на свет появились те, кто были людьми лишь наполовину.

Но мой отец страстно хотел иметь наследника. У Тефаны, недавно овдовевшей, уже был прекрасный двухлетний ребенок. Звали его Хлаймер. Мой отец не стал слушать разговоры о кровосмешении с чужой расой и с полным уважением приветствовал леди. Насколько я знаю, она тоже хотела соединиться с моим отцом, не обращая внимания на проклятие, которое лежало на нашем семействе за похищение сокровища Древних.

Я родился раньше срока и при странных обстоятельствах. Мать ехала в святилище Гунноры, чтобы принести ей дары и попросить легкие роды и сына.

Но после дня пути у нее вдруг наступили схватки.

Поблизости не было никакого пристанища, к тому же приближалась буря. Поэтому пришлось укрыться в месте, которого обычно избегали люди — в одном из тех странных и внушающих страх строений, что остались от Древних, владеющих Долинами задолго до того, как люди пришли сюда с юга.

Это строение прекрасно сохранилось, как и все, что было построено неизвестным народом. Древние использовали могущественные заклинания, чтобы скреплять каменные плиты. Оттого их постройки столь успешно сопротивлялись времени и погоде.

Никто не мог сказать, для чего служили эти здания.

Но на внутренних стенах были видны изображения мужчин и женщин, вернее, тех, кто выглядел, как мужчины и женщины.

Роды были очень трудными, жизнь матери висела на волоске. Когда я родился, все пожалели об этом: едва мать увидела меня, она вскрикнула, потеряла сознание и почти лишилась разума. Еще несколько недель после родов она была не в себе.

Я не походил на других детей. Мои ноги были лишены пальцев, они скорее напоминали копыта — маленькие, раздвоенные, покрытые роговой оболочкой.

Брови наклонно располагались над янтарного цвета глазами. Таких глаз никогда не было у людей. Поэтому каждый, взглянув на меня, тотчас же понимал, что надо мной тяготеет проклятие. Но я не заболел и не умер. Напротив, рос и становился все сильнее.

Однако мать моя не желала видеть меня. Говорила, что демоны подменили дитя во чреве. Когда меня приносили, мать впадала в полубезумное состояние. Вскоре она объявила, что у нее нет детей, кроме Хлаймера и моей младшей сестры Лисаны — вполне обычной маленькой девочки. В ней моя мать находила утешение.

Что касается меня, то я не жил в Ульмсдейле. Воспитывался у лесника. Отец, хоть и навещал меня, не знакомил ни с кем из родственников. Он дал мне имя известного воина из нашего рода — Керован.

По настоянию отца меня обучали владеть оружием.

Для этого отец прислал ко мне обедневшего дворянина Яго. Этот Яго долго служил моему отцу, пока не покалечился при падении с горы.

Яго был настоящим воином, мастером всех боевых искусств, которым можно обучить юношу с сильным телом и острыми глазами. Но это еще не все.

Яго знал и более тонкое искусство: повелевать людьми. Он был талантливым полководцем.

— Некогда сильный и деятельный человек, получив увечье, начал совершенно новую жизнь. Теперь он тренировал свой мозг, как раньше — тело. Нередко, просыпаясь ночью, я заставал его над куском гладкой коры, на которой он ножом вырезал планы сражений, четким почерком выписывал соображения по вопросам военной тактики, осады крепостей.

Яго много путешествовал, а в юности плавал даже по морям с сулкарами, опасными морскими грабителями, бывал в таких полулегендарных землях, как Карстен, Ализон, Эсткарп… Правда, о последней стране он говорил очень мало и становился беспокойным, когда я к нему приставал с расспросами. Он сказал только, что там заклинания и колдовство так же обычны, как у нас колосья в поле, женщины — колдуньи и держатся особняком, и все живут с оглядкой, держа язык за зубами.

Я всегда вспоминал Яго с теплотой и любовью.

.Он видел во мне просто юношу, а не монстра. Можно было забыть, что я не похож на сверстников.

Итак, Яго учил меня искусству войны — вернее, тому, что должен был знать о войне наследник. Тогда мы еще не ведали, что такое настоящая война, называя так поединки между соперничающими лордами или же сражения с бандами преступников, живущих в Пустыне. Зимой голод и холод заставляли их нападать на селения, грабить амбары, пытаться захватить теплые дома. Но война оказалась куда страшнее, и люди хлебнули через край. Это вовсе не игра по заранее разработанным и тщательно соблюдаемым правилам, как игры на доске, которыми мы развлекались долгими зимними вечерами.

Если Яго учил меня искусству войны, то Мудрый Человек Ривал показал мне, что существуют и другие жизненные пути. У нас всегда считалось, что только женщина может постичь искусство исцеления тела и духа. Поэтому Ривал казался всем таким же странным, как и я. Его жажда знаний была необыкновенно сильна. Иногда он уходил за травами, и не только в ближайшие леса, но даже в Пустыню. Возвращался с огромным мешком за плечами, которому позавидовал бы любой странствующий торговец.

Он был родственником главного лесного смотрителя и поэтому мог свободно бродить по лесам. Люди с опаской относились к Ривалу. Но когда заболевало животное или человек мучился от неведомой болезни, всегда просили прийти именно его.

Ривал прекрасно изучил свойства всех трав, в том числе тех, о которых знал только он. Почти каждый .фермер, желающий получить хороший урожай, звал его к себе на поле и просил совета.

Но дело не ограничивалось растениями. Животные и птицы, нуждающиеся в лечении, сами приходили и прилетали к нему.

Этого было вполне достаточно, чтобы люди старались держаться подальше от целителя. К тому же все хорошо знали, что он посещает земли Древнихquot; пытается постигнуть их тайны, которых наши люди панически боялись. Меня же, напротив, это влекло к Ривалу.

Я был, как все дети: хорошо слышал то, что говорят обо мне без меня. Слышал рассказы о моем рождении, проклятии, которое лежит на роде Ульма, слышал, что в роду моей матери течет кровь чужой расы. Доказательств долго искать не приходилось. Достаточно было посмотреться в отполированный щит Яго, чтобы увидеть свой облик — странный, необычный.

Я пошел к Ривалу, внешне гордый и независимый, но с тайным трепетом в душе. Он стоял на коленях перед растением с длинными, острыми тонкими листьями, похожими на копья, и даже не взглянул на меня, когда я подходил, но заговорил так, как будто мы целое утро провели вместе.

— quot;Язык Драконаquot;, так называют его Мудрые Женщины. — Голос у него был мягкий, слегка вибрирующий. — Великолепно залечивает раны, будто языком зализывает. Посмотрим, посмотрим… Но ведь ты пришел не для того, чтобы расспросить о растениях, да, Керован?

— Конечно. Люди говорят, что ты многое знаешь о Древних.

Он сел на пятки и взглянул мне в глаза.

— Не очень. Мы можем смотреть, щупать, изучать, но их могущество… Оно недоступно для наших сетей и ловушек. Можно только пробовать, тут и там, вдруг что и получится. Они знали намного больше нас.

Мы не в силах даже понять, почему они ушли отсюда. Мы их не прогоняли, нет. Крепости, замки, святилища уже были пусты. Древние ушли задолго до появления людей.

На его загорелом лице я увидел то же самое оживление, что и у Яго, когда тот показывал хитроумный выпад мечом или объяснял, как устроить засаду. Ривал испытующе смотрел на меня.

— Зачем тебе знать о Древних? — спросил он.

— Хочу выяснить, почему я не такой, как все…

Я замолчал. Гордость не позволила мне повторить вслух то, что я слышал от других.

Ривал кивнул.

— Знания должен добиваться каждый человек, а знания о себе — тем более. Но я не могу его тебе дать. Идем.

Он поднялся и пошел к своей хижине стелющимся шагом лесного жителя. Не задавая вопросов, я двинулся следом. Так мы добрались до сказочного дома Ривала.

Я замер на пороге, не в силах пошевелиться. Никогда я не видел столько вещей, каждая из которых притягивала мой взор. В корзинах и в гнездах сидели звери и птицы, смотревшие на меня яркими глазами. Они, казалось, чувствовали себя в безопасности и не собирались прятаться. В шкафах и на полках стояли горшки, лежали мешочки с травами и кореньями; были и черепки, по всей видимости, собранные в строениях Древних.

Неподалеку от очага стояли кровать и два стула.

Комната была явно не жилой, скорее служила хранилищем. Ривал, уперев руки в бедра, отыскивал что-то на полках взглядом.

Я понюхал воздух и почуял причудливую смесь тысячи запахов. Аромат трав смешивался с запахом зверей и пищи, варившейся в котелке над огнем.

— Ты ищешь Древних — тогда взгляни сюда! — Ривал указал на один из шкафов.

Я пробрался между двумя корзинами с мохнатыми зверюшками и подошел поближе, увидев россыпь каких-то кусочков и две фигурки. Ривал сложил обломки и склеил их. В фигурках не хватало частей, но уже можно было разобрать, что это.

Может, среди Древних в самом деле жили такие существа, если только они не были плодом воображения скульптора.

Одна фигурка изображала крылатую женщину (к сожалению, без головы) и человека самого обыкновенного вида, за исключением того, что на лбу у него росли витые рога. Но лицо человека было благородное, серьезное: настоящий лорд. Была фигурка с перепончатыми руками и ногами — видимо, обитель морских глубин. Затем маленькая статуэтка женщины с такими длинными волосами, что они покрывали ее всю, как плащ. Эти фигурки Ривал постарался восстановить хотя бы частично. Еще были фрагменты утраченных скульптур: голова в короне, но без носа, глаз, тонкая рука с кольцами на пальцах… И рука, и кольца были сделаны из одного и того же неизвестного мне материала.

Я стоял и смотрел. И во мне разгоралось желание побольше узнать об этом народе. Я понимал теперь сжигающую Ривала страсть поисков, его терпеливые попытки восстановить разбитые кусочки, чтобы воочию увидеть создания Древних…

Ривал тоже стал моим учителем. Я ходил с ним по местам, которых избегали другие люди. Мы искали, обсуждали, делали предположения, в надежде, что когда-нибудь обнаружим ключ к прошлому.

Раз в месяц приезжал отец. Когда мне исполнилось десять лет, он наконец заговорил со мной серьезно. Его что-то мучило. Он был угрюм и, вероятно, хотел сообщить нечто важное.

— Ты мой единственный сын, — начал отец. Было видно, что он с трудом подбирает слова. — И ты полноправный наследник моего трона в Ульме.

— Многие считают иначе, — сказал я без вопросительной интонации, а будто констатируя факт.

Отец нахмурился.

— Тебе кто-нибудь говорил об этом?

— Никто. Я и сам все знаю, Он еще больше посуровел.

— Ты пришел к правильному решению. Я взял Хлаймера под свое покровительство, так как его мать — леди Ульма. Но он не имеет права быть поднятым на щите к трону после моей смерти. Трон принадлежит тебе. Однако меня склоняют к тому, чтобы Лисана обручилась с Роджером, твоим кузеном.

Я сразу понял, что он хочет сказать, и без колебаний спросил:

— И Роджер унаследует Ульмсдейл по праву жены?

Рука отца стиснула рукоять меча. Он поднялся и стал расхаживать взад и вперед, твердо ставя ноги на землю, как бы готовясь к отражению атаки.

— Это противоречит законам, но все вокруг жужжат и жужжат день и ночь, так что я почти оглох в собственном доме.

Я понял, что «все» — это моя мать, которая не считает меня своим сыном. Но я промолчал.

— Поэтому я хочу тебя женить, Керован. По этой свадьбе, свадьбе наследника, все поймут, что я полностью признаю твои права. Через десять дней Нолон поедет в Иткрипт. Там есть очень красивая девушка по имени Джойсана, на год моложе тебя. После женитьбы уже никто не посмеет отодвинуть тебя от престола — хотя твоя невеста не приедет до года Огненного Тролля.

Я быстро прикинул в уме — восемь лет. Это хорошо. Свадьба не имелаquot; для меня большого значения, хотя отец считал ее делом особой важности. Я подумал (но в тот момент не отважился спросить), скажут ли девушке или ее родственникам, кого прочат ей в мужья? Я боялся встречи с будущей женой. Однако я был совсем ребенком, и все казалось настолько далеким, что об этом можно было не думать. А может, ничего и не случится и свадьбы не будет?

А через два месяца после отъезда Нолона появился отец, уже не такой несчастный и озабоченный, как раньше. Он сказал, что Нолон вернулся, и я обручен с девушкой, которой я никогда не видел и, возможно, не увижу до самой свадьбы.

Дни шли за днями, и я, поглощенный занятиями, совсем не думал о будущей жене. Все больше времени я проводил с Ривалом в поисках тайн Древних. Хотя я был поручен Яго, он не возражал против моих походов с Ривалом. Между ними была старая дружба, несмотря на то, что они разительно отличались друг от друга — как по мыслям, так и по поступкам.

Вскоре воспитатель уже не мог противостоять мне в поединке на мечах и топорах. Только в стрельбе из лука он оставался непревзойден. Он продолжал чертить карты, разрабатывать планы сражений. И хотя я не видел в этих занятиях особой пользы, но не желал обижать старика и внимательно выслушивал его рассуждения. Впоследствии полученные знания не раз спасали меня.

А Ривал, казалось, совсем не старился. Он так же, как и раньше, без устали ходил по лесам, преодолевая с удивительной легкостью большие расстояния. Я так и не постиг целиком его искусство лекаря, зато познал мир птиц и животных, перестал охотиться ради развлечения и находил удовольствие в том, что дикие звери не боятся меня.

Но самое приятное заключалось в посещении замков Древних. Ривал проникал в своих походах все дальше и дальше в Пустыню. Самым большим его желанием было найти какие-нибудь книги или свитки.

Я считал, что их вряд ли удастся прочесть, ведь никто не знал языка Древних. Ривал соглашался, однако в душе был уверен в успехе — стоит только найти книги, а уж он-то сумеет в них разобраться.

В доме лесника было два мальчика моих лет. Но мы так и не стали друзьями. Не только происхождение разделяло нас; я и сам старался не сближаться с ними. Ведь во мне было что-то нечеловеческое, и это не позволяло мне приобрести друзей. Я подарил свою дружбу только двоим — Яго, который годился мне в отцы, и Ривалу. Он мог бы быть моим старшим братом, и иногда мне этого очень хотелось!.. Я был обручен в год Змеи, Брызжущей Ядом. И чем ближе подходил к порогу мужества, тем чаще думал о предстоящей свадьбе: что если леди Джойсана, подобно матери, отвернется от меня с отвращением?

Кошмары мучили меня по ночам, и Ривал наконец с сочувствием спросил, что со мной происходит.

Я поведал ему правду о своих сомнениях в надежде, что он успокоит меня, скажет, что я вижу чудовищ там, где их нет.

Однако Ривал не стал меня успокаивать. Он долго молчал, глядя на руки, которые только что пытались восстановить разбитую фигурку, а теперь покоились на столе.

— Мы всегда говорили друг другу правду, Керован. Из всех я только тебя выбрал бы в спутники. Но разве я могу обещать, что приведу тебя к счастью? — Он помолчал. — Когда-то я тоже ждал свадьбы. Но я тоже не похож на других — не внешне, как ты, а своими привычками, мыслями. И это встревожило ту, с которой я должен был разделить Чашу и Огонь.

— Но ты же никогда не был женат! — воскликнул я.

— Да. Зато в моей жизни есть другое!

— Что же?

— Это! — и он раскинул руки, как бы обнимая все, что находилось в доме.

— Значит, со мною произойдет то же самое… — промолвил я.

Я был обручен, так как этого требовали обычаи и воля моего отца. То, что я слышал о браках, заключающихся между лордами, не обещало мне счастья.

Наследники женились, чтобы увеличить свои поместья за счет приданого невест, чтобы продолжить линию своего рода. Если впоследствии появлялись любовь и уважение, то в дом приходило счастье. Но так бывало редко.

— Поговорим о другом, — тактично предложил Ривал. — Есть одно дело, о котором я давно думаю.

— Идти по дороге!

Я вскочил на ноги, как будто намереваясь тут же отправиться в путь, чтобы открыть тайну. Эта дорога действительно была тайной.

Мы набрели на нее во время скитаний по Пустыне. Привычные нам дороги представляли собой всего лишь протоптанные кривые тропы, пригодные только для передвижения верхом.

Дорога же, на которую мы наткнулись, была вымощена тщательно подогнанными каменными плитами. Ничто не указывало на ее предназначение. Дорога начиналась примерно в полудне пути от дома Ривала и вела в глубь Пустыни — широкая, прямая, только местами засыпанная желтым песком. Дойти до ее конца было нашим давним желанием.

То, что мы решились на путешествие, полностью вытеснило у меня из головы мысли о невесте. Джойсана была для меня всего лишь именем, пустым звуком, встреча наша была еще так далека! Путешествие же должно начаться немедленно.

Я ни перед кем не отчитывался в своих действиях, кроме Яго. А он в это время года ездил в Ульм, чтобы встретиться со своими товарищами по оружию и доложить отцу, как здесь обстоят дела. Поэтому я был полностью свободен и мог делать, что хочу.

А хотел я сейчас только одного: поскорее двинуться в путь по таинственной дороге.