"Проклятие эльфов" - читать интересную книгу автора (Нортон Андрэ Мэри)

Глава 7

«Мире ненавидит меня». Шана содрогнулась, вспомнив о злобном красноватом свете, которым горели глаза маленькой драконицы. Мире и вправду ненавидела Шану. Драконица была настолько глупой, что Шана могла бы не бояться ее, но у нее был помощник — Рови, а вот это уже пугало. Шана спустилась с валуна и устроилась в тени под здоровенным иззубренным обломком скалы.

Мире была слишком глупа, чтобы придумать самостоятельно хоть что-нибудь, даже ложь. Значит, всей этой дряни насчет «животного» Мире набралась от Рови. Шана вытерла глаза, потом потерла покрытую синяками шею. Девочку переполнял гнев. Но в настоящий момент у нее не было возможности отплатить этой парочке. Рови тоже ненавидит ее, но по большей части она для него — всего лишь способ досадить Кеману. «Он ненавидит все, что нравится Кеману».

Но тут крылось кое-что еще. Вспомнить хоть выражение морды Рови: он наслаждался каждым мгновением боли, которую испытывала Шана. «Он действительно хотел сделать мне как можно больнее. А теперь, когда Кеман заступился за меня и врезал ему как следует, Рови непременно попытается отыграться на мне».

Она не сможет вечно прятаться от него. «Мне непременно нужно придумать, как защитить себя».

Шана обдумала этот вопрос и решила, что наилучший способ добиться безопасности — это научиться снова принимать драконий облик. Как только она обернется в драконицу, она сможет рассчитывать на защиту всех взрослых Логова. Их ни капельки не интересовала судьба осиротевшего «животного», но осиротевший драконеныш имел право на покровительство всего Народа.

А если они не станут защищать Шану от Рови, даже когда станет ясно, что она тоже из Народа, у них начнутся неприятности со всеми остальными Логовами. «Да, это должно сработать».

Шана оттолкнулась от скалы и поднялась на ноги, отряхивая с рук и ног красную пыль и песок. Она старалась держаться под прикрытием скал, и прежде, чем выйти на открытое место, осмотрелась по сторонам, осторожно выглядывая из-за валуна — чтобы убедиться, не подкарауливает ли ее Мире. От беспокойства у Шаны даже начало покалывать затылок.

Ни в высохшем русле, ни у входа в него Мире не было, но Шана решила не рисковать. Она развернулась, припустила рысцой в противоположную сторону и бежала, пока не добралась до тупика. Здесь склон был покрыт каменистой осыпью, а по ней можно было добраться до узкого выступа, опоясывающего утес.

Подъем оказался нелегким. Поднимаясь на два шага, Шана при этом на один шаг съезжала. Камни сыпались из-под ног. К тому времени, как девочка вскарабкалась на выступ, она полностью запыхалась; разгоряченная, вспотевшая, перемазанная грязью, оба локтя разодраны, колено снова начало кровоточить — Шана присела на край выступа, чтобы отдохнуть минутку, прежде чем двигаться дальше.

Девочка принялась дышать медленно и глубоко, как учила ее приемная мать. Шана смотрела на сухое русло ручья. Там, где боролись Кеман и Рови, земля была взрытой. Наверное, такой она и останется, пока не пойдут дожди. Шана никак не могла понять мотивов Рови. Почему ему нравится гадить окружающим? Почему он так рвется главенствовать надо всеми? Рови всегда был сильнее всех своих ровесников, а мать всегда давала ему все, что он только пожелает. Так зачем же он постоянно задирает остальных молодых драконов?

Шана вытерла лоб тыльной стороной запястья и посмотрела на грязное пятно, оставшееся на руке. Потом она слизнула пот с верхней губы. Пот был соленым. Кроме того, на зубах заскрипел песок. Эх, если бы она была большой и сильной, никто бы не посмел обижать ее! Может, остальные драконы даже захотели бы подружиться с ней. Они бы приняли ее в свои игры, а она позволила бы им играть с ней и с Кеманом. А уж Рови давно мог бы получить все, что хочет, если бы вел себя поприличнее.

Шана окончательно восстановила дыхание и поднялась на ноги, стараясь не обращать внимания на боль в локтях и ноющее колено. Девочка взглянула в ярко-синее небо, пытаясь определить время. Солнца не было видно — его заслонял утес, — но, судя по теням, оно уже должно было довольно сильно склониться к горизонту. Ничего, она еще вполне успеет добраться до своего любимого убежища и до ужина поучиться менять облик. А если ужина не будет? Ну, у нее в спальне припрятано немного съедобных корешков. Или на крайний случай она разделит наказание с Кеманом. Их не в первый раз отправляли спать без ужина — и, наверное, не в последний.

«Бедный Кеман. У него нету даже косточки, которую можно пожевать». Шана вздохнула. Если бы она была большой! А так она не сумеет донести зверя, которого хватило бы, чтобы насытить Кемана, — даже если бы она знала, как этого зверя убить.

Потом Шана приободрилась и пустилась в путь по выступу. Раз она теперь знает, как превращаться, она сможет убить добычу, и она станет достаточно большой, чтобы эту добычу донести. Что-нибудь вроде двурога или, может, луговика. Если она станет размером с Кемана, двурог уже не будет для нее чересчур крупной ношей. А если она потихоньку затащит добычу в логово через боковой ход, приемная мама никогда об этом и не узнает. Значит, теперь ей нужно научиться превращаться, вот и все. Раз даже Рови смог этому научиться, значит, это не так уж трудно.

Шана никогда не показывала свое убежище Кеману. Она нашла это укрытие, когда стала достаточно взрослой, чтобы самостоятельно карабкаться по скалам. Точнее, она туда свалилась — в прямом смысле слова. Не то чтобы она не хотела посвящать Кемана в свою тайну, но ее названый брат скорее всего просто не протиснулся бы через узкий вход. А даже если бы и протиснулся, они не смогли бы находиться там вдвоем — места бы не хватило.

Это был еще один тупичок, но на этот раз он находился на середине склона холма. Сверху он выглядел как очень узкая расщелина. Но сразу же после входа эта расщелина расширялась и становилась достаточно большой, чтобы Шана могла ходить по ней. Поскольку расщелина «выходила» на запад, большую часть дня ее освещал солнечный свет. Сюда попадало достаточно дождя и росы, чтобы на дне выросла невысокая, но густая трава. Несколько мелких зверушек даже избрали эту расщелину своим домом. На стенах гнездились ласточки; а еще Шана встречала здесь как минимум одно кроличье семействе одно семейство земляных белок и множество ящериц.

Это убежище было ее тайной, единственным местом, где девочка чувствовала себя в безопасности. Если бы даже драконята и узнали об этой расщелине, они попросту не смогли бы в нее войти. Это было просто отличное место для тех моментов, когда Кеман был занят, а приемная мама куда-нибудь улетала, и Шана оставалась без защиты.

Именно здесь Шана хранила свои сокровища — горсть драгоценных камней, которые отдал ей Кеман. Потом сокровищница пополнилась за счет вещей из заброшенных драконьих жилищ. Туда же попали и необычные, обточенные водой агаты — Шана собирала их на дне ручьев. Девочка сложила драгоценности в сумочку из драконьей шкуры и спрятала их в дальнем конце расщелины.

Шана возлагала большие надежды на свои сокровища.

Поднимаясь к расщелине, Шана мысленно перебирала драгоценности. Солнце припекало девочке спину, а собственная тень ползла перед ней как двойник — только длинный и тонкий. Другие драконы иногда использовали драгоценные камни, чтобы менять облик. Кеман говорил, что драгоценности помогают фокусировать энергию.

Шана вскарабкалась на камень, глубоко вросший в склон холма. Именно так она в свое время и отыскала это г тайник — упала с камня и прямиком вкатилась в расщелину. Потом она увидела, как в глубине блестит на солнце трава. Ей стало любопытно, и Шана вошла внутрь. Если смотреть от подножия холма, эта трещина была практически незаметна: благодаря счастливой случайности она пряталась в тени и казалась не более чем частью выступа.

Но на самом деле расщелина там все-таки была, и довольно глубокая, и Шана проскользнула внутрь, надеясь, что камень укроет ее от посторонних взглядов.

Девочка сделала несколько шагов, и расщелина стала значительно шире. Еще несколько шагов. Теперь Шана, даже раскинув руки, едва-едва смогла бы дотянуться до стен кончиками пальцев.

Сверху в расщелину лился свет, оставлял тонкую полосу на дальней стене и падал на травяной ковер. Солнце пронизывало пыльный воздух, и в медовых лучах плясали крохотные пылинки, а освещенные солнцем травинки на фоне темных каменных стен сверкали, словно маленькие изумрудные копья. Шана уселась на мягкую траву и достала из углубления в дальней стене — она сама его выкопала — сумочку с драгоценными камнями. Сумочка была сделана из старой шкуры Кемана, и девочка надеялась, что это доброе предзнаменование. Чешуя и сама искрилась в солнечном свете, словно горсть сапфиров и изумрудов, и каждая чешуйка была словно припорошена золотом. Туника Шаны была слишком запыленной, чтобы блестеть, но когда она была чистой, чешуя на ней напоминала уже даже не драгоценные камни, а покрытые эмалью металлические пластины — совсем как на изделиях эльфов.

Шана высыпала камни себе на ладонь, устремила на них взгляд и принялась сосредоточиваться, руководствуясь наставлениями Кемана. «Первым делом я нахожу центр, то место, откуда исходит вся сила. Приемная мама говорила, что там же располагается центр тяжести, так что я знаю, где это…»

Шана смотрела на озерцо разноцветного света, покоящееся в ее ладонях, и старалась отыскать ускользающую точку равновесия. Драгоценные камни сверкали. Каждый из них казался живым, В конце концов Шана закрыла глаза и «увидела» то же самое сияние внутренним зрением.

«Я.., кажется, это оно…»

Точно над пупком девочки располагалась точка, которая, казалось, пульсирует тем же самым живым светом, что и драгоценные камни. Шана изо всех сил подумала об этой точке, «сжала» ее, как говорил Кеман, и была вознаграждена усилением сияния. Об этом было очень трудно думать, точнее, трудно было облекать мысли в слова. Интересно, это хорошо или плохо?

Шана нажала сильнее. Теперь она ощущала энергию повсюду. Энергия струилась через ее тело, вызывая легкую дрожь и звон в ушах. Казалось, что она исходит от пригоршни освещенных солнцем драгоценных камней, сжатых в ладони Шаны. Преисполнившись надежды, Шана подхватила поток и усилила его.

Она отказалась от попыток выразить свои ощущения словами — это было все равно что пытаться плыть через грязь. Вместо этого девочка сосредоточилась на образах и чувствах. Шана принялась представлять, какой она должна стать: высокой, сильной драконицей, рослой, как Ровилерн, но намного гибче, с пурпурно-синей чешуей — точно такой же, как аметисты и лазурь, лежащие у нее на ладони.

Шана увидела себя внутренним зрением, увидела крылья, что должны поднять ее в небо, и длинный гибкий хвост. Она представила себе каждую подробность, вплоть до малейшей чешуйки, — и все это время Шана усиливала давление на энергетический центр, пока не почувствовала, что сейчас лопнет от напряжения.

Тогда Шана резко убрала давление, и взрыв энергии на мгновение ослепил ее внутреннее зрение. Шана открыла глаза. Она была совершенно уверена, что сейчас увидит свои драгоценности лежащими в пурпурной чешуйчатой лапе.

Но обнаружила, что их по-прежнему держит совершенно человеческая рука.

Солнце заполняло расщелину алым светом, и Шане казалось, будто она сидит в сердцевине огромного рубина. Свет лился из-за спины девочки, освещая дальнюю часть расщелины, и тень Шаны гравюрой вырисовывалась на пламенеющих камнях. Это было очень красиво, но Шана сейчас не замечала красоты. Она была полностью опустошена. Руки девочки дрожали от напряжения, и все, чего ей сейчас хотелось, это лечь и отдохнуть. Пот каплями скатывался по ее лбу, бисеринками проступал над верхней губой, тек по шее.

Шана потратила несколько часов, пытаясь превратиться из человека в дракона, но результат оставался неизменен. С энергией все было в порядке — Шана ощущала ее присутствие при каждой попытке. Она все делала правильно.

Но когда Шана высвобождала энергию, ничего не происходило.

Девочка посмотрела на зажатую в кулаке сумочку с драгоценностями. Рука дрожала, а костяшки побелели от напряжения. И внезапно Шана поняла, что как бы она ни старалась, она никогда не сумеет сменить облик. Дело было не в ее молодости и не в недостатке силы. Она обладала силой, и она научилась мысленной речи намного раньше всех своих сверстников. У нее было все, что требовалось, — или почти все.

Потому что Мире и все остальные были правы. Она, Шана, — действительно животное.

И все колкости, которыми бросались Мире и Рови, вновь обрушились на Шану вместе с ненавистью, породившей их.

Мире: «Алара притащила тебя сюда, как игрушку для Кемана. Мама нашла тебя, когда твоя двуногая мать умерла, и из жалости забрала тебя с собой».

Рови: «Алара всегда приносила Кеману кучу разных животных. И ты от них отличаешься только тем, что не хочешь признавать себя ручным животным».

Мире: «Животное! Двуногое животное! Ты — всего лишь крыса, очень большая крыса!»

«Крыса! Крыса! Крыса!»

Насмешки звенели в ушах Шаны, и девочка с криком запустила драгоценными камнями в стену расщелины. Камни простучали по стене, словно капли дождя, но Шана даже не услышала этого.

Она слишком глубоко погрузилась в горькие и безрадостные мысли, складывая вместе детали, на которые раньше не обращала внимания.

Приемная мама никогда не рассказывала Шане о ее родной матери. Алара только сказала, что «знала» ее и что мать Шаны умерла в пустыне. А когда Шана принималась любопытствовать, как выглядела ее мать и какой она была, Алара уводила разговор в сторону. И при этом она старалась не смотреть на Шану. Приемная мама вела себя так, словно ей было что скрывать.

Мире постоянно сообщала Шане всякие язвительные подробности, но до сегодняшнего дня девочка просто отмахивалась от них, как от очередной лжи.

«Остальные драконы тоже относятся ко мне, как к животному». Кеман говорил, что это из-за того, что Шана застряла в двуногом виде. Но если это и есть ее настоящий облик…

«…то я навсегда останусь для них животным».

Шане вспомнились многочисленные случаи, когда взрослые разговаривали с Кеманом о ней, как будто ее здесь не было или она не могла понять их разговора. А когда они все-таки обращались к самой Шане, они разговаривали с ней точно таким же тоном, которым Кеман говорил со своими луперами.

Алара никогда не обращалась с ней так — и Отец-Дракон тоже. Но они были единственными из всего Народа, кто этого не делал. Шана всегда думала, что все это изменится, как только она научится превращаться. В конце концов, неудивительно, что ее принимают за животное, раз она носит животный облик.

Приемная мама обучала ее вместе с Кеманом — но когда она рассказывала о Народе, она никогда не говорила, что Шана тоже принадлежит к нему. Она никогда не разговаривала так с Кеманом…

«Только со мной…»

Значит, все это — не просто злобная выдумка Мире и Рови. И приемная мама знала об этом. Потому-то она обучала Шану чуть-чуть не так, как Кемана.

«Я не драконица. И никогда ею не буду. Я — уродливое двуногое животное. И пойду на завтрак какому-нибудь дракону, когда он чересчур проголодается…»

Шана стиснула кулаки так, что ногти впились в ладони, и из глаз девочки брызнули слезы. Они покатились по щекам, прокладывая дорожки среди корки пота и пыли. Последние лучи солнца исчезли из расщелины, оставив лишь синеватое мерцание сумерек.

Что-то до боли сжало грудь Шаны, перехватило горло, и за первым взрывом отчаяния вновь последовали безмолвные слезы. Девочка чувствовала себя обманутой и даже преданной.

«Почему они не сказали мне об этом? Почему никто мне об этом не сказал? Если Мире знала, кто я такая, значит, это знал и Кеман. Так почему же он позволил мне думать, что я принадлежу к Народу? Почему приемная мама ничего мне не рассказала? Ведь это она нашла меня! Она с самого начала знала правду!»

Шана беззвучно заплакала. Рыдания сотрясали ее худенькое тело. Шана обхватила плечи руками в тщетной попытке унять переполнявшую ее боль. Руками, на которых никогда не появится чешуя и длинные сильные когти. Она никогда не поднимется в небо в Громовом Танце, никогда не станет шаманом, как приемная мама.

Никогда.

«Почему она мне ничего не сказала?»

Этот вопрос странным образом изменил настроение Шаны — боль переросла в гнев. Поток слез ослабел, но зато они стали более жгучими.

Она ничего ей не сказала, потому что ей было все равно. Она ничем не отличается от остальных! Ей было все равно, потому что Шана — просто животное, и о ней можно не беспокоиться.

Шану снова переполнило ощущение давления, которое она многократно вызывала в себе во время тщетных попыток обернуться в дракона. Девочка обхватила себя руками за плечи и в бессильном гневе принялась раскачиваться из стороны в сторону. «Это они во всем виноваты! Они! Им было наплевать! Я им еще покажу!..»

Шане казалось, будто что-то грызет ее изнутри. Она замолотила кулаками об землю и завыла от гнева…

И внезапно все камни, находившиеся на расстоянии вытянутой руки от Шаны, взмыли в воздух и обрушились на стены расщелины. Сила удара была так велика, что некоторые камни попросту раскололись.

Шана была сейчас настолько вне себя от ярости, что это происшествие даже не удивило ее. Она просто протянула руку, схватила еще один камень и запустила его вслед за остальными, только прицелилась повыше. Но камень поднялся в воздух и врезался в выступ, напоминавший грубое изображение драконьей головы. И прямо на глазах у Шаны и камень, и выступ рассыпались крохотными осколками.

Земляная белка, считавшая расщелину своим домом, молнией вылетела из норы, задрала хвост торчком и, подскакивая от возмущения, принялась гневно верещать на Шану.

Возмущение зверька вызвало у Шаны ответное раздражение.

Шана даже ничего не подумала. Просто откуда-то из-за ее правого плеча появился камень и метнулся через расщелину.

Когда Шана швыряла камни руками, она швыряла их ничуть не точнее, чем другие дети. Но теперь, когда в дело вступил разум девочки, бросок оказался неотвратимо точным и смертоносным.

Камень со свистом прорезал воздух и ударил зверька по голове. Белка умерла мгновенно.

Маленькое тельце упало с возвышения перед норкой и растянулось на траве, темнея в синих сумерках, словно земляной холмик, формой напоминающий белку.

И неожиданно в ушах Шаны снова зазвучал голос приемной мамы: «А тебе следует понять образ мыслей белки — тогда ты сможешь проникнуть в ее сознание…»

Расщелину заполнила жуткая тишина. Шана опомнилась. Раздражение схлынуло и сменилось ужасом перед содеянным. Она часто болтала с Кеманом об охоте и добыче, но на самом деле девочка не убила еще ни одного живого существа.

Ни одного — до этого момента.

Никогда еще Шана так страстно не желала исправить свой проступок. И никогда еще это не было настолько невозможным.

Чтобы понять это, достаточно было взглянуть на белку. Уже по одному тому, как лежала белка, Шана поняла, что сломала зверьку шею. Но все-таки она опустилась на колени рядом с белкой и подобрала крохотное тельце, баюкая его в ладонях. Мех был мягким, и тельце все еще оставалось теплым, но безвольно обвисло в руках у девочки.

— Прости меня… — хрипло прошептала Шана и снова залилась слезами. — Прости… Я не хотела — правда, не хотела! Мне ужасно жалко…

Но никакая магия уже не могла бы вернуть белку к жизни. Маленькое тело, лежащее на ладонях у Шаны, быстро остывало и коченело.

— Я должна была учиться у тебя! — всхлипнула Шана и заплакала еще горше. — Я должна была учиться у тебя, а вместо этого убила тебя! Я…

Она положила белку в углубление, где прежде был тайник с драгоценностями, и заложила его камнями. Шана хотела было воспользоваться для этого своей новоприобретенной силой — это казалось девочке самым подходящим, — но сила словно улетучилась вместе с гневом. Поэтому она возвела крохотную гробницу вручную, от всего сердца оплакивая несчастную белку.

Когда Шана наконец успокоилась, было уже совсем темно, и ей пришлось спускаться по склону холма, довольствуясь лишь лунным светом. Это было медленное дело, требующее изрядной осмотрительности: Шана осторожно примерялась перед каждым шагом и прощупывала почву, прежде чем сделать следующий шаг.

У нее было довольно времени для размышлений.

Шана почувствовала прилив решительности. Она принялась рассматривать звездное небо, пытаясь рассудить, насколько же далеко она зашла. «Мне не следовало убивать белку». Но все-таки она это сделала, причем сделала при помощи своей магической силы. «Должно быть, поэтому я ее и потеряла. Из-за того, что употребила ее для убийства».

Шана не знала, то ли ей плакать, то ли, как ни странно, радоваться. Сила возбуждала и опьяняла Шану, пока девочка пользовалась ею, но теперь, задним числом, она внушала Шане страх.

Девочка принялась осторожно пробираться по узкому карнизу, тесно прижимаясь к шершавой скале. Если бы сила осталась с ней, у нее появилось бы нечто такое, чего нет ни у кого. Но даже эта сила все равно не сделала бы ее драконицей. Возможно, остальные драконы лишь решил л бы, что теперь она стала не просто животным, а опасным животным.

«Но если бы сила осталась со мной, Рови и Мире уже не смогли бы издеваться надо мной».

Но она совершила убийство при помощи этой силы. А вдруг она убила бы и их? Она вовсе не хотела убивать ни Рови, ни Мире — пусть только они оставят ее в покое!

В конце концов Шана добралась до относительно ровной поверхности и дальше могла идти уже нормально. Она поплелась домой, повесив голову. Но все-таки Шана не настолько погрузилась в собственные мысли, чтобы не следить, куда она ступает. Каждый шаг вниз по склону сопровождался одними и теми же мыслями, слившимися в бесконечной литании, что стала в конце концов частью спуска. Когда Шана достигла подножия горы, то обнаружила, что ее качает от изнеможения и тошноты. Девочку одновременно пробирал жар и бил озноб, а ноги, казалось, отказывались ее держать. Шане пришлось на мгновение прислониться к высокой скале, чтобы прийти в себя.

Скала еще хранила солнечное тепло, и девочка с благодарностью прижалась к ее ровной поверхности. Внезапно она почувствовала себя такой усталой, что у нее не осталось сил даже думать. Если бы это не было настолько опасно, Шана просто сползла бы сейчас на землю и заснула, не сходя с места.

Но в ночи бродили луперы и горные коты — их стаи выискивали добычу. Кроме того, ночью на нее могли бы заползти змеи или скорпионы, привлеченные теплом ее тела, и укусить или ужалить ее, если она пошевелится во сне.

Нет, лучше уж она как-нибудь доберется домой.

Приняв это решение, Шана подняла голову и тут же ощутила приступ головокружения. Волна дурноты накатила и схлынула, но дрожь и слабость в ногах остались. Шана уцепилась за скалу. Как бы ей хотелось, чтобы сегодняшнего дня не было!

На Шану обрушился новый приступ дурноты. Девочка уже не думала ни о своей вине, ни о магической силе. Все, чего ей сейчас хотелось, это добраться до своей безопасной спальни.

Шана оттолкнулась от скалы и побрела по неровной земле, едва разбирая дорогу. Она не раз спотыкалась и падала, снова и снова расшибая свое несчастное колено. Это было самое длинное путешествие, которое Шане пришлось проделать за всю ее жизнь. И когда, наконец, девочка обогнула подножие холма и добралась до загонов, где Кеман по-прежнему держал своих ручных животных, она тихо заплакала от радости. Ее больше не волновало, что она сама была одним из этих животных. Единственное, что сейчас имело значение, это дом — место, где можно лечь.

Чтобы переждать очередной приступ головокружения, девочке пришлось остановиться и опереться на ограду, окружающую пруд с выдрой. Когда же это не помогло, Шана уселась прямо на край водоема, зачерпнула воды и плеснула себе в лицо.

А потом она потеряла равновесие и свалилась в пруд.

Холодная вода смыла дурноту. Когда Шана вынырнула на поверхность, подняв фонтан брыгз, она уже могла нормально соображать, хотя по-прежнему испытывала слабость. Шана уцепилась за камень — один из тех, которыми были выложены берега пруда. Выдра тем временем выбралась из норы и принялась плавать вокруг, с любопытством принюхиваясь к девочке и время от времени тыкаясь в нее носом. Шане понадобилось немало времени, чтобы выбраться из воды. Когда же это ей наконец удалось, Шана растянулась на земле, тяжело дыша, а выдра признала ее безнадежно скучной и удалилась в опочивальню.

Импровизированное купание Шаны оказалось полезным как минимум в одном отношении. Конечно, заработанные в ходе сегодняшних злоключений синяки и ссадины никуда не делись, но теперь, по крайней мере, Шана была чистой.

Сухой воздух быстро впитывал влагу, и к тому времени, как Шана добралась до входа в логово, она уже была сухой, если не считать волос. Девочка была очень рада, что ее спальня — самая ближняя от выхода. Она совершенно не была уверена, что сможет сказать приемной маме что-нибудь разумное, если Алара захочет узнать, где ее носит ночью.

Но даже при том, что спальня Шаны была крайней, девочке предстоял довольно долгий путь через цепочку сообщающихся пещер. Этого расстояния было довольно, чтобы к тому моменту, когда Шана добралась до своей маленькой пещерки, она дрожала всем телом и засыпала прямо на ходу. Она рухнула на постель — груду некогда украденных Аларой тканей, — и отключилась, не видя и не слыша ничего вокруг.

Шана смотрела в потолок своей пещерки, выровненный при помощи магии, и ошалело жмурилась. Проснувшись, Шана сперва не поняла, почему у нее болит все тело и почему у нее разбиты локти и колени. Потом она вспомнила, в чем дело, — и не поверила своим воспоминаниям.

«Должно быть, это был сон», — подумала она в конце концов. Никто не может швыряться камнями, только подумав об этом. Даже приемная мама такого не умеет — она может только перемещать камни и руками лепить из них что-нибудь, как из глины. Она не может сделать так, чтобы камни летали по воздуху.

Чем больше Шана думала о вчерашнем дне и о всех тех вещах, которые она, кажется, сделала, тем менее правдоподобным ей это казалось. Все — кроме той части, которая касалась Мире и Рови. Ее избитое и исцарапанное тело служило достаточным свидетельством того, что по крайней мере эти события были совершенно реальны.

А насчет всего остального… Должно быть, когда ей при всем старании так и не удалось сменить облик, она принялась плакать, и плакала до тех пор, пока не уснула. И все это ей приснилось.

Шана понятия не имела, сколько времени она спала, но она не чувствовала себя отдохнувшей. А голову девочки переполняла тупая пульсирующая боль, от которой к горлу подступала тошнота. Болело не в висках, как бывает, когда перетрудишься, а где-то глубоко внутри, за глазами.

«Лучше я все-таки встану, пока никто не пришел меня искать», — решила Шана.

Она кое-как выбралась из своего гнездышка, клубка спутанных тканей, и стащила с себя тунику. После тех передряг, которые пережила вчера несчастная одежка, она наверняка нуждалась в починке.

Шана натянула другую тунику. Их у нее было около полудюжины, и большая их часть была пошита руками девочки. Алара показала ей, как это делается, и неуклонно требовала, чтобы Шана научилась шить себе одежду.

Теперь Шана знала, чем это было вызвано. Тем, что ей всю жизнь придется носить одежду, мрачно подумала Шана и запустила пальцы в спутанные волосы, пытаясь придать им хотя бы видимость порядка. В конце концов девочка кое-как справилась с этой задачей и двинулась на поиски Кемана.

«Он уже наверняка должен был проснуться, и его наказание уже закончилось. Может, мы сможем придумать, что же мне теперь делать…» Шана больше не сердилась ни на своего названого брата, ни на приемную маму — они ничего не могли поделать. Если бы они даже и сказали ей правду, она все равно бы им не поверила. Шана заглянула в маленькую спальню Кемана — всего лишь в пять раз больше ее собственной, — но его там не было. Тогда Шана направилась к выходу, проверить — может, Кеман возится со своими питомцами.

Но сперва она наткнулась на Алару.

Драконица перехватила ее на полпути между спальней Шаны и дальним выходом. Шана перепугалась чуть ли не до потери соображения. При желании Алара могла двигаться совершенно бесшумно, и когда она внезапно и беззвучно возникла перед Шаной, девочка от испуга отскочила назад и сдавленно вскрикнула.

— Мире сказала мне, что вчера ты вернулась домой поздно ночью, — без лишних вступлений начала Алара. Ее ровный, лишенный выражения тон дал Шане понять, что она влипла по-крупному.

«Если я совру, она непременно об этом узнает», — покорно подумала Шана. Она заложила руки за спину и посмотрела на приемную маму — ее морда была хорошо видна в мягком полумраке пещеры. Алара смотрела на Шану сверху вниз — с весьма значительной высоты, надо заметить. Взрослые драконы достигали таких размеров, что при желании могли бы нести Шану на спине, почти не прибегая в полете к помощи магии, а то и вовсе обходясь без нее. То есть они и вправду были очень большими, и Алара знала, как использовать каждый дюйм своего роста к собственной выгоде.

— Да, приемная мама, — печально отозвалась Шана. — Я не хотела, но была такой несчастной после вчерашней драки, что я убежала и спряталась. И я.., в общем, пока я добралась домой, уже стемнело.

Алара прищурилась. Ее бледные, словно луна, глаза превратились в два эллипса.

— Это из-за тебя подрались Рови и Кеман? — спокойно спросила драконица. — Я не видела тебя там, но Кеман не сказал мне, куда ты делась, и я подумала, что это ты, должно быть, послужила причиной драки.

— Да, приемная мама, — повторила Шана и вызывающе вскинула голову. — Мире принялась придираться ко мне, а тут появился Рови и сунул свое рыло, куда его не просили. Он чуть не задушил меня. Если не верите, можете посмотреть синяки на моей шее…

Шана оттянула ворот туники. Алара жестом остановила ее, но ничего не сказала. Шана подождала несколько секунд и, ничего не услышав, решила, что она может продолжать.

— Может, я не принадлежу к Народу, — сказала она, и ее голос задрожал от гнева, — но я не животное! Я не ручной зверек, чтобы Рови издевался надо мной, когда ему захочется! Кеман хотел защитить меня и пытался сделать все, что мог. Он применил магию против Рови только потому, что иначе тот нипочем не отпустил бы меня.

В голове у девочки кружилось множество вопросов.

«Где ты была, когда мы так нуждались в тебе? Почему ты не защитила меня от остальных драконов? Почему ты позволила мне верить, что я тоже из Народа?» Но Шана так и не произнесла этих слов.

Алара вздохнула, и голова ее слегка поникла.

— Я знаю, Лашана, что ты — не животное, — мягко сказала она. Теперь в ее голосе не было ни следа прежнего леденящего спокойствия. — И ты не виновата в том, что случилось. Ты не принадлежишь к Народу, но в том нет никакого греха. Хотя многие драконы, заслышав мои слова, объявили бы меня сумасшедшей. Я не виню тебя за вчерашнюю драку, и я очень рада, что Кеман поставил на место этого задиру.

Шана облегченно вздохнула, но облегчение ее было кратковременным.

— Но все-таки ты оставалась под открытым небом после наступления темноты, — продолжала тем временем Алара, — и я намерена наказать тебя за это. Если я не сделаю этого, Мире решит, что для нее этот запрет тоже необязателен, и будет ночи напролет где-нибудь шляться вместе с Ровилерном. А она и так причиняет мне достаточно неприятностей.

У Шаны упало сердце. Существовало лишь одно наказание, которое приемная мама считала уместным для нее, и исходило оно из любви Шаны к прогулкам под открытым небом.

— Ты будешь оставаться в логове или рядом с ним, пока я не разрешу тебе уходить, — закончила Алара, в точности подтвердив опасения Шаны. — Полагаю, это станет для тебя должным уроком.

— Да, приемная мама, — несчастным голосом промямлила Шана. — Но…

— Никаких «но». Ты слышала, что я сказала, — Алара снова выпрямилась во весь рост, и в ее глазах заиграл голубоватый отсвет светильников.

— Да, приемная мама, — Шана понурилась и уставилась себе под ноги, сцепив руки за спиной.

Донесшийся до нее звук поразительно напоминал довольный смешок.

— Кемана ты найдешь у пруда с выдрой. Ему пока что тоже запрещено отходить от логова.

Когда Шана подняла голову и удивленно взглянула на приемную мать, Алара легко развернулась и исчезла во тьме пещер, направившись куда-то в неосвещенные залы, куда не ходил никто, кроме нее самой.

Шана немного приободрилась, вздохнула и потерла глаза, все еще воспаленные после вчерашнего плача. Ну что ж, хоть она и наказана, она, по крайней мере, не останется в одиночестве!

Девочка поплелась к дальнему выходу. Когда-то он был потайным, но с тех пор, как Кеман устроил рядом с ним свой зверинец, скрывать его стало бессмысленно. Когда выход был уже совсем рядом, Шана наткнулась на Мире. Маленькая драконица притаилась в нише рядом с главным коридором и поджидала кого-то. Наверное, Кемана, поскольку смотрела она скорее в сторону выхода, чем в коридор. Шана заметила драконицу лишь после того, как налетела на нее. Когда Шана наступила ей на хвост, Мире взвизгнула и подскочила от неожиданности.

Шана тоже отскочила на несколько шагов. Когда Мире обернулась и взглянула на девочку, насмешливо вздернув верхнюю губу, настроение Шаны отнюдь не улучшилось. Шана стиснула кулаки. Ей очень хотелось стукнуть Мире. Но ничего хорошего из этого не вышло бы — скорее всего Шана только отшибла бы себе руку. «А вот если бы скрутить ей крылья или завязать хвост узлом…»

— Я рассказала маме, что тебя не было ночью! — противным визгливым голоском заявила Мире. — Я рассказала ей, что ты убежала и не вернулась домой до ночи. Я сказала ей, что ты — просто дикое животное и что для тебя нужно сделать загон и привязывать тебя на ночь.

Она говорила в точности как Рови. И откуда только Мире всего этого набралась? Шана попыталась сдержать раздражение и не обращать внимания на драконицу. Она некоторое время смотрела мимо Мире, а потом моргнула, словно отвлекшись от собственных мыслей.

— Ты, кажется, что-то сказала? — переспросила Шана. — Мне на минутку показалось, что я слышу Ровилерна, и я удивилась, откуда он здесь взялся.

Пока Мире подбирала отвисшую челюсть, Шана двинулась вперед, намереваясь пройти мимо драконицы, но та преградила ей путь.

— Ты должна оставаться в логове! — прошипела Мире. — Так сказала мама! Она сказала, чтобы ты оставалась в логове, и Кеману она тоже велела не выходить! Я сейчас пойду и все расскажу маме!

— Давай вали отсюда, ябеда! — огрызнулась Шана, теряя терпение, и почувствовала, как ее лицо вспыхнуло от гнева. — Беги к маме! Увидишь, что она тебе скажет!

— И побегу! — Мире кинулась в глубину пещеры, потом на миг притормозила и бросила через плечо:

— И побегу! И расскажу! Прямо сейчас и расскажу! Вот тогда-то ты обо всем пожалеешь!

Шана вскипела от гнева. Что-то сжало ей грудь, и Шана стиснула кулаки до боли в суставах. Никогда еще она не испытывала такого отчаянного желания врезать как следует этой маленькой доносчице…

И от стены с сухим треском отделился камень размером с ее кулак. Он пронесся мимо Шаны через полумрак пещеры, словно сокол, пикирующий на добычу.

Затем послышался глухой удар. Неясная тень — Мире — пронзительно взвизгнула.

— Ты ударила меня! — обвиняюще взвыла драконица. — Ты меня ударила! Больно! Я все маме расскажу! Все расскажу! Все-все! Ты за это поплатишься, маленькая крыса!

Тень съежилась, словно драконица ожидала нового удара, потом послышался скрежет когтей по камню — Мире пустилась наутек. Почти сразу же она свернула за угол и исчезла из поля зрения Шаны.

Шана же застыла посреди коридора, не в силах даже пошевелиться, так она была ошеломлена. Этот камень — он выскочил из стены и сам по себе полетел в Мире, с той же точностью, которую Шана видела прошлой ночью.

«Это сделала я! — изумленно подумала девочка, и ее сердце забилось быстрее. — Это и вправду сделала я! Это был не сон, и мне не померещилось. И я не потеряла свою силу! Я могу попытаться применить ее снова!»

Но тут Шане вспомнилась земляная белка, и на мгновение ее захлестнуло чувство вины.

«Нет, я все-таки владею этой силой и способна пользоваться ею». Шана решила, что не позволит больше Рови снова угрожать ей или Кеману. «Он слишком большой и слишком подлый. Я даже не знаю, что ему еще взбредет в голову».

Шана направила мысленное усилие на кусок камня, лежащий посреди коридора. Но как она ни старалась, как ни «сжимала» свой энергетический центр, камень даже не шелохнулся. Шана уселась на пол. Все ее возбуждение как рукой сняло. Девочка прислонилась к холодной каменной стене и попыталась понять, что она делает не так.

«Я только что сделала это. Я точно знаю, что это сделала именно я, — больше некому». Но, невзирая на все старания, Шана никак не могла найти ключ к этой загадке. Вот только что у нее была магическая сила, а вот ее уже не стало — в чем же заключается разница?

Шана потерла ноющий лоб и с негодованием подумала, что Мире вечно все портит. «Эта дурочка Мире прямо таки вывела меня из себя — у меня постоянно случаются какие-то неприятности из-за нее, и у Кемана тоже. И она вечно обзывает меня всякими противными прозвищами, и ей ничего за это не бывает! Это несправедливо! Мне так захотелось ее ударить!..»

Пригоршня мелких камешков сама собою взлетела с пола и исчезла во тьме. Шана так изумилась, что весь ее гневный запал тут же улетучился. Но на этот раз она обнаружила недостающее звено. Теперь она поняла, в чем кроется разгадка.

«Когда я злюсь, я могу швырять разные вещи. А когда не злюсь — не могу. Огонь и Дождь! У меня все совсем не так, как у Кемана и остальных. Чем больше они бесятся, тем меньше у них получается…»

Шана поднялась на ноги. Ей отчаянно захотелось немедленно найти Кемана и рассказать ему о своих новых способностях. Девочка припустилась бежать. Возбуждение придало ей сил. Но перед самым выходом Шана остановилась, почувствовав смутное беспокойство.

Если она расскажет обо всем Кеману, он перескажет это приемной маме, а Алара расскажет остальным драконам. А им это может не понравиться. Они могут подумать, что Шана опасна. А если она никому ничего не расскажет, то сможет потихоньку делать всякие штуки. Она сможет защитить себя, если Кемана вдруг не окажется рядом.

«Лучше я пока помолчу. Терпеть не могу всякие секреты, но лучше уж я помолчу. Если я хочу, чтобы мне ничего не грозило».

И Шана отправилась на поиски названого брата, но теперь ее шаги были неспешными.