"Серебряная Снежинка" - читать интересную книгу автора (Нортон Андрэ Мэри)

Эпилог

Придворные чиновники согласовали протокол и порядок приема за месяцы до приезда в Шаньань сына и наследника шан-ю. О принце много говорили и во внутреннем дворе. Некоторые утверждали даже, что когда-то его мать жила здесь, а потом была отправлена в изгнание в степи.

Полуварвар — полуханец. Досужие рассуждения о том, что он, подобно всем шунг-ню, питается сырым мясом, или что он алхимик, или что его повитухой была лиса-привидение. По внутреннему двору ходили такие нелепые слухи, что даже любители сплетен евнухи вынуждены были приглушать их. Но в одном все наконец сошлись. Принц шунг-ню приезжает в Шаньань не вести переговоры о мире и не жениться на ханьской принцессе — пока во всяком случае, — а чтобы научиться жить, как народ его матери.

Интересно будет посмотреть, как это у него получится, подумал главный евнух и обратился к гораздо более важному вопросу о взятках. После того как несчастный Мао Йеншу оставил на столбе свою голову из-за такого пустяка, как неточный портрет, приходится быть особенно осторожным. Может, этот принц-варвар окажется щедр.

Молодой человек, который наконец прибыл в Шаньань в сопровождении отряда мрачных и вооруженных до зубов воинов, был одет в шелка и меха. К луке его седла была прикреплена лютня, и он бегло и правильно говорил на языке Чины. Даже воины, сопровождавшие его и отобранные за терпеливость, спокойствие и стойкость (а это означало, между прочим, что с ним было гораздо меньше спутников, чем должно сопровождать наследника шан-ю), поражались высоте и ширине городских стен. Сам шан-ю предупреждал их, чтобы они не считали Шаньань просто большим зимним лагерем; он больше походил на огромную западню.., для этого есть слово «тюрьма» — закрытое помещение, куда бросают человека и откуда он не может выйти. Это город моей матери, земля моей матери, сказал им принц; и, уважая Серебряную Снежинку не меньше ее сына, они кивнули и приняли то, что не могут изменить.

Но на мгновение сам принц мысленно восстал. Он свободный человек степей, он привык ездить, куда хочет. Как можно заставлять его провести несколько лет своей жизни среди этих стен и под крышей? Позади недовольно ворчали его люди, а сопровождавшие их солдаты Чины сомкнули ряды и выглядели мрачными.

Этот мрачный вид привел в себя принца. Он бросил своим воинам предупреждающий взгляд, зная, что они будут пристыжены, если он упрекнет их в присутствии людей Чины, которые считают их варварами. Если он не возражает, они тоже не должны возражать.

Он не возражал, когда отец приказал ему ехать в Шаньань: шан-ю Вугтурой избран небом, и противоречить ему бессмысленно, как узнал даже его собственный брат. Разве не Вугтурой объединил все воинственные кланы шунг-ню?

И точно так же как не мог он возразить отцу, не мог и не выполнить свой долг перед матерью, сидевшей всегда рядом, держа в руках какую-то вышивку, которую он может видеть, и узду от сердца отца и сына, чего увидеть нельзя. Не просто не по-сыновьи ослушаться ее; это вообще немыслимо.

Она такая маленькая; ее некогда бледная кожа потемнела и обветрилась от жизни, проведенной среди шунг-ню под святым небом; темные задумчивые глаза окружены сетью тонких морщинок, которые появляются, когда долго смотришь вдаль — либо на степи, либо в глубину своих мыслей; невероятно длинные светлые пряди покрылись серебряным налетом, похожим на ее имя, которое смеет произносить только сам шан-ю.

Принц знал, что его поездка на родину матери значит для нее очень много. Как воин с воином, он мог бы в разговоре пожаловаться, что его посылают в город, который, по мнению шунг-ню, всего лишь роскошная тюрьма. Отец жил среди ханьцев и чувствовал тревогу и нежелание сына. Но как же его мать, которая смирилась с изгнанием из своей родины? Она такая маленькая и хрупкая; и несмотря на это, такая отважная. С тех пор, как он сел на коня, слышит он рассказы о том, как смело встала она перед правителем юе чи и прекратила старую вражду, которая вызвала измену и едва не привела к войне. Его мать — королева, которая принесла мир шунг-ню; год жизни в стенах — не слишком большая плата за то, чтобы доставить ей удовольствие.

Набравшись храбрости, словно предстоит битва, принц проехал по городу, миновал ряды чиновников и наконец удостоился высшего блаженства — склониться к ногам самого Сына Неба. Встав, он протянул шелковый свиток, тщательно запечатанный, чтобы его не повредили пыль и буря. Принц снова напомнил себе, что все сказанное им может отразиться не только на судьбе шунг-ню, но и на жизни его матери, которая оставила этот двор, чтобы повести его народ. Набрав полную грудь воздуха и сожалея об оружии, которое было бы ему гораздо привычней, принц заговорил.

— Недостойный, которому дано имя Куджанга, принц шунг-ню, просит разрешения приветствовать Сына Неба, — начал он. Некоторые чиновники поморщились из-за его дерзости; старейшие из них вспомнили, что у его матери тоже было что-то подобное.., нешаблонность — самое удобное название для этого. Мать научила его краем глаза наблюдать за такими людьми и улавливать знаки неодобрения или одобрения, которые они посылают друг другу; он благодарен матери за этот дар.

— Его отец, шан-ю, и его мать, приносящая мир шунг-ню, склоняются перед Сыном Неба и просят принять этого недостойного при дворе, чтобы он мог изучить образ жизни Срединного царства, самого прославленного под небом.

Сын Неба кивнул и еле заметно улыбнулся. Хотя принц дал себе слово, что ему безразлична реакция этого слабого существа, в шелках, в высокой шапке, с его драконьим троном и этими угнетающими стенами, про себя он вздохнул с облегчением.

Двор расслабился, а император подозвал к себе принца шунг-ню для драгоценных минут частного разговора. К удивлению принца Куджанги, в узких умных глазах императора было теплое выражение.

— Письма твоей матери все эти годы приносили нам новости. И она рассказала нам — прости матери эту слабость, — какого молодого человека мы принимаем в своих стенах. Будь сыном для нас в этих стенах. Мы постараемся сделать твое пребывание приятным и не очень стеснять тебя. — Сказав то, что пообещал себе, император перешел к государственным делам. — А теперь — твоя мать сообщила нам о варварах на западе.

Куджангу удивила фраза императора: он тем самым делал замечание и самому принцу. Варварами он считает жителей запада, а не шунг-ню.

— Что можешь рассказать о них ты, и что еще говорит твоя мать?

Куджанга был готов к этому вопросу. Он имел свое мнение о людях за Крышей Мира и об их лошадях. Но прежде чем заговорить о них, он должен был передать еще одно сообщение матери и ее дар.

— Мать недостойного шлет свои приветствия и наблюдения в письме. И просит Сына Неба принять это для той, кто заботится о его юрте!

Картинным жестом, который больше подходил для пира в юрте шунг-ню, чем для яркого двора Шаньаня, молодой принц сделал знак, и двое воинов поставили перед драконьим троном сундук. Сам принц наклонился и открыл его.

В нем лежал нефритовый погребальный костюм, искусно скрепленный золотой проволокой, пара тому, что много лет назад госпожа Серебряная Снежинка преподнесла Сыну Неба.

Исторический комментарий

Мы рады поделиться с вами своей зачарованностью историей и культурой Китая, очарованностью, которой отчасти обязано появление этой книги.

Хотя сюжет «Серебряной Снежинки» целиком вымышлен, он основан на историческом событии, которое стало одной из любимейших китайских легенд и послужило источником вдохновения для бесчисленных стихотворений и романов: жизни Чао Чан, наложницы, вначале ставшей принцессой династии Хань, а потом супругой шан-ю, вождя шунг-ню, свирепого кочевого народа, который во многом является предком гуннов и монголов.

В своей интересной и полезной книге «Пурпурная стена: История Великой Китайской Стены» (Лондон: Robert Hale, Ltd ,1960) Питер Лам описывает Чао Чан из истории Ханьской династии как дочь чиновника из провинции Хэбэй. Подобно нашей Серебряной Снежинке, подлинная Чао Чан была прекрасна и талантлива. Она отказалась дать взятку евнуху Мао Йеншу и какое-то время провела в изоляции, пока ее не выдали замуж вначале за шан-ю Куджангу, а потом за его наследника Вугтуроя.

Такова история. С тех пор история и легенда сосуществуют. В самых романтических вариантах Чао Чан бросается в Желтую реку в проходе между нею и Великой Стеной, потому что не может пережить разлуку с Китаем. Из-за ее слез трава в этом месте зеленее, чем везде; и сама река называется рекой Принцессы. В других вариантах «реальная» Чао Чан родила Куджанге сына, который умер в 31 году до Рождества Христова (через год после смерти императора Юан Ти; для целей нашего сюжета мы изменили эту дату). Впоследствии она действительно вышла замуж за Вугтуроя, правила, как королева, и, очевидно, оказала сильное влияние на взаимоотношения с Китаем. В 20 году до Рождества Христова Вугтурой умер, оставив Чао Чан тридцатитрехлетней вдовой с двумя дочерьми от второго брака.

В этом пункте история опять сливается с мифом. Никто точно не знает, что случилось с Чао Чан. Некоторые утверждают, что она умерла через несколько лет; другие — что она умерла от горя, когда новый шан-ю убил ее сына; третьи — что она и ее сын были убиты в 18 году нашей эры. Хотя она никогда не вернулась в Китай, легенда утверждает, что она завещала похоронить себя на границе и действительно была погребена у Желтой реки, под огромной искусственной насыпью, которая до сих пор называется Могилой Цветущего Сада Чао Чан.

Частью истории являются и погребальные нефритовые наряды, которые тщательно описаны и представлены на прекрасных фотографиях в книге Эдмунда Кейпона и Уильяма Макквитти «Нефритовая принцесса» (Лондон: Thomas Nelson and Sons, Ltd., 1973). В книге рассказывается об открытии 27 июня 1968 года тел принца Ханьской династии Ли Шена и его супруги принцессы Тау Ван. Они были точно в таких нефритовых нарядах, какие были даны Серебряной Снежинке.

Многое для своего рассказа мы заимствовали из прекрасных книг, в которых западные писатели представили западным читателям поразительные богатства пяти тысяч лет истории одной из древнейших цивилизаций Земли; для многих это всего лишь «тут были драконы» на карте и «что-нибудь из раздела А» в меню китайского ресторана. Но за последние тридцать лет интерес к Китаю усилился, он вышел далеко за рамки ученых, исследователей и эксцентричных любителей девятнадцатого — начала двадцатого веков.

Читателям, которых заинтересует поэзия и культура Ханьской династии и шунг-ню, мы рекомендуем книгу Майкла Лоу «Кризис и конфликт в Ханьском Китае» (Лондон: Alien and Unwin, 1974), которая послужила основой для истории отца Серебряной Снежинки, а также книгу того же Лоу «Повседневная жизнь в императорском Китае раннего периода» (Лондон: B.T.Batsford, 1968). Книга Сунь-цзы «Искусство войны», которая относится к четвертому или пятому веку, изданная Oxford University Press в 1963 году, вызвала живой интерес в кругах западных военных специалистов.

Монументальный «Мир гуннов» Отто Менчен-Хелфена (Калифорнийский университет, 1973), вероятно, лучшая и самая надежная работа по истории шунг-ню и гуннов.

Наконец, стихотворения в «Серебряной Снежинке» взяты из подлинных сборников династий Хань и Тан; мы в основном отобрали их из двухтомной книги «Лодка-орхидея: Поэтессы Китая»; составление и перевод Кеннета Рексрота и Лин Чуна (Нью-Йорк: McGraw Hill, 1972), а также из «Переводов с китайского» Артура Уэйли (Кпорт, 1941).

Мы хотели бы поблагодарить доктора Морриса Россаби, директора института Китая в Нью-Йорке.

Поедете ли вы в Китай (что мы сами очень хотели бы сделать) или отправитесь всего лишь в ближайший книжный магазин, мы желаем вам счастливого и интересного путешествия.

Андрэ Нортон, Винтер Парк, Флорида

Сюзан Шварц, Форес Хиллз, Нью-Йорк Февраль, 1988.