"Золотой Триллиум" - читать интересную книгу автора (Нортон Андрэ Мэри)

ГЛАВА 3

Ниссомы или уйзгу? Нет. Оддлинги обшаривали другие развалины в поисках сокровищ, которые можно продать на рынке в Тревисте, но не осмеливались приближаться к городу, огражденному заклятием. И слишком недавно кончилась война, всколыхнувшая весь болотный край, чтобы его обитатели отправились на большую охоту, какую порой устраивали.

Война… Лаборнокцы, утопившие край в крови, посмели углубиться в болота. Их полководец Хэмил почти добрался до этого города. Так не попрятались ли тут какие-нибудь его воины, бежавшие от наседавших на них оддлингов? Ввергнутые в ужас самой природой края, которую не понимали?

Или кто-то… что-то совсем иное? Кадия так живо помнила встречу с таинственным существом под покрывалом.

Ночь кончалась. Теперь черты города стали виднее. Если тут кто-то есть, необходимо как можно быстрее узнать об этом все, что будет в ее силах.

Кадия сбежала по лестнице, увидела боковую улицу, свернула в нее, и тут осторожность, к которой она себя приучила за последние месяцы, принудила ее замедлить шаги и всмотреться в сумрак впереди.

Мостовая здесь была узкой, здания стояли вплотную, а обвивавшие их растения были не менее густыми, чем там, откуда она шла. Идти приходилось зигзагами, сворачивая в узкие проходы, вновь возвращаясь на улицу, и она думала только о том, как не сбиться с дороги.

Туман, сменивший дождь, сгущался, завиваясь спиралями вокруг нее, заставляя идти еще медленнее. Каждые несколько шагов Кадия останавливалась, прижимаясь спиной к ближайшей стене, и вглядывалась вперед, в полосы тумана, которые могли замаскировать чье-то присутствие.

К счастью, ее промокшие болотные сапоги совсем не стучали по каменным плитам, и она двигалась крадучись, пустив в ход всю охотничью сноровку, которую переняла у Джегана, великого мастера выслеживать дичь и укрываться от врага.

Еще проход, еще более узкий, настолько стиснутый зданиями, что в нем царил глубокий сумрак. Стены по сторонам выглядели сплошными — ни единого дверного или оконного проема. На полдороге с высоты второго этажа свисала плеть лианы — точь-в-точь петля силка, только ничем не замаскированная. Сделав шаг-другой, Кадия останавливалась и прислушивалась, пытаясь пробудить в себе то особое чувство, в котором не была до конца уверена.

Пока при ней был меч-талисман, она всегда улавливала опасность заранее. Но теперь меча она лишилась. Оддлинги также обладали способностью ощущать приближение опасности. В болотах на них можно было положиться. Но в городе? Среди чуждых им стен и зданий? Чуждых даже ей, хотя она родилась и выросла в Цитадели, тоже наследии далекого прошлого.

Подчиняясь порыву, Кадия закрыла глаза и попыталась послать на разведку мысль. Однажды ей более или менее удалось с помощью мысли оградить себя от Тьмы. Так нельзя ли использовать мысли и для другого?

Ответ был словно прикосновение перышка к коже, но только изнутри. Кадия шумно выдохнула — ведь ответа она не ждала. Но времени размышлять, сомневаться или проверять не было. И она сосредоточилась на том, чтобы удержать это ощущение, — как могла бы поворотом кисти завязать крепкий узел на веревке. Только она вовсе не хотела притянуть это ощущение к себе, но, наоборот, найти дорогу к* его источнику.

Оттолкнувшись от стены, Кадия открыла глаза — и обнаружила, что попытка удержать этот путеводный лучик подвергла ее серьезной опасности. Петля лианы молниеносно развернулась, рассекла воздух… Девушка отпрыгнула, споткнулась и упала, больно ушибив колено.

Свирепый рывок вырвал у нее невольный крик: конец хищной плети захлестнул густую гриву ее волос и дернул. Боль была страшной: Кадии почудилось, что волосы вот-вот будут с корнем выдернуты, что с головы будет содрана кожа…

Девушка выхватила кинжал и, хотя не видела свесившуюся удавку, хотя каждое движение причиняло новую страшную боль, изворачиваясь, рубила у себя над головой. И часто лезвие задевало что-то.

По лицу Кадии катились слезы боли, а удавка тащила и тащила ее вверх. Ноги уже почти не касались мостовой, а перед ней вдруг упало второе подобие живого каната. И она нанесла удар. Клинок глубоко вонзился в лиану, почти перерезав ее, и щупальце отдернулось к стене. Это сказалось и на том, которое держало ее за волосы: оно перестало тянуть ее вверх,. и девушка принялась отчаянно резать собственные туго натянутые волосы. Острота лезвия спасла ее: внезапно освободившись, она ничком упала на каменные плиты и, не пытаясь встать, поползла вперед, раздирая ладони о неровности мостовой. Что-то со свистом рассекло воздух прямо над ней. Она судорожно рванулась в надежде оказаться вне досягаемости врага, перекатилась в сторону и сильно стукнулась о противоположную стену.

В ее мозг копьем вонзилось ощущение чужой слепой злобы, но оно скорее подбодрило ее — это была злоба охотника, лишившегося добычи.

Кадия поднялась на ноги, прижимаясь спиной к стене, глядя на врага. Щупальце хлестало по воздуху, стараясь дотянуться до нее, и раза два его кончик чуть не задел щеки девушки. Она торопливо побежала вдоль стены дальше.

Аура жаркой ярости причиняла новую боль. Девушка трясла головой, задыхаясь, совсем ослабев. Но теперь она уже была вне достижения врага.

В ней всколыхнулся ответный гнев. Так, значит, ощущение тихого покоя, охватившее ее, едва она вступила в город, было обманом? Приманкой в ловушке? Минуту назад она верила, что эти пустые здания не таят никакой угрозы, но теперь…

Тяжело дыша, она левой рукой стиснула амулет столь же крепко, как правой сжимала кинжал, а потом воззвала к той Силе, частицей которой владела, в чем убеждалась уже не раз.

У Тьмы была собственная выдававшая ее эманация — точно зловоние скритеков. Она встречалась с Тьмой и навсегда запомнила отвратительный запах, уловить который могло лишь внутреннее чувство. Но здесь и сейчас она не ощущала никаких признаков этой мерзости. Хотя в воздухе появился незнакомый запах. Исходил он от густого вязкого сока, сочившегося из обрубленного конца лианы. Сок… или кровь?

В болотах прятались растения, угрожавшие всему живому. Вовсе не порождения черной магии, но хищные по самой своей природе. Здесь, в городе, всю свободную от камня землю захватили растения, и похожие на те болотные Кадия видела на многих зданиях.

И эта лиана, все еще продолжавшая извиваться, могла пустить корни по ту сторону стены. Но если она — хищник, подобно тем, что растут на болотах, то чем питается тут, где как будто нет ничего живого?

Кадия провела лезвием кинжала по своим обтрепанным дорожным штанам, стирая с него липкую влагу. Другой рукой осторожно пощупала ноющую макушку. В пальцах у нее остались окровавленные прядки волос.

Колени были ободраны, и ее все еще сотрясала дрожь после отчаянного напряжения. Благоразумие требовало вернуться на место ночлега, заняться кровоточащими ссадинами, посоветоваться с Джеганом.

Она по-прежнему держала открытым свое особое чувство. Бешенство ее врага оставалось угрожающим, но к нему примешивалась боль, словно причиной такой ненависти была нанесенная ему рана. Однако главенствовало нежное прикосновение, в котором Кадия теперь распознала призыв.

Сколько вопросов без ответов! И разобраться в них можно, только подчинившись этому призыву. В ней вновь пробудилось суровое упорство, которое помогало ей в поисках меча-талисмана. И Кадия решила идти вперед.

Серый свет ранней зари позволял видеть довольно далеко. Девушка вышла из опасного прохода на широкое открытое пространство. Хотя окаймлявшие его здания не были высокими, выглядели они внушительно. Фасады украшала резьба, особенно затейливая вокруг дверей и окон. Там и сям виднелись группы растений, от которых веяло пьянящим ароматом цветов. При появлении Кадии послышался шорох, и по воздуху унеслись стайки каких-то существ, величиной с ее ладонь. Так, значит, тут все-таки есть жизнь!

Кадия старательно обходила стороной растения, пока шла к центру площади, где заметила фонтан. К ее удивлению, там навстречу друг Другу взметывались две серебристые струи, сталкивались над серединой и вместе ниспадали в чашу.

Кадия, пошатываясь, подошла к широкому краю чаши и не столько опустилась, сколько упала на опоясывающую фонтан скамью. Она положила кинжал так, чтобы его можно было схватить в одно мгновение, а затем нагнулась к воде и опустила в нее обе руки.

К ее несказанному изумлению, вода оказалась не холодной, но теплой, будто нагретой летним солнцем. Она зачерпнула ее в горсть и поднесла к лицу. От воды исходил легкий приятный запах.

Кадия решилась вымыть в ней руки по плечи и ссадины на коленях, а затем осторожно наклонила голову к самой поверхности, чтобы намочить кровоточащие ссадины. Вода в чаше фонтана была совсем прозрачной, а на дне что-то блестело — солнце еще не поднялось, и видно было плохо. Кадия перегнулась через край и схватила блестящий предмет. Ее рука извлекла из воды металлическую цепь изящной работы — одно из тех таинственных сокровищ прошлого, которые ставили в тупик кузнецов ее отца в Цитадели. Металл не был ярким, как золото, не блестел холодно, как серебро, — цепь казалась сплетенной из нитей, точно спряденных из зеленовато-голубых драгоценных камней.

Кадия подняла цепь повыше, и вода закапала с разноцветных «камешков», которые тоже словно испускали свечение. Девушка рассматривала находку как зачарованная. Всю свою жизнь она слышала истории про сокровища в развалинах и видела обломки предметов, которые торговцы привозили с ярмарки в Тревисте, но это всегда были лишь части неведомо чего. А эта цепь выглядела целой, безупречной.

Расправив ее, девушка увидела, что она состоит из нескольких полукружий, которые лягут на грудь, если застегнуть ее на шее. У ее матери были драгоценные украшения — некоторые такие прекрасные, что она надевала их только на торжественные церемонии, — но ни одно не шло ни в какое сравнение с этим.

А в чаше играли бликами и переливались еще какие-то украшения. Сжимая ожерелье, Кадия вгляделась в воду. Что за несметное богатство! Если то, что там мерцает и искрится, хотя бы наполовину равноценно ожерелью, клад на дне красотой и ценностью превосходил все содержимое сокровищницы Цитадели. Ничего подобного ее соплеменникам даже не грезилось! Девушка в упоении поворачивала ожерелье то так, то эдак. Подвески были точно капли воды, в которых играет радуга!

У Кадии возник вопрос: почему сокровища брошены тут столь небрежно?

Струи фонтана осыпали ее лицо теплыми брызгами, но они уже не освежали. Радость находки вытеснялась тревогой. Внезапно Кадия разжала пальцы, и ожерелье упало на дно чаши. Девушка не опустила руку в воду, чтобы снова поднять его или достать другие предметы, которые разглядела в воде.

Исчезнувшие были иными, чем ее соплеменники, хотя их статуи и напоминали людей, разительно отличавшихся от синдонов.

Два сезона назад пришел ее черед возглавить церемонию весеннего сева, как ее ни раздражали всяческие торжественные обряды. Но таков был долг женщин королевского дома, и они свято его выполняли.

Она тогда принесла положенные жертвы судьбе, плодородию и полям, дабы урожай был хорошим. Она прошествовала к пруду с водой, хотя и не такой прозрачной, как та, что играла в фонтане, но все же не очень мутной от болотного ила, и в заключение ритуала сняла с руки любимый литой золотой браслет — ибо жертва должна быть дорогой — и бросила в пруд, куда затем побросали свои цветочные гирлянды Весенние Девы ее свиты. Дань некой силе, но никто не объяснил ей, что это за сила и почему она требует жертвоприношений.

Кадия уставилась на чашу фонтана. Не служила ли и она для жертвоприношений, как пруд в полях? И сокровища на дне — не воплощали ли они чьи-то моления о счастье? Девушка медленно встала со скамьи. Так или нет, но она не возьмет отсюда ничего.

Теперь, когда утро полностью вступило в свои права, туман наконец рассеялся. Но упрямое чувство, заставившее ее прийти сюда, не ослабло. Она повернулась, оглядывая здания вокруг площади. Да, изукрашены они куда больше всех, которые она видела где-либо еще!

Осмотреть каждое…

Эта мысль не успела ее испугать, как сквозь плеск фонтана она расслышала мелодичные перезвоны словно бы хрустальных колокольчиков. Они притягивали ее, и она обогнула чашу, направляясь к зданию с портиком, отбрасывавшему глубокую тень.

Приблизившись, Кадия увидела ничем не загороженный дверной проем, тоже со статуями по сторонам. Только фигуры этих Хранителей ничем не напоминали ее собственную. Нет, двое часовых повторяли облик изображенных на стене существ, про которых Джеган не захотел ничего сказать.

В отличие от статуй на лестнице, в этих двух не ощущалось никакой потаенной жизни. И они, решила Кадия, при всей своей гротескности не должны были внушать страх. Она поочередно разглядывала их, как вдруг уловила нечто — из темных глубин проема до нее донесся знакомый аромат. В Цитадели по большим праздникам зажигались высокие фонари, заправленные душистым маслом, которое пахло почти так же. Не подобный ли фонарь был источником света, на поиски которого она отправилась? Но фонарь такого маяка должен был быть установлен где-то высоко, иначе она ничего не увидела бы. Од-длинги такими фонарями не пользовались.

Кадия осмелилась войти. Хорошо хоть, что ее сапоги ступали бесшумно. Ее правая ладонь лежала на рукоятке кинжала, и она невольно его выхватила, едва второй шаг погрузил ее в полный мрак. Голова у нее мучительно закружилась. Что, если в этой непроницаемой темноте ее подстерегает ловушка?

Головокружение усилилось. Надеясь преодолеть его движением, Кадия бросилась вперед сквозь завесу слепоты и, очутившись среди серого света, вновь обрела способность видеть.

Перед ней простирался величественный зал. Она замерла, с трудом переводя дух. Строгая роскошь вокруг далеко превосходила убранство тронного зала в Цитадели. Она поискала взглядом возвышение, трон и заметила какое-то движение, словно скользили тени, а то, что их отбрасывало, оставалось невидимым. Тени… но цветные тени! Она заморгала, посмотрела, снова заморгала. Стоило ей сосредоточить взгляд на одном призрачном абрисе, как он ускользал или гаснул. Но уголком глаза она словно бы продолжала видеть величавые фигуры в праздничных одеждах.

Вновь раздался перезвон, на этот раз отдаваясь эхом среди высоких стен. Почему-то этот звук придал ей смелости. И когда он замер, она осмелилась заговорить.

— Великие… — Кинжал она вложила в ножны сразу же. Перед владыками не стоят с обнаженной сталью в руке, пусть даже те, кого она видела лишь смутно, были только тенями. — Великие, если я не ошиблась, меня призвали, и вот я пришла.