"Сказительница" - читать интересную книгу автора (Нортон Андрэ, Криспин Э. К.)

12

Бесконечные секунды Эйдрис падала сквозь клубящуюся серость. В горле ее рвался крик, пытался соскользнуть с губ. Но прежде чем успела крикнуть, она коснулась прочной поверхности, ударилась так сильно, что воздух вырвался из легких. Покатилась, переворачиваясь, и запах свежей растительности заполнил ноздри.

Когда мир наконец перестал головокружительно вертеться, девушка увидела голубое небо, усеянное белыми облаками. Солнце уже миновало зенит. Подняв голову, Эйдрис увидела, что на нее смотрит Монсо, насторожив уши. С его морды еще капала вода; у ног жеребца струился ручей.

Кто-то застонал. Этот болезненный звук сразу заставил ее прийти в себя. Эйдрис встала на четвереньки.

— Алон?

Посвященный лежал рядом с ней на склоне холма. Глаза его были закрыты, звук собственного имени не поднял его. Рядом с ним на траве виднелись ярко-алые капли, они пропитали почву. Это зрелище заставило сказительницу проползти вперед, схватить запястье юноши и сжать.

Наконец кровотечение остановилось. Эйдрис откинулась, ее окровавленные руки дрожали. Она попыталась собраться с силами, чтобы помочь своему спутнику. Алон лежал без сознания, кожа его посерела, губы посинели. Несмотря на теплое солнце, он дрожал под тонкой рубашкой, которая теперь проржавела от засыхающей крови.

«Одеяла… питье». — Медленно вспоминались уроки излечения, которые ей давала Джойсана. Встав, хотя ноги первое время дрожали от слабости, Эйдрис прошла к кеплианцу и подвела его к Алону. Сняла сумки, потом расседлала жеребца и отпустила его пастись, считая, что он не уйдет далеко от хозяина.

Закутав Алона в оба плаща, она набрала дров, чтобы развести небольшой костер, принесла воды из ручья. Дожидаясь, пока вскипит вода, развязала небольшой сверток, который так давно приготовила для нее Джойсана. От острого, иногда сладкого запаха трав дергались ноздри, в голове возникали отрывки сведений.

«Восстановительное… вербена! Заварить вербену…»

Уловив знакомый запах, девушка раскрыла нужный пакетик и положила в кипяток сухие листья. Когда настой был готов, она процедила его и, положив голову Алона себе на колени, заставила его выпить. Веки его задрожали, он очнулся настолько, чтобы выпить травяной чай, но полностью в сознание не пришел. Дрожь его прекратилась, и сказительница была благодарна за это.

Прежде чем заняться раной на его запястье, она сама выпила чашку чая. Ей казалось, что она уже несколько дней обходится без еды и питья. Но знала, что подобная усталость — нормальное состояние после использования Силы. И тут ей в голову пришла мысль, одновременно горькая и сладкая.

«Я использовала волшебство», — подумала она, сама себе не веря. Хотя это произошло только что, воспоминание уже таяло, слабело, как будто произошло с другим человеком, а не с этой, нынешней Эйдрис. Девушка вздохнула, покачав головой, снова представила себе мир, окутанный иллюзией, подумала, как ей удалось сбросить эту ложь и обнажить правду. «Неужели я это сделала? Или волшебство Алона как-то на меня подействовало? Возможно ли, что я на самом деле обладаю Силой»?

Определенных ответов на эти вопросы не было, не было и времени раздумывать над ними. Склонившись к быстрой воде, Эйдрис вымыла лицо и руки, протерла концы пальцев и ногти белым речным песком со дна ручья. Джойсана часто говорила, что держать рану в чистоте так же важно, как применять нужные травы и заговоры для лечения.

Промыв рану прокипяченной водой, в которую она бросила щепотки шафрана и тысячелистника, чтобы ускорить заживление, девушка рассмотрела поверхность разреза. Нужно наложить швы, какие делала ее приемная мать. Но здесь, в дикой местности Арвона, нет ни иглы, ни прокипяченных ниток.

Эйдрис решила было просто перевязать рану, но она была слишком глубокой, и девушка подумала, что рана в любую минуту может снова открыться, и тогда возобновится кровотечение. А в теперешнем состоянии Алона дальнейшая потеря крови крайне опасна, возможно, даже смертельна.

Она колебалась и в это время увидела запечатанную шкатулку Дахон с красной грязью из долины Зеленого Безмолвия. «Нет! — подумала она, прикусив губу. Ей пришла в голову мысль, но она не хотела ее обдумывать. — Дахон велела не открывать шкатулку! Эта грязь для Джервона, это последний шанс на его излечение!»

Она с неожиданной враждебностью посмотрела на Алона. «Я не стану тратить на тебя лекарство Джервона. Не стану!»В ней вспыхнул гнев. Какая-то малая часть сознания говорила, что этот гнев неразумен, но она не слушала.

— Нет! — яростно прошептала она. — Джервон — мой отец! Ты ничто для меня, ничто, слышишь?

Гнев жег ее огнем, лишал самообладания. «Стоило бы бросить тебя сейчас! Ведь это ты привел меня в эту трясину колдовства! — свирепо думала она. — Я должна оставить тебя здесь, оставить умирать!»

Молодой человек беспокойно зашевелился, как будто и без сознания ощутил ее гнев. Эйдрис опьянела от ненависти. Рука ее потянулась к кинжалу; но вот она встала и, не оглядываясь, пошла прочь.

Взяв свой мешок, надела его на спину и начала подниматься по склону холма. Монсо заржал, беспокойно забил копытом, но девушка не обратила на жеребца внимания. Дрожа от ярости, она вспоминала, как они спаслись из мира иллюзий Яхне. Она ненавидит Алона за то, что он дал ей открыть в ней самой. Мне не нужна Сила! — в ярости думала она. — В ней слишком много опасности, риска! Он не имел права делать это со мной!

Без предупреждения с неба обрушилось нечто черное, устремилось прямо к ее глазам. Послышался резкий крик. Эйдрис пригнулась, кончики крыльев задели ее голову.

Когда девушка выпрямилась, существо снова устремилось к ней, целясь когтями в лицо. Сказительница отшатнулась, утратила опору на склоне и упала так, что из глаз посыпались искры и зашумело в ушах. Мигая, она оглядывалась широко раскрытыми глазами. Существо, которое нападало на нее, село на ближайшее дерево. Это был сокол, и когда девушка на него посмотрела, он снова закричал.

— Стальной Коготь! — воскликнула Эйдрис и вдруг, потрясенная и дрожащая, поднесла руку к голове. Что я делаю? Покидаю Алона? Оставляю его умирать?

Она ощутила невероятный ужас, вспоминая события последних нескольких минут. Если бы не Стальной Коготь, она могла бы не прийти в себя. Что это со мной? — подумала она. Вспомнила жестокую улыбку Алона, когда он сжигал летящих на паутине. — Почему мы так себя ведем? Что с нами происходит?

В смущении, подавляя панику, она вернулась к тому месту, где лежал Алон. Стальной Коготь перелетел на луку седла и с любопытством наблюдал, как сказительница кинжалом вскрывает шкатулку. Шкатулка открылась, в ней была свежая красная грязь. Взяв большой комок грязи, девушка обмазала ею рану. И сразу закрыла шкатулку, потом с помощью свечи запечатала ее воском, отчаянно надеясь, что грязь не утратит своих целебных свойств.

Как только рана покрылась слоем грязи, морщины боли на лбу Алона разгладились. Мышцы его расслабились, и он как будто погрузился в глубокий естественный сон. Медленными осторожными движениями Эйдрис сняла грязную окровавленную рубашку, потом тряпкой, смоченной в теплой воде, омыла грязь и запекшуюся кровь с лица, рук и груди юноши.

К тому времени как она закончила, солнце высушило и согрело его. Алон был бледен, но цвет его лица улучшился. Укрыв его плащом, Эйдрис села и выпила еще одну чашку чая. Потом съела кусок хлеба, а другой накрошила в воду и приготовила нечто вроде похлебки. Посмотрев на Стального Когтя, она заговорила вслух, и собственный голос показался ей странным и незнакомым.

— Он потерял много крови и нуждается в свежем мясе, крылатый. Можешь принести что-нибудь?

Сокол пронзительно крикнул и устремился вверх, над холмами. К тому времени, как Эйдрис выстирала рубашку своего пациента и осторожно переодела его в свежую, сокол вернулся. Стальной Коготь покружил над нею, держа что-то в когтях, потом бросил, и его ноша упала в десяти шагах.

Эйдрис подобрала небольшого жителя нор. Подняв зверька за длинные уши, она сказала:

— Спасибо, Стальной Коготь!

Освежевав зверька и нарезав мясо мелкими кусочками, насколько позволяло лезвие ножа, она бросила его в котел. Ожидая, пока сварится, Эйдрис занялась ногой кеплианца.

Увидев, что опухоль почти спала и рана закрылась, Эйдрис приободрилась. Оставив котелок на огне, она пошла вдоль ручья, пока не нашла небольшую заводь. Разделась и вымылась. От холода захватывало дыхание, но ощущение чистоты и свежести подбодрило девушку. Она замочила в ручье свои брюки и рубашку, протерла их песком и набросила на куст сушить. Надев чистую одежду, сама вернулась к Алону.

Мясо было готово. Охладив его немного, она приподняла Алона и заставила глотать. И сама выпила чашку навара, сытного, хотя и безвкусного. Эйдрис пожалела, что у нее нет ни тимьяна, ни мяты.

Потом, зная, что больше ничего для Алона сделать не может, и так устав, что местность расплывалась у нее в глазах, напоминая об иллюзиях Яхне, Эйдрис приподняла плащ, заползла под него и прижалась к Алону, стараясь не затронуть его раненую руку. «Всего несколько минут, — подумала она. — Я только подремлю несколько…»

Несколько часов спустя ее разбудило влажное горячее дыхание Монсо. Кеплианец фыркал, пытаясь добраться до мешка с зерном, который она подложила под голову. Протерев глаза и зевнув так, что челюсть едва не разорвалась надвое, сказительница села и увидела, что солнце уже заходит.

Покормив жеребца, она приложила ладонь ко лбу Алона, чтобы проверить, нет ли жара. Кожа слишком теплая, но цвет у нее хороший. Девушка заметила, что красная грязь высохла. Дахон предупредила, что она должна совсем высохнуть и затвердеть, прежде чем ее можно будет снимать. Эйдрис обмотала запястье пациента лентой, чтобы удержать руку на одном месте.

Снова подогрев похлебку, она приготовилась кормить Алона, но когда притронулась к нему, посвященный открыл глаза. Хотя и удивленные, они казались ясными.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила его девушка.

— Мы… вернулись? — хрипло прошептал он. Она кивнула.

— Заклинание моста подействовало.

— А Яхне?

— Ни следа и никаких новых заклинаний. Стальной Коготь и Монсо предупредили бы. Обработав твою рану, я так устала, что не могла держаться на ногах.

Он попытался приподняться на локте, но она помешала, положив руку ему на грудь.

— Осторожней, Алон. Ты еще слаб. Ты потерял много крови.

Посвященный ненадолго покорился, но выражение его лица говорило Эйдрис, что долго слушаться ее он не будет.

— Мы не можем здесь задерживаться, — сказал он более сильным голосом. — Надо снова начинать поиски.

— Мало хорошего нам принесет, если мы найдем Яхне, когда ты еще слаб, — возразила девушка. — Даже если у меня и есть Сила, я не ровня волшебнице с ее способностями.

Рот его в мрачной гримасе застыл.

— Я и сам не уверен, что смогу победить ее, — признался Алон. — Это заклинание, которым она захватила нас… Я такое не смог бы создать.

— Но ее Сила краденая, — заметила сказительница. — Может, ей не хватит знаний, хотя способность есть. Вот, — сказала она, зачерпывая из котла, — поешь немного. Это тебя подкрепит. — Она осторожно усадила его и дала в руки чашку. Густая жидкость плескалась, руки Алона дрожали. Сказительница молча помогла ему держать чашку. Он начал есть, вначале осторожно, потом все более уверенно.

Еда отняла у юноши все силы. Он пришел в явное отчаяние от собственной слабости.

— Как Монсо? — спросил он.

— Его рана быстро заживает. Кажется, он уже совсем здоров.

— Он всегда быстро оправлялся, — сказал посвященный. В голосе его послышалась горечь. — Хотел бы я, чтобы со мной было так же!

— Тебе нужно время для выздоровления, — ответила Эйдрис — Я была истощена и могла только поддерживать тебя. — Она покачала головой. — Да и крови я не потеряла столько, сколько ты. Тебе нужны отдых и еда.

— Мне нужно найти Яхне, — резко ответил он, — чтобы я мог отплатить ей за все, что она нам причинила! Но сейчас она может быть где угодно.

Неожиданно резко крикнул Стальной Коготь, он явно привлекал к себе внимание. Алон повернулся и внимательно посмотрел на птицу, и они без слов стали общаться. Посвященный «послушал», и плечи его расслабились.

— В чем дело? — спросила Эйдрис.

— Если я правильно понял Стального Когтя, он сказал, что та, за которой мы последовали во Врата, в половине дня пути от нас — и что она не торопится. — Рот его сардонически скривился. — Это меня не удивляет. Не удивительно, что, создав такую массовую иллюзию, волшебница утомилась! — Он задумчиво посмотрел на сокола. — Что-то еще… что-то окутанное гневом, и я не совсем понимаю. Стальной Коготь очень сердит на Яхне.

— Потому что она причинила тебе неприятности в Арвоне? — вслух высказала догадку Эйдрис.

— Стальной Коготь не испытывает ко мне таких сильных чувств, — ответил Алон. — Он любил Джонтала. Сокольничьих и их птиц связывают любовь и верность.

— Но вы провели вместе столько времени, — возразила сказительница. — Я вижу, что Стальной Коготь любит тебя. Когда я сказала ему, что тебе нужно свежее мясо, чтобы восстановить силы, он вернулся, как мог быстро.

— Может быть… — ответил он и вздохнул.

— Ты устал, — сказала девушка. — Ложись и отдыхай.

Он посмотрел на солнце, которое совсем низко висело над далекими холмами. Облака на западе стали алыми и желтыми.

— Я могу отдыхать верхом на Монсо. Если пойдет шагом, я думаю, он сможет нести меня.

Эйдрис открыла рот, собираясь возражать, но остановилась, видя, как он покачал головой.

— Я знаю, что ты собираешься сказать, но я не смогу отдыхать, пока мы близко к околдованной Яхне земле. Что, если она захватит нас снова?

Эйдрис с тревогой оглянулась на слабо светящееся ущелье.

— Это может случиться?

— Не знаю. Ее заклинание превосходит мои способности… Не могу судить. Знаю только, что лучше отдохну на спине Монсо, удаляясь от этого места, чем лежа рядом с ним.

Сказительница вздохнула и сдалась. По правде говоря, теперь, когда Алон сказал, что заклинание снова может захватить их, она и сама не могла бы отдыхать здесь.

— Хорошо, — сказала она. — Я поведу Монсо, и мы пойдем — но только на час, понятно?

Он кивнул.

— Я умею спать на лошади Мне приходилось это делать и раньше.

Опираясь на Эйдрис, он прошел небольшое расстояние до ручья, опустил руки и лицо в холодную воду и напился. Потом, пока Эйдрис седлала кеплианца и упаковывала припасы, Алон выпил еще порцию укрепляющего настоя.

Когда они были готовы, девушка поставила жеребца рядом с Алоном, но ниже по склону холма. С ее помощью он вдел ногу в стремя и взобрался в седло, крякнув от усилий. А когда сел, она увидела, что он прикусил нижнюю губу и пот покрыл его лоб.

Неловко, оберегая раненую руку, Алон закутался в плащ, и они пустились в путь. Солнце светило им в спину.

К счастью, путь пролегал по пологим лугам, и Эйдрис достаточно видела, чтобы идти до наступления полной темноты. Они оставили между собой и ловушкой Яхне несколько холмов. Поднявшись на вершину третьего такого холма, девушка остановилась, тяжело дыша, но чувствуя, как улучшается настроение: они снова движутся к цели. Эйдрис отказывалась думать, что может ждать их в конце пути.

Глядя на Алона в усиливающейся темноте, она видела, что глаза его закрыты и он дремлет в седле. «Если бы я могла пройти еще немного, — подумала она, оглядываясь на слабо светящееся на западе небо. — Монсо, как и все лошади, хорошо видит ночью, и его не нужно направлять. Если бы у меня была Сила и я могла видеть в темноте, как Алон!»

Но тут же неожиданная мысль заставила ее остановиться.

— Но у меня есть Сила! Может, я сумею ее использовать, как он!

Глотнув из фляжки, чтобы смочить пересохшее от ходьбы горло, она широко раскрыла глаза, представляя себе, что видит в темноте; потом негромко запела.

Слева… да, это куст. Эйдрис сосредоточилась, и его очертания стали яснее. А это… это небольшой овраг, вырытый сильными весенними дождями. Справа старое дерево, его голые ветви кажутся костями скелета в том необычном зрении, которое у нее появилось.

Снова взяв повод Монсо, негромко напевая, сказительница пошла дальше.

К полуночи она спотыкалась от усталости, горло у нее пересохло, и она не могла произнести ни звука. Однако девушка обнаружила, что если удерживает мелодию в сознании, слыша ее про себя, она способна применять то небольшое волшебство, которым располагает.

Но у всего есть своя цена. Именем Янтарной Госпожи! Каждый, кто пользуется волшебством, должен заплатить. Впервые Эйдрис по-настоящему поняла, поняла каждой мышцей и каждым сухожилием, почему Джойсана и Элис, Алон и Хиана всегда после применения волшебства дрожали от усталости и голода. Несколько раз она сама на ходу принималась жевать высушенные фрукты.

Наконец, когда уже начала качаться от усталости и держалась за гриву Монсо, чтобы не упасть, сказительница остановилась. Ноги под ней подогнулись, и она опустилась на траву.

Должно быть, на несколько минут она задремала, но наконец фырканье Монсо привело ее в себя. Затекшие мышцы молча протестовали, когда она вставала. Алон по-прежнему был на коне, хотя и прилег на шею Монсо.

Когда девушка попыталась разжать его руки, она обнаружила, что они мертвой хваткой вцепились в гриву кеплианца. Ей пришлось один за другим разгибать его пальцы.

Потом она потянула его на себя, пока он не упал. Со стоном она приняла на себя его тяжесть. Он ненамного выше ее, но гораздо тяжелее. Напрягаясь, она сумела благополучно опустить его на землю. Торопливо укрыла плащом и оставила спать. Еда и вода подождут. Еще Эйдрис смогла только расседлать Монсо и пустить его пастись.

Потом, завернувшись в свой плащ, она растянулась на земле и больше ничего не чувствовала.

Спустя какое-то время она проснулась, услышав фырканье жеребца. Монсо нервно бил копытами землю. Ночь подходила к концу, ущербная луна лила слабый серебряный свет. «Завтра новолуние», — подумала Эйдрис, приподнимаясь на локте и гадая, что вырвало ее из такого глубокого сна. Ответ она нашла сразу — Монсо. Полукровка стоял поблизости, не пасся. Он был явно возбужден.

— Что случилось, приятель? — негромко спросила она.

В ответ кеплианец фыркнул так громко, что девушка подпрыгнула.

Сказительница призвала ночное зрение, напевая про себя мелодию, и отчетливо увидела Монсо, его черный силуэт на фоне черноты весенней ночи. Конь смотрел на север, уши его были так подняты, что едва не соприкасались концами, шея изогнута, черный хвост задран. Кеплианец снова фыркнул и без всякого предупреждения закричал — издал вызов одного жеребца другому.

На удалении послышался ответ — свистящий звук, который не принадлежит ни одному существу, знакомому Эйдрис.

Встревожившись, сказительница выбралась из-под плаща и протянула руку к посоху. И когда извлекла клинок, его сталь слабо замерцала в свете убывающей луны.

Алон что-то пробормотал во сне, но не проснулся. Эйдрис подумала, не разбудить ли его, но, вспомнив, как он слаб, решила: пусть спит, пока возможно. Может, Монсо бросил вызов вожаку табуна диких лошадей. Известно, что в отдаленных местах Арвона еще бродят такие табуны. Расстояние или форма поверхности могли исказить ответ, сделали его таким странным.

Но когда она встала и посмотрела на север, эта слабая надежда исчезла. К ним приближались три всадника. Сердце сказительницы дрогнуло.

Она быстро привязала кеплианца к прочному кусту. Деревьев поблизости не было, но она решила, что один или два рывка узел выдержит. Если эти всадники пришли с миром… «Прошу, Янтарная Госпожа, пусть они не причинят нам вреда»! Ей совсем не хотелось, чтобы кеплианец набрасывался на мирных путников.

Всадники приближались, и Эйдрис пыталась их разглядеть. Тот, что в центре, высок и едет на рослом черном коне. Заметив красноватый отблеск глаз коня, девушка поняла, что он чистокровный кеплианец. И у нее пропала всякая надежда на мирный характер встречи.

Два коня по бокам, на первый взгляд, были светло-серым и белым. Но когда они приблизились, Эйдрис увидела, что они вообще не похожи на лошадей.

Головы у них длинные и узкие, шеи тоже, как и туловища и ноги. На них не конский волос, а кожа, покрытая чешуйками! Когда всадники на некотором расстоянии натянули поводья, животные оскалили острые зубы. Эйдрис заметила, что на ногах у них не копыта, а когти, похожие на соколиные.

«Словно какая-то неестественная помесь лошади и ящерицы, — подумала девушка. — Как те звери, о которых рассказывала мне Сильвия, те, на которых ехали верхом Марелон и его охотники в песне» То, что гонит всадника «…»

На двух всадниках черные латы, лица их закрыты шлемами, и сказительница их не видела.

Но главным был тот всадник, что на кеплианце, в сверкающей кольчуге, поверх которой наброшен темно-красный плащ с гербом. Эйдрис смотрела на этот герб. Она была уверена, что где-то уже его видела… змея, вернее, голый змеиный череп, увенчанный короной, и от него исходят темные лучи Силы…

Где она видела такой герб? Эйдрис отчаянно пыталась вспомнить. Она была с Джервоном… да, он там был, и этот самый герб был изображен… он был вырезан… на столбе ворот!

Она вспомнила! Это ворота крепости Гарт-Хауэлл, куда обладающие силой приходят учиться волшебству!

Воспоминания вспыхнули в сознании Эйдрис так ярко, что она ахнула. Она вспомнила день, когда они с отцом пришли в то место, чтобы спросить о Видящем Камне. Аббат, худой смуглый человек с бледным аскетическим лицом, вежливо объяснил им, как добраться до места Силы, где бывают видения. Но прежде чем они уехали, молодая послушница отвела их в сторону и торопливо прошептала несколько предупреждающих слов.

— Берегитесь Камня. — Эйдрис, словно въявь, снова услышала ее голос. — Он дает истинное видение, но требует за него ужасную плату!

А за головой девушки был столб ворот, и на нем, глубоко высеченный в граните, тот самый герб, который она сейчас видит перед собой. Жители Арвона боялись места, где собираются владеющие Силой, не меньше, чем Серых Башен оборотней. Это место открыто не служит Левой Тропе, но многие годы говорят…

Эйдрис хотелось схватиться за меч, но она заставила себя стоять неподвижно. Всадники остановились перед ней. Тот, что сидит на кеплианце, без шлема, и она своим усиленным зрением увидела, что он красив, у него сильный подбородок и правильные черты лица. «Красота может быть грязной, — вспомнила она предупреждение Сильвии. — Мой брат Марелон был красив».

«И Динзил тоже», — неожиданно вспомнила Эйдрис. Она держала голову высоко поднятой, меч — нацеленным острием вниз, но колени ее были чуть согнуты, она была готова к отражению нападения. Сказительница молчала, ожидая, пока вновь прибывшие заговорят первыми.

Центральный всадник наклонился в седле, пристально посмотрел на нее.

— Хорошая встреча, сказительница, — произнес он культурным вежливым голосом. — Ты и твой спутник проезжаете наши земли.

«Земли Гарт-Хауэлла», — подумала она, но не показала, что узнала герб на плаще. Так как герб не был изображен на свисающих с башен знаменах, она решила, что он тайный.

— Если мы нарушили ваши границы, сэр, прошу прощения. Это просто по неведению, — ответила она тоже спокойно и вежливо. — Мы направляемся в земли клана Красного Плаща и за них.

— Мало путников проходит здесь, — сказал всадник, и своим усиленным зрением она заметила, как он оценивающе посмотрел на нее, на все еще спящего посвященного и на Монсо. — Наши земли далеко от известных дорог. Как вы оказались здесь?

«Он меня ловит», — подумала девушка, но продолжала отвечать небрежно и вежливо.

— Мы едем уже много дней. — Она говорила абсолютную правду, не уточняя, где именно едут. — Недавно мы пересекли обширную пустыню к западу от этих холмов и оказались здесь.

Спрашивавший не мог скрыть удивления. Глаза его недоверчиво сузились… он имел право на недоверие. Сама Эйдрис ни разу не слышала, чтобы кто-нибудь утверждал, что пересек большую пустыню, которая расположена к западу от Арвона. Она улыбнулась ему, думая в то же время, зачем он и его солдаты («А люди ли они? У них какой-то странной формы руки».) явились сюда.

— Удивительная новость, — негромко сказал всадник.

Монсо снова вызывающе крикнул, и конь предводителя поднял голову. Он был слишком хорошо обучен, чтобы ответить, но глаза его сверкнули красным.

— И конь у тебя удивительный, — продолжал всадник, помолчав совсем немного.

— Не удивительней твоего, — с улыбкой ответила Эйдрис.

Он тоже улыбнулся; улыбка, растянувшая губы и оскалившая зубы, не сделала его более человечным — напротив.

— Мой конь чистокровный, а твой — нет. Я считал такое скрещивание невозможным.

— Очевидно, ты не прав, — заметила она, — потому что он стоит перед тобой.

Он захихикал, и от этого звука по коже сказительницы поползли мурашки, словно к ее обнаженному телу прикоснулись ледяные руки. Один из боковых всадников издал приглушенный звук, и Эйдрис показалось, что она разглядела у него во рту ряды острых зубов. Или у него под шлемом не лицо, а морда? Она не могла сказать точно…

— Превосходно! — провозгласил темный предводитель. — Ты сама — исключительное и крайне интересное создание, госпожа. Не говоря уже о том, что прекрасное. — И он, сидя в седле, поклонился.

— Благодарю тебя, лорд, — умудрилась она ответить, почти не разжимая губ. Страх ее перед темным посвященным — а теперь она считала всадника именно таким — все усиливался, и ей все труднее становилось держаться спокойно и небрежно. — Могу я попросить об одолжении?

— Конечно! — он как будто обрадовался. С каждой минутой усиливалась окружающая его аура неправильности.

— Можем ли мы пересечь твои земли и добраться до дороги? Прими еще раз наши глубочайшие извинения за невольное нарушение границы.

— «Наши»? — удивленно переспросил он, потом, словно впервые увидев, посмотрел на Алона. Тот продолжал лежать неподвижно. — У тебя есть спутник! Может, он делит с тобой не только дорогу, но и постель?

Не обращая внимания на то, что Эйдрис, сжав губы, отрицательно покачала головой, он продолжал с деланной насмешливой печалью:

— Увы, кажется, у меня есть соперник… мое сердце разбито, сказительница. — Он прижал руку в перчатке к груди, где все более отчетливо становился виден герб. На востоке загорелся жемчужный свет: вскоре взойдет солнце. Эйдрис отвлеченно подумала, могут ли эти существа выдержать встречу с дневным светом — многие создания Тени его боятся, — но ни всадники, ни их предводитель, казалось, не встревожились.

Темный посвященный еще раз посмотрел на бледное лицо Алона под не слишком чистыми волосами и глубоко вздохнул.

— Должен сказать, сказительница, что не могу похвалить твой вкус. Ты могла бы найти кого-нибудь получше.

Гнев вспыхнул в Эйдрис, с каждым мгновением он усиливался, и, махнув головой, она отбросила нелепые попытки сохранять внешность легкого флирта в этой насмешливой беседе.

— Ты не ответил на мой вопрос, лорд, — резко сказала она.

— На какой вопрос, прекрасная госпожа?

— Можем ли мы пересечь твои земли?

— Правильно, не ответил. — Темный пристально разглядывал ее. — Прошу прощения. Ответ мой таков Ты поедешь со мной в нашу крепость, чтобы поговоришь с лордом аббатом. Именно к нему ты должна обратиться. Я уверен, он даст тебе разрешение на проезд через наши земли.

— А далеко ли ваша крепость? — спросила девушка.

— Меньше дня пути, — легко ответил он. — Такая небольшая задержка не очень тебя опечалит, не правда ли?

Эйдрис чувствовала, как в ней пылает горячий гнев. Она чувствовала, как напрягается воля, решимость, которыми призывают — Силу. Сказительница не позволяла себе думать о способностях, которыми обладает этот темный посвященный, о том, что он, вероятно, прекрасно владеет волшебством. Вместо этого она только невесело улыбнулась.

— Боюсь, это очень неудобно. Сожалею, но я должна отклонить твое предложение.

Его красивое лицо отвердело, он положил руку на рукоять меча и высвободил оружие.

— А я боюсь, что вынужден настаивать.

Она рассмеялась и увидела, как он удивленно вздрогнул.

— Тогда свое мнение я буду отстаивать, — воскликнула она, сознательно рифмуя свой ответ. В мозгу ее, как Монсо, скачущий галопом, промелькнула идея — идея, построенная на поколениях традиции и на Силе, которую она в себе почувствовала. Строки и мелодии теснились в ее сознании.

— Этим? — придя в себя, он мрачно улыбнулся и показал на ее меч.

— Нет… — ответила Эйдрис и сознательно медленно спрятала свой меч в ножны. Взяв в руки футляр арфы, она извлекла инструмент, провела по струнам, вызвав звучный аккорд. — Вот этим!

Сила заполняла ее. Она заиграла и запела.

Она увидела, как двое всадников-нелюдей суеверно отъехали подальше от своего предводителя. Они со страхом смотрели на нее. Голос сказительницы заполнял воздух, она чувствовала, как ее переполняет сила, срывается с ее арфы. Древние сказания утверждают, что тот, кто обидит барда, будет проклят и осужден на смерть.

Эйдрис изливала в песне весь свой гнев, все раздражение, всю ненависть к Яхне. «Волшебница, наверно, стоит за этим, — подумала она, чувствуя, как ее слова вылетают изо рта, пропитанные ядом. — Силы Тьмы, которые помогают ей, хотят задержать нас. Ну, посмотрим!»

Мозг ее работал быстро, она извлекала звучные аккорды, на мгновение пожалев, что не надела на пальцы прищепки. Струны из кванской стали обжигали пальцы. Слова становились на место, она торопливо сочиняла продолжение своей сатиры. Быстрый рокот струн, и она продолжила, возвышая голос при каждой ноте:

Кеплианец закричал: железо жестоко вонзилось ему в бок. Боковые всадники еще дальше попятились от предводителя. Из их искривленных ртов, которые различала сказительница под шлемами, полились гортанные нечленораздельные звуки. Этот язык Эйдрис никогда прежде не слышала, но все равно не могла не услышать страха в их голосах.

Черты лица темного посвященного исказились от боли. Пальцы Эйдрис перебирали струны, извлекая музыку, направляя ее вместе с гневом прямо во всадника. Девушка знала — без легенд, без преданий, без инстинкта — знала самим мозгом костей, что в словах ее Сила и правда. Ее проклятие осуществится. Она пела судьбу темного посвященного, окутывала его своим собственным волшебством.

— И пусть сгниет твое тело в безымянной могиле! — она выкрикнула последние строки, видя, что они обрушились на него, как удар кулака. С бессловесным рычанием предводитель повернул коня и направил его назад, в том направлении, откуда они появились. Остальные всадники последовали за ним, но медленно, держась подальше от него, как будто опасались, что проклятие Эйдрис затронет и их, если они подойдут близко.

И как раз в тот момент, когда пылающий край солнца показался над горизонтом, они исчезли на лесистом склоне, направляясь на север.

Эйдрис смотрела им вслед, наслаждаясь своей победой. Она чувствовала себя сильной, торжествующей, пламя ненависти горело в ней. Она вспоминала выражение лица темного посвященного, вспоминала, какую судьбу предрекла ему. Сказительница откинула голову и расхохоталась — смеялась долго и громко… смеялась, пока не стало дыхания и мне понадобилось глотнуть воздух. Каким-то краем сознания она понимала, что нехорошо радоваться падению другого, пусть даже Темного, но она не обращала внимания на эти уколы совести.

— И пусть сгниет твое тело в безымянной могиле! — прошептала Эйдрис, улыбаясь лучам солнца, упавшим на ее лицо.