"Земля лишних. Том 3" - читать интересную книгу автора (Круз Андрей)Территория Ордена, остров Нью Хэвен. 22 год, 16 число 10 месяца, суббота, 10.30.Рано утром Смит заехал за Джо и Джей-Джей. Пора было начинать. Мы пожелали друг другу удачи, обнялись, дочь Джо и Бонита расцеловались. Я подошел к Джей-Джей и тихо сказал: – Ты как? Готова? – Вполне. За меня не беспокойся, долетим куда надо и как надо. – Я о другом. – я взял ее за плечо в знак некоей доверительности. – Если кто-то будет вести себя плохо – не теряйся. Лучше напугать сразу до усрачки, чем потом мучаться. Тактика террористов, и она всегда работает. Не давай даже мысли у пилота промелькнуть, что возможно сопротивление. Поняла? – Да. – кивнула она. – Ну, тогда удачи. Джо, береги девочку. Не давай злодеям вводить ее в сомнения. – За это не беспокойся. Они уехали, а мы тоже взялись готовиться. Через час на приехали Дмитрий и Хосе Карлос, просидевшие со вчерашнего вечера в кустах над домом Родмана. Сейчас их сменили Маноло и Луис, уехавшие туда на еще одном прокатном "рэнглере". Оба устали, немного продрогли, и Бонита взялась приготовить им горячие бутерброды. Я спросил у Дмитрия: – Что и как? – Вчера, около двадцати трех сорока в дом приехал высокий мужчина, рыжий, в разгрузке и с автоматом. На вид ему около сорока лет. По описанию совпадает с Маллиганом. С ним были две девушки, африканки, лет семнадцати-восемнадцати на вид. Ни наручников, ни чего-либо другого я у них не заметил. Рыжеволосый открыл дом ключом, завел их внутрь, после чего вышел наружу. В течение десяти минут он заносил в дом какие то мешки из полиэтилена, после чего вошел внутрь и больше не выходил. Около двадцати пяти часов приехал серебристый "Рэйндж Ровер", в котором приехали двое – высокий блондин, на вид примерно тридцать, в легкой рубашке и летних брюках, без оружия, и второй, тоже около тридцати или немного больше, среднего роста, сутуловатый, брюнет с кудрявыми волосами. Оба совпадают с описанием Родмана и Бернстайна. В доме зажегся свет, примерно через двадцать минут оттуда вышел Маллиган и уехал до сегодняшнего утра. Больше из дома никто не выходил. Шума слышно не было, видны были люди в гостиной, но девушек видно не было. Дмитрий налил себе минеральной в стакан, большими глотками выпил, продолжил: – Сегодня около семи ноль-ноль Маллиган вернулся в дом, без автомата. В восемь часов сорок минут Родман уехал на своем "Рэйндж Ровере". В девять часов десять минут из дома вышел Бернстайн, двадцать минут плавал в бассейне, после чего зашел внутрь. Больше ничего не происходило. От Маноло с Луисом тоже ничего не слышно, значит там тишина. – Что с системами безопасности? поинтересовался я. – Меня больше всего камеры на фасаде волнуют. – Камер нет, я осматривал стену по сантиметру, все это время. И все вокруг. Датчиков тоже никаких не заметил. Да там и дверь такая же как здесь, со стеклами. Родман сам без оружия ездит, значит, здесь ничего не опасается. – Хорошо бы так. Хорошо бы. – протянул я. – Раулито! – Что? – откликнулся маленький подрывник. – Готов? Выезжаем. – Давно готов. – Раулито показал на спортивный рюкзак, стоявший у выхода. – Выходим. Мы с Раулито были одеты в "орденско-служебном" стиле, то есть кобура напоказ, практичная одежда, удобная обувь. Оба в темных очках, я в панаме, а Раулито в берете. Этого обычно достаточно, чтобы никто вокруг не разглядел и не запомнил лицо.На мне не было уже привычной набедренной кобуры с "Гюрзой", а вместо нее в наплечной кобуре покоился "Хеклер и Кох" USP 9SD со съемным глушителем. Он сегодня нужнее будет. Точно такой же был у Раулито, и еще он прихватил рюкзак со своей подрывной машинерией. Бонита же напротив, оделась легко и соблазнительно, в яркое и облегающее, под чем негде было спрятать оружие. В руках была небольшая сумочка, но с секретом. Пистолет в женской сумочке – это пошло, его доставать не меньше минуты придется. У этой сумочки снизу отстегивалась и отходила в сторону одна из стенок. Движение пальцем и прямо в руку, да еще и незаметно для окружающих, выпадал бесшумный ПСС, который я ей отдал для этого дела. В самой сумочке лежал еще и ГШ-18, на всякий случай, если понадобится серьезное оружие. – Mi Amor, минутку внимания. – окликнул я ее на выходе. – Да? – обернулась Бонита. – Твое дело – войти. – сказал я, глядя ей прямо в глаза. – Если тот, кто откроет дверь, поведет себя не так как надо – расходуй его сразу. Договорились? Нам их жалеть не надо. – Договорились. – кивнула она. – Но все же лучше сначала живыми. – Естественно. Зачем отклоняться от плана? Но если что не так… – Я поняла. – Ладно, с богом! Мы вышли во двор, загрузились в "сто десятый". Я выехал со двора, прокатил по подъездной дороге и, выехав на главную, свернул направо. Теперь мне до перекрестка перед гольф-клубом "Нью Огаста". Там нас будет ждать Катя на служебной машине. Вообще то она на работу на своей ездит, но на сегодня мы сочли, что ей будет лучше воспользоваться "Лэндровером" с эмблемами на дверях. Мало ли кто обратит внимание на ее визит? Две служебных машины у дома начальника, что может быть более объяснимо? Действительно, через двадцать минут езды мы подъехали к клубу и увидели за перекрестком трехдверный "Дефендер 90". Мы подъехали сзади вплотную, остановились. Я вышел из машины, подошел к водительской двери "девяностого". Катя сидела за рулем, бледная, напряженная. – Катя, как вы? – спросил я ее, наклонившись к водительскому окну. – Нормально. – тихо ответила она. На то, что ей совсем нормально, было не очень похоже. – Не волнуйтесь, мы сами все сделаем. – сказал я. – Вы только в дверь позвоните и можете даже не заходить. – Я с вами пойду. Я хочу все видеть. Она говорила почти не разжимая губ, глядя прямо перед собой. – Мария Пилар поедет с вами. Хорошо? – Конечно. Я позвал Бониту, стоявшую в ожидании у правой передней двери нашего "сто десятого". – Расшевели ее немного, а то девчонка в обморок хлопнется. Бонита кивнула мне, затем заулыбалась, подошла к машине Кати, залезла на правое сиденье, чмокнула Катю в щеку. – Привет. – Привет. – даже слегка улыбнулась Катя. – Катя, последний вопрос. – обратился к девушке я. – Другой пистолет взяли? – Да. Она взглядом показала на кобуру, из которой торчала рукоятка "беретты 92". – Мой старый, собственный, нигде не учтенный. Его не жалко выбросить. – Хорошо. Все, с богом. Мало ли как пойдет дело в доме? Все же лучше Кате свое оружие с собой не тащить, вдруг случится выстрелить? У нее оружие служебное, возможно, что и баллистическая карта с него сделана, следы останутся. Я вернулся к своей машине, где Раулито уже перебрался на переднее сиденье. – Как она? – спросил он меня. – Выдержит. Первое убийство все же. Считай, что в первый раз в первый класс. – Ага. Раулито предстоящее трогало мало. Наш маленький минер успел много в жизни повидать. Мы тронулись с места, и поехали дальше маленькой колонной. Проехали по извилистым дорогам гольф клуба, где на поля уже вышли игроки, обогнули клаб-хаус, спустились к виллам на берегу и въехали на полукруглую подъездную дорогу к крыльцу Родмана. Там было пусто, ни души вокруг. Все вышли из машин, мы с Раулито надели нитяные перчатки. Я бросил взгляд на фасад – действительно, никаких камер, решеток или чего-либо другого. Безопасное место, этот Нью Хэвен. Было, по крайней мере. – По местам. Бледная Катя с лучезарно улыбающейся Бонитой пошли к входной двери, а мы с Раулито встали по бокам. Раулито вытащил пистолет из кобуры, навинтил на него глушитель, и я повторил его действия. Нечего зря шуметь. Катя нажала кнопку звонка, и через дверь до нас донесся мелодичный сигнал. Было тихо. Она нажала на звонок еще раз и в этот момент дверь распахнулась. Бонита, стоящая за Катей, заулыбалась еще шире, послышался мужской голос: – Кейти? Что-то случилось? – Светлана Беляева попросила нас передать для мистера Родмана этот конверт, который нам прислали… – затараторила Катя голосом примерной первоклассницы. Все, как я ее учил. В этот момент Бонита, продолжая улыбаться, шагнула вперед, поднимая перед собой сумочку, как будто собираясь раскрыть, и извлечь из нее тот самый пакет, о котором говорит Катя. Мне было видно, как прямо ей ладонь выпал ПСС, Бонита еще шагнула вперед, мгновенным, как у гремучей змеи, движением вскинула маленький пистолет на уровень лица и буквально прошипела с неожиданно обострившимся испанским акцентом: – Замри, сволочь! Только глазками моргни – убью! Я знаю, какими бешеными становятся ее глаза в такие моменты. Ей сразу веришь. Невооруженный человек в таком случае замрет, опешив или размышляя, как выкрутиться из неожиданной проблемы. А пока он размышляет… Я кивнул Раулито, и мы с двух сторон шагнули к широкой двери. Прямо перед ней, раскрыв от удивления рот, стоял высокий мужик с круглым конопатым лицом и короткими рыжими волосами. Я схватил его левой рукой за правое плечо, мешая ему потянуться к оружию, вталкивая его в дом и направляя USP в лицо, Раулито заблокировал его левую руку, уперев длинный глушитель своего "хеклера" ему в бок, Бонита вошла следом и за ней Катя, закрыв за собой входную дверь. Маллиган и вякнуть ничего не успел, как мы с Раулито завалили его лицом в пол. Раулито выдернул у того из кобуры "SIG-Sauer P220"[5] сорок пятого калибра, в модном двухцветном исполнении. – Бернстайн где? Бернстайн? – зашептал я ему, подпустив в голос оттенок некоей психической нестабильности. Это помогает, люди, оказавшиеся в таком положении, больше всего боятся психов и неуравновешенных людей, а выглядеть я сейчас должен так, что хоть сейчас в Кащенко. – Где Бернстайн? Говори, изуродую! – продолжал бубнить я. – В подвале. Он заперся. Он занят. – прошептал Маллиган. Маллиган был явно и сильно испуган, и даже не пытался этого скрывать. К тому же он был растерян, потому что присутствие Кати выбивало почву из под любой из теорий, объясняющих происходящее. Послышался треск – это на его запястьях затянулись одноразовые наручники. Клиент упакован. Мы с Раулито рывком подняли его на ноги, обыскали. В кобуре на щиколотке нашелся компактный "Kel-Tec P11"[6]. Надо же, взрослый дядя, а таким дешевым барахлом пользуется. – Кто еще в доме? – спросил я его, с силой ткнув глушителем в голову. – Никого. – Веди к Бернстайну. Веди по-хорошему, добровольно, пока я тебя на ленты распускать не начал. – Нам туда. Он кивнул головой в сторону лестницы на второй этаж. Из под нее лестница поменьше вела в подвал. Я убрал в кобуру UPS, даже не отвинчивая глушитель, взял его "Зиг-Зауэр", проверил наличие патрона в патроннике, упер ему в спину и, схватив за левое плечо, за одежду, потащил Маллигана перед собой. Раулито и Мария Пилар нас страховали, а Катя вытащила из кобуры свою "Беретту", и замыкала шествие с очень воинственным видом. Девушки тоже надели перчатки, и даже Катя не забыла это сделать. Похвальная уверенность для первого в жизни боя. Лестница вниз упиралась в деревянную дверь. Я прижал Маллигана лицом к боковой стене и кивнул Боните и Раулю. Они тихо подошли к двери, держа пистолеты наизготовку, открыли ее рывком и быстро вошли. – Чисто! – Чисто! – Нет там никого. – прошептал упертый лицом в стену Маллиган. Я ударил его рукояткой пистолета по затылку. – Тебя не спросили, урод. Вперед. Я втолкнул его в помещение вроде холла, из которого вели в три стороны три двери. Раулито взял на прицел ту, через которую мы вошли, тыл прикрыл. Из показаний Хоффмана я знал, что слева находится нечто вроде личного архива Родмана, где и стоит сейф. Справа было нечто вроде кладовки, а массивная звуконепроницаемая дверь прямо перед нами вела туда, откуда выносили тела убитых девушек, и за ней Хоффман ни разу не был. Я подтащил Маллигана к ней. – Здесь? – Да. Она закрыта изнутри, и она звуконепроницаема. – Как его позвать? – Звонок. – Маллиган показал глазами на домофон справа од двери. Обычный домофон, без камеры. – Скажешь ему, что в доме пожар. Если он не откроет, я прострелю тебе позвоночник и так оставлю подыхать, а потом взорву дверь. Не вздумай о нем заботу проявить. – Я дерьма за него не дам. – прошептал Маллиган. – Нажмите на звонок. Я нажал на кнопку домофона, из динамика донеслось жужжание зуммера. Через несколько секунд послышался голос из динамика: – Да? – Мистер Бернстайн, это Маллиган. В доме пожар! Срочно уходим, пока весь первый этаж не загорелся, иначе мы в ловушке! Хорошо прокричал, выразительно, я сам чуть не поверил. Вот как жить хочет. – Иду! Отойди от двери и отвернись! – Понял! Уже! Стесняется, надо же. Не хочет показывать, как он веселится. Что это с ним, что он такой застенчивый? Я передал Маллигана Боните, взявшей его на прицел, а сам встал перед дверью поудобней. Раздался звук отпираемого замка, дверь начала приоткрываться. Видимо, Бернстайн решил убедиться, что Маллиган и вправду закрыл глазки, как обещал. Или решил понюхать, пахнет ли дымом? Но это мы уже проходили раньше. И я все свои восемьдесят пять килограмм вложил в пинок возле дверной ручки. Послышался стук, крик, что-то с грохотом повалилось с той стороны, я распахнул дверь и шагнул внутрь, держа трофейный "Зиг-Зауэр" двумя руками на уровне глаз. Они еще и занавесочку повесили сразу за дверью, чтобы точно никто туда не заглянул. Куда? А в камеру пыток. Самую обычную, как в средние века. Никаких атрибутов из секс-шопов, крестов там и кожаных наручников. Пыточная настоящая, как в инквизиции. Дыбы, какие то другие устройства, о которых знаю, зачем предназначены, но не знаю, как называются. Все на кирпичных стенах развешано, крючья, цепи, щипцы, вороты какие то, цепи, мать их… И палач с занавеской борется. Оглушен и запутался, оборвал на себя, когда падал, удержаться пытался. А вот палач как раз из секс-шопа. Штанишки кожаные, тщедушный волосатый торс ремнями перевязан, картуз кожаный, вроде комиссарской кепочки, в сторону откатился. Какие то ковбойские сапоги со шпорами на ногах. Принарядился. Запах в подвале ужасный. Горелая плоть, кровь, экскременты. Пол частично мокрый и шланг валяется, из него вода течет. Вода стекает в сток в полу. Полы хотел вымыть что ли? Крови то, крови… Все в ее потеках, брызгах, пол такой, как на бойне должен быть. А где девушки? Нет никого, только этот, в кожаных штанах, встать пытается. Я оглянулся. За мной стояли Бонита, держащая под прицелом скованного Маллигана, и Катя. Катя уже в обморок собралась, кажется. Но это и к лучшему, может быть, не надо Кате смотреть на это. Никому не надо, ни Кате, ни Боните, ни мне. Палач сумел на четвереньки перевернуться и вдруг попытался так и рвануть от меня. Я догнал его в один шаг и с маху подъемом стопы ударил в промежность. Попал как надо, он только охнул и свалился набок, поджав колени. Я лицо только сейчас разглядел. Носатый, узколицый, мешки под глазами. На лбу ссадина от двери. Лысеет заметно. Вроде и молодой, но какой то потрепанный. Плюгавыми таких называют. Это они от своей плюгавости в маньяки подаются, самоутверждаются они так. Сначала самоутверждаются, потом скулят вот так, как сейчас. Где же две девушки? Две девушки здесь должны быть, а их нет. Крови сколько, неужели все из них? Он их что, на куски разрезал? И съел? Не видно их… Только устройства пытошные. Затем я увидел в дальнем конце камеры пыток две решетчатые двери, за ними нечто вроде стоячих карцеров. Видны только до середины, их какой то дикий станок с колодками и цепями заслоняет. Может, он их в камеры запер? Мне не видно, есть ли кто-то внутри. Я проверю… – На пол его! Держи обоих! – скомандовал я побледневшей Боните. Она хоть и была в прострации, но поняла меня. Сшибла подсечкой Маллигана, неласково, тяжело уронила лицом вниз, взяла на прицел его и Бернстайна. От Кати уже пользы ждать было бы сложно, она по цвету стала как фаянсовая раковина, что в углу, куда вода текла из крана. Нет, раковина не белая, в ней кровавые разводы розовые, палач руки мыл, когда в дверь позвонили. А Катя просто белая, спиной о стену опирается, и хоть глаза открыты, я даже не понимаю, в сознании ли она. Я, не опуская пистолета, пошел вперед. Обогнул какой-то стол с деревянными валиками, из которых шипы торчали, залитый кровью, на шипах клочья чего-то и сгустки кровавые. Знаете, как кровь пахнет? Попробуйте медную монету подержать во рту, появится такое же ощущение. Сейчас впечатление такое, что пригоршню мелочи под язык себе высыпал. И жуткий запах паленого, как он, тварь, сам здесь не подох от такой вони? Прямо за этим столом два свертка. Длинные, с человека примерно. Лежат на полу, бок о бок. Серые большие мешки для мусора, и в них что-то спрятано. Сверху местами скотчем прихвачено. Понять не сложно, что там в мешках, но мозг понимать отказывается. Я пощупал через пластик – вроде бы голова, но неправильная. Надо разрезать. У меня маленький, но острый нож-брелок всегда с собой, мало ли зачем понадобится? Вот и понадобился. Я выудил его из кармана вместе с ключом от квартиры в Аламо, выщелкнул лезвие большим пальцем. Оттянул полиэтилен, чтобы случайно не порезать то, что под ним, воткнул лезвие, повел им от себя. Пластик разошелся легко и бесшумно. Я заглянул под него, боясь увидеть то, что под ним. И ничего не понял. Кровавое мясо и все, даже непонятно, что это. Я надорвал пластик дальше, туда, где прощупывалась голова. Это голова? Это разве может быть головой? Я судорожно проглотил слюну и отвернулся в сторону. Не сблевать, не сблевать прямо сейчас. Как мантру это повторял. Задышал глубже и чаще, добиваясь гипервентиляции, заталкивая внутрь метнувшийся к горлу желудок. Чуть отпустило. Больше не буду в пакет смотреть, не хочу. Я и так все понял, а все подробности мне не нужны. Все подробности пусть сам Бернстайн знает, пока живой, благо недолго ему осталось. Я встал, пошел назад. Катя спиной опиралась на косяк двери, ее трясло. Бонита вопросительно смотрела на меня, но тоже была бледной как смерть. Даже ее смуглая кожа побелела. Руки с пистолетом не дрожали, правда. И смотрели они обе с ужасом, видимо, такое у меня было лицо. Маллиган лежал лицом вниз, закрыв глаза, совершенно неподвижно. Только Бернстайн корчился и скулил. – Встань, Бернстайн. Встань. Голос свой я не узнал. Странный какой-то, гухой и деревянный. Он как будто не слышал меня. Я направил на него "Зиг-Зауэр" Маллигана, щелкнул курком, взводя его большим пальцем. Ненужное движение, ненужный звук, этот пистолет самовзводный, но Бернстайн замолчал, явно прислушиваясь. – Бернстайн, открой глаза. Смотри на меня. Он действительно приоткрыл глаза, глянул на меня искоса. Что в этом взгляде было? Муть какая то, то ли страх, то ли безумие, то ли пустота. Грязь. Как в очке сортирном. Такое же… – Встань, или я начинаю тебя расстреливать на куски. Бернстайн перевернулся на четвереньки, начал вставать. Появилось желание пнуть еще раз, но подумал, что потом его уже самому поднимать придется. Не хочется к нему прикасаться. Никак не хочется. – Маллиган, у тебя какие патроны? – спросил я у лежащего родмановского холуя. – Что? – переспросил тот. – Какие патроны в пистолете? – Экспансивные. Разворачивающиеся. – Хорошо. Бернстайн все же встал и отступал от меня вглубь пыточной, пятясь спиной. – Стой. Я направил пистолет ему в голову. Он остановился. – Бернстайн, а что это у тебя? – я опустил ствол пистолета на уровень живота. У него член торчал из штанов. Такие штаны у него, что яйца наружу. Чтобы возбуждаться, наверное. Сейчас он не возбуждался, висело все и сморщилось, как гнилой овощ в зарослях грязной травы. – Ответь мне, Бернстайн. Он молчал. Его начало трясти, изо рта потекла слюна. Боже, у него даже слезы показались. Но при этом он не издавал ни звука. – Ты плачешь, Бернстайн? Ты не о них плачешь? – я показал стволом пистолета на пластиковые мешки. – Что ты с ними сделал, сволочь? Я ведь даже понять не смог, что ты с ними делал. Катя, закрой дверь! Как ни странно, но Катя меня услышала. Дверь в подвал захлопнулась. Бернстайн пускал слюни, трясся и беззвучно плакал. Он ничего не хотел говорить, и говорить нам было не о чем. Я вновь прицелился ему в пах и нажал курок. Выстрел из сорок пятого калибра в замкнутом подвале прозвучал как пушечный. Вскрикнула Катя, и завыл палач, схватившись руками за пах, пытаясь удержать в пальцах рвущуюся наружу струю крови. Я прицелился прямо в ладони и выстрелил снова. Снова взрыв, новый приступ воя раненого, новый взвизг Кати. Он продолжал стоять, завывая, выпучив глаза, с раздробленными руками и отстреленными гениталиями. Раскачивался, но стоял. – Не стой, ложись. Еще два выстрела, оба в колени. Как "бам-бам", но в разные точки, рукоять пистолета толкает в ладонь, гильзы со звоном катятся по полу. Брызги крови, ноги подломились, он упал навзничь. В этом пистолете семь патронов в магазине, я выстрелил четыре раза. Один я приберегу, у меня на него еще планы, а еще два – это Бернстайну, это его. Куда его теперь, чтобы еще хуже ему было? Чтобы крючило его и рвало на части? Это пусть в кино и книгах благородные герои благородно стреляют злодеев одним выстрелом, мол, не с руки герою даже маньяка мучиться заставлять. Так то в кино, и благородные, это не про меня. Я вот в живот ему еще… Снова грохнуло, и снова заорал Бернстайн. Живучий, тварь, так и корчится. Я снова выстрелил, снова в живот. Пули экспансивные, все кишки на себя намотали, теперь уже точно не выживет. Покорячится, и подохнет, никуда не денется. Я повернулся к нему спиной, оглядел девушек. Бонита по прежнему была бледной, но держалась твердо. Катя была в прострации. Я подошел к лежащему Маллигану, присел возле него на корточки. Потыкал стволом пистолета ему в затылок. – Маллиган, сейф на прежнем месте? – Да. До этого он был спокойным, даже в такой неудачной для себя ситуации, но теперь крупно дрожал. – Код знаешь? – Нет. Но знаю, где записан. Он прямо на двери в ту комнату. Надо дверь открыть и на нее сверху посмотреть, с торца. Там он нацарапан. – Mi Amor? – обернулся я к Боните. – Я посмотрю. Бонита взяла Катю за трясущуюся руку. Та, не отрываясь, смотрела на бьющегося в судорогах Бернстайна. – Катюша, пойдем. Не надо тебе. – Этого тоже убить обещали. – сказала Катя, судорожно проглотив слюну. – Все он сам сделает, выйди, хватит тебе смотреть. Закончится все и заглянешь. Бонита продолжала тащить девушку за дверь и та сдалась. Она отвела ее к лестнице на первый этаж и усадила на ступеньку. Та села, обхватив себя руками за плечи. Бонита подошла к двери, подергала ручку. Заперто. – Маллиган, а ключ от кабинета где? – У меня в боковом кармане есть дубликат. В брюках. Я похлопал его по бедру. Точно, ключи в кармане. Я запустил в карман пальцы, уцепился за связку ключей, выдернул ее. Штук пять, по типу одинаковые, но разного цвета. – Какой? – Зеленый. Бонита уже стояла рядом, протягивая руку за ключами. Я отдал ключи ей, она снова вышла за дверь. Послышался звук отпираемого замка, затем другой звук, как будто передвинули стул. Мария Пилар крикнула: – Есть какой то код! – Запиши пока и подожди минутку! – крикнул я в ответ, затем обратился к Маллигану – Какие нибудь сюрпризы с сейфом? – Никаких. Ни сигнализации, ни ловушек. Ничего. Здесь безопасно. – Было безопасно. Mi Amor, открывай! Но пусть Раулито проверит сначала. – Сейчас! Протопали шаги нашего минера, затем наступила тишина. Потом донеслось пиликанье кодового замка, на котором набирали цифры, и затем я услышал звук сработавшего электромотора. Открылся, сразу ясно. – Есть деньги и коробка с дисками! – крикнула из той комнаты Бонита. – Маллиган, на каких дисках снят Бернстайн? – пнул я в бок лежащего Маллигана. – Я знаю, что вы с Хоффманом смотрели видео с его развлечениями. – Они там все по конвертам разложены, на каждом надпись. Там написано "Наш друг из DEA". – Где скрытая камера? – Уже нигде. Родман сам приходил посмотреть в последнее время. Камеру он убрал, естественно. Она в вытяжку была вмонтирована. – Маллиган подбородком показал куда-то вверх. Действительно, на потолке была решетка вытяжки. – Понял. Проверю. Встаем. Я схватил Маллигана за шиворот, тащил его вверх, пока он не встал на ноги. Маллиган уставился на продолжающего шевелиться Бернстайна, который скреб ногами по бетонному полу. Самого его трясло крупной дрожью. – Он еще жив. – сказал Маллиган. – Да. Скоро умрет. – А добить? – Зачем? Пусть так. Маллиган не ответил, но его затрясло сильнее. Я подтащил его к стене, припечатал к ней спиной и с силой упер ствол пистолета под челюсть, заставив его встать на носки ботинок. – Катя, зайди! Я услышал нетвердые шаги, в пыточную зашла Катя, на которой не было лица. Я спросил ее по-русски, чтобы не понял Маллиган: – Хочешь видеть сама? – Да. – Тогда закрой дверь снова. Она излишне энергично кивнула, притянула дверь к себе. Я повернулся к застывшему в ужасе Маллигану. Наступила тишина, только слышалось хрипение умирающего Бернстайна. Надо говорить что-то в таких случаях, в назидание, но какое назидание может быть, если ему все равно конец? Что тут назидать? Я чуть отодвинулся и нажал на спуск. Звук выстрела частично заглушился мягкими тканями под челюстью, но из затылка вырвался фонтан крови, мозгов и мелких костей до самого потолка. Я отпустил тело и отскочил в сторону. Маллиган рухнул лицом в пол, демонстрируя отсутствующий затылок. Из огромной дыры торчали белые развороченные кости, затем на пол выпало что-то кроваво-скользкое. Я извлек кусачки для одноразовых наручников из футляра, перещелкнул их на запястьях убитого, убрал в карман. Катя успела добежать до раковины, и вырвало ее туда. Я подошел сзади, похлопал по плечу. – Тебе точно надо было смотреть? Она утвердительно закивала головой. – Выйдем отсюда, ты уже все увидела. Я обнял ее за плечи и повлек к выходу. Она чуть придержала меня, посмотрела на все никак не подыхающего палача. – А этот живой еще. – Скоро умрет, через пару минут. Не выживет, не беспокойся. – А убить его если? – Пусть мучается. Как его жертвы. Хорошо? Она лишь кивнула, и я вывел ее из камеры пыток, притворив за собой дверь. Я повел ее за собой в архив, где у сейфа с сумками хозяйничала Бонита. Судя по всему, денег мы взяли немало. И целуя кучу компакт-дисков. Я быстро просмотрел их, нашел коробку с надписью "Наш друг из DEA", передал их Кате. – Это тебе, помнишь, что с ними делать? – Помню. – Тогда не потеряй. А пистолет убери в кобуру, стрелять уже не в кого. Она снова резко кивнула и начала запихивать дрожащей рукой "беретту" в кобуру, даже не попадая в нее. Я аккуратно забрал у нее пистолет, поставил на предохранитель, вложил его ей в кобуру и застегнул ремешок. Так то лучше. Еще там стоял компьютер, из которого мы выдернули жесткий диск. Почитаем на досуге. – Mi Amor, как мы с трофеями? – Очень много, не меньше двух миллионов, потом пересчитаем. При упоминании денег Катя проявила признаки жизни, даже бледность уменьшилась вроде как. – Катя, двадцать пять процентов вам, не беспокойся. – Спасибо. – Не за что. Будь с Марией Пилар, помоги ей, а я проверю, как в той комнате. Снова резкий кивок. Я вышел в подвальный холл, выглянул на лестницу. Раулито стоял спиной ко мне, держа пистолет опущенным у бедра. Глушитель был уже снят. Все правильно, как я и сказал. Теперь, случись кому войти, мы – сотрудники Отдела, вызванные на преступление. И глушитель уже подозрительно выглядит. Я тоже вытащил "Хеклер-Кох" из кобуры, свинтил с него глушитель и направился в пыточный подвал. А вдруг Бернстайн регенерировался и уже поджидает меня с палаческим топором? А вдруг Маллиган воскрес? И я не осмотрел подвал, вдруг там не только эти две девушки были? И хоть идти осматривать все это снова, было мне как нож острый, но и так оставлять нельзя. Маллиган не воскрес и Бернстайн не регенерировался. Маллиган лежал в луже крови, вытекшей из развороченного черепа и с текущей из шланга водой стекающей в водосток в полу. Бернстайн почти умер, только еще скреб пальцами пол. Лужа крови вокруг него расплылась на половину ширины подвала, и если бы не наклон к стоку, залила бы все. У человека около семи литров крови, кажется, а это немало. Попробуйте вылить семь литровых пакетов молока на пол. Кровь перестает течь лишь после смерти, а Бернстайн был еще каким то чудом жив, мучился, и сердце его продолжало перекачивать кровь, выталкивая ее через жуткие раны наружу. Я обошел его по сухому, удерживая пистолет двумя руками, направив ствол в пол. Я был страшно непрофессионален, не осмотрев все сразу, но я просто не мог этого сделать. Не мог, и все тут, с того момента, как заглянул в пластиковый мешок. Я на сам мешок сейчас старался не смотреть. Прошел до конца подвала, обходя пыточные станки, увешанные цепями, колодками, воротами, шипами, островерхие "кобылы" и еще дьявол знает какую мерзость. Все было пропитано застарелой кровью. В этом подвале все было пропитано муками и смертью. И в нем никого больше не было, никто не прятался. Я повернулся и пошел обратно. Бернстайн уже не шевелился. Я присел рядом, брезгливо сморщившись, приложил руку к шее. Все, подох наконец, пульса нет. Я встал, подошел к валяющемуся на полу "Зиг-Зауэру", поднял его и подошел к раковине. Справа висело махровое полотенце. Я тщательно протер им пистолет, бросил полотенце в кровавую лужу возле тела Бернстайна, а пистолет вложил в руку Маллигана, сжал его пальцы на рукоятке, затем еще несколько раз коснулся его руками разных частей пистолета, чтобы было побольше его отпечатков. Положил пистолет возле его правой руки, ближе к стене, чтобы выглядело, как будто выпал после выстрела. А рукко подсунул под голову, куда стекала смесь крови и мозгов. Не знаю, будет кто парафиновый анализ делать, или нет, чтобы определить, сам ли Маллиган стрелял, но даже если бы во главе Отдела была не Светлана, для них это самоубийство – настоящий подарок. Потому что работа с маньяком даже в этих условиях настоящий скандал. Что там еще по канонам жанра? Сейчас я должен начать мучиться, что я вынужденно забрал человеческую жизнь, но во имя справедливости и все такое? Или страдать по поводу излишней своей жестокости? Или попозже? Вот чего не помню, того не помню. В общем, часть с душевными страданиями пропускается за отсутствием таковых, жаль только, что сдох он слишком быстро. Только это меня и расстраивает. Все, можно идти. И командовать эвакуацию. |
||||
|