«А МЫ БУДЕМ С ВАМИ»

Ну, я как в воду глядел! Что Люська-то затеяла…

Бегали мы по улице с саблями и пистолетами. А на бревнах сидели девчонки. Мы как увидели их, так нарочно еще громче заулюлюкали, окружили, стали бабахать из пистолетов перед их носами и толкать то одну, то другую. Вика возмутилась:

- Безобразие, ну вас!

А Люська как закричит: - Падай, падай! - И, выбежав на середину круга, схватила меня за плечо. Все остановились, ничего не понимая, а она сказала: - Почему он не падает? В него стрельнули, он убитый!

Я разозлился и выдернулся.

- Сама ты убитая!

- Но он же в тебя стрельнул, я видела.

- Ну и что? А если я раненый?

- Падают и раненые. Верно, товарищ генерал?

Борис растерянно молчал, разглядывая ее как заморскую невидаль. Потом спросил:

- Чего лезешь?

А Люська возьми и заяви:

- Мы с вами будем играть! Открывается полевой госпиталь. Вот здесь, на бревнах. Вика, давай! - И не успели мы моргнуть, как она замахала черным патрончиком губной помады - откуда только взялся у нее? Подбежала к Рудимчику, который стоял с разинутым ртом, и выхватила из его рук щит-фанерку. - Товарищ боец, при стрельбе из пистолета щитом не пользуются. - И - раз-раз! - начертила на фанерке красный крест, а фанерку прикрепила на заборе. - Вывеска готова! Вика, ты главврач, Маша хирург, я - медсестра.

- А я не умею хирургом, - сказала Маша.

- Научишься! - отрезала Люська и обратилась к нам. - Бой продолжается. Что же вы? Воюйте, товарищ генерал!

Борис машинально скомандовал:

- На врага - вперед!

Назар завопил: «Ура!», мы выхватили шпаги и ринулись в бой. Вдруг вижу: Рудимчик наставил на меня пистолет, сказал «бах-бах!» и вдруг закричал: «Гошка раненый!»

Еще не хватало из-за малолетки-второклассника ложиться в госпиталь! Я хотел его догнать, но не смог. Шустрый он. Словно мышонок. И похож на мышонка. Лицо, как мордочка, острое, вытянет вперед и бегает, мелко семеня, высматривая по сторонам, будто принюхиваясь.

- Ну, погоди! - погрозил я ему и выстрелил в овраженского Гошку. Но тот тоже отказался падать: я, говорит, ходячий раненый.

Так мы бегали, и никто не хотел идти в госпиталь, а девчонки стояли на бревнах и смотрели на нашу битву. Тогда я крикнул:

- Главного Мушкетера в госпиталь! - И все обрадовались, бросились к толстому Сашуне: - В госпиталь его.

Он начал отчаянно отбиваться:

- Пустите, чего пристали, опять измажусь!

Надо сказать, что из дому он всегда выходит в чистой наглаженной рубашечке. А пока бегает с нами, становится до того грязным, что мать ругает его, ругает, потом берет за руку и уводит с улицы. Вот он и забеспокоился, когда мы его схватили. Но мы не отпускали, а потащили на бревна, изредка приподымая с земли, потому что он был тяжелый, как телевизор.

Вика, важно подбоченившись, встретила нас вопросом:

- В чем дело, граждане?

Назар Цыпкин встал по струнке и доложил:

- Товарищ главврач, привезли раненого бойца, окажите помощь.

Овраженский Гошка выскочил вперед:

- Я в него выстрелил. Наповал.

Борис нахмурился:

- Дурак. Если наповал, зачем в госпиталь?

Люся быстро нашла выход:

- Врачи разберутся! Товарищ хирург, сделайте операцию!

- Не надо мне операцию! - задергался Сашуня.

- Лежи! - придавил я его коленкой.

- Вика, - испуганно зашептала Маша. - А чем перевязывать?

- Во-первых, я тебе не Вика, а во-вторых… - Главврач оглянулась, словно выискивая глазами перевязочный материал.

Я тоже оглянулся. И Борис тоже. Должно быть, мы одновременно посмотрели в сторону его двора. Там, за дощатым забором, белело развешанное после стирки белье. Я подмигнул Борису, и… Конечно, мой дед обязательно бы сказал: «Ай, как нехорошо!» Но в ту минуту нам хотелось только одного: чтоб не остановилась интересная игра в войну с госпиталем. И все мы так увлеклись, «перевязывая» Сашуню, что не сразу услышали крик Черданихи.

- Полотенце, мое полотенце! - Остановившись посередине улицы, она начала хлопать себя руками по бокам, приседая при каждом хлопке и слове. - Ироды! Разбойники! Бандиты!

Она всегда так причитает перед тем, как броситься на нас. Мы уже изучили ее тактику и поняли, что лучше всего спасаться бегством. Недолго думая, мы кинулись врассыпную. На месте остались только Борис, перевязанный «боец» Сашуня и Люська. Черданиха приблизилась к ним.

- Бандиты, архаровцы, негодники стоеросовые! - продолжала она вопить и, ухватившись за полотенце, так рванула, что толстый Сашуня мотнулся, словно травинка. Полотенце осталось в руках у Черданихи. Она замахнулась на Сашуню, но в эту секунду раздался голос Ангелины Павловны, Сашуниной матери:

- Что вы делаете?

Ангелина Павловна, как всегда нарядно одетая, пышноволосая, с блестящим браслетом на руке, в красных босоножках и с красной сумкой, бежала к сыну.

- Что вы делаете! - повторила она, тяжело дыша, и встала перед Черданихой. - Кто вам позволил бить ребенка?

- Ребенка? - насмешливо передразнила Черданиха. - Это они-то ребенки? Басурмане зловредные! Видели? - потрясла она полотенцем. - С веревки стащили.

- Все равно бить не смеете! - сказала Ангелина Павловна. - А если уж вам очень хочется, упражняйтесь па собственном сыне. А ты… - повернулась она к Сашуне и тут, как говорится, лишилась языка: он стоял перед ней измазанный, как никогда. - Опять? - тихо начала Ангелина Павловна. - Я не успеваю стирать, я не успеваю гладить, я разрываюсь на части, а ты? Немедленно ступай домой! Не умеешь гулять, как люди, сиди в четырех стенах! С этого дня я запрещаю тебе играть с ним! - Она показала на Бориса. - Он плохо влияет. Он - достойный сын своей матери!

Последние слова Ангелина Павловна произнесла громко в сторону Черданихи и пошла прочь, высоко подняв голову, таща Сашуню за руку, как дошкольника.

Черданиха, конечно, не пропустила этих слов без ответа я визгливо закричала, что она, по крайней мере, не красит волосы, а сына воспитывает, как хочет. И тут же ни за что ни про что огрела Бориса полотенцем по шее. Наверное, она хотела повторить свой «воспитательный» маневр, но ее остановил опять голос со стороны:

- Что разбуянилась, Николаевна? - По тротуару приближалась тетя Варя, мать Вики Жигаловой. «Овраженский начальник» - так в шутку зовут ее некоторые взрослые. Она шла неторопливо - высокая, прямая, в белом платочке.

- А тебе весело, да? - огрызнулась Черданиха. - Тебя радует, что они вытворяют? - кивнула она в нашу сторону. Мы попрятались - кто за бревнами, кто за деревом, - смотрели, что будет дальше.

- Что же они вытворяют? - спросила тетя Варя.

- А полюбуйся вот! - Черданиха начала тыкать полотенцем. - Не для того мы тебя в уличный комитет избирали, чтоб житья не стало от этих архаровцев. Завсегда защищаешь их? Мало своих колобродов, еще и с соседней улицы голодранцы? Я же видела - это он за полотенцем через мой забор сиганул! - показала она на меня.

- Постой, не шуми, - остановила тетя Варя и повернулась к Борису. А он сделал независимый вид, заложил руки за спину, даже выставил вперед рваный ботинок. Он вообще ходит во всем старом, рубашка без пуговиц. Тетя Варя покачала головой. - Хоть бы последила за сыном-то, Николаевна. Как он одет у тебя?

- Он сам не хочет в хорошем! - вызывающе ответила Черданиха. - Есть что надеть. Сам отказывается, мать позорит.

Борис встрепенулся и выставил другой ботинок.

- Вот и отказываюсь!

- Замолчи, разбойник! - начала Черданиха, но Борис перебил:

- И не надену, не жди! Не нужно мне ничего такого, вашего! - И побежал.

- Стой! - крикнула Черданиха, но он не оглянулся.

Тетя Варя сказала:

- Эх, Николаевна! Чем кричать, рассудила бы: не твоя ли вина?

Я понял: игры в госпиталь больше не будет. Сашуню увела мать. Борис убежал. Черданиха еще немного поговорила с тетей Варей и тоже ушла - она уже не шумела: тетя Варя ее всегда успокаивает. А тетя Варя села на бревна. Мы сбежались к ней с разных сторон из своих укрытий. Она опять покачала головой:

- Что же вы, ребята, меня подводите? Обещали вести себя хорошо. - Я было начал: «Да мы, тетя Варя», но она перебила: - А ты, Георгий, смотри особо - баламутить не позволю.

- Да что я? - опять захотелось мне сказать. Но тут вдруг заговорила Люська…