"Карибский реквием" - читать интересную книгу автора (Обер Брижит)Глава 11Ослепительное солнце затопило своими лучами крошечную комнатку, куда перенесли Луизу. Она натянула одеяло на грудь и улыбнулась Франсиско, который стоял у кровати, держа одну руку за спиной. Он протянул ей огромный букет ослепительно желтых аламандасов. – Какие красивые! Спасибо. – Как ты себя чувствуешь? – Хорошо. Уже почти ничего не болит. Ты такой нарядный. На нем был шелковый костюм, рубашка и брюки оливкового цвета, лицо с правильными чертами обрамляли многочисленные косички. Он нахмурился. – Не понимаю, как ты могла там оказаться… Ну вот, опять придется как-то правдоподобно врать, хитрить. Она кивнула, указывая на цветы: – Поставь, пожалуйста, в воду. Франсиско положил букет в небольшую раковину и наполнил ее водой. – Нужно попросить у санитарки вазу, – улыбаясь, сказала Луиза. – Если он что-нибудь вобьет себе в голову… Она вздохнула и ответила тоже по-креольски: – Я все уже объяснила маме. – Мне плевать. Теперь объясни мне. Она мысленно прокрутила в голове свой рассказ, прикидывая, не окажутся ли в нем нестыковки. Вроде нет. Иначе Франсиско сойдет с ума от ревности. А у ревнивцев имеется некое шестое чувство, которым они распознают вымысел. Франсиско ревнует к королю Дагоберу. Можно подумать, она собирается бросить его ради этого Леруа, которого знает без году неделя! Она заметила, что он по-прежнему ждет ее ответа, еле сдерживая гнев. – Ну, здесь все просто. Мне нужно было в церковь… – Зачем? Господи, ну, в самом деле, зачем? – Я хотела попросить отца Леже, чтобы он отслужил панихиду по папе. – Это никак не могло подождать? – Нет, мне приснился сон, в котором папа велел мне это сделать. Франсиско что-то проворчал сквозь зубы, но вслух ничего не сказал. Она знала, что он прилежно изучает тшала – справочник по толкованию снов. – А потом? – Я сбилась с пути – Сбилась с пути? В этой дыре, в которой прожила всю жизнь? Площадью в два квадратных километра? – Не знаю, я очень испугалась, мне нужно было спрятаться. – На разрушенном сахарном заводе? Какие все-таки бабы идиотки. – Я просто потеряла голову. И спасибо за «идиотку». – Я не хотел так говорить, – извинился Франсиско. – А этот твой приятель, он что, тоже заблудился? – Леруа? Нет, он меня искал. Отец Леже сказал ему, что беспокоится, и он отправился меня искать. – И он бросился навстречу буре ради твоих красивых глаз? – Он нездешний и не понимал, как это опасно. – Он тебя целовал? – Что? – Он тебя целовал? Он попытался тебя потискать? – Этот старик? Ты с ума сошел! По правде сказать, я даже думаю, может, он, ну, ты понимаешь, что я имею в виду… – Что? С кюре? – удивился Франсиско, оскорбленный этим предположением. Возможно, она зашла слишком далеко. – Нет, не с кюре, не будь дураком. – Луиза, если этот тип хоть пальцем до тебя дотронется, я его придушу. Она закрыла глаза. Франсиско по-настоящему начал ее раздражать. Он все больше и больше походил на оперного Отелло. – Я устала… Пойди поищи, пожалуйста, вазу. Он молча вышел. Слава богу! Почему Даг не пришел ее навестить? С другой стороны, если бы он наткнулся на Франсиско… Она вспомнила, что через несколько месяцев выйдет замуж за Франсиско, и от этой мысли ей нестерпимо захотелось спать. Инспектор Фрэнсис Го чувствовал себя немного спокойнее. Прежде всего, он провел незабываемую ночь с Марией-Терезой, у которой остались на память следы на шее; потом он подумал, что в конце концов не так уж плохо все провернул. Наилучшей тактикой было бы притвориться мертвым. Разумеется, в переносном смысле, то есть не подавать признаков жизни. Какого черта Леруа раздул эту историю? Должно быть, кто-то проболтался. Своим большим ярко-голубым платком он вытер лоб, затем руки. Правда мало кому известна. Очевидно, Инициатор принял это слишком уж всерьез. «Они» послали Хуарес, чтобы прикончить Леруа. «Они» совсем потеряли голову. Но нельзя допускать, чтобы «они» стали агрессивными. Ему больше не нужны нежданные визиты лже-Камиля. Нет, необходимо успокоиться. Доказать свою лояльность. Но как? Он долго размышлял, ковыряя в зубах зубочисткой. Затем поднял телефонную трубку. Даг чувствовал, что солнце вот-вот прожжет дыру у него на коже. А ведь было только половина десятого. Он перешел улицу, чтобы воспользоваться тощей тенью, которую отбрасывала стена напротив. Потом пересек площадь перед больницей. В холле оказалось полно людей, и, чтобы добраться до лестницы, ведущей на этаж, где находилась Луиза, он вынужден был прокладывать себе путь в плотной толпе. Стараясь обойти внушительную матрону, нагруженную двумя огромными хозяйственными сумками, он не заметил Франсиско, склонившегося к окошку регистратора. И без того темные глаза Франсиско сузились до двух черных щелочек. Пропустив вперед Дага, он пошел за ним следом. Судя по всему, деньги, которые он заплатил этому дураку Манго за то, чтобы он навел порчу, пропали зря. Он чувствовал, что Луиза от него ускользает. И заклинание, насланное на Леруа, не сработало. Можно подумать, что грешники нечувствительны к магии или что на этого Дагобера распространяется защита кюре. – Надо же, король собственной персоной! – насмешливо произнесла Луиза, увидев, как в палату входит Леруа. Похоже, она еще хорошо отделалась: Франсиско только что от нее вышел. – Ну что, – – В лучшем виде. Он не принес ни конфет, ни цветов. И вид у него был усталый. Даг подошел к кровати и склонился над Луизой. Она решительно остановила его: – Будьте добры соблюдать безопасное расстояние. – И если я его нарушу? – Мгновенно появится вооруженная дубиной санитарка, – ответила Луиза, делая вид, что сейчас нажмет кнопку вызова. При слове «дубина» Даг похотливо усмехнулся и собирался было уже сказать какую-нибудь непристойность, когда сильный удар в спину заставил его пролететь через всю комнату до раковины, о которую он больно ударился. Обернувшись, он получил мощный удар кулаком прямо в лицо. Оглушенный, он медленно сполз по стене. Это еще что? Клон Аниты Хуарес? Вмешательство ЦРУ? Воплощение йети на прогулке? Две коричневые руки схватили его за шею, прямо перед затуманенными глазами прыгали коротенькие косички, блестящие от пальмового масла. – Держись от нее подальше, а не то я тебя прикончу! Даг попытался ответить, но Франсиско стал трясти его как грушу, при каждом слове ударяя головой об пол. – Мы с Луизой поженимся, понял? А ты живо убирайся отсюда, понял? Здесь тебе ничего не светит. Луиза кричала: – Это еще что за шум? От дверей на них строго смотрела энергичная санитарка, держа в руках поднос с едой. – В палатах драться нельзя. Или уважайте покой больных, или уходите отсюда! У меня проблемы в двадцать восьмой, – прокричала она, высунув голову в коридор. Даг поднялся и уже отряхивался, а Франсиско попрежнему с шипением корчился на полу. – Это все он. Он напал на меня, а я его даже не знаю. Наверное, наркоман: посмотрите, какие у него глаза. – Наркоманская сволочь? – раздался оглушительный голос. Плотно сбитый санитар с квадратными плечами вошел в палату и, приподняв Франсиско сантиметров на двадцать от земли, скрутил ему руки заученным приемом, лишив возможности двигаться. – Выбросить его на помойку? – Просто вышвырни отсюда, – распорядилась санитарка с великодушным видом просвещенной королевы. – Вонючий ублюдок! – надрывался Франсиско. – Да я тебе яйца оторву! – Тебе что, рот вымыть с мылом, чтобы ты не ругался? – проворчал санитар, еще крепче сжав свой захват, исторгнув у пленника крик боли. Он вышел, волоча за собой Франсиско, кипевшего от ярости и изрыгающего проклятия. Санитарка поставила поднос с едой на ночной столик. – Каких только психов не увидишь в наше время, не приведи господь! Вот ваш завтрак. До свидания. – До свидания, – любезно ответил Даг и, обернувшись, наткнулся на суровый взгляд Луизы. – Он бы меня убил! – объяснил он, прежде чем она успела произнести хоть слово. – Франсиско мой жених, способны вы вбить это себе в башку? Я не хочу, чтобы вы его избивали. – Но он же первый… – Черт возьми, Леруа, я не девочка из начальной школы, которой нравится разнимать мальчишеские драки. Я не желаю больше вас видеть. – Вы собираетесь выйти за него замуж и плодить малюток? – Вот именно. «Плодить малюток», как вы выразились, учить малюток и вязать чепчики для малюток своих подружек. – Радужная перспектива. – Более радужная, чем оказаться выброшенной из окна каким-нибудь психом! – И вам не интересно узнать, почему вас пытались убить? – У меня такое ощущение, что чем меньше я буду пытаться об этом узнать, тем меньше вероятность, что это повторится, – отчеканила Луиза, думая о том, как ей страшно. И этот страх теперь никогда не пройдет. – Луиза… – начал Даг, положив ладонь на ее обнаженную руку. – Нет! Стоп! Хватит! Оставьте меня одну, пожалуйста, Дагобер. Идите к своему святому Элодию[77] и оставьте меня. Он улыбнулся и вышел. «Насыщенное утро», – подумала Луиза, опускаясь на подушку. Стоило ей вспомнить, как вел себя Франсиско, и у нее тут же начиналась мигрень. Она равнодушно взглянула на поднос с едой. Никакого аппетита. Есть невозможно. Совершенно невозможно. А интересно, что это там, кажется, шеллу? В конце концов надо есть, чтобы быть готовой противостоять несчастьям. Он взяла вилку и попробовала. Неплохо. Совсем неплохо, сделала она вывод, вытирая тарелку до блеска корочкой хлеба. – А теперь что собираетесь предпринять? – поинтересовался отец Леже, поднося к губам стакан с пивом. Даг смотрел на искрящиеся под солнцем волны и на лодку в открытом море, которая лениво покачивалась на спокойных водах. Даже странно было представить себе, что под этой чистой глубиной таилась такая трясина. Он поднял кружку. – Пиво теплое. – Как странно, что вас занимает температура того, что вы пьете, – заметил отец Леже с некоторым раздражением в голосе. Даг сделал еще глоток пива – теплого – и поставил кружку. – Я не так продвинулся на пути духовности, как вы… – Что, собственно, происходит? Луиза дала вам отставку? Старикан, без сомнения, обладал чутьем. Даг посмотрел, как лодка борется с волной, и ответил: – Она выходит замуж за своего кузена Франсиско. – Знаю, я сам буду их венчать. Вы что, умудрились влюбиться за три дня? – Не знаю. – А ваше расследование? Убийца по-прежнему где-то бродит. Я бы даже сказал, не где-то, а совсем рядом. – А как, по-вашему, мне его найти? Может, поместить объявление в газету? Вот если бы им оказался этот придурок Франсиско… – Тс-с… Никогда не видел, чтобы бравый детектив до такой степени отчаивался. Дагобер Леруа, вы позор всей детективной литературы. Даг изобразил что-то вроде улыбки. Следовало признать, кюре прав. Ну что за бред: влюбиться в училку младших классов, которая никогда носа не высовывала с этого острова! Ему просто нужно выполнить свою работу. Во всяком случае, жениться на Луизе он не собирался. Если уж совсем откровенно, ему до смерти хотелось переспать с ней. Ну и дальше что? Вот так распрощаться, кивнув напоследок: «Созвонимся»? Черт. Ей нужно было налаживать жизнь с Франсиско, и у него нет никакого права вмешиваться. Он поднял глаза и встретил внимательный взгляд отца Леже. – Ну что? Исследование совести оказалось небесполезным? – Вы что, колдун? – Мой сан уже давно помог мне развить наблюдательность. – Вы никогда не были влюблены? – поинтересовался Даг, чиркая спичкой. – Нет. То есть да, один раз. В молодую прихожанку, муж бил ее и обманывал с другими женщинами. Она приходила исповедоваться, плакала, а я ее утешал и был искренне тронут. Она любила эту скотину, я сходил с ума от ревности, мне хотелось, чтобы она его бросила. Разумеется, я никогда с ней об этом не говорил. Потом они переехали в Пуэнт-а-Питр, и я больше ее не видел. Вот, это самая романтическая история, которую я пережил в своей жизни, – заключил священник, допивая пиво. Даг зажег сигарету, а спичка так и осталась догорать, пока он не почувствовал, что она обжигает ему пальцы. Свежий ветер обвевал его лицо. Горланили мальчишки, гоняясь за консервной банкой, которая служила им футбольным мячом. По радио передавали бигину[79], и хозяин дома слушал музыку, покачивая головой. Трудно поверить, что всего каких-нибудь сорок восемь часов назад здесь прошел разрушительный ураган. Надо собраться с мыслями. «Обманчивая прелесть островов» была всего лишь обманчивой прелестью. Он наклонился вперед, облокотившись на стол. – Вопрос первый: как убийца попал на остров? – На корабле или на самолете. – Я сам, если вы помните, не успел на последний самолет. И чтобы оказаться здесь, мне пришлось нанять катер. – Очевидно, он сделал то же самое. – Но зачем ему было следовать сюда за мной? – Чтобы узнать, что вы собираетесь предпринять, и узнать, что знаете вы. – Нет, что-то здесь не так. Если он последовал сюда за мной, он легко мог бы убить меня. Если только… – Что «если»? – Он был уже здесь. На месте. – Что вы этим хотите сказать? – выпрямляясь, спросил отец Леже. – Когда я пришел к вам, он уже был здесь. Он слышал наш разговор. Он узнал то, что знаю я. И решил вмешаться. – Но тогда зачем ему нападать на Луизу? – Чтобы сделать больно мне. Ответ вырвался неожиданно: – Не вижу в этом логики. В Гран-Бурге пытались убить вас. А здесь хотели расправиться с Луизой. Почему с ней? – Перестаньте задавать мне сложные вопросы. Возможно, это игра. – Игра? В голосе отца Леже явственно слышалось сомнение. – Игра. Он ставит на моем пути ловушки, а я должен его переиграть. – Это может означать, что он хочет направить вас по своему следу, – пробормотал отец Леже. – А это, в свою очередь, может означать, что он хочет, чтобы я его нашел. Даг вдохнул облако сигаретного дыма. – Но в то же самое время он хочет меня уничтожить. – Почему? – Возможно, это и в самом деле отец Шарлотты. А я для него представляю двойную опасность: как человек, который может привести к нему его дочь, и как тот, кто может разоблачить его. И вполне возможно, его раздирают два желания: защитить себя и узнать свою дочь. – Если принять ваше предположение, ничто не помешает ему связаться с дочерью, когда он этого захочет. Судя по всему, этот человек знает о любых ваших поступках. Вы думаете, что он не подозревает, кто она? – Ничего я не думаю. Я просто хожу по кругу. – В таком случае, может, имеет смысл ходить по спирали, – с мечтательным видом произнес отец Леже. – То есть? – Да-да, когда ходишь по кругу, то сам себе вырываешь колею, в которой и застреваешь; когда же ходишь по спирали, то с каждым витком немного поднимаешься, образуется вихрь, он поднимает тебя над случайным и второстепенным… Решение не внизу, оно наверху, в сферах души. Даг раздавил сигарету о цементную скамейку. – Если надумаете писать свой детектив, следует предусмотреть толковый словарь к нему. Отец Леже поднялся: – Спасибо за советы. Мне пора, этим утром предстоят еще два погребения. Девяностолетний старик и младенец: вот уж воистину «пути Господни…» Вы к обеду вернетесь? – Думаю, что да. Если не получится, оставлю вам записку. Он смотрел, как удаляется силуэт священника: черная точка на фоне ярко-синего неба. Продолжая размышлять, он тоже встал и пошел. Он поднял глаза и заметил, что ноги сами привели его к бывшему теткиному магазину. С двух соседних домов ураганом снесло крышу, но лавочка оказалась нетронутой. На него нахлынули воспоминания о сидящей за кассой пожилой даме; они были четкими, словно к глазам поднесли фотографию. Может быть, переступив порог магазина, он почувствует знакомый запах высушенных раковин? Или ощутит на щеках прикосновение ее шероховатых ладоней, непривычное для ребенка, не знающего материнской ласки? Он уже ухватился за ручку двери, потянул ее и только потом заметил табличку по-креольски: «Закрыто, все на расчистке завалов». Нет так нет. Он пошел дальше: раз уж он оказался в городе, имело смысл заглянуть к старику Манго, в его лавочку с фотографиями. Единственным препятствием на пути его намерений оказалось то, что лавочки, собственно, уже не было. Только четыре стены, выкрашенные желтым и красным, и много грязи. И еще какой-то старик, со множеством косичек, сидел в тени, привалившись к одной из стен. – Манго? – Даг сунул руку в бумажник и вынул оттуда десятидолларовую купюру. – Пора просыпаться. Тип поднял голову, и Даг тотчас же его узнал. Казалось, за двадцать пять лет он нисколько не постарел и, похоже, не менял своих лохмотьев: та же зеленая рубашка, тот же черный кожаный жилет, те же обтрепанные, заляпанные джинсы, теперь облепленные до колен грязью. Манго вытянул руку и схватил купюру своими длинными, желтыми от никотина пальцами. – Нужна помощь, дружище? Голос был ясным, но затуманенные глаза выдавали любителя травки. – Вы храните все фотографии, которые когда-либо делали? – спросил Даг, с отвращением глядя на слой грязи. – Ты чего, сбрендил, парень? – неожиданно охотно отозвался Манго. – Глаза твои где? Вот уже два дня, как «Бутик-Манго» больше нет. Господин Океан все сожрал. Однажды он проглотит Вавилон, да-да, говорю тебе, парень, однажды Господин Океан сожрет всю планету. – Так вы храните фотографии или нет? – настаивал Даг, опустившись на корточки, чтобы оказаться вровень с Манго, который только моргал в ответ, спрашивая себя, чего хочет от него этот дядя Том. Он не слишком любил, когда на него так пялятся. Он надул щеки и плюнул, угодив желтой слюной рядом с ногами Дага. – А ты как думаешь? Однажды я все их выставлю. Сотни метров физиономий, подписанных Манго. Все местные жители, все туристы, которые хоть раз ступали на этот остров, любое человеческое существо, которое хоть раз появлялось здесь, – все они увековечены Манго. Песчинка Вавилона на квадратных километрах пленки. – Я ищу фотографии, сделанные вами в тысяча девятьсот семидесятом году. Манго моргнул. – Тысяча девятьсот семидесятый? Черт! Нет, Боб, ты слышал? – бросил он, воздев глаза к нему, откуда, без сомнения, за ним наблюдал Боб Марли. – Послушай, парень, – продолжал он, – тысяча девятьсот семидесятый – это должно быть где-то там, слева, под метровым слоем грязи, видишь… Желаю удачи. – Спасибо. Даг принялся стягивать джинсы. – Вот те на, да он псих. Великий Боб, спаси меня! Тут какой-то ненормальный передо мной штаны снимает. – Я же не могу барахтаться в грязи одетым, – пояснил Даг, оставшись в ярко-желтых трусах. Он решительно сделал шаг в направлении того, что когда-то было лавочкой, и почувствовал, как теплая грязь обволакивает его лодыжки. Манго, потрясенный, не отрывал от него взгляда. – Вы сказали, слева? – Слева, ну да. У стены, где постер Джими Клиффа[81]. Как раз под ним мои папки. Действительно, из тины выглядывал торс Джими Клиффа, и Даг направился прямо туда. Под ногами что-то хрустело. Здесь, должно быть, был погребен весь магазин: сувенирные ракушки, кепки, очки от солнца… Даг сильно ударился ногой обо что-то твердое. Он пощупал: дерево. А, ну да, прилавок. Обогнув его, он добрался до Джими Клиффа и наклонился, решительно погрузив руку в слой метровой грязи. Ничего. Даг погрузил руку еще глубже и кое-что достал: классификатор фотографий из красного пластика. Дата прочитывалась очень четко: 1984. Он положил его на прилавок и снова приступил к поискам. Выудив пятнадцать папок, Даг выпрямился. Спина нестерпимо ныла. Все это время Манго просидел, не шевелясь, погруженный в свои одинокие мечтания. Даг подумал было о том, что неплохо бы перекопать всю лавочку лопатой. Нет, слишком долго. Он склонился опять. 1978, 1991. – Мальчишка лет двенадцати, одетый в синие потрепанные шорты, с недоумением разглядывал Дага. Манго харкнул на землю, выпустив струю слюны с волокнами травинок. – Фотографии ищет. – Это тяжело, – прокомментировал мальчишка, ковыряя в носу. – Если ты мне поможешь, я дам тебе десятку, – бросил Даг, не выпрямляясь. – Американских долларов. – Он пробрался к Дату и с энтузиазмом присоединился к его поискам. – Все с ума посходили, – пробормотал Манго, вновь закрывая глаза. – В Вавилоне одни ненормальные. Пусть Господин Океан поскорее наведет порядок! Солнце было уже в зените, и Даг чувствовал, как по спине струится пот. Пора заканчивать. Он подыхал от жажды. – Может, этот? Мальчишка протягивал ему альбом с обтрепанными уголками. Даг бросил на него рассеянный взгляд, мечтая о бокале ледяного пива, которым себя вознаградит, и выхватил альбом из рук мальчика. «1970 – 1971». Слава богу, он нашел его! – Ну что, этот, месье? – Да-да, этот, – рассеянно ответил Даг, жадно пролистывая альбом. – Тогда, может, добавите? – Подожди меня, я куплю тебе сандвич. Перед его глазами проплывало лето 1970-го. какой-то смеющийся тип с гарпуном, на который насажена гигантская дорада. Белая девушка с большой голой грудью лежит под пальмой, рядом с ней вверх ногами ее парень. – На фиг мне сандвич, я их каждый день ем. Туристы ужинают при свечах. Мальчик выходит из воды, отряхивая ласты. Местная жительница в шляпе и белых перчатках, с молитвенником под мышкой. – Тогда мороженое. Радостно смеялись влюбленные, сотни сплетенных в объятиях парочек прогуливались перед прилавками открытых рынков. – Я не ребенок, Есть! Его палец остановился. Вот, светловолосая женщина в розовом платье пытается отвернуться, чтобы не попасть в объектив. Это была она, Лоран! Он постарался восстановить в памяти черно-белый газетный оттиск. Да, это была она, и в ней по-прежнему нечто неуловимо знакомое. Да нет же, что за бред, это не Лоран, это… И все-таки… Он почувствовал, как ледяной холод поднимается к сердцу. Он медленно отодвигал палец, открывая лицо человека рядом с женщиной. Молодой негр, гордый, как петух, с гитарой на ремне. Вне всякого сомнения, отец Шарлотты. – Ну, тогда пива? – настаивал мальчишеский голос. Отец Шарлотты. Он нашел его. «Неплохая работа, – похвалил он себя, отодвигая пластик, чтобы вынуть фотографию. – Чертовски неплохая работа, парень, ты можешь гордиться собой». Его пальцы скользили по самодовольной улыбке молодого самца, победоносно выпятившего грудь. Да, он нашел его, отца Шарлотты. И самое забавное, что он хорошо его знал. Даже слишком хорошо. Потому что это был он, Дагобер Леруа, во всей своей красе. Даг медленно выбирался из месива, которое когдато было магазином, скользя по грязи, не ощущая ее и не слыша болтовни мальчишки; его взгляд был прикован к цветному оттиску. Неужели у него и в самом деле когда-то было это выражение лица самодовольного идиота? – Ты нашел, что искал, – Да, спасибо. Манго вздохнул. «Невероятно: какой-то болван в канареечного цвета трусах является сюда, чтобы найти фотографию двадцатипятилетней давности в тоннах грязи, и, бах, находит ее. Может, стоит организовать что-то вроде экскурсии, „охота за фотографией", десять франков с человека, игра без проигрыша. Да, со всеми этими психами, которых столько развелось на планете, почему бы и нет?» – думал он, насмешливо следя за Дагом из-под век. Даг сел на полуразрушенную стену, по-прежнему не отрывая взгляда от фотографии. Мальчишка подошел к нему, ткнул грязным пальцем в изображение молодого Дага: – Это твой сын, да? – Нет, это я. – Ты? Окинув его взглядом с ног до головы, он возобновил расспросы: – А это кто? Твоя – В общем, да. – Ничего для белой. А пива ты мне купишь? – Да отвяжись ты! – раздраженно рявкнул Даг. Мальчишка улыбнулся, засунув палец в нос. Даг поднялся и пошел туда, где оставил брюки. Он положил фотографию в карман для револьвера, кое-как вытерся банановыми листьями и оделся. Манго задумчиво чесал голову под косичками. «Интересно, зачем ему была нужна эта фотография? Наверное, она представляет какую-то ценность, а ведь сделал ее я, Манго. Если этот тип думает заграбастать мои деньги… » – Заплатить за фотографию надо. Даг бросил на него злобный взгляд: – Я уже заплатил. – Да? Это моя фотография. И я не собираюсь тебе ее отдавать. – На ней моя морда, а моя собственная морда прежде всего принадлежит мне, разве нет? – не слишком любезно отозвался на это Даг. На какое-то мгновение Манго задумался. – Все мы принадлежим Господу. – Я начинаю в это верить. На, для моральной поддержки, – хмыкнул Даг, протягивая ему еще одну десятидолларовую купюру. Манго спрятал деньги под рубашкой еще до того, как Даг успел договорить фразу. – Еще у меня есть любовный напиток, чтобы возвращать тех, кто тебя бросил, – смягчившись, бросил он. – Гарантия сто процентов, и можно разогреть в микроволновке. Даг, улыбаясь, похлопал себя по голове: Манго пожал плечами и закрыл глаза. – Давай, парень. Да поможет тебе Боб! Даг пошел, за ним поплелся мальчишка. «Да поможет ему Боб», потому как положение вовсе не было безвыходным! Он даже невольно усмехнулся, представив себе выражение лица Шарлотты, когда она узнает правду… Насмешка постепенно превратилась в безумный смех, на глазах даже выступили слезы. Он представил себе, как, охваченная ужасом, она орет, срываясь на визг: «Как, супердерьмо, вы хотите, чтобы я поверила, будто я дочь короля Дагобера?» Он вынужден был остановиться, согнувшись пополам от хохота, под встревоженным взглядом мальчишки, который наверняка думал, не перепил ли он пунша. Шарлотта! Даг попытался привести в порядок дыхание. В конце концов, это он оказался отцом маленькой черной жемчужины, чье личико красовалось на рекламных плакатах всех туристических агентств Европы. Господи боже, как такое стало возможным? Как же он мог так вляпаться! Черт! Он изо всей силы поддал ногой по стволу манцинеллы, и ему показалось, что он сломал большой палец. Но боль пошла ему на пользу. Он обернулся и увидел мальчика, который отступил на несколько шагов, открыв в изумлении щербатый рот. – Прекрати за мной таскаться, мне нужно побыть одному. – Надо пожевать зербадьяб. – Что? – Когда перепьешь, надо пожевать зербадьяб. Это прочищает мозги лучше, чем какой-нибудь аспирин. А кстати, это чей мальчишка? Может, тоже его? Может, он их тут расплодил по всему острову? Эдакая кучка маленьких нахальных негритят, ожидающих, когда вернется папа Джими. Джими! Что за бред! Какого черта она поверила! Можно подумать, он выглядел так, будто его зовут Джими! Он протянул ему двадцатидолларовую бумажку, вдвое больше, чем обещал. – Слушай, бери и оставь меня в покое, о'кей? Мальчишка цепко ухватил деньги своими грязными пальчиками и сделал вид, будто уходит. Даг пошел дальше, больше не обращая на него внимания. Как он мог не узнать ее? Ну, допустим, фотография в газете была черно-белой и нечеткой, но все-таки… Неужели он такой ублюдок? Да, если говорить откровенно, это было просто приятное приключение, разнообразие в его моряцкой жизни, стремительный вихрь удовольствий на морском берегу. Шорох волн и ветерок, который приятно холодил его вспотевшую спину, в то время как он энергично работал бедрами: это он помнил гораздо лучше, чем ее лицо. Он гневно сжал кулаки. Франсуаза! Ну почему она сказала ему, что ее зовут Франсуаза! Если бы он только знал… Если бы он знал, что женщина, которую он сжимал в объятиях на горячем песке, женщина, которая носила его ребенка, что эта женщина была убита… Он внезапно остановился, дыхание перехватило, и к горлу подступила тошнота. Франсуаза. Это горячее тело в его руках. Это белое, живое тело вращается под потолком веранды, а Шарлотта, его дочь – какое странное слово, он прокрутил его во рту: «дочь», – скорчившись, сидит у ног трупа… Осознав, что он занимался любовью с Лоран Дюма, этим объектом, фигурирующим в заключении о вскрытии, он почувствовал дурноту. Углубившись в свои мысли, он вновь двинулся вперед, не обращая внимания на настойчивый топот за спиной. Погода по-прежнему была очень хорошей. Он попрежнему искал убийцу. Единственным отличием стало то, что теперь он искал убийцу матери своей дочери. |
||
|