"Мастерская смерти" - читать интересную книгу автора (Обер Брижит)

Глава 8

Семь часов утра. Шиб стоял на кухне, босиком, прижавшись лбом к стеклу. Его измучила бессонница. Заснуть так и не удалось. Веки, казалось, весили по тонне каждое. Снаружи бушевало море, исхлестанное проливным дождем. На гребнях волн поднимались вспененные завитки. Ветер гнал темно-серые облака, словно гаучо стадо овец. Старый деревянный понтонный мост захлестывали потоки пены. Шиб представил себе моряков в желтых прорезиненных плащах, рыболовные траулеры, швыряемые из стороны в сторону жестокой качкой, волны в человеческий рост... «Человек за бортом!», «Пробоина с правого борта!» — сколько фильмов об этом снято, сколько книг написано, сколько людей поглотила разбушевавшаяся пучина...

Он отошел от окна, подальше от режущего глаза дневного света, выпил грейпфрутового сока, почесал грудь. Надо пожарить яичницу и сварить кофе. Это его немного взбодрит.

Ему хотелось остановить время. Пусть навсегда останется это бледно-серое утро с тусклой штриховкой дождя... Ему было страшно.

Зазвонил телефон. Шиб вздрогнул. Направившись к аппарату, зацепился ногой о ножку стула и чуть не упал.

— Черт... Алло!

— О, ты с утра в хорошем настроении!

— Грег! Что тебе понадобилось в такую рань?

— Мне нужна твоя тачка.

— Это еще зачем?

— Моя в гараже, а мне нужно съездить повидать Айшу.

— Прямо сейчас?

— Вот именно. Мамаша собирается в город за покупками, а дети у старухи. Самый подходящий момент.

— А кухарка?

— Когда мелкоты нет дома, она не приходит.

— А садовник?

— Он у соседей. Кто тебя еще интересует? Трубочист? Я за него.

— Ладно. У тебя сохранился дубликат ключей?

— Само собой.

— Машина у меня перед домом. Но ко мне не заходи, я буду работать.

— Ты сама любезность. Тачку верну к трем часам. Давай, до скорого.

«Это единственное время, когда я свободна». Дети у Бабули, дома нет ни мужа, ни садовника, ни кухарки— только Айша, жаждущая остаться наедине с Грегом-трубочистом. Он обещал вернуть машину к трем часам... Значит, мадам Андрие не собирается обедать дома... А где она собирается обедать? В уютном домашнем морге месье Морено?

«У меня есть отличная вырезка из добермана. Уверен, вам понравится».

Ладно, нужно и вправду заняться доберманом, чтобы закончить работу вовремя. Хозяин пса, почтальон на пенсии, хотел как можно скорее получить своего любимца обратно. «Мой бедный Тарзан! Его отравили, какая гнусность! Такое чудесное животное... Люди невероятно жестоки...»

Тарзан с остекленевшими глазами лежал на боку. Великолепный экземпляр, явно породистый... Длинные острые пожелтевшие клыки... Ошейник с медалью лежал рядом. Тарзану предстояло занять почетное место в двухкомнатной квартирке своего хозяина, с которым он был почти одного роста. Странно, должно быть, сидеть в гостиной, смотреть телевизор и есть равиоли в компании с чучелом огромного добермана...

Собака ощутимо воняла. Нужно было срочно ее выпотрошить. Шиб сделал скальпелем надрезы внизу живота и вдоль лап, осторожно снял шкуру и отложил ее в сторону. Затем удалил с костей мясо вплоть до мельчайших частичек и укрепил на скелете резиновый манекен, который изготовил раньше. Теперь предстояло натянуть на него шкуру, тщательно выскобленную изнутри и обработанную химическими препаратами.

По сути, это была гораздо более долгая и трудоемкая работа, чем та, которую он проделывал над телами людей. Но последние, за исключением редких случаев, не предназначались для всеобщего обозрения...

В 10.30. Шиб отложил инструменты и бросил испачканные перчатки в мусорное ведро. Нужно принять душ и переодеться.

В 10.55 он стоял посреди комнаты с чучелами, одетый в черные брюки и белую рубашку с серым галстуком. Настоящий мормон[23]. Он начал расхаживать туда-сюда по комнате. Машинально погладил по голове чучело лисы, слегка щелкнул пальцем по совиному клюву, сдул воображаемую пылинку с рыбы-меч. Может быть, пригласить Бланш пообедать в каком-нибудь тихом спокойном месте? Как насчет кладбища, Шиб?

А если она передумала и не придет? Если ей вдруг расхотелось смотреть на твои мертвые творения? Или расхотелось видеться с тобой? На черта вообще ты ей сдался? Или она села за руль, наглотавшись успокоительного, утратила реакцию, не вписалась в поворот и...

В этот момент раздался звонок в дверь.

Бланш стояла перед ним, безвольно свесив руки вдоль тела — с кожаной сумочкой на плече, в бежевом костюме классического покроя и кремовой блузке. Под глазами залегли круги, волосы влажные от дождя.

— Что-нибудь выпьете? — спросил Шиб. — Кока-колу, «Сюз»?

— Стакан воды, пожалуйста.

Он отправился на кухню. Бланш принялась разглядывать чучела животных.

— У них есть имена? — спросила она, когда он вернулся.

— Конечно. Вот Рокки, а это Гера. Держите. — Он протянул ей стакан. — Вы долго добирались?

— Что? — рассеянно переспросила Бланш.

— У вас не было с собой зонта?

— А разве идет дождь?

Шиб невольно посмотрел в сторону окна, которое заливали струи дождя. Бланш проследила за его взглядом.

— Ах да!

Стакан в ее руке задрожал.

— Садитесь, — предложил Шиб.

Бланш осмотрелась вокруг, села на черный кожаный диван и отпила глоток воды.

— Дети сейчас у Бабули, — сказала она.

Шиб чуть было не ответил: «Я знаю», но в последний момент спохватился.

— Вы хоть немного поспали? — спросил он.

— Немного. Как раз достаточно для того, чтобы насмотреться кошмаров. Вам снятся кошмары? У меня такое ощущение, что у других людей их не бывает.

— Нет, мне тоже иногда снятся.

— А какие именно?

— Ну, самые банальные: я опаздываю в школу, с меня сваливаются штаны посреди улицы...

— Ах, это... Нет, я говорю о настоящих кошмарах. Когда просыпаешься в холодном поту, не можешь дышать, сердце заходится— Кажется, что умрешь, если это продлится еще хотя бы минуту...

— Но ведь Кордье дает вам какое-то снотворное...

— Не слишком сильное. Он не хочет, чтобы я отупела. Он желает мне добра — как и все остальные...

— Мне, например, иногда хочется надавать вам пощечин.

— Давайте, не стесняйтесь. Мне это нравится. Шиб оцепенел от изумления. Она что, шутит?

Но у Бланш был совершенно серьезный вид. Она сидела, положив ногу на ногу, пила воду и спокойно разглядывала его. Еще и мазохистка в придачу... Он допил кока-колу и поставил стакан на стол.

— Ваш муж знает, что вы здесь?

— Нет. Вы собираетесь ему рассказать?

— Нет. Зачем вы приехали?

— Я же вам сказала. Посмотреть на ваши экспонаты.

— Как видите, зрелище почти тошнотворное. Ничего романтичного.

— Во мне тоже нет ничего романтического. Внешность обманчива, так что...

— Ну конечно, вы суровая, прямая, решительная...

— Я сумасшедшая. Это немножко другое, но романтика тут ни при чем.

— Вы рассказывали Дюбуа, что любите, когда другие вас унижают?

Бланш поднялась и спросила, показывая на белую лакированную дверь с табличкой «Вход воспрещен»:

— Это там?

Шиб тоже встал и, стараясь не коснуться ее, прошел вперед, распахнул дверь.

Тарзан лежал на столе, укрытый простыней. В мойке поблескивали хирургические инструменты. Пахло кровью, химикатами и тухлым мясом. Из-за включенного кондиционера было холодно. Бланш, очень бледная, шагнула вперед.

— Это та самая собака, над которой вы собирались работать?

Шиб откинул простыню, обнажив лежавшую на столе распластанную собаку, похожую на прикроватный коврик, с разинутой пастью, отвислыми губами и стеклянными глазами.

Глаза у Бланш расширились, она поднесла руку ко рту и потеряла сознание.

Шиб увидел, что она согнулась, зашаталась и, закатив глаза, оседает на пол, словно тряпичная кукла. Он успел подхватить ее за секунду до того, как она рухнула. Отличные рефлексы, старина!

Ее бесчувственное тело крепко прижималось к нему. Он, даже не нагибаясь, чуть наклонил голову и коснулся губами ее слегка приоткрытых губ. Прикосновение ее груди было нежным и мягким. Никаких неуместных действий, Шиб! Но было слишком поздно. Смущенный, он осторожно положил ее иа кафельный пол, принес стакан холодной воды и влил немного ей в рот.

Бланш сделала глоток, закашлялась и резко села, недоуменно моргая глазами.

— Вы потеряли сознание, — объяснил Шиб. — Вот, держите, выпейте еще глоток.

Бланш поморгала, потом отпила воды. Шиб осторожно поддерживал ей голову.

— Дышите медленно. Вот так. Вам лучше?

— Да. Я, должно быть, кажусь вам смешной?

— Вовсе нет.

— Помогите мне встать.

Шиб легко поднял ее и поставил на ноги. Опираясь на него, она машинально отряхнулась, стараясь не смотреть на труп собаки. С каждым вздохом ее грудь приподнималась, касаясь его плеча. Шиб чуть отступил назад.

— Могу я пригласить вас пообедать?

— Я не слишком голодна.

— Вам будет полезно подкрепиться.

— Как хотите. Где ванная?

— Вон там.

Когда за ней закрылась дверь, Шиб почувствовал, что может вздохнуть свободно. Эта женщина вызвала у него самый настоящий стресс. Она действительно любит, когда ей дают пощечины? Надевают наручники, хлещут кнутом? А тут же, рядом, Шассиньоль трахает Шарля, а Лабаррьер насилует Элилу... Свингеры-садомазопедофилы? Бред... Настоящий бред.

Бланш вышла из ванной аккуратно причесанная. Куда бы отвезти ее пообедать? Шиб вспомнил об одном пляжном ресторанчике: спокойное место с хорошей кухней. Не слишком шикарное, но...

Дождь неистово хлестал в стекла. Волны разбивались о песок в трех метрах от них. Казалось, что они на корабле. Было немного сумрачно, но от этого становилось уютно. Посетителей было совсем мало. Пожилая пара с йоркширским терьером, который отзывался на кличку Филомена и постоянно выпрашивал еду. Еще одна пара, помоложе, лет пятидесяти— женщина с крашенными в темно-рыжий цвет волосами, мужчина в полосатой рубашке, который говорил что-то о балансах и расходных счетах. Трое велосипедистов оживленно болтали между собой. Их машины стояли тут же, прислоненные к стене.

Подошел хозяин с белой салфеткой через плечо.

— Ну и погодка! Закажете аперитив?

— «Сюз», пожалуйста.

— И пива, — сказал Шиб.

— Сию минуту.

В ожидании заказа они некоторое время сидели молча, слушая грохот волн.

Бланш рассеянно пробежала глазами меню и отложила его.

— Когда вы только начинали работать, вас никогда не тошнило? — спросила она.

— В первый раз меня даже вырвало, — признался Шиб. — А потом я научился их любить. Когда появляется нежность, отвращение уходит.

Он отпил глоток пива. Бланш наполовину опустошила бокал «Сюз». Хозяин снова подошел к ним. Шиб заказал карпаччо из рыбы-меч, Бланш— жареного морского окуня. «Без соуса, пожалуйста». Бутылка мюскаде. Минеральная вода.

Шиб рассеянно крошил в пальцах кусочек хлеба, потом отложил его. Ветер усилился. Временами от его порывов дрожали стекла. Завтра весь пляж будет покрыт водорослями.

Хозяин вернулся с напитками. Мюскаде оказалось хорошим. Бланш осушила бокал, и Шиб снова налил ей. Она выпила все до дна. Ему самому пиво тоже слегка ударило в голову— он с самого утра ничего не ел. Что ж, тем лучше. Они оба напьются, и тогда не останется никаких мыслей, никаких вопросов.

Первый раскат грома заставил их вздрогнуть.

— Здорово шарахнуло, — заметил хозяин, ставя на стол тарелки.

Филомена заскулила и уткнулась мордочкой в ногу своего владельца, который вяло пробормотал:

— Ну хватит, хватит, ты уже не маленькая. Бланш повернула к ним голову, потом, механически ковыряя вилкой в тарелке, сказала Шибу:

— Ноэми Лабаррьер, должно быть, скоро позвонит вам. По поводу своей собаки.

— Что? — переспросил Шиб.

— Скотти, их терьер, задохнулся в собственном ошейнике. Должно быть, погнался за кошкой, подпрыгнул и зацепился за сук. Его нашли висящим на дереве.

Шиб вспомнил короткий разговор Дюбуа с Бабулей на эту тему. Значит, кто-то все же рассказал об этом Бланш. Скорее всего, сама Ноэми Лабаррьер.

— Говорят, в городе опасно для животных, но мне кажется, что загородная местность еще хуже. Это уже четвертая собака, погибшая в этом году, — добавила Бланш.

— Да, домашних животных опасно оставлять без присмотра, — согласился Шиб, про себя отмечая, что Бланш ничего не ест.

Она отложила вилку и посмотрела на него:

— Вы верите, что можно любить собаку так же сильно, как ребенка?

— Филомена, перестань капризничать сейчас же! — прикрикнул пожилой мужчина.

— Конечно, — серьезно ответил Шиб. — Я уверен, что можно любить все что угодно— предмет, животное, человека, место, — с одинаковой силой.

— Вы хотите сказать, что важен не объект, а само чувство?

Нет, он ничего не хотел сказать, он хотел есть свое карпаччо и смотреть на нее. Он хотел лежать рядом с ней и слушать дождь. Он хотел, чтобы она чувствовала себя в безопасности. Но для безопасности у нее есть муж, напомнил он себе, и она вовсе не нуждается в негритосике карманного размера.

Высокая волна, более мощная, чем другие, разбилась о каменное основание террасы и забрызгала стекла клочьями пены.

— Надеюсь, у вас прочные стекла? — прокричал один из велосипедистов, обращаясь к хозяину. — Иначе мы скоро будем есть под открытым небом.

— Не беспокойтесь. Сегодня еще ничего. Вот в прошлом ноябре было много разрушений. Две недели ушло на ремонт.

— О, смотрите, лодка! — воскликнула женщина с рыжими волосами, приподнимаясь со стула.

Моторная лодка сорвалась с якорной цепи и, гонимая ветром, двигалась прямиком в их сторону.

— Она сейчас разобьется! — воскликнул один из велосипедистов.

Волны крутили маленькое суденышко из стороны в сторону, то погружая его носом в воду, словно пытаясь утопить, то бесцеремонно выталкивая на поверхность.

— Можно подумать, что над ней нарочно издеваются, — тихо проговорила Бланш, словно услышав его мысли.

Лодка неслась прямо на дамбу, полузатопленная, барахтающаяся между высоких волн. Внезапно она резко поднялась носом кверху, как дрессированная собачка, вставшая на задние лапы. Все притихли. Очередная волна резко подтолкнула ее снизу, и лодка на долю секунды поднялась в воздух и повисла, похожая на странную наклейку на фоне неба, прежде чем обрушиться на дамбу и разбиться вдребезги.

— Твою мать!.. — вполголоса произнес один из велосипедистов.

Хозяин повернулся к нему, чтобы что-то сказать, но не успел он рта раскрыть, как порыв шквального ветра внезапно сорвал часть пластиковой крыши, обрушив на Филомену и ее хозяев поток ледяной воды, отчего те хором завопили.

Шиб спросил себя, действительно ли случайно он оказался в самом центре мини-шторма, разыгравшегося на обычно спокойном пляже, в компании женщины, которая для него была столь же реальной, сколь и призрачной. Не сон ли это? Однако ледяные капли дождя, ударившие ему в лицо, подтвердили, что все происходит на самом деле и лучше поскорее убираться отсюда, пока все здание не обрушилось им на головы.

Он поднялся. Бланш следила за ним с легкой усмешкой на губах.

— Я вижу, вы не любитель приключений.

— Просто я не мазохист. Пойдемте.

Бланш медленно встала, помедлив еще несколько мгновений, но тут ледяной душ хлынул ей на спину сквозь разверзшуюся дыру в крыше.

— Мать твою, когда ж все это кончится! — прорычал хозяин заведения.

Велосипедисты подхватили свои средства передвижения и устремились к выходу. За ними направился пожилой мужчина с Филоменой на руках. Она стучала зубами, словно кастаньетами. Его жена между тем о чем-то спорила с хозяином ресторана.

Бланш обогнула столик и приблизилась к Шибу.

В этот момент он заметил катившуюся к берегу огромную волну— настоящую водяную громаду, словно в фильме-катастрофе.

Он протянул руку к Бланш и крепко ухватил ее под локоть.

Волна полностью закрыла горизонт.

Шиб инстинктивно оттеснил Бланш назад. Она протестующе вскрикнула.

Послышался негромкий треск от удара в стекло. Затем по нему во все стороны побежали трещины, и оно с грохотом обрушилось, разлетевшись на тысячу осколков.

Тяжелая масса пенящейся воды докатилась до их ног, захлестнула, как будто собиралась утащить за собой. Шиб вцепился в металлический дверной косяк.

Но волна вернулась назад, с глухим ворчанием, словно сожалея о неудавшемся намерении. Пол покрылся мокрым песком. Бланш истерически расхохоталась.

— Очень смешно! — зарычал хозяин. — Вот сука! Значит, тебе смешно?

Шиб увлек Бланш за собой к выходу. Она покорно последовала за ним. Она больше не смеялась, а лишь слегка поскуливала.

Водосточные желоба были переполнены, и улицу затопляли потоки воды. Шиб обнял Бланш, прижал ее голову к своей груди. Пытаясь отстраниться, она уперлась руками в его плечи, но вдруг бессильно опустила руки. Дождь лил как из ведра, море глухо рокотало. Шиб поднял Бланш на руки, и она разрыдалась.

Он неловко гладил ее волосы и вздрагивающие плечи. Бланш уткнулась лицом ему в шею, и он почувствовал, как ее дыхание щекочет ему кожу. Он еще крепче прижал ее к себе.

Понемногу рыдания утихли. Какое-то время она тихо всхлипывала, потом отстранилась и подняла голову. Краска на ее лице размазалась. Вокруг глаз были черные круги туши. Промокшая блузка прилипла к коже, облегая грудь, спутанные волосы прилипли ко лбу и щекам... Шиб положил руку ей на затылок, стряхивая воду с волос. Бланш еще немного отступила, раскрыла сумочку, словно ища что-то, потом снова закрыла.

Он взял ее за руку.

— Пойдемте.

Бланш бросила на него недоверчивый, почти враждебный взгляд. Шиб пожал плечами. Она последовала за ним.

— Держите. — Он протянул ей полотенце, взял себе Другое. Бланш вытерла волосы, потом сняла пропитанные водой жакет и блузку и выжала их. У Шиба в ботинках хлюпала вода. Бланш сняла туфли и принялась вытирать ноги.

— Я должна быть дома самое позднее в три часа, — сказала она, не глядя на него. Она смотрела в окно, на мрачное серое небо. Потом положила полотенце на холодильник. Было 13.30.

Не делай этого, Шиб. Не делай этого. Это последняя вещь, которую стоит делать.

Он это сделал.

Он подошел к Бланш, положил руку на ее влажное плечо, привлек к себе. Прижался губами к ее губам, влажным и холодным. Она ответила на поцелуй.

Зачем ты это делаешь, Шиб? Вы ведь не животные... Оставь ее, отпусти, остановись, пока еще не поздно...

Но было ясно, что они уже не остановятся, слившись воедино за стеной дождя, словно желая раствориться друг в друге и навсегда исчезнуть.

14.15.

Бланш лежала на спине, обнаженная и абсолютно неподвижная, вытянув руки вдоль тела, похожая на надгробное изваяние. Рука Шиба почти касалась ее бедра — между ними была лишь складка простыни.

Он встал, натянул трусы и брюки. Бланш принялась тихонько напевать: «Мама, у корабликов есть ножки?»

Шиб вздрогнул. Она не произнесла ни единого слова за все то время, что они занимались любовью. Она была сумасшедшей, и он тоже был безумцем, раз поддался ее безумию...

— Сейчас пятнадцать минут третьего, — сказал он, надевая носки.

Бланш вздохнула, потом медленно села, прикрывая груди ладонями.

Шиб подал ей одежду. Бланш оделась, отвернувшись к стене. Потом сказала:

— Боже, какой у меня ужасный вид! Я зайду в ванную, хорошо?

Он заканчивал повязывать галстук— настоящий образец пятидесятых годов, — когда Бланш вернулась. Она выглядела столь же безукоризненно, как утром— в другой жизни, с которой было покончено раз и навсегда.

Она вынула из сумочки ключи от машины, слегка подбросила их в пальцах с нежно-розовым маникюром.

— Думаете, я шлюха?

«Да нет же, вовсе нет, я сам во всем виноват... Только последний мерзавец мог воспользоваться душевным смятением женщины в трауре...»

— Нет. Я... я ничего не думаю.

Он замолчал, не в силах продолжать. Бланш сжала в руке ключи и направилась к выходу.

— Простите меня, Леонар, — сказала она, обернувшись от порога, — но я не смогу вас любить. Во мне больше не осталось любви.

— Я знаю. Это не важно.

Бланш открыла дверь и вышла. Шиб продолжал смотреть на захлопнувшуюся дверь еще добрых десять минут— на белую дверь с блестящим металлическим замком. Раньше он никогда не замечал, что краска начала кое-где осыпаться.