"Мастерская смерти" - читать интересную книгу автора (Обер Брижит)Глава 3Дверь холодильного шкафа скользнула в сторону с легким шорохом, похожим на вздох. Печальный вздох Смерти, созерцающей дело своих рук. Хрупкое тельце Элилу, тонкая полоска сжатых губ, словно затянувшаяся рана, ввалившиеся щеки с натянутой тонкой кожей, которая, казалось, могла порваться, как рисовая бумага... Теперь нужно заняться ее туалетом и нанести макияж. Тщательно вымыть тело и волосы, расчесать их, снова перевязать красной бархатной лентой. Потом напудрить, чтобы кожа не слишком блестела, нанести на губы увлажняющий крем. Никаких румян— она слишком маленькая. К трем часам дня все было готово. Шиб снял перчатки, тщательно вымыл руки, выпил стакан ледяной воды. Пустой гроб стоял в углу комнаты. Оставалось уложить туда забальзамированное тельце и позвонить родителям, чтобы те прислали за ним. Шиб старательно одел Элилу в голубое бархатное платьице, белые гольфы и черные лакированные туфельки. Но это было совсем не то, что одевать куклу — куклы не такие холодные, ногти у них не синие, и от них не пахнет так странно. Он поднял тельце, ровно уложил его между лакированных боковых стенок гроба, голову устроил на маленькой красной подушечке, разложил по обе стороны пряди волос и скрестил руки Элилу на груди. Потом закрыл гроб крышкой из нержавеющего сплава. Хорошо. Он подошел к телефону, стоявшему на холодильнике, и набрал номер, предварительно сделав несколько глубоких вдохов. — Алло? Бланш Андрие. Черт, ну почему она? — Добрый день. Это Леонар Морено. Короткий вздох. Молчание. Шиб снова заговорил: — Я... Ваш муж дома? — Нет, у него деловая встреча. А что произошло? Какие-то проблемы? «Да каких проблем тебе еще надо? Она МЕРТВА!» — Нет-нет, все в порядке. Я хочу сказать, что моя работа окончена. — О! Так, значит... — Голос на другом конце провода задрожал. — Я сейчас же дам знать Жан-Югу. Он вам перезвонит. — Хорошо, спасибо. Извините за беспокойство. — Нет, что вы, никакого беспокойства... Вы ее привезёте или нам прислать раку в ваш кабинет? Какую еще раку? О чем она? И почему в «кабинет»? Тут что, клиника? Она, видно, совсем спятила! — Раку? — глупо переспросил он. — Стеклянный футляр. Муж выписал ее из Турина— помог наш кузен, отец Дюбуа. Их больше нигде не делают, только там, в монастыре Сан-Микеле д'Оро. Знаете его? Великолепное аббатство в горах. Что-то она разговорилась. Должно быть, действуют транквилизаторы. — Да, я понял, — ответил он. Стеклянный гроб, какой ужас! Останки девочки, выставленные на всеобщее обозрение в часовне, под деревянными останками Христа! — Жан-Юг— большой ревнитель традиций. К тому же мы хотели сделать для Элилу все, что только возможно! — Да, конечно, конечно. Мы с ним все обсудим, когда он перезвонит. — Знаете, кажется, он в Париже. Он предупредил меня вчера вечером. Жан-Юг уехал семичасовым утренним поездом и вернется около восьми вечера. — Ничего страшного, — вежливо успокоил Шиб. — Послушайте, — нерешительно продолжила Бланш, — почему бы вам не приехать сюда с... Элилу? Так будет гораздо проще. Да, приезжайте выпить чашечку чая с нашей семейкой мумий! — Даже не знаю... — Жан-Юг так загружен делами... А незнакомым людям я бы не хотела доверять такое поручение... Послышались привычные всхлипывания и шмыганье. Скомканный платок у дрожащих ноздрей... Откажись! Подожди, пока ее муж вернется. — Что ж, если хотите, я могу быть у вас через час-полтора. — Решено, через час! В ее голосе прозвучала нотка искусственного оживления— результат долгих тренировок в вежливой светской болтовне. Теперь придется тащить запломбированный гроб вниз и запихивать его в багажник «Флориды». Еще один расхититель гробниц![12] Следовало бы позвонить Люка и Мишелю, потому что обычно трупы не перевозят в автомобилях с откидным верхом. Но... «Ты чувствуешь себя неспокойно, потому что помыслы твои нечисты, Шиб, — прошептал ему голос Эль Айяша, пока он переодевался в темно-серый костюм. — Твое сердце нечисто. Тело ребенка внушает тебе отвращение, потому что тело его матери тебя привлекает. Ты сбился с Пути. Ты оскорбляешь смерть. Опомнись. Очистись. Помолись!» Но Шибу совсем не хотелось молиться. Ему хотелось пива, солнца, хотелось стать кладбищенским садовником и выращивать цветы на могилах. Он повязал черный галстук в тонкую голубую полоску и пошел за машиной. От яркого солнечного света, заливавшего бульвар, было больно глазам. Жестокий свет, рожденный мистралем. Море, по которому изредка пробегала быстрая рябь, казалось прозрачным и холодным, во всех направлениях скользили серфинговые доски под яркими парусами. В воздухе пахло йодом и водорослями. Солоноватый, чистый и сухой запах. Шиб вывел машину из гаража, включил сигнализацию и снова поднялся наверх забрать гроб, обернутый тканью. Он уже открывал багажник, когда кто-то хлопнул его по плечу. Шиб подпрыгнул, едва не выронив свою ношу. На него, дружелюбно улыбаясь, смотрел хозяин соседнего ресторанчика, от которого слабо пахло анисовым ликером. — У моего племянника точно такой же! Такой же гроб? Такой же галстук? — Я говорю, автомобиль такой же, как у вас, только серый. Шестьдесят седьмого года. Только племянник пропадает где-то по целым дням. Надо вас с ним познакомить. Он помешан на старых тачках. Что до меня, я предпочитаю современные. Моя «350SE» в отличном состоянии. Ну, да у каждого свой вкус. Шиб вежливо улыбнулся, уложил гроб в багажник и с силой захлопнул крышку. — Это верно, у каждого свой вкус, — машинально произнес он. — Извините, мне нужно ехать, я опаздываю. — А взять, скажем, внедорожник, — продолжал его собеседник, пока Шиб заводил мотор, — так с ним намучаешься, Неудобно управлять. Неповоротливый, зараза! Шиб отъехал и довольно скоро угодил в пробку. Он опустил стекло, вдыхая запах цветущей мимозы, смешанный с выхлопами стоявшего поблизости мотоцикла. Наконец пробка рассосалась, и Шиб рванул с места на первой скорости. Он представил себе, как гроб подпрыгивает в багажнике и Элилу трясется из стороны в сторону на поворотах, но ее это совершенно не беспокоит. Беспокоиться о мертвых— удел живых. Но никак не наоборот. Вот и холмы. Извилистая дорога, петляющая среди оливковых деревьев. Заснеженные пики гор кажутся совсем близкими. Может, съездить покататься на лыжах в выходные? Слегка развеяться... А вам, Бланш, не помешало бы немного попудриться. Ваш нос наверняка совсем распух. Стоп. Трансформаторная будка, поворот, каменная ограда, решетчатые ворота, дом — сумрачный в лучах заходящего солнца. Щиб позвонил. Шаги по гравию, изящный силуэт АЙши. Длинные черные волосы собраны узлом. — Эй, давно не виделись! Вы один? — Увы, да. Хотя вообще-то у меня в багажнике гроб с телом Элилу. Она широко распахнула глаза, явно шокированная его словами. — Какой ужас! — Мадам Андрие попросила меня ее привезти. Ее муж в Париже — так она сказала. — Он возвращается сегодня вечером. Но... как вы отнесете ее в часовню? — Она не слишком тяжелая. — Вы же не собираетесь брать ее на руки! — воскликнула Айша, видя, как он открывает гроб и вынимает оттуда тело, обернутое простыней. — А как вы хотите, чтобы я поступил? Отвез ее туда на колеснице, запряженной белыми лошадьми? Эта ссылка на «Мираж жизни» заставила Аи-шу буквально окаменеть. Ее руки нервно подрагивали, мяли белый фартук. — Это отвратительно, — наконец произнесла она. — Несите ее скорее в часовню, а я пойду предупредить мадам. — Смерть всегда отвратительна. Моей вины в том нет. — Да, но у вас такой вид, будто вам на это наплевать. Ему? Ему, человеку, удел которого— сочувствие усопшим и наилучшая организация их перехода в мир иной, ему, великому распорядителю на балу Смерти, ему наплевать?! Да он весь измучился из-за этой девчонки, думал о ней денно и нощно и чувствовал себя так, словно у него самого выкачали всю кровь и залили вместо нее химический раствор! Должно быть, все дело во внешней невозмутимости, за которую его упрекал и Грег. Шиб направился по гравиевой дорожке в сторону часовни, держа гроб под мышкой и слыша за спиной напряженное дыхание Айши. Когда они подошли к дому, она, не говоря ни слова, свернула в сторону зимнего сада. Конечно, от меня можно воротить нос, я не красавчик Грег с мускулами вышибалы! Я Черный Шаман, приносящий дурные вести, которого хочется бросить в огонь вместе с ними и от которого пахнет разложившейся плотью. «И тебе нет смысла рассчитывать на успех у женщин, старина», — добавил Шиб, на сей раз обращаясь к себе во втором лице. Так что перестань строить из себя психопата и поставь этот чертов гроб перед алтарем. Вот наконец и часовня. Внутри было прохладно, пахло пылью. Слабый свет проникал в неф сквозь цветные стекла витражей, окрашивая плиты пола в розоватый цвет. В углу стоял какой-то предмет, укрытый простыней. Шиб осторожно отогнул краешек. Это была та самая рака, о которой говорила Бланш, Шиб с любопытством осмотрел ее. Хрустальный гроб, сделанный по росту Элилу, с герметичными затворами и небольшим устройством для очистки воздуха. Изнутри он был выстлан белым бархатом, на котором лежала бордовая подушечка. Постель маленькой принцессы под стеклянным колпаком. Спящей Красавицы, заснувшей в часовне. Шиб снова закрыл гроб простыней, подошел к фисгармонии и провел кончиками пальцев по лакированному рассохшемуся дереву. Зажженная кем-то свеча догорала под изображением Богоматери со слегка разведенными руками и приветливой улыбкой. Новая мама Элилу. Добрая мама, которая никогда не сердится и все прощает. Рядом с ней плакал кровавыми слезами ее сын, прибитый к огромному деревянному кресту. Шиб вздохнул. Ему также казалось странным поклоняться человеку, претендующему одновременно на звание Отца, Сына и Святого Духа, а не человеку с головой сокола[13]. Может быть, его отец был поклонником вуду? Или в его жилах течет кровь какого-нибудь великого африканского правителя? Он погладил одну из гладко отполированных скамеек и наклонился, чтобы вдохнуть приятный запах воска. — Здравствуйте. Он не слышал, как она вошла. И обернулся — слишком резко. На ней была серая шерстяная юбка и черный пуловер под горло. Никакой краски на лице, никаких украшений, кроме золотой цепочки с крестиком. Очень бледная, со скрещенными на груди руками, она напоминала восковую статую. — Я могу ее увидеть? — тихо спросила Бланш. Он сделал шаг ей навстречу, словно пытаясь помешать. — Я... я думаю, будет лучше подождать вашего мужа. Это зрелище может оказаться слишком тяжелым. — Она что, так изменилась? — Нет, но, поверьте, будет правильнее, если вы сделаете это вместе. Бланш заломила руки, губы ее задрожали. Она отвернулась, сделала глубокий вдох, потом снова повернулась к Шибу. Серые глаза цвета дождя, цвета горизонта без единого лучика надежды... Шиб с ужасом осознал, что его правая рука сама собой пришла в движение, собираясь погладить ее по щеке, — он удержался в последний момент. Бланш, казалось, ничего не заметила. Она не отрывала глаз от гроба, в котором лежал ее ребенок. Пылинки, танцующие в солнечном луче. Тишина. Звук их дыхания. Учащенное дыхание Бланш. Внезапно она резко взглянула на него, и глаза ее засверкали, как будто она наконец решилась выплеснуть наружу гнев и отчаяние. — Выпьете что-нибудь? Ошеломленный, он машинально кивнул. Они вышли из часовни. — Вы видели, как цветут лавровые деревья? — спросила Бланш по дороге к зимнему саду. Шиб кивнул. Если она целыми днями вот так сдерживается, неудивительно, что по ночам ей снятся кошмары. Лучше бы ей выплакаться, рвать на себе волосы, царапать щеки, выть волчицей на Луну, оплакивая своего детеныша. В зимнем саду пахло свежевскопанной землей и инсектицидом. Шиб ощутил эти запахи с порога и тут же остановился. Все дети были здесь — Шарль, Луи-Мари, Аннабель и Энис. Они сидели на крошечных японских табуреточках вокруг низкого столика с зеленым керамическим покрытием. Очевидно, собирались пить чай. — Дети, поздоровайтесь с месье Морено, — сказала Бланш, подводя Шиба к одному из плетеных кресел у стеклянной стены. Послышался нестройный хор не слишком дружелюбных «здрасьте». Шиб заметил, что дети пили не чай, а горячий шоколад и ели оладьи. Они жевали бесшумно, не толкались, не ссорились, лишь изредка переглядывались и хихикали. Слишком застенчивые? Или выдрессированные, словно собачонки? — Садитесь, пожалуйста. Он повиновался, чувствуя, как четыре пары недружелюбных глаз сверлят его затылок. — Чай, кофе или что-нибудь укрепляющее? — спросила Бланш, словно автомат. «Укрепляющее»! Откуда она набралась таких слов — из руководства по этикету столетней давности? — Чай, пожалуйста, — ответил Шиб, пытаясь поудобнее устроиться в узком жестком кресле. Появилась Айша, толкая перед собой столик на колесах, на котором стоял желто-красный керамический чайничек и крошечные чашечки. Понятно, опять зеленый чай. Японская обстановка, японский чай, но секс, должно быть, французский — судя по количеству детей. Браво, Шиб, скоро ты переплюнешь Грега! Он отпил глоток чая, который оказался очень горячим и обжег ему язык. Шиб чуть не выронил чашечку и поставил ее на такое же крохотное блюдце. Айша начала убирать посуду с детского стола. Послышалось стрекотание электронной игрушки Аннабель. Шарль принялся писать что-то в тетради, Луи-Мари раскрыл книгу— это оказался «Гарри Поттер», а маленькая Энис, усевшись на, пол, заговорила о чем-то с плюшевым кроликом в красных штанишках. Шиб перевел взгляд на женщину, сидевшую напротив него: ее бледный профиль четко вырисовывался в потоке света. Классическая красота, такая холодная и хрупкая... опасное сочетание, Шиб, она уже завладела твоим умом, и скоро ты, словно расплавленный воск, растечешься у ее ног, а она оттолкнет тебя кончиком туфельки, поморщится и скажет: «Айша, уберите это». Еще один глоток чая... С каким удовольствием он бы выпил ледяного пива! Бланш пила свой чай, уставившись в пустоту. На ее горле билась маленькая жилка. Шиб едва удерживался от того, чтобы не провести по ней кончиком пальца и не прошептать: «Успокойся, все наладится». Но ничто не наладится. Элизабет-Луиза не воскреснет, как и маленький Леон. Бланш родит еще одного ребенка, будет принимать все больше и больше транквилизаторов, начнет пить тайком и в конце концов окажется в клинике для прохождения курса дезинтоксикации— высохшая, с растрепанными волосами, но не утратившая аристократичности. Ее угнетенный дух вырвется наконец на свободу и будет лихорадочно метаться во все стороны, не разбирая дороги, лишенный ориентиров... ...совсем как ты сейчас, старина Шиб. — Мам! Молчание, потом спокойный голос Бланш: — Что, дорогой? Перед ними стоял Луи-Мари в отглаженных джинсах, синем свитере и белых кроссовках. — Пьер пригласил меня на день рождения, в субботу днем. — Боюсь, ты не сможешь пойти, дорогой. — Но почему? Ведь это суббота, занятий не будет, к тому же все туда собираются! — В субботу днем приедет Жослен для освящения. — А в воскресенье он не может приехать? — Какой же ты тупица, Луи! — послышался презрительный голос Шарля. — Заткнись, тебя не спрашивают! — огрызнулся младший брат. — Довольно! — сухо перебила Бланш. — Он не сможет приехать в воскресенье, потому что твой отец попросил его приехать послезавтра, и... — Но мне-то зачем здесь оставаться? Бланш глубоко вздохнула, и Шиб представил, что она сейчас закричит: «Потому что будут благословлять стеклянный гробик, куда положат твою сестренку, а потом оставят ее в этой гребаной холодной часовне, и я хочу, чтобы вы все при этом присутствовали, потому что, мать твою, это и твоя сестренка, Луи-Мари!» —но она просто сказала: — Отец тебе вечером объяснит. И перестань спорить. Мальчишка раздраженно вздохнул, бросил на Шиба взгляд пса, жаждущего укусить, но сдерживаемого ошейником, и ретировался, сжав кулаки. Бланш снова разлила чай. К ним подошла маленькая Энис и, усевшись на корточки у ног матери, принялась теребить своего кролика с картонной морковкой в лапах. — Его зовут Банни, — сообщила она Шибу, который в ответ выдавил улыбку. — Он ест мог'ковку и пиг'ожки с вишневым джемом. И еще он умеет говог'ить, — с серьезным видом добавила она. — Надо же! — поразился Шиб, который никогда не умел разговаривать с детьми. Энис надавила на живот кролика, и тот механически проскрипел: «Я твой друг». — Оставь месье Морено в покое, — велела Бланш. — Тебя так зовут? — спросила Энис. — Месье Мо'гено? — Леонар. Леонар-леопард. Господи, Шиб, ты спятил? — Леона'г-леопа'гд? — повторила Энис, засмеявшись. — Но ты не похож на леопа'гда. — Как это не похож? Р-р-р-р! — Слышишь, Банни? — спросила Энис— Поздо'говайся с леопа'гдом! — Я люблю морковку! — объявил Банни с японским акцентом. В компании кролика, маленькой девочки и Дамы Червей не хватало только Безумного Шляпника, чтобы окружающий кошмар превратился в Страну Чудес. — А где ты живешь, леопа'гд? — поинтересовалась Энис. — В норе, в дальнем конце парка, — ответил Шиб. — А где твоя ше'гсть? — Она вся под одеждой. — В'гешь, — подумав, сказала Энис— Лео-па'гды не пьют чай вместе с моей мамой. Почему его не оставляет предчувствие, что все кончится очень плохо? — Энис, успокойся, — повторила Бланш. — Вот, возьми бисквит для Банни. Она очень легко возбуждается, — добавила Бланш, обращаясь к Шибу. Энис схватила бисквит и начала запихивать его в рот кролику, приговаривая: «Ешь, Банни, это вкусно, это мама дала!» Шиб в душе все больше радовался, что не обзавелся семьей. — Я больше не хочу вас задерживать, наверняка у вас еще много дел... — пробормотал он. — Обычно в это время я слушаю по радио концерт классической музыки, — откликнулась Бланш. — Так что судите сами, насколько я занята. Да уж, весело! А ты чего ожидал? Что она предложит тебе поплескаться в бассейне с Элилу вместо надувного матраса?.. Стоп! Возвращаемся к обычной беседе. — Отец Дюбуа— ваш родственник? — спросил Шиб. — Он двоюродный брат мужа, сын сестры его матери, Камиллы Дюбуа д'Анвер. Мне он тоже приходится родственником по линии двоюродной бабушки, Эжени Фонтэн д'Орон. Опять эти дворянские имена. Чертова уйма дворян-католиков, связанных семейными и брачными узами... Ладно, ему-то что?.. — Он работает с трудными подростками, — продолжала Бланш. — Много времени проводит в разъездах. Это он занимался доставкой... для Элилу,.. Жан-Юг был так занят... Может быть, заговорить о погоде? Но нет, уже поздно. Бланш поднесла к глазам платок и отвернулась. В наступившей тишине Энис продолжала лепетать: — Ну не плачь, Банни, ты тоже попадешь на небо! Мы все попадем на небо и уст'гоим там пикник вместе с Элилу! Кошмар какой-то! Он наяву проваливался в чужой кошмар. Бьющаяся жилка на шее, дрожащие губы... Черт, нельзя оставлять ее в таком состоянии! Шиб резко поднялся, и Энис испуганно отпрянула. — Может быть... хотите.,, я позову Айшу? — пробормотал он, склонившись над Бланш и положив руку на спинку ее кресла, возле вздрагивающих плеч. — Нет, все в порядке, спасибо. Шиб выпрямился и снова сел на место, успев перехватить ледяной взгляд Шарля, устремленный на него. Мальчишка невинно захлопал глазами и сделал вид, что углубился в свои записи. Луи-Мари исчез. Аннабель была всецело поглощена своей электронной игрушкой. — Ты плохой! — закричала Энис, колотя кролика головой о землю. — Плохой, плохой, плохой! Не выпить ли нам еще чаю, а, Шиб? Он снова наполнил свою чашку, не глядя на Бланш. Она перестала плакать и скомкала платок в тонких пальцах — на одном из них поблескивало скромное обручальное кольцо. Сколько сейчас может быть времени? Шиб не осмеливался посмотреть на часы. Наконец ему удалось украдкой взглянуть на них. 18.22. Андрие, кажется, собирался вернуться к восьми вечера? Нет, невозможно, ему не выдержать столько времени рядом с этими нервными детьми и их убитой горем матерью. Шиб слегка пошевелился, собираясь подняться. — Когда Леон утонул, я хотела покончить с собой. Шиб почти рухнул обратно в кресло. Бланш произнесла эти слова, не поворачивая головы, словно обращаясь к папоротнику в горшке. Что ей сказать? Сознает ли она вообще его присутствие? — Но нельзя убивать себя, если остаются другие дети... Страдание— часть жизни. Не так ли? Таким же тоном она могла бы произнести: «Не хотите ли еще кекса?» Поскольку папоротник молчал, Шиб осторожно произнес: — Да, к сожалению. — Бабуля приехала, — послышалось позади них. Шиб чуть не подскочил. Это оказался Шарль, который подошел совсем неслышно. — Что? — переспросила Бланш. — Бабуля приехала, — повторил Шарль. — Ах да! Вы все готовы? Они проведут вечер и ночь у моей свекрови, — объяснила Бланш, обращаясь к Шибу. — Бланш, дорогая! В дверях показалась высокая угловатая женская фигура. Седые коротко подстриженные волосы, кремовая шелковая удлиненная блузка и такие же брюки, широкий кожаный пояс, шейный платок и браслеты от Негтёз, никакого грима, неброские золотые украшения, в ушах— скромные бриллиантовые серьги. Черты лица те же, что у Жан-Юга, с тридцатилетней поправкой на возраст. Она подошла к ним и подхватила на руки Энис. — Ну что, моя сладкая, как дела? — Я возьму с собой Банни, он хочет посмот'геть «Сто один далматинец», — заявила малышка, размахивая кроликом. — Ну, если мама разрешит... Пойдем скорей, соберем твои вещи. Энис вприпрыжку побежала к дверям, за которыми уже исчезли ее братья и сестра. Женщина повернулась к Шибу. — Леонар Морено, — поспешно произнесла Бланш, — именно он занимался... Еще одна неоконченная фраза. Похоже, эти люди привыкли изъясняться многоточиями. — Ах, это вы? Сожалею, что приходится знакомиться с вами при таких обстоятельствах, месье Морено, но Жан-Юг заверил меня, что вы всецело... Шиб слегка поклонился. Бланш поднялась. — Простите, мама, я пойду посмотрю, готовы ли дети. Бабуля, не говоря ни слова, проследила за ней взглядом, потом перевела взгляд светло-голубых глаз на Шиба. — Может быть, я немного старомодна, в чем меня часто упрекает мой сын, — вздохнула она, — но, по правде говоря, я не понимаю... Я нахожу это довольно... как сказать... вы понимаете?.. —Люди очень по-разному относятся... — сказал Шиб, невольно подхватывая манеру собеседницы говорить незаконченными фразами. — Да, конечно... И потом, они были так к ней привязаны, так ею восхищались... Бедняжка Бланш... Пережить две потери... Шиб вздохнул в унисон, скрестив руки на груди и опустив глаза. Ну просто вылитый клерк из похоронного бюро. Бабуля провела наманикюреннои рукой по глазам и снова вздохнула. В этот момент появилась Аннабель. — Аннабель, детка! Иди сюда, я тебя поцелую. Ты готова? — Луи-Мари ищет свою голубую куртку, — объяснила Аннабель. — Он страшно злится, что не может ее найти. — Так пусть возьмет другую. — Нет, он хочет только эту. Он говорит, она приносит счастье. — Это предрассудок, детка. Вещи не могут приносить счастье или несчастье. Пойдем. Рада была познакомиться с вами, месье Морено, — добавила она. — Не сочтите за оскорбление, но я предпочла бы никогда больше с вами не встречаться. — Я вас прекрасно понимаю, мадам. Оставшись один, Шиб прошелся по зимнему саду, рассеянно читая таблички, укрепленные возле каждого растения, и глядя сквозь стекло на старинный фонарь, окруженный желтоватым ореолом. Темно-синий «мерседес» стоял в аллее, и дети по очереди забирались в него, пока Бабуля разговаривала с Бланш. Та обхватила себя руками за плечи, словно ей было холодно. — Вы увидите вашего приятеля сегодня вечером? — вдруг услышал он. Айша. — Нет, не думаю. А что? — Ничего. Вы давно с ним знакомы? — Мы вместе ходили в школу. — Вот это да! — Скажите, как в действительности зовут Бабулю? — Луиза. Поэтому одно из имен, которое дали малышке.,. — А Элизабет? — перебил Шиб. — Это имя матери мадам. Элизабет-Луиза родилась после смерти малыша Леона, поэтому, я думаю, ей дали двойное имя— на счастье... что-то в этом роде. Правда, это все равно не помогло... Мне кажется, ваше общество хорошо действует на мадам. Она выглядит не такой... потерянной, когда разговаривает с вами. — Представляю, какая она все остальное время, — пробормотал Шиб. — Как по-вашему, Бабуля— приятная женщина? — А вам как показалось? Шиб улыбнулся, ничего не ответив. — Скорее бы наступило завтра, — сказала Ай-ша, — У меня будет выходной, так что смогу выбраться подышать свежим воздухом. — А вчера вечером у вас тоже был выходной? — Нет, просто побывала в ресторане, а это совсем другое. Бы, наверное, решили, что я сплю с доктором? — Ну... — Нет, я с ним не сплю, хотя ему бы этого очень хотелось. Он пригласил меня на выставку, посвященную Кабилии. Поэтому хозяева позволили мне с ним поехать. Культурное алиби. — Вы кабилийка?[14] — Кажется. Если честно, мне все равно, это мать меня постоянно допекает разговорами на эту тему. А вы? — Мой отец был американец. Матрос, получивший увольнительную на один вечер. Я его никогда не видел. — А мой умер от инфаркта пять лет назад. Когда работал отбойным молотком. Насчет вас я бы скорее подумала, что вы негр или что-то в этом роде. Может быть, я и правда кто-то в этом роде. АГрег? Чистой воды провансалец. Родился с кружкой айоли[15] в одной руке и шаром для петанка[16]— в другой. Айша рассмеялась, отчего тяжелый узел волос на ее голове заколыхался. — Тс-с, она возвращается. — Айша направилась к столику на колесах, по дороге подобрав брошенную игрушку. — Им будет лучше побыть у Бабули, это их немного отвлечет, — объяснила Бланш, садясь в кресло. — Мне придется вас покинуть, — произнес Шиб. — Уже поздно. — Разве вы не останетесь поужинать с нами? Жан-Юг вот-вот вернется. — Мне бы не хотелось вас беспокоить... Бланш в упор взглянула на него— впервые с того момента, как он приехал. —Вы меня не беспокоите. Наоборот, мне нужно с кем-то поговорить. Потому что иначе я сделаю какую-нибудь глупость. Не важно что. Я знаю, что вам хочется уехать. Женщины, которые все время плачут, вызывают ужас у мужчин, но я вас уверяю, что сегодня— исключительный случай. Обычно я держусь гораздо лучше. Совсем как цирковая лошадка. — Послушайте... я... — Нет, это вы послушайте. На этот раз у меня есть заложник... О, боже, что я говорю?.. Извините, я совсем потеряла голову из-за этих таблеток... — Может быть, вам лучше пойти отдохнуть? — Я только и делаю, что отдыхаю. Это сводит меня с ума. Покой... вечный покой. Ее голос сорвался. Шиб протянул руку, положил ее на ледяное запястье Бланш и тут же, покраснев, отдернул. Интересно, есть ли тут бар? Тройная порция коньяка пришлась бы очень кстати. Да и Бланш не помешало бы взбодриться. — В котором часу подавать ужин, мадам? Черт возьми, со всеми этими людьми, которые то приходят, то уходят, чувствуешь себя как на сцене в театре! — В восемь часов, пожалуйста. Выпьете аперитив? — спросила она у Шиба. — С удовольствием. Поскрипывание колесиков. Еще один катящийся столик, на сей раз — из красного дерева, груженный большими и маленькими бутылками. — Я бы выпил коньяку, — сказал Шиб, и Айша плеснула в рюмку щедрую дозу «Деламена». — А мне «Сюз», — попросила Бланш. — Гм... доктор сказал, что... — «Сюз», пожалуйста, Разумеется, ей нельзя пить спиртное. А что, если она грохнется в обморок прямо на этот дурацкий мозаичный пол? Ему придется расстегивать ей лифчик, чтобы она смогла вздохнуть, хлопать по щекам... Шиб сделал большой глоток коньяка. Отлично! Он почувствовал, как обожгло горло, а потом в животе разлилось приятное тепло. Бланш тоже сделала глоток, закашлялась, а потом одним махом осушила бокал. Что ж, начало неплохое. Айша исчезла. Бланш протянула руку к бутылке «Сюз» и снова наполнила бокал, словно это было для нее обычным делом. Одновременно она сделала неопределенный жест в сторону Шиба, что можно было перевести как «Позаботьтесь о себе сами». Он кивнул и плеснул себе еще немного «Деламена», чтобы составить ей компанию. Она одним махом выпила вторую порцию. Взгляд ее затуманился, рука судорожно вцепилась в подлокотник кресла. Стоит ли что-то сказать или сделать? Шиб размышлял об этом, потягивая коньяк. Стояла тишина. День за окном угасал. Желто-зеленая бабочка билась о стекло. Ее крылья едва слышно шуршали. Потрескивание кубиков льда в серебряном ведерке. Вздох. Шиб слегка встряхнул свою рюмку, вдохнул запах коньяка, отпил еще немного. Снова вздох. Неожиданно Бланш спросила: — У вас есть дети? Тон почти напоминал допрос. — Нет. Я холостяк. — А вам бы не хотелось их иметь? — Пожалуй, нет. Не думаю, что из меня вышел бы хороший отец, — неожиданно для себя признался он. — Почему? — Я не знал своего отца. И не знаю, что это такое— быть хорошим отцом. Бланш поставила бокал на столик. — Я тоже не знаю, что такое быть хорошей матерью, — откликнулась она, прикрыв глаза. — Действительно не знаю. Ведь хорошая мать не позволяет своим детям умирать, не так ли? Ну зачем он сказал эту глупость? Зачем? — Это случилось не по вашей вине. — Откуда вы знаете? Хороший вопрос. Но... — В таких случаях никто не виноват. Разве что невезение, злой рок... — Я должна была проявлять осторожность... быть внимательной... оставаться начеку. Хорошая мать— как часовой. Никогда не смыкает глаз. Понимаете? Как будто молено уберечься от судьбы! Шиб почувствовал, что начинает пьянеть. Ему захотелось уехать. Он слегка наклонился к Бланш и сказал: — Вы не отвечаете за ход событий во Вселенной. И не должны все время казнить себя. Она пожала плечами. — Конечно, я должна все время смотреть на цветы, слушать пение птиц, радоваться тому, что у меня еще четверо прекрасных живых детей, заниматься домом, наслаждаться уютом и удобствами и не перегружать психику. Так? —Почему вы думаете только о себе? Ваш муж тоже страдает... и дети... — Да как вы смеете! Она поднялась, вся дрожа. Шиб тоже встал. — Вы разговаривали со мной, и я вам отвечал. Но, пожалуй, вам лучше разговаривать с магнитофоном. Можете кричать на него, сколько угодно. — Ужин будет через полчаса, — объявила Ай-ша, снова подойдя совершенно бесшумно. — Месье Морено уезжает, — холодно сказала Бланш. — Вот как? Хорошо, я предупрежу Колетт. Айша направилась к выходу, явно удивленная. Шиб поставил рюмку на столик. Ну и слава богу, не придется оставаться на этот чертов ужин в компании полубезумной истерички! — Вы слишком обидчивы, — внезапно произнес он. — Я хотел сказать вот что: брать на себя ответственность за то, что было предначертано судьбой, означает впадать в грех гордыни. — Вот как? Вам нужно поговорить об этом с моим кузеном. Он обожает подобные темы. — Сожалею, что причинил вам боль. — А о чем тут сожалеть? Вы сейчас вернетесь в свою мастерскую смерти, или как это у вас называется, посмотрите какой-нибудь хороший фильм по телевизору и подумаете: «Как хорошо, что удалось сбежать от этой истерички!» Черт, она еще и медиум? Шибу было не до шуток. Ему хотелось обнять ее и утешить. И одновременно надавать пощечин. Слишком много противоречивых желаний. Эта женщина совершенно выбила тебя из колеи, старина Шиб. — Вы не истеричка. Вы сильно страдаете, и вам нужна помощь. У меня есть муж, врач и священник. Кто мне еще нужен? Собака? Любовник. — Не знаю, не мне давать вам советы, но вы не должны жить так дальше. — И вы бросаете мне спасательный круг— все эти привычные слова утешения, готовые формулы, которые произносят на похоронах... — Я... Шиб глубоко вздохнул и сделал шаг в ее направлении — всего один. — Я могу вам помочь? Она шагнула. Навстречу. — Не думаю. Но все равно— спасибо. — А, Морено, вы все еще здесь? Черт возьми, так и до инфаркта недалеко! — Я вылетел из Парижа самолетом в пять пятнадцать, поэтому так быстро вернулся, — объяснил Андрие, пожимая ему руку. — Пожалуй, я тоже выпью что-нибудь. Вы уже уходите? — добавил он, плеснув себе «Гленморанжи». — Я как раз собирался уходить. — Все... прошло хорошо? — Все в порядке, — ответила за Шиба Бланш. — Она... она в часовне. Если вы хотите ее увидеть... — Да. — Андрие одним глотком прикончил виски. Снаружи было холодно, дул колючий ветер. Войдя в часовню, Андрие зажег свет— небольшую лампочку в шестьдесят ватт в желтоватом плафоне. Шиб подошел к гробу, в котором привез Элилу, открыл его и отошел, уступая место Андрие. Тот приблизился, нервно покашливая, с застывшим лицом склонился над гробом, потом быстро отвернулся. — Очень хорошо. Нужно переложить ее в раку. — Если хотите, я могу сделать это сейчас, — предложил Шиб. —Да, пожалуйста, — проговорил Андрие глухим дрожащим голосом. Шиб направился к стеклянному гробу. Андрие, словно очнувшись, последовал за ним, помог ему поднять хрупкое стеклянное сооружение и водрузить его на деревянные козлы. — Спасибо, — произнес Шиб. — Дальше я справлюсь сам. Вам лучше уйти. Через несколько минут я к вам присоединюсь. Андрие, казалось, хотел что-то возразить, но передумал и быстрыми шагами покинул часовню. Шиб снова поднял крышку гроба, подхватил Элилу на руки и перенес в ее новое обиталище. «Иногда они кажутся такими тяжелыми», — подумал он, вытирая лоб. Потом, механически произнося «Клятву невинности» — «Я никого не истязал. Не морил голодом. Не доводил до слез. Не убивал. Я чист... Я чист... Я чист...»[17], — немного привел Элилу в порядок: оправил платье, уложил волосы вдоль щек, слегка подкрасил веки и склеенные губы, потом медленно опустил прозрачную крышку, погасил свет и отправился в зимний сад. Как только он вошел, Андрие сказал: — Панихида состоится в субботу, в десять утра. Я надеюсь, вы окажете мне честь своим присутствием. О нет, только не это! — Мне бы не хотелось... Все-таки я— посторонний... — Я хочу, чтобы пришло как можно больше народу, чтобы все пришли попрощаться с моей дочуркой! Скорее сматывайся отсюда, Шиб, залезай в свою колымагу и вруби музыку на полную громкость, чтобы прочистить мозги! Он распрощался с четой Андрие, пожав руку Жан-Югу и слегка кивнув Бланш, и направился к воротам, чувствуя тяжесть их взглядов на своих узких плечах. По дороге он столкнулся с Айшей. — Почему вы не остались на ужин? — спросила она. — Я подумал, им лучше побыть вдвоем, — Понятно. Мне звонил Грег. Он сказал, вы собирались завтра покататься на катере. — Если будет хорошая погода. Он вас пригласил? — Да. У меня выходной. Мне взять дождевик или что-то в этом роде? — Нет, у него их полно. Разве что запасную одежду, на тот случай, если свалитесь в воду. — Очень смешно. Это не слишком опасно? — Нет, хотя может укачать. Грег не сказал, какие у него планы? — Он сказал, что мы устроим пикник на островах. И что я могу взять с собой подружку. — Ну и как, возьмете? — Я подумаю. Мне не очень нравится такой расклад— два парня, две девчонки. Слишком уж прямолинейно... Нет? — Зависит от подружки. — Айша! — донеслось со стороны дома. — Мне пора! Пока, до завтра! — крикнула она уже на бегу. Стояла холодная ночь, ветреная и благоухающая. Гравий хрустел под ногами. Хлопнула дверца машины, заурчал мотор, на дисплее магнитолы загорелась надпись: «Что новенького?» Фары осветили аккуратно подстриженную живую изгородь. По мере приближения к городу звуки становились громче и разнообразнее — это был шум самой жизни, далекой от мрачной обители, оставшейся у него за спиной. Но Она по-прежнему стояла у него перед глазами. Это было похоже на колдовство. Которое неизбежно толкает вас к пропасти. Интермеццо 1 |
||
|