"Еретики Аквасильвы" - читать интересную книгу автора (Одли Ансельм)

Глава 5

Мы молча шли по центральной улице к рыночной площади — огромной, в семь-восемь раз превышавшей рыночную площадь в Лепидоре. Ее загромождали торговые ряды, лари и палатки. Некоторые из них выглядели настоящими домами, с шелковыми крышами, трепетавшими под бризом, и ковровыми дорожками на деревянном полу. Даже небольшие палатки демонстрировали роскошь убранства, невиданную в других городах Океании. Широкие проходы между павильонами и ларями были завалены товаром и заполнены людьми. Мы то и дело прижимались к тюкам и ящикам, когда какой-нибудь богатый горожанин проходил мимо нас в сопровождении слуг и мощных телохранителей.

— Зачем мы пришли сюда? — спросил я Сархаддона.

Грубый толчок в спину швырнул меня на прилавок торговца женской одеждой. Хозяин палатки обложил нас нецензурной бранью и помахал кулаком сановнику, чей многочисленный эскорт расталкивал людей в проходе.

— Жрецы могли заинтересоваться той поспешностью, с которой мы покинули храм, — ответил послушник. — Возможно, за нами послали наблюдателя. Но в этой толпе он быстро потеряет нас из виду.

— Куда мы пойдем?

— Не имею понятия. Однако здесь нам не дадут поговорить. — Немного подумав, он предложил неплохой выход: — В квартале богатых торговцев есть несколько общественных садов. Мы можем прогуляться по тенистым аллеям. Никто не откажет графу в праве наслаждаться тишиной и покоем.

— После слов Этлы я не скоро вспомню о покое.

— Да, ты прав. Ты прав.

Он выглядел задумчивым, и я не удивлялся этому. Покинув рыночную площадь, мы начали подниматься на холм по небольшой уютной улице. Она привела нас к стене, которая окружала один из общественных садов. Приятный запах цветов и зелени сменил назойливую вонь портовых кварталов.

— У входа в парк будет охрана, — предупредил меня Сархаддон. — Напусти на себя важный вид и назови сторожу свой титул. Говори с ним властно и презрительно.

Стратегия Сархаддона оказалась вполне подходящей для беседы со щеголеватым охранником, который лениво бродил у парковых ворот. Очевидно, жители ближайших домов имели собственные входы в сад и пользовались ими в любое время. Сторож должен был следить за тем, чтобы в парк не проникали бездомные нищие и хулиганы, которые могли нарушить отдых состоятельных членов общества.

Сад радовал обилием растительности и фонтанов. По краю небольшого пруда размещались беседки с потайными комнатами для приватных встреч. Впервые с тех пор, как мы покинули Лепидор, я почувствовал себя в знакомой обстановке — здесь было много открытого пространства, и строения не ошеломляли меня своей роскошью.

— Похоже, эти беседки активно используются, — сказал Сархаддон, указав на женский шарф, небрежно оставленный на перилах лестницы, ведущей вниз, в потайную комнату.

Из других беседок доносились приглушенные голоса — достаточно громкие, чтобы заявить о своем присутствии, но умеренно тихие и неразборчивые для стороннего слушателя. Вероятно, жители Фарассы вели здесь дела, которые не хотели выставлять на всеобщее обозрение. Интересно, как тут решалась проблема подслушивания? Вряд ли торговцы смирились бы со шпионажем. Мы нашли свободную беседку и спустились в маленькую потайную комнату. Она располагалась под землей и хранила освежающую прохладу. Я сел на каменную скамью, прислонился спиной к стене и тихо спросил:

— Что ты думаешь об Этле?

— А что тут думать? — мрачно ответил Сархаддон. — Она и какие-то предатели решили сделать Лечеззара новым Премьером.

— Лечеззара! Ты же говорил, что его избрание — это армии фанатиков и тысячи костров, на которых будут жечь еретиков.

По словам послушника, Лечеззар проповедовал оголтелый фанатизм. Я не понимал, как такого человека можно избрать Премьером!

— Ну и что? Премьером станет тот, кто наберет большее число сторонников в высших эшелонах власти.

— А как насчет яда, которым отравят экзарха Нового Гипериона?

— Кэмбрессцы и кланы Гипериона сами назначают своего экзарха, — сказал Сархаддон, расхаживая по кругу, словно бык в загоне. — Нынешний экзарх не исключение. Он разумный человек и уважаемый политик. Его слово могло бы повлиять на выборы Премьера. Если, как я понял, он будет отравлен, авархи Нового Гипериона потеряют вес при голосовании. Без поддержки кэмбресского экзарха умеренные силы обречены на поражение. Ты скоро увидишь, к чему это приведет.

Кто-то из моих наставников уже рассказывал мне об этой привилегии гиперионцев. Они завоевали это право двадцать лет назад, когда Сфера переживала не лучшие дни. Кэмбресские адмиралы приказали бросить в тюрьмы всех жрецов и магов на территории Нового Гипериона. Кроме того, они пригрозили послать экспедиционные войска против Священного города. Сейчас этот город считался недоступным для вражеских армий, но в ту пору хэйлеттиты не представляли собой реальной силы.

Из-за временной слабости и внутренних разногласий Сфера не могла навязывать гиперионцам свою волю. Ей пришлось уступить, и с тех пор Адмиралтейство Кэмбресса само назначало авархов и экзархов в храмы континента. По этой причине экзарх Нового Гипериона, один из самых старых и влиятельных жрецов, обладал бесспорной независимостью от Танета и Священного города. С его мнением считались — хотя бы потому, что за ним стояла мощь кэмбресского флота.

Несмотря на старания отца, я мало разбирался во внешней политике. Однако мне было ясно, о чем говорил Сархаддон.

Чем тяжелее станет десница Сферы, тем больше невинных людей отправят на костер. Умеренных жрецов заменят фанатиками, которые будут искоренять малейшие следы инакомыслия. Возможно, волны Чистки затронут и Новый Гиперион. Хотя я не представлял себе, как разобщенная, разбросанная по миру организация может победить великий Кэмбресс. Славная история его военных эскадр — еще более мощных, чем флот Танета, — ковалась веками. Тем не менее за несколько последних десятилетий гиперионцы так и не добились никаких уступок от Сферы.

Новый Гиперион… Манта! Черная манта, напавшая на Зазана!

— Значит, атаку на «Льва» могла спланировать Сфера?

Сархаддон повернулся ко мне, и в его глазах сверкнули искорки прозрения.

— О, огонь Рантаса! Катан, ты прав! Так оно и есть! Вероятно, Зазан узнал кое-что о планах Этлы. Ей стало известно об этом, и она послала за ним погоню!

— Или, возможно, эта атака была отвлекающим маневром, чтобы сфокусировать внимание Адмиралтейства на внутренних делах.

Сархаддон недоуменно поднял брови.

— И что, по-твоему, хочет скрыть Сфера?

— Свои сомнительные дела в Экватории. Допустим, перемещение крупных подразделений сакри. Это только моя догадка.

— А чтобы их не заподозрили в атаке, раскольники Сферы придали происшествию мистический оттенок. Слух о морских призраках и детях тьмы распространился по всей Аквасильве. Каким бы ни был план Этлы, он в конце концов достигнет своей цели.

Я почувствовал холодный озноб. Эти люди собирались отравить экзарха Нового Гипериона. Что, если они узнают о двух юношах, которые подслушали их тайный сговор? Вряд ли они откажутся от своей затеи. Просто убьют свидетелей, и все.

— Такая информация может стоить нам жизни. Зачем связываться с этим?

— Добравшись до Танета, мы сможем предупредить твоего отца. Он расскажет о планах Этлы остальному Совету, и Лечеззар не станет Премьером.

— Ты думаешь, отец поверит нам? Члены Совета потребуют доказательств.

— Возможно, наш ход не повлияет на голосование, но попытаться стоит. Хотя мы скорее всего опоздаем. Я слышал, что Премьер Халеззиах быстро теряет силы. Ему осталось жить лишь несколько недель. Он может умереть до нашего прибытия в Танет — если только уже не скончался. Вести из Сйященного города доходят до Танета за пять-шесть дней. Спустя время о них узнают остальные континенты.

— Что ты знаешь о процедуре избрания? — перебил его я.

— Это обычное голосование, в котором принимают участие экзархи и помощники Премьера.

— А сколько всего экзархов?

Сархаддон явно думал о чем-то другом.

— Десять: от Океании, Фетии, Нового Гипериона, Экватории, Хуасы, Архипелага, Сильвернии и островов, плюс экзархи святой инквизиции и двух монашеских орденов.

Итого тринадцать голосов. Отсутствие одного из экзархов, самого влиятельного и уважаемого, действительно могло повлиять на результат голосования.

— Сколько экзархов поддерживает Лечеззара?

— Не знаю. Я не в курсе того, как развивается ситуация, и не знаю, насколько сильны противоборствующие группировки. Впрочем, кое о чем мне известно. Экзархи монашеских орденов и инквизиции проголосуют за твердую линию: для них чем больше фанатиков, тем лучше. Архипелаг, Гиперион и Океания будут придерживаться либеральной линии. К ним, вероятно, присоединится Селерианский Эластр. Второй помощник Премьера проголосует за самого себя.

Присутствие экзарха Нового Гипериона создавало равенство позиций. Но если план Этлы удастся, его там не будет. К каким последствиям могло привести наше вмешательство? Избрание Премьера считалось внутренним делом Сферы, над которым Совет Аквасильвы не имел никакой власти.

Сархаддон вновь зашагал по кругу, размышляя над какими-то вопросами.

— Может быть, нам лучше забыть об услышанном? — спросил я его.

Он резко остановился и с удивлением посмотрел на меня.

— Почему?

— Потому что наше вмешательство сделает меня и моего отца заклятыми врагами Сферы. Совет Аквасильвы не в силах повлиять на ситуацию. Даже адмиралы Кэмбресса уже не спорят со Священным городом.

— Значит, ты предлагаешь оставить все как есть?

— А тебе очень хочется лишиться головы?

— Испугался, Катан? А как насчет тысяч людей, которых сожгут на кострах по приказу Лечеззара?

— Мы не можем помешать его избранию. Допустим, нам удастся предупредить власти Кэмбресса. Но если Халеззиах действительно так плох, то наши действия почти наверняка окажутся напрасными. Кроме того, гиперионцы захотят узнать, откуда у нас эти сведения. Пока мы будем доказывать свою правоту, Лечеззара выберут Премьером.

— Наверное, ты прав, — согласился Сархаддон.

Его последние слова не принесли мне облегчения. Конечно, я заботился о благополучии моей семьи, но на другой чаше весов находились тысячи жизней. Однако, что мы могли сделать?

Сархаддон был простым послушником, и его не пригласили на ужин старших жрецов капитула. Один из молодых прислужников сопроводил его в трапезную для священнослужителей низшего ранга. Я остался один. Мне требовалось попасть на нижний этаж, но лабиринт коридоров превратил это в нелегкую задачу. Как назло, я не встретил ни одного жреца. Борет и Дашаар объяснили мне направление, но, выйдя из своих апартаментов, я быстро заблудился. Моя ориентация в пространстве оказалась еще хуже, чем навыки в арифметике. Я и не знал, что такое возможно!

Наконец, мне удалось пробраться на нижний этаж, и там, в одном из коридоров, я увидел фигуру в коричневой сутане. С наступлением сумерек все помещения храма освещались светильниками. Как я понял, масло к ним подавалось из подземного резервуара по особой системе труб, проложенных в стенах. Лакированные деревянные панели отражали свет ламп, и это создавало уютный полумрак, приятно контрастировавший с ослепительным сиянием дня. Когда я в очередной раз обругал запропастившихся куда-то обитателей зиккурата, из боковой двери в нескольких шагах от меня вышла девушка в балахоне. В ее руках была тарелка с сушеной рыбой и краюхой хлеба.

Увидев меня, она тихо простонала:

— Проклятие! Вот же невезение…

Затем она присмотрелась ко мне, и ее лицо озарилось проблеском надежды.

— Кто вы?

— Человек, который заблудился в ваших коридорах, — с улыбкой признался я.

Она убрала с лица прядь сбившихся красновато-коричневых волос и облегченно вздохнула.

— Значит, вы гость. Куда направляетесь?

— В трапезную экзарха. На ужин со старшими жрецами храма.

— Вас ожидает потрясающая компания, — с презрением сказала она. — Группа лицемерных самодовольных карьеристов, которые кельям праведников предпочли роскошь зиккурата. Возможно, вас обидят мои слова, но меня это мало волнует. В любом случае мы оба ничего не потеряем.

— Я не служитель Сферы.

Интересно, кем была эта девушка в бесформенном коричневом балахоне? Примерно моего возраста, на пару лет старше меня, высокая и довольно широкоплечая. Рядом с ней я выглядел подростком — что легко объяснялось моим худощавым и низкорослым телосложением.

— Думаешь, я не догадалась? У тебя вид нормального парня.

Как быстро она перешла со мной на «ты».

— Раз уж ты не из Сферы, я помогу тебе. Только сначала мне нужно отнести это кое-куда…

Она указала взглядом на тарелку с хлебом и рыбой.

— Затем я провожу тебя в их свинарник.

— Свинарник?

— Поговорим через минуту.

Она прошла мимо меня и исчезла за углом коридора — точнее, сначала заглянула за угол, а затем исчезла.

Ждать пришлось недолго. Через некоторое время девушка вернулась.

— Сейчас у нас пост. Главам храма подают на ужин мясо снежного оленя, привезенного из Сильвернии. А мы, послушники, должны голодать и очищать свои тела различными постами. И это называется волей Рантаса!

Она прервала обличительную речь и улыбнулась.

— Прости, я забыла представиться. Меня зовут Илессель Сэн-дрим.

— Катан Тауро, — представился я.

— Каков твой титул? — спросила она, потянув меня за рукав втом направлении, куда я, собственно, и шел.

— Эсграф. А как ты догадалась, что у меня есть титул1?

— Наше начальство приглашает на ужин только титулованных особ и богачей. Ты должен быть аристократом или наследником торгового дома. Жрецов не интересуют люди без власти и сундуков с деньгами.

— Почему ты стала послушницей, если так ненавидишь Сферу?

— Моих приемных родителей отправили на острова. Они полгода будут вести миссионерскую деятельность среди туземцев. Отчим пристроил меня в храм и записал в послушницы. Наверное, надеялся, что я пойду по его стопам. Но он ошибся.

Тон девушки предполагал, что ее приемный отец в будущем сильно пожалеет о содеянном.

— А ты как сюда попал? — спросила она, когда мы поднялись вверх по мраморной лестнице.

Я заметил статую, которую уже видел прежде. Очевидно, мои блуждания завели не на тот этаж.

— Я направляюсь в Танет. Мы нашли железную руду, и мне нужно передать образцы отцу. Он участвует в Совете Аквасильвы.

— Из какого ты клана?

— Из Лепидора.

Мы прошли по главному коридору зиккурата, ширина которого составляла не менее четырнадцати футов, затем свернули в проход с богато украшенными стенами. Откуда-то издалека доносились звуки лютни. Илессель резко остановилась. Я наткнулся на нее и поспешно сделал шаг назад.

— Прости, — извинилась она. — Я думала, что знаю всех музыкантов в городе, но этого еще не слышала.

Мне оставалось лишь гадать о смысле ее слов.

— Ты хочешь сказать, что можешь определить на слух, кто играет на лютне?

— Конечно, — ответила девушка, словно это было совершенно естественно. — В храм часто приглашают музыкантов. Многие из них не очень хороши, но этот имеет талант.

— А как насчет тебя?

— Среди жрецов и жриц, послушников и послушниц я самая лучшая. Как ни странно, это единственное, что у меня получается.

Я впервые встретил такую откровенную девушку. Она говорила со мной, как с равным. Между нами возникла дружеская симпатия. Примерно так же я общался с младшим сыном графа Кортьерес.

— Тебе туда. Трапезная экзарха за углом. Я дальше не пойду, потому что в дверях стоят сакри, а у меня от них мурашки по коже. Жаль, что ты не останешься еще на пару дней. Мне всегда не хватало хорошей компании. Прощай.

Илессель улыбнулась, помахала мне рукой и быстро удалилась в том направлении, откуда мы пришли. Я не мог понять, почему эта девушка показалась мне такой знакомой. Нужно было расспросить ее обо всем как следует, но она уже ушла.

Мне не хотелось обижать представителей капитула. Я свернул за угол и оказался в широком коридоре, в конце которого виднелась дверь, обитая бронзой. Перед ней стояли двое сакри, облаченные в доспехи.

— Вы эсграф Катан? — спросил меня один из воинов. Неужели их тренировали говорить такими бесстрастными леденящими голосами?

— Да, — ответил я, внезапно осознав, что моя мантия, стянутая поясом, небрежно выбилась из-под него.

Сакри смерил меня пристальным взглядом, затем открыл дверь.

— Следуйте за мной.

Этот воин в малиновых доспехах повел меня по сводчатому коридору, украшенному картинами и антикварными вазами. Пройдя через другую впечатляющих размеров дверь, мы вошли в зал с высоким потолком. Большие окна были задернуты алыми портьерами.

Семь жрецов и Этла сидели за деревянным полированным столом. Дашаар прервал беседу и спросил, где мой эскорт. Он сказал, что Борет послал за мной послушника, но тот, видимо, задержался. Я решил, что это была отговорка. Сакри вышел, и Дашаар указал мне на свободное место за столом через два кресла от Этлы. Сам овальный стол, заставленный блюдами, выглядел как шедевр искусства сервировки. Фарфор и хрустальная посуда превосходили по красоте и ценности все то, что мы имели в Лепидоре.

После пяти смен блюд, каждое из которых было более экстравагантным, чем предыдущее, я вспомнил слова Илессель о свинарнике. Теперь мне стало ясно, о чем она говорила. Все члены капитула словно лоснились от липкого жира. Их чавканье напоминало пиршество животных. Правда, имелись и исключения. Этла вяло ковыряла вилкой тушку фаршированной горлицы, а высокий и сухопарый жрец, сидевший рядом с ней, вообще не притрагивался к пище.

После того как меня расспросили о руднике — а я заявил, что не знаю, насколько велики запасы железной руды, — беседа перешла на политические темы. Я многого не понимал, но старался запомнить кое-какие факты. Жрецы обращались ко мне с оскорбительной снисходительностью, однако меня это мало тревожило. К концу ужина неторопливый разговор коснулся вопроса, который привлек мое внимание. Казначей заговорил о договоре, который Сфера заключила с несколькими торговыми домами Танета. По идее, этот договор должен был упорядочить торговлю в Священном городе. Наделе же, как я понял, они создали монополию.

— Далее мы планируем настаивать на гарантиях безопасности для наших людей, путешествующих по континентам, — говорил казначей.

— Зачем нам это нужно? — спросил его толстощекий старик с седыми бакенбардами.

Насколько я понял, он заведовал канцелярией. Обычно эту должность давали отставным авархам. Обилие пищи разморило его, и он клевал носом над своей тарелкой.

— Из-за пиратских атак, — сказал сухопарый жрец. Он не стал добавлять слово «болван», но чувствовалось, что оно предполагалось. — Уже несколько наших собратьев было похищено или убито во время наглых нападений в море.

— А кто стоит за этими атаками? — спросил один из членов капитула.

— Мы можем лишь строить догадки, — ответила Этла. — Какая-нибудь группа отступников или террористов. Святая инквизиция встревожена тем, что нападают в основном на ее представителей. Я думаю, что скоро все прояснится.

Судя по ее голосу, она не хотела обсуждать эту тему. Интриги Этлы не переставали удивлять меня. Интересно, имелась ли связь между атаками в море и черной мантой? И была ли черная манта виновницей всех бед?

Когда я собрался покинуть трапезную, Этла предложила мне погостить в храме еще немного и принять участие в празднике Летнего пламени. По ее словам, через два дня в Танет отправлялась манта Сферы — скоростной фрегат. Фактически я потерял бы только один день. Мне пришлось вежливо отказаться от ее предложения и напомнить, что время имело для меня первостепенное значение. Кроме того, я не хотел рисковать. Путешествие на мантах Сферы становилось опасным делом — на эти корабли еретики совершались нападения. К тому же я доверял военным больше, чем жрецам.

Чуть позже, встретившись со сгоравшим от любопытства Сархаддоном, я сослался на усталость и отправился спать.

На следующее утро мы позавтракали и вышли из храма через заднюю дверь. Сархаддон повел меня по более короткому пути, и нам не пришлось толкаться в толпе на улице, ведущей в гавань. Наша группа из четырех человек не привлекала внимания. Мы спокойно шли через ремесленный квартал Фарассы, который в эти утренние часы был тихим и немноголюдным. Здесь располагались мастерские и ремесленные цеха — дома резчиков по камню, золотых дел мастеров, изготовителей оснастки и создателей музыкальных инструментов.

Если б не ограничение во времени, я обязательно заглянул бы в мастерскую, где создавались научные приборы. Океанографы Лепидора нуждались в изоспектрометре для анализа воды. Торговцы нашего города не принимали заказы на такую технику. Впрочем, я мог купить изоспектрометр в Танете, хотя это вряд ли понравилось бы отцу. Он не одобрял моей увлеченности океанографией и настаивал на том, чтобы я уделял больше времени хозяйственным и политическим вопросам. Наверное, Сархаддон был прав — я не годился в преемники отцу.

Когда мы входили в ремесленный квартал, на площади у зик-курата и двух основных дорогах произошли какие-то волнения. Я увидел разбегавшихся горожан и прятавших товар торговцев. Сархаддон остановился и прислушался к крикам людей.

— Похоже, что это бунт, — сказал он. — Не понимаю, почему его устроили так близко от храма. Хорошо, что я знаю короткую дорогу. Иначе сейчас мы стояли бы среди мятежной толпы.

Через пять-шесть минут мы оказались в портовом районе, который граничил с подводной гаванью. Я снова почувствовал себя как дома — здесь жили океанографы, изотехники, сборщики морского и огненного дерева, а также отставные офицеры. Почти на каждом строении виднелась вывеска. Во многих зданиях размещались не только жилые помещения, но и конторы различных обществ и предприятий. Здесь же селились ученые — из-за малой численности они не могли организовать свой собственный квартал и поэтому делили район с моряками и океанографами. Хотя последние, конечно, были более важными людьми. Разметка переменчивых течений в огромном океане Аквасильвы и прогноз подводных бурь имели для мореходства и торговли первостепенное значение. Сам я, хвала небесам, не видел ни одной подводной бури, но мне было известно, какую страшную опасность они представляли для кораблей.

Вскоре крики бунтовщиков затихли вдали. Мы подошли к воротам подводной гавани. За высокой стеной находилось куполообразное пятиэтажное здание со шпилем и флагом Фарассы. Часовые у ворот следили только за порядком на прилегающей территории и не расспрашивали посетителей о целях их визита. Направляясь к парадной двери, я взглянул на синее небо и тонкие перистые облака. В лучшем случае мне предстояло увидеть их снова через две недели. Все это время нас должны были окружать стены манты и безбрежные просторы океана.

Я, Сархаддон и два моих телохранителя вошли в холл здания. Настоящая подводная гавань располагалась под первым этажом. Холл был оборудован лифтами и несколькими лестничными клетками. Протиснувшись сквозь толпу, мы спустились по лестнице на второй подземный этаж, где размещался пассажирский терминал. Это был большой зал, окруженный кабинками диспетчеров, изодисплеями и приборными консолями. Взглянув на табло отбывающих кораблей, я увидел, что большая их часть принадлежала имперскому флоту. Напротив каждого названия судна указывались место назначения и континент.

— Вы эсграф Катан? — спросил меня молодой мужчина в темно-зеленой форме лейтенанта.

Он стоял за стойкой и говорил очень громко, стараясь перекричать гулкий шум, царивший в зале.

— Да, — ответил я и протянул ему официальный пропуск.

Просмотрев документ, он вернул его мне.

— Я лейтенант Иерий, дежурный офицер манты «Пэкла». Следуйте за мной.

Лейтенант отвел нас к лифту — в ту часть зала, где не было людей. Когда платформа, огороженная сеткой, помчалась вниз, я понял, что лифт предназначался только для военных. Вместе с нами в кабине находились два боцмана и лифтер, который стоял у панели управления.

— Какой уровень, сэр? — спросил он у Иерия.

— Пятнадцатый.

— Ясно.

Платформа дрогнула, и через миг я почувствовал неприятную пустоту в желудке. Оставив вверху яркие огни и суету пассажирского терминала, мы начали спускаться к подводной гавани. Насколько я знал, она была одной из самых больших на планете — двадцать уровней, рассчитанных на размещение шестьдесят одной манты. Здесь, в Фарассе, континентальный шельф имел особую конфигурацию, напоминавшую перевернутую пирамиду, поэтому комплекс подводной гавани свободно свисал вниз, а не был встроен в скалу, как, например, в Лепидоре. Только гавани Кэмбресса, Танета и Селерианского Эластра превосходили по размерам этот подводный порт: Танет располагал девяносто шестью доками, а столица Фетии — Селерианский Эластр — насчитывала более ста доков. Во всяком случае, так мне рассказывал историк Лепидора.

Пока мы спускались, в лифт вошло несколько человек. Некоторые из них вышли на более верхних уровнях. Я заметил, что в подводной гавани было мало людей. В это мирное время военный флот занимался лишь борьбой с пиратами — и еще, возможно, поиском черной манты.

— Почему ваше судно называется «Пэкла»? — спросил я лейтенанта, когда лифт без остановки миновал одиннадцатый уровень. — Я раньше никогда не слышал такого слова.

— Наш адмирал назвал корабль в честь сказочной красавицы — супруги какого-то древнего императора. Хотя я подозреваю, что так зовут собаку или кошку его любовницы.

Иерий усмехнулся, но шрам, косо рассекавший его губы, придал улыбке зловещий оттенок. Платформа остановилась. Я поблагодарил лифтера и вышел вслед за лейтенантом в небольшой зал с прозрачными стенами. Через них были видны темные контуры мант и морские глубины, освещенные лучами прожекторов. Пройдя через дверь, мы зашагали по причалу к «Пэкле», которая покоилась на доковых подвесках за прозрачной перегородкой воздушного шлюза. Она представляла собой стандартную боевую манту класса «Драгоценный камень». На темно-синем корпусе пунктиром белых огней сияли иллюминаторы. Чуть ниже и справа от меня находилось левое крыло корабля. Его изогнутая поверхность постепенно открывалась по мере нашего приближения к судну.

По мнению дизайнеров и, возможно, большинства людей — моему в том числе, — лучшими кораблями на свете были манты. Подобно своим тезкам — жалящим скатам, — они грациозно передвигались под водой, степенно покачивая крыльями. Скорость, с которой они пересекали бездонный океан, доходила до пятнадцати сотен миль в день. Жаль, что они могли погружаться лишь на семь-восемь миль. С учетом того, что глубина мирового океана Аквасильвы в среднем составляла одиннадцать тысяч миль, это было крохотным расстоянием. Даже самое глубоководное погружение, проведенное пятьдесят лет назад океанографическим исследовательским аппаратом, не одолело десятимильного предела.

В конце причала, у входа в шлюз, нас поджидал другой офицер.

— Наконец-то, Иерий, — проворчал он грубым голосом. — Капитан Хелсарн уже свирепеет. Ему не терпится отдать швартовы.

— До назначенного срока еще полчаса, — ответил Иерий, провожая нас к люку.

— Старик напуган до смерти. О, Рантас! У нас на борту настоящий маг!

— А кто его пропустил?

— Нам приказали, вот мы и взяли его на борт!

Пройдя через шлюз манты, мы оказались на лестнице, которая связывала все палубы судна — от грузового трюма, находившегося на нижнем уровне, и до рубки наблюдения двумя палубами выше нас.

— Хотите пройти в рубку и посмотреть, как мы будем отчаливать? — спросил меня Иерий.

— Конечно.

Я всегда мечтал увидеть подводную гавань Фарассы. Иерий позвал старшего матроса и велел ему препроводить Суола и Карака в приготовленные для нас каюты. Затем он отвел меня и Сархаддона в рубку наблюдения и, извинившись, удалился на мостик, чтобы доложить капитану о нашем прибытии.

На всем корабле лишь наблюдательная рубка имела изоти-ческий и реальный круговой обзор пространства. По этой причине здесь собрались многие из пассажиров — в основном флотские офицеры и высокопоставленные фарасские чиновники. Я заметил двух-трех ученых, а Сархаддон указал мне на чванливого мужчину в форменной, одежде одного из торговых домов. Мы заняли место у иллюминатора по левому борту — как раз напротив подводной гавани. Я с восторгом рассматривал гигантскую ступицу, яркие огни обзорных окон и темные контуры мант выше и ниже нашего дока.

Вскоре палуба под нами задрожала. Реактор в машинном отделении подал питание на маршевые двигатели, и крылья корабля затрепетали. Два приглушенных звука подсказали мне, что люки шлюзов закрылись. «Пэкла» выскользнула из доковых захватов и медленно поплыла в открытое море, разворачиваясь к ступице кормой. Крылья манты начали пульсировать быстрее, она вновь поменяла курс, и я увидел подводную гавань, свисавшую, словно капля, с края материкового шельфа.

Я смотрел, как она удалялась. Ее смутные и уже неразличимые формы терялись в зеленоватом мраке. Впереди нас ожидало Море жизни. Пассажиры начали расходиться по каютам.

В следующий раз я поднялся в рубку наблюдения для того, чтобы полюбоваться мысом Ласатия. Обогнув его, мы вышли на просторы Фетийского океана. И тогда, на краю Океании, нас атаковала черная манта.