"Перекличка мертвых" - читать интересную книгу автора (Рэнкин. Иен)Среда, 6 июля16Самолеты большинства лидеров «Большой восьмерки» приземлялись в аэропорту Престуик на юго-западе Глазго. В этот день аэропорту предстояло принять около ста пятидесяти бортов. Лидеров, их супруг и наиболее важных членов делегаций должны были переправить в «Глениглс» на вертолетах, остальных же к местам размещения доставляли кортежи автомобилей. У собаки-нюхача, принадлежавшей Джорджу Бушу, был собственный автомобиль. Самому Бушу в тот день исполнилось пятьдесят девять. Джек Макконнел, премьер-министр Шотландии, дежурил у выхода на летное поле, готовясь приветствовать прибывающих мировых лидеров. Никаких протестов, никаких беспорядков. Это в Престуике. А вот в Стерлинге… В утреннем выпуске новостей показали, как протестующие в масках громят автомобили и фургоны, крушат витрины закусочных «Бургер Кинг», перекрывают шоссе А-9, громят бензозаправки. В самом Эдинбурге демонстранты парализовали движение по Куинсферри-роуд. По всей Лотиан-роуд стояли полицейские фургоны, отель «Шератон» с несколькими сотнями делегатов был взят под усиленную охрану. Наряды конной полиции патрулировали улицы, непривычно пустые в этот обычно суматошный утренний час. По всей длине Ватерлоо-плейс выстроилась вереница автобусов, готовых везти участников марша на север, в Охтерардер. Царила полная неразбериха, поскольку никто точно не знал, по какой трассе разрешено движение. То вроде бы трогались, то останавливались, то опять трогались. Полиция приказала водителям автобусов ждать, пока ситуация каким-то образом не прояснится. К тому же пошел дождь; были опасения, что назначенный на вечер концерт «Последний рывок» может не состояться. Звезды и музыканты, уже собравшиеся на стадионе «Мюррейфилд», настраивали аппаратуру и репетировали. Боб Гелдоф, обосновавшийся в отеле «Бэлморал», готовился вместе со своим другом Боно отправиться в «Глениглс». Королева тоже поспешала в Шотландию, чтобы председательствовать на торжественном обеде в честь делегатов. Репортеры тараторили, едва успевая переводить дух и поддерживая себя лошадиными дозами кофеина. Шивон, которая провела ночь в машине, подкреплялась чашкой водянистого кофе, сидя в кафе при булочной. Других посетителей больше интересовали события, разворачивавшиеся на экране телевизора, установленного позади прилавка. – Это в районе Баннокберна! – вскричала одна из женщин. – А это в Спринкерзе! Да они кругом! – Занимай круговую оборону, – посоветовал ее приятель, заслужив несколько улыбок. Протестующие вышли из лагеря «Горизонт» в два часа ночи, так что полиция проснулась, в прямом и переносном смысле, когда они проделали уже немалый путь. – Совершенно не понимаю, как у этих чертовых политиков хватает наглости уверять, что все это на благо Шотландии, – проворчал мужчина в малярском комбинезоне, дожидавшийся, когда ему принесут рулет с беконом. – У меня сегодня работа в Данблейне и Крейфе. Одному богу известно, когда я туда доберусь… Вернувшись в машину и включив печку, Шивон вскоре согрелась, хотя спину все еще ломило и каждый поворот головы отзывался болью в шее. Проглотив две таблетки аспирина, она двинулась к шоссе А-9. Проехав немного по участку с разделительным барьером, по тормозным огням идущей впереди машины она поняла, что движение в обоих рядах намертво заблокировано. Водители, выйдя из машин, кляли на чем свет стоит мужчин и женщин в клоунских нарядах, которые разлеглись поперек дороги. Кое-кто из ряженых привязал себя к барьеру. По полю, через которое пролегала трасса, полицейские гонялись за людьми в разноцветных балахонах. Шивон вывела машину на укрепленную обочину и пошла в голову колонны, где предъявила удостоверение старшему офицеру. – Мне необходимо быть в Охтерардере, – сообщила она. Короткой черной дубинкой он указал на полицейский мотоцикл: – Если у Арчи есть запасной шлем, он в два счета вас туда доставит. Запасной шлем у Арчи нашелся. – Вы же окоченеете на заднем сиденье, – предупредил он. – Постараюсь устроиться поуютнее. Как думаете, получится? Но, когда Арчи рванул вперед, о том, чтобы «устроиться поуютнее», пришлось забыть. Шивон вцепилась в него мертвой хваткой. В шлем были вмонтированы наушники, через которые она слышала сводки новостей из штаба операции «Сорбус». Около пяти тысяч демонстрантов собрались в Охтерардере, чтобы пройти маршем мимо ворот отеля. Шивон знала, что затея бессмысленна: ворота очень далеко от главного здания, и возмущенные выкрики унесет ветер. Руководители мировых держав, находящиеся в «Глениглсе», ни о каком марше и понятия иметь не будут, так же как и о других акциях протеста. Арчи вдруг резко затормозил, ее бросило вперед, и из-за его плеча она смогла увидеть, что происходило перед ними. Пластмассовые щиты, кинологи с собаками, конная полиция. Двухмоторный вертолет стрижет лопастями пропеллера воздух. Американский флаг в языках пламени. Рассевшись по всей ширине проезжей части, протестующие перекрыли движение. Как только полицейские начали растаскивать сидящих, Арчи рванул к образовавшейся в их цепи бреши и проскочил мимо. Если бы пальцы Шивон не одеревенели от холода, она бы уж как-нибудь ухитрилась их на секунду разжать и в знак своего восхищения похлопать парня по спине. В наушниках прозвучало сообщение, что железнодорожный вокзал в Стерлинге скоро можно было бы снова открыть, если бы не опасения, что анархисты воспользуются железной дорогой как кратчайшим путем до «Глениглса». Она вспомнила рекламки, не без гордости сообщавшие, что в комплекс отеля входит собственная железнодорожная станция. Сомнительно, чтобы кто-нибудь из нынешних постояльцев воспользовался ею сегодня. Более радостные новости пришли из Эдинбурга, где проливной дождь охладил пыл демонстрантов. Арчи обернулся к Шивон. – Шотландская погода! – прокричал он. – Что бы мы без нее делали? Мост Форт-Роуд работал в режиме, «близком к нормальному», поскольку движение на Кволити-стрит и Корсторфайн-роуд было восстановлено. Арчи сбросил скорость, лавируя в очередном заторе, а Шивон воспользовалась этим для того, чтобы рукавом куртки протереть запотевшее забрало шлема. Но стоило им только свернуть с шоссе, как вслед за ними сразу же устремился небольшой вертолет. Арчи остановил мотоцикл. – Все, приехали, – сказал он. Они еще не добрались до города, но Шивон поняла, что он прав. Перед ними за полицейским кордоном колыхалось море флагов и транспарантов. Слышались песни, свист, выкрики. «Буш, Блэр, ЦРУ, сколько детей сегодня умрут?» Эту речёвку она уже слышала на перекличке мертвых. «Старший Буш, младший Буш погубили много Душ!» А это уже что-то новенькое… Шивон слезла с мотоцикла, сняла шлем и поблагодарила Арчи. В ответ он широко улыбнулся. – Такой денек будешь всю жизнь вспоминать, – бросил он, разворачивая мотоцикл. На прощанье он помахал ей рукой. Шивон помахала ему в ответ, чувствуя, как пальцы понемногу обретают чувствительность. К ней спешил какой-то краснолицый полисмен. Она достала и раскрыла свое удостоверение. – Ну, вы совсем очумели, – гаркнул он. – Вырядились, как эти идиоты. – Он ткнул пальцем в сторону остановленных полицией демонстрантов. – Если они заметят вас за линией оцепления, решат, что и им надо сюда прорваться. Так что или проваливайте отсюда, или переодевайтесь. – Вы забываете, – поправила она его, – что есть еще и третий путь. Улыбаясь, она подошла к шеренге полицейских, протиснулась между двумя одетыми в черное фигурами, поднырнула под их щиты. И оказалась в авангарде колонны. Краснолицый полисмен прямо-таки обалдел. – Где ваши знаки различия? – заорал кто-то из демонстрантов. Шивон всмотрелась в стоявшего перед ней копа. Он был одет во что-то здорово смахивающее на рабочий комбинезон. На шлеме поверх забрала белой краской были выведены две буквы – «ЗХ». Глядя на него, она мучительно пыталась вспомнить, имело ли такую опознавательную символику какое-либо подразделение из задействованных на Принсез-стрит. Но припомнила только буквы «ЭС». Эксцесс. По лицу копа ручьями струился пот, но выглядел он спокойным. Вдоль полицейского строя неслись команды и подбадривающие возгласы: – Сомкнуть строй! – Полегче, парни. – Отступить! В колыхании противостоящих друг другу сторон был некий элемент слаженности. Один из демонстрантов с мобильным телефоном у уха, казалось, руководил своими: он кричал, что марш был официально разрешен и полиция нарушает все соглашения. Он грозил, что снимает с себя всякую ответственность за последствия, в то время как фотографы, встав на цыпочки и подняв на вытянутых вверх руках камеры, старались не упустить ни одного мгновения разворачивающейся драмы. Шивон осторожно попятилась назад, потом стала потихоньку протискиваться вбок и наконец очутилась с краю колонны. Это была выгодная позиция, и она сразу же начала рыскать глазами по толпе в поисках Сантал. Рядом надрывал глотку подросток с гнилыми зубами и бритой головой. Судя по выговору – местный. Полы его куртки разошлись, и она заметила, что за ремень у него заткнут какой-то предмет. Что-то очень похожее на нож. Подросток снимал на вмонтированную в мобильник видеокамеру достойные его внимания эпизоды и тут же пересылал приятелям. Шивон осмотрелась. Возможности привлечь внимание полицейских не было. Впрочем, если бы они начали продираться к нему, это могло бы кончиться свалкой. Решив действовать самостоятельно, она встала у парня за спиной, ожидая подходящего момента. Началось скандирование лозунгов, руки взметнулись вверх, и, сочтя момент благоприятным, Шивон схватила шалопая за запястье и заломила ему руку назад, так что он рухнул на колени. В мгновение ока она выхватила у него из-за пояса нож, дала ему пинка, отступила к густой живой изгороди и бросила туда нож. Тут же смешавшись с толпой, она принялась усердно хлопать в ладоши. И краем глаза увидела, как в нескольких шагах от нее он с багровым от злости лицом работал локтями, ища своего обидчика. На нее он никакого внимания не обратил. Шивон едва сдержала улыбку, хотя и чувствовала, что ее собственные поиски могут оказаться столь же безрезультатными, как и поиски этого обиженного ею хулигана. Она находилась в гуще людей, которые в любую секунду могли превратиться в дикарей. Полжизни отдала бы сейчас за чашку дрянного кофе. Однако, как говорится, не место и не время… Мейри сидела в вестибюле отеля «Бэлморал». Вдруг она увидела выходящего из лифта мужчину в голубом костюме. Мейри встала с кресла, и мужчина, взмахнув приветственно рукой, направился прямо к ней. – Мистер Камвезе? – уточнила она. Он церемонно поклонился, подтверждая, что это именно он, после чего они обменялись рукопожатием. – Как мило с вашей стороны согласиться на встречу без долгих уговоров, – с улыбкой произнесла Мейри. По телефону она сказала ему следующее: начинающий репортер сгорает от желания побеседовать со столь важной персоной в африканской политике… Не Не было необходимости продолжать игру, ведь он стоял перед ней, однако ей не хотелось сразу спускать его с неба на землю. – Чашечку чая? – предложил он, жестом приглашая ее в Пальмовый дворик. – Какой у вас прекрасный костюм, – сказала она и, усаживаясь на подвинутый им стул, подобрала под себя юбку так, что мягкое место картинно обрисовалось. Джозефу Камвезе зрелище, похоже, понравилось. – Благодарю, – ответил он, присаживаясь напротив нее на банкетку. – Сшит на заказ? – Куплен в Сингапуре на обратном пути из деловой поездки в Канберру. По правде говоря, он и стоил немало… – С заговорщицким видом он наклонился к ней. – Но пусть это останется между нами. – Он широко улыбнулся, сверкнув золотой коронкой на заднем зубе. – Еще раз спасибо, что согласились встретиться, – сказала Мейри, доставая из сумки блокнот, ручку и диктофон. Кивком указав на него, она спросила, не возражает ли гость против записи. – Это зависит от того, каковы будут вопросы, – ответил он и снова улыбнулся. Подошла официантка, и он заказал для обоих Лапсанг Сушонг. Мейри терпеть не могла этот чай, но промолчала. – Позвольте мне самой заплатить за себя, – попросила она, но он отмахнулся. – Это такая мелочь, что не стоит даже разговаривать. Мейри приподняла брови. Подготовив свой инструментарий, она начала задавать вопросы: – Вашу поездку финансирует «Пеннен Индастриз»? Улыбка пропала, взгляд сделался жестким. – Прошу прощения? Мейри попыталась изобразить наивное изумление: – Мне просто любопытно, кто оплатил ваше пребывание в Эдинбурге. – Так вот что вам нужно! В голосе зазвучали ледяные нотки. Он нервно провел ладонями по краю стола, барабаня кончиками пальцев по столешнице. Мейри сделала вид, будто читает подготовленные вопросы. – Мистер Камвезе, вы представляете здесь торговые интересы Кении. Чего вы ожидаете от саммита «Большой восьмерки»? Она установила диктофон в режим записи и положила его на стол между ними. Джозеф Камвезе, казалось, опешил от простоты вопроса. – Освобождение от долгового бремени жизненно важно для возрождения Африки, – заученно начал он. – Канцлер Браун прямо указал на то, что некоторые соседние с Кенией государства… – Он вдруг словно поперхнулся. – Зачем вы здесь? Хендерсон – это ваше настоящее имя? Я поступил как последний дурак, не попросив вас показать документ, удостоверяющий вашу личность. – Он у меня всегда с собой. Мейри сунула руку в сумку, лежащую у нее на коленях. – С какой стати вы упомянули Ричарда Пеннена? – позабыв про удостоверение, спросил Камвезе. Мейри посмотрела на него, растерянно мигая: – Да я его вообще не упоминала. – Ложь. – Я – Вы ведь были с тем полицейским в «Престонфилд-Хаусе». Это прозвучало как утверждение, хотя запомнить ее он вряд ли мог. Все равно отпираться она не стала. – По-моему, вам лучше уйти, – объявил он. – Вы уверены? – Теперь металл зазвучал в ее голосе, и взгляд скрестился с его взглядом. – Если вы сейчас уйдете, ваше фото займет всю первую полосу моей газеты. – Не смешите. – Изображение крупнозернистое, так что при обработке кое-что потеряется. Но танцующая перед вами стриптизерша никуда не денется, мистер Камвезе. И вы, пожирающий глазами ее обнаженную грудь. Стриптизершу зовут Молли, она работает в баре «Гнездышко» на Бред-стрит. Сегодня утром я получила пленку системы видеонаблюдения. Все, что она сказала, было ложью от первого до последнего слова, но, увидев реакцию собеседника, она восторжествовала. Его пальцы так и впились в стол. В коротко стриженных волосах блеснули капельки пота. – А потом, мистер Камвезе, вас допрашивали в полицейском участке. Осмелюсь сообщить, что пленка с записью этого эпизода также имеется. – Что вам от меня надо? – зашипел он, но тут же был вынужден взять себя в руки, поскольку к столику подошла официантка с подносом, на котором помимо чашек и чайничка стояла тарелка с песочным печеньем. Мейри сразу же сунула в рот печенье – утром она не успела позавтракать. От чая исходил запах водорослей, высушенных в печке, и она, дождавшись, когда официантка наполнит чашку, сразу же отставила ее в сторону. Кениец поступил со своей точно так же. – Жажда не мучает? – спросила она, не в силах сдержать улыбку. – А, так тот самый детектив вам все и рассказал, – догадался Камвезе. – Он ведь пугал меня тем же самым. – Разница в том, что он только пугал. А я не упущу шанса украсить первую полосу таким эксклюзивом, если только вы не предоставите мне весомых оснований этого не делать…- Она прекрасно видела, что он еще не полностью заглотил наживку. – Первая полоса, которую увидит весь мир. Сколько времени понадобится, чтобы пресса вашей страны подхватила и растиражировала эту историю? И сколько, чтобы она дошла до руководителей вашего правительства? До ваших соседей, друзей… – Хватит, – рыкнул он, сверля взглядом стол. Из отполированной до блеска столешницы на него смотрело его отражение. – Хватит, – повторил он, и по его тону Мейри поняла, что он повержен. Она надкусила второе печенье. – Чего вы хотите? – На самом деле совсем немногого, – заверила она. – Только вашего откровенного рассказа о мистере Ричарде Пеннене. – Так вам нужно, чтобы я стал вашей «Глубокой глоткой» [17], мисс Хендерсон? – Ну, если такое сопоставление вас тешит… – согласилась она. Про себя же подумала: а вообще-то ты всего лишь простофиля, которого поймали на удочку… просто очередной бездарный чиновник… Доносчик, каких тьма… Для него это были уже вторые похороны за неделю. Он с трудом выбрался из города – произошедшие накануне события все еще давали о себе знать. На мосту Форт-Роуд полиция останавливала грузовики и фургоны и досматривала водителей, пытаясь выявить тех, у кого может возникнуть побуждение использовать свое средство передвижения в качестве баррикады. Однако за мостом дорога пошла нормальная. Поэтому он приехал раньше времени. Добравшись до центра Данди и припарковав машину на набережной, он закурил и включил радио. Передавали выпуск новостей. Странно, английские станции на все лады обсуждали старания Лондона стать местом следующей Олимпиады и почти не упоминали об Эдинбурге. Тони Блэр уже летел назад из Сингапура. Шотландские новости сосредоточились на статье Мейри: репортеры в один голос называли преступника «убийцей недели «Большой восьмерки». Никакой публичной реакции от начальника полиции Джеймса Корбина не последовало. В заявлении СО-12 особо подчеркивалось, что лидерам, собирающимся в «Глениглсе», опасность не угрожает. Вторые похороны за неделю. Ребус задавался вопросом: не потому ли он столько работает, чтобы недосуг было думать о Микки? Он взял с собой диск с «Квадрофенией» и, пока ехал на север, слушал композицию, где Долтри надрывно повторял: «Ты можешь увидеть меня без прикрас?» На пассажирском сиденье лежали фотографии: Эдинбургский замок, смокинги, галстуки-бабочки. Бен Уэбстер, которому оставалось жить около двух часов, ничем не отличался от тех, кто был рядом с ним. Но ведь самоубийцы не вешают себе на шею бирку, оповещающую об их намерениях. Так же как и серийные убийцы, бандиты, коррумпированные политики. Самым нижним был увеличенный Манго фотоснимок Сантал с камерой в руках. Ребус на мгновение задержал на нем взгляд, после чего переложил наверх. Потом завел мотор и поехал к крематорию. Там было многолюдно. Родственники, друзья и представители от всех политических партий. Журналисты и репортеры держались на расстоянии, сбившись у ворот крематория. Вероятно, это были новички и неудачники, кислые от сознания того, что их более опытные и более успешные коллеги, занятые на саммите «Большой восьмерки», готовят сейчас убойные материалы для первых полос четверговых газет. Ребус отступил в сторону, поскольку скорбящих попросили пройти внутрь. Некоторые из них бросали на него подозрительные и осуждающие взгляды: мол, с подобными личностями член парламента вряд ли якшался, так и нечего тут глазеть на чужое горе. Возможно, они были правы. После церемонии ожидалось угощение в плавучем ресторанчике «Браути-Ферри». – Семья покойного, – объявил собравшимся священник, – просила меня сказать, что приглашаются все присутствующие. Но взгляд его, казалось, говорил совсем другое: там ждут только ближайших родственников и друзей покойного. Впрочем, дело ясное: какой плавучий ресторанчик в состоянии вместить такую уйму народищу? Ребус сидел в заднем ряду. Священник попросил кого-нибудь из коллег Бена Уэбстера подняться на кафедру и сказать несколько слов. Слова почти полностью совпали с теми, что звучали на похоронах Микки: прекрасный человек… огромная потеря для всех, кто его знал, а таких людей немало… замечательный семьянин… пользовался заслуженным уважением в округе. Стейси видно не было. После их встречи возле морга он почти не вспоминал о ней. Полагал, что она либо вернулась в Лондон, либо приводит в порядок дела брата. Но не прийти на похороны… Между смертью Микки и кремацией прошло чуть больше недели. А у Бена Уэбстера? Не прошло и полных пяти дней. Можно ли счесть неподобающей такую поспешность? Чье это решение – Стейси или еще чье-то? Выйдя на парковочную площадку, Ребус закурил и простоял в задумчивости более пяти минут. Потом открыл водительскую дверцу и сел в машину. – О да, – проговорил он себе под нос, поворачивая ключ зажигания. Суматоха в Охтерардере. Циркулировали упорные слухи, что вот-вот прибудет вертолет с Джорджем Бушем. Шивон посмотрела на часы. Она точно знала, что самолет Буша приземлится в Престуике только после полудня. Толпа встречала каждый приближающийся вертолет гиканьем и улюлюканьем. Демонстранты запрудили дороги, перли через поля, через сады, перелезали через заборы и изгороди. У всех была одна цель: добраться до ограждения. Пробраться за ограждение. Они сочли бы это настоящей победой, хотя оттуда до отеля оставалось еще добрых полмили. Однако на территорию поместья они все же ступили бы. Значит, полиция была бы посрамлена. Кругом звучала испанская и немецкая речь, слышался американский акцент. Между тем Сантал как сквозь землю провалилась Оказавшись снова на главной улице Охтерардера, Шивон узнала самую свежую новость: автобусам с протестующими запрещен выезд из Эдинбурга. – Поэтому они устроили марш прямо там, – возбужденно тараторил кто-то. – Этим бандюгам придется несладко. Шивон не поверила. И все-таки попыталась дозвониться родителям на мобильный. Ответил отец: он сказал, что они сидят в автобусе уже несколько часов и неизвестно, что будет дальше. – Дайте мне слово, что вы не будете участвовать ни в каком марше, – стала молить Шивон. – Даем, – буркнул отец. И передал телефон жене, чтобы Шивон могла услышать и ее обещание. Поговорив с родителями, она вдруг поняла, что поступила донельзя глупо. Зачем же она приехала сюда, когда надо было остаться с родителями? Марш привлечет много полицейских. Возможно, мать узнает среди них того, кто ее ударил, а может, какие-нибудь детали вызовут в памяти столь необходимые Шивон подробности. Тихо выругавшись, она обернулась и нос к носу столкнулась с той, кого искала. – Сантал, – окликнула Шивон. Сантал опустила камеру. – Что ты здесь делаешь? – воскликнула она. – Удивлена? – Честно говоря, немного. А твои родители… – Застряли в Эдинбурге. А ты уже, смотрю, больше не шепелявишь. – Что? – В понедельник на Принсез-стрит, – продолжала Шивон. – ты не расставалась с камерой. И что интересно, совершенно не снимала копов. В чем дело? – Не пойму, к чему ты клонишь. Сантал вертела головой, словно опасаясь, что их разговор услышат. – Ты не захотела показать мне ни один из своих снимков потому, что они могут мне кое о чем рассказать. – И о чем же? – В голосе не слышалось ни испуга, ни раздражения – одно любопытство. – Они могли бы рассказать мне о том, что интересуют тебя только твои дружки-бузотеры, а не стражи порядка. – И что? – А то, что мне захотелось понять, почему бы это. Странно, что я сразу не догадалась. Ведь были сигналы… В лагере в Ниддри, а потом в Стерлинге. – Шивон наклонилась к уху Сантал. – Ты внедренный коп, – шепотом произнесла она и отстранилась, чтобы полюбоваться ошарашенным лицом молодой женщины. – Эти сережки и пирсинговые колечки… ведь все это бутафория? – продолжала Шивон. – Смываемые татуировки и… – бросив взгляд на ее всклокоченные волосы, она закончила: – искусно сделанный парик. Не понимаю, зачем тебе понадобилось шепелявить? Может, это помогало тебе войти в роль? Ну так как, я права? Сантал молча закатила глаза. Зазвонил мобильник, она полезла в карман и вытащила сразу два телефона. Дисплей на одном был освещен. Внимательно посмотрев на него, Сантал бросила взгляд поверх плеча Шивон. – Вся компания в сборе, – проговорила она. Шивон была озадачена. Может, это старинный трюк, многократно описанный в книгах. И все-таки она обернулась. В нескольких метрах от них стоял Джон Ребус, держа в одной руке мобильный, а во второй что-то похожее на визитную карточку. – Я не силен в этикете, – сказал он, подходя. – Сантал внедрёнка, – сообщила ему Шивон. – Здесь не самое подходящее место для того, чтобы кричать об этом, – прошипела Сантал. – Скажи лучше что-нибудь, чего я не знаю, – фыркнула Шивон. – Мне кажется, эту услугу могу оказать тебе я – сказал ей Ребус, не отрывая глаз от Сантал. – Нехорошо, – обратился он к ней, – не явиться на похороны собственного брата. Она метнула на него сердитый взгляд: – Вы там были? Он кивнул: – Должен признаться, я долго-долго всматривался в фото «Сантал», прежде чем понял, кто это такая. – Можно считать это комплиментом? – Так и есть. – Я хотела быть там, вы же знаете. – И как же вы объясните свое отсутствие? Только тут до Шивон дошло: – Так ты сестра Бена Уэбстера? – Наконец-то, – облегченно вздохнул Ребус. – Сержант Кларк познакомилась со Стейси Уэбстер. – Не сводя взгляда со Стейси, Ребус добавил: – Я полагаю, нам следует и впредь называть вас Сантал. – Да уже ни к чему, – возразила Стейси. Тут к ним подскочил молодой человек в красной бандане: – Все нормально? – Просто дружеская беседа, – успокоил его Ребус. – Вы уж больно смахиваете на легавых, – сказал он, глядя то на Ребуса, то на Шивон. – Послушай, я как-нибудь сама справлюсь. Сантал снова вошла в образ сильной женщины, способной за себя постоять. Молодой человек под ее взглядом стушевался: – Ну, если ты так уверена… Он уже растворился, а она, повернувшись к Ребусу и Шивон, превратилась в прежнюю Стейси. – Вам нельзя здесь оставаться, – предупредила она. – Через час я освобожусь – тогда можно поговорить. – Где? Она на миг задумалась: – Внутри оцепления. За отелем есть площадка, где тусуются шоферы. Ждите меня там. Шивон посмотрела на толпу, бурлящую вокруг: – А как нам туда попасть? Стейси едко улыбнулась: – Проявите инициативу. – Я думаю, – объяснил Ребус, – она советует нам выкинуть что-то такое, за что нас арестуют. |
||
|