"О пользе проклятий" - читать интересную книгу автора (Панкеева Оксана Петровна)Глава 8Большая купальня была действительно большим просторным помещением, отделанным мраморной плиткой и поморским кафелем, в центре которого помещался бассейн, уже наполовину наполненный. Чуть дальше пол был покрыт пушистым ковром, а вдоль стен стояли небольшие скамеечки, резные деревянные стульчики и столики. На одном из этих стульчиков сидела Ольга, закутанная в махровую простыню, а в дальнем углу прижались друг к другу, как замёрзшие воробушки, Жак и Тереза. При виде вошедших Ольга радостно вскочила и бросилась им навстречу, чуть не потеряв свою простыню. Она притормозила, получше закрепила концы и освободила руки для объятий. Элмар поймал её первым, поскольку Кантор отчего-то заколебался, будет ли это в порядке вещей – лезть обниматься при посторонних. Ольга повисла на его высочестве, дрыгая ногами, а он с отеческой гордостью стиснул её в объятиях и возгласил: – Ольга, как я счастлив!.. – на этом его голос предательски дрогнул, и речь была заменена ещё одним могучим прижатием и восторженным взглядом, в котором смешались радость, любовь и зависть. Тоскуете по подвигам, ваше высочество? Так что ж не совершаете? На коня – и вперёд. И поставьте на место чужую даму, тискаете тут… Элмар поставил Ольгу на пол и чуть подтолкнул вперёд. – А теперь обнимайтесь, а я пойду распоряжусь насчёт покушать. Где Этель? – За кровью пошла, – ответила Ольга, неуверенно делая шаг вперёд. – Кому сказано – обнимайтесь! – грозно рявкнул Элмар. – А то как со мной – так запросто, а как со своим мужчиной – так стесняешься! Где это ты так стесняться научилась? У его величества? Кантор засмеялся, представив себе такую нелепость, как стесняющийся король, и всё-таки обнял девушку, решив, что никто тут не посторонний, все свои, и вообще… В конце концов, за этим он сюда и приехал. Чтобы увидеть её. Обнять. Прижать к груди. – Здравствуй, – негромко сказал он, поскольку ничего умнее придумать не смог. Она молча кивнула и прижалась к нему крепче, уткнувшись лицом в его плечо, как тогда, в переулке. Она дрожала до сих пор, видно, никак не могла успокоиться после этой битвы с драконом, чтоб он сдох… Впрочем, он и так сдох… Успев предварительно искалечить одну девушку и перепугать ещё двух. – Как ты? – Ничего… – поёжилась она. – Жива. – Страшно? – Очень. – Это нормально, – успокоил он её. – Это со всеми бывает. Давай сядем вон там, на коврике, и ты мне все расскажешь. Я никогда не видел дракона и тем более не знаю, как с ними сражаются. – И не надо, – вздохнула Ольга, послушно опускаясь на коврик. Он снял куртку и сел рядом, и они прижались друг к другу точно как и Жак с Терезой в другом конце комнаты, такие же два воробушка. – Не хочу я быть героем, – продолжила она, глядя куда-то вниз. – И воительницей не хочу. В гробу видала такие битвы. Полный бардак, куда я попала и где мои вещи… Кровища хлещет, мясо клочьями летит, мы вопим, дракон ревёт, ледяные шары над головой свистят, палёным смердит, как на пожаре… Он чуть-чуть до нас не дошёл… Этель Кире кричала, чтобы назад отошла, а у неё дальность маленькая, если отойдёт – не достанет, а там совсем чуть-чуть осталось дорезать. Она и не отошла, думала, успеет. А он подошёл… У Терезы уже патроны кончились, а у меня ещё было пару зарядов. Я ему успела хвост разнести, но по ней все равно попало. Шип с хвоста отлетел – и прямо в лицо… Но она все равно успела. Кантор мало что понял из её бессвязного рассказа, но уточнять не стал, только обнял крепче и подумал, что об этих девочках стоит написать балладу. Без всяких технических подробностей, как принято в классике, а просто о том, что жили-были три девчонки, которые не захотели умирать просто так. И им повезло, потому что отчаянным всегда везёт. Эх, ему бы хоть искорку Огня, сам бы написал… – И не надо тебе быть воительницей, – сказал он. – Это опасно… Нет, не смейся, не в том смысле, что и для всех, а просто такой мультикласс как бард-воин почти не встречается. Знаешь, почему? – Не выживают? – догадалась Ольга. – Огонь мешает? – Совершенно верно. Есть, конечно, уникальные случаи, но… зачем? Ты и так самая удивительная девчонка, каких я только знал… – А знал ты много, – слабо улыбнувшись, закончила она. – Я помню. И платья, и штаны, и хинские драпировки и даже доспехи… Кантор мысленно проклял свой пьяный язык – нашёл же, чем похвастаться перед девушкой! – Вроде того. Но ты такая же необычная, как застёжка на твоих штанах, которая ни на что не похожа. – Ой, – спохватилась Ольга. – А ты не знаешь, драконья кровь отстирывается? А то я вся обляпалась… Эти женщины! Ну кто-нибудь когда-нибудь видел героя, который бы в такой момент ещё думал о стирке? – Не знаю. Но если даже и не отстирывается, твои штаны от этого станут ещё ценнее. Представляешь – не просто штаны, а штаны в пятнах драконьей крови! Хоть в музей неси. А ты её пробовала? – Кровь? А её правда пьют? Я думала, что Этель меня разыграла. – Конечно, правда. Она очень полезная для людей. Особенно когда ещё тёплая, но она моментально остывает, так что людей, которые пробовали тёплую, на свете не так уж много. Она перепадает только тем, кто только что убил дракона. Героям, проще говоря. Так что, пробовала? – А как же. Полную горсть. Она горькая и солёная, как кофе с солью. Мы все пили. Даже Киру напоили, как сумели. Не знаешь, как она? – Жива. Без глаза останется, но она ведь воительница, ей это не так страшно. – Все равно жалко. Она красивая… А что это у тебя на щеке? – Упал. Не обращай внимания, это мелочи. – И в чём это у тебя куртка? В крови, что ли? Где это ты так? – На банкете у вашего короля, чтоб он был здоров… Ты Жака видела? – Видела. А что у вас там случилось? Он ничего не говорит, только просит, чтобы его не трогали и не спрашивали. И тоже весь в крови. – Это я об него испачкался. У него вдруг что-то в голове заклинило, он схватил меч и порубил на лапшу всю вашу комиссию. А потом опомнился, посмотрел на всё это и упал в обморок. Я вижу, он до сих пор ещё не отошёл. – Жак? Чтобы он кого-то убил? Мечом? Он же крови боится… – Сам видел. Уж не знаю, что с ним случилось… Вернулся Элмар в сопровождении пяти или шести слуг, гружённых подносами с едой и напитками. Кантор прикинул, что на каждого придётся примерно по целому такому подносу и представил себе, чего стоит прокормить его высочество. Особенно, когда он изволит нервничать. Едва слуги удалились, на краю бассейна появилась из телепорта Этель с огромной бутылкой в руках. – Ой, мальчики! – радостно воскликнула она. – Какая прелесть! Элмар, а где король? – Король не придёт, – мрачно сообщил Элмар, стаскивая камзол и кольчугу. – Он не в состоянии. И будет не в состоянии ближайшие пару недель, это ещё если не будет никаких осложнений. – Он что, заболел? – встревожилась Этель. – Схлопотал стрелу под ключицу и потерял около двух кварт крови. – Ну как же он так! – огорчилась Этель. – Как нарочно! Вот не везёт, я так на него рассчитывала… – Сегодня? Ты что, всерьёз думала, что он придёт сюда, при всех разденется, да ещё полезет с тобой трахаться в бассейн? Да ни за что на свете! Даже если бы с ним ничего не случилось, сюда бы он не пришёл. Он вообще никогда сюда не ходит. Так что, прекращай страдать, давай сядем, выпьем… – А может сначала… – начала волшебница, но Элмар пресёк неподобающую затею прежде, чем она успела её высказать. – Сначала выпьем. И я есть хочу, – решительно заявил он и направился в угол, где притихли Жак и Тереза. Этель проводила его полным разочарования взглядом и повернулась к Кантору. – Привет, – уныло сказала она. – Я Этель. Я ты и есть тот самый Диего из Мистралии? – Я вижу, меня здесь все уже знают, – заметил Кантор. – А как же! – согласилась Этель, призывно улыбаясь. Кантор сделал вид, что не заметил, и тут же подавил улыбку, случайно приняв от Ольги ощутимый укол ревности. Женщины!.. Этель между тем продолжала: – Имела я как-то дело с мистралийскими мужчинами, это что-то особенное! Один мне даже показал нечто такое… Могу поделиться, потом Ольге покажешь. Или ты тоже хочешь есть? Кантор снова подавил улыбку и подумал, где он видал таких учительниц. Не узнала, это замечательно. Могла и узнать, были бы проблемы… – Нет, я бы лучше выпил, – сказал он и покрепче обнял Ольгу, чтобы максимально прояснить предполагаемый расклад. Ведь ревнует, ну надо же! – Вот они, мужики! – вздохнула Этель. – На первом месте у них обязательно пожрать и выпить! – Она критически осмотрела резные стульчики и спросила: – Как вы полагаете, такой стул выдержит Элмара? – Ты ещё спрашиваешь? – откликнулась Ольга. – Действительно, вопрос снимается как дурацкий… Может, лучше на полу рассядемся? Мне нравится этот коврик. – Да ради бога. – Какого именно? Или ты христианка, как Тереза? – Почти, – неохотно согласилась Ольга. – Тебе помочь? Или ты сама? – Да сиди уж, помощи с тебя… Этель перетащила подносы на пол, разыскала пустой кувшин и принялась переливать в него содержимое своей бутылки – чёрную густую жидкость с резким запахом. Кровь дракона. – А зачем в кувшин? – поинтересовалась Ольга. – Чтобы смешать. Её так не пьют, надо добавить водки и кое-каких специй, – пояснила волшебница. – И немного поколдовать. – Поколдовать? – заинтересовался Кантор. – А это зачем? Мы всегда так пили, не колдуя. – Мы – это кто? – Это я и мои друзья, – кратко пояснил Кантор. Этель воззрилась на него с интересом. – Ты что, тоже имел дело с драконами? – Никогда. Почему ты так решила? Её же можно свободно купить. – Ничего себе свободно! Семьсот золотых за четверть кварты! – Были времена, когда я мог себе это позволить, – пожал плечами Кантор. – Понятно, – улыбнулась Этель. – У вас просто мага не было в компании, вот вам никто и не объяснил, что над этим напитком ещё и колдовать надо. Подошли остальные, расселись вокруг прямо на ковре и стали терпеливо ждать, пока она закончит магические манипуляции с напитком. Только Элмар немедленно приложился к кувшину с вином, а затем что-то ухватил с подноса и принялся жевать. Видно, очень уж перенервничал, бедняга. Жак до сих пор тихо дрожал, и глаза у него были какие-то больные. То ли так перепугался, то ли это были естественные последствия трансформации. Впрочем, для такого впечатлительного парня испуг был тоже вполне естественным последствием. Расспросить бы его, что это у него за способность и отчего, никогда такого не видел и не слышал даже… Эх, ещё бы кое о чём его расспросить, да ведь никак нельзя так, чтобы не засветиться. А может, поговорить с ним откровенно где-нибудь наедине? Нет, не стоит и думать, прочь соблазны! Никто не гарантирует, что он тут же не поделится по секрету с друзьями – сначала со своей подружкой, потом с Ольгой, а там и с его величеством – под большим секретом, разумеется! Хорошо ещё, если с Азиль не догадается поделиться. Никаких задушевных бесед, и не думай, товарищ Кантор. Подумай лучше о том, что ты скажешь, если тебя сейчас спросят, как ты догадался, что исполнителем будет Жак. Не будешь же ты рассказывать правду, верно? Вот и соображай, что можно умного правдоподобно соврать. Этель разлила напиток по кубкам и притулилась около Элмара, толкнув его при этом локтем в бок. – Элмар, ты у нас тут как бы хозяин, хоть тост скажи! Принц-бастард взял свой кубок и печально вздохнул. – Девочки, если бы вы знали, как я вам завидую… Да что там говорить… а тост… Можно подумать, ты сама не могла сказать. По традиции всегда первый тост – за героев. То есть, за вас. Кантор отпил из кубка горько-солёный пряный напиток и сразу почувствовал присутствие магии в нём. Не ввязываюсь ли я опять в авантюру, подумал он вдруг. Никто же не знает, как на меня подействует это пойло. Ведь все магические напитки как-то действуют. А я даже не помню, что со мной бывало, когда я пил драконью кровь без магии… Что-то бывало, но попробуй вспомнить, что именно, если распитие бутылочек по семьсот золотых происходило на таких грандиозных пьянках, что потом наутро приходилось долго напрягаться, чтобы вспомнить, кто ты такой и как сюда попал. Не говоря уж о том, что вчера делал… Да ладно, не умру, в конце концов, решил он и допил до дна. – Расскажи толком, как всё было, – попросил Элмар, обращаясь к бывшей соратнице. – Девочки ведь не расскажут, они, наверное, и понять ничего не успели. – Нормально было, – легко отозвалась Этель, попутно запихивая в рот пучок зелени. – Проще простого. Как и предполагалось, Ольга его сразу увидела, дала условный сигнал, я тут же шарик заготовила, Кира включила свой этот… пилу, в общем. Потом Ольга выстрелила, и никуда он уже не делся, сразу нарисовался, как миленький. Я ему тут же шарик в пасть, чтобы не плевался, девочки стали стрелять, как договаривались, в основание шеи. Попадаемость – вопрос отдельный, но главное, никто не струсил, и то хорошо. Кира подошла ближе и стала резать шею, а он головой мотает, всё время сбивает ей прицел. И стал подходить ближе, гад ползучий, не испугался, решил хвостом забить, раз дохнуть не получается. Я Кире кричу «отходи!», а она как раз зацепила предыдущий надрез, и ей чуть-чуть осталось, и не стала отходить, чтобы опять не сбиться. Понадеялась успеть. Молодая, храбрости – хоть кувшином черпай, а опыта – сам понимаешь. Я вижу, что дистанция уже никакая, если вытянет хвост на всю длину – достанет, опять кричу «отходи, хвост!», а она стоит стеной и режет. Ольга выстрелила по хвосту в последний момент, когда он уже размахнулся и пошёл на удар. Хорошо, что попала, а то осталось бы от нашей отважной воительницы мокрое место. Что там на ней за доспехи, толку с них… Если твои тяжёлые в лепёшку смяло, то её… сам понимаешь. А так – считай, обошлось. Этот шип в неё случайно попал, когда хвост на куски разлетался. Должна сказать, плазменная винтовка – полезнейшая вещь, мало какое заклинание с ней потягаться может. – Что такое «плазменная винтовка»? – тут же спросил Кантор, надеясь, что его вопрос сойдёт за обычное любопытство и никому не придёт в голову, что это слово он уже слышал. – Такая милая вещица вроде очень-очень большого пистолета, оружие из Ольгиного мира, – охотно пояснила Этель. – А по разрушительности, как я уже сказала, соответствует примерно огненному шару восьмого уровня. Кантор присвистнул, выражая естественное для воина восхищение удивительным оружием, и с трудом подавил желание спросить начет обоймы. Наверное, это что-то нужное, запчасть какая-то или патроны… Нет, дорогой друг Амарго, не совал бы ты мне фиалки за уши, не просто так он мне снился и говорил насчёт этой обоймы. Наверняка она им была нужна… И раз они всё-таки этой самой винтовкой воспользовались, значит где-то они обойму взяли. И если Шанкар сказал, что её можно взять у тебя, то у тебя её и взяли, не думаю, что такую вещь можно купить в любой магической лавке. Это все понятно. Одно интересно – у тебя она откуда? Любимый вождь и идеолог учился перемещать предметы в субпространстве и достал? А хрен вам, господа, ничего подобного. Если бы так, то все бы пялились на эту непонятную вещь и недоумевали, что это такое. А ты точно знал, что у тебя есть именно обойма для плазменной винтовки, а не затычка для гоблинской задницы… – А теперь вы расскажите, – потребовала Этель, разливая по второй. – Что у вас тут было, что Жак до сих пор трясётся, а короля и вовсе подстрелили? Переворот, что ли? – Ну, вроде того, – неохотно ответил Элмар. – Не буду я ничего рассказывать, а то вдруг я расскажу, а завтра Шеллар очнётся и скажет, что это государственная тайна… И окажется, что я государственные тайны всем рассказываю, а он скажет, что это я по пьяне и обязательно прочитает нотацию о вреде алкоголя. Жак молча бросил на него короткий взгляд исподлобья и опустил глаза. Кантор поймал его чувства и даже удивился. Патологического страха больше не было, только горькая безмерная обида. Действительно, вот уж кого подставили, так подставили. В прямом смысле. Под стрелы. И совершенно справедливо его величество предполагал, что его шут не захочет с ним разговаривать. Хотя, судя по их препирательствам с Элмаром, первый паладин тоже сыграл свою роль во всём этом безобразии… Поди разберись в их государственных тайнах! А страдают, как всегда, рядовые исполнители. – Жак, ты как? – негромко спросил Элмар. Виновато как-то спросил, неловко. – А как ты думаешь? – проворчал Жак. – Наверное, мне ужасно весело. – Тебе плохо? – посочувствовала Ольга. – Как же ты так? Что случилось? – Вот у своего подстреленного приятеля и спросишь, – так же мрачно проворчал Жак. – Уж он точно знает, что случилось. Это же его работа, не случайно же это получилось… Представляю, какие милые сны я увижу сегодня ночью. – Пусть тебя Тереза чем-нибудь успокоительным напоит, – посоветовала Ольга. – Не поможет, – вздохнул Жак. – Выпей ещё, – посоветовала Этель. – Расслабься. В бассейн окунись, там вода горячая, очень полезно. А вообще лучшее лекарство от стресса… – Я знаю, – буркнул королевский шут. – В этом отношении я пас. Я на ногах не стою. Был бы очень благодарен, если бы меня кто-то домой отнёс и в кровать положил. Во время трансформации расход энергии идёт такой, что потом чувствуешь себя, словно пахал целый день. Так что, пусть Элмар с тобой занимается. Ему что, он здоровый… – А сон сбылся? – спросила Ольга. – Какой сон? – Про который ты мне рассказывал. Как ты лежишь на столе весь в крови, и незнакомый мистралиец лупит тебя по лицу. Диего, он лежал на столе? – Лежал, – кивнул Кантор. – И по щекам я его шлёпал. А что, кто-то видел сон? Жак чуть ожил и заинтересованно поднял глаза. – Правда? – с надеждой вопросил он. – Я правда лежал на столе, и ты меня пытался привести в чувство? И на столе была вышитая скатерть? – Правда, правда, – заверил его Кантор. – Так что за сон? – Да наш Мафей периодически видит вещие сны, – неохотно пояснил Элмар. – Только сбываются они как-то странно. Про меня сбылся через два года, когда про этот сон уже и думать забыли. Про Жака вот где-то луны через четыре. Интересно, про Шеллара он видел сон? Он так его уговаривал надеть кольчугу… – Давайте выпьем, – предложил Жак. Он действительно как-то ожил и зашевелился, разговаривать начал нормально… Кстати, сон в пятницу! Чуть не забыл… – Давайте, – согласилась Этель. – Второй тост традиционно пьют за павших героев. Элмар тяжело вздохнул. Понимаю, ваше высочество, самому доводилось… Как не вздыхать, конечно грустно это и очень больно… Кантор отставил пустой кубок и сказал: – Элмар, а знаешь, твой покойный друг передавал тебе привет. – Он тебе опять снился? – заинтересовался Элмар, и даже оставил кувшин с вином, к которому как раз тянулся. – Да, в эту пятницу. – И чего он взялся тебе сниться? – вздохнул Элмар. – Почему не мне, не Этель? – Потому, что вы не бываете в Лабиринте. А он как раз там и сидел все это время. Он сказал, что возвращается назад, в своё царство мёртвых, какое оно у них там, и что больше сниться не будет. И передал привет. Тебе, Этель, Жаку… и королю тоже. А ещё сказал, что где-то через год он опять родится, и может, ещё встретитесь. А чтобы вы его узнали, обещал дёрнуть за нос, если увидит. – Шутник, – невесело усмехнулась Этель. – Все младенцы хватают людей за нос, за волосы, и вообще за что попало. Изящная шутка, вполне в его стиле. – А я верю, – заявил Элмар и всё-таки дотянулся до кувшина. Наблюдая, какими темпами его высочество опустошает этот кувшин, Кантор начал понимать, почему король запретил ему пить перед банкетом. И этот человек ещё читал проповедь о вреде наркотиков! На себя бы посмотрел! – Так что, теперь всех младенцев будешь на руки хватать, чтобы проверить? – поддела его Этель. – А также щенят, котят, и всяких прочих мышат, – добавил Жак. – И нос подставлять. Элмар молча запихал что-то в рот, давая понять, что не намерен вести дискуссии на эту тему. – Ой, ребята, я сейчас чего расскажу! – спохватилась Этель, видя, что после второго тоста настроение в компании резко понизилось. – Обхохочетесь! Являюсь я это домой со своим драконом, еле в подвал впихнула, здоровенный такой… Так вот, положила тушу в подвал, остановила там время, крови вот набрала в бутылку и пошла наверх руки помыть. А там… Оставила, называется, ученицу на хозяйстве! Они там с вашей маркизой чудно спелись, навели мужиков и устроили такую оргию, что его величеству и не снилось. Захожу в свою спальню, а там гульбище в разгаре – кругом пустые бутылки валяются, травой воняет, все пьяные и обкуренные, на кровати этакая затейливая пирамида – моя ученица с тремя мужиками, а на полу под пальмой сидит пьяная, как лондрийский матрос, маркиза и жалуется какому-то хину, как плохо её трахал ваш король. Причём этот хин, по-моему, не понимал по-ортански, даже когда был трезвый, но кивал с большим знанием дела… – Кобыла! – проворчал Жак. – Какого ж хрена она с ним спала, раз он её так плохо трахал? – А что, у него с этим какие-то проблемы? – не удержался Кантор. – Не знаю, – заявила Этель. – Валенту он, судя по всему, трахал хорошо. Не жаловалась. Даже наоборот. – Этель, придержи язык, – попросил Жак. – И давайте ещё выпьем. Мне, кажется, помогает. Может, всё-таки засну спокойно, если как следует напьюсь. – Давайте! – согласилась Этель. – И пойдём купаться. А то вода остынет. Они выпили третий традиционный тост – за удачу, после чего Этель принялась преспокойно раздеваться. – Ты полагаешь, это будет прилично? – заколебался Элмар. Жак, которому было уже давно наплевать на приличия, негромко сказал Терезе, что вон за той дверью есть комната с кроватью, а вон за той – симпатичная оранжерея, после чего сбросил простыню и нырнул в бассейн. Тереза молча встала и направилась в оранжерею. Кантор печально посмотрел ей вслед. Бедная девчонка не может даже смотреть на голых мужиков, точно как Саэта. И чем ей помочь? Та хоть не боялась, только психовала и лезла драться, а эта ещё и боится. Хватает же сволочей… И что они в этом находят, совершенно непонятно. Неужели есть что-то приятное в таком сексе – когда женщина кричит и вырывается, вместо того, чтобы ласкать и обнимать? Что тут может быть приятного? Извращенцы… Ольга дёрнула его за рукав и тихонько спросила: – А ты пойдёшь? Кантор молча кивнул и потащил через голову рубашку. Имел он в виду все приличия, из-за такой ерунды отказываться от возможности поплескаться в горячей воде? Да никогда. Подумаешь, неприлично раздеваться при дамах… Дома в кровати прилично, а тут, видите ли нет. Ерунда какая… – А куда это Тереза пошла? – спохватилась Этель, сминая в комок свою одежду и бросая на ближайший стул. – Куда надо, – категорически перебил её Элмар. – Не трогай её. – Да ладно… – пожала плечами Этель и дёрнула Элмара за рубашку. – Давай, не выпендривайся. Все как люди, один ты стеснительный. Не подобает, видите ли! Мало выпил, наверное? Принц-бастард вздохнул, допил свой кувшин и тоже принялся раздеваться. Вода была действительно горячая, и Кантор с удовольствием окунулся в неё несколько раз с головой, после чего сел на сиденье у стенки и расслабился, откинув голову на тёплый мокрый мрамор. Рядом пристроилась Ольга, точно в такой же позе. Интересно, нарочно или случайно, подумал Кантор, вспомнив, как Торо проехался насчёт солёных орехов. Вода всколыхнулась и чуть не вышла из берегов. Бассейн сразу стал маленьким и тесным, когда в него бултыхнулся его высочество. Да и сам Кантор как-то почувствовал себя маленьким худеньким заморышем. И вырастают же такие здоровенные… Есть на что посмотреть, уж чего там. А он ещё стесняется… а вот и автограф доктора Кинг – ровный тонкий рубец от горла до лобка, через всё туловище. Почти не заметно, но всё же… И на спине ещё один такой же… Почки в брюшной полости, надо же… А ведь собрала. Упорная женщина, этого у неё не отнять. Этель начала дурачиться и приставать к Элмару, а Жак, нырнув пару раз, подплыл поближе к Кантору и тоже присел рядом. – Ну как, ты всё ещё боишься мистралийцев? – поинтересовался Кантор. – Не всех, – смущённо улыбнулся в ответ королевский шут и спросил: – Почему ты меня прикрыл? – Как – почему? Ты же был без кольчуги. Тебя бы убили на месте. Тебе король велел кольчугу надеть, почему не послушал? – Да у меня не было… Я и не знал, что она действительно понадобится, я думал, это он на всякий случай… Но я не о том. Понятно, что убили бы, но тебе-то что? Кто я тебе? А ты меня прикрывал своей спиной, и всё время крутился рядом, хотя я мог и тебя убить заодно со всеми. Почему? – Как это – кто ты мне? – возмутился Кантор. – Ты за кого меня держишь? Не знаю, как тут у вас, а у нас принято всегда прикрывать своих. Просто своих, кто бы они там ни были. – А как ты узнал, что это буду я? – Ты же сидел рядом с Элмаром. Вот я на тебя и подумал, когда он меч на другую сторону передвинул. Неужели кто-то с другого конца стола должен бы был бежать за мечом? Жак помолчал, опустив глаза и глядя на воду, потом негромко сказал: – Спасибо. – Не за что, – засмеялся Кантор и с облегчением подумал, что объяснение сошло за приемлемое. Вот и хорошо. – А что он тебе сказал? – спросил Жак после небольшой паузы. – Кто? – Король, наверное. Кто тебе инструкции давал. Что ты должен был делать? – Эманировать, – честно сказал Кантор. Какой смысл скрывать, все равно король с Элмаром расскажут ему все, лишь бы выслушал и простил. – И все? Просто эманировать? Так эта злость… – Да, это была моя злость. – А разве ты не стихийный?.. – Стихийный. Но иногда эманацию можно и стимулировать. Так же как тебе нужен толчок для трансформации. Я, например, очень сильно эманирую на музыку. Не всегда, но чаще всего. Жак улыбнулся. – Ты так ненавидишь свой государственный гимн? – А что, такие стихи можно любить? Это же не стихи, а стыд и срам. У Элмара и то лучше. А мелодия? Тьфу! Позорище, а не гимн. Он меня просто бесит. – Понятно, – заключил Жак и ещё раз окунулся с головой. – Что тебе понятно? – Понятно, наконец, отчего происходит трансформация. Я до сих пор этого не знал. – А у тебя часто это бывает? – Почти никогда, – неохотно ответил Жак и, тяжело опираясь на край, вылез из бассейна. – Пойду я спать. Загляну к Терезе, как она там, и займу кровать. Уж как-нибудь потрахаетесь без кровати, я спать хочу. – Спокойной ночи, – сочувственно сказала Ольга ему вслед. – Угу, – откликнулся Жак, завернулся в простыню и побрёл в оранжерею. Кантор и Ольга одновременно, не сговариваясь, придвинулись поближе друг к другу, наблюдая, как Элмар, поймав всё-таки шкодливую волшебницу, поднял её высоко над головой и потребовал прекратить безобразие, а то не опустит. – Опусти! – возмущённо задрыгала ногами Этель. – И давайте все вместе… – Не дождёшься! – тут же перебил её первый паладин. – Если хочешь, пойдём в раздевалку, там есть куча простыней, на них и расположимся. А тут мы ребятам будем мешать. – Мы будем вам мешать? – тут же уточнила Этель. – Будете, – невежливо отозвался Кантор. Вообще-то ему такие вещи никогда не мешали, но лучше пусть эта озабоченная волшебница убирается в раздевалку со своими коллективными идеями. – Значит, пойдём, – заключил Элмар и стал выбираться из бассейна, держа маленькую Этель под мышкой. – Только учти, я больше на голове стоять не собираюсь. И вообще, никаких неустойчивых поз не изобретай… Кантор с трудом дождался, пока за ними закроется дверь. Короля разбудил разъярённый рёв, донёсшийся откуда-то из угла спальни: – Кто колдует! Какая сволочь пялится! Поймаю – уши оборву! Он открыл глаза и повернул голову, чтобы посмотреть на нахала, так орущего в королевской спальне. На полу у зеркала сидел принц Мафей, почему-то прикрыв уши ладонями. В зеркале медленно таяло изображение рассерженного лица, в котором король узнал Кантора. Мистралиец был в гневе и явно сыпал не особо пристойными выражениями, но звука уже не было слышно. Понятно. Лекции наставника не особо впечатлили любопытного эльфа. Он решил продолжить свои познавательные наблюдения. Мафей оглянулся и испуганное выражение его лица тут же сменилось виноватым. – Шеллар, извини, пожалуйста… – жалобно сказал он. – Я не знал, что он так раскричится… Король промолчал, прислушиваясь к своим ощущениям. Боли не было, только головокружение и страшная слабость. И тугая повязка, стягивающая грудь. Эльф легко вскочил на ноги и подошёл к кровати. – Как ты себя чувствуешь? Может, тебе что-нибудь нужно? – все так же виновато спросил он, присаживаясь на высокий неудобный стульчик без спинки, на котором никто, кроме него, сидеть не мог. – Дай мне воды, – попросил король и сам поразился, как слабо и жалко звучит его голос. – Сейчас, – Мафей поспешно сорвался со стула, метнулся к тумбочке и налил воды в чашку. – Давай, я помогу тебе приподняться… Король попытался приподняться сам и с огорчением обнаружил, что без посторонней помощи это у него не получится. И даже с посторонней помощью получилось с большим трудом. В два глотка опустошив чашку, он обессилено упал на подушку и ещё с минуту не мог отдышаться. – Ну, как? – с надеждой спросил Мафей. – Лучше? Может ещё? – Спасибо, – выдохнул король. – Не надо. Мафей поставил чашку на тумбочку и снова взгромоздился на стульчик, не сводя с кузена скорбного взгляда. – Как ты? – снова спросил он. – Ничего, – ответил король. – А почему мне опять не больно? – Это действует обезболивающее заклинание. Если станет больно, скажешь, я опять поколдую. – Скажу. – Король чуть кивнул и хотел было спросить насчёт трубки, но потом подумал, что у него вряд ли хватит сил её самостоятельно набить, а Мафей не сумеет. Так что эту мысль придётся оставить. Потом спросил: – Ты Жака видел? – Видел, – с готовностью кивнул принц. – Как он там? – Пошёл спать. – Он на меня очень обиделся? – Не знаю. А ты его чем-то обидел? – Очень. Я не буду рассказывать… Долго объяснять. – Если тебе тяжело говорить, давай помолчим, – с готовностью предложил Мафей. – Нет, не тяжело… Если не говорить много. – Тогда давай, я тебе что-нибудь расскажу. – Расскажи. – Что тебе рассказать? – Чем это ты занят. Мафей смутился и неуверенно пояснил: – Я хотел посмотреть, как это делают другие. – Насмотрелся? Мафей вздохнул. – Шеллар, он мне правда уши оборвёт? Король слабо улыбнулся. – Он не видел, что это ты. – А чего он тогда сразу про уши? – Просто так. Непослушных детей всегда треплют за уши. – Обычных, человеческих детей? – Ну да. А ты думал, только эльфов? – Это же неудобно, – искренне удивился Мафей. – У них уши слишком маленькие. – Уж какие есть. Объясни, что полезного ты находишь в таких наблюдениях? Зачем? – Мне интересно, как это делается. – Технически? – Да. – Книжку почитай. – Там непонятно. Так нагляднее. Только все почему-то делают это по-разному. Шеллар, а как правильно? – Как тебе нравится. – А если это окажется плохо? – Как это – плохо? – Ну вот твоя маркиза сказала, что ты её плохо трахал. – Это она тебе сказала? – Нет, не мне. Я подслушал. А как надо, чтобы было хорошо? – Глупенький, это не от техники зависит. Попробуешь – сам почувствуешь. Мафей сокрушённо вздохнул и замолк. Король тоже помолчал, подумал, потом спросил: – Малыш, почему ты так за меня боялся? – Как – почему? Я же тебе объяснил… – Скажи честно, ты видел сон? – Видел, – сдался Мафей. – И никому не сказал? Эльф покачал головой. – В прошлый раз я сказал, и оказалось, что кто-то услышал… И Жаку сказали. Знаешь, как он боялся. Вот я и не стал тебе говорить. – Надо было сказать. Я не Жак. Я не боюсь. И давай договоримся: если тебе ещё что-то приснится, обязательно рассказывай мне. Кто бы ни приснился. А теперь расскажи, что именно ты видел. – Ты лежишь в кресле, бледный, как смерть, на тебе окровавленная повязка… Рядом стоит на коленях Элмар и уговаривает тебя не умирать… Это было страшно, Шеллар, очень страшно. – Но ведь обошлось. – Обошлось. Но могло и не обойтись. Если бы меня нашли чуть позже, ты мог умереть. Как ты мог так неосторожно… Зачем ты полез в перестрелку? Надо было спрятаться за креслом. – Ты бы спрятался? – кратко спросил король. Мафей печально понурился и опять замолчал. Конечно, как советы раздавать, так мы все мудрые. А окажись ты сам на моём месте, неужели бы спрятался за кресло? То-то, малыш. Хорошо хоть, что ты это понял. Ты у нас умненький и понятливый маленький эльф… Мафей поёрзал на стульчике и спросил: – Шеллар, а ты теперь женишься? – Я же дал слово. – А на ком? – Ещё не знаю. – А когда я вырасту, я тоже должен буду жениться? – Если захочешь. – А это не обязательно? – Нет. – А почему тогда к тебе все так пристают, чтобы ты женился? – Потому что я король. И мне обязательно. А теперь давай помолчим. – Ты устал? – Да, малыш, устал. – Тогда спи. Тебе надо спать, – наставительно сказал Мафей и украдкой оглянулся на зеркало. – Ты так больше не делай, – попросила Ольга. – Так же можно навеки заикой остаться. – Извини, – покаялся Кантор. – Я больше не буду. Просто не удержался. Когда надо мной без спросу колдуют, я от этого зверею. – А кто это был? На кого ты так раскричался? – Не знаю. Какой-то извращенец за нами наблюдал. Ольга уткнулась носом в его плечо и тихонько захихикала. – Что здесь смешного? Или тебе нравится, когда на тебя смотрят в такой момент? – Нет, – отозвалась она, продолжая хихикать. – Просто это не извращенец. Это один любопытный молодой человек, которому ужасно интересно, как это делается. – Ты его знаешь? – оживился Кантор. – И кто этот засранец? – Не скажу. А то ты ему и правда уши оборвёшь, что он тогда делать будет? Лучше я на него настучу, кому надо, и ему попадёт. В дверь просунулась взлохмаченная голова Элмара. – К вам уже можно? – Можно, – разрешила Ольга и стала выбираться из бассейна. Кантор последовал за ней, поскольку к бассейну устремилась Этель, а находиться с ней рядом он опасался. – Ну, как? – спросила она, выныривая и встрёпывая головой. – Я была права? А, Ольга? Я была права насчёт стресса и прочего? – Абсолютно, – безмятежно согласилась Ольга, набросила на себя простыню и растянулась на ковре. – Причём после таких вещей, видимо, то ли обостряется чувствительность, то ли ещё что-то… – А, ты об этом, – засмеялась Этель. – Да нет, это совсем другое. Но тоже замечательная вещь, согласна. С эмпатами всегда так, получаешь двойное удовольствие. – Ой! – спохватился Кантор. – Элмар, отдай мой амулет! Я про него и забыл… – Лови. – Элмар бросил ему амулет и в очередной раз расплескал полбассейна. Этель немедленно прыгнула на него, пытаясь свалить с ног, но он удержался, поймал озорницу за ногу, поднял на вытянутой руке и несколько раз макнул головой в воду. – Шуток не понимаешь! – возмутилась Этель, отфыркавшись. – А ты что, на себя этот амулет напялил? Ну, Элмар, ты половину удовольствия потерял. – Почему? – Потому, что наш мистралийский друг так здорово эманировал, что мы с Ольгой получили незабываемое впечатление. А ты в своём амулете ничегошеньки не почувствовал. – Спасибо, мне хватило, – проворчал Элмар и вдруг, спохватившись, устремил взор на дверь в оранжерею. – Ой, а как же Тереза? Она тоже все это… незабываемое впечатление… получила? – Ой-ой-ой… – ужаснулась Ольга. – Что же с ней сейчас? Кто-нибудь знает, как оно на неё могло подействовать? – Если мне кто-то объяснит, что с ней не в порядке, что она так всех боится, – сказала Этель, – то я попробую предположить. А ещё проще – сходить и посмотреть. – Ольга, сходишь? – спросил Элмар. – Вдруг ей плохо или ещё чего-нибудь… – Не ходи, – сказал Кантор. – Она плачет. Лучше расскажите, действительно, что с ней происходит. Он повертел в руках амулет и бросил в кучу своей одежды. – Я же тебе рассказывал, – неохотно проворчал Элмар, выбираясь из бассейна. – Значит, мне расскажи, – настояла Этель. – Может, ей лечиться надо, а может, с ней поколдовал кто. – Поколдовал, – так же неохотно проворчал Элмар. – Десяток солдат-завоевателей. Такие ребята колдуют безотказно… Как я понял, их страна была оккупирована врагом, и там шла партизанская война, вроде, как в Мистралии. Тереза работала в больнице, и они там тайком лечили раненых партизан. И как-то их поймали. Врачей расстреляли сразу, а сестёр сначала пустили в круг, а потом уже добили… вот так вот. Так мало того, ещё и перемещение. Знаешь, что она первое сказала, когда начала говорить? Спросила «Я сошла с ума?» Её долго пришлось убеждать, что она не сошла с ума и что это все на самом деле. Так, во всём остальном, она нормальная, ты же видела. А вот насчёт мужчин… – А с Жаком она как? – перебила его Этель. – По-братски в щёчку. Но он всё ещё надеется на дальнейший прогресс, и Азиль его обнадёживает. Говорит, что постепенно все получится, и что чёрная паутина с неё потихоньку опадает. Только уж очень медленно, на мой взгляд. Кантор отвернулся и поспешно схватил амулет, чтобы, не приведи небо, вдруг не поделиться с окружающими непреодолимым желанием застрелиться на месте. Азиль, радость моя, ну что ж ты так непомерно болтлива… Если ты видишь на людях чёрную паутину, неужели обязательно нужно говорить об этом вслух в присутствии кучи народу? Это только я не знал, что означает эта проклятая паутина, а они ведь все знают… Только не говорите ничего… и не смотрите на меня. О небо, они ведь знали с самого начала… И Ольга тоже знала… И Элмар, и Жак, и та же Тереза… не смотрите на меня, я ведь спиной чувствую, когда смотрят. – Пойду, схожу в оранжерею, – как можно спокойнее сказал он и встал, стараясь не слишком торопиться. – Не заходите туда пока. – Не надо, – попытался остановить его Элмар. – Ты её только напугаешь. – Не напугаю, – возразил Кантор, на ходу надевая амулет. – Да и вообще, должен же я извиниться. Когда он скрылся за дверью в оранжерею, Этель посмотрела ему вслед, чуть прищурившись, и сказала: – Что с ним случилось? Мужик убежал в полнейшем шоке. Что мы такого сказали? – Да ничего, – пожал плечами Элмар. – Видимо, мы ему что-то напомнили… Или просто он более чувствителен, чем кажется. А с чего ты взяла, что он в полнейшем шоке? – А разве не видно? – удивилась Этель. – Вроде, я так увидела, не колдуя… Да ладно, это его проблемы. Плохо другое – он меня почему-то опасается и категорически не желает иметь со мной дела. – И с чего бы это? – саркастически вздохнул Элмар. – Почему-то боятся мужчины нашу дорогую подругу… То в королевских кабинетах от неё прячутся, то в оранжереях… А она ведь такая скромная, такая ненавязчивая… – Да ну тебя с твоими шуточками! – беззлобно отмахнулась нахальная волшебница. – Ладно, раз он спрятался и не велел за ним ходить, пойду попробую разбудить Жака. Может, он уже отдохнул, и если с ним чуть-чуть поколдовать… А ты не лодырничай, герой, а развлеки девушку подобающим образом, раз уж её кавалер убежал. А то сразу лопать, куда только влезает… С этими словами она подхватилась и действительно направилась в комнатку, где спал утомлённый подвигами королевский шут. Элмар тяжко вздохнул и вопросительно посмотрел на Ольгу. – Ну что? Развлечь тебя… подобающим образом? Ольга засмеялась и сладко потянулась, отчего с неё тут же свалилась простыня. – А тебе не кажется, что это будет уже явный перебор? Герой мгновенно просветлел лицом и стиснул её в могучих объятиях. – Ольга, я тебя обожаю! – счастливо возгласил он. – За развитое чувство меры и полное отсутствие сексуальной озабоченности. Наконец-то я спокойно поем, и меня никто не будет нагло домогаться! Ольга весело чмокнула его в щеку, подобрала простыню, и они дружно зависли над подносом с едой. Эльвира сидела в своей постели и не могла заснуть. Какой может быть сон, когда такое творится… Сначала страшный путь от города до пещеры, затем жуткие звуки битвы, а потом не менее жуткое зрелище… Зачем ей понадобилось ходить туда и смотреть? Нельзя было спокойно постоять? Как будто Кире легче оттого, что подруга на неё посмотрела, и чуть не лишилась чувств, полюбовавшись на огромный шип, торчавший прямо из смятого забрала. А заодно на огромную тушу с оскаленными кошмарными зубами, на лужи чёрной крови и клочья мяса и чешуи, и на заляпанных кровью подруг, которые пили из пригоршни эту самую чёрную, ещё тёплую кровь. Даже ей предложили, добрые девушки… Эльвира, конечно, знала, что это хорошо и очень полезно, но взять в рот эту гадость не нашла в себе сил. И скажите, можно ли спать после всего этого кошмара? Хоть бы кто-нибудь пришёл, что ли… Хорошо доблестным героиням – заперлись в большой купальне с друзьями-любовниками, и расслабляются. А ты тут сиди… Палмер в запое, да и на кой он сдался – связываться с ним после того, что было. Жак чуть жив, и хорошо, если хоть в своём уме. Даже его величество изволит лежать без чувств. Если честно, сейчас Эльвира даже с ним была готова пообщаться, лишь бы не сидеть здесь одной, молча уставясь в пространство. Придворные дамы, удовлетворив своё любопытство, разбежались по своим комнатам и спокойно улеглись спать, им-то что, они не видели своими глазами истекающий кровью труп дракона и лучшую подругу с торчащей из лица костяной пластинкой. Ничего они не видели, не слышали и не нюхали, и спокойно спали в своих постелях… или не спали, но по совсем другой причине, куда более приятной. Вот уж дожили – одна из первых красавиц королевства сидит ночью одна в своей спальне и трясётся, и некому даже пожаловаться, не говоря уж об утешениях и прочих радостях жизни. Не идти же бродить по дворцу в поисках хоть плохонького мужичка… да и на кой он нужен, плохонький. Уж лучше как-нибудь до утра потерпеть, а там проснутся дамы… Можно будет сходить навестить Киру, узнать, как дела у Жака… Ох, Кира, подружка моя, как же ты так, что ж теперь будет? Как ты будешь смотреться с чёрной повязкой на глазу, как у разбойника из какого-нибудь романа? Я тебя знаю, ты не станешь принимать сочувствий, скривишься презрительно и скажешь, что ты потеряла не руку и не ногу, и по-прежнему в состоянии держать в руках меч, а остальное – ерунда, шрамы украшают воина. Но когда я уйду, ты посмотришься в зеркало… и с размаху разобьёшь его об пол, потому что, что бы ты ни говорила, ты молодая красивая женщина, и тебе меньше всего нужны подобные «украшения». Ну хоть бы заглянул кто-нибудь, что ли, хоть бы спросил, как у неё дела… Хоть бы грабитель какой-нибудь забрался… Надо же, вот додумалась – грабитель в королевском дворце! Совсем вы, почтенная дама, одурели с перепугу. Книжку почитать? Так ведь все равно в голову не полезет… И тут посреди комнаты возникло серое облачко. Как будто кто-то из богов задолбался слушать её нытьё и послал ей гостя. Дескать, хотела грабителя? На, и не ной. Кто это, интересно? Кто-нибудь из младших магов? По делу или поухаживать? Среди ночи? Фигура в телепорте проявилась полностью, и Эльвира едва сдержалась, чтобы не завизжать. В её комнате находился совершенно чужой человек. Более того – совершенно чужой мистралиец. Размножаются они здесь, что ли? Что-то многовато их сегодня развелось, мимоходом подумала Эльвира, поспешно поправляя пеньюар, чтобы не вводить гостя в искушение. Незнакомец выглядел так, будто он только что покинул поле битвы. Причём битвы магов. Он был весь в грязи и в копоти, рубашка висела живописными клочьями, на лице красовались несколько ссадин и весьма заметный синяк, а штаны были разорваны на самом интересном месте. Он растеряно похлопал огромными эльфийскими глазами и что-то произнёс по-мистралийски. – Я не понимаю, – сказала Эльвира и потянула на себя одеяло, опасаясь, что пеньюар – недостаточно прочная защита от пылких взоров мистралийцев. Гость просиял и тут же сменил язык. – Я в Ортане? – спросил он, с надеждой уставясь на неё. – А где именно? Только не кричите, умоляю вас, я вам ничего не сделаю. – Именно? – Эльвира слегка повеселела. Вот уж, наверное, перепало бедняге, что телепортировался, не глядя куда. – В королевском дворце. Вас устраивает, или вы всё-таки покинете мою комнату и найдёте себе более приемлемое место для пребывания? Пришелец отёр сажу с лица и смущённо улыбнулся. Самой очаровательной улыбкой, какую Эльвира когда-либо видела. И она почему-то сразу почувствовала, что этот человек совершенно безопасен и безобиден, и действительно ничего ей не сделает. – Извините, – сказал он, продолжая все так же смущённо улыбаться. – Конечно. А я могу отсюда как-нибудь выйти так, чтобы меня никто не увидел? – Можете, – ответила Эльвира. – Так же, как и пришли. – Нет-нет, – испугался мистралиец. – Телепортироваться я больше не рискну. Я всё время попадаю куда-то не туда. А иначе никак нельзя? В окно, к примеру? – Можно, – согласилась Эльвира. – Третий этаж. Если вы умеете летать – пожалуйста. Гость подошёл к окну и печально выглянул наружу. – Вообще-то умею, – вздохнул он. – Но сейчас я просто не смогу. А ещё как-нибудь? – Потайных ходов у меня в комнате нет, – сообщила Эльвира, внимательно следя за взглядом гостя. Вопреки её ожиданиям, никакой мистралийской пылкости в нём не наблюдалось, что даже слегка разочаровывало, а были в нём только огорчение и безмерная усталость. И взгляд этот, полностью игнорируя вырез её пеньюара, раз за разом возвращался к столу. Как ни старался бедняга отвести непослушный взор, он упорно устремлялся к стоявшему на столе ужину, к которому Эльвира так и не нашла в себе сил притронуться. Этот несчастный потерпевший ещё и голодный к тому же, поняла она. И, видимо, очень. Ну, так попроси, что ж ты мнёшься? Неужели думаешь, что для тебя пожалеют несчастную тарелку холодной лапши? – Извините, что побеспокоил вас среди ночи, – снова обезоруживающе улыбнулся пришелец и, в последний раз с трудом оторвав взгляд от стола, направился к двери. – Постойте, – остановила его Эльвира, испугавшись, что этот сомнительный подарок судьбы сейчас и в самом деле уйдёт, а она опять останется одна со своими мечтами о несуществующем грабителе. – Куда вы? В таком виде вас сразу же остановит стража. Подождите до утра, отдохните, а когда сможете – улетите в окно. Или я вас выведу. Бедняга остановился посмотрел на неё чуть ли не с восторгом. – Можно? – переспросил он, зачем-то вытирая руки о штаны, которые были ничуть не чище рук. – Я могу здесь остаться? – Можете, – кивнула Эльвира и отпустила одеяло, видя, что от этого горе-волшебника никакой угрозы для её чести не предвидится. По крайней мере, пока не наестся. – Вон за той дверью – ванная, можете привести себя в порядок. Там есть полотенца и халаты. Правда, дамские, но вам по размеру подойдёт. А затем, если желаете, могу угостить вас ужином. – Спасибо, – в очередной раз улыбнулся потерпевший и скрылся в ванной. А Эльвира выбралась из постели и принялась одеваться, поскольку щеголять в пеньюаре перед незнакомым мужчиной было как-то неприлично. Из ванной послышалось громкое шипение, затем невнятный возглас и несколько незатейливых мистралийских ругательств. – Что случилось? – окликнула Эльвира растяпу-гостя. – Извините, – тут же отозвался он. – Ничего. Я просто хотел подогреть воду, и… немного… перестарался. Это уже становилось смешно. Интересно, как этот невезучий ученик мага до сих пор жив? Эльвира оделась, поправила причёску, подкрасилась на всякий случай и уселась в кресло, дожидаясь, когда таинственный незнакомец закончит плескаться. Ждать пришлось недолго – видимо, бедняга уж очень торопился добраться до её ужина. Отмытый от грязи и копоти, пришелец оказался весьма симпатичным молодым человеком лет двадцати с небольшим на вид, хотя определять на вид возраст мага – дело бесполезное. Особенно, если речь идёт о таких вот ребятах с явной примесью эльфийских кровей. Огромные тёмные глаза с непропорционально большой радужной оболочкой, как у Мафея, свидетельствовали об этой самой явной примеси. А в остальном незнакомец был вполне человеком, обычным смуглым и темноволосым мистралийцем. Правда, немного хрупковатого для мужчины телосложения, что тоже относилось к наследию эльфов. Халат Эльвиры был ему действительно почти впору, разве что немного тесноват в плечах. А ростом он был, пожалуй, даже меньше неё где-то на палец или два. Примерно, как Жак. И ещё у него была совершенно неописуемая улыбка. Не как у Жака, который вечно радостно скалил все тридцать два зуба, а какая-то очень скромная и немного не от мира сего. Он улыбался, не размыкая губ, мягко, чуть смущённо, но невыразимо мило и обаятельно. – Присаживайтесь, – сказала Эльвира, кивая на стол. – Не стесняйтесь. – Спасибо, – в очередной раз улыбнулся незнакомец и присел, изо всех сил стараясь держаться в рамках приличия и не набрасываться на еду, подобно голодному волку. – Нам не мешало бы познакомиться, как вы полагаете? – продолжала Эльвира, наблюдая, как он торопливо орудует ложкой. – Меня зовут Эльвира. Я состою при дворе и живу здесь. А вы? Гость остановился и смущённо пожал плечами. – Назовите меня как-нибудь. – Почему? Он улыбнулся. – Чтобы было интереснее. – Это действительно интересно, – согласилась Эльвира и задумалась, подыскивая имя для загадочного гостя, который появляется из телепорта, съедает хозяйский ужин и улетает в окно. И разумеется, тут же вспомнила сказку, которую как-то рассказывал ей Жак, услышав в свою очередь от кого-то из переселенцев. В этой сказке шла речь об одиноком мальчике и смешном волшебном человечке, который прилетал к нему в гости. Человечек жил на крыше и умел летать. А ещё он был очень озорной и всегда шалил и ел варенье без спросу. И улетал в окно. – Я буду звать вас Карлсон. – сказала она. Гость согласно кивнул, не отрываясь от тарелки. – А вас не затруднит объяснить, как вы сюда попали? – Я… – Карлсон остановился и посмотрел в тарелку. – Я ученик. Пытался самостоятельно освоить телепортацию… и потерялся. У меня постоянно что-то сбоит, и я попадаю то ли в необитаемые места, то ли вообще в другие миры. – Почему же вы делаете это самостоятельно? Это же опасно. – У меня нет наставника, – вздохнул невезучий ученик и в задумчивости от души вгрызся в булочку. Потом опомнился и принялся старательно и медленно жевать, поглядывая голодными глазами на тарелку, которая стремительно пустела. Эльвире даже стало его жалко. – Хотите, я разбужу кого-нибудь из прислуги и прикажу принести вам ещё что-нибудь? – предложила она, когда он подмёл все, что было на подносе. Карлсон с сожалением покачал головой. – Спасибо, не надо. Боюсь, мне не следует… злоупотреблять. – Сколько же вы не ели? – сочувственно спросила Эльвира. – Дней пять… если не считать того суслика… – он снова вздохнул и отодвинул тарелку, видимо, чтобы не поддаться соблазну её вылизать. Затем, поколебавшись, налил себе немного вина и встал из-за стола. – Благодарю вас, вы очень добры. – Если желаете курить, сигареты в шкатулке на трюмо, – предложила Эльвира. – И мне заодно подайте. Мистралиец подал ей шкатулку, взял сигарету и, щёлкнув пальцами, добыл из ниоткуда небольшой огонёк. Причём проделал он это автоматически, даже не обращая внимания на странность своей манеры прикуривать. Только заметив удивление Эльвиры, пояснил, поднося ей этот волшебный огонёк: – Я всегда так прикуриваю. Чтобы не разучиться. У меня мало практики… – А почему у вас нет наставника? – спросила Эльвира для поддержания разговора. Карлсон опустился на ручку соседнего кресла и грустно пояснил: – У нас в Мистралии трудно найти наставника. Поэтому многие вещи приходится осваивать самостоятельно. – Так не возвращайтесь туда. Оставайтесь здесь, найдите себе наставника и учитесь, как положено. – Не могу, – вздохнул он. – Я… у меня… есть определённые обязательства… перед другими людьми. – А как же вы вернётесь? – Не беспокойтесь, это не проблема. Отсюда я доберусь. – Он внимательно посмотрел на неё и вдруг сказал: – Вам не надо меня бояться. Я не сделаю вам ничего плохого. – С чего вы взяли? – удивилась Эльвира. – Я вас совсем не боюсь, даже напротив, с вами как-то спокойнее. – Значит, вы боитесь чего-то другого? Я… извините, я это чувствую. У вас какие-то проблемы? Я буду рад вам помочь, если… смогу. – Вряд ли… В общем-то все мои проблемы уже закончились… Просто у меня сегодня был ужасный день. – А что у вас случилось? Если, конечно, вам не тяжело об этом говорить. – Сегодня я… меня должны были… отдать дракону. – И как же вы спаслись? – Карлсон с живейшим интересом придвинулся поближе вместе с креслом. – Мои подруги его убили. – Дракона? Потрясающе! А вы можете рассказать подробнее? – он пересел на ручку её кресла и положил руки ей на плечи. Его руки были очень тёплые и тяжёлые. Слишком тяжёлые для такого небольшого мужчины. – Так вам будет спокойнее, – пояснил он. – Вы не будете так бояться и нервничать. – Вы и лечить умеете? – улыбнулась Эльвира. – Это не лечение. Это просто… Немного хорошего настроения. – А вы умеете создавать настроение? – Немного. Только если объект не против. Вы рассказывайте, а я буду слушать… и создавать. Объект был не против. Если честно, объект только об этом и мечтал. Ночной гость слушал именно так, как она хотела – молча и не перебивая, но его молчание было полно сочувствия и понимания. От него исходили покой и уют, видимо, созданные волшебным образом. И просто он был очень симпатичный и обаятельный мужчина, да ещё к тому же мистралиец и маг. Ни те, ни другие Эльвире прежде не попадались. Да и в конце концов, разве не этого она хотела всего час назад? – Извините, – подал голос Карлсон. – Вы этого действительно хотите, или это подсознательное желание, не соответствующее вашим представлениям о приличиях? – Вы это о чём? Вы опять ловите мои чувства? – У меня само получается. Вообще-то я контролирую свои эмпатические способности, но когда женщина мне нравится, это выходит как-то помимо воли… Эльвира улыбнулась ему. – Помните анекдот про мистралийца и девушку в почтовой карете? – «Хочешь и молчишь»? – Именно. Карлсон улыбнулся в ответ и неуловимым движением пальцев погасил в комнате свет. – Диего, тебе плохо? Перепил, или что-то случилось? Кантор отнял ладони от лица и помотал головой. – Нет… ничего. Не обращай внимания, я вообще ненормальный, со мной всегда что-то подобное бывает. Тереза сочувственно посмотрела на него и присела на другой конец скамейки. Подальше. – Извини, – сказал он, чтобы не молчать и не ждать, пока она ещё что-то спросит. – Я забыл надеть амулет, и… так получилось. Это было очень… неприятно? – Не то, чтобы… – вздохнула она. – Просто было обидно… не знаю… потому, что мне это недоступно, или как-то так… трудно объяснить. А как это проявляется у тебя? – Что? – автоматически уточнил он и тут же понял, что она имела в виду. Девочка, ну зачем, промолчи, не спрашивай… Тебе своего мало? – Чёрная паутина, – вздохнула она. – Как это бывает у мужчин? – Не спрашивай. Он отвернулся, чувствуя, как пылает его лицо, прижал ладони к щекам, и оказалось, что они горят ещё сильнее. И не только руки, все тело пылало каким-то горячечным жаром, словно жидкий огонь пульсировал в нём вместо крови. Вот так и сгорают со стыда, почему-то подумал он вдруг. Вполне может быть, что это вовсе не образное выражение, а так действительно бывает – когда стыд, позор и унижение переваливают за некую условную границу и становятся невыносимыми настолько, что кровь превращается в огонь, и человек сгорает. И я сейчас сгорю. И скорее бы, а то ведь она опять что-то спросит… – Извини, – сказала она. – Не буду. Я понимаю. Давай поговорим… о чем-нибудь. Чтобы не думать об этом. Жак всегда говорит со мной о чем-нибудь весёлом. Кантор вздохнул и всё-таки посмотрел на неё. – Ты в состоянии говорить о чем-нибудь весёлом? – Нет, – грустно согласилась она. – Это только Жак умеет… Как бы ему ни было грустно, он всё равно будет шутить и улыбаться. Он хороший. Я его очень люблю. Я бы очень хотела, чтобы… чтобы он мог быть счастлив со мной. Но у меня не получается. Может, бросить это все, не морочить ему голову и вступить в какой-нибудь орден? – Не надо, – ответил Кантор. – Раз Азиль говорит, что получится, значит так и будет. – Они тебе рассказали? Тогда понятно… Жидкий огонь, который бился в нём, медленно отхлынул от лица и стал стекаться в руки. И почти одновременно Кантор начал видеть. Наверное, потому, что вспомнил Азиль… а может быть, по другой причине. Он чётко увидел чёрную паутину, о которой шла речь. Собственно, это была не совсем паутина, она ничуть не была похожа на ту золотую, которую он видел когда-то. Та была действительно похожа на летящую паутину из тонких золотистых нитей, а эта скорее на толстую верёвочную сеть. Эта сеть обвивала тело девушки от плеч до середины бедра, плотно, в несколько слоёв, так что просветов почти не было видно. Местами она свисала обрывками – видимо, стараниями Жака. Но, судя по оставшейся, бедному Жаку предстояло стараться ещё года два, если не больше. – Что ты там увидел? – занервничала Тереза и плотнее закуталась в простыню. – Паутину, – ответил Кантор тихо, чтобы не спугнуть видение. – Можно, я её потрогаю? – Потрогай свою. – Но свою я не вижу. – Ну, потрогай. Он осторожно протянул руку и прикоснулся к черным нитям. Реакция была совершенно неожиданная. Он предполагал просто пощупать эту нить, осязать её, как нечто материальное, возможно, понять, из чего она сделана и на что похожа, но ни в коем случае не предполагал, что от этого можно так резко и болезненно выпасть из реальности. Не в Лабиринт, где всё было понятно и знакомо, а просто в никуда, с резкой болью и ослепительной вспышкой в глазах. На несколько секунд мелькнули какие-то люди в странных одеждах, прозвучало слово на чужом языке, и все исчезло. – Что с тобой? – испуганно спросила Тереза. Она отстранилась и теперь опять сидела на дальнем конце скамейки. – Это Сила… – догадался он и зачем-то посмотрел на свои руки. – Вот что это… И откуда она взялась? От драконьей крови? Или просто от… Он поднял глаза, собираясь в очередной раз извиниться за то, что напугал девушку, и застыл с открытым ртом. В том месте, где он только что прикасался, виднелась явственная прореха, и чёрные жгуты паутины висели лохмотьями, съёжившись, словно от огня. Вот что это было… Это вовсе не тот огонь, в котором сгорают от стыда, что за идиотская мысль пришла в голову… это просто, как всегда, проснулась его Сила, когда в этом возникла надобность, и, разумеется, как всегда, он этого не понял. Так ведь действительно можно было сгореть, только намного более тривиальным образом, чем ему казалось… – Ты опять что-то увидел? – устало поинтересовалась Тереза. Кантор быстро придвинулся ближе и протянул к ней ладони, в которых билась Сила. – Не шевелись, – сказал он. – И не отстраняйся, ни в коем случае, что бы ни было. А то в третий раз у меня не получится. И, стиснув зубы в ожидании повторной вспышки, положил обе ладони на чёрную паутину. – Ваше высочество, вы опять изволите развлекаться с зеркалами? Мафей поспешно обернулся и умоляюще прижал палец к губам. – Тише, мэтр, пожалуйста… Посмотрите, вы когда-нибудь видели подобное? – Если вы полагаете, что я не видел, как мужчины обнимают дам, то вы глубоко заблуждаетесь. – Да нет же! – Чуть не плача от нетерпения перебил наставника принц. – Посмотрите получше. Он её не обнимает, он колдует. Вы видите паутину и… и как она горит? – Ах, вы имели в виду посмотреть в этом смысле? Позвольте-позвольте… Дайте взглянуть… – Только не очень близко, а то он почувствует. Видите? Что это? – Поразительно! Помолчите, ваше высочество. Дайте спокойно посмотреть. Я потом прокомментирую… если пойму. Такого я действительно не видел. Наставник и ученик вместе склонились, прикипев глазами к зеркалу и наблюдая за происходящим. Терпения его высочества хватило ровно на полминуты, после чего он всё-таки не удержался и спросил: – Что у него с лицом? Ему больно? – Вероятно, – пожал плечами наставник. – Я, как и вы, могу судить об этом только по выражению лица. – А что он говорит? – Этот язык мне неизвестен. – А что это за Сила? Он не сгорит, случайно? Может, ему как-то можно помочь? – Ни в коем случае. Я неоднократно говорил вам, ваше высочество, что когда имеете дело с Силой неизвестной природы либо с магией неизвестной школы, никогда не следует вмешиваться в чужие действия. Помочь вы там никоим образом не сможете, а вот помешать магу или навредить себе – несомненно. – А эта школа даже вам неизвестна? – не унимался любопытный эльф. – Не то, чтобы совсем неизвестна, но я не припоминаю, когда и где я с ней сталкивался. Возможно, поразмыслив на досуге, смогу вспомнить, если вам так любопытно. Но могу вам сразу сказать, что практической ценности для вас это не будет иметь. Это совершенно неклассическая магия, использующая Силу принципиально иной природы. Чем-то сродни ведовству или варварскому шаманству. Для нас с вами эта Сила недоступна. Мафей посмотрел, как мистралиец отпускает девушку, роняет руки и обессилено падает на скамейку, и опять забеспокоился. – Мэтр, с ним что-то не так? Может, ему всё-таки надо помочь? Он не сгорел? – Нет-нет, – успокоил его наставник. – С ним ничего не случилось. Он просто устал. Эта Сила черпается изнутри, а не извне, как в классической магии, поэтому колдовство требует большого напряжения. А сгореть в таком случае невозможно, так что не извольте беспокоиться. Я припоминаю эту школу, я действительно с таким сталкивался. Это так называемая школа Пламени Духа. Очень редкая и, насколько я знаю, эти знания сейчас утрачены. Единственным представителем этой школы, которого я знал, был один мистралийский маг, мэтр Максимильяно, но у него не было учеников. Для этой магии нужны особые врождённые способности, которыми, видимо, обладает наш гость из Мистралии. Но пользоваться он ими не умеет, иначе не довёл бы себя до столь плачевного состояния. – Может, ему всё-таки чем-то помочь? – Ему нужно просто отдохнуть, не более. Гасите зеркало, ваше высочество, и идите спать. Я побуду здесь сам. По моим подсчётам, скоро закончится действие заклинания, и его величество проснётся. Я хотел бы с ним поговорить наедине. Спокойной ночи. – Спокойной ночи, мэтр, – послушно ответил ученик, с сожалением провёл рукой по зеркалу и направился к двери. Когда он скрылся из виду, и его сапожки мягко протопали по коридору, мэтр Истран подставил к кровати нормальный стул, отодвинув неустойчивый насест принца, и присел поближе к королю. – Не притворяйтесь, ваше величество, – сказал он. – Я знаю, что вы не спите. – Я не сомневался, – вздохнул король, открывая глаза. – Просто не хотел вам мешать. Вы так увлекательно говорили о магии… – Не пытайтесь уверить меня, будто вам были столь интересны наши рассуждения о магии, что вы притворялись спящим, чтобы нам не мешать. Особенно, принимая во внимание тот факт, что вам больно и притворяться вам стоило большого труда. Вы надеялись, что я уйду, и вам не придётся со мной общаться. Должен вас огорчить, ваше величество, придётся. – Я вас слушаю, – покорно вздохнул король. – Нет, ваше величество, это я вас слушаю. Извольте объяснить, что произошло сегодня на традиционном поминальном ужине. – Это непременно нужно объяснить сейчас? – Если вас не затруднит. – Затруднит. И очень. – Вы настолько плохо себя чувствуете? – Мне больно. Это… отвлекает. – Я опасаюсь, что если я сейчас кастую обезболивающее заклинание, вы либо уснёте, либо подбодритесь и категорически откажетесь от объяснений. – Нет, что вы, мэтр Истран, у меня и в мыслях не было уклоняться от разговора. Я все равно собирался вам все объяснить… по окончании. Я же не предполагал, что со мной такое случится. Так не вовремя… Придворный маг наклонился, положил ладонь поверх повязки, затем резким движением дёрнул руку вверх, собрав пальцы щепотью, словно выдернул невидимый гвоздь. – Спасибо, – вздохнул король. – С чего бы начать… Может, у вас есть вопросы? – У меня их много, но я хотел бы для начала знать суть дела. Все происшедшее – ваша работа? – Моя, – честно признался король. – И частично Элмара. – Какая именно часть? – поинтересовался мэтр. – Я придумал план, который ему не понравился. И он взял с меня слово, что если я придумаю что-то другое… – Нет-нет, так не пойдёт. Давайте всё-таки сначала. С чего все началось. Такое впечатление, что все делалось экспромтом, будто у вас не было времени как следует продумать свои действия. – Совершенно верно. Вчера ко мне пришёл господин Хаббард… покойный господин Хаббард, как это приятно звучит… и потребовал освободить престол, как я и ожидал. – Вы ожидали этого через полгода. – Они решили ускорить процесс, испугавшись, что я их всё-таки достану. И тогда я… Король подробно изложил события двух последних дней, честно и беспристрастно описав оба свои плана и результат, к которому привели его действия. – Что ж, – согласился мэтр Истран, выслушав все это. – Теперь мне всё ясно. Кроме одного: почему вы скрыли все от меня? У вас были какие-то основания подозревать меня в неверности короне? – Ни в коем случае, – король заметно смутился. – Просто я опасался, что вы вмешаетесь… скажете, что я собираюсь поступить безнравственно, или слишком рискованно, или безответственно… и запретите. – Запретить? Вам? Простите, ваше величество, но вы здесь король или… то, что вы обычно упоминаете в таких случаях? Если я беру на себя смелость давать вам советы и высказывать свои суждения в некоторых вопросах личного плана, это не значит, что я собираюсь вмешиваться во все, что вы делаете. Вы припоминаете какой-либо случай, чтобы я вмешивался в государственные и политические вопросы? Так почему вы решили, что я стану вам препятствовать, тем более, когда речь идёт о судьбе короны? Возможно, я мог бы вам что-либо посоветовать, каким-то образом улучшить ваши замыслы, хотя при такой нехватке времени их вряд ли можно было улучшить. Но неужели вы полагаете, что я бы посоветовал оставить все как есть и отдать корону этим проходимцам? Стыдитесь, ваше величество. – Стыжусь, – согласился король. – И даже более чем вы думаете. – И считаю своим долгом добавить, что если бы я был в курсе дела, возможно, вы бы не пребывали в столь плачевном состоянии, как сейчас. Что это у вас за кольчуга, что её можно руками порвать? – Руками Элмара можно порвать что угодно… – проворчал король. – Прошу вас, мэтр, не отчитывайте меня. Я всё понял. Мне и без того… Он замолчал и отвёл глаза. Старый волшебник понимающе вздохнул и сочувственно произнёс: – Жак – не тот человек, который способен всерьёз сердиться и не прощать обид. Тем более что виноваты всё-таки не столь вы, сколь его высочество принц-бастард Элмар. И я непременно напомню ему, если он сам не сочтёт своим долгом объяснить это Жаку. Не переживайте так, ваше величество. Ваш друг не злопамятен. Тем более, с ним ничего страшного не случилось. Все утрясётся, все образуется. И ещё, могу я полюбопытствовать, что вы знаете об этом молодом человеке, которого я встретил сегодня в вашей гостиной? Кроме того, о чём вы уже упоминали? – Почти ничего. А чем он вас так заинтересовал? – Профессиональный интерес. Насколько мне известно, он не занимался магией всерьёз? – Не знаю. Мафей утверждает, что он менял класс. Возможно, занимался, но теперь не имеет такой возможности. – Сомневаюсь. Единственный человек, который мог бы быть его наставником, пропал без вести пятнадцать лет назад, следовательно, класс у него был другой. – Но у него ничего больше нет, кроме Силы. Кем он ещё мог быть? – Кем угодно. Разумеется, того, что он имел, у него сейчас нет. Потому ему и пришлось сменить класс. То, что у него было, он потерял. – А такое возможно? Потерять что-то, кроме Силы? – Разумеется. Легче всего потерять Веру. Огонь – тоже довольно хрупкая вещь. Луч можно потерять только в старости, вместе с разумом, Тень – в результате… э-э… слишком сурового наказания за воровство. В принципе, потерять можно что угодно. Но по моим скромным предположениям, этот молодой человек прежде носил чёлку. А вовсе не косу, как предположил по наивности мой любимый ученик. – Бард? – Король в изумлении даже попытался привстать, но, убедившись в бесполезности своей попытки, откинулся на подушку и тихо засмеялся. – Конечно… Как я сам не понял… Кому же ещё пришло бы в голову всерьёз интересоваться Ольгиной музыкой… Над этим стоит поразмыслить. – Я бы не рекомендовал вам размышлять об этом сейчас. Лучше поспите, пока действует заклинание. Завтра у вас не будет такой возможности. Обезболивающие заклинания нельзя кастовать постоянно, они вредны для организма и даже опасны. При частом использовании они ведут к разрушению нервных клеток, так что завтра днём придётся сделать перерыв часов на двенадцать, и тогда вы вряд ли сможете уснуть. А сон вам необходим. Так что, спокойной ночи, ваше величество. – Спасибо, мэтр, – откликнулся король, послушно закрывая глаза. В необходимости сна у него не было никаких сомнений. – Спокойной ночи. Кантор дрожащей рукой вытер пот с лица и с трудом произнёс: – Мне срочно надо что-то выпить… – Почему обязательно выпить? – мягко возразила Тереза и подсела поближе. – Это можно сделать проще. Повернись ко мне. Она проговорила коротенькую молитву на незнакомом языке, сложив перед собой руки и склонив голову, затем сделала знак креста, как обычно делали переселенцы, и положила руку Кантору на лоб. Нервная дрожь действительно прекратилась, дыхание выровнялось и, что больше всего порадовало, померкли и как-то забылись жуткие видения. Кантор всерьёз опасался, что они будут преследовать его ещё долго. – Вот и все, – сказала Тереза, отнимая руку. – И вовсе не надо напиваться до беспамятства. Тебе лучше? – Спасибо, – кивнул Кантор. – Конечно. – Это тебе спасибо. Как ты это делаешь? – Не знаю, – честно ответил он и пожал плечами. – Само получается. А что, получилось? Вместо ответа она улыбнулась и погладила его по щеке. – Это замечательно, – философски заметил Кантор, откидываясь на спинку скамейки. – В кои-то веки у меня получилось что-то полезное. А то никогда заранее не знаешь, что получится. Наши ребята иногда даже развлекаются таким образом: скидываются, поят меня до невменяемого состояния, и бьются об заклад, что я отмочу. Выигрывает тот, кто ближе всех оказывается к истине. А точно на моей памяти ещё никто не угадал. – А почему ты не занимаешься магией всерьёз? – спросила Тереза. – Раз у тебя есть такая Сила? – Видишь ли… – Кантор вздохнул. – Моя Сила совсем другая. Она внутри меня. И пользоваться ею надо как-то особенно. Пока был жив отец, он меня кое-чему учил, а потом он пропал и другого наставника я найти не смог. Никто больше в этом не разбирается. А заниматься классической магией мне нельзя. Если я попробую впустить в себя Силу, которой пользуются классические маги, она вступит в конфликт с моей, и я сгорю. Меня предупреждал об этом отец, и у меня есть все основания ему верить. – Может, тебе стоит поспать? Если ты черпаешь Силу изнутри себя, ты должен очень уставать от магии. Как ты себя чувствуешь? – Как после смены в железной шахте, – честно признался Кантор и подмигнул девушке. – Но это не столь страшно. Поцелуй прекрасной дамы способен даже мёртвого мистралийца вдохновить на подвиги. Тереза придвинулась ещё ближе и бережно поцеловала его в щеку. – Ну вот, – удовлетворённо сообщил он, обнимая её за плечо. – Теперь я вижу, что не зря старался. – Я даже не знаю, как тебя благодарить… – прошептала Тереза, склонив голову ему на плечо. – Очень просто. Излови завтра Жака, как выспится, и трахни его, как следует. А потом мне расскажешь, какая у него была физиономия. И мне будет очень весело. – Обязательно, – пообещала девушка. – Жак, наверное, очень обрадуется. Но теперь я разгоню к чертям всех его любовниц. – Да зачем? – улыбнулся Кантор. – Что тебе, жалко? Хоть одну-то оставь. Или ты ревнива, как дон Тенорио? – Нет, просто они мне на нервы действуют… Но давай об этом не будем. – Пожалуйста. А о чём? – Жак сказал, что ты закрыл его собой от стрел. – вдруг сказала Тереза. – Почему? Ты всегда так поступаешь? – Не совсем… Но в данном случае… Я же был в кольчуге, и не особенно рисковал. А его бы наверняка убили. – Ты рисковал достаточно сильно. Тебе могли попасть в голову, у них могли быть бронебойные стрелы, да и сам Жак в таком состоянии мог тебя зарубить, не глядя. Ты прекрасно это знал, и всё-таки его прикрыл. Почему? Кантор пожал плечами. – Такой вот я ненормальный. Рисковый и отчаянный сверх меры. – Ты просто не хочешь сказать? Это какая-то тайна? Женщины! Ведь хрен вас обманешь… Это Жаку можно совать фиалки за уши, и он эти самые уши послушно развешивает, а вы… существа особенные. – Поклянись, что никому не скажешь, – не выдержал он. – Христом-богом клянусь. Не скажу. – Я ему кое-что должен. – Насколько сильно? – Максимально сильно. Он меня не помнит, и… я бы предпочёл, чтобы и не вспомнил. А я его узнал. – Кантор вздохнул и тяжело поднялся со скамейки. – Пойдём, пожалуй. А то его высочество, наверное, весь извёлся мыслями о неподобающем… Только не забудь, прошу тебя. Если ты хоть намекнёшь, Жак тут же догадается. А я не хочу. Я и так чуть не засветился. – Пойдём, – кивнула Тереза и тоже встала. – Я никому не скажу… Диего, а если Жак меня спросит, как я… как это получилось?.. – А ты не говори. Пусть думает, что это естественный результат его усилий… а также магического действия крови дракона. А то ещё огорчится и начнёт переживать – как это так, он два года старался, а тут пришёл какой-то нахал… Тереза засмеялась. – А давай Элмара напугаем? – А как? – Выйдем и поцелуемся на прощанье. – Почему на прощанье? – Потому, что я пойду спать к Жаку. Я ведь тоже спать хочу, если ты помнишь, я сегодня подвиги совершала. – Подвиги – это конечно, – согласился Кантор и протянул даме руку. – Смешная сказка, – весело улыбнулся Карлсон, мечтательно уставясь в потолок. Под потолком плавно кружились с дюжину разноцветных шариков, которые создавали в комнате удивительный волшебный свет. – Это поэтому ты меня так назвала? Потому, что я собрался улететь в окно? – Поэтому, – согласилась Эльвира, лёжа на спине и любуясь светящимися шариками. – Есть ещё некоторое сходство, но не столь существенное. – Ты просто не знаешь, как я люблю сладкое, – засмеялся он и запустил в полет ещё один шарик. Синий. – Правда, за свою люстру ты можешь не опасаться, на люстрах я не катаюсь. – Зато ты сидишь на ручках кресел и на спинках стульев, – заметила Эльвира. – Точно, как наш Мафей. – Я тоже полуэльф, – охотно пояснил Карлсон, дотянулся до шкатулки с сигаретами и в очередной раз развлёк даму добыванием огня из пальцев. – Не знаю, почему, но мне так удобно. То ли у нас центр тяжести в другом месте, то ли вестибулярный аппарат не такой, как у людей… Он тоже лёг на спину и уставился на хоровод цветных шариков, одновременно приступая к созданию ещё одного. – Карлсон, а сколько тебе лет на самом деле? – А что? – безмятежно откликнулся он. – Тебе на вид от силы двадцать пять, ведёшь ты себя, как подросток, но в постели чувствуется, что ты намного старше. – А не испугаешься? Вдруг мне уже за двести? – И ты до сих пор ученик? Шутишь. – Шучу, – согласился он, катая по ладони зелёный шарик. – Мне тридцать пять, если тебе так интересно. Не так уж и много. – Серьёзно? Получается, ты даже старше нашего короля? – Почему «даже»? У вас ещё достаточно молодой король. А выглядеть так, как сейчас, я буду ещё лет десять-пятнадцать… Тебе это все действительно интересно? – Интересно. Я никогда не имела дела с магами. В особенности с полуэльфами. А почему о тебе никто ничего не знает? Вот наш Мафей – главная достопримечательность двора, и вообще считается, что он единственный полуэльф на свете. – Это потому, что старик Зиновий – неисправимый скандалист, а Поморье – старомодная и добропорядочная страна, – засмеялся Карлсон и подбросил шарик вверх. – Я узнал о том, что я полуэльф, уже будучи взрослым, и совершенно случайно. Мне рассказал один маг, который присутствовал при моем рождении. Я родился с такими же ушами, как ваш Мафей, и мне их тут же… – он пошевелил пальцами, изображая ножницы, и лукаво посмотрел на Эльвиру. – Опять шутишь? – подозрительно спросила она. Жак тоже был любителем таких розыгрышей, но его она знала давно и уже научилась определять, когда он шутит. А этот пока ещё был недостаточно изучен, чтобы как-то судить. – Вовсе нет. Это чистая правда. Мама заплатила бешеные деньги известному хирургу за операцию на новорождённом младенце, чтобы к тому времени, как меня покажут отцу, у меня были маленькие кругленькие ушки, как у всех людей. Покойный папа был ревнив, как дон Тенорио, и если бы супруга преподнесла ему сына от неизвестного эльфа, он бы её точно зарезал. – А за твои красивые глаза он её не зарезал? – У моих родителей у обоих были эльфы в родословной, так что глазами вряд ли можно было кого-то удивить. А вот уши бывают только в первом поколении, и это явное доказательство маминой неверности надлежало устранить. Вот так оно делается в Мистралии… впрочем, я на маму не в обиде. От этих ушей я бы имел одни неприятности. Силы они не добавляют, а быть достопримечательностью у меня никогда не было желания. Как ты думаешь, пережил бы я охоту на магов, если бы у меня были эльфийские уши? Судя по всему, он всё-таки не шутил. – Карлсон, а почему ты носишь чёлку? – задала она вопрос, который вертелся у неё на языке ещё с тех пор, как у него высохли волосы, и упомянутая чёлка упала на лоб. – Ты же маг? А маги носят косу, если я правильно помню ваши мистралийские причёски? – Во-первых, как видишь, косу мне заплести не из чего, – засмеялся он. – Разве что крошечную, куцую косичку. Она как раз будет соответствовать моей квалификации. А во-вторых, я ещё немного бард, поэтому ношу чёлку. Чтобы не очень афишировать свои занятия магией. Видишь ли, как-то я попал в очень крупные неприятности, и чтобы выпутаться, мне пришлось поколдовать слишком… как бы тебе сказать… сильно, что ли… Проще говоря, я кастовал пару заклинаний двенадцатого уровня, Силы у меня на это хватило, но по моим умениям мне не следовало замахиваться даже на пятый. И после этого я потерял Силу. Расстроился, конечно, до слёз, но ничего не поделаешь – не ложиться же умирать из-за этого. И я подался в барды, поскольку к этому делу у меня тоже были способности. Я до сих пор иногда пишу стихи… А потом случилось так, что Сила ко мне вернулась. – Сама по себе? – Ну что ты, само по себе никогда ничего не бывает. Я просто как-то встретил нимфу и провёл с ней ночь… Вот так и вышло, что я теперь не то маг, не то бард, и толком не умею ни того, ни другого… – он печально вздохнул и запустил по спирали жёлтый шарик. – Да что это мы все обо мне, да обо мне… Лучше ты скажи, за что ты так обижена на вашего короля? – Ну почему это всем так интересно? – Устало вздохнула Эльвира. – Кого ни возьми, все спрашивают. Почему я должна всем пересказывать в лицах постельные сцены? – А ты его любовница? – Карлсон заинтересованно приподнялся на локте. – Бывшая, – неохотно призналась Эльвира. – Или ты тоже ревнив, как твой папа? – Везёт же королям… – завистливо вздохнул мистралиец, откровенно любуясь её телом. – Ты так прекрасна… Что мне хочется воспеть тебя в стихах. Нет, не просто прекрасна – ты совершенна. И этот лопух ещё додумался тебя обижать? Нет, ну правда, что он тебе сделал? – Не то, чтобы он сделал что-то конкретное… Просто постоянно хамил, и вёл себя в постели, как свинья. – А как ведут себя свиньи в постели? Мне просто любопытно, я со свиньями не пробовал… С Эльвирой тут же случился припадок истерического смеха, после которого гость оставил свои попытки расспрашивать о короле и некоторое время молча запускал шарики, периодически хихикая. Видимо, представлял себе свинью в постели. Эльвире надоело молчать, и она спросила: – А ты правда умеешь летать? – Не то, чтобы летать… – честно признался Карлсон. – Скорее, плавно спускаться по наклонной. Я специально левитации не учился, левитирующих магов на свете очень мало. – А как ты научился? – Случайно. Однажды меня… то есть, я упал с большой высоты и… очень сильно захотел жить. Просто очень-очень захотел. Не упасть и не разбиться в лепёшку, а взлететь, как птица… Взлететь не взлетел, но опустился почти плавно и почти ничего не сломал. Так и научился. – Он грустно улыбнулся, поднял раскрытую ладонь, и к потолку устремился очередной, фиолетовый шарик. – Опять мы перешли на мою разнообразную биографию. Расскажи лучше о себе. Как ты попала ко двору, и зачем ты связалась с вашим королём, раз он тебе так не нравится. Не силком же он тебя затащил в свою спальню. – Ко двору меня пристроила мама, – неохотно пояснила Эльвира. – У неё была навязчивая идея, что я обязательно должна стать королевой. – С чего бы вдруг? У неё были какие-то основания так думать, или она была… не совсем нормальна? – По-моему, она была абсолютно ненормальна. А основания… Как-то мы с Кирой удрали с уроков и пошли гулять по городу, лет по семь нам тогда было. И на улице какой-то несчастный голодный парнишка попросил у нас что-нибудь поесть. Мы, этакие добропорядочные девочки, пожалели его и отдали ему свои сорок медяков, припасённых на мороженое, страшно гордясь тем, что мы такие добрые и хорошие, прямо как в детских рассказах… Знаешь, есть такие специальные идиотские рассказики для детей о том, что если вести себя хорошо, случается что-то хорошее, а если плохо – то соответственно. Дети начитаются, и потом думают, что и в самом деле порок всегда наказуем, а добродетель вознаграждена… – А что, этот парнишка оказался неблагодарным хамом, вроде его величества? – Нет, он нас очень горячо поблагодарил и сказал, что мы обе, когда вырастем, будем королевами. А нам по семь лет и мы сказок начитались. Поверили, как последние дуры, тут же помчались и рассказали родителям. У Киры были нормальные здравомыслящие родители. Мама ей объяснила, что бедняге просто нечем нас больше было отблагодарить, вот он и сказал нам что-то приятное. А папа добавил, что если Кире так уж хочется стать королевой, то это все в её руках – пусть завоюет себе ничейные земли и создаст собственное королевство. И она стала учиться военному делу. – И как? – поинтересовался Карлсон. – Завоевала? – Ну что ты, она давно выросла и оставила эту идею. Но по крайней мере стала самостоятельным человеком, который что-то умеет толком. Может, путь воина – не лучший выбор для женщины, но ей это нравится, у неё это получается, и она этим довольна. А со мной все получилось по-дурацки. Моя мама во всё это поверила и вбила себе в голову, что это истинное пророчество, и что у меня в этой жизни высокое предназначение. Отца у меня, к сожалению, не было, и некому было прочистить ей мозги и вразумить. Так что мама взяла все в свои руки и принялась изо всех сил вести меня к великой цели. А путь к этой цели она видела один – выдать меня замуж за принца. Можешь себе представить, как провинциальная помещица пыталась породниться с королевским домом. Над нами смеялась вся провинция. Мои подруги давно обзавелись семьями, а мама все разгоняла недостойных женихов и блюла мою честь. Меня это в конце концов так достало, что я тайком от мамы завела любовника… потом, разумеется, мама узнала и чуть меня не убила. Правда, когда ей какая-то столичная знакомая по секрету сказала, что наш король не любит юных и целомудренных, а предпочитает женщин поопытнее, она воспряла духом и впала в другую крайность… Тебе смешно, конечно… И в конце концов маме всё-таки удалось пристроить меня ко двору. Правда, на этом она полностью разорилась, но это её не останавливало. У неё всё-таки что-то в мозгах нарушилось на этой почве. А я, попав в столицу, одурела от удивления. Я никогда не верила даже в это. И то ли от удивления, то ли потому, что в семье психические болезни заразны, я тоже поверила, что это и есть мой звёздный час. Я изо всех сил старалась почаще попадаться на глаза его величеству и обращать на себя его внимание… Ну, и дождалась на свою голову, королева непризнанная… Хорошо, что мама к тому времени умерла и не видела печального финала свей затеи. – А он был очень печальным? – уточнил Карлсон, щелчком выстреливая к потолку серебристо-серый шарик. – А что, его можно назвать приятным? Когда тебя каждый раз грубо ставят или кладут – в какую-нибудь неподобающую позу, затем так же грубо трахают и говорят при этом, чтобы не выпендривалась и не строила из себя невесть что… А сказать хоть слово против ты не смеешь, а то ещё разозлится, прогонит со двора, и тогда останется только идти в содержанки, потому что поместье пришлось отдать за долги ненормальной мамы, а зарабатывать на жизнь ты не умеешь… К счастью, со двора меня всё-таки не прогнали, и на том спасибо. Тебе доводилось когда-нибудь испытывать подобное унижение? – Как тебе сказать… – волшебник задумался. – Не знаю, сравни сама… Мне довелось сидеть в тюрьме, в ошейнике, как все маги… Что ещё… просить милостыню на улице, ночевать под забором, выслушивать всевозможные оскорбления… А ещё меня били несколько раз. Тебя никогда не били ногами? Тебе повезло. Очень неприятно. Мало того, что унизительно, ещё и больно, а потом неделю лежишь пластом и харкаешь кровью. Правда, меня никто не трахал, в этом мне повезло. А то у меня есть один знакомый… что-то я разоткровенничался, тебе не кажется? И как ты ухитряешься всё время переводить разговор на меня? – Я же с тобой откровенничаю, и ничего, – обиделась Эльвира. – Извини… не то, чтобы я хотел что-то от тебя скрыть, просто у меня жизнь была такая… разнообразная, что если начинать рассказывать, получается что-то вроде того, что я только что сказал. И от этого портится настроение. А оно у меня хорошее и мне жалко его портить. А ваш король… знаешь, он не настолько плохой человек, может он ещё исправится и в самом деле на тебе женится? – Не дождётся! Я уже поняла его принцип в отношении к людям. Чем больше ему позволяешь, тем больше он наглеет. А стоит сказать «нет», и желательно ещё нахамить при этом, то он сразу становится на человека похож. После всего этого я ни за что не пойду за него замуж. – Тяжёлый случай, – засмеялся Карлсон, подбрасывая голубой шарик. – Тогда я сам на тебе женюсь. Как только завоюю себе королевство. За меня замуж пойдёшь? – Вот как только завоюешь – так и пойду, – пообещала Эльвира. – Только сомневаюсь, что я до этого доживу, я ведь не эльфийка, у меня жизнь короткая. – Я потороплюсь, – пообещал Карлсон. – Ты доучись сначала, горе-волшебник. – Ничего, – с непробиваемым оптимизмом заявил он. – Как только я толком освою телепортацию, я найду себе наставника, и дело пойдёт быстрее. У меня уже почти получилось, если бы мне ещё кто-то объяснил, как происходит совмещение второго и пятого преломлений… – Давай, я тебя познакомлю с Мафеем, и спросишь у него. Он легко телепортируется с десяти лет, и наверняка все это знает. – Везёт ребёнку… – вздохнул мистралиец. – Я бы, наверное, тоже смог, если бы мне кто-то показал. А меня этому не учили. Мой наставник и воспитатель принадлежал к другой школе… а все остальные не знали, что я полуэльф. Только… – он снова вздохнул и выпустил розовый шарик. – Не получится. И я тебя очень попрошу, не говори обо мне никому. – Я что-то подобное и предполагала, – кивнула Эльвира. – Что ж, не скажу. Только чует моё сердце, что королевство ты будешь добывать ещё лет сто. – А если хочешь, могу жениться сейчас, а королевство завоюем вместе. Раз у тебя такая судьба, должно обязательно получиться. Эльвире стало смешно. – Ты это что, серьёзно? И ты собираешься меня взять с собой? А куда? Карлсон замялся и отвёл глаза. – Ну… конечно, вряд ли ты захочешь там жить, ты ведь уже привыкла ко дворцу… – Там – это где? В хижине в Зелёных горах? Он удивлённо захлопал глазами. – Почему ты так решила? – Потому, что это и так понятно. Ты не хочешь, чтобы о тебе кто-то знал, ты скрываешь своё имя и не рассказываешь ничего о себе, точно, как Ольгин Диего, и тебе непременно нужно вернуться, поскольку у тебя долг и всяческие обязательства. Легко догадаться. Вы даже знакомитесь одинаково. – А Диего – это кто? – заинтересовался Карлсон. – Кто-то из наших ребят? А как он сюда попадает? Он тоже маг? – Да нет, он воин. Он здесь бывает проездом по каким-то делам, и заглядывает к ней послушать музыку и заодно потрахаться. И ещё даёт ей совершенно идиотские советы. Карлсон заинтересовался настолько, что даже сел. – А ты его видела? – Видела сегодня. Даже общалась. А что? – Да мне просто любопытно, кто же это. Может, я его знаю. Он кто, охранник? – Наверное. Кажется, да. – А какой он? – Интересный мужчина примерно твоего возраста – я имею в виду, твоего настоящего возраста, – длинные волосы, собранные в пучок, очень приятный голос… Не знаю, как тебе описать, вы же, мистралийцы, все одинаково чёрные и смуглые. – Приятный голос, говоришь… А ты ничего странного в его лице не заметила? – Нет. Лицо как лицо. Да и не до того как-то было. – А как он одет? – Как одет… Чёрная куртка и чёрная рубашка… А, ещё серьга в ухе. Длинная серебряная серёжка в виде трех листочков, соединённых цепочкой. Карлсон обрадованно хлопнул себя по коленкам и расхохотался. – Кантор! Надо же! Вот смехота! Кто бы мог подумать, что у Кантора есть любовница в Ортане! Интересно, Амарго знает? Надо будет ему сказать… Хотя нет, не надо. Вдруг Кантор обидится, он такой скрытный… А где ты его видела сегодня? – В королевской гостиной. А сейчас он бултыхается со своей подружкой в большой купальне, если тебе так интересно. – Да нет, мне вовсе не интересно, где сейчас Кантор и чем он занимается. – Карлсон улыбнулся и наклонился к ней. – У меня тут есть кое-что намного интереснее… Шарики под потолком вспыхнули ярче и закружились быстрее. Сказать, что его высочество принц-бастард Элмар удивился, было бы большим преуменьшением. Он застыл с раскрытым ртом, оторопело вытаращил глаза и сидел таким образом всё время, пока Кантор и Тереза желали друг другу спокойной ночи, пока она шла к двери и пока Кантор усаживался на ковре поближе к подносам с блюдами. Он бы и дальше так сидел, если бы Кантор его не окликнул. – Что ты с ней сделал? – потрясённо вопросил Элмар, вспомнив, кто он такой и обретя способность говорить. Кантор пожал плечами. – Не знаю. Одно могу сказать наверняка: я её не трахал. Он полюбовался на спящую Ольгу, которая пристроила голову на коленях у Элмара, потом на спящую Этель, совершенно безопасную для окружающих, и нашёл на подносе графин с водкой. Молитвы молитвами, но выпить – дело святое. – Не хватало, чтобы ты её ещё и трахал! – возмутился Элмар. – Так только нимфы лечат. А ты же не нимфа. – Понятное дело, – засмеялся Кантор, наливая себе полный кубок. – И мне налей, – потребовал Элмар. – Чего тебе налить? – Вот этого самого. – Это же водка. Ты сейчас как намешаешь… – Наливай, наливай. Ничего со мной не случится. А то я все пью-пью, и до сих пор безобразно трезвый… Его высочество не особо походил на трезвого, но спорить с ним Кантору было лень. В конце концов, сам не маленький. Они выпили, и Элмар продолжил начатый разговор. – А как ты думаешь… как размножаются нимфы в естественных условиях? Без людей? Должны же у них быть какие-то мужчины? – Интересный вопрос… А ты у Азиль не спрашивал? – Она не знает. Она всю жизнь прожила среди людей… – Элмар вздохнул, заглянул в пустой кубок и загремел кувшинами. – Послушай, Диего… Почему она так упорно хочет с тобой переспать? Обычно она не бывает так настойчива. Кантор взял сигару и улёгся на живот, чтобы видеть собеседника. – Как тебе объяснить… Она бывает так настойчива только в тех случаях, когда видит, что с человеком что-то по крупному не в порядке и он нуждается в помощи. А я… у меня полно всяческих проблем. Поэтому она и не отстаёт. – А ты чего так упорно отказываешься? – Я не отказываюсь. Я откладываю. Все мои проблемы она не решит за одну ночь. Вот я и жду, пока решатся все, кроме одной. Которую можно решить только чудом и никак иначе… Вот примерно так. – Смотри, дооткладываешься. Явишься, а она уже выросла… Ты не знаешь, взрослые нимфы – они какие? Она как-то изменится? – Не знаю. Спроси у вашего придворного мага, может он знает. А вообще… сам увидишь. Толком этого никто не знает. Такие случаи, как у вас с ней, уникальны. – Почему? Разве нимфы настолько редки? – Нет, я не о том. Нимфы не настолько редки, редко бывает, чтобы у них так счастливо складывалась жизнь. А нимфы – существа хрупкие, и от несчастливой любви погибают. Обычно это случается, как только нимфа созреет. Так что смотри, береги её. Ты её правда любишь? – Ты сомневаешься? – И ты на ней действительно женишься? – Неужели ты полагаешь, я всех вокруг обманываю? Конечно, женюсь. Я только этого и жду. – А что тебе скажет по этому поводу твой кузен? – Он одобряет, – кратко ответил Элмар и в очередной раз приложился к кувшину. Кантор недоверчиво посмотрел на него и уточнил: – Он тебе сам сказал, что одобряет, или это тебе кажется? – Ты зря так плохо о нём думаешь. Он… сразу после того, что было, он просто не смог бы сказать что-то против. А теперь он уже привык… и убедился, что мы действительно счастливы вместе. – После чего? После золотой паутины? – Нет… – вздохнул Элмар и, осторожно приподняв спящую Ольгу, отложил её чуть в сторонку. – Раньше… Извини, я не настолько пьян, чтобы об этом рассказывать. – Тогда расскажи, как вы с ней познакомились. – Как познакомились… Мы с соратниками отбили её у каких-то обнаглевших охотников. Собственно, там и битвы, как таковой, не было, с кем там сражаться – захолустный барон со своей челядью… Валента выпустила две стрелы, а я едва успел один раз махнуть мечом, как они тут же прыснули кто куда. Кстати, именно с тех пор и пошло поверье, что у того, кто обидит нимфу, мужское достояние отвалится. Шанкар, вообще-то, был человек мирный и беззлобный, но если его как следует рассердить, то такие заковыристые проклятия выдавал… а тогда он и в самом деле рассердился. Хихикаешь? Вот так и возникают легенды… Тогда я и увидел её в первый раз – испуганную, заплаканную, с какой-то детской обидой в глазах. Я посадил её к себе в седло, и она прижалась ко мне, как ребёнок. И я почувствовал её сквозь доспехи. Потом… Этель спросила, что она делала одна посреди леса и куда её отвезти. Она сказала, что отстала от цирка и попросила помочь ей догнать своих. Мы, конечно, помогли, кто же откажет девушке, попавшей в беду. Этот несчастный цирк мы догнали в тот же день, они там все очень обрадовались, благодарили нас и даже устроили небольшую попойку по этому поводу. А ночью она пришла ко мне. Я, идиот, ещё отказываться пытался. Думал, это она меня таким образом отблагодарить хочет… а разве подобает герою за такие вещи принимать плату, да ещё натурой? Чего ты смеёшься, действительно недостойно. Я начал об этом говорить, само собой, не очень внятно, потому как мне было неловко и, если честно, очень трудно было отказаться. А она закрыла мне рот ладошкой и сказала: «Это не благодарность. Это нужно мне. Ты мне нужен. Иначе я могу потерять Силу.» Я и не стал спорить. Ты когда-нибудь имел дело с нимфой? Значит ты понимаешь. Наутро я проснулся уже по уши влюблённым, и мне не хотелось никуда уезжать. Но что было делать? У неё цирк… а у меня подвиги… Так и расстались. Я рассказал ей, где я живу, и она пообещала как-нибудь меня навестить. Ну, и навестила… потом… Он замолчал и старательно допил очередной кувшин. – А дальше? – спросил Кантор. – Дальше?.. – Элмар рассеяно оглянулся, потянулся к Ольгиному портсигару, который валялся поодаль, и чуть не свалился, потеряв равновесие. Однако набрались же вы, ваше высочество… – Элмар, – осторожно заметил Кантор, наблюдая, как он ломает спички, пытаясь прикурить. – Ты забыл, что ты не куришь, или решил разнообразить круг своих увлечений? – А почему ты решил, что я не курю? – проворчал Элмар, неловко затянулся и поднял на него совершенно пьяные мутные глаза. – Наверное, я ошибся, – не стал спорить Кантор. – Так всё-таки, что там было дальше? Или ты всё ещё недостаточно пьян, чтобы рассказывать? Элмар уставился куда-то вдаль, покрепче упёрся ладонью в пол, чтобы не упасть, и долго молчал, пока последняя затяжка не обожгла ему пальцы. Потом бросил окурок в пустой кубок, поднял глаза и заговорил, не отводя взгляда. … Скажи, мистралиец, знаешь ли ты, что такое отчаяние? Ты скупо пожимаешь плечами и отводишь глаза, и я вижу, что ты перебираешь в памяти свою жизнь в поисках подходящего примера. Ты молчишь, но я представляю себе, что сейчас проходит перед твоим опущенным взором. Тюремная решётка, колючая проволока исправительных лагерей, возможно, даже мрачные стены подвалов – все, чем так славится твоя родина. Так вот, ты не прав. Все это не полностью безвыходно. Оттуда можно убежать, и ты живое тому доказательство. А если нельзя убежать, можно, по крайней мере, умереть. А я о другом. Совсем о другом… Простите, принц, говорит тебе лучший маг королевства, и разводит руками. Мы сделали всё, что можно. И говорит что-то непонятное о функциях спинного мозга, нервных волокнах и прочих медицинских тонкостях. Больше ничего нельзя поделать. Вам остаётся только смириться. И консилиум из десяти лучших мистиков королевства тоже разводит руками, кивая вразнобой. Дескать, простите, принц… И ты осознаешь, что это навсегда. Что отныне ты обречён на всю оставшуюся жизнь быть живым только наполовину. На верхнюю. До пояса. Ты сидишь, окаменев от этого осознания, и не можешь произнести ни слова, и молча смотришь, как почтенные мэтры чинно покидают твою комнату. И как кузен Шеллар отворачивается к окну, вдруг напряжённо о чём-то задумавшись… И жгучая обида на весь белый свет закипает в тебе и вдруг взрывается позорной истерикой, недостойной принца и воина. Ты плачешь, ругаешься, бьёшь кулаком по постели, к которой ты отныне прикован, и кричишь, что это несправедливо, что ты не хочешь так, и что лучше бы ты умер сразу. Шеллар молча стоит, отвернувшись к окну, слушает твои вопли и ждёт. Молча ждёт, пока ты успокоишься и сам поймёшь, насколько нелепо выглядит рыдающий герой. Потом негромко говорит: Элмар, будь мужчиной. Жизнь не кончена. Просто теперь ты будешь жить немного по-другому. Все не так страшно. Бывает и хуже. По крайней мере, тебе не нужно добывать себе на жизнь у ступеней храмов, как многим таким, как ты. Ему не понять. Для него это, может быть, и не было бы так страшно. Окажись он на твоём месте, он бы вполне мог и дальше управлять страной, не покидая кресла в своём кабинете. Его гениальная башка всегда с ним, а больше ему ничего и не нужно. А для тебя это смерть. Даже хуже, чем смерть. Ты слышишь, как он выходит и что-то приказывает твоим слугам. Кратко и чётко, как он это обычно делает. А ты падаешь на подушки и долго смотришь в потолок, понимая, что кузен не прав и что жизнь всё-таки кончена. И мужчиной тебе уже никогда не быть. А то, что он называет «жить по-другому» – это не жизнь. Никогда не встать на ноги, никогда не знать женщины и ходить под себя до конца своих дней. Это, по его мнению, жизнь? А тебе двадцать семь лет. Ты воин. И такое унижение выше твоих сил. Ты оглядываешься вокруг в поисках чего-нибудь подходящего, но тут входит слуга. И с этого момента тебя не оставляют одного ни на минуту. Даже, когда ты спишь. Ты бесишься, ругаешься, орёшь не своим голосом и крушишь все, что попадает в пределы досягаемости твоего кулака. Они отводят глаза и виновато разводят руками. Простите, принц. Его величество приказал. Если с вами что случится, нам не поздоровится. Впрочем, слуги все равно недолго выдерживают такую жизнь, и скоро разбегаются кто куда. И тогда становится ещё хуже. Их заменяют бравые ребята из ведомства Флавиуса – здоровые, крепкие и тренированные. Их не пугают твои вопли и ругань, они вполне способны завернуть тебе руки за спину, если вздумаешь их распускать, и они очень чётко понимают и выполняют приказы. Вернее, единственный приказ – его высочество должен жить. Так что, простите, принц… приказ – дело святое. Извольте жить и не сопротивляться. Мысль о смерти становится твоей навязчивой идеей, ты ни о чём больше не можешь думать, только день и ночь строишь хитрые планы, как всех обмануть и свести счёты с жизнью. Но в этом отношении тебе нечего и думать тягаться с твоим головастым кузеном. Он каким-то образом ухитряется все предусмотреть. А жизнь идёт. Тебя кормят, моют, таскают из кровати в кресло и обратно. Тебя навещают друзья, и тебе тошно от их тщательно скрываемого сочувствия и их жалких попыток подбодрить и развлечь тебя. С кузеном ты постоянно ссоришься по одной и той же причине. Ты требуешь прекратить этот унизительный надзор, а он требует поклясться, что ты не попытаешься покончить с собой, как только останешься без присмотра. Вы расходитесь при своих, обиженные друг на друга, и когда он снова приходит, ссоритесь снова. Пожалуй, единственный, с кем ты можешь общаться более-менее спокойно, это Жак. Он не высказывает ни малейшего сочувствия и неоднократно повторяет, что ты маешься дурью, что у тебя взлетает блюдце и что лучше бы ты нашёл себе занятие, чем сидеть и страдать. Хоть бы прозу писал, раз уж у тебя стихи не получаются. Он какой-то беспроблемный, и с ним легко. Периодически в твоём доме появляются какие-то подозрительные личности, предлагающие верное исцеление за конкретную сумму, и ты уже готов на все, но бравые ребята не дремлют. А кузен Шеллар смеётся и говорит, что благодаря тебе скоро все мошенники в столице будут изловлены и обезврежены. Ещё тебя навещают какие-то мистики, которые тоже заверяют, что ты не безнадёжен, ибо божья милость беспредельна и всемогуща. Но для этого требуется сущая малость – уверовать всем сердцем. И ты понимаешь, что это тоже бесполезно. Проходит луна, другая. Ты отчаиваешься настолько, что уже без малейших угрызений совести даёшь кузену слово, которое он требует, и которое ты не собираешься держать. Тебе уже наплевать на своё слово, на королевское воспитание, и даже на честь. Ты не хочешь жить. Так жить нельзя. Ты делаешь вид, что смирился, успокоился и привык, и выбираешь момент. Выбираешь тщательно, чтобы наверняка, потому что второго шанса не будет. Если не получится, кузен больше ни за что не поверит тебе на слово. Даже на честное. Потому как чести у тебя уже не останется. Но придумать какой-либо верный способ сложно. Тебе по-прежнему не особенно доверяют и всяческие острые предметы стараются держать от тебя подальше. Да и в спальню по ночам заглядывают – так, на всякий случай. Не нужно ли чего? Все ли в порядке? Спит ли спокойно его высочество, не вздумал ли перегрызть себе вены зубами или ещё чего учинить? И однажды, когда ты, как обычно, сидишь в своём кресле, размышляя все о том же, приходит она. Бесшумно возникает в дверях и смотрит на тебя своими нечеловеческими глазами. – Здравствуй, – говорит она. – Я пришла к тебе. Она улыбается. На ней цветное хитанское платье, потрёпанное и местами заплатанное, дешёвые ожерелья и огромные серьги, выглядывающие из-под беспорядочной копны чёрных локонов. И она как всегда босиком, хотя на дворе ранняя весна, как вот сейчас. Ты смотришь на неё, юную и прекрасную, и в этот момент особенно остро осознаешь, каков ты сам – жалкое подобие того красавца-героя, которого она знала раньше. А она этого, похоже, не замечает. Она действительно рада тебя видеть. И ты тоже, честно говоря, рад. Вы сидите друг напротив друга и разговариваете, она весело щебечет и её, похоже, ничуть не смущает твоё бедственное состояние. Она рассказывает, что пришла бы раньше, но ей пришлось добираться пешком с Эгинского побережья, и поэтому получилось так долго… А ты смотришь на неё, любуешься её неземной красотой и думаешь только о том, что эта прекрасная девушка была когда-то твоей. И больше никогда не будет. Никогда. Ты сможешь на неё только смотреть. Хотя смотреть на неё тоже приятно. Она спрашивает, можно ли ей остаться в твоём доме на некоторое время, и ты с радостью соглашаешься, потому что рядом с ней жизнь кажется тебе не столь беспросветной. А ночью она приходит к тебе, забирается в твою постель, и ты с ужасом понимаешь, чего она от тебя хочет. Ты чувствуешь её тёплые ладошки, скользящие по твоему телу, её мягкие губы и нежное щекотание волос, и не знаешь, как ей объяснить, что она, видимо, не поняла… – Не надо, – шепчешь ты, ловишь её руки и сжимаешь в своих. Она не согласна. – Надо. Обязательно надо. Отпусти мои руки. Так правильно. – Но, Азиль… – ты в отчаянии от её непонятливости и детской наивности, ты пытаешься объяснить, путаясь в словах и сгорая от стыда и унижения, и тебе хочется плакать. – Я… не могу. Это её не останавливает. Она припадает к тебе всем телом, обвивает руками, целует твои мокрые щеки. – Обними меня, – говорит она. – Так надо, я знаю. – Оставь меня, – просишь ты, уже не в силах сдерживать душащие тебя рыдания. – Я не способен любить женщину. Я калека. – Поплачь, – соглашается она. – Плакать можно. Это хорошо. Но ты должен обязательно быть со мной, тогда ты поправишься. – Но это неизлечимо. Это навсегда. – Ну что ты. Я тебя люблю, значит ничего неизлечимого с тобой быть не может. Только мы должны всё время быть вместе. И заниматься любовью. – Но как? – Как можешь. Обними меня крепче. И поцелуй. А потом тянутся ночи, похожие одна на другую. Она приходит к тебе, забирается в твою постель и делает такое, что стыдно потом вспомнить. Тебе кажется, что это отвратительно и противоестественно, но ты стискиваешь зубы и терпишь, не пытаясь возражать. У тебя появилась надежда, последняя надежда на чудо, и ты хватаешься за неё, потому что тебе все равно нечего терять. И где-то через неделю ты вдруг чувствуешь, что ты уже не полчеловека, а немного больше. И с этого момента отчаяние покидает тебя. Навсегда. – Ты прав, – сказал Кантор, очень серьёзно созерцая дым своей сигары. – Насчёт отчаяния. Совершенно прав. Так что, после этого она и осталась с тобой? – Она хотела уйти и вернуться, когда созреет… но я её не отпустил. Я не смог с ней расстаться. – Ну и правильно, – согласился Кантор. – А то если бы она опять добиралась к тебе несколько лун, когда ты попал в золотую паутину… Все бы кончилось очень печально. А что тебе сказал его величество кузен? – Да ничего. Я его сразу с ней познакомил, чтобы он не подумал, будто она какая-то очередная аферистка или вроде того. Сказал, что она моя старая знакомая и погостит у меня немного. В общем, он отнёсся к нашим отношениям, как к капризу больного человека, и не стал возражать. Тем более, когда я их знакомил… Ты же знаешь Азиль, она ко всем обращается на «ты». И по-моему, она не знала, что мой кузен король. Я ей сообщил, дескать, познакомься, это мой кузен Шеллар. Она посмотрела на него, как она обычно смотрит, и сказала: «Здравствуй, кузен Шеллар»… Тебе смешно? А он, между прочим, от этого просто растаял. А ещё… – Элмар пошатался немного, потом улёгся на бок, подперев голову огромным кулаком, и продолжил: – Я упросил ничего ему не говорить, и сделал ему сюрприз. Однажды он пришёл, и я вышел ему навстречу. Сам, без посторонней помощи, даже без опоры. И тут-то моего кузена чуть Кондратий не хватил. Я уж даже пожалел, что так его удивил. Ему же слишком сильные чувства противопоказаны… Зато потом он так радовался… А ты ещё спрашиваешь, не возражает ли он против моего решения жениться на Азиль. Да он её просто обожает. Того, что она меня спасла и что она обращается к нему на «ты», уже достаточно, чтобы его очаровать. Кантор засмеялся. – Элмар, ты счастлив? – Да, – без колебаний ответил принц-бастард и перевернулся на живот. – Только одно меня смущает во всём этом… Азиль уже не первый год упорно уговаривает Шеллара с ней переспать, а он ни в какую не соглашается. И из всего этого я делаю печальный вывод, что у моего кузена, как ты говоришь, что-то по крупному не в порядке, и он нуждается в помощи. А принять её почему-то не желает. Почему? Боится? Или меня стесняется? Или гордость не позволяет решать свои проблемы с посторонней помощью? – Не знаю, – сказал Кантор. – Может, Азиль что-то видит… Я не вижу так хорошо, как она. А что она говорит? – Она говорит, что с его матовой сферой нельзя жить, что это очень плохо и что она его погубит. – А он? – А он говорит, что все прекрасно и все само собой устроится… Элмар вдруг резко замолчал и уронил голову. – Вот так засыпают пьяные герои, – сам себе сказал Кантор и оглядел живописно спящих вокруг него героев. Потом сходил в раздевалку, принёс несколько простыней, укрыл всех теплее и примостился под боком у Ольги. Но сон почему-то не шёл. И не шёл из головы рассказ Элмара о том, что такое отчаяние. С чего бы? Перепил он, что ли, что принял так близко к сердцу чужие проблемы? Вовсе нет, сказал вдруг внутренний голос. Ты просто забыл, как это было у тебя. Да не было со мной ничего подобного, недовольно отозвался Кантор. Отстань и дай поспать. Как это не было, не унимался внутренний голос. Ты разве совсем-совсем забыл? Простите, принц… Тебе это ничего не напоминает? Кантор вздохнул. Конечно, напоминает. Но ведь это всё было не так… Прости, приятель, говорит тебе друг и советчик Амарго, старый знакомый твоего отца, как он сам себя отрекомендовал. Тебе сделали более-менее пристойное лицо, тебе подлатали тело, на котором живого места не было и, как смогли, сложили сломанную руку… нет-нет, она была просто сломана, никто её тебе не отрезал, это у тебя ложные воспоминания… тебе вернули разум, насколько было возможно. Но голос… это слишком тонкая штука, чтобы его можно было сделать таким, как прежде. Это невозможно. Если бы ты попал к хорошему врачу в первые часы после того, как ты его сорвал, может и можно было бы, но сейчас… Извини. Сам виноват. Понесла тебя нелёгкая к этой Патриции, когда тебе велено было сидеть и не высовываться… Простите, маэстро, разводит руками известный мистик, которого пригласили для консультации, не уточняя имени пациента. Мне очень жаль, возможно, у вас действительно был прекрасный голос, но теперь ничего не поделать. Связки – слишком тонкая материя, чтобы их можно было вылечить таким образом. Ничего нельзя сделать. Прости, малыш, но тут даже я ничего не сделаю, разводит руками красавец-эльф, твой прадед, которого непонятно откуда и каким образом приволок товарищ Пассионарио. Да и зачем тебе теперь голос, раз ты все равно потерял Огонь? Займись чем-нибудь другим… если, конечно, не желаешь пополнить собой ряды третьесортных бардов. И ты понимаешь, что он прав. Что на этом ты кончился как бард. И дело даже не в голосе, которым теперь разве что «спасите!» кричать, благо он по-прежнему достаточно громкий. И не в сломанной руке, которой теперь только на деревенских свадьбах играть, а не профессионально заниматься музыкой. Все это ничего не стоящие мелочи по сравнению с тем, что ты каким-то образом умудрился потерять Огонь… Да, было отчаяние, было желание умереть… но недолго. Совсем недолго. Пока не явился товарищ идеолог со своими предложениями насчёт отдела пропаганды. За это ты ему до сих пор благодарен – за его идиотские предложения, которые тебя так вовремя разозлили и подтолкнули к правильному решению. Сидеть и проливать слезы до конца своих дней – это недостойно мужчины, будь ты бард, будь ты маг, или вообще кто угодно. Можно потерять Силу, потерять Огонь, но путь воина доступен любому физически здоровому мужчине. С рождения. Если он мужчина, конечно… так что, не морочь мне голову, мой вздорный и бестолковый внутренний голос. У меня всё было совсем не так, и даже не похоже. И вовсе не так страшно. Ну-ну, отозвался внутренний голос. Может быть. Только знаешь… Огонь – штука нестабильная. Вот он пропал, а вот он и вернулся. И что ты будешь делать, если к тебе вернётся Огонь? А ты ведь хочешь. Ты по нему тоскуешь. Потому ты и трёшься всё время около этой девчонки. Потому, что тебя греет её Огонь. Ну, так что ты будешь делать? Путь воина для тебя будет заказан, если только ты не пожелаешь умереть в ближайшее время. А бард из тебя получится… весьма и весьма посредственный. Безголосый, как в Ольгином мире. Вот тут-то ты и вспомнишь, что такое отчаяние. И что ты будешь делать? А не пошёл бы ты со своими прогнозами, злорадно откликнулся Кантор. Нытик несчастный. А вот тогда-то я и пойду к Азиль. Может, хоть чем-то она мне сможет помочь. А если нет, не унимался голос. А если нет, подамся действительно в драматические актёры или в танцовщики. В этом отношении я тоже, знаешь ли, не бездарь. А будешь и тогда ныть и доставать меня своими причитаниями – возьму и застрелюсь, будешь тогда знать. На этом внутренний голос испуганно умолк, а Кантор опять задумался, на этот раз о вещах более практических. Например, о том, как же всё-таки выдавить из Амарго правду насчёт руки, удивительным образом вернувшейся на место. А то уж слишком много получается свидетельств того, что друг и советчик беззастенчиво врёт. И не краснеет. Хотя бы насчёт того же Жака. Ложные воспоминания, надо же! Галлюцинации! А что бы ты сказал, если бы эта галлюцинация меня сегодня мечом рубанула? И кольчуга бы не помогла… Что-то тихо зашуршало. Кантор открыл глаза и, не шевелясь, посмотрел в сторону, откуда доносился звук. Около стола стояла невысокая хрупкая фигурка неопределённого пола и непонятно шевелила пальцами. Спустя секунду на ладони пришельца возник неяркий шарик света, выхвативший из темноты тонкий профиль и знаменитые на весь мир уши. Интересно, что это понадобилось здесь его высочеству, когда все вроде бы спят? Уж не спереть ли чего собрался? А что ему тут может понадобиться? Грязные шмотки? Простыни? Остатки ужина? Принц подошёл для начала к остаткам ужина, безошибочно нашёл среди кувшинов именно тот, из которого пили драконью кровь, заглянул в него и огорченно поставил на место. Затем переключился на грязные шмотки, покопался в них и выудил бутылку, ещё полную почти на четверть. Бутылку единогласно решили не допивать, а оставить хоть немного королю и Кире, раз уж им не довелось участвовать в совместном распитии. Её-то и искал шкодливый принц, и что он собирается с ней делать, не понял бы только полный идиот. Поэтому, как только принц Мафей повернулся спиной, Кантор вскочил, одним прыжком подлетел к нему и крепко ухватил за обе руки, чтобы не вздумал смыться или кастовать что-нибудь оборонительное. Эльф тихо вскрикнул и уронил бутылку, которая мягко шлёпнулась на ковёр. Поскольку она была закрыта плотно, содержимому больше ничего не грозило, и Кантор переключился на пойманного с поличным принца. – Пойдём в оранжерею, – шёпотом сказал он, отпуская одну его руку. – Здесь люди спят. А потом ты мне объяснишь, что ты тут делаешь. Только не вздумай колдовать, пальцы поотбиваю. Его высочество, пригорюнившись, потопал в указанном направлении. Усадив его на ближайшую лавочку, Кантор встал напротив и предложил объяснить свои действия. – Я ничего плохого не хотел, – жалобно проныл Мафей. – А с чего ж ты тогда пробрался сюда и шаришь в чужих вещах? Не стыдно воровать? А ещё принц! – Я не собирался её красть, – обиделся мальчишка. – Я хотел только попробовать. Отпить глоточек. Мне же наверняка не дадут, а мне интересно. – Попробовать? Драконью кровь? Ах ты, бестолочь ушастая! – в сердцах вскричал Кантор, убедившись в правильности своих догадок, и ухватил принца за ухо. – Балбес ты недоученный! – приговаривал он, старательно дёргая несчастное ухо при каждой фразе. – Придурок непутёвый! Тебе что, жить надоело? Лох ты безголовый! Ты у кого-то из старших спросил бы, раз своих мозгов не хватает, пацан сопливый! Ты же от неё мигом окочуришься и вякнуть не успеешь, маг ты недоделанный! Она же только для людей полезна, а у эльфов от неё мгновенный аллергический шок – и привет! Чему тебя учили, кретина тупорылого! На этом цензурные ругательства у Кантора закончились, и он отпустил распухшее ухо принца, который настолько обалдел от происходящего, что даже не кричал и не протестовал, а только изумлённо моргал, уставясь на новоявленного воспитателя своими эльфийскими глазами. – Я… я не знал… – пробормотал он и заморгал чаще. – Я никогда такого не слышал. – Не слышал – спроси у наставника. И больше не тяни в рот что попало без спросу. Ты представляешь, что бы было, если бы я спал? Нанялся я вам тут всех спасать? Что за день, сплошная раздача добрых дел, прямо как в детских рассказах, самому противно! А теперь второй вопрос. Ты откуда знал, что мы уже спим? И откуда знал, где у нас что лежит? Это ты, засранец, подглядываешь, как люди трахаются? – Я не хотел… – жалобно пискнул принц и хотел прикрыть уши, но не успел. Кантор немедленно ухватил его за второе ухо и, поскольку, как было уже сказано, печатные ругательства у него закончились, высказал все, что думал о не в меру любопытных сопливых эльфах, не стесняясь в выражениях. Оказавшись на свободе, принц Мафей схватился за пылающие уши, сел на лавочку и горько заплакал. Кантор немедленно вспомнил рассказ Ольги о том, что мальчишку в детстве дразнили и дёргали за уши, и тут же пожалел, что избрал такой путь воспитания. Ведь не столько больно, сколько обидно… – Ну ладно, не реви, – неловко сказал он, присаживаясь рядом. – Ты же не маленький. Это я не со зла, а в воспитательных целях. Я больше не буду. Ну, будь мужчиной, в конце концов, ты же принц. Мафей всхлипнул, утёр нос рукавом, и обиженно сказал: – Как за уши таскать, так можно, а как плакать – так я принц… Вот в следующий раз буду мужчиной и как шарахну по тебе чем-нибудь… мало не покажется. – Что ж сразу не шарахнул? – засмеялся Кантор. – Ты ведь меня спас, – снова шмыгнул носом его высочество. – А это правда… насчёт крови? – Чистая правда. – А ты откуда знаешь? – У меня есть один знакомый… тоже полуэльф, как и ты. Он мне рассказывал. Я его как-то хотел угостить сдуру, и он мне объяснил, что с ним будет от такого угощения. Даже во втором поколении надо сначала делать тест на совместимость, а потом пробовать. Да и в третьем желательно, а то мало ли что. Мафей тут же перестал плакать и заинтересовался. – А твой знакомый – он такой же, как я? – Не совсем. Он старше тебя и у него нормальные человеческие уши. А в остальном – такой же инфантильный безответственный лопух, как и ты. Только вот половыми извращениями не страдает, на этот счёт у него все в порядке. – Я не извращенец, – надулся Мафей, видимо, обидевшись на «инфантильного лопуха». – Мне просто интересно, как люди это делают. – Так же как и эльфы, уверяю тебя. – Так ведь я не знаю, как это делают эльфы. Вот я и хотел хоть на людей посмотреть. – Дурила! Это надо не смотреть, а пробовать на практике! – Вот и Жак тоже говорит… – вздохнул Мафей. – Ну, вот и делай, что старшие говорят, раз уже дорос. Или у эльфов в этом возрасте ещё не стоит? Мафей опять надул губы и обиженно сообщил: – Уж не хуже, чем у людей. – Так чего ты теряешься? Тут вон какие дамы по дворцу бегают… одна Камилла чего стоит. Мафей мгновенно зарделся и пробормотал: – Да ну её… – Что, старовата? – усмехнулся Кантор. – Это не страшно. Для такого, как ты, неопытного и неуверенного в себе мальчика, нет лучше, чем старая опытная шлюха. – А на следующее утро весь двор будет знать, какой я неопытный, и обсуждать размеры и конфигурацию моего полового аппарата… Спасибо. – Ну, если тебя это смущает… – Кантор пожал плечами. – Найди ещё кого-нибудь. Можно и не во дворце, можно и помоложе… Да и чего это я тебе должен советы раздавать, сам не маленький. Выберешь на своё усмотрение. Ты вон какой славный и симпатичный, вполне можешь позволить себе выбирать. Какая же девчонка откажет эльфу… А за людьми больше не подглядывай, а то кто-нибудь изловит и морду набьёт. Понятно? – Понятно… – вздохнул Мафей. – Только пока никто не ловил. Только ты. Ну, ещё наставник, но он просто в комнату вошёл и застукал. А из объектов – только ты. Да и не посмеет меня никто бить, таких нахалов, как ты, при дворе не водится, просто наставнику пожалуются. – А он тебе нотацию прочтёт. А ты их уже на память знаешь. Всё ясно. Вы с моим знакомым случайно не братья? Уж очень похожи. – А нельзя мне как-нибудь с ним познакомиться? – Вряд ли. Он у нас особо засекреченный товарищ, и общаться с магами ему не рекомендуется, а то вы такие ребята – заглянете, и все про него узнаете. Мафей вздохнул, помялся и неуверенно спросил: – А ты расскажешь всем про эту бутылку… и вообще… – Не бойся, не расскажу. Хотя следовало бы, чтобы тебя ещё и наставник отчитал за вопиющую некомпетентность, но… Ладно, иди спать. Я тут не нанимался ещё и воспитывать тебя. Оттасканый за уши принц немедленно поднялся с лавочки и начал кастовать телепорт. Потом, спохватившись, сказал: – Ой чуть не забыл… Спасибо. – На здоровье, – проворчал Кантор. – Что-то мне сегодня слишком много народу говорит «спасибо», не к добру это. Не иначе, в ближайшее время либо морду набьют, либо пристрелят где-нибудь… Он проследил, как тают в сером тумане распухшие уши маленького эльфа, и вернулся в купальню, надеясь всё-таки поспать хоть немного. Кантору снились эльфы. Они шумно плескались в бассейне и трахались вповалку. Они были красивые, тонкие, с серебристыми волосами и огромными тёмными глазами без белков. Эльфы пили вино и пели хором в четыре голоса. Им было очень весело. А он стоял на галерее и смотрел на них сверху, и ему было грустно и до смерти завидно. Элмару снилась Азиль. Она стояла в дверях, как обычно, зависнув на одной ноге и держась рукой за косяк, босая, в стареньком заплатанном платье, в котором она когда-то пришла к нему. И смотрела на него с укоризной. «Где же ты шляешься, милый? – говорили её глаза. – Ушёл с утра, не сказал куда, я тебя жду, а тебя все нет, и спросить не у кого. Может, с тобой случилось что? А может, просто опять где-то пьянствуешь, как обычно?» И ему было очень стыдно. Жаку снился кошмар. В нём не было конкретного сюжета, но было много крови, потрохов, отрубленных голов и прочих малоаппетитных подробностей из области судебной медицины. Ему было страшно. И очень плохо. Терезе снился Жак. Просто так, без всяких подробностей. Снился, и все. Эльвире снился король. Он стоял перед ней на коленях, просил прощения и слёзно умолял выйти за него замуж. А она гордо и непреклонно отказывалась. Её гостю снилась полная ерунда. Будто он прилетал к Эльвире и украл из королевской кухни банку варенья. И съел. Причём съел руками, без всякой ложки. И ещё катался на люстре. А потом его величество сердито отчитывал Эльвиру за варенье и грозно вопрошал, кто разбил большую люстру в тронном зале. Ольге снился дракон. Он к ней приставал. Он весело скалил свои жуткие зубы, помахивал огромным членом и говорил человеческим голосом всякие очаровательные непристойности. У дракона был волшебный голос барда Эль Драко и говорил он по-мистралийски. Очень сексапильный был дракон. Ольга чуть не согласилась. Этель снились её сегодняшние собутыльники. Все три. Они исполняли мистралийские народные песни у подножия её башни и жалобно взывали к ней, приглашая на коллективные потрахушки. А она показывала им язык из окна и говорила, что она сегодня занята. Сегодня у неё запланированы потрахушки с его величеством Шелларом. Его величеству снились всякие ужасы. Разные. Снился ему, к примеру, господин Хаббард, который будто бы пришёл к нему в кабинет с головой под мышкой и злорадно заявил, что он вовсе не умер, а всех обманул. Также снился Жак, который тоже явился к нему в кабинет в состоянии трансформации, с двумя мечами в двух руках и с вполне понятными намерениями, а пистолета не оказалось ни в кобуре, ни в ящике стола. А ещё ему снилось, что он женится. И все прочие ужасы перед этим меркли. Принцу Мафею снился Кантор. Он висел на вбитом в потолок крюке, через который была переброшена цепочка полиарговых наручников. Его голова бессильно болталась, с лица капала кровь. Рядом стоял здоровый коротко стриженый голдианец с железным прутом в руке, и спрашивал: «Где Амарго?» Не дождавшись ответа, он приложил раскалённый прут к голой спине мистралийца и снова спросил: «Где остальные?» Кантор выгнулся дугой, запрокинув голову, и закричал. Это было страшно. Очень страшно, как всегда в подобных снах. |
||
|