"Демон" - читать интересную книгу автора (Олден Марк)

Глава 10

Вашингтон

Август 1985

Усталый и подавленный, Эдвард Пенни ехал в прокатном «Крайслере» мимо Капитолия, время было около 11 утра. Он взглянул на щит у здания, возвещавший о вечернем концерте, будет играть оркестр морской пехоты. Прекрасно, если ты любишь военную музыку. Его глаза вернулись к зеркальцу заднего вида. За ним по-прежнему следовала та машина. Трое черных мужчин и черная женщина в сером «Понтиаке 2000» с вирджинскими номерами.

Они от него не отставали с тех пор как он покинул джорджтаунский дом сенатора Фрэн Маклис около часа назад. За это время он звонил из уличной кабинки, завтракал в придорожной забегаловке. Может быть, это Свидетели Иеговы, едут просвещать людей. Или у них машина не открывается, им нужна помощь. Но Пенни думал, что они наркоманы, ищут быстрого заработка.

Чувствовал он себя усталым, потому что спал всего четыре часа. И подавленным, так как только что узнал: Акико Сяка, двадцативосьмилетняя художница японка, с которой он познакомился десять дней назад, вовсе не свободна, а замужем. Она ему об этом не говорила, он сам узнал. Когда он спросил прямо, она разрыдалась, признала, что это правда и она должна была ему сказать. Пенни согласился. Почему же она не сказала? Боялась, что Пенни испугается ее мужа, он влиятельный человек и захочет удержать Акико любой ценой.

Разозленный Пенни сказал, что он знает, кто ее муж, знает благодаря Фрэн Маклис. Но он предпочел бы услышать это от самой Акико. А то получается — Акико использовала его, чтобы убежать от себя на несколько часов. Он не сказал, что ему больно. Зачем говорить, если все видно по лицу и слышно по голосу. Спросил, не начала ли она их связь из жалости — нет, у нее к нему любовь с самого начала, он прекрасный и сильный мужчина.

Пенни повернулся спиной к ее слезам, ушел, не дав сказать что-либо еще, лежал в своей комнате до рассвета и думал, насколько быстро он к ней привязался. Десять дней. И это время он от нее ничего не утаивал. Свое сердце, свои секреты, свои мечты — все ей отдал. С ней он опять был живым. Без нее чувствовал внутри только пустоту.

Эдвард Пенни притормозил «Крайслер» на красный свет, думая о том, что в другое время он бы сам принялся за этих четверых в «Понтиаке», не дожидаясь, когда они примутся за него. Они и рты разинуть не успеют. Но сейчас у него на уме другое. Например, Аристотель Беллас и его записи, которые, возможно, связывают сенатора с Элен Силкс. А еще Виктор Полтава. А еще Акико. Так что не нужна ему сейчас эта машина с наркоманами. Пусть начнут что-нибудь, там уж будет видно.

Пенни ехал на встречу с Мейером Уэкслером, и эта перспектива тоже не очень его радовала. Уэкслер, который, вероятно, значился в списке Полтавы, был человек склочный и малоприятный, судя по отзывам, с Пенни он встречаться не хотел и согласился только в виде одолжения Фрэн Маклис. Но и это не очень смягчило вредного старикана. По телефону он сказал: «Вам что-то нужно, иначе я не имел бы счастья ждать вас в гости. Ну, могу сразу сказать, Эдвард Пенни, не рассчитывайте это получить. Я согласился встретиться с вами, больше я ни на что не соглашался. Имейте это в виду». Конец разговора.

И действительно, Пенни кое-что было нужно. А именно — узнать, что есть у Мейера Уэкслера на «Мудзин». Серьезный компромат пригодился бы Фрэн Маклис, если компания станет ее шантажировать по связи с Элен Силкс. Фокус был в том, чтобы получить эту информацию, Элен Силкс даже не упоминая. Фрэн Маклис он сказал: если Уэкслер вам что-то должен, сейчас самое время потребовать расчета. Но говорить с ним буду я сам. Вы только договоритесь о встрече. Фрэн Маклис предупредила: будьте осторожны, Мейер Уэкслер — умный и ловкий человек.

Эдвард Пенни остановил «Крайслер» у серого эдвардианского дома с колоннами на крыльце и висящими папоротниками во всех окнах первого этажа. Не отводя глаз от зеркальца заднего вида, он потянулся к бумажному мешку рядом на сиденье и переложил его себе на колени. Вытащил из мешка сэндвич, сдернул металлическую фольгу, начал есть. Он уже отхлебывал кофе, когда «Понтиак» медленно проехал мимо и дальше — к парку Линкольна. Чуть не доезжая парка «Понтиак» свернул направо и скрылся. Паранойя — спасибо Виктору Полтаве. Депрессия — спасибо Акико Сяка.

Пенни закончил сэндвич, вытер рот и пальцы салфеткой, теперь захотелось выкурить сигарету. После Центральной Америки он еще не курил. Пять месяцев. Неплохо. Он потер затылок. Потом легонько постучал кулаком, чтобы кровь бежала быстрее, стало больше энергии. Пора позвонить.

Он взял атташе-кейс с сиденья, открыл, вытащил радиотелефон и набрал дом в Джорджтауне. Ответила служанка, и он послал ее за Бобом Хатчингсом — это был один из тех, кто обеспечивал безопасность сенатора. Хатчингсу, бывшему агенту Секретной службы, было поручено произвести изменения в системе охраны дома, которые, считал Пенни, сейчас необходимы. Такой фактор как Виктор Полтава требовал особых мер.

Хатчингс подошел к телефону и сказал, что проблем никаких, все идет по плану, а сенатор не звонила, она сейчас в Сенате. Ничего странного, подумал Пенни, она же член трех комитетов и девяти субкомитетов, слушаний может проходить полдюжины в любое время. Хатчингс спросил у Пенни, не знает ли он, почему сенатор в таком паршивом настроении. Говорят к ней сейчас лучше не подходить, укусит. Сегодня уже вроде бы кого-то уволила. Известно ли что-нибудь Пенни?

Пенни ответил, что объяснит позже, потом велел Хатчингсу приставить Бада Роуга — еще один охранник — к сенатору до возвращения Пенни, он сменит Бада. Пенни уже звонил в одно агентство, им руководили знакомые, и попросил прислать людей для дополнительной охраны. Сенатора придется охранять круглосуточно, а никто не станет работать больше восьми часов без перерыва. Перед тем как повесить трубку, он напомнил Хатчингсу, что о Полтаве нельзя говорить ни с кем кроме охраны, а с прессой нельзя говорить ни о чем.

Он не сказал Хатчингсу, что происшедшее между Пенни и Виктором Полтавой в Центральной Америке — это одно, а происходящее сейчас между Полтавой, «Мудзин» и сенатором — нечто совсем другое, и если пресса о чем-либо из этого узнает, шум может получиться большой и весьма нежелательный. Газетчики вечно объясняют публике вещи, которых сами не понимают.

После вчерашнего инцидента с Аристотелем Белласом Пенни позвонил Фрэн Маклис к ее друзьям в Вирджинии. Сюрприз. Ее там не было. Очевидно, ей не хотелось прятаться, она предпочла заняться какой-нибудь отложенной работой и вернулась в свой джорджтаунский дом. Туда Пенни ей звонить не собирался, он же еще не проверил тамошние телефоны. На ближайшем же шатле он вылетел в Вашингтон и проверил при помощи ЭКР-1 первый этаж, нашел трех «зверушек» в стиле Софи. Другие этажи подождут, он сначала отдохнет, но и спать нельзя, пока он не разбудил сенатора и не сообщил ей плохие новости. Такие новости ждать до завтра не могут.

Дебби Превити, Элен Силкс, Уоррен Ганис, Огюст Карлайнер. И Они. Пенни от Фрэн Маклис не скрыл ничего. Он не мог себе этого позволить. Иначе просто не удастся спасти ее политическую карьеру и, может быть, саму жизнь. Получался только один вывод из сделанных Греком записей телефонных разговоров между Элен Силкс и Рэйко Гэннаи, Огюстом Карлайнером и Уорреном Ганисом: кто-то устроил заговор с целью убрать Фрэн Маклис из Сената, и Элен Силкс участвует в нем более чем активно. Пенни понятия не имел, почему «Мудзин» стремится предохранить прошлое Ганиса от разоблачения, но если в дело замешан Виктор Полтава, секреты должны быть серьезные. Очень, очень серьезные.

Фрэн Маклис, высокая, длиннолицая, седоволосая женщина, сердито заявила, что ей плевать на Уоррена Ганиса и на то, сколько раз Аристотель Беллас сделал пометку "О" в своих записных книжках. Не интересует ее также, жив или умер Огюст Карлайнер. И хотя предательство Дебби Превити очень ее огорчило — ничего, она это переживет. По-настоящему расстроила Фрэн Маклис ситуация с Элен, она буквально сломалась, плакала при Пенни так, будто умер кто-то в семье. Пенни ей сочувствовал, но сделать ничего не мог, только наблюдал.

Однажды она рассказала ему о своем муже, Кэлвине, тот был чрезвычайно агрессивным бизнесменом, преданным свободному предпринимательству, потому что, говорил он, можно благодаря ему разбогатеть за чей угодно счет. У Кэлвина она почерпнула достаточно, чтобы выжить в политике. Смогла даже удвоить стоимость оставленных им акций преуспевающей компании картонных ящиков и сейчас у нее было около 150 миллионов долларов. А вот не делать глупости Кэлвин жену не научил. С Элен у нее получилась явная глупость и может получиться еще большая, если она пренебрежет советами Пенни.

Затем пришла очередь сенатора бросить бомбу, и она ее бросила. Красная от слез, она проговорила:

— Надо было сказать вам раньше. Но раз уж во все это замешался Уоррен Ганис, вам нужно знать обязательно.

— Что знать?

— Акико. Она замужем. За Уорреном.

Пенни мог только тупо трясти головой и повторять:

— Нет. Нет. Нет.

— Я знаю время неподходящее, — продолжала Фрэн Маклис, — но сказать вам следует. Я не ожидала, что ваши отношения так быстро станут развиваться. Вот и…

— Вы были против.

— Я не хотела, чтобы с вами случилось что-нибудь, дело только в этом. Богу известно, не в моем положении учить вас или кого-либо еще нормам поведения. Но я знаю, как это кончится, потому что Уоррен не из тех, кто легко сдается, и если она думала его оставить, ну…

— Жена Уоррена Ганиса. Черт возьми. — Пенни дико хотелось закурить.

— Она намного моложе него, примерно вполовину. Работает под девичьей фамилией, поэтому мало кто знает, что она его жена. Да и вообще Уоррен все о своей личной жизни тщательно скрывает. Даже я знаю о нем не так уж много.

— И она ничего не сказала. Ни слова.

— Надо было мне вам рассказать пораньше. Зря тянула.

Пенни первые секунды боли после этого известия показались длиной в десять дней их знакомства. Он повернулся к лестнице на верхний этаж, где спала в комнате для гостей Акико, ждала, когда он ее разбудит и скажет, что любит ее. Слишком уж хорошо было, не могло так продолжаться. Не зря Пенни боялся — что-нибудь случится и он потеряет Акико. Десять дней вместе, и ему остался только шрам, его не видно, но больно-то как. Он был сломанный, когда пришел к ней, она помогла ему выздороветь. Теперь он опять сломан.

Фрэн Маклис кашлянула, привлекая его внимание.

— Вы будете с ней сегодня говорить?

Он кивнул, не сводя глаз с лестницы.

— После того как мы с вами кое-что обсудим. У меня же еще есть работа, вы не забыли? — Бог не умер, он просто не подходит к телефону. Пенни тряхнул головой и повернулся к сенатору.

— Элен должна появиться в Америке через три дня, — раздумчиво проговорила Фрэн Маклис. — Она едет из Токио на конференцию преподавателей языка в Нью-Йорке. Предполагается, что жить она будет у меня. Что ей сказать?

— Скажите, что вы заняты. Вы сенатор, а сенаторы заняты всегда. Срочное голосование в Конгрессе. Ленч с Президентом. Да мало ли что.

— Эдвард, я должна увидеть ее хотя бы еще один раз. Хочу от нее услышать, почему она так со мною поступила.

— Она сделала это ради денег. Хотя вовсе не исключается, что у нее есть к вам какие-то чувства. Только не забывайте, что она связана с «Мудзин», а у них есть причины желать вам зла. Лучше бы вы вообще с Элен Силкс не встречались, но уж коли настаиваете, время и место выберу я. Вы не должны остаться с ней наедине. Теперь это исключается. Вы слишком многое можете потерять, вам понятна моя мысль?

— Да.

— Я не знаю, насколько тесно она связана с Виктором Полтавой, и это меня пугает. У этого типа странный ум. Совершенно непредсказуемый. С ним ничего нельзя планировать. Он способен на что угодно, если нужно сделать дело. Чем больше я думаю, тем больше мне кажется, что это он загнал Сержа Кутэна в кому и похитил Ханако. Грек вроде бы тоже так думает. Мертвый жеребенок — это в стиле Полтавы. Для него нет ничего святого. Уж я-то знаю.

Фрэн Маклис закрыла лицо руками.

— Ну почему она так сделала?!

— Она это сделала. Вот из чего нам сейчас нужно исходить. Есть шанс, что Аристотель Беллас связался с Огюстом Карлайнером и сообщил, что его записные книжки и адресная книжка попали ко мне. Тогда Элен Силкс может быть предупреждена и даже не позвонит вам.

Фрэн Маклис покачала головой.

— Карлайнер и Полтава.

Пенни пожал плечами.

— Продают же бывшие агенты ЦРУ оружие Ливии, прекрасно зная, что из этого оружия будут убивать американских туристов в аэропортах. Или американские бизнесмены, скажем, продающие новейшую технологию русским или кому угодно, кто готов платить. Они это делают ради денег.

Фрэн Маклис помолчала.

— Может она в самом деле меня погубить?

— Ясно одно, — заявил Пенни. — Мы должны свой ход сделать до нее, а не после. Постараемся победить огонь огнем. Найдем какую-нибудь грязь на «Мудзин» и заключим с ними сделку. Пусть отвяжутся.

— Думаете, получится?

— А какой у нас есть выбор? Мы знаем, что Ковидак раскапывает «Мудзин» и Уоррена Ганиса. Мейер Уэкслер тоже этим занимается. Я за то, чтобы договориться с Уэкслером. Он ближе.

— Оливер — мой друг, он может помочь, хотя Богу известно, как я не хочу говорить, зачем мне нужна помощь. Мейер — другое дело. Очень самостоятельный, если мягко сказать. Но он мне кое-чем обязан. Я для него открывала некоторые двери время от времени, подтверждала сверхчувствительную информацию, даже вложила немного денег в скандальный листок, который он называет газетой.

Пенни кивнул.

— Этого как раз хватит, чтобы он впустил меня в дверь. Потом я ему сделаю предложение, от которого он не сможет отказаться.

— Например?

— Обмен. То, что есть у него, в обмен на известное мне. Есть у меня и вполне обоснованные предположения. Что стоит за болезнью Сержа Кутэна и исчезновением его невесты. А также: «Извините, мистер Уэкслер, но известно ли вам, что вы значитесь в списке целей у Виктора Полтавы, самого знаменитого террориста в мире?» Если эта последняя фраза не привлечет его внимания, ну, значит, что-то очень не в порядке. Плюс к тому мистер Уэкслер будет знать, что он помог сенатору Соединенных Штатов — и в будущем ему это пригодится.

Фрэн Маклис промокнула глаза салфеткой.

— Мейер ужасно ожесточился за последнее время. Но это не удивляет после того, что сделал с ним Уоррен.

По словам сенатора, Уоррен Ганис Мейера Уэкслера буквально погубил. Сколько-то лет назад Уэкслер и его партнер Райен Лэнд выпускали девять маленьких ежедневных и еженедельных газет в штатах Вирджиния, Мэриленд и Вашингтон. Уэкслер, журналист, занимался редакторской стороной дела. Управление и финансы оставались Лэнду — он имел степень по администрации в бизнесе и хотел стать крупным издателем.

Именно Лэнд проявил инициативу, и партнеры стали расширять бизнес, занялись также радио и телевидением. К сожалению, инициатива оказалась непродуманной. Банки стали отказывать в дальнейших займах, Лэнду пришлось искать другие источники финансирования — получилось, что он связался с компаниями, которые фактически контролировал Уоррен Ганис. Уэкслер, узнавший об этом слишком поздно, набросился на партнера. Как мог Лэнд сделать такую глупость, связаться с Уорреном Ганисом, он же проглатывает конкурирующие газеты?

Ганис все сделал по обычной схеме. Он всегда ждал, когда город вырастет и будет смысл им заниматься, продвигать свои газеты: с Уэкслером и Лэндом получилось точно так же. Располагая значительно большим тиражом, Ганис переманил у них рекламодателей, а затем и подписчиков. Затем предъявил к оплате их долговые обязательства, партнеры не смогли заплатить и проиграли все. Райен Лэнд разнес себе мозги из ружья. Уэкслер, отчасти винивший себя в смерти партнера, стал алкоголиком.

Фрэн Маклис добавила:

— Жена Мейера, Бенита, помогла ему снова встать на ноги. Под ее влиянием он перестал пить, а потом она получила небольшое наследство и смогла финансировать небольшой еженедельник — Мейер вернулся в журналистику. Печально то, что недавно с ней произошел удар. Но Мейер отказался положить ее в больницу. Держит дома. Чтобы платить за уход, ведет семинары по журналистике в колледжах и выпускных классах школ — везде, где удается. Он очень предан Бените. Вероятно, она — единственное дорогое, что еще есть у него в жизни.

Пенни задумчиво покачал головой.

— Я могу понять, какое у него отношение к Уоррену Ганису.

— Вот именно.

— Вы должны кое-что сделать. Притом сейчас же. Позвоните Ковидаку и предупредите его о Полтаве. Сделайте это через лондонское посольство, пусть они свяжутся с полицией. Я назову имя, пусть обратятся к нему. И этот человек обязательно должен знать, что вовлечен я, что я работаю на вас. Ковидаку необходимо дать охрану, как можно скорее. Понимаете? Как можно скорее.

Пенни сказал еще следующее: события с Сержем Кутэном и Ханако означают, что Полтава сейчас в Европе, достаточно близко к Ковидаку. Утром Пенни предупредит Уэкслера и, может быть, пройдется по его дому с ЭКР-1, чтобы произвести впечатление. Что же до Дебби Превити, то сенатор знает, что делать.

Да, ответила Фрэн Маклис, уж это она знает чертовски хорошо. Она хочет похоронить Дебби лицом вниз, чтобы та, если очнется, стала откапываться не в ту сторону. Сенатору уже кажется, что жизнь вообще не имеет смысла. Совершенно никакого…

Пенни сказал, что пойдет наверх, поговорить с Акико. Он не знает, будет ли толк, но лучше через это пройти. И так уж объяснение запоздало. Поговорит он с ней или нет, а до утра так и так не уснет.

Сенатор предостерегла его:

— Она боится мужа. Пожалуйста не забывайте об этом. И не будьте с ней излишне жестким. Мне казалось, вы с ней подходите друг другу, вот я и не вмешивалась, хотя опасения у меня были. Но теперь, как видно, мы в одной лодке, вы и я. А лодка не то что протекает… Она может в любую минуту утонуть.

Она пыталась удержать слезы и не смогла, тогда Пенни по-братски ее обнял.

Утром он прошел мимо комнаты Акико, услышал, как она говорит с кем-то по телефону — вероятно, подумал Пенни, с мужем. Сейчас ей можно не скрывать свои связи с Уорреном Ганисом. Все раскрылось. Пенни даже не заглянул поговорить с ней, к сказанному ночью прибавить уже нечего. Внизу он присоединился к сенатору в столовой, за кофе постарался внушить ей мысль о том, что Они, возможно, наметил ее как цель. Все меры безопасности следует ужесточить. Фрэн Маклис не хотелось бы об этом говорить. Ей вообще ни о чем говорить не хотелось. Элен Силкс, похоже, не шла у нее из головы.

Пенни, сказала она, может делать все, что считает необходимым. Когда он перечислял предполагаемые изменения, сенатор слушала вполуха, однако же согласилась не со всем. Одобрила установку наружного освещения, шестидесятиваттные лампочки у дверей и вдоль тропинки, ведущей в сад. И согласилась, что оставлять ключи для служанок под ковриком нельзя, это она прекратит.

Засовы на передней и задней дверях сенатор тоже одобрила. Сигнализация уже была — сигнал поступал в охранную фирму, которая ее установила, а фирма сообщала в полицию. Слишком долго, заявил Пенни. Нужно добавить домашний звуковой сигнал к уже имеющемуся беззвучному, снабдить батареей на случай обрыва проводов или выключения тока. Согласна.

Но когда он порекомендовал заменить полую дверь сзади металлической, Фрэн Маклис отказалась: металл некрасив и не согласуется с общей архитектурой. И лужайку перекопать не разрешила, чтобы усадить ее кустами роз — конечно, розы создают дополнительную помеху на подступах к дому, но в лужайку она всадила столько денег…

Спорили они долго, но Фрэн Маклис так и не поддалась. По другому же вопросу сразу достигли согласия, решили пока в полицию или ФБР не сообщать, так как в прессу может попасть опасная информация об Элен Силкс. Кроме того, у Пенни не было конкретных доказательств, что Виктор Полтава действительно направляется в Америку. Он мог только показать записные книжки Грека в поддержку своих подозрений, вот и все. Наконец сенатор извинилась и сказала, что пойдет говорить с Дебби Превити, та ждет сейчас в музыкальной комнате. Беспокоить их нельзя ни при каких обстоятельствах.

Пенни уехал из дома в Джорджтауне не позавтракав — так он избежал встречи с Акико — потом остановился у банка, наменял четвертаков. Пора провести несколько разговоров по телефону, а звонить лучше из уличной кабинки. Телефоны сенатора сейчас чистые, но подслушать его кто-нибудь в доме мог. Это недопустимый риск, если говоришь об Они.

Сначала он позвонил Жоржу Канкалю в Довиле. Пенни сообщил партнеру — говорил он на французском — что, вероятно, в ударе Сержа Кутэна, исчезновении Ханако и гибели ценного жеребенка повинен Виктор Полтава. Пенни опирается только на записные книжки Аристотеля Белласа, но все происшедшее в Довиле слишком уж напоминает почерк Они. Он попросил Канкаля тщательно осмотреть ферму Кутэна. Начни с конюшни, где убили жеребенка. Канкаль поймет, что именно он искал, если увидит. С французской полицией пока связываться не надо, а Пенни он должен обязательно сообщить о любой интересной находке. Канкаль упомянул, что вознаграждение за убийцу жеребенка удвоили: две французские ассоциации конного спорта предлагают столько же, сколько семья Кутэн. Деньги не имеют значения, ответил Пенни. Они обязаны сделать это для Сержа.

Следующий звонок — в Таиланд, Бангкок, Нику Максимилиану, тот работал вместе с ним как телохранитель, наемник, специалист по безопасности; если не считать Жоржа Канкаля, Ник был его ближайшим другом. Ники Макс служил когда-то в специальных частях, два срока воевал во Вьетнаме — свободная душа, он предпочитал жизнь в Юго-Восточной Азии спокойному существованию на молочной ферме в Висконсине. Пять месяцев назад, в Центральной Америке, он серьезно рискнул своей задницей, спасая Эдварда Пенни.

Пенни рассказал ему о Серже Кутэне и Ханако, что она сейчас может быть в Бангкоке: нужно ее поискать. И позвонить, если появятся новости, но соблюдать осторожность. Это работа Они. Ники Макс сказал: у нас с этим говнюком свои счеты, я его размажу на месте, если увижу. Полную обойму в голову и гранату в задницу — для уверенности. Не спи там, напутствовал Пенни. Ты знаешь, как Они играет в эти игры, смотри не пролети.

Потом Пенни спросил о семье, и Ники Макс сказал, что жена таиландка в порядке, обе дочери тоже в порядке, и слышал ли Пенни анекдот про бродягу, который нашел волшебную лампу. Потер лампу, как полагается, выскочил джинн и предложил ему три желания. Бродяга пожелал миллион долларов и сразу получил эту кучу денег. Потом бродяга затребовал себе «Роллс-Ройс» — бац машина перед ним, шофер за рулем. Тогда он заявляет: хочу, чтобы у меня член доставал до земли. Бац — и джинн обрезал ему ноги.

Да, подхватил Пенни, Они это и делает. Он специалист по третьим желаниям. Позвони мне, и что бы ты ни делал, не смей недооценивать Они. Я тебе точно говорю…

Пенни смотрел из «Крайслера» на дом Мейера Уэкслера, и ему не хотелось покидать машину с кондиционером. Вашингтон умеет быть раскаленным в августе — вот как сегодня. Да и влажность высокая. Говорить с Уэкслером тоже не хотелось, но придется. Интересно, как поступит Уэкслер, если узнает все же о связи между Элен Силкс и Фрэн Маклис.

Он подумал, не позвонить ли Фрэн Маклис в здание Сената, но решил этого не делать — она не сможет обсуждать Элен Силкс, если вообще захочет говорить на эту тему. Вспомнились Аристотель Беллас и Софи. Скрываются, испуганы до безумия, и можно ли их осуждать? Как сказал тогда Грек? Что-то о том, что сделали Уоррен Ганис и «Мудзин» много лет назад. И теперь это может их погубить…

А для кого-то в «Мудзин», сказал еще Аристотель, свалить Уоррена Ганиса — это единственный путь к власти в компании. Может, если бы Пенни знал этот большой секрет, ему не пришлось бы сейчас заниматься Мейером Уэкслером. С другой стороны, если б он знал, то, может, пришлось бы заниматься Виктором Полтавой. Пенни вздрогнул. И не от прохлады кондиционера.

Он вышел из «Крайслера», прихватив с собой радиотелефон и ЭКР-1. Записные и адресная книжки Грека лежали в футляре телефона, похожем на атташе-кейс. Нажав на кнопку звонка, он стал ждать, оглядывая спокойную улицу. Ждал долго. Уэкслер не спешил открывать, а когда открыл, на Пенни посмотрел так, как можно смотреть на убийцу-маньяка. Мейер Фрэнклин Уэкслер. Невысокий полный мужчина, польский еврей, лет ему под семьдесят, остатки рыжих волос зачесаны наискось на блестящий розовый скальп. Пенни кое-что слышал о нем. Острый ум. Постоянный скепсис. Всегда смотрит сверху вниз на тех, кто выше него по положению. Забавная получится встреча.

— Пенни? — Прозвучало это хмыканьем: Уэкслер держал окурок сигары в углу рта.

— Да. — Пенни поставил ЭКР-1 и протянул руку. Ее проигнорировали.

Уэкслер закрыл за Пенни дверь и пошел впереди, клонясь от пояса, как боксер, только что вскочивший с табуретки на гонг, на нем был махровый халат и тапки со стоптанными задниками — стены темного узкого коридора были увешаны первыми страницами газет, пожелтевшими от времени. Пенни успел разглядеть несколько заголовков. «Похищение Линдберга», «Крах на Уолл-стрит, 1929», «Капоне посадили за неуплату налогов», «На Японию сброшена атомная бомба», «Кеннеди убит в Далласе», «Никсон подает в отставку». История.

Чуть не доходя лестницы, ведущей на второй этаж, Уэкслер свернул направо, в большую, с высоким потолком гостиную, из которой он сделал рабочий кабинет. Все так же игнорируя Пенни, старый газетчик пересек комнату, уселся за старинный, девятнадцатого века ореховый стол и поднял трубку звонящего телефона. Пенни стал искать себе стул, что оказалось не легко. Комната выглядела разгромленной. Живописно получалось, но на вид разгром. Стулья и столы завалены книгами, газетами, папками, пресс-релизами. Телефон звонил без перерыва, огоньки на четырех его кнопках постоянно мигали. Как ни странно, Пенни комната понравилась. Судя по всему, Уэкслер завершил круг, вернулся к тому, с чего начал — газетчик, один на один с миром в поисках правды.

Уэкслер собрал газеты и фотографии времен убийства Линкольна. Фото повешения заговорщиков в Форт Мак-Нэйр на юго-западе штата Вашингтон. Фото и чертежи театра Форда на Десятой улице, где стреляли в Линкольна, фото дома Петерсена через улицу, где он умер, дерринджера, который принадлежал стрелявшему в президента Буту. Почему Уэкслер собрал именно такую коллекцию? Кто знает? Одно ясно: Пенни никогда не видел более трогательной фотографии, чем умирающий Линкольн — ноги его свешиваются со слишком короткой кровати. Впечатляли также награды за журналистику, расставленные на картотеках.

Уэкслер тем временем энергично работал, печатал двумя пальцами на старенькой машинке, вел себя так, будто он в комнате один. Слева от Уэкслера стоял включенный телевизор, но старик на него даже не поглядывал.

Пенни пересек комнату и остановился у складного стула вблизи софы, в нескольких футах от Уэкслера за столом. Он поставил ЭКР-1 и футляр с телефоном на пол, убрал стопку иностранных газет со стула и сел лицом к Уэкслеру. В большой комнате было прохладно — к счастью, так как Уэкслер, очевидно, кондиционерам не доверял. Лишь маленький вентилятор с лопастями из голубого пластика охлаждал Уэкслеру ноги.

Поскольку хозяин продолжал печатать, Пенни взял роман Карлоса Фуэнтеса из кучи на софе и начал перелистывать.

Не глядя на Пенни, не переставая печатать и не вынимая сигары изо рта, Уэкслер проговорил:

— К нам попал ученый человек. Неужели чудеса никогда не кончатся?

Пенни закрыл книгу и положил обратно в кучу. — Рассказы у него лучше более поздних романов.

Уэкслер перестал печатать. Убрав сигару изо рта, уставился на Пенни сквозь очки в роговой оправе.

— Вот как. Давайте достигнем ясности. Мы говорим о рассказах Карлоса Фуэнтеса, а не журнальчике «Солдат фортуны».

— Я имею в виду сборник, «Горелая вода», он вышел в 1981 году. Мне попалось первое издание несколько месяцев назад.

Уэкслер хмыкнул, а на зазвонивший телефон не обратил внимания.

— Какие же романы Фуэнтеса вам нравятся?

Пенни показал пальцем.

— Вон он, в стопке на том конце. «Там, где воздух чистый». Уточните перевод, он может быть не авторизованным. По-моему, это его лучший роман. У вас есть «Чистая совесть», его второй роман? Эту книгу трудно найти.

— Ну, должен сказать, что я удивлен. Я ожидал кого-нибудь менее рафинированного, более приземленного — за неимением лучшего слова. Вероятно, вы знакомы с работами Гарсиа Маркеса?

— До или после того как он получил Нобелевскую премию?

Уэкслер хохотнул.

— А я-то думал, сегодня будет еще один скучный день в столице нашей нации. Как это человек вашей профессии мог стать столь начитанным?

— Я читаю. Ну и к тому же люблю выискивать первые издания.

— Что у вас есть из Гарсиа Маркеса?

— "Пала листва". Он написал эту вещь в двадцать семь лет, а перевели ее всего семнадцать лет назад. И «Недобрый час». Первое издание вышло в 1961 году, но Маркес отказывается его признавать.

— Каждый день узнаешь что-нибудь новое. Какое же издание он признает, если можно спросить?

— То, что было в Мехико, 1966 год.

— И оно у вас есть?

— Да.

Уэкслер поднял бровь.

— Впечатляет, если не шокирует. Ну ладно, если вы не обычный головорез и не кровожадный недоумок, то как же звучит ваш титул по нынешним временам?

— Начальник службы безопасности у сенатора Маклис. Кстати, времена изменились, мистер Уэкслер.

— Мейер. А я, если позволите, буду называть вас Эдвардом. Фрэн говорит, Эд и Эдди вам не нравятся.

— Это верно.

— Ну так как же, Эдвард Пенни, изменились времена?

Пенни сказал, что одних мышц сотруднику безопасности или телохранителю теперь недостаточно, и если клиент тратит полмиллиона долларов в год на охрану для себя и семьи, ему нужны люди умные и умеющие слиться с теми, кто его окружает. Современный сотрудник безопасности должен знать все — от медицинской истории клиента до того, какой нужен стакан для десертного вина. Необходимо владеть новейшей контртеррористической тактикой, говорить на иностранных языках (Пенни говорил на французском, испанском и японском), уметь обезвредить бомбу в машине и поддерживать разговор с крупными бизнесменами и послами. Сотрудник безопасности, который полагается только на мышцы, долго не протянет. Уж только не в теперешнем сложном мире.

Пенни и сам задал вопрос: зачем картинки из смерти Линкольна.

Уэкслер печально улыбнулся — это мечта газетчика, которая никогда не могла бы осуществиться. А он готов отдать все за возможность написать об этом, да и любой репортер согласился бы. Ибо здесь есть все. История, заговор, тайное вмешательство правительства, смерть известнейшего человека, сумасшедший убийца, оказавшийся актером. Уэкслер сотню раз описал эту историю в голове, и ему до сих пор не наскучило.

Он взял трубку телефона и поднес к уху — тут Пенни встал со своего складного стула и велел положить трубку на место. Уэкслер, закрывая ее рукой, огрызнулся — мы должны кое-что прояснить, Эдвард Пенни, а именно: никто мне не приказывает. Пенни включил ЭКР-1, поднес к телефону, и когда индикатор засветился, сообщил Уэкслеру, что его телефон прослушивается.

Уэкслер швырнул трубку на рычажки. Лицо его покраснело.

— Кто?

Пенни поставил ЭКР-1 на пол, взял трубку телефона и раскрутил. Вытащив «жука», отдал его Уэкслеру.

— Догадаться не так уж трудно.

— Черт возьми, я сказал — кто?

— Прежде чем мы пойдем дальше, я, пожалуй, обследую всю комнату, вдруг что-нибудь найдется.

— Давайте меняться. Скажите, что вам нужно от меня, но вы должны назвать мне имя мерзавца, который подслушивает мой телефон.

— Когда закончу. — Пенни обнаружил еще одного «жука» в оконной шторе и одного — под диваном. — Теперь комната чистая, — сказал он Уэкслеру. — Можно разговаривать. Но прежде всего вам следует узнать вот что: Виктору Полтаве поручено убить вас.

Уэкслер переместил окурок сигары из одного угла рта в другой и сильно прикусил. Затем поднял глаза к потолку, почесал горло, перевел взгляд на Пенни. А когда он заговорил, голос его звучал намного тише.

— Это тот, которого зовут Они? Демон.

Пенни кивнул.

— Тот, кто в Центральной Америке чуть вас не погубил.

— Это он. Человек, нанявший его, чтобы убить вас, также заплатил за прослушивание вашего телефона.

Уэкслер резко наклонился вперед.

— Вы можете это доказать?

— Кое-что я доказать могу, во всяком случае, достаточно. Для начала назову имя. А вы скажете, мог ли этот человек нанять Виктора Полтаву. Рэйко Гэннаи.

Мейер Уэкслер опять откинулся на спинку кресла. Смотрел он в потолок, стискивая руками подлокотники. Пепел с сигары в его пальцах падал на ковер.

— Императрица, — тихо проговорил он. — Императрица. Опасная дама. Да, она вполне могла назначить цену за мою голову. За любую голову. Виктор Полтава. Отец русский, мать японка. Участвовал в акциях японской Красной Армии, итальянской Красной Бригады, банды Баадера-Мейнхофф. Работал на советскую военную разведку и многих наркотических баронов в Азии. Знаменитый он человек, наш мистер Полтава. Только вот крыша у него немного поехала.

Он опустил глаза, уставился на Пенни.

— Насколько я понимаю, мистер Полтава идеологией уже не интересуется. Сейчас он работает за деньги.

— Строго за деньги. И платят ему авансом.

— Разве найдется сумасшедший, кто посмел бы его обмануть? Кстати, откуда у вас столь интересная информация? Или это секрет?

— Никакой не секрет. Источник — Аристотель Беллас. Он слухач. Я поймал за этим делом его и дочку, Софи.

— Ах да, талантливая Софи. Не очень красива, но какого черта, она же умная.

— У меня есть также некоторые записи, которые Беллас сделал по этим вопросам, и там сплошь об Уоррене Ганисе, «Мудзин» и Викторе Полтаве.

— Вот на что я хотел бы посмотреть. Вам известно, почему Беллас прослушивал линии сенатора — или вы об этом не станете говорить?

Пенни подумал: он не знает об Элен Силкс. Это чувствуется по его голосу, глазам, тому как он слушает каждое мое слово. Он не знает.

— Помните столкновение, которое у нее было с «Мудзин» из-за банковских дел?

— Да, я помню, вы хотели сказать, что «Мудзин» вмешивается в американский избирательный процесс, а это серьезно. Они на это вполне способны. Просто я уточняю.

— Я не говорю ничего для публикации, и вы, пожалуйста, это придержите или хотя бы согласуйте с сенатором, прежде чем напечатаете что-нибудь. Иначе у ФБР или полиции будет повод нажать на нее. Даже при полной чистоте появление ФБР в жизни сенатора может дать нежелательную прессу.

Уэкслер сказал, что, может быть, он в долгу у Фрэн Маклис и Пенни за информацию о Викторе Полтаве и прослушивании телефона, хотя не исключено, что Пенни сам подсадил «жука», чтобы вывести Уэкслера из равновесия. Пенни возразил, что тогда бы он и слушал своего «жука», пока не узнал все что нужно. А с Уэкслером и встречаться не пришлось бы.

— Верно, верно, согласился тот. Так что же хочет услышать Пенни?

— Буду прям, — заявил Пенни.

— Пожалуйста.

— Мы хотели бы получить какую-нибудь грязь на «Мудзин», чтобы сенатору было чем защищаться. Очень просто.

— Мой дорогой Эдвард Пенни, в этом городе ничто простым не бывает.

— Вы исследуете Уоррена Ганиса, значит, не могли не наткнуться на порочащие факты о «Мудзин». Сенатор это знает. Ковидак тоже. А теперь и Беллас.

Уэкслер хихикнул.

— Может, мне надо задергивать шторы, когда я переодеваюсь. Вдруг все стали знать историю моей жизни.

— Ковидак пишет книгу, которая должна сильно повредить Ганису и «Мудзин». Беллас говорит, что вы и Ковидак получаете информацию от кого-то внутри компании. От кого-то, кто ненавидит Рэйко Гэннаи.

Уэкслер вытащил изо рта окурок сигары и уставился на него.

— Половина мира, должно быть, ненавидит эту женщину. Но я думаю, что речь идет о Тэцу Окухара.

— Мне это имя не знакомо.

— Он крестник Ясуды Гэннаи, мужа Рэйко. Тэцу хочет стать следующим президентом «Мудзин», но на пути стоит сын Гэннаи. Ясуда умирает — и это не потеря для мира. Он большой мерзавец, наш мистер Гэннаи, а Уоррена Ганиса он создал по своему образу. Но это уже совершенно другая история. Просто из любопытства — вы не знаете, Огюст Карлайнер в это замешан?

— Дальше некуда. Он нанял Белласа, чтобы тот подслушивал вас и сенатора.

— За это Карлайнеру и платят, он должен делать грязную работу «Мудзин» в Америке, причем платят много. Вы знаете, что означает «Аикути»?.

Пенни ответил, что это означает скрытый меч, оружие, которое обычно носят японские гангстеры. Меч маленький, его можно носить под курткой или на пояснице сзади.

Уэкслер зажег свою потухшую сигару дешевой одноразовой зажигалкой.

— Человек, поставляющий мне информацию, называет себя Аикути. Слово это перевели для меня, я не знал, разумеется, что оно означает. Теперь слушайте внимательно, это пригодится Фрэн Маклис, а я вам ничего не говорил.

— Понятно.

— Договорились. Так вот, если верить Скрытому Мечу, или мистеру Мечу, если угодно, оплата «Мудзин» трудов Карлайнера должна резко возрасти в этом году и в следующем. Но сам Карлайнер из надбавки, которую устраивает ему «Мудзин» не увидит ни единого цента. Ну вот совершенно ничего не увидит. Все добавочные суммы пойдут на избирательную компанию противника Фрэн Маклис, кем бы он ни оказался.

Пенни поднял брови.

— Карлайнер отмывает деньги для «Мудзин»?

— Черт возьми, он уже этим занимался. Уоррен Ганис, в общем, тоже. Нет, друг мой, сейчас я говорю о незаконных взносах на предвыборную компанию и вмешательстве в выборный процесс, и все это имеет отношение непосредственно к Фрэн Маклис.

— Я понимаю.

— Можете также сказать ей, что Огюст Карлайнер залезал своими грязными лапами еще и в выборы сенатора во Флориде и конгрессмена в Вермонте — оба раза по указаниям «Мудзин». «Мудзин» в Конгрессе нужны только люди, благосклонно к ней расположенные.

Уэкслер рассказал еще о взятках и профсоюзах. Огюст Карлайнер и Уоррен Ганис оба давали взятки — от лица «Мудзин» — некоторым крупным боссам в профсоюзах. Зачем? А чтобы эти чиновники боролись против торгового бойкота «Мудзин», предложенного их же профсоюзными братьями. Уэкслер знал также имена видных представителей Белого дома и конгрессменов, которые приняли от «Мудзин» взятку в виде полностью оплаченной поездки в Японию, к поездке прилагались еще денежные подарки и общество женщин. Организаторами были Уоррен Ганис или Огюст Карлайнер.

В особенности Уэкслер занимался Уорреном Ганисом, выяснил, среди прочего, что за его издательской империей стоят деньги «Мудзин». Ганис был не более чем фасадом, прикрытием для крупнейшего японского конгломерата, действующего в Америке. Последнее время «Мудзин» вкладывал деньги в операцию Ганиса по захвату издательской компании «Баттерфилд», делу настолько важному, что если у Ганиса сделка не состоится, он потеряет поддержку «Мудзин». В этом буквально клялся Аикути, Скрытый Меч, и Уэкслер не видел оснований ему не доверять.

— Получается чертовски иронично, если подумать, — усмехнулся Уэкслер. — Огромная мультинациональная компания, «Мудзин», а кто ей командует? Женщина. Рэйко Гэннаи там главная, и кнут у нее много лет. Надо полагать, женщина умная, с ней лучше не связываться. Вы знали, что она сама выбирает жен для всех старших служащих компании?

Пенни сказал — нет, ничего такого он не знает.

— Старый японский обычай, он зародился еще во времена сегунов, — начал объяснять Уэкслер. — Японские женщины давно сообразили, как много можно узнать из постельных разговоров, и научились этим пользоваться. Тогда партнерш в постели выбирала сегуну его старшая любовница. Естественно, эти «грелки» получали строгое предупреждение: никаких вольностей с информацией, если они хотят жить долго и счастливо.

Постельным партнерам — наложницам, любовницам, мальчикам — надлежало выполнять приказы, а именно, пересказывать утром главной любовнице все, что сегун выболтал во время любовных игр: государственные тайны, слухи, военные планы… Главной любовницей обычно была хитрая немолодая женщина, погубившая немало душ в дворцовых интригах, знающая, кто где трупы зарыл.

— Это всегда было оружием женщины, — заключил Уэкслер.

— Что именно?

— Алтарь любви. Сад радостей. Норка, если проще.

Уэкслер раздавил окурок сигары в раковине, которая служила ему пепельницей.

— "Мудзин" давно пользуется такой же системой, но ведь эта компания — нечто вроде суверенного государства со своими законами. Жена президента сама выбирает жен старшим служащим, а кому это не нравится, может освободить свой стол и уйти куда угодно. Конечно, если сможет найти другую работу в стране, где предполагается, что ты всю свою жизнь проведешь в одной компании. Для японцев лояльность — вещь серьезная. А в «Мудзин» лояльность означает, что Рэйко Гэннаи выбирает тебе жену.

— А если жена становится проблемой? — поинтересовался Пенни. — Что тогда?

— Ну, тогда эта жена вдруг оказывается в публичном доме где-нибудь в Гонконге, Маниле, Бангкоке или на Тайване, и не по собственной воле, можете мне поверить. В Азии существует настоящая секс-индустрия, и рассчитана она на западных туристов.

— Я знаю.

— А чего вы не знаете, так это то, что Императрица, вредная сучка, неугодных жен, которые не хотят с ней сотрудничать, превращает в наркоманок. Времени много на это не требуется. Героин номер четыре действует быстро. Когда жена оказывается на игле, ей приходится зарабатывать проституцией. Вот такая она, Императрица.

Пенни упомянул, что знает об одной «мудзиновской» жене, которая не угодила Рэйко Гэннаи, и рассказал Уэкслеру о Ханако Ватанабэ и Серже Кутэне. А также о том, какую роль сыграл в их судьбе Виктор Полтава.

Уэкслер весь передернулся.

— Жуть. Но полностью в стиле Императрицы. Черт возьми. Я не могу связаться с Аикути. Он всегда сам пишет. Письма приходят по почте. Я хотел бы расспросить его о Ханако и Кутэне. Это само по себе интересный материал, особенно если вы правы в отношении Полтавы. Все сходится к Ганису. Он — центральная ось, человек, которого Рэйко Гэннаи хочет уберечь от бури. Хотелось бы знать — что он скрывает?

Пенни согласно кивнул.

— Беллас говорит, это произошло сорок лет назад и даже сейчас может крупно повредить Ганису и «Мудзин», во что трудно поверить. Но я должен верить Греку, потому что участвует Полтава, а он пустяками не занимается. Он не из тех, кого зовут, если сосед не вернул тебе садовый шланг. Беллас мне сказал, те события имели отношение к убийству людей. Думаю, если бы я на него нажал посильнее, то узнал больше. И он, и Софи перепуганы до смерти — надо полагать, боятся они Полтавы. Как вы и сказали, все сводится к Ганису.

— Поскорее бы получить что-то новое от Меча, — оживленно проговорил Уэкслер. — Пока он меня отдельными кусочками кормит. Как будто ему затруднительно сесть и написать сразу длинное письмо. Через плечо ему кто-нибудь заглядывает, что ли.

— Вот это и поможет его «высчитать».

— Я об этом не подумал. А вы можете быть правы, друг мой. Во всяком случае, желательно, чтобы этот Меч поторопился. Чем скорее я смогу распять Уоррена Ганиса, тем лучше.

Он задумчиво погладил нос пальцем.

— У меня есть теория: тайна Ганиса имеет какое-то отношение к массовым убийствам в тюремном лагере недалеко от Токио. Мне удалось познакомиться с некоторыми документами о тех годах, которые Ганис мальчиком провел в лагере. А также с документами из армейского архива в Сент-Луисе. Ничего конкретного против Ганиса я не нашел, но в архивных документах говорится, что вопросы возникали.

— Какого рода вопросы? — поинтересовался Пенни.

— Ну, например, почему в живых остался только он. Особенно этим интересовался Ковидак. И наткнулся на каменную стену. Ничего не смог выяснить. Я пытался его разговорить на эту тему пару раз, но он не раскололся. Англичане любят секретничать, когда это не нужно.

— Ковидак раскапывал Ганиса еще сорок лет назад?

— Он имел такое право. Его жена погибла в том лагере, а с ней еще девяносто человек. Все они умерли за какие-то часы до того, как туда пришли американские оккупационные войска. Уцелел один Ганис. Вот уж везучий человек, да? С таким везением можно стоять в грозу под деревом и показывать Богу нос.

Уэкслер покачал головой.

— Наш мистер Ганис возвращается в Америку ослепительным героем, все жмут ему руку и всячески поздравляют. По его истории даже хотели снять фильм — как он убежал из дому и провел четыре года в японском лагере, но ничего из этого не получилось. Прежде всего, сам Ганис этой идеей не очень загорелся.

— Если Аристотель Беллас так и сказал, что проблема связана с убийством людей, — проговорил Пенни, то что же это может быть, если не то побоище в лагере.

— Не знаю. О четырех годах из жизни Ганиса нет никакой информации, могло быть что угодно.

— Да, но в это дело вовлечен Ковидак, а у него там погибла жена. Возможно, он поэтому Ганисом и занимается.

Уэкслер пожал плечами, уголки глаз у него опустились.

— Возможно. Все возможно. И это объясняло бы, почему Скрытый Меч с Ковидаком и со мной имеет дело в особицу, не объединяет нас, и почему он ничего не предпринял против Уоррена Ганиса. Эдвард Пенни, я думаю, в ваших словах истина есть. Будем надеяться, что Скрытый Меч сочтет возможным просветить меня по этому вопросу в не слишком отдаленном будущем. Мне кажется, он мог бы рассказать кое-что и о Серже Кутэне и Ханако.

На это Пенни ответил, что его друг в Бангкоке разыскивает Ханако. Когда и если ее найдут, интересует ли Уэкслера эта история? Уэкслер улыбнулся — конечно, интересует. Да он ее даст на первой полосе, с огромными заголовками, фотографиями, интервью — все что надо. Пенни пообещал передать ему информацию, которую удастся найти, но попросил, чтобы публикации никоим образом не задели Фрэн Маклис. — Цель — не она, — кивнул Уэкслер. — Целью является Уоррен Ганис, а он же поганец.

Прозвонил дверной звонок.

— Сиделка, — объяснил Уэкслер. — Женщина с Ямайки, помогает ухаживать за моей женой. На целый день я ее брать не могу, денег не хватает, но помощь от нее огромная. — Пенни ответил, что знает о болезни миссис Уэкслер и очень сожалеет.

Уэкслер поднялся из вращающегося кресла и стал взглядом искать свои шлепанцы.

— Бенита. Она мое солнце и луна, эта женщина. Если б не она, меня бы на земле уже не было. Был у меня тяжелый период, но она меня вытянула. Велела мне взяться за Ганиса, разделаться с этим сукиным сыном, и можете поверить, друг мой, именно так я и собираюсь сделать. Хочу произнести речь на его похоронах. Сильно хочу.

Звонок повторился. Уэкслер не спешил.

— Работаю над материалом о конгрессмене, который любит женщин такого же возраста, что и виски — двенадцатилетних. Мне подсказала Эрна, сиделка. Ее кузина работает у конгрессмена служанкой.

Он подошел к кушетке, взял книгу и подал ее Пенни.

— "Праздник, который всегда с тобой". Хемингуэй. Мужественный писатель для мужественного парня вроде вас.

— Спасибо, но я ее читал.

— Конечно, этого следовало ожидать.

Уэкслер бросил книгу обратно на стопку. Кто-то надавил на кнопку звонка и не отпускал.

— Ринг Ларднер — более интересный писатель, — продолжал Пенни. — Поэтому Хемингуэй и подражал его стилю.

Уэкслер улыбнулся.

— Так. Ну, ну, ну. Мы должны это с вами обсудить, когда я вернусь.

Он шаркая пошел по ковру, чуть клонясь вперед, подволакивая пятки, на ходу вытащил из кармана халата сигару и бросил целлофановую обертку на пол. Когда он скрылся в коридоре, Пенни встал и подошел к окну. Глядя на тихую спокойную улицу, он думал о том, что стареть нелегко и что Уэкслер, в общем-то, заслуживает похвалы: старик не сдается.

От входной двери донеслись голоса — женщина с негритянским акцентом говорила, что ей срочно необходима помощь, она очень плохо себя чувствует и до больницы не доберется. Она была взволнована на грани истерики, голос звучал пронзительно, слова обгоняли одно другое. Пенни подумал, что Уэкслеру сегодня от его сиделки проку будет мало, она, видать, совсем больна. По голосу, повезло еще, что сюда добралась. Ей совсем, совсем плохо, громко объясняла женщина.

У Пенни были свои проблемы, первым номером стоял Виктор Полтава, так что самое время что-то сделать. Во-первых, тщательнее обдумать ситуацию с Фрэн Маклис, она тоже может стать мишенью для Полтавы, он ведь непредсказуем. Пенни знакомился с ее медицинской историей и мог помочь в том случае, если сенатор окажется заложницей, но нужно, чтобы и другие охранники располагали этой информацией. Еще он поспрашивает, не известно ли знакомым агентствам что-либо новое об Они. Да и пора уже сходить в тир, потренироваться в додзе…

Утром он уже сделал шаг в этом направлении. Работать ему приходилось по всему миру, и Пенни держал пистолеты в разных странах, хранил их у друзей или в депозитных сейфах. Таким образом устранялись проблемы с авиалиниями и таможней, а также не надо было пользоваться случайным, непристрелянным оружием. В Америке он хранил стволы в Вашингтоне, Лос-Анджелесе и Фениксе, где был его дом.

Узнав, что в игре участвует Виктор Полтава, Пенни сменил патроны в своем «Браунинге» на более мощные: пуля с покрытием, конец полый. И кобуру взял другую, «Браунинг» висел теперь рукояткой вниз, так быстрее можно достать. Для страховки Пенни носил еще «Смит-и-Вессон» на поясе.

Впервые после Центральной Америки он опять стал ходить с танто, держал его в ножнах на внутренней стороне левого предплечья. Нож был кодзука, маленький, такими пользовались самураи тысячу лет. Трехдюймовое лезвие, сделанное вручную, молотом на наковальне, представляло собой сплав высокоуглеродистой стали и сварочной стали, сплав нагревался и подвергался ковке, затем накладывался слоями — в результате получалось больше пятисот плотнейших тончайших слоев. Рукоятка из черного дерева. Гарды между лезвием и рукояткой не было: так легче прятать и хватка прочнее. При такой хватке вряд ли кто мог выдернуть нож в бою, а действовать им удобно. Закаленное острое лезвие легко резало автомобильный металл.

В окно Пенни наблюдал за двумя джоггерами средних лет, они приближались слева, переговариваясь на ходу, и думал об Они, о том, как держать подальше друг от друга сенатора и Элен Силкс, о том, что скажут он и Акико, когда снова увидятся, и, по сути дела, не видел улицу перед домом Уэкслера. Его глаза блуждали по улице, но мозг в этом не участвовал, поэтому он упустил что-то важное. До ушей долетали голоса от передней двери, Пенни подумал, не нужно ли помочь Уэкслеру и сиделке — только тогда он осознал, что через улицу стоит серый «Понтиак 2000», но было уже поздно.

В комнате позади него молодой мужской голос проговорил:

— Эй, дурак. Ты, у окна. Может, поднимешь руки на голову и повернешься очень медленно? Не стоит волноваться по такой жаре, я тебе точно говорю.

Пенни закрыл глаза. Дерьмо. Потом открыл и обхватил руками затылок. Действительно, дурак. Он повернулся. Очень медленно.

Четверо черных тинейджеров. Те самые четверо, что ехали за ним из Джорджтауна в сером «Понтиаке». Трое парней и девица на сносях, из парней двое сжимают с боков перепуганного Мейера Уэкслера. Один швырнул старика вперед, на пол, поставил ногу в мягкой туфле ему на голову, потом ухмыльнулся, целясь в Пенни из маленького пистолетика — 22-й калибр.

— Ты думал, наверно, что мы Молодые Республиканцы, так это верно.

Он был у них лидером, этот мужчина-ребенок с жалкими усиками. Шестнадцать лет, не больше, стройный и не очень черный, короткие рыжие волосы с пробором сбоку, под пухлой нижней губой козлиная бородка, на нем розовый спортивный костюм, туфли «Филас», золотые цепочки и зеркальные очки. Друзья Спортивного Костюма были покрупнее, вида более устрашающего. Один — футов шести, с накачанными мышцами, руки огромные, на угольно-черном лице выделяются широко расставленные зубы. На нем черная кожаная жилетка, под ней ничего, грудь безволосая, на голове волосы перевязаны широкой лентой, в руке «Люгер». Третий парень походил на водоразборную колонку — к таким подъезжают пожарные машины: невысокий и широкий, обвислые усы, ножевой шрам посреди одной брови. На нем был красный кожаный берет, темные очки, свитерок «Лос-Анджелес Лэйкерз» с обрезанными рукавами — мышцы тоже впечатляли. Оружия на нем никакого Пенни не заметил.

Беременная девушка, которая обманом вынудила Уэкслера открыть дверь, казалась самой молодой. Пенни давал ей пятнадцать, не больше. Круглое лицо, глаза темные, под ними синие круги, мелкие косички свисают на лоб. Огромный живот, выпирающий из черных брюк и голубой мужской рубашки с закатанными рукавами. В руке заостренная отвертка, направленная на Мейера Уэкслера.

Он никогда раньше не видел этих четырех тинэйджеров, но сам тип был ему знаком. О них писали газеты, рассказывали по телевидению, ими пытались заниматься общественные группы. Но никто не имел ни малейшего представления, что делать с этими ходячими бомбами, этими детками-убийцами. Их можно видеть на углах улиц в Детройте, Балтиморе, Бруклине, Лос-Анджелесе, Чикаго и Вашингтоне: черные подростки, пропитанные злом насквозь, чье желание разрушать никому не понятно, которые живут на наркотиках, сладкой пище и видеоиграх и не знают иного Бога, кроме Рэмбо и Терминатора, для которых мужественность — это делать детей и убивать, которым не нужно читать председателя Мао, они и так знают, что вся власть происходит из дула винтовки, которые обязательно убьют тебя, если ты их случайно задел на улице, потому что раз ты их не уважаешь, тебе конец, дурак — они, эти подростки, которые нанимаются к распространителям наркотиков платными убийцами, готовые замочить кого угодно за десять долларов или ложечку кокаина, напоминали Пенни белую акулу, которая не думает ни о прошлом, ни о будущем, а только о следующем приеме пищи.

Спортивный Костюм огляделся по сторонам.

— Ну, ну. Комната такая большая, что на одной стороне, должно быть, понедельник, а на другой пятница. — Он посмотрел на Пенни, рука с пистолетом теперь была опущена, парень демонстрировал, что спокоен и контролирует ситуацию. Ухмыляясь, он снял ногу с головы Уэкслера и пошел к Пенни подпрыгивающей походочкой, левое плечо выше правого — так ходят детки-убийцы по своей территории, пытаясь всех вокруг запугать, но Пенни было не до этого театра, он слишком злился на себя и пугаться не желал. А в эту игру он играл с более жесткими, опытными игроками, которые знали, что позирование ничего не дает, и убивали без позы. И все же он напомнил себе, что дети в этой комнате могут убить, вероятно, уже убивали — забывать об этом нельзя.

Спортивный Костюм остановился у стола Мейера Уэкслера и сказал Пенни:

— Ты бы не мог подойти сюда? А то солнце из окна мне мешает. Ну а сейчас, прежде чем заняться делом, братец, мы посмотрим, как там у тебя с оружием. Эммет.

Гологрудый парень в жилетке и с повязкой на голове трусцой пересек комнату, остановился слева от Пенни и «Люгером» сделал ему знак встать между ним и Спортивным Костюмом. Когда Пенни перешел на указанное место, Спортивный Костюм переместил зубочистку из угла рта в центр, сделал шаг вперед и вежливо расстегнул Пенни пиджак. У него поднялись брови.

— Ну, что б я сдох… Мило. Очень мило. Две пушки носишь. А ты знаешь, как давно я хочу «Браунинг»? Не возражаешь, если я его одолжу?

— Пожалуйста, сказал Пенни.

Спортивный Костюм повернулся к двери, крикнул:

— Эй, Марвелл! — и бросил свой пистолетик парню в красном берете, который вместе с беременной девушкой стерег Мейера Уэкслера. Спортивный Костюм опять перевел взгляд на Пенни. — Вот видишь, я о своих людях всегда забочусь. — «Смит-и-Вессон» Пенни он сунул себе в карман брюк, «Браунинг» повертел в руке, улыбаясь. — У тебя есть еще что-нибудь, чем я мог бы заинтересоваться?

Пенни медленно убрал руки с головы и распахнул пиджак, чтобы Спортивный Костюм мог убедиться.

— Нет. Проверь, если хочешь.

Спортивный Костюм потрогал зубочистку у себя во рту, улыбнулся, потом начал его ощупывать. Грудная клетка, поясница, карманы. Руками он не занимался. Но бумажник забрал.

— Сколько тут у нас? — спросил он, глядя на бумажник.

Пенни вытащил носовой платок, прошелся им по лбу.

— Пара сотен. И кредитные карточки.

Спортивный Костюм положил бумажник в свой карман.

— У тебя пот на верхней губе, мужик. Ты это знаешь?

— Здесь жарко. Кондиционирования нет.

— Ты не боишься, правильно? — Спортивный Костюм склонил голову набок, глаза его были невидимы за зеркальными очками, он наслаждался своей властью. Игра в кошки-мышки.

Пенни страх испытывал. Страха этого хватало, чтобы чувствовать себя на взводе. А взвода хватит, чтобы сделать нужный ход, когда придет время. Адреналин и мозги стимулировал, заставлял спрашивать себя, почему эти четверо последовали за ним в дом. Кругом есть цели попроще. Почему же к нему проявлено такое внимание?

Боится? Черт возьми, он профессионал, много лет такими вещами занимается, пора уж и вести себя, как следует профессионалу. Однако нет смысла раздражать этих козлов, и он сказал, что да, боится, у него бывали дни получше. — Спортивный Костюм хихикнул, показывая на Пенни зубочисткой: бывали, бывали, никто не спорит.

Хихикнув еще раз, он продолжал:

— Мы пришли за бумагами, блокноты, что ли. Может, сразу скажешь, где они.

Вот как.

Почти не думая, Пенни ответил:

— О каких бумагах ты говоришь?

Спортивный Костюм почесал в паху.

— Я тебе объясню, братец. Будешь из себя целку строить, так я твоими мозгами ковер немножко забрызгаю. Нам сказали про бумаги, а я видел сегодня, как ты вышел от сенаторши с кейсом, а в нем всякое дерьмо. Может, вот это он и есть, на полу. А раз уж мы здесь, возьмем еще что-нибудь.

Он взглянул на Повязку и дернул головой в сторону выхода.

— Ты и Марвелл займитесь.

Марвелл и Повязка улыбнулись, довольные, и выбежали из комнаты. По лестнице они поднимались с дикими воплями, как дети в летнем лагере — Уэкслер нацепил очки на уши и попытался встать, а беременная девчонка с отверткой пихнула его обратно и пригрозила отверткой.

— Глаз на жопу натяну, лежи смирно.

— Там моя жена, — взмолился Уэкслер. — Пустите меня к ней. Она больна.

Спортивный Костюм смотрел на Пенни, но его слова были обращены к Уэкслеру.

— Охолони, жеребец. Братья не будут трахать твою суку — думаю, не будут. Но ведь такие вещи никогда не угадаешь. Они делают, что я им говорю, и если я скажу сделать что-нибудь плохое, то можешь не сомневаться. Вот прикажу им сейчас порезать твою жену. Как тебе это понравится?

Спортивный Костюм подождал, какая последует реакция от Пенни, а ничего не увидев, наклонился к нему и сказал:

— Мои ребята, они вроде коллекционеры. Они коллекционируют деньги, драгоценности, стерео, всякое такое дерьмо. Не возражаешь, братец?

— Пожалуйста, берите, — ответил Пенни, зная, что ограбление будет лишь прикрытием, и, возможно, правдивы слухи о том, что некоторые правительственные агентства в Вашингтоне действуют через посредников, которые нанимают черных парней с улицы — а те совершают преступления, на вид не отличающиеся от случайного насилия, в них не различишь правительственный акт возмездия. Неплохая идея, собственно говоря, если хочешь от кого-нибудь избавиться, не привлекая внимания. Иисусе, надо было обратить внимание на «Понтиак» много раньше…

Он решил начать сейчас, пока не вернулись те двое. У него есть шанс против парня и беременной девки, против одного ствола. А когда стволов опять станет три — все, конец. Не исключалось, что тот, кто нанял этих четверых, сказал им убить Пенни и Уэкслеров. Интересно, да?

Спортивный Костюм усмехнулся.

— Я слышал, ты был крутой. Ну прямо никто с тобой не связывался. Говорят, теперь уже не тот, вроде как отошел от дел, так тебя сильно напугали. А зачем стволы носишь, если пужливый?

— Привычка, наверное, — пробормотал Пенни. Он взглянул на дверь, потом на Спортивный Костюм. — Ты прав, бумаги, которые тебе нужны, вот в этом кейсе на полу.

Спортивный Костюм, не сводя глаз с Пенни, пожевал зубочистку и проговорил рассеянно:

— Ах да, блокноты всякие. Должно быть, важные штуки?

— Точно. — Пенни повертел в руках носовой платок, думая, кто же спустил на него эту свору. — Мы все скопировали, — продолжал он. — Копии на большом столе позади тебя. — Уэкслер поднял на него глаза, и Пенни затаил дыхание. Но Уэкслер ничего не сказал.

— Зачем ты говоришь мне про копии? — удивился Спортивный Костюм. — Никто про копии ничего не говорил.

— Слушай, я просто не хочу, чтобы ко мне и дальше приставали. Мне лучше со всем этим покончить сейчас, понимаешь?

— Понять можно. Ты впрямь испугался, это уж точно. Думаешь, мы узнаем про копии и опять придем драть твою задницу.

— Ну да, я же не хочу, чтобы это продолжалось. — Пенни вытер пот на затылке. Он старался не встречаться с парнем глазами.

Спортивный Костюм вынес окончательное суждение о нем:

— Ну, ты просто мудак, сам-то это знаешь? И педик. Таких как ты трахают в жопу и это им нравится, я правильно говорю?

Руки Пенни сейчас держал у пояса, скрывая носовым платком. Он улыбнулся, соглашаясь с характеристикой Спортивного Костюма. Под платком он расстегнул ножны внутри левого рукава и медленно вытащил свой танто.

— Слушай, — вздохнул он. — Ты просто возьми кейс и копии и оставь меня в покое. Я в этом деле посыльный и только. Мне поручили принести все сюда, старику, чтобы он печатал в своей газете. Я отдам тебе копии и вы отправитесь по своим делам, окей?

Спортивный Костюм печально покачал головой.

— Ну, с тобой не соскучишься, тебе это известно? Считался таким крутым, и вдруг намочил в штаны. Сейчас еще к мамочке запросишься. Ну, тащи свои дурацкие копии, пока я не сделал тебе в заднице еще одну дырку.

Пенни крепче сжал танто и продолжал улыбаться, показывая, что он хочет всего лишь быть хорошим парнем и остаться в живых.

— Я не ищу неприятностей, — проговорил он. Потом сделал шаг в сторону письменного стола и Спортивного Костюма, поколебался, сделал еще шаг. Все так же улыбаясь. Гипнотизируя Спортивный Костюм улыбкой. Притворяясь испуганным до бессилия.

Напал он на третьем шаге.

Он бросил платок Спортивному Костюму в лицо, и когда парень пригнулся, подступил к нему вплотную. «Браунинг» быстро поднялся, но Пенни левой рукой отвел его вниз и в сторону, зная, что оружие еще стоит на предохранителе, а своим танто начал резать Спортивному Костюму запястье и бицепс, рассекая одежду, мышцы, сухожилия, используя древний нож строго по правилу: с каждым ударом нужно тянуть на себя. Вопящий Спортивный Костюм выронил «Браунинг» и пытался вырваться, но Пенни рывком притянул его к себе и ударил коленом в пах. Затем поднял руку и обрушил танто рукояткой вниз — она пришлась Спортивному Костюму в висок и он упал без сознания.

У девки началась истерика.

— Марвелл! Эммет! Скорее сюда! Он убил Уильяма! Он убил Уильяма!

Пенни опустил окровавленный танто в карман пиджака, ствол 38 калибра сунул обратно в кобуру на поясе. Подобрав «Браунинг», он автоматически снял его с предохранителя. Уильям был не мертв, а всего лишь оглушен. Однако если кровотечение не остановить, мертвым он скоро станет. Хотя, в общем-то, Пенни это не волновало. Сам полез.

— Я убью его! Убью, точно! — Девушка скорчилась за Уэкслером, который сидел на полу, острый конец отвертки она держала у его шеи. — Подойдешь ко мне, он уже мертвый. Марвелл, Эммет! Он свои пистолеты забрал, слышите? Он опять с оружием, этот белый. Сделайте что-нибудь побыстрее.

Пенни подбежал к двери и прижался к стене слева от входа, «Браунинг» он держал обеими руками и на девку не обращал внимания только потому, что двое парней на втором этаже представляли проблему более серьезную. У этой мрази были стволы. Пенни опустился по стене на пол и очень осторожно, дюйм за дюймом, выглянул на лестницу. Там было пусто.

Но сверху лестницы — вне поля зрения — послышался мужской голос:

— Мы слышим, девочка! Мы сейчас все сделаем! Даже можешь не сомневаться.

Пенни оглянулся на девушку. Испуганная и злая, она держала одной рукой Уэкслера за горло. Она была любительницей, не профессионалкой, значит, могла сделать что угодно. Уэкслер едва дышал, но ей было плевать. Прямо бандитка. Да еще беременная.

Она выпятила подбородок на Пенни.

— Мы про тебя знаем. Ты в меня не выстрелишь. Девушку не убьешь. Не сможешь и все.

От ее слов у Пенни похолодело между лопатками, а поскольку он слишком недавно узнал, что Акико замужем, у него вдруг возникло ощущение, что жизнь разбита вконец. Сначала Спортивный Костюм, теперь эта девка. Оба ему сказали, что он уже не боец — кто же их информирует о его жизни и бедах? Эдак на него все станут кидаться.

С лестницы один из парней прокричал:

— Эй, белый человек, взгляни-ка. Покажи свое лицо и увидишь, что у нас есть.

Пенни лег на пол, подполз к выходу и выглянул в холл.

Они стояли вверху лестницы, полностью на виду, втроем. Повязка, Красный Берет и больная жена Мейера Уэкслера. Она съежилась между двумя чернокожими, маленькая, хрупкая беловолосая женщина в розовой ночной рубашке, глаза круглые от страха. Повязка приставил ей «Люгер» к шее сбоку. Он улыбнулся, показывая широко расставленные зубы.

— Она мертвая, если не положишь эту пушку, ты меня понял? Через две секунды я убью суку. Мне все равно, Джим. Подумаешь, еще одна белая баба. Дело за тобой. Брось пушку, тогда все окей.

Пенни смотрел, как они медленно спускаются по лестнице, все трое кучкой, жена Уэкслера постанывала и тихонько звала мужа, Красный Берет позади нее, мрачный, его пистолетик 22 калибра смотрел в потолок.

Пенни сморгнул капли пота, упавшие ему на глаза, у него начинались болезненные спазмы в животе — такие были у него несколько недель после пыток в Центральной Америке. Центральная Америка начиналась заново, прямо здесь, в округе Колумбия, в этом старом доме, и он должен сделать выбор, который может стоить женщине жизни, выбор такого рода он уже сделал пять месяцев назад и молился, чтобы больше делать не пришлось.

Он пятясь вернулся в гостиную, прочь от лестницы и жены Мейера Уэкслера, и сел на пол. Его мутило. Он смотрел в потолок и вспоминал.

Вспоминал Центральную Америку.

И Oни.