"Девятый чин" - читать интересную книгу автора (Егоров Олег)Совет директоровВ отдаленном прошлом житель города Керчь, ныне же — гражданин континентального африканского государства Либерия, Антон Дрозденко был владельцем пяти нефтеналивных танкеров. Используемые в основном для контрабандных перевозок иракского мазута, они, в обход экономических санкций, бороздили воды Красного моря и далее, через Суэцкий канал, уходили к местам отгрузки. Антон, плохо изучавший в школе географию, до сих пор сохранил убежденность в том, что подлинное название канала — «Советский», что прорыли его когда-то наши, оказывая помощь Египту, и уж потом темные арабы переиначили название на свой лад. Зато Дрозденко был силен в математике. А отец его имел силу в Министерстве гражданского флота. Когда началась приватизация плавсредств, отец помог Антону приобрести по остаточной стоимости «списанные» нефтеналивные суда. Московские компаньоны Дрозденко, накопившие значительные средства, занимаясь вульгарным рэкетом, вошли в совместное с Антоном предприятие. Предприятие процветало и приносило баснословную прибыль его участникам в силу того, что Антон, как распорядительный директор, весьма толково распоряжался эксплуатацией небольшой, но востребованной флотилии. Так продолжалось, пока один из танкеров со всем дорогостоящим грузом не был задержан близ берегов опальной страны эсминцем союзников. В перспективе Дрозденко с его компаньонами светили конфискация не только топлива, но и собственно судна, плюс штраф международного «ареопага», о размерах которого можно было только гадать. Партнеры Дрозденко с российской стороны в такой ситуации сочли крайним почему-то именно Антона и срочно вызвали его в Москву на «совет директоров». Директора в «совете» были такие, что откладывать с ними встречу не представлялось возможным ни в каком смысле. Дрозденко вылетел чартерным рейсом, рассчитывая за двое суток уладить все проблемы с их совместным предприятием «Ферст Ойл Компани», а затем сразу вернуться в Монровию. Посему в его кармане лежал билет с фиксированной датой. В аэропорту Антона дожидался один из сотрудников Глеба Малютина, основного партнера Дрозденко и здравствующего председателя «совета директоров». Чаще всего именно этот сотрудник по прозвищу Байкер встречал Антона, когда тому доводилось бывать в Москве по делам предприятия. Обычно жизнерадостный и общительный, Байкер довольно сдержанно поздоровался с Антоном и без особого энтузиазма одобрил его африканский загар. Дрозденко счел данное обстоятельство скверным знаком. Даже более чем скверным. Какое-то время они ехали в машине Байкера молча. Однако вскоре натура сотрудника, получившего свое прозвище отнюдь не за пристрастие к мотоциклам, взяла свое, и на свет явилась очередная байка: — Служил у нас в роте связистов ефрейтор второго класса по фамилии Курияма. Такая фамилия от предков ему досталась — в честь потухшего вулкана на острове Хонсю. Вот, возвращается раз ефрейтор слегка пьяный из увольнительной. Типа не в форме. Только сапоги да пилотка на нем. Дежурный прапорщик на КПП его спрашивает: «Где ваш мундир, боец Курияма»? А тот отвечает: «Все потеряно, кроме части». Историю, поведанную Байкером, Антон истолковал по-своему. — Вашу часть я на счет во Франкфурте перевел, — отозвался он мрачно. — Перевел, — фыркнул Байкер, выехав на нейтральную полосу, чтобы обогнать рейсовый автобус. — Хреново перевел. Знаешь, как с латинского наречия переводится «терциус гауденс»? «Извлекающий пользу из борьбы двух сторон». Это про тебя, Дрозденко. Какие именно противоборствующие стороны имелись в виду, Антон решил не уточнять. Ситуация и без того представлялась ему запутанной. Вскоре машина въехала на Лесную улицу и притормозила у здания с выщербленным фасадом. Никакие леса, включая строительные, его не окружали. Впрочем, подобное несоответствие между названием улицы и урбанистическим ландшафтом для России настоящего времени давно стало заурядным явлением. «Улица — не собака, — высаживаясь, рассудил Антон. — Ее хоть каждый год по-новому называй. А вот чемоданчик в гостинице можно было бы оставить. Да и зарегистрироваться не мешало бы. Хотя чего я, собственно, боюсь? Здоровье мое партнерам без надобности. Их танкеры волнуют. Придется искать консенсус, пропади он пропадом». — До дверей провожать не стану, — Байкер остался в машине. — Долгие проводы — лишние слезы. Одолев робость, Антон одолел и первую ступеньку, ведущую к оборудованному двумя телекамерами входу в «чистилище», как любовно именовал свое логово Глеб Анатольевич Малютин. «Здесь мы чистим, умываем и обуваем лохов, жаждущих расстаться со своим богатым прошлым, — разъяснил Антону в их первую встречу Глеб Анатольевич. — Но тебя это не касается. Ты нам в масть, пацан. Общую картину не портишь». Дрозденко, попадавший и прежде в сложные переплеты, положился на свое красноречие и здравый смысл криминальных компаньонов. Но в штаб-квартире закрытого типа договаривающиеся стороны к согласию не пришли. — Да идите вы со своей неустойкой и со счетчиком туда же! — кипятился Дрозденко. — Электрики нашлись! Я за три года вам сто лимонов отгрузил! Как прибыль делить, так вы партнеры, а как убытки нести, так я один должен корячиться?! — Никто никуда не пойдет, — Малюта, свирепый предводитель столичной каморры, сплюнул в никелированную «стоматологическую» пепельницу. — И ты тоже сядь. Антон послушно опустился на стул. — Решаю так, Дрозденко. — Малюта ткнул в собеседника пальцем, оснащенным печаткой с алмазными инициалами. — Останешься здесь, пока уставной капитал со всеми танкерами не отойдет в нашу полную собственность. То же касается активов на совместных счетах и личных накоплений, включая недвижимость. — А жить я на яхте буду?! — взвился Антон. — И яхта. — Глеб Анатольевич открыл толстый иллюстрированный каталог парусных судов, лежавший на углу письменного стола. — Хорошо, что напомнил. Какое у тебя там водоизмещение? Полагая себя судовладельцем, Глеб Анатольевич весьма интересовался морской тематикой. — У меня семья, — упавшим голосом откликнулся Дрозденко. — И дети, Глеб Анатольевич. — Ладно, — проявил вдруг Малюта великодушие. — Половину можешь себе оставить. Антон облегченно вздохнул, а двое других «директоров», присутствовавших на экстренном совещании, — рыжий крепыш по кличке Жало и устаревший мужчина с одутловатым лицом по имени Соломон — недоуменно переглянулись. — Половину?! — взял на себя смелость возмутиться крепыш. — Ты что, Малюта?! Половину бабок этому баклану хочешь отвалить?! — Каких еще бабок? — Малюта поморщился. — Половину его черножопую, мадам Дрозденко с киндер-сюрпризами. Я что, на содержание должен их взять? — И сказал царь Ирод: «Всех, кроме женщин и детей», — вынес вердикт Соломон, восседавший по левую руку от председателя. — Вот. — Малюта глянул на Жало. — Слушай Соломона. Он умный. Звезду изобрел. Далее Глеб Анатольевич высыпал на глянцевую поверхность каталога кокаиновую горку из бисерного антикварного кисета в форме шапки ямщика. — У тебя, Антон, две дорожки отсюда. — Кокаин был тотчас аккуратно разделен визитной карточкой на две дорожки. — Одна… Глядя, как Малюта втягивает в ноздрю кокаин, Дрозденко покрылся испариной. Но без боя сдавать позиции было глупо. Малютина Антон, конечно, боялся. И даже очень боялся. Глеб Анатольевич Малютин шутить не любил и не умел. Тем не менее, будучи застрахован внушительным капиталом и охранявшими его юридическими статьями, Дрозденко чувствовал себя в относительной безопасности. Доля Антона, согласно условиям договора о совместном владении, составленного его личным адвокатом Говардом Прайсом и зарегистрированного в порту приписки танкеров, отходила к партнерам лишь в случае добровольной переписи учредительских документов. Причем изменения условий договора, перевод активов на другие банковские счета или отчуждение имущества компании в пользу одной из сторон могли состояться только в присутствии все того же Говарда Прайса. Но выдернуть адвоката в Москву было слабо даже Малютину. — Глеб Анатольевич, зачем вы меня пугаете? — спросил Дрозденко с достоинством, подобающим гражданину африканской республики. — Вам же известно, что в случае моей внезапной смерти все состояние наследуют супруга и прямые потомки. — Внезапной? — вторая дорожка исчезла в недрах Малютиного носа. — Кто сказал о внезапной? Не-е-ет, фраер. Ты будешь умирать медленно и долго. Малюта откинулся на спинку кресла и, опустив веки, подумал. — Я тебя на ремешки для котлов порежу, — заверил он Дрозденко. — И всем своим партнерам по бизнесу раздам. Чтобы каждый лох, узнавая время, помнил, кто его на этом грешном свете отмеряет. Слышь, Соломон? Кипанидзе ремешок не забудь отправить. — И сказал Екклесиаст, — откликнулся Соломон цитатой, — «время торговаться, время…» — Ну хватит. — Глеб Анатольевич треснул кулаком по суконной поверхности стола. — А не хватит — из твоей задницы выкрою. Жало хмыкнул. — Вы, Глеб Анатольевич, упустили маленькую деталь, — выдержал характер Дрозденко. — Каждый из таких ремешков обойдется вам в круглую сумму. Лимонов пятнадцать примерно за экземпляр. Но Малюта его уже не слушал. Воображение Малюты, раскрепощенное наркотиком, понеслось вскачь. — Но сперва я располосую бритвой твою наглую харю. Будешь ты у нас, как бенгальская зебра. А твой скальп я повешу вон там. Антону было указано место на стене, отведенное под его скальп, — между копией с картины Айвазовского «Потерпевшие кораблекрушение», приобретенной Соломоном как подлинник, и подлинником треснувшего весла, приобретенного все тем же Соломоном в Измайлово на лодочной станции. Весло, по свидетельству Соломона, было собственноручно изготовлено командором Витусом Берингом во время его последней зимовки. На дорогие антикварные экспонаты для украшения своей резиденции Малюта не скупился. Они служили богатому судовладельцу напоминанием о том, что стихии не дремлют. — Или нет! — Малюта резво вскочил и забегал по комнате. Жало и Соломон настороженно следили за его творческими метаниями. — Здесь! — остановил наконец Малюта свой выбор на дверной притолоке. — Вместо лошадиной подковы! Он принесет нам удачу! Я чувствую! Жало! Гвозди тащи! — Это зачем? — не понял рыжий «директор». — А скальп я на что повешу? — рассвирепел Малюта. — На твой член общества импотентов? Выяснение вопроса, так неожиданно вставшего на повестке дня, прервал телефонный звонок. Жало снял трубку и молча выслушал звонящего. — Капкан, — сообщил он кратко Малюте. Глеб Анатольевич вырвал у рыжего трубку. — Майор дальнего плавания Глеб Малютин. Слушаю! Лицо его, покрытое шрамами, вдруг исказила довольная ухмылка. Антону показалось, что на нем просто одним шрамом стало больше. — Да ну! И что говоришь — как родной?! И согласился?!.. Молоток! Он бросил трубку и обвел просветленным взором всех присутствующих, включая Дрозденко. Соломон вскочил и устремился в смежную комнату. — Вот так и надо работать, — похвалил Малюта оставшихся. Сердце у Дрозденко бешено заколотилось. Интуиция подсказала ему, что вместе с телефонным звонком расклад для него изменился к худшему. Малюта его пугал не столько в гневе, сколько в благодушном настроении. Благодушное настроение Глеба Анатольевича свидетельствовало о том, что головорезы-партнеры изловчились и поставили какую-то ловушку. — Можем договориться, — дал задний ход либерийский гражданин без особой надежды на успех своего предложения. — Договорились уже, — беспечно отмахнулся Глеб Анатольевич. — А это здесь на хрена? Соломон, успевший сгонять за молотком, аккуратно положил его перед Малютой на столешницу. — Сам сказал: «молоток», — пропыхтел Соломон, указывая на орудие столярного производства. — За гвоздями я Родимчика отправил в хозяйственный. Малюта задумчиво повертел в руках инструмент, после чего запер в сейфе. — Правильно, — одобрил он действия помощника. — За тобой еще бригада хохлов. Давно пора ремонтом заняться. Эту сволочь тащите пока в подвал. Не обращая внимания на протесты Дрозденко, подхваченного невесть откуда подоспевшими братками, глава преступного синдиката отомкнул ключом ящик стола. Достав из ящика переплетенный в телячью кожу «судовой журнал», Малюта сделал в нем следующую запись: «Молоток и гвозди. Возможно, хотел начать ремонт». Запись была произведена по рекомендации лечащего врача Сони Ореховой. С некоторых пор Глеб Анатольевич страдал провалами в памяти. Подобное заболевание чаще всего возникает у людей, злоупотребляющих алкоголем и наркотиками. Врач посоветовала заполнять провалы рассказами окружающих о тех событиях, которые происходили непосредственно в момент потери памяти. Сознаться же, даже самым доверенным своим бойцам, в подобной слабости значило для Малюты частично утратить не только память, но и авторитет. Потому он старался заполнять провалы тайно от сподвижников. — И бритву не забудьте! — крикнул Малюта вслед своим соколам, еле-еле выдворившим из комнаты упиравшегося руками и ногами Дрозденко. — Я что?! Сам все за вас должен помнить?! |
||
|