"Таро Люцифера" - читать интересную книгу автора (Маркеев Олег Георгиевич)

Глава семнадцатая

До Кутузовского он добрался за двадцать семь минут.

На скамейке у подъезда сидел улыбчивый блондин в темных очках. Еще один «близнец». По всем признаками единоутробный братец того блондина, что со стрелой в затылке остался лежать в подворотне.

Корсаков на ходу бегло осмотрел двор. Машин было довольно много, все пафосных марок, и на каких именно тачках приехала бригада, поджидающая его в квартире, сказать было трудно.

Блондин не изменил своей позы манекена из дорого бутика. Улыбка казалась прилепленной к его пластмассово-бледному лицу.

Корсаков, глядя в свое отражение на черных стеклах очков блондина, небрежно бросил:

— Слышь, шестерка, свистни своим, что я иду.

Не снимая улыбки с лица, блондин кивнул.

«Лом тебе в затылок», — пожелал ему Корсаков.

В подъезде стояла гробовая, настороженная тишина. Такая, неживая и стылая, заполняет только отселенные дома. Растровый, как сквозь дымку прошедший, свет сглаживал контуры предметов. Все вокруг казалось размытым и нечетким.

Корсаков знал за собой такую особенность, так глаза реагировали на стресс.

Он ждал лифта, плотно зажмурившись. Еще одной особенностью была сверхконтрастность и сверхчеткость зрения, когда муть ожидания отхлынывала, и сжатая внутри пружина была готова сорваться в смертоносном броске. Тогда глаза резало, как при ярком свете солнечного зимнего дня.

Он вышел на седьмом этаже.

Два блондинистых «близнеца» отлепились от подоконника и дружно шагнули к нему. Оба улыбались плакатными улыбками. Их самоуверенность была пропорциональна габаритам. Полутяжелый вес по классификации Международной ассоциации боев без правил.

Корсаков распахнул плащ.

Один «близнец» молча снял с его плеча ремень кофра. Второй бегло обшарил Корсакова от плеч до ботинок.

— Доволен? — спросил Корсаков у того, кто держал в руке его кофр.

Кивнули оба.

Корсаков подошел к двери сто двадцать первой квартиры, потянулся к звонку.

Нажать не успел. Дверь распахнулась.

На пороге стоял еще один улыбающийся блондин.

Кто в «бригаде» старший, Корсаков понял сразу.

Мужчина, на вид лет сорока пяти, неброско, но дорого одетый, сидел в кресле в непринужденной позе, закинув ногу на ногу. Он единственным казался живым и естественным. Три блондина, наштампованные на одной фабрике манекенов, на людей походили только внешне. Один стоял за креслом, два других истуканами замерли в противоположных углах комнаты.

Лицо мужчины, гладко выбритое, с ухоженной кожей, покрывал южный загар. В гладко зачесанных назад волосах серебрились ниточки седины. Корсакову его лицо напомнило бюст Гая Юлия Цезаря из Берлинского музея: отлитые в черном камне воля и упорство. Такие о битвах докладывают кратко: «Пришел, увидел, победил». И не поза это, а суть.

Мужчина скользнул взглядом от ботинок до груди Корсакова и сконцентрировал на лице. Смотрел, не мигая.

Глаза его Корсакову не понравились. Такие, всасывающие, бывают у умных следователей, которые подводят под «вышку», ни разу не повысив голос на подследственного.

«Интеллигентный кишкомот», — определил Корсаков.

Мужчина загнул манжет и бросил взгляд на часы. Уголки губ дрогнули, обозначив улыбку. Так и не растянувшись в нее, губы вновь сложились в плотную, волевую складку.

— Для лица творческой профессии вы похвально точны, — произнес он.

— Я хочу увидеть жену и сына.

Корсаков не заметил, чтобы мужчина подал какой-нибудь знак, но после секундной паузы один из блондинов, стоявший в позе футболиста, в ожидании штрафного удара, разлепил кисти и в три шага пересек комнату, толкнул дверь в смежную комнату. Раньше она была спальней Игоря. Потом в ней долго болела и медленно угасла его мать. После ремонта квартиры комната по наследству перешла к сыну Игоря, а трехкомнатная квартира после развода бывшей жене — Анастасии.

Анастасия, словно ждала, когда отроют дверь, моментально вылетела из комнаты. Она была, конечна издергана и заведена до предела, но никаких явных следов насилия не было.

Увидев Корсакова, захлебнулась от возмущения.

«Началось», — с тоской подумал Корсаков.

Он порадовался, что хотя бы выглядит пристойно. Ночью Анна, оказалось, по собственной инициативе сунула одежду Корсакова в машинку-автомат, и утром он обнаружил одежду выглаженной и пахнущую чистотой на вешалке в ванной. Даже плащ умная девочка протерла каким-то импортным средством, от чего кожа теперь выглядела практически новой, а потертости и заплатки смотрелись стильными декоративными аксессуарчиками в стиле Гая Риччи.

— Ты… Ты — сволочь, Корсаков! — выдохнула Анастасия.

— Это ни для кого не новость.

Анастасия сжала кулаки и на секунду зажмурилась.

— Ну что ты скалишься? Что ты скалишься, уродина?! — Голос Анастасии взлетел на третью октаву. — Во что ты опять вляпался?! Ну почему, почему… За что мне такое?!

Она шагнула к Корсакову. Он на всякий случай снял с головы «стетсон». Не хотелось, чтобы от пощечины шляпа спикировала в угол.

— Стася, мы же договорились, я всегда и во всем виноват, — примирительным тоном произнес Корсаков.

— Да тебя убить мало!!

«Почему? В самый раз хватит», — успел подумать Корсаков перед тем, как получил первый удар кулачком в грудь.

Анастасия, захлебываясь от беззвучных рыданий, барабанила ему в грудь. Корсаков натужно улыбался, хотя несколько раз она попала по травмированным ребрам. В глазах потемнело, но он не подал вида.

Братья-близнецы остались совершенно безучастны, мужчина следил за происходящим, словно находился в кресле партера. С чуть отстраненным интересом.

— Ну все, хватит.

Корсаков обнял Анастасию. Она забилась в его руках, потом обмякла.

Сердце у Корсакова забилось, как подранок в траве. Анастасия за годы после развода ни сколько не изменилась внешне, так и осталась по-девчоночьи стройной. Стоило прижаться телу к телу, как искусно выстроенные крепости из льда с треском рухнули, не устояв перед теплом и трепетом сердец.

— Все у тебя будет хорошо, — прошептал Корсаков в прижатое к его губам ушко. — Ты почтовый ящик проверяла?

Анастасия оторвалась от его груди, сморщившись, как ребенок перед ревом, посмотрела ему в глаза.

— Больной, да?

— Проверь, когда мы уедем.

«Дай бог, что чек на месте. Добровольский, земля ему пухом, опротестовать его не сможет. А таких денег хватит, чтобы искупить мои грехи за три жизни».

В распахнутой двери появился сынишка.

— Па, привет!

Светлорусые, в мать, волосы, были пострижены в модную скобку. Трогательно тонкая шея и по-взрослому пристальный взгляд. Корсаков надеялся, что мальчика, внешностью пошедший в мать, унаследует его глаза. Способные видеть формы и суть вещей.

Анастасия попыталась вырваться, но Корсаков не выпустил ее из объятий.

— Лешка, как дела?

— Нормально. Ты не волнуйся, они нам ничего не сделали.

— Очень хорошо.

— Умный у вас мальчик, — подал голос мужчина. — Пока играл в «Квэйк», попытался послать «мыло» на сайты ФБР и ФСБ. Вовремя поймали. А то тут такое бы сейчас было…

— А вы разве не из ФСБ? — спросил Корсаков.

— Да это чисто «Матрица»! — встрял Лешка. — Прикинь, па, они за сутки в туалет ни разу не сходили.

Мужчина хмыкнул. Корсаков улыбнулся.

— Весь в меня.

— Не дай бог, — прошептала ему в грудь Анастасия.

Мужчина кашлянул в кулак.

— Анастасия Викторовна, пожалуйста, оставьте нас.

Корсаков уронил руки.

— Иди, Стася.

— Во что ты вляпался, Игорь? Как в прошлый раз?

Корсаков покачал головой.

— Тебе нечего бояться. Я вас вытащу. Как тогда… Не забудь про почту.

Он осторожно отстранил от себя Анастасию.

Посмотрел на ее полураскрытые, искусанные губы, и подумал, что, стоит припасть к ним в поцелуе хоть на мгновенье, как все вернется на круги своя. А это не нужно ни ей, ни ему.

— Иди. Храни вас Бог.

Анастасия всхлипнула и прижала кулачок к губам.

Один из «близнецов» сопроводил ее до порога комнаты и плотно закрыл за ней дверь.

Развернулся и вплотную подошел к Корсакову.

Вблизи кожа на лице блондина казалась высококачественным латексом. Глаза отливали черным стеклом.

Молча, блондин провел ладонями по груди Корсакова. Правой ладонью нырнул в нагрудный карман, извлек футляр.

Отступил. Шагнул к мужчине в кресле, передал футляр и вернулся на свое место у стены.

Мужчина осторожно открыл футляр. Заглянул во внутрь.

Поднял взгляд на Корсакова.

— Что-то не так? — спросил Игорь.

Мужчина, не ответив, перевел взгляд за спину Корсакова.

Игорь, оглянувшись, увидел, что из прихожей выдвинулся «близнец» с его кофром в руке.

— Нет, — проскрипел «близнец».

Мужчина с минуту разглядывал Корсакова.

В полной тишине, повисшей в комнате, зрение Корсакова обрело болезненную, опасную четкость. С расстояния трех шагов, от отчетливо различал каждый седой волосок на висках у мужчины.

Мужчина дрогнул тонкими губами. Достал из кармана мобильный. Нажав всего одну кнопку, установил связь с нужным абонентом.

— Нет, — произнес он только одно слово.

Корсаков где-то читал, что у «нет» сто пятьдесят интонационных значений. Мужчина произнес «нет» как доклад, а не приказ.

Выслушав кого-то на другом конце линии, он уронил:

— Да.

Убрал мобильный в карман.

С минуту щупал и сверлил Корсакова взглядом следователя по особо важным делам.

— Вам придется проехать с нами, — ровным голосом произнес он.

— Женщина и ребенок вне игры?

Корсаков решил, что при неустраивающем его ответе, начнет убивать и умирать прямо здесь, не сходя с места. Эти люди просто не оставили ему иных шансов.

Мужчина опустил веки.

Из смежной комнаты вышел очередной «близнец» и молча проследовал в прихожую.

Двигатель работал абсолютно бесшумно; движется машина или нет, можно было догадаться только по легкому покачиванию и характерному сосущему ощущению в солнечном сплетении, что возникает при взлете самолета.

На глазах у Корсаков была плотная повязка. Оставалось только полагаться на слух. Он пытался сориентироваться по гулу потока машин, в котором катила их машина, считать количество поворотов и остановок. Но быстро понял, что все бесполезно. Шпионские хитрости, растиражированные в дешевых детективах, в измученной пробками Москве не действуют: в столице можно короткими рывками ехать час там, где пешком пройдешь за десять минут.

Корсаков решил расслабиться и ждать.

В конце концов, побеждает тот, кто заключил сделку не с Фортуной, а с Хроносом. Неумолимое Время срывает дубовый венок с головы победителя.

«Кто умеет ждать, тот умный. Кто мертвый — тот дурак», — поучал Славка-Бес.

Москва куталась в серый сентябрьский туман. Августовская путчевая горячка сменилась похмельной хмуростью.

Словно сама природа говорила: «Ребята, в России живем. Побунтовали — и баста. Придет зима, все лозунги в голове заморозит, как дерьмо в нужнике. А с пустым брюхом даже в раю тошно».

И народ внял. Чуткие, как перелетные птицы, косяками потянулись в ОВИРы. Тугодумы и оптимисты стали устраиваться в новой жизни, как норовые зверьки на зиму.

В ту осень жизнь у Корсакова надломилась, как ветка яблони, густо увешанная сочными плодами. Просто не выдержала богатого урожая. Слишком уж много счастья, решила судьба. И ударила поддых.

Славка-Бес выслушал Корсакова, добродушно щурясь, то и дело смачивая губы пивом. На чьей стороне Славка был в отгремевшем и отгулявшем путче судить было сложно. А сам он помалкивал. Но заявился в Москву аккурат к вводу войск. Почему остался, квартировался в съемной полуторке в Бирюлево и на оставленном им для связи телефоне «дежурил» незнакомый мужской голос, просивший всех, кто искал Беса, перезвонить через полчаса — об этом Корсаков не спрашивал. Славка играл в свои игры.

Корсаков выговорился до дна, и кружка Беса опустела. На душе у Корсакова осталась такая же мертвая пена, что умирала на донышке кружки.

История была совершенно банальной: пропажа жены и ребенка, звонок в мастерскую с предложением заплатить энную сумму, просьба не беспокоить милицию. Корсаков знал сотни таких историй, и беспечно надеялся, что именно его пронесет. Оказалось, исключений не бывает. Живешь в бандитском государстве, копи на выкуп.

Бес пожевал хвостик соленой рыбки и задал первый вопрос:

— Хотя я догадываюсь, но все же ответь, ты в милицию заяву кинул?

Корсаков отрицательно покачал головой.

— Я им не верю.

— Мне пофигу, веришь ты им, или нет. Просто если я впишусь в разборы и ребят своих подключу, не хотелось, чтобы под перекрестный огонь менты попали. Вони потом будет до небес. — Он откусил у рыбешки, засоленной до состояния мумии, куцый хвостик, растер крепкими зубами. Облизнулся. — А своих бандитов знакомых разве нет?

— Есть, кончено. Но они же шакалы, падаль почуют — разорвут. И где гарантия, что они не в доле? Нет, я никому про звонок не сказал. Сразу тебя искать начал.

— Приятно слышать. — Славка почесал грудь под десантным тельником. — Что конкретно они от тебя хотят?

— Денег.

— Сколько?

— Триста тысяч долларов.

Слава пошевелил бровями, выжженными под нездешним солнцем.

— А у тебя такие деньги есть?

Корсаков пожал плечами.

— Теоретически. Если хорошо продать тридцать-сорок картин. Но такую цену дадут, только после выставки в Гамбурге. И то, если удачно там все пройдет. Я туда переправил десять работ. Через две недели жду результат. Но продавать нужно с умом. Минимум года три. Иначе цены собьешь.

— Угу. — Славка кивнул своим мыслям. — Что еще имеешь?

— Налом штук десять. Трехкомнатную квартиру на Кутузовском. От родителей осталась. Что еще? Мастерская на Беговой. Бээмвуха восемьдесят седьмого года. Что еще? А… Развалюха под Мытищами. И десять соток к ней. Купил на всякий случай, хотел там летнюю мастерскую организовать.

— На пленэр в Битцевский парк походишь, ничего страшного, — отрезал Славка. — Как я понял, на выкуп наскрести можно. Сколько они тебе времени дали?

Корсаков сглотнул тугой ком, распиравший горло.

— До завтрашнего утра. До завтрашнего утра, сказали, не тронут Стаську.

Бес на секунду прищурил глаза.

— Торопятся ребятки, — пробормотал он.

За окном медленно умирал осенний день.

Бес встал из-за стола, принялся ходить по кухне из угла в угол. Чем больше ходил, тем больше в движениях проступала хищная звериная пластика. Корсаков следил за превращениями всегда добродушного и медлительного Славки и понял, почему того прозвали Бесом. За маской русопятого рубахи-парня скрывался коварный, хитрый и беспощадный зверь.

Бес вернулся за стол. Сграбастал бутылку пива, щелчком большого пальца сковырнул пробку так, что она выстрелила до потолка, коцнув, рикошетом улетела в угол.

Славка жадно присосался к горлышку. Перелил в себя содержимое бутылки, убрал пустую тару под стол. Отвалившись к стене, исподлобья уперся взглядом в Корсакова.

Игорь ждал. Как ждут приказа и приговора. Внутренне умерев.

— Мать и пацана они держат отдельно, — как о совершенно очевидном, произнес Бес. — Это делает ситуацию не просто плохой, а совершенно хреновой. Шансов отбить одним ударом почти нет.

Корсаков не решился возразить. В конце концов, в засадах, захватах и налетах Бес разбирался лучше него.

— Приехать на «стрелку» и грамотно уложить всех мордами в землю, намотать кишки на локоть и вытащить информашку… — Он пожевал что-то, попавшее на зуб, и сплюнул. — Тьфу. Пять минут работы. У тебя налом валюта есть?

Корсаков кивнул.

— Тысяч десять есть, я же говорил.

— Нормально. — Бес побарабанил крепкими пальцами по столу. — Хватит, чтобы «пробить» информашку через своих ребят. Дальше выдвигаемся по адресам. Кладем там всех. Если Бог на нашей стороне, вытаскиваем твою Стаську и пацана живыми и невредимыми. Зачищаем все за собой. Потом забиваем новую «стрелу». Без базара валим на ней всех. Не пучь глаза, я лучше знаю, как с такими козлами дела делаются. И после этого передаем по всем каналам, что тебя трогать вредно для здоровья. — Он помолчал. — С моей бандой расплатишься по международному тарифу. Квалификация у ребят такая. Продашь кое-что, наскребешь как-нибудь, лады?

Корсаков с готовностью кивнул.

Бес тяжко вздохнул.

— Только кино это, Игорек. Квентин Тарантино по сценарию Марининой. А в жизни, братишка, чем ближе цель, тем меньше шансов. И стопроцентная гарантия, что охотиться за тобой будут всю оставшуюся жизнь.

— Но ты же еще жив, — вставил Корсаков.

Славка усмехнулся.

— Потому что слишком много охотников за моей головой. Масть они друг другу перебивают, а я этим пользуюсь. Пиво пей.

— Не хочу. Водки хочу.

— Обойдешься, — отрезал Бес. — Разговор серьезный. На чем мы остановились?

— Шансов ноль, — выдавил Корсаков.

— Да, по киношному варианту — ноль целых, хрен десятых.

Бес резким движением придвинулся к столу, выкинул руку и цепко схватил Корсакова за кисть. Подержал с полминуты, потом отпустил.

— Ты чего? — Корсаков потер передавленное запястье.

— Да так. Тест один. На Востоке научили. — Бес посмотрел за окно.

Туман прилип к стеклам.

— Пульс у тебя, Игорек неплохой. С учетом обстоятельств. Но мог бы быть лучше, — задумчиво произнес он. — Но что-то в нем есть. Такая жилка особенная.

— Причем тут мой пульс? Может, еще температуру померим?! — Корсаков с силой пригладил волосы. (Тогда они у него были короткими, а стрижка по последней моде.) — Говори, Бес, не тяни.

Бес повернул к нему лицо. Пристально посмотрел в глаза.

— На Востоке говорят, что месть — это блюдо, которое надо подавать холодным, — произнес он. — От себя добавлю: кто умеет ждать, тот умный, кто мертвый — тот дурак.

— Что-то я не догоняю тебя, Бес. Можно без высот армейской мысли?

Бес усмехнулся, но глаза сделались стальными.

— Военных не трогай, парень. Мы не ангелы, конечно. Но великомученики почти все. Работа такая: костьми ложиться и чужих ежей своими задницами давить.

— Извини.

— Проехали. — Бес расслабленно откинулся на стуле. — Итак, как говорил наш замполит после трехчасовой трепотни, разрешите подвести черту, товарищи. Что мы имеем? Женщину и ребенка в залоге. Требования — мешок баксов, которые, в принципе, есть. Повод к войне я вижу. А причины мочить людишек и подставлять под пули своих, увы, в упор не наблюдаю. Отсюда следует предложение: быстро собрать бабки, распродав все барахло. До утра можно успеть. Слава Богу, не в тундре живем.

— И все?

Бес хищно усмехнулся.

— И все только начнется, Игорек. Для всех закончится, а для тебя начнется.

Бес подцепил зажигалку, ловко прокрутил между пальцами. Она сама собой от мизинца проскользила к большому пальцу и свалилась в раскрытую ладонь.

— Понял, Игорек?

— Нет, — ответил Корсаков.

Бес чиркнул зажигалкой.

— Переверни ситуацию. Сейчас ты загнан в угол и времени у тебя нет. Получи свободу маневра и вагон времени. И спокойно, без суеты сделай то, что сейчас хочешь с ними сделать. Перекоцай поодиночке. Медленно и с кайфом.

Бес прикурил от язычка пламени, выдохнул дым в потолок.

— Серьезная акция готовится не один месяц. Это в кино все просто, как бабе вдуть. А в жизни… Короче, что париться? Начальства у тебя нет, задницу рвать никто не прикажет. Затаился и жди. Готовь лежки, вынюхивай стежки-дорожки, оборудуй места для засады. Не торопись. Чутье подскажет, что надо отказаться, так и делай. И не гоняйся за всеми зайцами сразу. Выбери одного. Завали, отлежись, и подбирайся к следующему. Только так.

Корсаков прислушался к себе. Пружина в груди, сжавшаяся до отказа, начала понемногу слабеть.

— Ты мне поможешь, Славка?

Бес пошевелил выгоревшими бровями.

— Игорь — это твоя война.

— Понятно.

— Ни фига тебе не понятно! Я сегодня здесь, а завтра — аборигенам в Австралии штык в жопу вставляю, понятно? Жизнь у меня такая! — Он перевел дух. — Союз окончательно накрылся, всех от присяги, считай освободили. Теперь я сам за себя воюю. И ты тоже. Сам за себя.

Корсаков плеснул себе в кружку пива.

— Ладно.

— Не ладно, а «ура», твою… Смысл жизни у человека появился, а он рожу кривит. Да полстраны будет бухать и дохнуть без радости и смысла. Один ты в кайф жить теперь начнешь.

— И что это за кайф?

Бес прищурился.

— А вот, Игорек, когда увидишь, как вытекает кровушка у первого, кого ты завалишь, тогда и узнаешь. — Он раздавил сигарету в пепельнице. — Короче, братишка, голым в поле я тебя не брошу. За мало-мало бакшиш организую тебе канал информационного обеспечения. Люди надежные, и разведданные у них — первый сорт. Пересекаться вы не будете. Суешь в «почтовый ящик» запрос и денежку. Через сутки получаешь ответ. Оружие есть?

Корсаков помялся.

— Охотничий карабин. От отца остался. Ручная работа.

— Вот и не трогай. Пусть на стенке висит. Там ему самое место. — Бес скосил глаза в сторону. Что-то высчитал в уме. — Кое-что на первое время я тебе по дружбе подброшу. Остальное через «почтовый ящик» закажешь. Денег хватит, танк подгонят.

Корсаков грустно усмехнулся.

— Я не шучу. — Он посмотрел на Корсакова, словно приценивался. — Хотя тебе танк не понадобится. Парень ты с воображением. Такие даже сигаретой горло чикнуть могут.

— Это как? — удивился Корсаков.

Бес зубами вырвал фильтр у сигареты, расплавил кончик над пламенем зажигалки. Когда на кончике образовалась смоляного цвета капля, расплющил ее об стол, крепко придавив донышком зажигалки.

Он показал плоскую пластинку с неровными краями, прилепившуюся к белому цилиндрику фильтра.

— Натачиваешь на камне, как лезвие ножа. И вперед.

Бес, словно ногтем, чиркнул по руке Корсакова. Там, где прошло импровизированное лезвие бритвы, осталась тонкая красная полоска.

Обугленный фильтр улетел в ведро. А Бес вновь без предупреждения схватил Корсакова за запястье.

— Чую, чую я ее, Игорек, — прошептал он, глядя Корсакову в глаза. — Студеная, как ключевая вода в теплом озере. Все у тебя получится, я уверен. Горячее сердце, чистые руки и трезвую голову чекистам оставим. Наши руки кровью крашены, в венах — лед, а в голове — бортовой компьютер. Только так выжить можно. А Бог даст — и победить.

Он разжал мертвую хватку пальцев.

Привстал, снял с холодильника телефон. Придвинул к Корсакову.

— Начинаем этап «бабло творит добро», — объявил он. — Есть кому быстро сдать картины? Оптом. Все, что есть.

Корсаков удивился.

— Почему сразу картины? Можно же квартиру на них оформить. Или мастерскую.

Бес хмыкнул.

— Знаешь, я — сапог яловый, в искусстве ноль полный. Мону Лизу от Мерлин Монро не отличу, а Баха с Фейербахом путаю. Но войне меня учить не надо. Еще Клаузевиц говорил, что лучшая военная хитрость — сделать то, что от тебя хочет противник. — Он постучал пальцем по трубке. — Звони, Игорек, слушай меня, пока я жив. А потом я ребят своих кликну. На «стрелке» тебя подстрахуем. Заметь, совершенно бесплатно.

Бес широко улыбнулся, показав крепкие зубы. Глаза сделались откровенно хищными: кристально чистыми, целящимися.

…Он, Бес, как шалым глазом своим в воду смотрел. Корсаков через Жука до полуночи реализовал оптом все картины. Почти двести работ. Но денег не хватило, и пришлось переписать на какого-то подставного мужичка мастерскую, еще отцом полученную от Госхудфонда.

Холодные пальцы легли на запястье Корсакова, передавленное дужкой наручников. Кто-то прощупывал его пульс.

— Анализ кала не хотите взять? — поинтересовался Корсаков.

— Нет необходимости, — ответил голос мужчины. — Вы действительно художник?

— Не похож?

Пальцы оторвались от пульсирующей жилки на его запястье.

— Нет.

Машина, круто вильнула вправо. Судя по звукам, въехала во двор. Притормозила на несколько секунд.

А потом покатила дальше. В гулкой трубе. Словно в пустом, круто уходящем под землю тоннеле.

«Весьма оригинальная банда. Пластмассовые мальчики, арбалетные стрелы, теперь — подземелье. Черная магия да и только!»

Корсаков прижался затылком к подголовнику.

Под ложечкой сосало. Но в крови у себя он отчетливо чувствовал студеную струйку мщения. Холодную и острую, как жало хорошо отполированного стилета.