"Хронико либеральной революции" - читать интересную книгу автора (Мороз Олег)

III. РЕФЕРЕНДУМ

Хасбулатов обозначает стратегические цели

Перемирие между Ельциным и его противниками закончилось раньше, чем можно было ожидать, – сразу же после новогодних и рождественских праздников. В двух номерах карманной хасбулатовской “Российской газеты” – за 9 и 10 января – была опубликована пространная статья спикера, где он фактически поставил под сомнение правомерность компромисса, достигнутого на VII съезде. В сущности, это был первый шаг к тому, чтобы аннулировать соответствующее съездовское постановление.

Хасбулатов вновь обрушился на президента и его окружение, обвиняя их во всех смертных грехах, хотя имя Ельцина во вполне византийской манере ни разу в статье не упоминалось. По словам спикера, постановление о стабилизации конституционного строя пришлось принимать из-за того, что некие нехорошие люди “резко и сознательно обострили” противоречия между исполнительной и законодательной властью, что какие-то “высшие должностные лица”, “желающие продемонстрировать свою силу (часто от бессилия)”, вызывали один кризис за другим, да и вообще “высшая исполнительная власть безоглядно ринулась в пропасть, увлекая туда все общество”. Общество надо было спасать. Потому, дескать, и пришлось пойти на компромисс.

В самом постановлении автор задним числом усмотрел ряд огрехов. Главный из них – неправомерная процедура принятия документа: поскольку он представляет собой некий набор поправок к Конституции, то и принимать его следовало двумя третями общего числа депутатов, а не простым большинством…

Спрашивается, чего ж вы раньше-то молчали? Как пишет Хасбулатов, “соображения общественно-политической целесообразности пересилили соображения конституционной правосоразмерности”. Понятно. Цель оправдывает средства.

Впрочем, позже последует несколько иное объяснение – знаменитое объяснение через ссылку на попутавшего г-на Хасбулатова беса.

Что касается референдума по основным положениям новой конституции, назначенного Съездом на 11 апреля, у Хасбулатова в этой связи тоже возникает, по его словам, “много вопросов, сомнений и раздумий”. Прежде всего, “не очевидно, что на референдум придет требуемое большинство избирателей”: многие из них явно разочарованы эффективностью такого рода мероприятий. Да и деятельность тех лиц, “которые требуют от людей доверия”, далеко не устраивает население.

Тут, надо полагать, опять-таки имелись в виду Ельцин и его команда – самому-то Хасбулатову со товарищи, как уверен спикер, народ безоглядно доверяет.

В действительности рейтинг Ельцина в течение всего времени противостояния двух властей был несопоставимо выше хасбулатовского рейтинга.

Очень сильно сомневается Хасбулатов, что в референдуме примут участие субъекты Федерации: “уже при проведении союзного референдума о сохранении Союза в обновленной форме, как, впрочем, и республиканского по вопросу об утверждении поста президента, многие регионы просто отказались принимать в нем участие; не создается ли такая ситуация и теперь?”. К тому же надо учесть, что один из вопросов, который предлагается вынести на него, – это вопрос о национально-государственном устройстве России. Как считает Хасбулатов, “сама постановка подобного вопроса способна вызвать сильнейшие дезинтеграционные процессы”. “Не распадется ли Россия после такого референдума?” – вопрошал автор.

Всеми этими рассуждениями Хасбулатов как бы подавал сигнал региональным властям, особенно деятелям представительной власти, какую позицию им следует занимать в вопросе о целесообразности проведении референдума.

Сам спикер прямо поставил ее под сомнение, заявив, что основные положения конституции, как и сами ее нормы, “имеет право толковать только Съезд народных депутатов” и никто другой. Предлагаемый же вариант принятия основ конституционного строя на референдуме, убежден Хасбулатов, “существенным образом ограничивает конституционное право высшего представительного органа по осуществлению им законодательных полномочий”.

Если же референдум все-таки будет проведен, но вынесенные на него конституционные положения не получат большинства голосов, это, по мнению Хасбулатова, “резко ослабит государственную власть вообще”, а потому “инициаторы референдума”, несомненно, должны будут уйти в отставку – “абсолютно неизбежны” станут новые выборы как президента, так и депутатского корпуса.

Поскольку депутаты отнюдь не горели желанием слагать свои полномочия и переизбираться, вполне очевидно было, что такого рода заявлениями Хасбулатов вербовал из их числа новых волонтеров в ряды противников референдума.

По сути, в этой статье Хасбулатов обозначил стратегические цели, к которым, не допуская никакого разброда и шатания, стройными рядами должны стремиться все его союзники и единомышленники “в центре и на местах”.

Забавно, что человек, открывший новый политический год такой вот запальной конфронтационной статьей, в своих воспоминаниях “на голубом глазу” уверяет: “Как известно, сразу же после окончания VII съезда ельцинисты стали нагнетать обстановку вокруг референдума. А ведь мы договорились превратить 1993 год в “год экономики”.

Реанимация компартии

Огромным подспорьем для оппозиции стало восстановление российской компартии. Половинчатые ельцинские указы от 23 августа и 6 ноября 1991 года, не запрещавшие, а всего только “приостанавливавшие” деятельность КПСС и КП РСФСР, позволили коммунистам через короткий срок создать взамен “приостановленных” сразу несколько “новых” компартий. Это проявленное Ельциным весьма легкомысленное отношение к самой опасной, самой черной (хотя и красной) политической силе, терзавшей страну долгие десятилетия, было одной из его крупнейших ошибок. Собственными руками он создал себе более серьезного, чем даже национал-патриоты, противника. Впрочем, две эти силы с самого начала действовали в единой связке.

Конечно, полный запрет компартий кто-то мог бы счесть не очень демократичной мерой, однако эти осуждающие взгляды и речи, думаю, вполне можно было бы пережить, особенно если учесть, к чему в конце концов привело многомесячное противостояние с оголтелой оппозицией, в которой одну их главных ролей играли как раз коммунисты.

Наиболее крупная и дееспособная “партия ленинцев”, собравшая в своих рядах, как считалось, около полумиллиона членов, была создана 13-14 февраля 1993 года на II чрезвычайном съезде компартии России. Съезд состоялся на Клязьминском водохранилище, посреди живописной подмосковной природы и не менее живописных цековских и кагэбэшных пансионатов, естественно, – бывших.

Впрочем, непосредственно форум “народных заступников” заседал в пансионате профсоюзном. То ли в цековский съездовцев не пустили, то ли они сами захотели несколько отстраниться от горбачевского “оппортунистического” ЦК. То ли припомнилось им крылатое: “профсоюзы – школа коммунизма”.

По давней любви большевиков к выразительным эпитетам съезд поименовали восстановительным и объединительным. “Исторические” съезды, как, видимо, предполагалось, были еще впереди.

На полуконспиративную сходку (место съезда почему-то старательно оберегалось от разглашения) слетелись подследственные и неподследственные гэкачеписты. Телекамера запечатлела трогательные объятия прозаика Егора Кузьмича (Лигачева) и поэта Анатолия Ивановича (Лукьянова-Осенева), взволнованные лица Крючкова, Шенина, Бакланова, Стародубцева, Янаева и других пострадавших за марксистскую веру партайгеноссе. Их встречали как героев. Автографы, фотографии на память…

Досталось от красных “антинародному режиму”. По первое число. Если на VII съезде нардепов стены Большого кремлевского дворца, по метафорическому выражению Ельцина, от ругательств краснели, здесь панельные перегородки тихой вэцээспээсовской обители, по-видимому, багровели.

Под “антинародным режимом” подразумевались, естественно, президент и правительство. Народные депутаты в своем большинстве марксистов-ленинцев вполне устраивали. Что касается перемирия, заключенного в декабре между властью и оппозицией, последователи “единственно верного” учения, разумеется, чувствовали себя совершенно свободными от связанных с этим перемирием обязательств.

На съезде решено было начать построение светлого будущего сначала. Впереди, надо полагать (если все пошло бы, как оно у них заведено), – были бы гражданская война, коллективизация, индустриализация… Славные пятилетки… Главное же – любимое детище всех строителей светлого коммунистического будущего, в каком бы месте земного шара они ни объявлялись, – ГУЛАГ.

А вообще, скажите мне, где еще, в какой другой стране люди, обвиненные в измене родине, отпускались бы до суда на свободу, якобы из-за пошатнувшегося здоровья, и, несмотря на это подорванное здоровье, – вместо того чтобы принимать дома таблетки и микстуры, – вновь со всей энергией бросались бы в политику, вызывающе провозглашая своей целью свержение властей, столь благодушно-добродушных к ним? Попробовал бы такой подследственный пикнуть, когда они сами пребывали у власти и в полной – сатанинско-сталинской – силе!

Были избраны руководящие органы партии. Председателем ЦИК стал Геннадий Зюганов. Поскольку в ту пору он был еще и сопредседателем пресловутого Фронта национального спасения – наиболее агрессивной оппозиционной структуры – произошла как бы дружеская смычка коммунистов и национал-патриотов. ФНС, не имевший сколько-нибудь развитой организационной сети, получил в свое распоряжение быстро восстановленные региональные структуры КПРФ и не затронутые “приостановлением” “первички” зюгановской партии, доставшиеся ей в наследство от КП РСФСР. Именно на эти структуры теперь должна была лечь основная нагрузка по организации антипрезидентской кампании при подготовке к апрельскому референдуму.

В общем, полку оппозиции серьезно прибыло.

“Патриоты” продолжают визг

Никакого перемирия, естественно, не признавали оппозиционеры-радикалы, оппозиционеры-маргиналы…

Если кто помнит, любимым литературным жанром “патриотической” газеты “День” был истерический визг. Образец такого художественного визга можно было найти, например, на первой странице одного из номеров, прямо под самым логотипом:

“Ельцин, доколе будешь мучить Россию?

Ельцин, ты угробил русскую армию!

Ельцин, ты пустил шпионов в правительство!

Ельцин, ты уморил науку!

Ельцин, ты погубил культуру!”

И т.д. и т.п.

Нет, в самом деле, удивительная мы страна. Можете ли вы себе представить, чтобы какая-нибудь американская газета написала в то время: “Буш, ты угробил американскую армию!”? Или французская – “Миттеран, ты напустил в правительство иностранных шпионов!”?

Конечно, можно было брезгливо не замечать этой шизофренической пачкотни. Не разглядывает же интеллигентный человек надписи в кабинах вокзальных туалетов. Но с другой стороны… Защитник отечественной науки Проханов и иже с ним это презрительное безразличие воспринимали как поощрение, заходились в визге еще истошнее.

Ельцин угробил армию… Можно, конечно, воспринимать это в качестве метафоры: как известно, Проханов – литератор, и метафорическая речь для него – дело привычное. И в то же время что сказано, то сказано. Если человек угробил не армию даже и не дивизию, а хотя бы взвод, в военное время ему полагается расстрел. Без разговоров. В мирную пору не знаю, может, и не шлепнут, но тоже по головке не погладят. Так вот, в нашем случае коллизия такова: либо Ельцина надо было отдавать под суд за погубление русской армии, либо Проханова – за клевету. Третьего не дано.

Напустил шпионов в правительство. Сотрудничает, значит, с иностранными разведками. На самом высоком уровне. Пеньковского, помнится, поставили к стенке за шпионство в Госкомитете по науке и технике. А тут – президентско-правительственный, более высокий этаж. И снова одно из двух: либо Ельцина судить как обер-шпиона, либо Проханова – как клеветника.

Но никто его не судил. До сих пор живет и здравствует в холе и неге. Считается чуть ли не самым большим интеллектуалом среди всей этой шатии-братии.

Кстати, забавно: когда на только что прошедшем VII съезде нардепов в очередной раз затевалась комиссия для разборок с непочтительной прессой, в эту комиссию сватали небезызвестного, намозолившего всем глаза Бабурина. Если учесть, что он был членом редколлегии этого самого без умолку оскорбительно визжащего “Дня”, лучшего учителя и наставника для нашей прессы, конечно, было бы не придумать!

Полторанин дает интервью “Уните”

Сам Ельцин дорожил перемирием, которое было достигнуто с таким трудом. Достаточно осторожно вели себя и большинство его сторонников, по крайней мере из ближайшего окружения. Среди немногих исключений – довольно странный демарш Полторанина, который в начале января дал скандальное интервью газете итальянских коммунистов…

События развивались так. Незадолго перед Новым годом, 25 декабря, Ельцин подписал указ о создании Федерального информационного центра. Директором его стал Михаил Полторанин, причем эта должность по статусу приравнивалась к должности первого вице-премьера. Таким образом президент возвращал в большую политику своего верного соратника, на короткое время принесенного им в жертву.

Но создание ФИЦа было не только способом реабилитации одного из ельцинских сподвижников. Перед новой организацией, среди прочих, ставилась вполне осмысленная и в общем-то достаточно важная задача – наладить наконец полноценное информационное обеспечение реформ. Его отсутствие было одним из самых слабых мест в деятельности реформаторов. Никто толком, последовательно и систематически не объяснял людям, в чем заключается смысл проводимых в стране преобразований, куда они ведут, каков должен быть их конечный результат и какие еще испытания им придется выдержать, прежде чем забрезжит свет в конце тоннеля.

Естественно, ФИЦ сразу же вошел в число главных мишеней оппозиции. Тем паче что возглавил его один из самых близких президенту людей и, соответственно, одна из самых ненавистных для ельцинских противников фигур.

Накануне Нового года в “Российской газете” появилась редакционная статья под заголовком в духе Оруэлла – “Министерство Правды вместо свободы печати”. В ней утверждалось, что в лице ФИЦ “создается, по сути дела, Министерство пропаганды с функциями, которые не снились и отделу пропаганды ЦК КПСС”. “Помимо функций главного редактора всех российских средств массовой информации, – говорилось далее, – Михаил Полторанин взваливает на себя и собачью должность (каково! – О.М.) главного цензора”.

А 9 января итальянская коммунистическая газета “Унита” опубликовала весьма острое, можно сказать сенсационно острое, интервью с Полтораниным. Не знаю, было ли оно ответом на “собачий” выпад “Российской газеты” или появилось само по себе, независимо ни от чего…

14 января та же “Российская газета” перепечатала это интервью. Текст его – стараниями и “Униты”, и отечественного периодического издания – был составлен таким образом, что прямая речь, принадлежащая будто бы Полторанину, перемежалась в нем с редакционными комментариями, заголовками, подзаголовками, так что было не очень понятно, где чьи слова. Этакий странный компот. Назывался материал “Так я сорвал заговор против Ельцина” (уж это-то хвастливое название, нисколько не сомневаюсь, было придумано в редакции “Униты” – не Полторанин же его сочинил!). Вот как преподнесла итальянскую публикацию “Российская газета” (цитируется лишь та часть, которая относится к “сорванному заговору”):

“МИХАИЛ ПОЛТОРАНИН ДАЕТ ИНТЕРВЬЮ “УНИТЕ” В “ЕЩЕ ПЬЯНОЙ И СОННОЙ” МОСКВЕ: “Я СПАС ПРЕЗИДЕНТА ЕЛЬЦИНА ОТ НОВОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕРЕВОРОТА”

Под заголовком “Так я сорвал заговор против Ельцина” газета “Унита” опубликовала 9 января интервью с руководителем Федерального информационного центра России Михаилом Полтораниным, которое у него взял корреспондент газеты в Москве Серджио Серджи.

В подзаголовке говорится: “Новый государственный переворот в России был уже почти осуществлен. И во главе был Хасбулатов, председатель Верховного Совета. Я сорвал его”…

Михаил Полторанин говорит: “Банды вооруженных чеченцев уже собрались в Москве, готовые выступить по первому приказу. 75 объектов, среди которых министерства, банки и ТВ”. “Президент должен был бы снять министров безопасности и внутренних дел, которые обо всем знали”…

Новый государственный переворот был уже более чем готов за несколько недель до бурного “Съезда депутатов” в декабре. “Путч” по всем правилам. Со специальными, вооруженными до зубов группами, захватом всех стратегических зданий столицы, от министерств до телекомпании, при молчаливом согласии министров безопасности (бывшего КГБ) и внутренних дел. A во главе – Руслан Хасбулатов, председатель Верховного Совета, противник Бориса Ельцина.

– Кто же устранил эту трагическую перспективу?

– Это был я. Когда я понял, что происходит, я начал говорить, бить тревогу…

Михаил Полторанин, 53 года, заместитель премьера и министр информации, который отошел в сторону 25 ноября, “чтобы защитить президента от нападок оппозиции”, прервал перемирие. И пошел в решительное наступление. Это интервью он дал “Уните” в еще пьяной и сонной Москве, только что завершившей празднование Нового года и готовящейся отметить православное Рождество. Полторанин, который всегда отличался сангвиническим темпераментом, бурной энергией и острым языком, вернулся во всем блеске на политическую сцену спустя чуть больше месяца своей добровольной ссылки. Ельцин не мог обойтись без него. И действительно, как все и предполагали, “бульдозер президента” несколько дней назад вновь пошел напролом. Имея статус первого заместителя премьера, в качестве руководителя Федерального информационного центра России… Он стал сильнее, чем прежде, говорится в “Уните”.

Полторанин выдвигает серьезные обвинения. О Хасбулатове он говорит: “Это большевик, даже не коммунист. Всего лишь и только – большевик. Хасбулатов говорит так: “Надо закрыть эту газету”. Или же: “Посадить этого в тюрьму, другого уничтожить”. Таков его стиль. Он очень опасен”.

– Но чуть больше года назад Хасбулатов был вместе с вами…

– Мы были в одной команде. Мы боролись за него, когда речь шла о том, чтобы избрать его председателем Верховного Совета. Мы рассчитывали, что вместе сможем двигать реформы и развивать демократию.

– Но?..

– Но он вместо этого стал окружать себя сбродом, человеческими отбросами, стал заниматься своими собственными частными делами, открыто использовать свое служебное положение в личных целях, специально тормозить все законопроекты, направленные на продвижение реформ, подрывать равновесие власти, с тем чтобы встать надо всеми. Я не имел права больше молчать и объяснил, что готовится. Да, Хасбулатов – большевик, и я обязан бороться с ним.

– Вы обвинили его в том, что он пытался осуществить государственный переворот.

– А вы как иначе могли бы оценить эту ситуацию? Есть председатель Верховного Совета, который создает для себя вооруженную группу…

– Хасбулатов сказал, что создано это подразделение было раньше.

– Он всегда говорит одно, но потом делает другое. Повторяю: он создает вооруженную группу до пяти тысяч человек, со школой специальной подготовки, которая уже подготовила отделение “спецназа”, отдает распоряжение приобрести еще сорок тысяч автоматов. Одновременно в Москву прибывают вооруженные до зубов группы чеченских боевиков. которые занимают весь гостиничный комплекс близ ВДНХ.

– Да что вы говорите!..

– Как что говорю? Они прибыли. Они были там в ожидании приказов. Тем временем Хасбулатов благодаря этим группам берет под свой контроль телевизионный центр “Останкино”, Государственный банк, прокуратуру, Министерство иностранных дел и т.д. Семьдесят пять объектов. Одним словом, убирает милицию, которая подчиняется Министерству внутренних дел, и ставит своих людей. Скажите мне, как бы вы определили все это?

– Подождите, но это значит, что Ельцин на съезде подписал соглашение о компромиссе с руководителем осуществлявшегося тогда государственного переворота?

– Да, но тогда вооруженные формирования были уже ликвидированы президентским декретом. Видите ли, в нормальной ситуации, в нормальной стране после всей этой подготовки Хасбулатова президент должен был бы предстать на сессии Верховного Совета, выступить перед народом и объявить об отставке министра безопасности и министра внутренних дел, которые все это допустили.

– А министры были согласны с операцией?

– Не только. Они ее поддерживали. Президент все узнал от меня, а не от них.

– Таким образом, министры безопасности и внутренних дел допустили создание этих групп?..

– Особенно министр внутренних дел (Виктор Ерин. – Прим. редакции газеты “Унита”.), который подписал и сдал объекты под охрану. Не информируя об этом президента. По этой причине президент должен был бы выступить в парламенте и сообщить о решении отстранить их. Кроме того, Ельцин должен был бы отдать распоряжение о том, чтобы приостановить деятельность самого Верховного Совета до завершения следствия. Вот что ему нужно было делать.

– А он этого не сделал. Почему он не смог это сделать?

– Он не столько не смог, сколько не захотел.

– Почему же?

– Ельцин – это человек, который сразу же чувствует определенные осложнения и старается не обострять ситуацию. Президент всегда верит в добрую волю людей…

– …Накануне съезда, – продолжает Полторанин, – Хасбулатов сказал Президенту: “Если вы не уберете Полторанина, мы разгромим всю команду Гайдара”.

– А Ельцин?

– Спросил мое мнение. Естественно, он не собирался увольнять меня. Это я вытащил его из трудного положения, заявив, что надо сделать все возможное, чтобы спасти правительство Гайдара. Тогда я представил новый вариант реформы министерства и сказал президенту: настало время осуществить нашу идею. Ельцин подписал указ. Я подал в отставку, а он сказал на встрече с группой главных редакторов газет: “Запомните, я не предаю своих людей”…”.

Такое вот интервью.

Как мы помним, осенью 1992-го между Ельциным и Хасбулатовым в самом деле случился острый конфликт в связи с попытками спикера превратить Управление охраны объектов высших органов власти и управления РФ в собственную гвардию. Ельцин квалифицировал его как “незаконное вооруженное формирование” и расформировал своим распоряжением. Если Полторанин имел в виду именно эту историю, то в его изложении она совпадала с действительностью лишь отдельными штрихами и контурами.

Естественно, противники президента сразу же ухватились за эту публикацию. Сама “Российская газета” сопроводила перепечатку послесловием в духе той же “собачьей должности”:

“Ну что тут скажешь?.. Очевидно, Михаил Никифорович, давая это интервью, находился в том же состоянии, в каком пребывала посленовогодняя Москва. Впрочем, его развязности, политической безответственности, авантюризму нет предела. В этом убедилась уже не только Москва…”

На открывшейся в тот же день сессии ВС один из лидеров оппозиционного парламентского блока Владимир Исаков “выразил недоумение” по поводу интервью. А Хасбулатов без обиняков заявил:

– Может, нам закрыть Федеральный информационный центр, а переданные ему финансовые средства перечислить в федеральный бюджет?

Хасбулатов прекрасно знал, что за ФИЦем, за Полтораниным стоит президент. Так что, нанося удары по этой организации (только-только созданной!), небрежно предлагая ее закрыть, он наносит их по Ельцину, прямо бросает ему вызов.

Уже на следующий день “Радио России” процитировало разъяснение пресс-секретаря Полторанина по поводу интервью в “Уните”. По ее словам, “многие части этого интервью были искажены газетой”, “неточную версию высказываний Полторанина опубликовала и “Российская газета”.

18 января последовало разъяснение самого Полторанина. Он сделал его на пресс-конференции в гостинице “Славянская”. Разъяснение было не очень внятным. Руководитель ФИЦ утверждал, что корреспондент “Униты” не очень точно перевел его слова на итальянский; искажения были допущены и при обратном переводе на русский; на самом деле он не говорил про государственный переворот, который будто бы прошлой осенью собирался осуществить Хасбулатов при поддержке силовых министров. В то же время, по словам Полторанина, западные журналисты вообще сплошь и рядом весьма вольно толкуют высказывания политических деятелей, у которых берут интервью, – “это норма их работы”, – и все относятся к этому спокойно. Пора и нам усвоить такое “цивилизованное” отношение к публикациям в прессе.

Полторанин также сказал, что у него имеется кассета с оригинальной записью его интервью. Казалось бы, лучший способ отбить все нападки – публично озвучить эту запись. Однако подобного озвучивания почему-то не произошло.

Впрочем, итальянский интервьюер Полторанина Серджио Серджи заявил, что у него тоже есть запись интервью и что все опубликованное в “Уните” соответствует тому, что сказал его собеседник. Журналист добавил также, что он сравнивал оба текста – в “Уните” и “Российской газете” – и “не заметил грубых ошибок”.

Скандал вокруг интервью разрастался. 21 января на заседании Верховного Совета депутаты собрались дать поручение Генпрокуратуре проверить достоверность фактов, изложенных в интервью Полторанина, однако выяснилось, что два дня назад Генпрокуратура уже начала такую проверку по собственной инициативе, “на предмет возбуждения уголовного дела”. Справилась она с этой задачей менее чем через месяц. 18 февраля генпрокурор Валентин Степанков доложил парламенту, что в результате тщательного расследования, материалы которого составили несколько томов, выяснилось: обвинение в адрес спикера о подготовке им государственного переворота, содержащееся в публикации “Униты”, не подтвердилось. В принципе, по словам Степанкова, может быть поставлен вопрос о привлечении соответствующих лиц за оскорбление и клевету.

При этом, правда, генпрокурор не исключил, что “смысл слов” Полторанина мог быть искажен (по-видимому, руководитель ФИЦа не предъявил запись интервью даже следователям). Однако Серджио Сержи, выступая на следующий день по радио “Эхо Москвы”, вновь подтвердил: опубликованный в “Уните” текст точно соответствует тому, что говорил Полторанин.

По итогам расследования спикер сделал некий благородный жест – отказался преследовать своего врага в судебном порядке. Не то что бы проявил особое великодушие – просто всем показал: не царское, мол, дело возиться с какими-то червяками, есть дела поважнее.

Что стояло за этим странным интервью, которое, по всему раскладу, в тот момент больше очков, пожалуй, принесло противникам президента, чем его сторонникам? Полагаю, оно не было совсем уж бессмысленным и непонятным. Думаю, это была своеобразная форма предупреждения людей. Предупреждения о том, что заговор, попытка переворота вполне реальны. В сущности, Полторанин повторил тот же самый “литературный” прием, к которому несколько ранее в Стокгольме прибег Козырев. И тот, и другой случай показывают, насколько велика в те дни была тревога: это висело в воздухе – вот-вот что-то такое должно случиться, какое-то несчастье, какая-то беда. И тревога не напрасная: почти все, о чем сказал Полторанин в своем интервью 5 января (в этот день состоялась сама беседа), сбылось всего лишь через девять месяцев. Были и вооруженные отряды, действующие в том числе и по приказу спикера, и попытка захватить наиболее важные объекты, и ненадежные силовые министры, и почти полное отсутствие предварительной информации о смертельной угрозе со стороны спецслужб… Разве что “чеченская тема” оказалась у Полторанина несколько преувеличенной.

Что касается ФИЦа, “закрыть” его, естественно, не удалось. 20 января Ельцин своим распоряжением утвердил Положение о Федеральном информационном центре и его структуру, а 27 января назначил двух первых заместителей Полторанина – Владимира Володина и Сергея Юшенкова. Сами эти фамилии, особенно фамилия Юшенкова, свидетельствовали о демократической и прореформаторской ориентации новой организации.

Несмотря на сорвавшуюся попытку уничтожить ФИЦ в зародыше, яростные наскоки на него и его руководителя, понятное дело, продолжались и в дальнейшем.

“Гражданский союз” заигрывает

с Хасбулатовым

К вновь набирающему силу хору критиков Ельцина присоединились и руководители “Гражданского союза”. 16 января на пресс-конференции они сообщили, что мирное соглашение, заключенное на VII съезде, не выполняется, и вину за его срыв возложили на президента и его окружение.

Тут, пожалуй, стоит сказать несколько слов об этом политическом блоке – “Гражданский союз”.

По мере того, как накалялись страсти в противостоянии между исполнительной и законодательной властью, у политиков, прямо не участвовавших в этих боях, но желавших тем не менее участвовать в общественной жизни, все популярнее становилось слово “центризм”. Мало кто знал, да и теперь знает, что конкретно оно означает. Подлинный центризм, наверное, возможен лишь в сформировавшейся, устойчивой политической системе. Там центристы – это политики, занимающие срединную нишу между левыми и правыми. И соответственно, исповедующие определенную идеологию – идеологию центризма. Но в России устойчивой политической системы не было. Напротив, осуществлялся стремительный, конфликтный переход от социалистического государственного устройства к его антиподу – демократическо-рыночному. У того, кто чересчур осторожничал, под предлогом своего “центризма” не примыкал ни к реформаторами, ни к антиреформаторам, не было шансов на особые политические дивиденды. (Это потом, при Путине, так называемые “центристы”, а попросту чиновники, послушные Кремлю, оказались в наиболее выгодном положении.) Так что внутри “центристских” организаций постоянно действовали центробежные разрывные силы, усиливаемые внешним притяжением противоположных политических полюсов. Рано или поздно – некоторые уже на самых ранних этапах – эти “мудрейшие из мудрейших” вынуждены бывали примкнуть к одной из воюющих сторон.

Одним из наиболее заметных в ту пору “центристских” блоков и был как раз “Гражданский союз”, объединивший несколько политических организаций различного толка. О его создании было объявлено 21 июня 1992 года на Форуме общественных сил. Собственно говоря, то, что это никакое не центристское, а сугубо антиреформаторское объединение, стало ясно с самого начала, после оглашения его программных тезисов. Ключевым среди них был известный тезис – необходима “немедленная и радикальная корректировка социально-экономической политики”, смягчение ее, прежде всего – для предприятий госсектора. Способы “смягчения” на протяжении всего периода реформ чаще всего предлагались одни и те же – ослабление финансово-кредитной политики, накачка экономики “пустыми” деньгами для обеспечения предприятий оборотными средствами и т. д. Что, естественно, перечеркивало усилия правительства по финансовой стабилизации. В программе ГС, конечно, присутствовал ряд вполне благородных и привлекательных целей – “остановить обнищание народа”, “не допустить обвальной безработицы”, “превратить рост доходов населения, повышение его платежеспособного спроса и жизненного уровня в локомотив развития экономики”, “сохранить созданный громадными усилиями производственный и научно-технический потенциал, не допустить деиндустриализации страны” и т.д. Вот только инструменты, с помощью которых можно было бы достичь этих великолепных целей, по крайней мере в обозримые сроки, не указывались.

Довольно разношерстной была и компания руководителей “Гражданского союза”. В ее составе, например, пребывали тот же Александр Руцкой, давно уже пустившийся в самостоятельное, отдельное от Ельцина, политическое плавание (в ГС он представлял Народно-патриотический союз России), Николай Травкин, пытающийся примкнуть к какому-то берегу со своей Демпартией России, но так и не нашедший тогда своего места в новом политическом пространстве, Аркадий Вольский, сделавший ставку на директоров предприятий, к тому моменту уже начавших потихоньку приватизировать возглавляемые ими предприятия и превращаться в бизнесменов (с декабря 1991-го он возглавлял Союз промышленников и предпринимателей)… Пожалуй, именно к Вольскому в наибольшей степени в наших условиях было приложимо понятие центрист: он как раз встрял посередине между промышленниками (директорами), тянувшими назад, в социализм, и той частью директорского корпуса, которая постепенно становилась предпринимателями и все больше начинала смотреть вперед, а не назад. Что касается Руцкого, он, разумеется, даже близко не был никаким центристом. Как мы знаем, именно он первым выступил против реформаторской деятельности правительства Ельцина – Гайдара и к июню 1992-го уже весьма далеко продвинулся по этому пути.

Первоначально слова “центризм”, “прагматизм”, “опора на практиков”, повторяю, понравились многим, так что “Гражданский союз” обрел достаточно сторонников и достиг вершины своей популярности в момент проведения VII съезда: в значительной степени как раз под влиянием риторики руководителей ГС большинство парламентариев при выборе между “ученым мальчиком” Гайдаром и “крепким хозяйственником” Черномырдиным, баллотировавшимися на пост премьера, и проголосовали за второго. Это привело к резкому торможению (не к остановке) реформ и соответствующему росту тягот для населения. Но кого же это волнует? К тому времени виновником за все происходившее в российской экономике уже был на веки вечные “назначен” Гайдар, так что в течение многих лет никто из голосующих за того или иного премьера, за тот или иной закон уже мог не беспокоиться, что на него возложат какую-то ответственность за это голосование.

В дальнейшем, после VII съезда, те самые внутренние разрывные силы, о которых говорилось выше, начали становиться в ГС все ощутимей и в конце концов разнесли его на клочки: Руцкой и его единомышленники примкнули к непримиримой оппозиции, ядром которой были Съезд и Верховный Совет; в самом же Союзе остались “подлинные центристы”, которые в политическом отношении были ни рыба, ни мясо, а потому не пользовались никаким влиянием…

“Безнравственный Ельцин”

В январе 1993-го “Гражданский союз” совершил, пожалуй, наиболее резкое на тот момент движение в сторону от центра – поближе к Хасбулатову. На состоявшемся 16 января заседании политико-консультативного совета ГС его лидеры обрушились с весьма резкими нападками на Ельцина, каких прежде себе не позволяли. По их мнению, именно “радикальные силы”, составляющие ближайшее окружение президента, срывают компромисс, достигнутый на VII съезде. К числу шагов, направленных на такой срыв, было отнесено создание Федерального информационного центра, нацеленного будто бы на установление контроля над СМИ, недавние кадровые назначения (по-видимому, прежде всего имелась в виду замена Юрия Петрова Сергеем Филатовым на посту главы администрации президента), стремление свести предстоящий референдум к единственному вопросу: кому вы больше доверяете – президенту или его противникам? Как полный отказ от упомянутого компромисса расценил Аркадий Вольский прозвучавшее незадолго перед тем заявление Ельцина: “Мы не имеем права проиграть референдум”.

Николай Травкин тоже долго и с упоением распекал Ельцина за эти слова. Николай Ильич недоумевал: как, мол, это так, что значит проиграть референдум? На референдуме, дескать, полагается лишь покорно выслушать мнение народа. По мнению Травкина, президент, заставляющий граждан выбирать на референдуме между исполнительной и законодательной властью, напоминает неразумного родителя, который спрашивает у ребенка, кого он больше любит – папу или маму. Подобный подход председатель ДПР счел “безнравственным и просто взрывоопасным”.

Трогательно и забавно было видеть, как все тут – при определении “виноватых” – было поставлено с ног на голову. Миллионы людей могли наблюдать, как в течение всех последних месяцев именно законодательная власть выступала инициатором противостояния с властью исполнительной. Как настойчиво и последовательно отталкивала она руку, протянутую для примирения. Только тот, у кого полностью отшиблена память, мог столь скоро забыть вал бесконечных оголтелых депутатских атак на президента и правительство, кои происходили на недавно прошедшем съезде.

Наконец, это ж надо было умудриться не заметить, что никто иной как Хасбулатов возобновил после съезда боевые действия против президента, напечатав ту самую обширную статью в “Российской газете”, где поставил под сомнение законность и само право на существование достигнутого на съезде – с его же, Хасбулатова, участием – трехстороннего соглашения.

Что касается ельцинской трактовки референдума, мы прекрасно помним: он с самого начала рассматривал намеченный плебисцит как способ услышать слово народа – кому именно он больше доверяет. Никакого отступления от этой позиции, будто бы срывающего достигнутый компромисс, президент в дальнейшем не допустил.

Особый акцент на заседании политсовета ГС был сделан на теме “Ельцин и Черномырдин”. Выступавшие всячески подчеркивали, что утрачивают доверие к президенту, в то время как к новому премьеру настроены вполне благожелательно, надеются, что он исправит ошибки прежнего кабинета. Николай Травкин так и сказал: “Надеюсь, что Черномырдин докажет действиями, что его правительство не марионеточное. Я думаю, что правительство Черномырдина окажется лучше, чем правительство Ельцина – Гайдара”.

Травкин посетовал, что “в нынешнем кабинете сохранилось старое ядро”, и посоветовал премьеру удалить его.

Забавно, что много лет спустя этот деятель оказался в числе функционеров Союза правых сил – прямого наследника того самого “старого” правительственного ядра, доставшегося Черномырдину от Гайдара.