"Хронико либеральной революции" - читать интересную книгу автора (Мороз Олег)

VI СЪЕЗД. ПЕРВАЯ ПОПЫТКА РЕВАНША

“Собрание граждан России”

Самые тяжелые, самые концентрированные удары по президенту, правительству, реформам оппозиция наносила на депутатских съездах.

На 6 апреля был намечен VI съезд народных депутатов. Предполагая (вполне резонно), что ничего хорошего для президента и правительства на этом съезде не будет, демократические организации в качестве превентивной меры провели 5 апреля, накануне открытия съезда, в концертном зале гостиницы “Россия” “Собрание граждан Российской Федерации”. Впрочем, туда были приглашены не только демократы, но и представители других политических направлений из различных регионов России – в надежде добиться хотя бы минимального согласия.

Ельцин выступил на открытии собрания с развернутой программной речью. Он предупредил, что на депутатском съезде будет предпринята попытка реванша. Президент призвал сограждан дать отпор этим попыткам, “защитить радикальные преобразования, твердо поддержать тех, кто проводит их в жизнь, и прежде всего – правительство реформ”. Да, реформы идут трудно, но эти трудности порождены, в первую очередь, предшествующими десятилетиями правления коммунистов.

– Мы слишком долго жили в перевернутом мире, чтобы реформы пошли гладко и безболезненно, – сказал президент. – Главная задача сейчас – запустить хотя бы элементарные рыночные механизмы. Все мы видим, что на нынешнем этапе это порождает острые проблемы. Социальное расслоение приобретает уродливые формы… Ограничены возможности социальной защиты. Но если не пойти на это сегодня, завтра не будет ни активного предпринимательства, ни надежной социальной защиты… Жизненно необходимо преодолеть инерцию покоя, как говорят, “сдвинуть воз с места”. Только в этом случае можно будет сказать: экономическая основа тоталитаризма в России уничтожена навсегда, его восстановление невозможно.

Ельцин напомнил: ни он, ни правительство не обещали, что реформы будут легкими. Трудности, проблемы были ожидаемы:

– Первые месяцы преобразований вызвали существенное падение доходов граждан. К сожалению, оно было неизбежно. Мы честно сказали об этом заранее и благодарны людям за то, что они, хотя и стиснув зубы, проявляют величайшие терпение и выдержку в это труднейшее для России время. Еще раз хочу подтвердить: либерализация цен, стабилизация финансов, структурная реконструкция и т.д. – это средства для достижения главной цели наших реформ. Она состоит в том, чтобы изменить роль человека в обществе, создать условия для производительной, эффективной, качественной работы на себя и свою семью.

Как видим, Ельцин не обещает близкие златые горы, хотя кому-то хотелось бы именно таких обещаний. В качестве самой важной цели реформ он называет не скорое обилие материальных благ (“каждому – по потребности”), а создание условий для эффективного труда. То самое классическое – дать человеку не рыбу на сковородке, а удочку, чтобы он сам мог поймать эту рыбу. Совковая, десятилетиями сформированная психология, конечно, не возрадуется такой подмене, но переломить ее необходимо:

– Добиться перелома неимоверно трудно. Не прошли бесследно времена многомиллионного ГУЛАГа. Дает о себе знать превращение народа в крепостных государства…

В наследство реформаторам досталась поставленная с ног на голову, изуродованная, искаженная, абсурдная экономика:

– Страна утратила естественные источники своего развития. В течение последних десятилетий ее жизнеспособность поддерживалась за счет невосполнимых ресурсов природы, прежде всего российской, за счет благополучия следующих поколений. Обанкротившаяся экономика обрекала нас проедать, проживать достояние, не нами созданное и не нам одним предназначенное. Вся более или менее современная и значимая часть технологических мощностей работала на военные цели, производила средства уничтожения. Государственная политика привела к тому, что производство товаров для народа и продовольствия попало в жесткую зависимость от импорта.

К сожалению, мы до сих пор не избавились от привычки поддерживать свою жизнеспособность за счет невосполнимых природных ресурсов, прежде всего – за счет нефти и газа. Продекларировать недопустимость этого оказалось легче, чем переломить такую привычку.

Ельцин четко обозначил тех, кто противостоит реформам, открыто и тайно, кто стремится их затормозить, исказить, свернуть, кто мечтает возвратить страну в прошлое. Тут есть активисты и, так сказать, “массовка”:

– Выявились политические интересы конкретных лиц и политических группировок, которые пытаются сформировать жесткий блок для организованного противодействия реформам… Но противники реформ есть в каждой социальной группе населения. Еще немало тех, кто предпочитает слепо подчиняться сильным мира сего ради полунищенского, но спокойного существования. Они не хотят перемен или даже пытаются повернуть преобразования вспять. Это те, кто стоит или стоял при входе в это здание и размахивал красными флагами.

Остановился Ельцин и на одной из самых болезненных для него в ту пору тем – о новой конституции, о том, какой она должна быть:

– На первый план вышел вопрос: какой быть России – президентской или парламентской республикой? В республике парламентского типа президент не более чем декоративная фигура. Правительство формируется парламентским большинством и смещается им. При нынешней расстановке политических сил, в том числе в парламенте, пока еще зачаточном состоянии многопартийности в России, да еще в условиях глубокого кризиса, переход к парламентской форме правления был бы, конечно, крайне трудным, нежелательным, я думаю, что просто недопустимым. Постоянная внутрипарламентская борьба на фоне неблагоприятных социально-экономических условий будет приводить к правительственной чехарде. Это заблокирует работу исполнительной власти, и она вообще не сможет провести никаких реформ в этих условиях. Это путь, который в последнее время усиленно навязывается нам частью депутатов Верховного Совета. Считаю его неприемлемым. Он вновь обрекает на блуждание в потемках и постоянное запаздывание. Снова начнутся бесконечные разговоры и политические игры с псевдодемократическими ритуалами. В условиях кризиса такая политика равносильна самоубийству. Я, как президент, никогда на этот вариант не соглашусь. Именно в нынешней ситуации, может быть в течение двух-трех лет, речь может идти только о президентской республике. Это, разумеется, не означает наделения президента неограниченными правами. Он должен исполнять свои обязанности по защите конституционного строя, демократического порядка, прав человека, целостности страны – России. Президент должен иметь возможность в полной мере нести ответственность перед избравшим его народом за судьбу России и реализовывать свою программу.

Президентская или парламентская республика? Весь трагизм ситуации заключался в том, что с новой конституцией, как уже говорилось, недопустимо промедлили, проволынили. Теперь вопрос о ней приходилось решать в условиях смертельной политической схватки, исходя из сиюминутных политических потребностей. Но ведь конституция создается не на минуту – на десятилетия. По здравой логике, в тот момент лучше всего, наверное, было бы ограничиться каким-то временным конституционным актом – конституционным соглашением, конституционным договором, а уж потом, когда все успокоится, “устаканится”, принять хорошо продуманный новый Основной закон, который не открывал бы простор ни для анархической парламентской вольницы, ни для авторитарного президентского правления. Такой вариант решения проблемы неоднократно предлагался президентом, поддерживающими его демократами, однако оппозиция, крепкой хваткой вцепившаяся в старую Конституцию, уверенная, что, на худой конец, она всегда сумеет принять новую по собственному лекалу, всякий раз этот вариант отвергала.

Участники собрания обсудили ход реформ и, в свою очередь, обратились к Съезду и гражданам России с призывом поддержать проводимый правительством курс экономических преобразований. Было выдвинуто также предложение создать объединение гражданских, демократических, патриотических сил в поддержку гражданского согласия и российских реформ.

В принятом обращении “К власти и народу” делегаты заявили о своей поддержке президентской республики, сильной государственной демократической власти, единого демократического федеративного государства с приоритетом прав человека, высказались за ускорение структурной перестройки хозяйства, аграрной реформы, конверсии, потребовали поставить под контроль новую государственную бюрократию и бывшую номенклатуру, немедленно передать землю и основные промышленные фонды в руки тех, кто способен обеспечить высокую эффективность их использования.

Впрочем, не все подписались под этим обращением. Ряд участников, в основном представлявших коммунистические и “патриотические” организации (НПСР, РПРФ, Союз промышленников и предпринимателей, “Гражданское собрание” и др.), покинули зал до принятия итогового обращения – по их словам, в знак протеста против попыток руководства “ДемРоссии” “навязать Собранию решения, фактически дестабилизирующие общественно-политическую обстановку в России и открывающие возможность подрыва существующего конституционного строя”.

Какие же такие решения собрания могли все в стране подорвать и дестабилизировать? Представители Демпартии (они тоже ушли с собрания) потом объясняли, что причиной скандала будто бы стала попытка лидеров “ДемРоссии” Ильи Заславского и Льва Пономарева включить в итоговый документ поправки, “фактически сводящиеся к требованию провести референдум по проекту конституции и распустить Съезд народных депутатов РФ”.

Впрочем, если бы не было этой причины, ушедшие, без сомнения, нашли бы другую: декларировать свое согласие с властью и демократами, да еще накануне съезда, вряд ли входило в их планы.

В этот же день в Москве прошел митинг сторонников оппозиции. На нем было выражено недоверие политическому и экономическому курсу правительства. Митингующие обратились к депутатскому Съезду с призывом прекратить “чудовищный эксперимент над народом”, не допустить принятия новой конституции, добиваться отставки российского руководства. Одним словом, попытка Ельцина и демократов создать перед началом съезда хотя бы подобие атмосферы дружелюбия, стремления к согласию не удалась.

Начало съезда

VI съезд открылся 6 апреля и длился более двух недель. На нем действительно произошло первое серьезное лобовое столкновение парламента с президентом и правительством. Чтобы получить представление, какой состав депутатов противостоял кабинету министров (стало быть, и президенту), достаточно посмотреть на цифры, обнародованные информационно-аналитической группой Президиума ВС по итогам голосования в первый день съезда: полностью поддерживали правительство 130 депутатов, частично – 266, не поддерживали – 653 депутата, причем 483 из них занимали непримиримую позицию по отношению к кабинету. На съезде сложился оппозиционный блок “Российское единство”, объединивший противников правительственного курса реформ. С течением времени к нему примыкало все больше и больше депутатов.

В преддверии съезда правительство настаивало, чтобы доклад о ходе экономической реформы сделал Егор Гайдар. Это было вполне естественно: кому же и докладывать, как не главному ее автору и исполнителю? Однако депутаты решили по-своему: с докладом должен выступить глава правительства – президент Ельцин. Видимо, трудно было преодолеть соблазн демонстративно выказать пренебрежение и презрение к “ученому мальчику”. Ельцин обратился к съезду с просьбой пересмотреть это решение, заявив, что он считает “целесообразным выступить по всему спектру вопросов – политических, социальных, экономических и по конституционному”, однако депутаты высокомерно отказались возвращаться к уже решенному ими вопросу. Президент вынужден был подчиниться.

Ельцин выступил на съезде 7 апреля. Он положительно оценил первые месяцы реформ, хотя и снова признал, что идут они необычайно тяжело. Тяжесть эта, в первую очередь, обусловлена той исходной ситуацией, в которой они начинались.

– К сожалению, – сказал президент, – путь мягких, постепенных, безболезненных реформ оказался для нас плотно закрытым… Проанализировав реальное состояние экономики и общества, правительство пришло к твердому убеждению: стабилизировать положение возможно лишь в том случае, если до предела сжать время запуска важнейших рыночных механизмов, демонтажа командной экономики, резко ужесточив бюджетную и денежно-финансовую политику, не допустить развития гиперинфляции, парализующей рыночные механизмы.

Позже этот вопрос – о мягком и жестком варианте реформ – обсуждался бесчисленное число раз. Критики не уставали обвинять реформаторов – до сих пор обвиняют! – что вот, дескать, были все возможности достаточно безболезненно провести преобразования, а реформаторы до них так и не додумались, выбрали наихудший вариант – вариант “шоковой терапии”. В действительности вопрос, какой вариант выбрать – медленный и постепенный или быстрый и достаточно жесткий, – решался в правительстве не на уровне эмоций и дилетантских импровизаций, а на уровне строгого, трезвого анализа.

К сожалению, жесткий вариант удалось выдерживать недолго. Вскорости в результате почти всеобщего оголтелого сопротивления от него пришлось отступить. “Шоковой терапии”, которую с огромной пользой для реформ удалось осуществить в ряде других стран, выкарабкивавшихся из социализма, в России не получилось…

– Ключевой вопрос, вокруг которого было сломано столько копий, – продолжал президент, – социальная цена реформы. Вспомним, что накануне 1992 года не было недостатка в пессимистических прогнозах относительно реакции населения на либерализацию цен. Конечно, прошел он тяжело, первый этап, но, тем не менее, в основном население, хоть и скрипя зубами, но его выдержало… В целом на первом этапе реформ нам удалось не допустить краха социальной политики… Велось организованное отступление в вопросах социальной защиты. Но самые важные позиции удалось удержать.

Социальная политика, социальная защита… Я уже говорил и еще скажу не однажды – это было самым слабым местом реформ, их ахиллесовой пятой. В первые месяцы работы нового правительства вопросами социальной политики в нем занимался Александр Шохин. Гайдар, которого с Шохиным связывали долгие годы дружбы, аттестует его как “без сомнения, сильного, профессионального специалиста по социальным проблемам экономики, таким, как дифференциация доходов, проблемы бедности”. По оценке Егора Тимуровича, с “непростой и неблагодарной ролью ответственного за социальную политику… в рамках возможного, как мне казалось, он справлялся неплохо”. “Для меня было предельно важно, – вспоминает Гайдар, – что в самые критические месяцы социальное направление прикрывает квалифицированный человек, хорошо понимающий общий замысел, границы возможного”. Естественно, Шохин одним из первых – уже к весне 1992-го – попал под ожесточенную, нахрапистую атаку со стороны депутатов – его отставки они добивались особенно энергично и настойчиво. В начале апреля Шохин попросил Гайдара переместить его на другое направление работы, поскольку, по его словам, “на этом месте ему вряд ли удастся проводить осмысленную политику”. Гайдар согласился, вывел его из-под удара.

Всю тяжесть “социалки” приняла на себя министр соцзащиты населения Элла Памфилова. Как известно, женщина это добрая, совестливая… Симпатичная… Однако вряд ли к ней можно было отнести определение “сильный, профессиональный специалист по социальным проблемам экономики”, особенно если иметь в виду радикально реформируемую экономику – экономику переходного периода.

Впрочем, независимо от того, кто отвечал за социальную политику в правительстве Гайдара и в последующих правительствах, в течение всех этих лет, когда осуществлялись радикальные реформы, вопросы социальной политики, социальной защиты оставались в общем-то на заднем плане. По самым беззащитным, самим обездоленным эти годы проехались как самый тяжелый каток.

Возможно, отчасти дело тут заключается в том, что у реформаторов, которые вынуждены были занять жесткую оборонительную позицию перед напором безумных популистских требований оппозиции, касающихся социальных программ и просто-напросто разрушающих всю финансовую систему, выработалась своего рода идиосинкразия к самому понятию “социальная сфера”. Так что их собственные усилия по поиску не шизофренических, а разумных способов, какими можно было бы облегчить положение людей, оказались недостаточными…

Наконец, дефицит энергичной социальной политики можно было бы попытаться как-то смягчить активной разъяснительной работой. Известно ведь: человеку легче терпеть невзгоды, когда ему толково объясняют, какова их причина и как долго они еще будут длиться. Однако и этого не было. Никто ничего не объяснял. Информационная поддержка реформ была поставлена из рук вон плохо.

Вернемся, однако, к выступлению президента на съезде. Особо остановился он на приватизации: “Устойчивость экономических реформ, формирование их надежной социальной базы… зависят от темпов формирования мощного частного сектора в экономике… Мы совершенно не удовлетворены темпами приватизации”. Не приносит удовлетворения и ее качество. “Нам нужны миллионы собственников, а не сотня миллионеров”, – афористично провозгласил Ельцин.

К сожалению, в дальнейшем, мы знаем, только что возникшая в России рыночная экономика была деформирована и искорежена как раз поперек этой ельцинской декларации. Молодой российский капитализм – воспользуюсь этим классическим термином – стал в значительной степени олигархическим. В момент, когда пишу эти строки, журнал “Форбс в России” опубликовал список ста самых богатых наших соотечественников – той самой “сотни миллионеров”, из которых три с лишним десятка – миллиардеры. Подумалось: вот кому действительно, за небольшими исключениями, сейчас “живется весело, вольготно на Руси”. Что касается простых собственников, то бишь предпринимателей, не миллионеров и не миллиардеров, большинству из них с самого начала пришлось вести тяжелую, изнурительную борьбу за выживание с легионами продажных чиновников, с ордами обычных бандитов. Конца этой борьбе и поныне не видно, прежде всего потому, что неясно, на чьей стороне сама власть…

Впрочем, все это было впереди. Тогда, в апреле 1993-го, голова совсем о другом болела. Как бы сложно, трудно, противоречиво ни шли реформы, каждому здравомыслящему человеку было ясно: назад дороги нет. Не должно быть.

– Главное, что угрожает сегодня России, – сказал президент, – это возврат к недалекому прошлому – псевдореформам времен союзного правительства. Все помнят, что они свелись к бесплодным дискуссиям, к ведомственной борьбе за бюджетные дотации. Мы шли этим путем в течение семи последних лет и в полной мере убедились: такая политика является однозначно деструктивной. Именно она, в конечном счете, разрушила страну.

Ельцин вновь обозначил свою позицию и по вопросу о конституции. Напомнив, что пост российского президента был учрежден III съездом на основе результатов всенародного референдума, что V съезд предоставил президенту дополнительные полномочия, необходимые в условиях нынешней кризисной ситуации, Ельцин резко выступил против стремления оппозиции принизить роль президента, сделать ее формальной и номинальной:

– Попытки пересмотреть эти решения путем внесения поправок в ныне действующую или принятия новой конституции, ориентированной на парламентский тип республики с декоративной президентской властью, считаю, противоречат выбранному народом курсу реформ.

Итоги первых месяцев

7 апреля было-таки предоставлено слово и Гайдару – для короткого, пятнадцатиминутного выступления. За эти считанные минуты он в общем-то успел крупными мазками набросать картину, с чего начинало его правительство, какова ситуация в данный момент и каковы перспективы.

– К тому времени, – сказал Гайдар, – когда V съезд, дав президенту дополнительные полномочия, открыл дорогу к углублению экономических реформ, шесть лет колебаний, нерешительности, компромиссов уже породили настоящий социально-экономический хаос… Все прекрасно понимали, что пришло время расплаты за годы финансовой безответственности, за неплатежеспособность Внешэкономбанка, за разворованные природные ресурсы страны, за разваленные финансы, за неработающий рубль, за пустоту прилавков, за все те социальные демагогические обещания, которые раздавались вволю на протяжении последних лет… Осень 1991 года – это уже крутое падение общественного производства, это быстро останавливающаяся черная металлургия, за которой явно вставала угроза остановки всего машиностроения и строительства. Осень 1991 года – это время глубокого уныния и пессимизма, ожидания голода и холода. Все, кто в этой сложной ситуации решил бы и дальше тратить время на бесконечные и бесплодные дискуссии о безболезненных путях перехода к рынку, стабилизации экономики, ждать создания конкурентно-рыночной среды и формирования эффективной частной собственности, дождался бы паралича производства, гибели российской демократии и самой государственности.

Гайдар, вслед за Ельциным, напомнил, что он и его коллеги никогда не обещали, что реформы будут идти легко. Такие обещания были бы преступным легкомыслием – для них не было никаких оснований:

– Набравшие собственную деструктивную инерцию процессы в сфере материального производства нельзя было остановить по мановению волшебной палочки. За резко упавшим уже к осени 1991 года сокращением производства стоят и развал связей с Восточной Европой, и ухудшение условий торговли с государствами Содружества, и упавший импорт, и уже износившееся оборудование. Да и за саму финансовую стабилизацию, как известно, практически всем и везде в мире приходится довольно дорого платить падением производства. Предполагать, что вслед за либерализацией цен немедленно начнется индустриальный подъем, могли лишь безграмотные авантюристы.

Егор Тимурович подвел некоторые итоги первого этапа реформ, честно признав: не все предварительные расчеты и прогнозы реформаторов в точности оправдались:

– Да, масштабы повышения цен в январе оказались большими, чем мы предполагали, а падение уровня жизни – более резким. Вместо постепенного разгона темпов инфляции в январе – феврале мы получили их резкий скачок за первые три недели января, после чего наступил период относительной стабилизации цен, продолжавшийся с конца января примерно до конца февраля. В это время цены снизились примерно по 40 процентам номенклатуры продовольственных товаров. Лишь со второй половины февраля и в марте вновь начинает проявляться тенденция повышения цен вслед за смягчением денежной политики, увеличением социальных выплат.

Вот оно: это первое на начальном этапе реформ смягчение денежной политики и его неизбежный результат – увеличение инфляции, рост цен. В дальнейшем вокруг каждого очередного подобного смягчения будут возникать острые конфликты между правительством и депутатами, правительством и Центробанком, а в дальнейшем, после ухода Гайдара, – внутри самого правительства. Популистам, выставляющим напоказ свое стремление как можно скорее “сделать народу хорошо”, а на деле просто желающим набрать рейтинговые очки, будут противостоять трезвые квалифицированные экономисты. Увы, чаще всего – противостоять безуспешно.

Однако главный итог первых месяцев реформ, по словам Гайдара, все-таки положительный, обнадеживающий:

– Сейчас можно сказать, что хотя и со скрипом, но рыночные механизмы все же заработали. И сегодня, принимая под давлением любое вынужденное решение по смягчению денежной политики, мы должны иметь в виду, что это решение прямо и непосредственно через неделю скажется на ситуации на потребительском рынке. Ситуация в торговле, разумеется, не стала благостной, но она радикально переменилась. Практически постоянно растет число городов, в которых есть в продаже мясо, мясопродукты, молочные продукты, важнейшие виды промышленных товаров народного потребления. Это не благостный рынок, это не рынок изобилия, но это уже и не тот развал, который был в ноябре – декабре… Страна тяжело, болезненно преодолевает сопротивление тех социальных групп, которые всю жизнь занимались распределением дефицитных ресурсов и предпочитали бы заниматься этим вечно, она входит в другую систему регулирования.

Есть сдвиги и во внешней торговле:

– Если в прошлом году происходило помесячное сокращение экспорта, продолжавшееся и в январе, то к марту объем экспорта продукции из России увеличился по сравнению с январем более чем на два миллиарда рублей и более чем на миллиард рублей превысил уровень декабря прошлого года.

Один из главных козырей реформаторов – одобрение их действий со стороны развитых индустриальных стран Запада, помощь, – просто помощь, и гигантские кредиты, значительные инвестиции, – которую они оказали России в первые же месяцы реформ. Гайдар, конечно, не мог не упомянуть и об этом:

– Мы полагали, что в лучшем случае нам потребуются годы последовательных решительных рыночных реформ и проведения ответственной финансовой политики, чтобы переломить недоверие потенциальных инвесторов. К счастью, в данном случае мы ошиблись. Осознав меру своей исторической ответственности, роль России в современном мире, влияние происходящих в ней процессов на судьбу всего человечества, ведущие государства мира достойно ответили на вызов времени. Всего несколько месяцев серьезных рыночно ориентированных радикальных реформ потребовалось, чтобы переломить сомнения, отбросить накопившиеся предубеждения, принять решения о беспрецедентной по масштабам финансовой помощи реформам в России. Как вы знаете, речь идет о выделении только в этом году 24 миллиардов долларов, необходимых для обеспечения устойчивой конвертируемости рубля, жизненно важной бесперебойной работы промышленности, импортных поставок, финансирования масштабной структурной перестройки и обновления российской экономики.

Как сказал Гайдар, предоставление такого огромного кредита “сопоставимо лишь с планом Маршалла”.

Позже, однако, Гайдар вынужден будет признать, что новый “план Маршалла” не получился – финансовая помощь Запада России оказалась недостаточной, предоставлялась она с явным запаздыванием. Ведущие западные страны почти целиком перепоручили эту миссию Международному валютному фонду, а чиновники этой организации оказались слишком близорукими, чтобы осознать всю ее историческую важность. Недостаточная финансовая помощь извне стала одной из причин пробуксовывания российских реформ на начальном их этапе. Гайдар:

“В критические месяцы, с января по апрель 1992 года, даже несколько сот миллионов долларов свободных валютных резервов позволили бы нам серьезно расширить свободу экономического маневра, но и эти суммы были для нас недоступны. А к тому времени, когда бюрократические процедуры наконец завершены, стабилизационная программа уже расползается на глазах. И предоставленный нам в июле 1992 года миллиардный стабилизационный кредит на пополнение валютных резервов – теперь всего лишь запоздалая поддержка усилий первого полугодия”.

Разумеется, выступая на съезде, главный российский реформатор должен был бросить кость своим противникам – сообщить им о готовности внести коррективы, изменения, уточнения в проводимый им курс, – депутаты постоянно и страстно требовали от него этого.

– Нам действительно сегодня придется существенно сместить акценты в своей деятельности, – заверил их Гайдар. – Можно сказать, что сегодня сформировались предпосылки для того, чтобы перейти от вдохновленной мужеством отчаяния кавалерийской атаки к подготовке и реализации широкой программы углубления экономических реформ и реконструкции российской экономики. Среди возникших направлений этой политики – глубокая перестройка структуры народного хозяйства, демилитаризация экономики, ее открытие, приватизация, формирование эффективной структуры собственности. Именно здесь сегодня предстоит сконцентрировать усилия любому российскому правительству, которое понимает сложившуюся ситуацию, видит перспективы, ответственно за судьбы России.

Конечно, вряд ли это была та “корректировка” курса, которой ожидали от Гайдара сидящие в зале, но тем не менее. Теперь уж никто не мог его упрекнуть, что он упорно игнорирует призывы что-то изменить, что-то уточнить, что-то откорректировать.

О перспективах. Виден ли свет в конце тоннеля?

– Нам, – сказал Гайдар, – придется пройти еще нелегкий путь до того, как удастся в полной мере остановить промышленный спад, создать предпосылки экономического роста, но оснований для паники нет… Да, мы пережили очень тяжелые пять месяцев. Да, в этих пяти месяцах была сконцентрирована расплата за целый период нерешительности и безответственности. Но сегодня сформировались уникальные предпосылки для экономического подъема в России. Мы получили то, к чему страны идут годами. Мы получили возможность провести серьезную, глубокую структурную перестройку экономики на базе крупных дополнительных финансовых ресурсов, не сопоставимых сегодня с ресурсами нашего собственного государственного бюджета. Сегодня Россия имеет шанс войти в полосу экономического подъема. Упустить этот шанс, сорваться, испугаться трудностей было бы, на наш взгляд, преступлением перед Россией.

Гайдар завершил свое выступление под аплодисменты. Впрочем, аплодировало, разумеется, меньшинство депутатов – те, что поддерживали реформы. Большинством владели совсем другие настроения.

Атака на правительство

С самого начала на съезде развернулась борьба вокруг проекта постановления о ходе экономической реформы – основного документа, с помощью которого оппозиция решила сокрушить правительство, разгромить реформы, нанести тяжелый удар по президенту. Кабинет за проведение реформы получал в этом проекте “неуд”. Президент лишался дополнительных полномочий, предоставленных ему V съездом. Его обязывали немедленно, прямо на съезде, представить депутатам “для согласования” кандидатуру премьера.

Это был критический момент. Казалось, все повисло на волоске. Комментируя намерения оппозиционеров, известный историк Дмитрий Волкогонов сказал в первый день съезда: “Меня тревожит не то, что происходит сегодня, а то, что в России за последние 150 лет ни одна из экономических реформ не удавалась”.

С трибуны съезда звучат также требования поставить на обсуждение вопрос о доверии правительству и отправить его в отставку. Однако спикер верхним чутьем, которое у него исключительно развито, улавливает, что для решающего удара момент еще не настал. Гайдар вспоминал позднее:

“Председательствующий Хасбулатов, умело дирижируя съездом, ведет с помощью его тысячеголосья свою симфонию. Вопрос о доверии в повестку не включает, но делает все возможное, чтобы критика, даже самая демагогическая, постоянно звучала. Судя по всему, он еще не готов к прямой конфронтации с президентом и еще не считает, что настал момент свалить правительство реформ, но хочет, чтобы оно вышло со съезда предельно ослабленным, деморализованным, покорным Верховному Совету, точнее – лично ему, Хасбулатову”.

С инициативой своей отставки выступает само правительство. Это его реакция на проект постановления съезда. 8 апреля соответствующее заявление подписывают все члены кабинета, за исключением двоих-троих, отсутствующих в ту пору в Москве. Особенно возмутила членов правительства та часть проекта, которая лишала президента дополнительных полномочий: без них правительство делается полностью беззащитным перед своими противниками.

Ельцин просит Гайдара и его коллег до поры до времени не давать заявлению об отставке хода…

9 апреля Гайдар вновь выступил на съезде с коротким заявлением, в котором, не говоря прямо о возможной отставке правительства в случае принятия подготовленного проекта постановления, тем не менее дал понять депутатам, что такое событие вполне может произойти.

Гайдар весьма резко прокомментировал обвинения в адрес кабинета, прозвучавшие уже в первые дни со съездовской трибуны, в частности обвинения в допущенном будто бы правительством крахе бюджетной политики, развале внешнеэкономической деятельности и т.д. По его словам, подобные обвинения основаны либо на плохой информированности, либо просто на подтасовке фактов: в действительности на конец первого квартала дефицит бюджета не превысил полутора процентов ВНП, а внешнеторговое сальдо составило 8 процентов, как и было запланировано.

Что касается постоянно звучащих популистских призывов немедленно “сделать всем хорошо”, громогласных лоббистских требований удовлетворить бесчисленные групповые, отраслевые и чьи-то персональные интересы, Гайдар заметил, что следование этим призывам и требованиям повлекло бы за собой неудержимый рост едва ли не всех расходных статей бюджета при одновременном резком падении налоговых поступлений. То есть неминуемо произошла бы финансовая катастрофа.

– Вы можете создать другое правительство, – заявил Гайдар, – и сказать, что так и нужно делать. И все будут довольны. А потом вы будете смотреть, как разваливается рубль, как рушатся мелкие региональные рынки, как за развалом финансов идет развал российской экономики, как растут бешено цены. Смотреть – и думать: а кто же за все это отвечает? И менять, как перчатки, правительства, которые и призваны, видимо, за все это отвечать…

Депутаты наконец поняли, что в атаке на президента и правительство зашли слишком далеко. Первоначальный вариант постановления был несколько смягчен. В варианте, который редакционная комиссия подготовила 9 апреля, в отличие от первоначального варианта, уже не содержалось открытого требования об отмене дополнительных полномочий, предоставленных ранее президенту, однако требование “представить Верховному Совету РФ в ходе работы Съезда для согласования кандидатуру на должность председателя правительства РФ” сохранялось. Иными словами, у президента все-таки отбиралось право самостоятельно формировать кабинет. Вопрос о доверии правительству, как уже говорилось, редакционная комиссия также не посчитала нужным выносить на рассмотрение Съезда.

Этот проект постановления, представленный Съезду 10 апреля утром, в ходе обсуждения был опять-таки несколько смягчен. Вариант, принятый депутатами за основу, уже не требовал, чтобы президент представил кандидатуру премьер-министра прямо на съезде, а устанавливал для этого месячный срок.

Безумное постановление принято

Хотя самые неприемлемые требования противников президента и правительства из проекта постановления исчезли, тем не менее он ставил правительство в совершенно безвыходное положение своими требованиями “корректировки” реформы – теми самыми популистскими требованиями, о которых говорил Гайдар: на эти его слова никакой реакции со стороны депутатов так и не последовало.

11 апреля постановление было принято в окончательном виде. Это был, конечно, совершенно фантастический документ. Признав осуществление экономической реформы неудовлетворительным, депутаты требовали от президента внести “существенные коррективы в тактику и методы” ее проведения. Причем их требования сводились к тому, чтобы одновременно решить все проблемы и всем сразу “сделать хорошо”. Нардепам – то ли из-за простого невежества, то ли из-за непреодолимого желания показать себя радетелями народных интересов (заседания съезда транслировались по телевизору) – не приходило в голову, что одна группа их требований прямо противоречит другой. Так, в постановлении правительству предписывалось усилить меры социальной защиты населения, ослабить налоговое бремя, установить налоговые льготы в сферах здравоохранения, науки, культуры, образования, поднять зарплаты в этих отраслях до уровня зарплат в производственной сфере, полностью профинансировать давно устаревшие программы развития колхозно-совхозного АПК… И вместе с тем ему, правительству, вменялось в обязанность добиваться финансовой стабилизации в российской экономике. Давалась директива сохранить госрегулирование цен на топливно-энергетические ресурсы (в ту пору правительство как раз готовилось освободить и эти цены). Иными словами – сохранить дотации для ТЭКа.

Авторы постановления извлекали на свет Божий тезис из советских времен о необходимости “действенной борьбы со спекуляцией”. Учитывая, что с конца января в стране, как известно, действовал указ президента о свободе торговли, любого, кто что-то продает, можно было аттестовать как спекулянта. “Отмазаться” от такого обвинения торговец, понятное дело, мог только через взятку “проверяющему” чиновнику. Между тем депутаты, разумеется, требовали от правительства и усиления борьбы с коррупцией…

Постановление VI съезда – один из ярких примеров глубоко невежественного и абсолютно безответственного подхода депутатского большинства к решению важнейших государственных проблем.

Реакция правительства

Реакция правительства последовала незамедлительно, еще до того как постановление было окончательно принято: во время депутатского голосования, после того как был утвержден очередной его пункт, члены кабинета, протестуя, покинули зал заседаний. Несколько позже Гайдар заявил на пресс-конференции по поводу принятого документа:

– Это полная ревизия курса экономической реформы. Это вынужденная смена всего направления экономической политики. Это возврат к политике ублажения отдельных социальных групп, которые будут рвать куски уменьшающегося общественного пирога. Это крест на любых надеждах на серьезное сотрудничество в мире. Это путь к развалу финансовой системы. Это путь к развалу рубля, это крест на тех жертвах, которые все приносили.

Как говорил потом первый вице-спикер ВС Сергей Филатов, после принятия постановления возникла “нервозная обстановка” не только в правительстве, но и в депутатских фракциях, на телевидении и в других СМИ. В этой ситуации, осознав, что она опять перегнула палку, верхушка ВС снова решила несколько “сдать назад”. По ее предложению, уже на следующий день 12 апреля, в воскресенье, состоялось совещание Президиума ВС и вице-премьеров правительства. Причем что примечательно – без Хасбулатова.

Существуют разные версии, до чего договорились на этом совещании. Согласно одной из них, членам правительства было обещано, что в повестку дня съезда будет внесен вопрос о пересмотре злополучного постановления и что из него будут изъяты наиболее одиозные пункты. По другой версии – ее изложил Филатов – на воскресном совещании будто бы договорились, что постановление пересматриваться не будет, а Съезд примет специальную декларацию, где заявит о своей “решительной поддержке курса президента Российской Федерации на радикальные политические, экономические и социальные реформы” и о том, что он “считает важнейшей задачей Верховного Совета и правительства комплексное развертывание программы реформ, укрепление бюджетной и финансовой системы, исключение принятия решений в интересах отдельных ведомств или социальных групп и сосредоточение усилий на социальной защите малоимущих слоев населения”. Вместе с тем, по словам Филатова, в декларации подтверждалось, что правительство должно разработать и представить к 20 мая в ВС “перечень мер по выполнению постановления VI Съезда народных депутатов о ходе экономической реформы в Российской Федерации”.

Однако пункт о пересмотре постановления в съездовской повестке дня так и не появился, а декларация в том виде, как ее изложил Филатов, устроить правительство, конечно, не могла…

Правительство подает в отставку

В этой обстановке Гайдар принимает решение не ждать пассивно дальнейшего ухудшения ситуации, а самому предельно обострить ее – дать ход подписанному ранее членами правительства заявлению об отставке. Текст этого заявления 13 апреля утром был передан президенту. Ельцин пообещал принять по нему решение до окончания съезда.

В этот же день Гайдар огласил упомянутое заявление на пресс-конференции в пресс-центре съезда. В нем говорилось, что решения Съезда “блокируют возможность продолжения избранного курса… что под предлогом усиления контроля деятельности правительства со стороны представительной власти на деле лишают президента и правительство возможности проводить избранную политику экономических преобразований, направленных на возрождение России”. Неизбежным результатом осуществления решений Съезда, по убеждению правительства, будет катастрофическое падение уровня жизни, голод, социальные потрясения и хаос.

Огласив заявление, Гайдар пояснил: решение правительства об отставке может быть пересмотрено, если Съезд скорректирует свое постановление или если президент примет решение, которое позволит кабинету продолжить работу.

Параллельно было распространено заключение правительства по поводу постановления Съезда. Здесь речь уже шла об экономической конкретике. “Принятое VI съездом постановление “О ходе экономической реформы в Российской Федерации”, – говорилось в заключении, – ведет страну к экономической катастрофе”. В случае, если депутатское постановление будет выполнено, бюджетные расходы увеличатся на 1,2 триллиона рублей, и, соответственно, дефицит бюджета в 1992 году достигнет полутора триллионов, то есть 23 процентов ВНП или 80 процентов общего объема доходов. Этот гигантский дефицит вызовет ускорение роста цен. Инфляция к концу года может составить 300 – 400 процентов (!) по сравнению с ее уровнем на момент съезда. Надо к тому же учесть, отмечалось в заключении, что технические возможности Гознака позволяют увеличить денежную массу до конца года не более чем в два – три раза. В результате примерно 30-40 процентов заработной платы просто физически невозможно будет выплатить. С учетом инфляции, это будет означать, что реальная покупательная способность населения упадет в четыре – пять раз. “Гиперинфляция как неизбежное следствие отказа от жесткой кредитно-финансовой политики уничтожит не только трудовые сбережения, но и всякие стимулы к производительному труду”, – говорилось в правительственном заключении по поводу постановления Съезда. Иными словами, вместо благополучия и процветания людей, о котором будто бы пекутся депутаты, наступит тотальное обнищание.

“Ребята растерялись…”

Разговор об отставке правительства зашел на вечернем заседании Съезда 13 апреля. Выступивший по этому вопросу Сергей Филатов рассказал о воскресных переговорах с правительством. В общем-то, первый вице-спикер был настроен довольно миролюбиво. По его мнению, возможности для примирения с правительством отнюдь не утрачены. Тут, однако, в дело вмешался Хасбулатов. У него настроение было совершенно иное.

– Мы проводим уже шестой съезд, – сказал спикер, – а уважаемые друзья из правительства столкнулись со съездом впервые и растерялись. Вот и вся проблема. Поэтому, если хотят уйти в отставку, пусть, пожалуйста, ставят этот вопрос перед тем, кто их назначал. Это однозначно. И никто нас не должен шантажировать. Мы ничего и никого не боимся.

Спикер заявил, что это правительство вообще существует лишь благодаря ему, Хасбулатову:

– Извините, но давайте уж откровенно говорить: столько я проявил, я не знаю, изворотливости, чтобы спасти это правительство от растерзания. Поэтому, пожалуйста, уважаемые члены правительства, хотите работать, – вам все условия для того, чтобы работать.

Что касается предупреждений о неизбежном финансовом крахе, который произойдет в случае реализации постановления Съезда, спикер небрежно их отмел: дескать, не надо забывать, что он, спикер, “не только юрист, но и экономист” и “группа консультантов у него не хуже, чем у правительства”.

Эта примитивная логика вызывает выкрики из зала:

– Позор! Позор!

Хасбулатов:

– Никакого позора нет. Ребята растерялись.

“Ребята растерялись…”. Это о правительстве Российской Федерации. Присутствовавшие на заседании члены кабинета прореагировали на хасбулатовские словеса весьма резко. Многим запомнился телевизионный кадр, когда, повинуясь решительному жесту Геннадия Бурбулиса, который, напомню, в ту пору был первым вице-премьером, правительство вновь покинуло зал – на этот раз в знак протеста против оскорбительно-фамильярных выпадов спикера в свой адрес. Конфронтация вернулась к исходной точке.

Как заявил позднее Бурбулис, поведение Хасбулатова “полностью обнажило его личную причастность” к кризису, возникшему на съезде. Его коллега по кабинету Александр Шохин заметил, что между правительством и Съездом вполне можно было достичь компромисса, однако этому помешало “полное нежелание компромиссов”, проявленное спикером. “Это доказывает, – сказал Шохин, – что личные интересы здесь гораздо выше интересов России”.

После, как водится, Хасбулатов не столько извинялся за свои хамские речи, сколько “объяснял” их смысл.

Заявление об отставке подало также правительство Москвы во главе с Юрием Лужковым и мэром Гавриилом Поповым. В заявлении говорилось, что оно подается в знак солидарности с правительством Гайдара и протеста против постановления VI съезда народных депутатов России о ходе экономической реформы. Это постановление расценивалось как наступление консервативных сил на реформы.

Как видим, в ту пору Лужков был вполне “прогрессивным”, почти демократическим деятелем.

Победа

После очередного скандала, затеянного спикером, лидеры депутатского корпуса предпринимают новую попытку добиться примирения с кабинетом. 14 апреля проходят очередные многочасовые “мирные переговоры” руководства парламента и правительства. По итогам этих переговоров подготовлены проекты двух документов – декларации “О поддержке экономической реформы в Российской Федерации” и постановления “О взаимодействии законодательной и исполнительной власти в период радикальной экономической реформы”. В проекте декларации говорится, что Съезд “поддерживает действия президента РФ по реформированию экономики”; что касается требований, содержащихся в постановлении, их выполнение авторы ставят в зависимость от “реально складывающихся экономических и социальных условий”: дескать, будут подходящие условия, – выполняйте, не будет условий, – что ж поделать… Второй из упомянутых документов предписывает кабинету заботиться о “сохранении и укреплении денежно-финансовой системы” и не допускать “принятия решений, подрывающих ее в интересах отдельных ведомств и социальных групп”, то есть делать именно то, на чем всегда настаивало само правительство и чему всеми силами пытались помешать депутаты. Одним словом, оба документа фактически дезавуируют постановление Съезда, придавая ему рекомендательный характер.

15 апреля декларация и новое постановление после внесения некоторых поправок были приняты Съездом.

Одержана явная победа над консервативным съездовским большинством. Пусть победа временная – это ясно покажут дальнейшие события, – и тем не менее. Команда Гайдара впервые предприняла самостоятельный политический шаг, причем очень ответственный, и добилась успеха.

В этот же день Ельцин в телефонном разговоре с Гайдаром сообщает ему, что полностью поддерживает правительство и, соответственно, отставку кабинета не принимает.

Вице-премьер Сергей Шахрай предложил Ельцину воспользоваться смятением в рядах депутатов и поставить на голосование вопрос об утверждении Гайдара председателем правительства. Наверное, и тактически, и стратегически это действительно было бы вполне оправданно. Однако Ельцин решил, что для этого не настало еще время, предложение может провалиться. На следующем съезде, в декабре, ему придется двигать Гайдара в премьеры в гораздо худших, практически безнадежных условиях. И по-крупному проиграть.

Ельцин пытается достичь компромисса

Центральной установкой Ельцина в его выступлениях на съезде – он выступал несколько раз – было найти какой-то компромисс со своими противниками. Ради этого он готов был идти на серьезные уступки. Так, выступая 11 апреля, он заявил, что правительство готово скорректировать свою структуру и внести персональные изменения в состав министров (этого требовали депутаты), причем он сам, президент, намерен “ввести опытных, авторитетных производственников, промышленников”. Уж это был и вовсе бальзам на душу оппозиционеров. Их голубая мечта – заменить “правительство завлабов”, оперирующих какими-то непонятными для них категориями – инфляция, укрепление курса рубля, финансовая стабилизация, процентная ставка, “денежный навес” – правительством “крепких производственников”, знающих, как выбивать фонды, как выполнять план, как давать разнос подчиненным и т.д. “Программой-максимум” для них, конечно, было – убрать Гайдара. Ельцин уходил от этого вопроса. Он попросил съезд, который требовал от него представить кандидатуру премьер-министра (не Гайдара, конечно), отложить этот вопрос хотя бы до октября (позже пообещал сделать это в конце июля).

Ельцин заверил депутатов, что и он, и члены правительства готовы выслушать все замечания, любую критику, готовы к откровенной и конструктивной дискуссии.

– Мы начали реформу вместе, – сказал он миролюбиво, – и ее продолжение во многом будет зависеть от того, насколько нам удастся сохранить стабильность во взаимодействии законодательной и исполнительной власти. Считаю большой политической ошибкой попытки встать в некую оппозицию друг к другу. В это тяжелое время мы не имеем права устраивать политические игры, борьбу за иллюзорное первенство.

Примирительным было и выступление Ельцина в последний день работы съезда 21 апреля. Президент призвал депутатов поскорее устранить разногласия между исполнительной и законодательной властью, заверил, что лично он сделает для этого все возможное. Стараясь достичь компромисса с парламентом, Ельцин заявил, что осуждает требования участников митинга “ДемРоссии” (он состоялся двумя днями раньше) разогнать съезд как орган законодательной власти (понимание, что съезд стал непреодолимым препятствием на пути реформ, крепло в обществе день ото дня). Что касается разговоров насчет референдума о доверии съезду, президент сказал, что считал бы его возможным только в том случае, “если бы депутатский корпус вообще отверг курс на радикальные реформы”.

В то же время особо рьяные противники Ельцина в течение всех дней, пока шел съезд, “крыли” его, не стесняясь в выражениях (хотя все-таки меньше, чем членов правительства). Так, Сергей Бабурин, одна из наиболее приметных оппозиционных фигур 1992 – 1993 годов, заявил, выступая на съезде: “Если мы конституционалисты, то начинать разговор надо было с вопроса об импичменте президенту”, – ибо, как полагал этот депутат, нарушения Конституции, допущенные Ельциным, “чудовищны”.

“Свобода слова, приятного власти”

В последний день своей работы – 21 апреля – съезд успел принять еще одно “историческое” постановление – “О защите конституционных органов власти”. Там были удивительные вещи. Говорилось, например, о том, что необходимо пресекать “действия граждан, направленные на дискредитацию органов власти путем распространения заведомо ложных сведений”. Иными словами, восстанавливалась юридическая норма, позволяющая карать людей за “агитацию и пропаганду”, которая не нравится властям…

Депутат Сергей Юшенков написал пародию на это постановление. В его варианте оно называлось – “О дальнейшем совершенствовании, расширении и углублении работы средств массовой информации и обеспечении ее регулируемой правдивости”. Начиналось оно так:

“VI съезд народных депутатов…, выражая свою приверженность свободе слова, приятного органам представительной власти… а также стремясь защитить народ России от дискредитации его лучших… представителей, с благородным гневом констатирует:

– средства массовой информации подозрительно часто допускают распространение искаженных фактов, имевших место в действительности;

– происходит злопыхательская дискредитация органов представительной власти без одобрения этих органов…”.

Далее следовала постановляющая часть:

“VI съезд, с присущими, как известно, ему компетентностью и ответственностью заявляет, что не намерен более мириться ни с чем, в том числе и с так называемыми средствами массовой информации, забывшими, кто является хозяином, и что он (Съезд) немедленно примет исчерпывающие меры по дальнейшему развитию этих средств и их немедленному пресечению при малейшей надобности на то.

Съезд постановляет:

…Признать Закон Российской Федерации о печати и средствах массовой информации вредительским, а потому утратившим силу…

…Установить, что дискредитация, критика и любые сомнения в правоте народного депутата… не допускаются иначе как с согласия Съезда народных депутатов… и личного одобрения Председателя Верховного Совета…”.

Сергей Николаевич был остроумным человеком.

И все же остановить начавшиеся в стране преобразования Съезду не хватило духа, хотя он имел для этого все необходимые законодательные инструменты. Именно это, по мнению Ельцина, стало главным его итогом – то, что цель, которую многие хотели бы достичь, оказалась не достигнута. По словам президента, на съезде удалось сохранить стратегический курс на радикальные реформы, “консервативный реванш не состоялся”. И еще – удалось не допустить смещения Гайдара. Более того, накануне съезда Гайдар получил “повышение по службе” – стал первым вице-премьером вместо Бурбулиса, который через несколько дней после повышения Гайдара покинул свой пост “по собственному желанию” (на самом деле отставка Геннадия Эдуардовича была, конечно, еще одной уступкой президента хасбулатовской команде – в ту пору спикер почему-то нападал на него особенно ожесточенно, ожесточенней даже, чем на Гайдара, хотя и не называл Бурбулиса по имени, а пользовался эвфемизмом “некоторые преподаватели научного коммунизма”; говорили, что Ельцин “сдал” своего ближайшего соратника в обмен на обещание Хасбулатова не поднимать на съезде вопрос об импичменте).

Но Гайдара Ельцин даже не помышлял “отдавать на растерзание”.

– Я считаю, что Гайдар – это находка, – сказал он в одном из интервью по итогам съезда. – Кто знал Гайдара полгода назад? А сегодня и Россия, и СНГ, и весь мир знают его. Думаю, что через полгода вы совершенно иначе, чем сегодня, оцените его линию…

Короче говоря, Ельцин, как и многие другие, считал, что он и его сторонники в определенном смысле одержали на съезде победу и потому этот съезд заслуживает позитивной оценки.

Оценка, которую дал VI съезду Хасбулатов, естественно, была более кислой. “Здесь нет ни победителей, ни побежденных, – заявил он на заседании Президиума ВС. – Пострадало общество в целом”. По мнению Хасбулатова, была “нанесена рана государственной власти как таковой, как законодательной, так и исполнительной”.

Этакая трогательная забота о состоянии здоровья общества и власти.

Съезд остается Съездом

Стремясь поддержать кабинет реформаторов, правительства западных стран дали понять, что в случае, если команду Гайдара вынудят уйти, их реакция будет однозначно отрицательной. Более того, – что многомиллиардная помощь будет предоставлена только под определенную программу, одобренную МВФ, которую, на взгляд западных политиков и экономистов, способно реализовать лишь нынешнее правительство реформаторов. Но эти заявления лишь дополнительно распалили оппозицию, лишь усилили демагогические вопли, что вот, мол, Гайдар продался иностранному капиталу, действует по его указке и т.д. и т.п. Эти вопли, как всегда, перемежались с обвинениями в адрес команды Гайдара, что она-де не знает жизни, не знает экономики, витает в облаках теории…

Правда, тут надо сказать, за правительство по ходу съезда неожиданно вступился вице-спикер ВС Владимир Шумейко.

– И пусть все говорят, – заявил он, – что, мол, это правительство непрофессионалов и т.д., что они больше теоретики, чем практики… Мне приходится по роду своей деятельности очень много работать с правительством, и абсолютно ответственно могу вам сказать, что это – профессионалы. И только потому профессионалы, что они делают эти реформы. Они делают эти реформы в тяжелейших условиях, доставшихся им в наследство вот как раз от тех самых советчиков, именитых и маститых советчиков от экономики, которые до сих пор продолжают советовать и критиковать правительство. И правильно здесь говорили, что никто из этих именитых не согласился бросить все и идти это делать… Все эти академики и профессора изучали социалистическую экономику, причем изучали лишь для того, чтобы ее похвалить и доказать, что социализм лучше любого другого строя.

Это неожиданное выступление Шумейко привело его шефа – Хасбулатова – в ярость.

Среди прочих “нет”, которые депутаты сказали президенту и правительству, был их отказ разрешить куплю-продажу земли. Особенно остро реагировал на это блок партий “Новая Россия”, включавший в себя Крестьянскую партию, Российскую социально-либеральную партию, Социально-либеральное движение России и др. В заявлении блока, которое зачитал активный в ту пору демократ “аграрного направления” Юрий Черниченко, говорилось: “Съезд отказал России в земельной реформе” и “преградил путь коренным преобразованиям”. Выход, говорилось в документе, только один – обратиться к народу. Партии блока выражали уверенность, что народы России “поддержат курс на глубинное обновление жизни”.

Вопрос о купле-продаже земли поднимался с тех пор неоднократно, и всякий раз приверженцы советского колхозно-совхозного землеустроения – так называемые “красные помещики” – успешно проваливали его. Куплю-продажу легализовали лишь в 2002 году. К тому времени она уже широко практиковалась нелегально. Не в последнюю очередь – теми самыми красными латифундистами.