Олейников АлексейСлово для дракона

Алексей Олейников

Слово для дракона

Солнце уже коснулось порыжевших верхушек вековых елей, когда на заброшенной дороге показался путник. Он бодро шел, опираясь на посох, слушая вечерние трели птиц и оглядывая лес близоруко сощуренными глазами. На лице его блуждала легкая светлая улыбка, за спиной приютилась полупустая котомка, а у пояса был подвешен странного вида нож, похожий на римский гладиус. Собственно, это и был гладиус.

Синие лесные сумерки постепенно окутали дорогу, птицы замолкли, устраиваясь на ночь, а путник все шел. Давно надо было остановиться на привал, развести костер и приготовиться к беспокойной ночи в диком варварском лесу, но странник продолжал свой путь. Казалось, его ничуть не пугала подступающая темнота и опасности, таящиеся в ней.

Издалека донесся звонкий собачий лай и странник ускорил шаг. Чуть погодя в воздухе потянуло теплым хлебным дымом и прочими домашними запахами и, поднявшись на пригорок, путник увидел внизу тусклые огоньки подворья. Он поудобнее перехватил посох, поправил сползшую с плеча лямку котомки и начал спускаться.

Когда он уже подходил к массивным дубовым воротам, темное ночное небо перечеркнула огненная полоса и, затмевая редкие проблески ранних звезд, скрылась за лесом. Путник задумчиво проводил ее взглядом. Отражение небесного огня на один краткий миг расплескалось в его светло-карих, почти янтарных глазах, закрутившись вихрем иного, куда более яркого пламени..Но миг прошел, как вздох, и в глазах по-прежнему отражались лишь мерцающие северные звезды. Путник покачал головой и, усмехнувшись, шагнул к воротам.

Створки вздрогнули от мощного удара изнутри, и радостный хриплый лай возвестил, что псы почуяли чужого.

Резкий окрик хозяина заставил их умерить свой пыл, но псы продолжали рычать вполголоса, показывая, что они на посту и не дремлют. Послышались приближающиеся шаги и за воротами недружелюбно поинтересовались:

- Кого это там лешие, на ночь глядя, принесли?

- Пустите переночевать одинокого странника, люди добрые, Ночь темна, а лес полон опасностей. Я вам не помешаю и уйду с рассветом. А за ночлег заплачу - отозвался не смущенный таким приемом путник.

Славянская речь в его устах имела легкий, едва уловимый привкус Солнца, моря и оливок. Скорее всего, родным языком странника был греческий. Да и сам он был черноволосый, смуглый, прожаренный насквозь жарким южным солнцем, непонятно какими судьбами оказавшийся в этом северном краю.

Одни только глаза были несхожи с темными, подобными спелым маслинам, глазами эллинов. Нет таких глаз на юге. Нет и все.

- Заплатишь? - задумались за воротами. - Ну, ежели так, заходь, странничек.

Отодвигаемый засов глухо пролязгал и слева от ворот медленно приоткрылась маленькая резная калитка. В образовавшийся проем тут же протиснулась серая лобастая голова и, коротко утробно взрыкивая, один из псов рванулся к ненавистному чужаку, сопровождаемый одобряющим многоголосьем других. Вслед ему метнулся запоздалый хозяйский крик:

- Куда, Черныш?! Назад!

Странник быстро присел на корточки и, с улыбкой глядя на оскалившегося пса, вытянул вперед левую руку.

Серый, с черными подпалинами на спине и боках, волкодав резко остановился, словно врезавшись в незримую стену, а затем, неуверенно взмахнув хвостом, осторожно подошел и ткнулся холодным мокрым носом в ладонь путника. В желтых волчьих глазах его явственно читалось изумление.

Мгновенное превращение врага в друга явно выбило пса из колеи. Странник засмеялся и, потрепав лохматый загривок, шагнул вперед.

Но остановился, натолкнувшись на взгляд застывшего возле распахнутой калитки хозяина.

Нехороший взгляд.

Словно пронзительная синь молнии метнулась из-под густых бровей, ударила в безмятежный янтарь и... без всплеска ушла в глубь.

Ни волны, ни ветра.

Тишина.

Первым в этом странном поединке, где был всего один сражающийся, сдался владелец собак. Он перевел взгляд на волкодава и рявкнул:

- Черныш, ко мне!

Пес с сомнением посмотрел на него, затем взглянул на путника, словно выбирая, кто лучше.

- Сюда, Черныш, псина ты тупая! - багровея, проорал хозяин.

Пес виновато взглянул на нового друга, и, понурив голову, побрел шаркающей походкой смертельно измученной собаки к хозяину. Из последних сил дотрусив, он рухнул от изнеможения у хозяйских яловых сапог, уронил голову на толстые мохнатые лапы и устало прикрыл глаза.

Дескать, прийти пришел, но кусать никого не буду. Делай что хочешь.

Хозяин, увидев такое, только раздраженно сплюнул сквозь зубы.

- Ну, странник, удивил - медленно, с расстановкой проговорил он, исподлобья глядя на путника. - Мои собачки в одиночку на ведьмедей хаживали. А вишь, здесь оплошали. Что ж ты за зверь то, путничек? Колдун, не иначе.

Он замолк, затем, усмехнувшись в рыжую бороду, каким - то своим мыслям, продолжил.

- Ладноть, слово не горобец. Заходь, коль позвал.

Он резко развернулся и скрылся за воротами. Пес встрепенулся, вскочив на ноги, помотал лохматой головой и деловито побежал за ним.

Последним в этой процессии оказался путник.

..Пятерка жуткого вида "собачек", с виду родных братьев Черныша, не обратила на него ровным счетом никакого внимания. В стаю не принимают наполовину.

Хозяин, поминая вполголоса какую-то Мать Макошь, возился одной рукой с запорами, придерживая другой факел.

- Дозволь, помогу, добрый человек - попросил путник, подходя ближе.

Хозяин мрачно поглядел на него.

- Звать меня Белояр, путничек. И помогать мне не надобно. Сам управлюсь. Ты лучше не стой столбом посередь двора, а ступай себе в сени.

Он кивнул в сторону высокого крыльца, освещаемого тусклым светом, пробивающимся из маленьких слюдяных окошек. Путник пожал плечами и последовал совету. Он легко, будто и не шел весь день без продыху, взбежал по скрипучим ступенькам и, распахнув дверь, вошел в сени.

Прислонил посох к стене, снял котомку и с интересом оглядел пахучее сушеное разнотравье, развешанное по стенам. Разувшись, он прошел вглубь, к горнице, слегка поморщившись при виде жирной меловой, не раз и не два проведенной, по дверному косяку черты и вбитого ножа. Подняв голову, он заметил еще один в матице.

Позади громко хлопнула дверь и странник, обернувшись, узрел Белояра. Хозяин напряженно смотрел на него, зачем-то продолжая сжимать в руках чадящий и плюющийся искрами факел, хотя света от лучин вполне хватало. Большой такой факел.

Путник недоуменно посмотрел на него и спокойно перешагнул черту. Белояр, издав глубокий вздох, в котором явственно чувствовалось облегчение, ткнул зло зашипевший факел в кадку с водой и вошел следом.

- Слава богам, а я уж думал - не совсем понятно сказал он.

- Неужели ты принял меня за посланца нечистого? - изумился странник.

Он покачал головой, не находя слов.

- Да завелся у нас тут Змей Огненный.

Может видал, он часто по небу летает. Он то и стянул сюда нечисть с все округи - мрачно пояснил Белояр.

- А главное, гад крылатый, гнездо себе свил, прям возле пути торгового. Всю торговлю на корню извел. Купцы чрез него такие убытки понесли, что уж второй год и носа не кажут. Да и простой люд...Редко кто появиться. А ты, странник, чего уж таить, сильно на нечисть смахиваешь. Явился под ночь.

Сразу после полета Змиева. Да песики мои тебя не тронули.

- Просто я люблю собак. А они это чуют и не видят во мне врага. Поэтому и не трогают - улыбнулся путник.

Белояр неопределенно хмыкнул.

- Любовь любовью, но дело свое собачки знают крепко. И никого, окромя меня не признают. Пока ты не появился. Ну да ладно, дело прошлое.

Он хлопнул рукой по столу, выскобленному до белизны, подводя итог.

- Садись, странник, вечерять будем, чем боги послали. А там уж и поговорим.

Белояр поднялся и шагнул к печи, видимо, желая удостовериться, что же именно послали боги.

Оказалось, объемистый чугунок с пшенной кашей.

Хозяин разложил ароматную, на молоке, пшенку поровну по двум мискам, выложил на стол резные деревянные ложки, пару луковиц, полкраюхи хлеба и небольшой жбан с квасом. И сев напротив, стал молча со вкусом есть.

Путник же перекрестился и, прошептав короткую молитву, тоже принялся за кашу. Белояр с интересом взглянул на него, но ничего не сказал.

Довольно долго в горнице царила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием лучин и стуком ложек.

Наконец, Белояр сыто вздохнул и, отодвинув опустевшую миску, развалился на широкой скамье.

Путник, не торопясь, также закончил трапезу.

- Ну что ж, странник. Рассказывай - довольно пророкотал хозяин, поудобнее устраиваясь на шкурах, покрывающих скамью. Под голову он примостил свернутую дерюжину.

- Что рассказывать? - улыбнулся путник.

- Как тебя звать, кто ты есть такой, откуда да куда путь держишь. И вообще, что на Руси деется? А то живу тут, точно медведь в берлоге, словом не с кем перекинуться.

Путник, дыша улыбкой, ответил:

- Имя мое Георгий, добрый хозяин. И я христианский монах, а по Руси странствую уж пятый год.

- Монах христианский? - проговорил Белояр задумчиво, приподнимаясь на локтях. - Стал быть, верно, бают, будто князь Владимир в греческую веру оборотился?

- Басилевс Владимир не только сам принял Христа, но и восхотел окрестить всю Русь. А...

- Не бывать этому! - резко оборвал монаха Белояр. - Не дело это, покон старый в одночасье рушить, предавать веру отцов наших да чужому богу требы класть!

- Кончилось время старых богов, Белояр - мягко сказал Георгий. - Рано или поздно Русь должна была принять новую веру. Это случилась сейчас. Мир рушиться для тебя, но дети твои будут считать Христа своим богом.

- Веру, как портянки, не меняют! - зло бросил Белояр. - Вера наша древняя, отцами да дедами нам заповедана и другой нам не надобно!

- Пришла пора меняться. Руси нужна новая сила и эту силу ей может дать лишь христианство.

- Силу? -прищурился Белояр. - Какая сила может быть у Христа? Его оболгали, а он молчал. Народ, который он учил, распял его, а он так и не воззвал к Отцу Своему. Так какая же может быть сила, если он смиренно умер на кресте, а его убийцы торжествовали? Ведь даже если он воскрес, все равно не отмстил им. Толи дело наши боги. Перун бы там никому спуску не дал. В хвост и гриву бы всех пропесочил. Гнал бы легионеров до Рима пинками.

- Но и после всех мучений Христос их любил. Их всех, смеющихся над ним, издевающихся, проклинающих и предающих его. Всех .Он любил их всех, не взирая на грехи и достоинства. Убийц, мытарей, блудниц, праведников. Людей. И он умер за них. Кровью и жизнью своей он искупил все грехи людские пред небом и друг другом, спас людей. Любовь - вот Сила Христа. Истинная, вселенская, всеобъемлющая Любовь, во имя которой Спаситель принес великую и последнюю жертву - себя! - неожиданно горячо для себя самого ответил Георгий.

- Любовь, говоришь, монах? - Белояр оскалился. - Не для людей она, такая любовь. Мелки мы для нее, для вселенской то..И хуже всего те, кто идут с отголосками этой любви по миру, лезут, непрошеные, всем в душу. А поможет тебе эта любовь, ежели ты с тем же Змеем завтра столкнешься? "Отче наш" прочесть не успеешь, как он тебя схарчит. И не подавиться. Змей, он же скотина такая, ему, что монах, что купец, что богатырь, токмо на вкус и разница. Мигом все заповеди забудешь, лишь бы живым остаться. От страха зайца обгонишь. А, монаше?

- Нет - твердо ответил Георгий. - Не забуду. И не побегу.

- Ха! - грохнул Белояр. - С чего это ты такой храбрый? Может, ты витязь могучий али чародей великий? Или на Христа на своего надеешься, думаешь, оборонит слугу своего смиренного?

- Нет. Бог помогает тем, кто сам себе помогает. В любом создании, даже в Змее, дремлет искра Божия. Частица огня и любви. И добрым словом можно возжечь эту искру в пламя.

- Словом? Змея? - Белояр изумленно воззрился на Георгия. - Да ты в своем ли уме..

- В своем - монах пристально посмотрел на хозяина. - Я ведь говорю с тобой, Белый Яр.

Белояр поперхнулся зарождающимся смехом, улыбка медленно сползла с его лица, уступая место хищному оскалу.

- Вот оно что - зловеще протянул он, весь подобравшись. - И давно тебе, отче, все ведомо?

- Да с самого начала - ответил Георгий, с любопытством глядя на Белояра. Тот напоминал монаху изготовившуюся к броску кобру. - Неужто ты думаешь, что я бы тебя не узнал? Эти мороки для купцов да воев хороши. А я, как-никак, монах...

- Никак! - рявкнул Белояр, вырастая до потолка и полыхая синими глазами.

- Шас от тебя, служитель Господа, ничего не останется. Ни рясы, ни молитвенника! Готовься, молись, пока можешь!

- Ты ведь не сделаешь этого - улыбнулся монах.

- Это еще почему? - озадачился Белый Яр, складывая распахнутые было крылья.

- Сожру как поросенка. Делов то на полкуны.

- А ты не людоед - продолжая улыбаться, пояснил Георгий - Грабить грабил, убивал, было дело. Но чтоб есть кого-нибудь? Не было такого.

- Хитрый? - с непонятным выражением протянул Белый Яр. - Умный? Думаешь, все разузнал про меня? А я тебя, святой отец не буду есть. Противно мне жрать раба Божьего. Я тебя щас просто прибью да туточки под дубом закопаю. Могу и крест на могилку поставить, ежели желаешь.

- Я ел твою пищу, был под твоим кровом.

Я - гость, Змей.

- Гость? - хмыкнул Белояр. - Мы, твари бесовские, законов не блюдем и гостей не уважаем. Все, хватит языком пол мести, молись.

- Ах так! - неожиданно взъярился монах.

-Вот, значит, ты как, гад летучий?!

И он рванул ворот рубахи, обнажив худую жилистую шею.

- Бей, кровопийца!

Гибкий хвост стальной плетью вспорол застонавший воздух и, ударив по дубовой скамье, разнес ее в щепки.

Змей с ревом взметнулся вверх, пробил головой потолок, тут же расползшийся клочьями болотного тумана, и, распахнув крылья, прошипел:

- Да я тебя сейчас в клочья, отродье христианское!

Георгий на мгновение заглянул в нависшие над ним щели зрачков, узкие, словно лезвия стилетов, вокруг который бушевало неистовое синее пламя и устало прикрыл глаза.

Ему было стыдно признаться самому себе, но он боялся.

" Прости мне, Господи, гордыню мою " - прошептал Георгий, не подымая век.

"Возомнил я себя святым и безгрешным.

Думал, что один управлюсь со Змеем злокозненным. Да не мечом, а молитвою, лишь словом святым и добрым. Не сумел. Что ж..

Прости мне грехи мои, Господи, но суди по мере проступков моих. Прости меня, Отец наш небесный, сущий на небесах..."

Монах торопливо шептал пересохшими губами молитву, словно оплетая этой невидимой сетью слов неподвижного, как изваяние, вибрирующего от ярости Змея. Шептал, захлебываясь и запинаясь, подстегиваемый страшным, завораживающим ужасом последнего удара, который Белый Яр должен был нанести уже давно, но почему-то до сих пор не ударил и, поэтому, все еще может быть...

Santa 1998