"Мятежный дом" - читать интересную книгу автора (Чигиринская Ольга Александровна)Глава 6 «Разбитое корыто» Сильвер перебралась с навеги на сушу, когда Сухая Бухта сделалась вполне мокрой и навегу начало покачивать. Легендарных семи футов под килями еще не набралось, но младенцу Джулио становилось неуютно. Новым пристанищем Сильвер избрала второй этаж местного клуба — или бара, или столовой, кому как больше нравится: «Разбитое корыто» исполняло все три функции. Предполагалось, что Сильвер будет помогать «хозяину» — хотя никаким хозяином «Корыта» Поль, рутен с Паллады, не был, его просто назначили следить за раздачей бустера, когда предыдущего раздатчика тихонечко пустили под лед за воровство. Поль делал свое дело честно, а парцефальский самогон «швайнехунд» — это уже было из излишков, когда пленные имперцы стали работать на навегах. Вдвоем с парцефальцем Райни замутили перегонный куб, и оп-ля. И начал в пищеблоке собираться народ — не только по утрам, бустер получать, но и по вечерам — выпить, обсудить дела, перекинуться в карты. В прошлый сезон Райни сказал, что ему надоело киснуть на острове — ушел на навеге, и так уж случилось, что погиб. Оборудование старое, истрепанное, а море безжалостно, глотнет — не подавится. Поль обходился один: ведь в сезон, когда навеги уходят в море, работы в баре мало, а когда возвращаются — можно на время кого-то поднанять. В общем-то, и помощь Сильвер была Полю не нужна — должность помощника на раздаче бустера потеряла свое значение. Теперь это была синекура, которую Поль получил для Сильвер у коменданта ради дружбы с Марио. Предполагалось, что Сильвер будет присматривать за самогоном, иногда подменять Поля за стойкой и прибираться в заведении. Она уже собиралась спать, когда в дверь тихо стукнули два раза. — Можно, мистресс де Лео? — Входи, — Сильвер вздохнула, осторожно встала с постели — Джулио не шевельнулся, только втянул и принялся сосать нижнюю губку. Сильвер пересекла тесную комнату и толкнула пальцами дверь. — Входи быстро. Дика не пришлось просить дважды. — Мокрый, — констатировала Сильвер. — Голодный? — Нет, закусил немного, — юноша сел на стул «верхом». — Выпьешь? — Да, — голос прозвучал немного неуверенно. Сильвер нацедила ему на два пальца самогона — согреться и расслабиться. Он хлопнул залпом — и закашлялся беззвучно, зажимая нос и рот, чтобы не разбудить малыша. — С-с-што это было? — через полминуты он смог отдышаться. — Черт побери! — Оно самое, — Сильвер достала и дала ему початую банку кальмаров. — Этот самогон называют «швайнехунд», на аллеманском — почти то же самое, что «черт побери». Маленький источник доходов Поля — вавилонянам он пришелся по вкусу. Ты хочешь переночевать? — Нет, я… То есть, я могу уйти, если мешаю, — он покосился на младенца. — Мне нужно было поговорить, но я могу в другой раз. — Никаких других разов, — отрезала Сильвер, садясь на кровать. — Потому что их потом не выпадает, этих других разов. Мы обязательно поговорим, здесь и сейчас. — Да. Так хорошо, — Дик потер лицо руками, оглянулся на свой плащ у двери. — Знаете, я на вас злился за то, что вы… а, ладно, неважно. Но выходит — вы говорили мне правду. И теперь я хочу вас спросить: бывает так, что человек одержим другим человеком? — Сплошь и рядом. — Нет, я не о том. Совсем не так, как влюбиться или еще что-то. Наоборот — ты ненавидишь этого человека, убил бы, и потом забыл о нем — но он все время с тобой. Иногда он как бы… говорит из тебя. Начинаешь думать как он… а то и действовать как он. Это… я с ума от этого сойду. — «Он» — это тот человек, который захватил тебя и держал в плену? Синоби? Дик закивал. — Это была программа конвертации? Теперь последовал один кивок. Дик расстегнул — и тут же быстро застегнул горловину куртки. — Сегодня меня приняли за синоби, — он перешел на шепот. — И я испугался, понимаете? Что у них получилось. Что он со мной, я так и не смог от него сбежать. Так долго… и так тяжело… и зачем? Если бы это был бес — то вы, наверное, не помогли бы мне, только священник. Но это ведь человек. А вы — психолог. — Психотерпаевт, — поправила Сильвер. — Итак, ты хочешь от меня… чего-то вроде экзорцизма? — Нет… то есть, я и сам не знаю. Сегодня… он мне помог. И так получается, что я не могу отказываться от помощи. И не знаю, куда деваться. Не знаю, чего хотеть. Он… продолжает меня грызть, сволочь такая. Но он мне нужен. И вот сегодня мне сказали, что я синоби. Сказали люди, которые знали настоящих синоби, наверняка. А ведь… я всего лишь говорил с ними так, чтобы они поняли — не в игрушки играю. — Что это были за люди? — «Бессмертные». Кто уже на пенсии, а кто так… они искали наемника, чтобы загасить Лесана. А я подумал — может, кто-то из них укроет миледи? А, без толку… Сильвер тихонечко присвистнула. — Хотела бы я послушать, как ты с ними говорил. Дик сжал кулак. — Мне просто нужно, чтобы меня не считали ребенком, понимаете? Я не виноват, что так вышло. Они сами не захотели ждать, пока мне исполнится… ну двадцать хотя бы. А получается фунния — то принимают за детеныша, то за… черт знает кого. — И, по твоим расчетам, лучше — за черт знает кого? — Выходит, так. Симатта, я бы побыл ребенком. Когда в городе жил, другой раз так завидовал ребятам из нашей банды! Ни о чем не думай, день прожили — и ладно. А я так не могу. Знаете, в одной книжке сказано — «свет расшатался, и скверней всего…» — «Что я рожден восстановить его», — закончила Сильвер. — И ты… веришь в свою миссию? — Нет, — Дик опустил голову, потерся лбом о спинку стула. — Но я никого не вижу, чтобы ее отдать. Покажите мне такого человека — я все на него перевалю, рвану в Пещеры Диса и залезу в самую глубокую нору, только меня и видели. Вы знаете кого-нибудь? Сильвер покачала головой. — Ну так и говорить, выходит, не о чем. Это — на мне. — У меня складывается впечатление, что ты не хочешь этого «экзорцизма», — осторожно предположила Сильвер. — Хочу! Но не могу. Я же сказал — не знаю. Господи, как же раньше было просто! Живи себе, учись, работай, молись и ничего такого, что не сделаешь — гадом себя чувствуешь и сделаешь — гадом себя чувствуешь. Я же так мало хотел — уйти чистым. Больше ничего. А выходит, он все-таки… прилепился ко мне. Или того хуже — был — Ты и здесь благовествуешь? — приподняла брови Сильвер. — Конечно. И я, и Рэй. Здесь же детишки из нашего комбината — они аж на хвосты повставали от радости, когда нас увидели. — Вы… сумели проникнуть на территорию базы? — А там нечего и проникать особенно. Они ведь не под замком. Морлоки никогда никуда не бегут, разве что умирать, — Дик вздохнул тяжело. — Но я и здесь должен его терпеть. И с ним никак, и без него никак. — Ты воспринимаешь его как нечто отдельное от себя? Дик вздохнул. Ну что ж, она врач. Это примерно как исповедь, только еще хуже. То же, что копаться в кишках, ища воспаленный аппендикс. Но… такие операции проводят под наркозом. — Можно мне еще этой штуки? «Черт возьми» или как ее там? — «Швайнехунд», — Сильвер, улыбнувшись, плеснула в стакан. На этот раз Дик сумел даже различить вкус — экстракт «лимонной травы», «водяной тыквы» и еще чего-то… — Дело в том, — начал он, — что у меня был партизанский отряд… Слово за слово он рассказал то, что не рассказывал никому, даже Рэю — уж больно это смахивало на безумие. Хорошо организованное безумие, как у того парня, который собирался восстановить расшатанный мир, да так у него ничего и не вышло, только крови напустил. Неужели и у меня кончится тем же?.. Да нет, он свое безумие организовал фигово, вот в чем дело. Бормотать чушь — это всякий может, а вот рассечь себя на то, что ты хочешь сохранить и то, чем готов пожертвовать… — Не всякий, — согласилась Сильвер. — Но вообще-то это довольно стандартный метод. Ему учат в наших разведшколах. Но что ты сам додумался — это здорово. Дик прикусил губу. Конечно, он хотел быть откровенным с Сильвер — но думать вслух и не замечать этого? Ай да «швайнехунд»… Пить нельзя, мысленно подчеркнул он. Наверное, совсем нельзя. — Сохранению контроля над речью под наркотиком тоже учат, — Сильвер пожала ему запястье. — Все в порядке, не волнуйся. Ты должен был об этом рассказать. Ты молодец. А теперь послушай меня. Далеко не каждого конвертированного пилота готовят в синоби, потому что не каждый для этого годится. Нужен особый психический склад и особые мотивации. То, что с тобой делали — называется созданием экзистенциального вакуума. Забрать прежний смысл жизни, подсунуть новый. Отобрать все, что есть — дорогих людей, дорогую память, даже ту часть тебя, которая тебе дорога — чтобы загрузить свое. И знаешь, что? Ненависть. То, что этот тип с тобой сделал — было для того, чтобы ты эту ненависть на нем сосредоточил и ею жил. Но ты молодец, Дик. Ты победил, ты вывернулся, ты сам организовал себе новый смысл, сам его сделал, из любви. Вот о чем ты должен помнить постоянно. А этот твой внутренний синоби… Да, значит, у тебя был какой-то талант, какая-то предрасположенность, и ее разглядели. Но что это за талант? — Пролезать, — Дик оскалился, — врать и убивать, да? — Какая чушь, — Сильвер слегка встряхнула его за плечи. — Это же твой родной язык! Что значит «синоби»? — Терпение. — А терпение — разве не добродетель? Разве не дар Святого Духа? Дик слегка опешил. — Ты вообще знаешь, как, кем и почему был организован клан синоби? — Нет, — признался Дик. — Я до этого еще не дошел. — Хорошо, сейчас расскажу… Тут малыш закряхтел и завозился. Сильвер подошла к кровати, погладила ребенка по спине, пощупала подгузник. — Сухой, — констатировала она, перевернула ребенка кверху попкой и осталась сидеть на постели. — Во времена Дарио Росса, второго тайсёгуна Рива, случилась межклановая война… Снизу донесся какой-то шум, потом чьи-то ноги протопали по лестнице вверх и по коридору. Короткий разговор с Габо, ждущим за дверью — и осторожный стук. — Сильвер! — Дик слышал голос этой женщины, когда гостил на навеге. Кажется, она заведовала производственным оборудованием и звали ее Линда. — Сильвер, у нас аврал. Хельга… тут приперся Тор… — Смертоубийства не случилось? — Пока нет. Но лучше тебе прийти. — Черти бы побрали их всех, с их идиотскими амбициями, — Сильвер закатила глаза. — Иду. Она сделала Дику знак спрятаться в угол, чтобы Линда не увидела его, шепнула: — Присмотри за Чу, — и открыла дверь. — Ну так что у вас там? — услышал Дик, когда дверь за ней захлопнулась. — Она ему врезала. Он ей не успел. Обоих держат… — Габо, за мной… Голоса стихли в отдалении, неясный шум внизу — тоже. Зато на постели снова завозился Джулио — или Чу, как называла его мама. Распрямил ножки, попробовал поднять голову и тут же снова уронил ее на покрывало. Дик сел рядом, хотел вернуть малыша в прежнее положение — тот с кряхтением настаивал на своем: ему хотелось двигаться, а не спать; он пробовал возможности своего маленького тела, совершая беспорядочные и отрывистые движения, пытался самостоятельно перевернуться на спинку… Наконец, ему удалось вскинуть головку достаточно высоко, чтобы она перевесила, и — брык! — юный Чу оказался на боку. Ножки, больше не чувствуя опоры, тут же задрыгались в воздухе. И ничем, кроме цвета кожи, этот младенец от детей тэка не отличался… Вот, например, сейчас, без живого тепла рядом, он забеспокоился. Рожица сморщилась, глазки сузились, а ротик наоборот, раскрылся — и Чу издал… нет, еще не вопль — но длинный тоскливый скрип. — Ну, — Дик, как учила Мария, поднял его и прижал к груди, где сердце. Мария говорила, что его стук успокаивает малышей. — Чего ты? Мама совсем рядом, скоро придет… Чу взбрыкнул и разразился новым скрипом. То ли сердце Дика работало не в нужном ритме, то ли смесь паров пива, вина и «швайнехунда» его напугала… «Не слишком ли я пьян, чтобы пройтись по комнате с младенцем и покачать его на ходу»? — Дик вытянул перед собой левую руку и «прицелился» пальцем в дверную скважину. Рука не дрожала. Дик встал — вестибулярка не подвела. Просто тепло во всем теле и легкий звон в голове. Пока он отдает себе отчет в том, что он пьян — он достаточно трезв. — Коро-коро, крутится стиральная машина, — запел он, уповая, что если кто стоит под дверью и слышит, так не понимает тиби. — Пата-пата, работает с полной загрузкой. Кира-кира, выстираем все чисто-чисто… Чу заорал. Рабочие песни дзё явно не годились в колыбельные. — Да, фиговая песня, — согласился Дик. — И голос у меня фиговый. Бет тебе бы лучше спела, но где ее взять, — он еще раз прошел из конца в конец комнатушки. — Мой горец парень удалой, широкоплеч, высок, силен… Что, и это не нравится? Чу на несколько секунд замолк и ткнулся ртом в его плечо, потом в шею, потом снова в плечо. — Не, — Дик покачал головой. — Тут голяк. Я даже не того пола. Словно понимая его слова, младенец завопил на такой ноте, что Дик даже зажмурился. — Ну ладно, ладно! Я тебя отнесу, договорились. Сейчас… только визор надену. Он сдвинул пластину на глаза. Рокс узнала его не по лицу, а по выражению. Может, повезет, если сделать морду воздухозаборником… Внизу было тихо — но когда Дик спустился, он понял, что ругань не прекратилась, а просто идет на пониженных тонах. Ругались то ли по-аллемански, то ли по-свейски — Дик ничего не понимал. Еще два шага вниз — и он увидел бранящихся. Люди с Парцифаля приземисты, сильны и весьма непосредственны в речах и поступках — оттого их часто за глаза называют гномами. Люди с Лоэнгрина высоки, стройны, тонки в кости, хороши собой (большой приток свежей крови в период реколонизации дал себя знать) — оттого их часто за глаза (а то и в глаза — они не обижаются) зовут эльфами. Мизансцена выглядела следующим образом: — в центре зала, у самой стойки ели друг друга взглядами мужчина-«эльф» и женщина-«гном». «Эльф» прикладывал к скуле мешочек со льдом, женщину-«гнома» с двух сторон зажали за столом Габо Пуля и какой-то мужчина; — у стойки, которую флагматично вытирал седоусый рутен, сидел спиной ко всем плечистый детина, бритым затылком демонстрирующий полное презрение; — между «эльфом» и «гномом» прямо на столе, чуть покачивая ногой, сидела Сильвер, которой в последний момент удалось перехватить разговор в свои руки. — …Таким образом, друзья мои, вы оба крепко держите друг друга зубами за яйца. Это метафора, Хельга. — В отношении Торвальда? — фыркнул тот мужик, что блокировал Хельгу слева. По синеватому оттенку его загара Дик узнал палладийца. — В отношении обоих, — Сильвер подняла руки запрещающим жестом, потому что оба спорщика открыли рты и попытались заговорить одновременно. — Ша, я сказала. Вы можете причинить друг другу и всем нам изрядное количество боли, поэтому каждый полагает, что держит ситуацию под контролем. А на самом деле вы просто не можете ни нормально вздохнуть, ни нормально поговорить. Все, что вы можете — это причинять боль. Я не знаю, что в этой позиции вас привлекает. Думаю, что и всем остальным она надоела хуже бустера. — И потому берешь на себя роль посредницы и примирительницы, — холодно сказал «эльф». — У меня ребенок, — Сильвер вздохнула. — Я хочу, чтобы у него завтра была пища и крыша над головой. — Тогда почему бы тебе не заняться в первую очередь Хельгой? — Потому что мы все знаем тебе цену, Тор, — сказал палладиец. — И знаем цену Хельге. Она хороший капитан. А ты потерял навегу и людей. Поэтому с тобой в море не пойдут даже самые голодные. Посмотри, до чего ты докатился. До работорговли. Но ты и гемов себе не смог купить столько, сколько нужно. Допустим, ты уговоришь Занду отобрать у Хельги «Юрате» и отдать тебе. Так полкоманды завтра уйдет за ней на «Фафнир». Потому что она свое капитанство заслужила головой. А ты — сам-знаешь-чем. — Грег, я надеюсь, ты все сказал, потому что дальше я тебя слушать не намерена, — Сильвер припечатала палладийца профессиональным взглядом, и тот слегка поежился на стуле. — Тор, извини его пожалуйста — это все от нервотрепки последних дней. Мы все устали, всех доканывает этот климат и подготовка к рейсу. Пора в море, все это чувствуют. — Очень милый дружеский совет, — Тор на несколько секунд перестал промакивать свой синяк. — И как я ему последую, если моя навега укомплектована только на две трети? — Повысь заработную плату, — пожала плечами Сильвер. — Объяви о дополнительном материальном довольствии. Твои… новые семейные связи тебе это позволяют. С гемами ведь не вышло. — Да что ты, — фыркнула светловолосая женщина-«гном». — Помочь своим заработать? Ни в жизнь. Он лучше рейдерам поможет. — Мы тебя выслушали, Хельга. И душу ты отвела. Пожалуйста, не пытайся разжечь ссору заново, — Сильвер сказала это почти умоляюще, и Хельга выставила перед собой руки: — Хорошо-хорошо. Торвальд оторвался от барной стойки. — Думаю, делать мне тут больше нечего. Поль, спасибо за выпивку и лед. Сильвер, благодарю за понимание. — Мусор свой унеси с собой, — сказал Грег. — Не понял, — Торвальд остановился на полдороге к двери. — Работорговца прихвати. Развернувшийся и шагнувший было к дверям детина остановился и посмотрел Грегу в лицо. Тот выпрямился за столом. Ростом он детине уступал, но шириной плеч — превосходил. Впрочем, самым опасным (после себя) бойцом Дик считал Габо. Сам он прижимался к стене под лестницей, тихо молясь, чтобы Джулио не раскричался. Он узнал детину, когда тот развернулся лицом и заговорил: — Я с тобой, имперский побирушка, сейчас связываться не буду. Неохота портить отношения с господином Занду. Но если ты только покажешься в городе… Он не договорил, плюнул на пол и пошел к выходу — как вдруг запищал младенец. Все повернулись к дверям на лестницу, и Дик зажмурился под визором: узнает его рейдер или нет? Он как-то совсем не принял в расчет того, что дружки Джориана живы и продолжают обделывать свои грязные делишки здесь, в космопорте Лагаш. — Ох, Кайзер, дай его сюда, — Сильвер почти бегом поспешила к Дику. Ее фигура сразу же заслонила его от работорговца, и он вздохнул с облегчением, как вдруг Хельга сказала: — Это не тот самый пацан, что спрашивал работу? — Угу, — Сильвер, принимая ребенка у Дика, сделала страшные глаза: проваливай быстрее. Но Хельга не хотела, чтобы он быстрее провалил, она поманила его ладонью — и в этой ситуации ретироваться означало привлечь к себе еще больше внимания. — Что ты умеешь? — Боты, — сказал Дик, стараясь тщательнее воспроизводить акцент Картаго. — Ремонт. — Неплохо, — Хельга поднялась. Она была почти одного роста с Диком, самую малость пониже. — Видишь, Тор, охотников работать на меня не убывает. — А пойдешь ко мне? — «эльф» приостановился в дверях. Дик покачал головой. — Две десятых процента от добычи, — сказал Тор. — Не хочешь? Четыре десятых. — Тор, за восемь десятых ты навербуешь экипаж из вавилонян, — сказала Сильвер, стараясь держаться между Диком и уходящими. Габо, поняв ее игру, тоже встал из-за стола, якобы размять ноги. — Кайзер, поднимись пока наверх. Дик и рад был бы — но тут вмешался палладиец. — Ты, что ли, местный? Чего молчишь? И намордник не снимаешь, когда с тобой разговаривают. — Ладно, я пошел, — Торвальд наконец-то толкнул дверь. Рейдер специально дождался, пока за лоэнгринцем она закроется, чтобы распахнуть ее ударом ноги. — Экая сволочь, — Грег отвлекся на уходящих, и Дик попытался смыться. Но Хельга, избавившись от двусторонней «охраны», удивительно быстро перекрыла выход. — Постой, ты чего такой стеснительный? Если хочешь наняться на корабль — так надо поговорить, а? — Хельга, давай об этом наверху, с глазу на глаз, — предложил Габо, трогая ее за плечо. — Отвали, миротворец! — женщина резко высвободилась. — Как вы меня все достали, ей-Богу. Меня не погода достала, Сильвер, меня вы достали. У меня погрузка в разгаре, а этот выродок затеял перетасовку команд. Ах ты паскуда! Не посеял, а хочет жать! — Сеяли вы вместе, Хельга. Неужели ты не помнишь? — спросил Габо. — Он предал меня, Пуля. И тем самым потерял право на урожай. — То есть, мы все — урожай? — Сильвер снова присела на стол, укачивая малыша. — Законная добыча, из-за дележа которой вы не помирились? — Нет, ну как ты можешь поставить все с ног на голову! — Хельга хлопнула себя руками по бедрам, и Дик понял, что не ему одному хотелось запустить в рыжую психологиню чем-то не очень тяжелым. — Хельга, я тебе пива налил, — сказал Поль. — Выпей и успокойся. Мы все тебя любим. Грег верно сказал — ты прекрасный капитан, об этом знают все. И что Тор говнюк, тоже знают все. Я только не понимаю, почему тебе нужно, чтобы мы это постоянно повторяли. — Да не нужно мне, чтобы вы это повторяли! — на высоких скулах Хельги выступил румянец. — Не нужно мне ничего такого, Поль, но он же один раз отобрал у меня все — счастье отобрал, любовь, гордость, и вот теперь хочет отобрать команду. Я же боюсь! Понимаешь ты, что я боюсь?! Вот он сейчас припрется к дорогому тестю: а отдайте-ка мне «Юрате» со всем экипажем — и что, тесть ему откажет? — Конечно откажет, Хельга, солнышко мое, — пожал плечами Поль. — Мастер Занду помнит, сколько заработала ты и сколько потерял Тор. И половое удовольствие его племянницы ему этих денег не возместит. А вот если Тор придет к нему с разбитой мордой и начнет доказывать, что ты сошла с ума — тогда он, лапушка, может и прислушаться. Ты же сама себя закапываешь, детка — зачем? — Поль, я тебе не детка, — но по тону Хельги было слышно, что заряд из нее в основном вышел. — Но я просто рожу его видеть не могу. Меня колотит всю. Приклеить бы его зад к стулу в тестюшкином офисе — я бы спокойна была. А то ведь шляется сюда как на работу. — А тут, к сожалению, и есть его работа, — развел руками Поль. — Ты мне вот что скажи — тебе платят за то, чтобы ты со всеми соглашался? — нет, Хельга не разрядилась, она сменила обойму. — А ты бьешь своих, чтобы враги боялись? — седые усы Поля встопорщились, когда он сжал губы. — Она бьет своих, потому что озверела, — сказал Грег. — И я скоро озверею. И все мы. Потому что мы проиграли. Мы тут на положении рабов, а то и похуже. Тор, какая он ни есть свинья — просто не выдержал этого кувыркания в говне и попытался пролезть наверх как только выдался случай. Он поступил как блядь, но ему хотя бы заплатили — а нас имели и продолжают иметь задарма. Хельга — больше мужик, чем все мы. Ей труднее это выносить. — Единственным мужиком здесь был тот пацан. — Хельга подняла кружку, салютуя невидимому. — И его убили. Ах, как я радовалась, когда он замочил эту шлюху вавилонскую. Как мы радовались — помнишь, Грег? — Идиоты, — вырвалось у Дика. Будь участники этого диалога трезвы — события развивались бы иначе: Дик сумел бы удержать язык за зубами, Грег — руки в карманах. — Что ты сказал? — спросил палладиец. — Что только идиоты могут радоваться убийству. А про то дело вы ни черта не знаете. Ни почему убил, ни что потом думал и чувствовал. Вы от своей обиды ослепли совсем. Если вас радует смерть — то вы еще хуже, чем вавилоняне! Дальнейшее случилось очень быстро: Дик оказался на полу, в правом ухе у него звенело, щека онемела от удара, а визор улетел куда-то в угол. — Симатта, — пробормотал он. — Стоит мне выпить, как меня бьют. Что за беда. Он, не поднимаясь, как-то странно извернулся — и пол вылетел у Грега из-под ног. И не успел он еще прочувствовать падение как следует — а на плечи уже обрушилось легкое, цепкое и горячее тело, и к горлу прижалась сталь. — Ричард! — голос Габо Пули донесся откуда-то издалека. Ответ прозвучал над самым ухом. — Я ничего плохого не делаю, мастер Дельгадо. Мне только хотелось узнать — рады ли мастер Грег и мистресс Хельга. Я уже вижу — не очень… — Если ты утолил свое любопытство — слезай, — Сильвер говорила спокойно, даже скучающе. — Почему-то, — Дик отпустил палладийца и дезактивировал флорд, — с этой штукой в руках я тут же трезвею. Сразу. — Я думаю, — тем же тоном сказала Сильвер, — дело тут в твоем пилотском даре. Когда ты входишь в боевой режим — мозг задействует те же связи, что и в прыжке. Ты как бы обгоняешь свой метаболизм. Поль, у тебя есть еще лед? — Есть, как не быть. Этого добра у меня много, — пожал плечами флегматичный Поль. — Вы же, дорогие, регулярно чистите друг другу носы, так у меня уже и аптечка под стойкой… Он тебя не порезал, Грег? Палладиец выругался, поднимаясь с пола. — А зря, — Поль качнул головой. — Немножко боли тебе не повредило бы. Дик, ощутив слабость — так уже бывало после драки, — плюхнулся на тот самый табурет, где сидел Торвальд, и принял у Поля пакетик со льдом. Приложил ко лбу. Не помнил, по какой щеке пришелся удар — обе горели одинаково. Хельга положила перед ним на стойку визор. Он просипел: «П'сибо». — Грег сорвался, — сказала она. — Но и ты не имел права так говорить. — Имел, — ответил Дик. — Я имею на это все права. — Габо, — медленно проговорил Грег. — Ущипни меня. Я тебе все прощу. — А сам прощения просить не думаешь? — поинтересовалась Сильвер. — Бог мой, какие вы идиоты. У меня ни сил, ни слов нет. Дик, ты не исключение. — Ты… прости, — Грег то ли поклонился, то ли пригнулся, чтобы получше разглядеть визави, все еще не веря своим глазам. — Я это… не со зла. — Мастер Грег, — с чувством сказал Дик, отнимая от лица лёд. — На этой чертовой планете только один человек побил меня со зла. Все остальные — били ради добра. Иногда даже ради моего собственного. Так что я привык, мастер Грег. Извините, что я на вас так вызверился — но у меня, как у мистресс Де Лео, уже ни сил нет, ни слов. Сегодня меня два раза пытались обидеть и один раз — убить. Я устал. — Ты хоть понимаешь, что ты для всех нас значил? — Хельга осторожно взяла его выше локтя, словно хотела убедиться, что перед ней не призрак. — Да, себе на горе, — Дик не попытался стряхнуть ее руку. Напротив, ему было приятно, что рядом женщина. — Вы думаете, я отомстил за ваши обиды, сам того не зная. Я бы пол-литра крови отдал за то, чтобы вы так не думали. — Именно пол-литра? — уточнил Грег. Габо и Поль переглянулись. — Да. Мне нельзя больше, я двигаться не смогу. — Я думала, это сказки, что ты выжил, — Хельга все еще не верила своим глазам. — Габо, Сильвер… Вы знали — и молчали? — Готовили эффектное появление? — попытался съязвить Грег. — Честное слово, это чистая импровизация, — Пуля вздохнул. — Я думал сказать тебе уже в море. Ты сама понимаешь, Дику нужно укрыться, а нам может понадобиться такой человек, как он. — Один флордсман ничего не решит, — Грег хлопнулся на табурет с другой стороны от Дика. Теперь они шестеро сидели друг к другу лицом. — Флордсман — нет, — согласился юноша. — Но если бы мне удалось попасть на Биакко и связаться с… кое-кем… — Они не станут разговаривать с нами, — Хельга махнула рукой. — Они с вами — не станут. Но тот человек со мной — очень даже может быть, — возразил Дик. — Но что толку, мне теперь нельзя на вашу навегу, мистресс Риддерстрале. — Это почему же? У нас предателей нет! — Хельга снова вспыхнула. — Рейдер, — Дик оскалился. — Я сам виноват, упустил сволочей из виду. Понимаете, он мог меня узнать. Он — из тех, кто брал нас. Мне нужно уходить, чем быстрее, тем лучше. Мастер Пуля, Рэй останется с вами. — Мы можем тебя спрятать, — сказал Поль. — Не надо. Если будет настоящая облава — все равно найдут, и тогда всем будет плохо. А если рейдер не узнал меня… или даже узнал, но не захочет доносить властям… Может ведь и не захотеть — у них ко мне есть свой счет… Тогда мне нет смысла прятаться, а завтра у меня важная встреча. И сегодня тоже. — Вряд ли из нее что-то выйдет, — не беспокоя Поля, Габо нацедил себе пива. — Не обольщайся. — Да я не особенно рассчитываю на них, — Дик встал и зашагал по комнате. — Мне важней было им показаться, чем-то их задеть. Если я теперь отпасую, выйдет плохо… — О чем это вы, эй? — Грег переводил взгляд с одного на другого. — Хотите по-настоящему поквитаться с вавилонянами? — Дик развернулся и сверкнул глазами. — Хотите перевернуть дом Рива? Домой хотите наконец? — Ты бредишь, — покачала головой Хельга. — Погодите, — Грег взял ее за плечо. — Хельга, тогда… вы смогли убедить меня. Потому что тогда у нас не было пилота. Но сейчас-то он у нас есть. Ведь мальчик — пилот, так? — Я пилот, — сказал Дик в возникшей тишине. — Но о прежнем плане все равно забудьте. Я отсюда не улечу. Не брошу гемов — и леди Констанс тоже не брошу. — Леди… кого? — переспросил Грег. — Доминатрикс Мак-Интайр не умерла, — со вздохом пояснил Дик. — Это мне так сказали. Им нужно было… для обработки. А она жива и ее хотят продать Брюсам. — Нам-то что до этого? — палладиец пожал плечами. — Здесь, кроме тебя, никого нет из ее доминиона. Но мы иперцы, сынок. Мы все имперцы, и нас здесь пятьсот человек. А ты — инициированный до Картаго пилот. Вот о чем подумай. Да, всю колонию вывезти мы не можем — но если даже десяток человек вырвется и приведет сюда имперскую армию… — И какие у нас шансы пробиться через планетарную оборону? — спросил Дик. — Больше чем на переворот! — Грег возбужденно зашагал по залу. — Если мы будем уходить, постоянно держась в тени планеты — «Солнечный ветер» нам не страшен. Оборона «Крыла» построена с расчетом на вторжение извне, а не на прорыв изнутри. Пока они будут маневрировать, можно успеть прорваться в дискрет, а там… — Прекрати, Грег, — сказала Сильвер. — Еще немного таких глупостей — и у меня молоко свернется. — Это утопия, — поддержал его Пуля, — и ты сам это знаешь. — Ты так говоришь, потому что убил человека, чтобы сорвать наш план, — Грег ударил по стойке ладонью. — И тебе очень не хочется оказаться убийцей совсем уж зазря. — Сударь, — Дик встал. — Человека, который убил совсем уж зазря, вы недавно хвалили. И этот человек — я. Ничего хорошего нет в таком убийстве, но если план, который сорвал мастер Пуля, и вправду был таков, как вы говорите… — Он был еще хуже, — фыркнул Поль. — У них ведь не было пилота. — Но теперь-то он есть! — на этот раз Грег стукнул кулаком себя в грудь. — Послушай, сынок… — Я вам не сынок! — Хорошо, хорошо… Послушай, Дик. Как бы ни были малы наши шансы — они все-таки есть. Ты ведь сумел прорваться на планету! — Меня вели! Меня умело направляли, убирая с моего пути системы обороны! Если бы хоть одна из них сработала — я бы тут с вами не разговаривал! — Но то, что ты предлагаешь — еще хуже! Да пошевели ты своими мозгами: «Крыло» никуда не денется. А ведь есть еще и сухопутные силы… — Дивизия тяжелой пехоты «Бессмертных», — кивнул Дик. — Десять тысяч человек, в настоящее время скадрирована до пяти тысяч. Четыре дрейфующие станции континентальной обороны. Шесть полков боевых машин десанта в оперативном подчинении «Крыла». Три с половиной тысячи боевых морлоков в оперативном подчинении «Крыла». Полицейские силы в составе четырех дивизий. И один Бог знает сколько бойцов и машин в частных войсках магнатов. — Вот, — кивнул Грег, которому не удалось скрыть удивления. — И против этого ты собрался воевать? С чем? С какими силами? — Ваша беда, — Дик снова сел, — в том, что вы думаете об этом только как о полках, дивизиях и батальонах. Но все это существует лишь в оперативных схемах. Все эти кубики в голограмме, а внутри них кораблики, или танчики, или человечки в доспехе. А на самом деле танками управляют люди, за пушками сидят люди, под кидо скрываются люди. У них есть желания. У них есть убеждения. У них есть привычки. Вы знаете, чего они хотят? Как они живут? Во что верят? Тот, кто это узнает, сможет безоружным прийти в расположение части и в одиночку ее захватить. Несколько секунд Грег и Хельга сидели как громом пораженные — а потом переглянулись и расхохотались. — Малый, — сумел наконец выдавить Грег. — Ну, теперь я точно поверю, что ты Апостол Крыс. Но мы-то не гемы. Мы воевали, парнишка. Может, мы здесь потому, что воевали плохо. Но опыт у нас есть. Мы знаем, как работают эти… кубики. А вот ты — нет. Поэтому не мельтеши. Яйца, знаешь, курицу не учат. — Хорошо, — юноша поднялся, прямой и холодный. — Я надеюсь, предложение поступить на навегу наладчиком остается в силе? До этого уровня я дотягиваю? — Да, — сказала Хельга, не поднимая головы. — «Юрате» сейчас стоит под погрузкой. Просто приходи в порт. Покинув «Разбитое корыто», Дик не стал уходить далеко — присел рядом с Рэем, на защищенной от ветра террасе, и закурил. — Злитесь, сэнтио-сама? — спросил морлок. — Рэй… — Злишься? — поправился великан. Дик немного подумал. — Нет. Пожалуй, нет. Я сегодня уже получил один пустой пакет. Здесь я этого… почти ждал. — От своих? — А я тебе не рассказывал про «не бывает пророка без славы»? И ваш проповедник не рассказывал? — Нет. — Ну, расскажу как-нибудь… Или пусть вон Габо расскажет. Или сам прочитаешь. Кажется… — он нахмурился. — Кажется, мне нужно наговорить новый патрон. Я опять лезу туда, откуда могу и не вернуться. — Сэнтио-сама… Дик… — Тебе нужно оставаться с Габо. Тебе нужно продолжать с морлоками. Для малышей ты уже отец. — Он хотел сказать, что я здесь, — Габо подошел тихо. От неожиданности Дик неловко дернул рукой — из кармана посыпалась всякая мелочь. Дик скрипнул зубами — в последнее время он часто ловил себя на неловких движениях. — Что это? — Габо поднял что-то с пола. — Ракета для фейерверка, — Дик, заправив найденный патрон в гнездо сантора, раскладывал по карманам остальное. — Дайте сюда. — Ты собрался запускать фейерверки? — Мальчишкам же положено любить все, что палит и бабахает. Мальчишка я или нет? — Тебе совершенно незачем ходить туда завтра, — сказал Пуля. — Это уж я сам разберусь. И мне все равно нужно сегодня в Вертеп. Гед передал, что из Пещер пришло какое-то известие… Что я очень нужен. Вертепом называлась военная база, где тренировали и выращивали молоденьких гемов. На саму базу Дик, конечно, никогда не проникал — но в учебно-тренировочный корпус было легче попасть. — Отвезти тебя в город? — Не стоит. — Послушай! — Габо развернул его к себе лицом, схватив за плечо. — Ты относишься к своему телу, как к расходному материалу. Так нельзя! В какой канаве ты собрался ночевать сегодня? Насколько ты устанешь, прошагав пешком десять километров до Вертепа? Что ты будешь есть? Чем все кончится завтра? Ты не можешь так с собой поступать. Ты нам нужен. Хельга еще не поняла этого, но мы вправим ей мозги. А ты не должен вести себя как капризный ребенок. — Я буду вести себя как хочу! — Дик стряхнул его руку. — Что это вы вдруг стали таким заботливым? — Я вложился в тебя, засранец. Я ради тебя послал к чертям свою налаженную жизнь. Убил мальчишку, такого же как ты, потому что он мог тебя выдать. И убил его напрасно. Если я еще и тебя потеряю напрасно… — Пуля стиснул кулак. — Нас тут пятьсот с небольшим человек. Это очень маленькая сила — но это сила, которой нельзя пренебрегать. Мы хотим свободы, Ран. Хотим домой. И я верю в тебя. — Другие не верят. — Поверят. У тебя одного есть хоть что-то похожее на реальную программу действий. — Но все смотрят на меня и видят ребенка. — Это первое впечатление. Второе… они его уже получили и как-то с ним справляются. Оставайся. Этот черт тебя не узнал, не будет никакой облавы. Дик мотнул головой. — У меня там друзья. — Среди гемов тебя станут искать в первую очередь. — Вы же сами сказали, что облавы не будет. Габо вздохнул и кивнул в сторону навеса, под которым стоял его снайк. — Пошли. — Сначала мне нужно кое-что записать, — юноша включил преобразователь сантора. — Раз, два… Работает. Поехали… …Уже почти стемнело, когда Дик спустился в расщелину, куда — как поначалу казалось — забился от ураганных ветров какой-то небольшой поселок. Всего десятка три аккуратных домишек, магазинчик, мастерские, и даже что-то вроде церкви… Но чем ближе, тем яснее становилось, что поселок больше чем наполовину разрушен войной. Ни одного целого окна, ни одной двери, несколько крыш провалилось, и повсюду — следы попаданий из разнообразного легкого оружия, от игольника до гранатомета. Это был тренировочный поселок, который молодые гемы брали штурмом. Казалось, в нем не может быть ничего целого и действующего — но Дик знал, что за каждым порогом — вполне функциональный бот, который включает голограммы «вражеских солдат», и те начинают палить во все стороны — безвредными лучами, но шума и света до небес. Одним из испытаний было — пройти через весь поселок так, чтобы не всполошить ни одного бота. Юные морлоки быстро осваивали эту науку — их пороли за каждую напрасно поднятую тревогу. Для своих тайных дел они обычно использовали «церковь» — далеко не каждый человек-офицер мог пройти в середину «поселка», не подняв шума. Дик проходил, потому что наладчики-тэка показали ему, как отключаются датчики. Дик посигналил подсветкой, как было условлено — и стал ждать, держа наготове флорд. Он еще в Пещерах Диса привык к мысли, что, может быть, идет прямо в засаду. Но Бог миловал каждый раз… На какой раз милость закончится? Юноша ощутил чье-то присутствие — и почти сразу же услышал, как совсем рядом зашуршал песок. — Сэнтио-сама… Это был Иоанн, тэка. Гед, а точнее — Гедеон, в отличие от него, двигался бесшумно. Несмотря на свой огромный рост и подобающий вес, морлоки умели быть тише тени. — Что случилось? — спросил Дик. — Кто-то умер? — Нет, — Гедеон сел рядом. — Тэка собрали поесть, — Иоанн с поклоном протянул коробочку, и Дик спрятал ее за пазуху. Он достаточно съел вечером, чтобы перенести ночь, а подношение от гемов оставил на утро. — Спасибо вам большое. Но ведь вы позвали меня не на ужин? — Сегодня… — то есть, уже вчера… к нам перевели наконец-то Амоса, — сказал Гед. — Это который сломал ногу? — Да, сэнтио-сама. Вот, нога зажила, и его отправили сюда. Но перед отправкой с ним говорил Ман. — И что? — Гедеон мялся почему-то, приходилось его подбадривать. Дику снова пришли в голову мысли о засаде. И кто такой этот Ман? — Ман опять слышит, сэнтио-сама. — Ну, я рад за него, — Дик вспомнил. Глухой ися, который осматривал его перед «гражданской казнью». — Вот только он совсем не рад, сэнтио-сама. Ему пока удается притворяться, но если хозяева обнаружат, что он не глухой — его могут и распылить. — Он просит, чтобы его укрыл Салим? Это была бы проблема. Салим еще не укрывал дворцовых гемов. Муниципальных не очень-то и искали, раза два удалось подбросить окровавленные тряпки, чтобы исчезновение списали на подгородних… Но дворцового гема, да еще медтеха, искать будут наверняка лучше, чем этих. — Нет-нет, он даже не знает про Салим. Он хочет, чтобы вы помолились и все стало как раньше. — Что? — Вы сказали, что будете молиться за него, так? Я сам слышал. И Перчатка не смог ударить вас мечом. Чудо. Вы сделали чудо, с Маном и с Перчаткой. Значит, вы можете и обратно. Чтобы Ман опять стал глухой. — Нет, — Дик почувствовал, как живот наливается холодом. — Ох, нет… — Почему? — изумился Гед. — Я же объяснял вам. Я же говорил, что чудеса творит Бог, а не люди, — Дик скрипнул зубами. — Если по моей молитве и получилось что-то один раз — это еще не значит, что получится обратно. — Но попробовать-то вы можете! — Я… я не знаю. Если Бог решил, что Ман должен слышать — я не имею права… Если он боится, мы… можем попытаться его укрыть… Но как? Как, — Сэнтио-сама, есть еще одно, — Иоанн прервал лихорадочный бег его мыслей. — Да? — Городские сказали, что вас спрашивал какой-то Юдан — то же самое, что сёфу, гем-наложница. Но, как правило, сёфу называют женщин и женственных мальчиков, а юдан — только мужчин в возрасте. Такие обычно работают домоправителями и порученцами при своих хозяевах, когда становятся староваты для постельной службы . Этот подвид отличался б «И как раз когда у меня до зарезу мало времени…» — Он хочет встречи со мной? — Да. Он слышал о вас в Пещерах и почти уже набрался смелости прийти, как вдруг вы оттуда пропали. Но тут хозяин послал его сюда по каким-то своим делам… — Передайте ему — пусть приходит на последний — Сэнтио-сама! — Вы знаете, как это делается. Гед, не дергайся, ты сможешь это сделать не хуже, чем я. Иди, если тебя хватятся в казарме, ты всех засыплешь. Гед поклонился, ударив кулачищами в песок и раньше, чем Дик закончил свой поклон — растворился в ночи. — А вы куда теперь, сэнтио-сама? — Понятия не имею, — Дик поплотней завернулся в плащ-накидку. — Знаешь, Господь сказал: у птиц есть гнезда, у лисиц — норы, а Сыну Человеческому негде пойти и поспать. Так что я ни на что особенно не рассчитывал. Потому что ученик не больше учителя. — Сэнтио-сама… — Дик не любил эту благоговейную интонацию, но не мог одергивать друзей каждый раз. — Сэнтио-сама, а что такое птицы? — Птицы — это… — Дик завернулся поплотнее в плащ и откинулся на спину, на песчаный занос, — это такие… животные. Очень похожие на летучих рыб, но кровь у них теплая. Они… летают в небе, как плавают рыбы в воде. Свободно и быстро. Но вместо чешуи они покрыты перьями. Перья — это… Они мягкие и гладкие, как шелковое волокно. Разноцветные. Бывают белые птицы, бывают зеленые, синие… — Как красиво вы это рассказываете, — вздохнул Иоанн. Дик смотрел в небо. На Картаго не было птиц — «бешеная атмосфера», генетики-экологи решили не рисковать. Еще недавно никто не смог бы сидеть так, как они с Иоанном, прямо на песке — дождь и ветер вогнали бы в землю каждого, кто высунется из укрытия. Но осенние ветра уже отвоевали свое — теперь дожди закончились, небо прояснилось и цветные звезды парили над океаном. От их красоты и многочисленности в горле закипали слезы. Дик закурил, чтобы высушить их. Птицы могли летать, а он — нет. С этим следовало просто смириться. Но в пасмурные ночи смиряться легче. — Знаешь, Иоанн… Я ведь раньше никогда не думал обо всех этих людях. О том калеке, который просил милостыню у входа в храм. Что он начал делать потом, когда его исцелили? Он ведь не мог больше просить. И слепорожденный. И прокаженный. — Что, сэнтио-сама? — Так, ничего… — Вы не со мной говорили? — Извини. Говори мне «ты». Прошу. — Тяжело. — Богу мы говорим «ты». Разве я важнее? Он провертел пальцем дырку в песке и затолкал туда окурок. Как же так. Как же так — именно теперь, когда он сам оглох к небесному голосу — Ман вдруг начал слышать. Почему именно сейчас Бог свалил на них обоих это непрошеное (нет, Дик просил, конечно, но так… для порядка) и несвоевременное чудо? Ману теперь угрожает опасность, а Дику… ему пригодилось бы сейчас то летящее вдохновение, с каким он пообещал тогда Марии, что станет Моисеем для нее и других. Он не мог поделиться с Роксаной Кордо тем, чего не имел сам. И он не знал, почему вдруг исчезло, расточилось, ушло в этот тугой черный песок его главное сокровище. То, что он сберег от рейдеров, от Моро, от палачей — и как-то незаметно потерял здесь. Обронил, как мелкую денежку из кармана. Почему и куда пропала вера? Нет, он не усомнился ни в одной из тех истин, которые с детства считал непреложными. Напротив — скорее утвердился в них еще больше. Но то спокойное чувство, с которым он раньше обращался внутрь, в тишину, и говорил: «Господи, вот я — здесь, слушаю», оно было утрачено, и хуже того: пропала сама потребность в нем. Озарений, когда правильная мысль сопровождалась словно толчком под локоть, тоже больше не было. Приходилось полагаться только на логику и расчет. А в этом Дик не был силен. До сих пор ему везло. Бог хранил, поправил он сам себя — и от того, что эту поправку вообще пришлось делать, тоже кольнула досада. Но станет ли Бог хранить убийцу? Самого настоящего наемного убийцу, который думает, говорит и действует как синоби? Вот в этом Дик сильно сомневался. Встреть он год назад себя, сегодняшнего — он себе не подал бы руки. И не только себе. Господину Исии. Габо. Александру Кордо… «Это значит всего лишь, что год назад ты был невыносимым чистоплюем и ханжой», — сказал внутри голос, который Дик ненавидел. Ненавидел в том числе и за то, что этот голос слишком часто оказывался прав. — Сэнтио… ох, нет мне прощения… Ран, — потормошил его Иоанн. — Вам все-таки нужно где-то спать. Идемте. Устрою вас в распределительных туннелях. «Тебе нужно спать, потому что завтра у тебя продолжение серьезного разговора. И не смей раскисать. Ты ведь сам когда-то выдал Богу карт-руж: при необходимости можно сунуть тебя в мясорубку. Что с тех пор изменилось? Ах, ты немного испачкался. Ну что ж, это проблемы того, кто будет есть твой фарш». — Симатта, — проворчал Дик, разгибая затекшие ноги. — Идем. Силовые купола над фешенебельными улицами, амфитеатром сбегающими в долину, переливались радугой, как мыльные пузыри, отражая причудливыми изгибами огни стартующих кораблей и тяжелых глайдеров. На улицах пахло морем и завтрашним праздником — началом навигации. Именно под шумок этой гульки Дик рассчитывал спокойно и без помех провести молитвенное собрание гемов-христиан Лагаша. На сей раз в собрании должны были участвовать и обычные люди-христиане, Габо и Сильвер, поэтому Дик нервничал даже сильнее, чем по поводу встречи с «бессмертными». Насчет тех он был спокоен — ждал худшего, а именно отказа. Торговый квартал располагался на Жемчужном Острове между фешенебельными кварталами материка, космопортом и морским портом, где сейчас стояла под погрузкой «Юрате». Острова соединяла между собой система многочисленных транспортных и пешеходных мостов, да и сам квартал был своего рода мостом между миром богатых и бедных, праздных и рабочих. В Лагаше никогда не наступала ночь. Прожектора и разметочные огни космопорта, зарево от садящихся и стартующих кораблей, разряды глайдеров, огни порта, сияние вывесок и голографических рекламных проекций Жемчужного Острова — все это не давало темноте опуститься на город, отбрасывало ее за горные вершины. Лагаш никогда не ложился спать — даже сейчас, за час до полуночи, на улице было людно. Дик нырнул в фойе «Морской звезды» — более сумрачное, чем крытая улица. Пришлось остановиться, дать глазам привыкнуть. Охранник заступил дорогу. — По приглашению из четырнадцатого номера, — сказал юноша. Охранник посторонился. Открылась дверь на лестницу. Значит, «Бессмертные» не отступили? Или сказать «нет» они все-таки решили лично? Дик прошел в зал — Габо сидел к нему спиной, но видел его в зеркало. Дик, передавая плащ Даниэлю, оглядел зал — Габо не мог пропустить здоровенного работорговца, но то если есть и другие? Нет, бесполезно: сколько они ни силился вспомнить лица и голоса тех, кто сломал тогда его жизнь — или то, что от нее осталось, — они расплывались, как в толстом стекле. Узнать он мог бы, как узнал здоровенного; вспомнить — нет. А значит, о безопасности не могло быть и речи. И что-то еще было не так. Принимая плащ, Даниэль не пожал ему руки — и, приглядевшись, Дик заметил в глазах гема страх. Но подвидить друга, заставляя того объясняться, Дик не мог. Он высвободил под курткой флорд — так, чтобы тот в любой момент мог упасть в ладонь, повинуясь резкому движению руки. Нырнул под арку (двери с шипением открылись, потом закрылись за спиной) спустился на один пролет, сделал два шага по ступеням следующего пролета — и покатился вниз кувырком под чей-то истошный вопль. Ноги словно кто-то окунул в крутой кипяток. Флорд, почему-то раскалившийся до нестерпимого, пришлось бросить — но собственное тело, в котором вскипел каждый нерв, бросить было некуда. Через несколько секунд боль исчезла — и крик стих. Это я сам кричал, отрешенно подумал Дик. Дверь на лестницу закрывается глухо, все двери в номера закрываются глухо —никто не слышал. Никто не придет на помощь, хотя в двух шагах — «бессмертные», а над головой — Габо. Остается только флорд, который… да, который отпихнул ногой под лестницу здоровенный работорговец. Хоть плачь — хотя плакать не хочется совсем; наоборот, очень хорошо. Как мало, оказывается, нужно, чтобы стало так хорошо — достаточно, чтобы прекратилась эта боль. К здоровенному присоединился еще один — чернявый, с желтым цветом лица. Сбежал сверху, по ступеням, следом за Диком. — Это точно он? — Смотри сам, — здоровенный снял с Дика визор. Мелкий пригляделся и кивнул. — Шлем не взял? — Нет. Решил не возвращаться, — здоровенный помахал перед носом Дика какой-то двурогой штуковиной, похожей на головку гравизахвата. — Видишь это? СВЧ-шокер. Хочешь попробовать еще? — Нет, — Дик ответил только чтоб проверить, слушается ли голос. — Тогда надень, — работорговец бросил ему на живот наручники. — И смотри у меня. Только дернешься… Второй в это время достал флорд с нижней площадки. Ну да, они решили не дать ему возможности даже подумать об оружии. Ударили СВЧ прямо сквозь ступени, пока он их не видел. Дик застегнул наручники на одном запястье — тело слушалось. Лучше не нарываться на второй удар — он продел руку в свободный браслет как можно дальше, и тот сам стянулся. Правая чуть свободней, но чего мы этим добьемся, кроме возможности показать работорговцам неприличный жест? Посмотрим. «Что бы они там себе ни задумали — они должны будут вывести меня отсюда. Если еще не убили — значит, хотят вывести». Дай я, сказал синоби внутри него, и Дик на этот раз ни полусловом не возразил. Это и в самом деле работа для синоби. — Что теперь? — спросил мелкий. Он был больше Дика, но рядом с товарищем смотрелся мелким, и Дик про себя решил называть его так. — Не знаю, — бритый здоровяк оглядел Дика с ног до головы. — Забери у него пояс с инструментом и выверни карманы. Что ты здесь делал, выродок? — Туалет засорился, позвали починить, — ответил Дик. Здоровяк отвесил ему пощечину — куда серьезней той, которой угостил Грег. Почему он не пустил в ход шокер? Не хочет рисковать еще одним воплем? Следующий удар пришелся в живот. — Это тебе за Джаргала, — сказал здоровенный. — А вот это за Джунэ, — пинок в копчик. — И за Эспаду, — Дик едва успел прикрыть пах, удар пришелся по предплечью. — За Шианну. А за Джориана получишь на корабле. По полной. — У него где-то здесь встреча, — сказал мелкий, — это ясно как летнее расхождение солнц. И я не хочу выяснить, с кем и где. Смываемся побыстрее, допросить его мы сумеем и в корабле. — А нам дадут его вывести? — Он убил ихнюю первую леди и еще кучу народу. Конечно дадут. Если не захотят разорвать его сами. — А если захотят? — На что ж тебе шокер? Здоровенный замялся. Тем, кто не имел счастья состоять гражданином дома Рива, было запрещено появляться на улицах с оружием. Но СВЧ-шокер за оружие не считался: расход энергии как у плазмогана, а толку чуть. Только в одном эта штука показала себя хорошо: как орудия пытки. Шокеры, в отличие от стрекал, не оставляли синяков и не имели постэффекта — если не жечь человека слишком долго на повышенной мощности. Дик провернул все это в уме меньше чем за секунду — и решил, что ему, пожалуй, повезло. Первый удар был таким сильным потому что работорговец сквозь лестницу поймал в фокус все тело. Но теперь этот номер не пройдет, и если удастся быстро отыграть метра три — боль его не остановит, а в фокус не поймают вообще. Кроме того, если здоровенный заденет кого-то из посетителей — а ведь этого он и боится… — Пока мы тут мнемся, его могут хватиться, — сказал мелкий. — Идем. Бритый кивнул и ткнул Дика развилкой излучателя в пах. — Вякнешь — сделаю вареные яйца прямо сейчас, — сказал он. Дик встал, морщась. Постэффекта — кроме волн пробегающего по телу жара — не было, но, падая, он ушибся. В правую ногу словно шлямбур забили — но идти можно, а значит, это не перелом и не вывих… Он повернулся спиной — излучатель уперся в поясницу. Впереди был лестничный пролет, по которому он спустился — а за ним коридор, ведущий к задним дверям. Там дежурит охранник, чтобы никто не мог удрать, не заплатив — но эти двое с ним справятся. Но ведь двери в зал откроются при их приближении. Синоби внутри Дика улыбнулся: пираты явно составляли свой план на ходу. Дурачье. Моро один раз уже съел их на завтрак — осталось только вымести то, что получилось в результате. Когда дверь открылась, Дик резко бросился в сторону. Невидимый луч зацепил его — но на этот раз он был готов и не растратил воздуха на крик. Две секунды в огне — а потом пират убрал излучатель: юноша, падая, врезался прямо в столик, за которым сидели четверо, не считая девиц на коленях у двоих. — Полегче, недоносок! — крикнул один, но тут увидел бритого пирата с излучателем в руке и, спихнув с колен девку, полез за своим оружием. В мгновение ока весь зал ощетинился стволами — даже бармен достал из-под стойки какую-то пукалку. Прекрасно, — сказал синоби. Лучше не бывает. — Спокойно! — мелкий замахал руками, нарезая круги вокруг Дика и бритого, который держал свою добычу за ворот. — Спокойно! Мы в своем праве хватать его! Знаете, кто это? Суна Эрикардас, убийца, Апостол крыс! — А это бандиты, работорговцы, убийцы Эктора Нейгала, героя войны! — Дик вывернулся из руки бритого, но их уже обступили плотным кольцом. Бритому приходилось держать свой шокер высоко над головой, направленным в потолок — и он никак не мог держать Дика двумя руками. — Два раза не казнят! — крикнул Габо, поднимаясь. — Кто выжил, свободен! — Но с тех пор он убил еще человек десять! — возразили ему. Дик потряс перед собой скрещенными скованными руками, молясь, чтобы Пуля расшифровал жест правильно: не вмешивайся, пока не настанет край. — С каких пор на Картаго рейдеры хватают преступников? — он снова развернулся кругом, глядя в лица, ловя взгляды. Где, к черту, «бессмертные»? Что тут нужно взорвать, чтобы шум проник через их дверь? — Он убил нашего друга, капитана Джориана, и не ответил за его смерть, — мелкий говорил спокойно, выставив руки в примирительном жесте, и стволы опускались. — Его кровь принадлежит нам. Даже если по законам Рива он должен быть свободен, раз выжил после казни — то ведь казнили его только за цукино-сёгуна! Это рассуждение явно заставило толпу задуматься. Если несколько секунд назад все были готовы напуститься на чужаков, вломившихся в общий зал с оружием, то по мере прояснения ситуации верх брало любопытство. — Тут есть кто-то из банды Яно? — Дик уперся пятками, чтобы не дать здоровенному увлечь себя в сторону двери. — Кто хочет оспорить у них мою кровь? Никто? Эй, а может, за мою голову назначена награда? Нет? Жаль, вы бы подрались… Эй, Рива, неужели вам не за что меня ненавидеть?! — Хватит, — тихо сказал мелкий, тесня его. — Здесь никто не будет стрелять из-за тебя. — Но мне хотя бы нальют? — Дик в последний раз высвободился из захвата и бросился к стойке как к алтарю, глядя бармену в глаза и стараясь не смотреть в ствол его игольника. — Эй, разве это честно? Завтра к тебе придет полгорода, потому что именно у тебя был схвачен Ричард Суна. И ты пожалеешь мне стакан швайнехунда? Или ты скажешь, что мне еще восемнадцати нет? В этот момент наступила какая-то особенная тишина — все вдруг поняли, что до сих пор звучала музыка, а вот теперь перестала. — В самом деле, налей ему, — сказал один посетитель. — Даже висельникам наливают. Бармен подумал, кивнул, убрал ствол под стойку — и достал оттуда бутыль с желтоватым прозрачным напитком. — Не разбавлять? — он глянул на «клиента» исподлобья. — Конечно, — Дик взял стакан. — Благослови, Господи, этот самогон и этого доброго человека. — А нам? — спросил громила, подсаживаясь справа. Мелкий сел слева — как вчера Грег и Пуля зажимали Хельгу. — А вас тоже скоро будут убивать? — осклабился бармен. — Нет. Тогда платите. — Это опасный щенок, — сказал мелкий. — Оставайся лучше трезвым, Сканк. — А все-таки он боится смерти, — сказал кто-то сзади. — Святой Франциск называл смерть нашей сестрой, — бросил Дик через плечо. — Зачем бояться сестры? Мне просто противно, потому что это поганые пираты. Из вас точно никто не хочет меня убить? Он огляделся, сжимая в руках стакан. Вокруг было чуть посвободней, и дверь закрыта — а еще между ней и Диком четверо. Юноша перехватил взгляд Даниэля и все понял. Наверное, работорговцы трясли просто всех гемов подряд, до кого дошли руки. Может быть, при помощи этого самого шокера. И кто-то указал на кого-то, а тот — еще на кого-то, а тот — на Даниэля. Цепочка могла быть длинней или короче, но она привела пиратов куда надо. — Еще бы музыку, — сказал юноша, отпив немного. Совсем немного. — Что за зрелище без музыки. Бармен тронул что-то на пульте — и над столами разнеслось: — Спасибо, — сказал Дик, стараясь не показывать, как внутри у него стало тепло и тихо. — Эй, ты, косоглазый, верни мои сигареты. — Вы и сигареты у него зажали? — фыркнул кто-то из обступивших стойку. — Вот шакалы. Мелкий скривился, вынул помятую пачку дрянных цигарок, которые курил Дик и, показав всем, положил на стойку перед пленником. — Что это ты куришь, — качнул головой какой-то рыжий курносый толстяк. — Возьми мои. — Спасибо, — Дик перебрал пальцами в пачке. — Я тут две зарядил… Для особенного веселья, — он подмигнул, оглянувшись. — Не пускайте детей на Картаго, их тут плохому научат. Меня вот научили. Огня нет? Бармен поджег «заряженную» сигарету. — Спасибо, — повторил Дик. Осторожно затянулся. В зеркале за спиной бармена он увидел Габо и прикрыл глаза рукой, словно устал. Понял Габо или нет — это его проблемы. — Ты пить будешь или нет? — Сейчас, — Дик положил сигарету на край набрал полный рот обжигающего спирта, опустошив стакан… И прыснул всем этим прямо в лицо здоровенному работорговцу. — Ах ты… — это была такая детская, такая глупая выходка, что тот даже не подумал взяться за шокер, а очередной оплеухой смахнул Дика с табуретки, как смахивают пыль. Дик зажмурился, поджал под себя ноги, словно в ожидании второго удара — и бросил сигарету под свой табурет. Раздался звонкий хлопок, а яркую вспышку юноша увидел даже сквозь веки. Не тратя ни секунды, он вскочил. Как и ожидалось, он остался единственным зрячим в зале — а, нет, Габо тоже успел зажмуриться. Быстро сообразив, что к чему, он отпихнул с дороги Дика двоих орущих в голос клиентов — двери уже были нараспашку, ревела пожарная сирена, система тушения разбрызгивала воду. Теперь (Дик уже бежал к выходу) «бессмертные» точно прискачут: противопожарная система наверняка пооткрывала все двери в помещении. На пороге возник охранник — но он отступил с дороги Дика, думая, что тот бежит, спасаясь от огня. В зеркальной колонне юноша увидел, что творится позади: бармен и мелкий пират вслепую пытаются тушить одежду на орущем лысом громиле, а тот пылает факелом и мечется, натыкаясь на людей. Вспышкой Дик отыграл себе какие-то секунды: за спиной уже топали, и когда он сворачивал за угол, в пенолитовую стену рядом ударил плазменный заряд. Волна жала обдала лицо, затрещали волосы. Бежать со скованными впереди руками было чертовски неудобно, и насчет ребер Дик не был уверен. И вообще он был неважным бегуном, как и все космоходы. Оставалось только утешаться тем, что и работорговцы наверняка плохие бегуны. — Ты что делаешь, дурак?! — закричал на стрелявшего какой-то случайный прохожий. Другой заорал на Дика, потому что юноша едва не сшиб его с ног. — Что он украл? Держи его! — раздалось за спиной. Дик выругался про себя — с прижатыми к животу руками он и в самом деле походил на вора, прижимающего к себе добычу. Кто-то уже присоединился к погоне просто из любопытства. Этот город никогда не спит… Но выход есть. Должен быть… «Есть. Он тебе не нравится — но он единственный, так?» Дик вынужден был согласиться. Легкие горели, в глазах темнело, а погоня была в какой-то полусотне метров. К тому же ноги сами несли его туда, где была единственная надежда на спасение. К мосту самоубийц. Задыхаясь, Дик затормозил у ограды и перетащил через нее свое тело. Внизу волны атаковали берег. Слева заходила погоня. Справа над «колонией прокаженных» завис полицейский глайдер. Дик заставил себя успокоиться. Сосчитал секунды до пика волны и начал считать по-новой, когда волна пошла назад. Погоня уже была близко и едва не пробежала мимо. — Стой! — крикнул какой-то мужчина в коричневом плаще, с отчетливой «маской планетника» на скуластом лице. — Разобьешься, дурак! — Лучше так, — тихо сказал кто-то. — Дайте! Дайте я его пристрелю! — сзади проталкивался мелкий рейдер. «Одиннадцать», — сосчитал Дик, и прыгнул. Полет был страшным. Чтобы правильно сориентировать тело в момент вхождения, Дик запретил себе закрывать глаза; первые две секунды ему, казалось, что желоб внизу не наполнится водой, и прыгуна размозжит о скалы. Но упрямая вода накатила и привычно ударила в твердь. Дик в последний момент позволил себе зажмуриться — и вонзился в пену почти под прямым углом, как и собирался. Он почти не ушибся, но вода тут же смяла, перевернула, закрутила. Отдаваясь этой превосходящей силе, Дик только сгруппировался, стараясь уберечь живот и голову от возможного удара о камни. В первый миг казалось, что вода шипит и испаряется от прикосновения с горячим телом — а потом пронизало холодом, да так, что заломило кости. И лишь когда вода начала встречное движение — он развернулся, толкнулся ногами, продвигая себя глубже, в нижний поток, который — он знал — продолжает движется от берега. Нужно выбираться из каменного желоба, забирать вправо, цепляться за скалу… «Как хорошо, что я был без сознания, когда Рэй тащил меня… Я бы не выдержал…» Он раскрыл глаза, но не увидел ничего, кроме тех же сходящихся и расходящихся кругов. Сердце ломилось в ребра, легкие протестовали. Дик начал движение вверх и уже почти возле самой поверхности наглотался воды. Одно хорошо — на Картаго океан пресный. Дик огляделся — его опять несло в узкое место. Плыть против течения было бессмысленно, и Дик поплыл поперек. Он перемещался длинными нырками — и чтобы не заметили с глайдеров, и потому что со связанными руками иначе плыть нельзя. Ботинки мешали — при следующем нырке юноша расстегнул и сбросил их. Вверх-вниз… И сюда, к проеденной, как сыр мышами, скале. Лучи прожекторов глайдера метались теперь совсем рядом — но драйвер не решался опуститься ниже, боясь, что не сладит с управлением и врежется в тросы-растяжки «моста самоубийц». Цепляясь за скалу в момент подъема воды и давая себя нести в момент отката, Дик отыграл еще метров тридцать. То есть, ничтожно мало. Когда это вода успела так остыть, ведь всего каких-то три недели назад было можно спокойно купаться? Двигаться, двигаться — только движение согреет и спасет. Плыть в порт, к стоящей под погрузкой «Юрате». Будет облава, теперь точно будет, но навега — это место, где можно боевого морлока спокойно спрятать, не то что щуплого подростка… Юноша помнил, у какого именно причала грузится «Юрате» — но срезать путь напрямик через бухту было нельзя: глайдер продолжал барражировать над водой. А крюк вдоль берега увеличивал расстояние почти втрое… «Хватит этой дурной геометрии», — сказал синоби. — «У тебя одна дорога, и ты либо выдержишь ее, либо нет. В самом худшем случае ты вернейшим способом удерешь от них всех — раз и навсегда, верно?» Дик прикинул расстояние. Порт, ярко освещенный и полный движения, казался таким близким. До первой навеги, ожидающей очереди к погрузке — не больше ста метров. Обманчиво мало. Кажется — оттолкнись от берега, и очень скоро будешь там, спрячешься под шершавым бортом… Нет, нельзя. На открытую воду нельзя. Глайдер, сделав разворот, снова прошел под мостом. С другого конца порта плыл второй, между шинами антигравов метались молнии. Дик перемещался вдоль скалы к погрузочному причалу длинными рынками, задерживая воздух в легких, пока он не начинал жечь. Выныривал, выдыхал угли — и вдыхал ножи. Холодный осенний воздух не терпел попыток пить его понемногу. Он требовал — пей меня залпом, как «швайнехунд». А потом терзал гортань. Границей порта был крючкообразный мыс с маяком и длинным волнорезом. Там берег опускался. Дик мог бы выбраться из воды и пересечь мыс бегом («Под маяком темно», гласит молва) — но устоял перед соблазном, и правильно сделал: над мысом глайдер завис минут на пятнадцать, не меньше. Теперь над акваторией грузового порта их было целых четыре… Дик перебирался от камня к камню, рассаживая колени и уповая на то, что его голову примут за еще один поросший водорослями булыжник. Через волнорез он все-таки переполз и бухнулся в воду с другой стороны. Здесь волнение было потише, и Дик достиг первой навеги гораздо быстрее, чем рассчитывал. Но, уцепившись наручниками за зубья якорной цепи, понял две вещи: он замерз почти до потери чувствительности и устал почти до потери сознания. Он посчитал причалы — «Юрате» стояла у четвертого. Между ней и Диком были еще две навеги — и сектора открытой воды метров пятьдесят шириной, чтобы навега могла спокойно развернуться и уйти после загрузки. Каждая навега — длиной за двести метров, пришвартована десятью якорями с бортов. Это совсем немного, сказал себе Дик. Шестнадцать коротких заплывов и три не очень длинных. Судорога схватила его на середине последней навеги. Он не запаниковал — и поэтому не погиб. Нырнув, упер стопу в цепь наручников — хорошо, что они есть, одеревеневших рук он не чувствовал — и потянул, что есть силы. Прошло. Хотя Дик знал, что это временный эффект — но прошло. Снова схватило в нескольких гребках от якорной цепи «Юрате». Дик повторил фокус, разрешив себе кричать — под водой. Добрался до якорной цепи и повис, отдыхая. Борт навеги имеет одиннадцать метров в высоту. Якорный клюз — на высоте девяти. Дик понятия не имел, пролезет в него или нет. Других вариантов все равно не было. Он плохо помнил, как полз. Это был какой-то невнятный кошмар, очень похожий на порку в глайдер-порту: мучаешься и мучаешься, не зная, когда все это кончится, но избавление купить ничем нельзя — только в этот раз он сам был себе мучителем; сам перебрасывал наручники каждый раз на новый зубец цепи — и сам не давал ноге соскользнуть, чтобы тело наконец упало в воду и там навсегда успокоилось. О барражирующих над портом глайдерах Дик уже не думал. И когда вполз животом на кромку клюза — не почувствовал никакой радости. Протащил себя вперед еще немного — и ссыпался на пол мокрой кучей тряпья. Он отдыхал совсем недолго — холод можно было разогнать только движением. Он пополз на четвереньках к двери — то есть, к той стене, где по его расчетам должна быть дверь. Хотя бы в этом он не ошибся. — дверь оказалась на месте. Не было ручки. Сенсора. Чего угодно, чем она открывалась бы. Дик ткнулся в не лбом, постучал скованными руками. В клюзе было темно, над головой бухали сапоги и слышались голоса. Цепи от качки то провисали, то снова натягивались — и громыхали о борт. Нет, наверху его никто не услышит. А внизу? Там должно быть относительно тихо — машины-то не работают. Он сел на пол и поискал подходящий ударный инструмент. Сослужившие не одну службу наручники не годились: неудобно стучать сидя. Пояс отобрали пираты. Что еще? Ремень. На котором держатся штаны. И магнитная пряжка. Дик отогрел пальцы во рту и сумел расстегнуть ремень. Намотал на руку, чтобы пряжка краем выступала из кулака и не выпала, даже если рука разожмется. Сел поудобнее, сгруппировавшись, чтобы между коленями и грудью зародилось хоть какое-то тепло. И начал стучать древними, почти как мир, сериями: три коротких интервала — три длинных — три коротких. Был ли этот стук причиной, или кто-то заметил Дика на цепи, или просто клюзы время от времени проверяли — но юноша не успел наскучить своим занятием. Дверь открылась. На навеге любой автомат могло заклинить, а от этого зависели жизни. Автоматике не доверяли, поэтому дверь открывалась вручную — и только снаружи. Свет, упавший было в стальную конуру клюза, тут же померк: его загородили сразу трое — все в мокрых плащ-накидках и визорах. — Вот это номер, — сказал один. — Эй, парень. Выбирайся. Дик выбрался — и снова осел на пол, уже в коридоре. — 'Ривет, — сказал он. — 'не нужна Хельга. 'вас всё ещё нани'ают? Самый высокий из трех отбросил капюшон и поднял визор. Дик понял, что шутка у него вышла плохая. Над ним стоял Торвальд. |
|
|