"Злодейка" - читать интересную книгу автора (Орбенина Наталия)

Глава тринадцатая

Вернувшись поздно домой, Платон Петрович подошел к спальне жены и с изумлением обнаружил, что дверь заперта. Он нерешительно поскребся:

– Маргоша, милая, ты уже спишь?

– Да, дорогой, ступай нынче к себе, мне что-то нездоровится! – раздался в ответ слабый голос Маргариты.

Прозоров еще какое-то время потоптался нерешительно, а потом ушел спать, пытаясь вспомнить, не приходится ли на сегодняшний день обычное женское недомогание.

Маргарита после ухода Гривина долго не могла прийти в себя. Первой была мысль о смерти.

Она не могла теперь жить с человеком, которого обманула, предала. Пусть муж намного старше, пусть не было между ними дикой неимоверной страсти, но были уважение, теплота и нежность.

Теперь она сама растоптала все это, смешала с пороком, с чудовищной животной чувственностью! Смерть, только смерть спасет ее от позора, от его презрения и ненависти!

С этими мыслями Маргарита открыла комод, желая пока там укрыть испорченную одежду, и взор ее упал на старую юбку, одиноко висевшую в уголке. Именно в этой юбке была она в тот страшный день, когда свершила свой злой умысел против Варвары. Лихорадочным движением руки она проверила карман. Есть! В глубине, в складках так и осталось несколько таинственных крупинок, несущих погибель. Руки молодой женщины затряслись от волнения, она никак не могла вытащить заговоренную соль. И именно в этот момент раздался стук в дверь и прозвучал голос мужа. Маргарита изобразила, что уже спит, она боялась открыть дверь и посмотреть в глаза Прозорову. Замерев, слушала она, как затихли тяжелые шаги по коридору. Крупинки оставались в кармане юбки, а стремление наложить на себя руки как-то неожиданно прошло. Маргарита легла в постель и продолжала думать. Под утро она пришла к мысли, что Платон Петрович должен все узнать. И пусть казнит ее, она снесет от него любое наказание, унижение, изгнание, развод. Это и будет искуплением ее вины. Решив поступить таким образом, несчастная задремала..

Проснулась Маргарита поздно. Настя уже два раза приходила будить хозяйку. Марго вышла к завтраку в дурном расположении духа. С утра мысль о признании уже не казалась ей такой неоспоримой. Как объяснить неожиданный порыв Гривина? Изобразить его насильником? Вряд ли Прозоров поверит, что ненаглядный, разумный, благородный зять, в котором он души не чаял, вдруг ни с того ни с сего изнасиловал свою мачеху! Значит, это она повела себя неподобающим образом!

– Выспалась, душенька? – прервал ее размышления супруг. – Как твое здоровье? Я беспокоился о тебе вчера.

– Спасибо, милый, голова немного болит, – вяло ответила жена.

– Верно, вчера за обедом много выпили вина с Митей, – продолжал Платон Петрович.

Так! Стало быть, прислуга уже доложила!

– И что это ему приспичило искать меня вчера, он знал, что я буду занят весь день? – недоумевал Прозоров.

– Он вовсе и не к тебе приезжал, а ко мне, – неожиданно для самой себя солгала Марго. – Он хотел поговорить о Варе.

– А что тут говорить? – удивился муж.

– Видишь ли, есть вещи в жизни женщин, которые понятны только им. А так как Митя при Варе не только муж, но и сиделка, он хотел поговорить о некоторых деликатных проблемах Вари.

– Хм, – Прозоров поковырял вилкой в тарелке, – и что же, поговорили?

– Нет, разговора не получилось. Трудно им приходится.

Платон Петрович, еще думая о неожиданном визите зятя, спросил:

– Видно все же, что говорили вы долго, и ушел он поздненько. Дворник Анисим не видал вроде, как Митя удалился.

Ох уж этот Анисим, точно сторожевая собака!

– Твой Анисим лучше бы под ноги себе смотрел да на тротуар, свою работу бы делал как следует! – вдруг неожиданно зло вскричала Марго. – Я вчера чуть не упала на льду, прямо у порога!

– Полно, полно матушка! Чего раскричалась!

Ты и верно не с той ноги встала! А Аниська уже с рассвета лед скалывает, я и сам поскользнулся. – Прозоров примирительно поцеловал жену в макушку и поднялся из-за стола. – Пора уже, поеду, к обеду не жди!

Маргарита осталась сидеть за своей остывающей чашкой кофе. Вот и все. Произнесены первые слова лжи, теперь потянется эта пакостная паутина на всю жизнь!

Последующие дни проходили для молодой женщины в тяжких раздумьях. Гривин уехал в имение, и они почти не виделись. Поэтому постепенно острота переживания прошла, боль притупилась, стыд поутих. Марго находила все больше и больше оправданий для своего преступления, которое уже не казалось ей таковым. Отношения ее с мужем оставались прежними, и Марго успокоилась. Во всяком случае, она уже не искала способы свести счеты с жизнью или обнародовать нелицеприятную правду. Однажды на обед приехал доктор Литвиненко. Разговор за столом вертелся вокруг политики, которая хозяйку дома интересовала мало, поэтому Марго все больше молчала.

И так же в полном безмолвии она вдруг выронила из рук чашку и мягко скользнула на пол. Несколько секунд муж и гость ошарашенно смотрели на пустой стул, а потом бросились ей на помощь.

Платон Петрович отнес жену в спальню и по требованию доктора оставил их вдвоем. Через какое-то время Литвиненко снова позвал Прозорова.

– Марго уже пришла в себя и полулежала на кровати. Лицо по-прежнему оставалось бледным, но имело смущенный вид. Зато доктор просто сиял.

– Ну, Платон Петрович, любит тебя судьба! Поздравляю! Будет у тебя наследник или наследница!

– Господи ты Боже мой! – Потрясенный Прозоров кинулся обнимать жену.

– Тихо, тихо! Не тереби ее так! – засмеялся Литвиненко.

– Так я тогда тебя обниму, дорогой ты мой! – И Платон Петрович принялся мять доктора в объятиях.

Вошла горничная, и хозяин с гостем пошли в гостиную, чтобы дружным возлиянием отметить радостную новость. Настя поздравляла хозяйку и что-то весело щебетала. Маргарита же пребывала в размышлениях. Сомнения закрались в ее душу – уж не Гривин ли истинный отец будущего ребеночка?

Новое свое состояние Маргарита переносила довольно легко. Правда, ее мучила тошнота, но это скоро прошло. Фигура долго продолжала сохранять стройность. Только уж ближе к концу необходимого срока стал расти аккуратненький животик, который приводил Прозорова в неописуемый восторг. Платон Петрович теперь просто молился на свою жену, буквально носил се на руках, бросался выполнять самые несуразные капризы и требования. Маргарита округлилась, подурнела лицом, но для мужа оставалась воплощением красоты и женственности. Доктор Литвиненко приходил часто.

– Осмотры всегда смущали Марго. С пунцовыми щеками она удалялась вслед за доктором в спальню, стараясь приурочить его визиты на то время, когда мужа не бывало дома.

Гривины узнали новость из первых рук. Сам –Платон Петрович, раздуваясь от гордости, сообщил радостное известие Гривину. Тот долго тряс руку тестя и ушел в глубокой задумчивости. Вскоре Маргарите пришло письмо от Варвары.

«Дорогая Марго! Чего греха таить, ваша новость потрясла меня, хотя нельзя сказать, что она явилась для всех неожиданностью. Я долго думала о жизни нашей семьи в последнее время, о тебе, об отце, вашем браке, своем замужестве. Мне было очень трудно переоценить свое место в нашем маленьком изменившемся мире. Конечно, для папы теперь важней всего ты и новый маленький человек. Я больше не смысл и суть его жизни, как это было раньше. Трудно признавать подобное, но приходится. Еще трудней постоянно сравнивать твою жизнь и мою, особенно памятуя прошлое. Но все-таки я заставила себя, я честно признаюсь тебе в этом, принять с открытой душой и сердцем тебя в роли нашей мачехи и по-прежнему моей подруги, а также того, кто скоро придет в этот мир. Он придет и станет центром нашей семьи. И единственным наследником. Это тоже надо произнести вслух, чтобы не было недомолвок между всеми нами. Мне трудно писать все это, но я все-таки люблю тебя и верю, что и ты любишь меня, как в юности. Ведь между нами ничего не стоит, верно?»

«Верно, верно», – усмехнулась про себя Марго. Конечно, теперь она царица положения, с ней нельзя не считаться, ее надо любить, ведь мало ли как жизнь обернется!

Наступило питерское лето, душное, знойное.

На мебели появилась ненавистная неизбежная в эту пору рыжая пыль от высохшего конского навоза, «аромат» которого разливался по всему городу. Марго почти не выходила из дому. Доктор настаивал на поездке в Цветочное на все лето, ведь загородный воздух так полезен. Но молодая женщина наотрез отказалась покидать дом на Казанской улице, говоря, что боится оказаться в нужный момент без врачебной помощи, что в дороге ее, не дай Бог, растрясет. Доктор уверял ее, что ей ровным счетом ничего не грозит, а ближе к сроку он сам приедет в Цветочное, но все уговоры остались безрезультатны. Маргарита даже помыслить не могла, чтобы остаться наедине с Гривиными и погрузиться в пучину лжи и лицемерия. Один раз Прозоровы заезжали в усадьбу на несколько дней. Молодые женщины встретились со странным чувством. Несмотря на искреннее письмо Вари, прежней теплоты между ними так и не возникло. Слишком явно переменилось положение Маргариты. Они как бы поменялись местами. Теперь молодая мачеха стала царицей положения. Дмитрий тоже не знал, что ему и думать. Рухнула его надежда на возрождение в душе Маргариты прежней страсти. После того безумного визита они стали еще дальше друг от друга. Маргарита всячески подчеркивала это Гривину, когда предоставлялась возможность.

Она не оставляла ему ровно никаких надежд на возобновление свиданий или просто на ответное чувство. Будущий ребенок стал щитом, за которым она укрылась от его домогательств. Гривин несколько раз пытался заговорить с Марго, но всегда получал равнодушный взор и полное нежелание понимать предмет беседы. Но такая тактика на самом деле давалась Маргарите с трудом. Всякий раз, когда Гривин говорил с нею или просто смотрел на нее, сердце Марго начинало бешено стучать, кровь приливала к щекам, ноги подкашивались. Все это пугало ее, так как могло отразиться на здоровье малыша. Поэтому Маргарита всячески избегала общения с Гривиными и предпочла спокойствие в знойном пыльном городе.

Между тем положенный природой срок стремительно подходил к концу. Молодая женщина почти не выходила из дому, доктор приезжал каждый день и всегда оставлял записку, куда за ним послать в случае надобности. Прозоров, уезжая в контору фабрики на Выборгскую сторону, весь день потом пребывал в тревожном ожидании. Несколько раз уже заходил он помолиться Казанской Божьей матери, чего не делал очень давно.

Подъезжая в очередной раз к дому, Платон Петрович увидал коляску доктора, и сердце его екнуло. Взлетев через две ступени по лестнице, он остановился, не решаясь войти в спальню жены, Оттуда доносились какие-то звуки, взволнованные голоса и быстрые шаги. «Господи, помилуй, только бы жива! Только бы все было благополучно!» – подумал Прозоров, и в это время дверь отворилась и выглянула пожилая акушерка. Увидев перекошенное лицо хозяина дома, она улыбнулась и жестом позвала его войти. Прозоров на цыпочках вошел и замер у изголовья кровати жены. Глаза ее были закрыты, и под одеялом уже не проступал круглый живот.

– Неужто свершилось? – прошептал Платон Петрович.

Маргарита открыла глаза и устало улыбнулась мужу. Платон Петрович оглянулся, ища глазами виновника суматохи. И только тут он заметил в углу Настю, которой был на время поручен новорожденный младенец, туго завернутый в пеленки. Вошел, вытирая руки, Литвиненко.

– Вот, брат Платон Петрович, поздравляю тебя с сыночком! Все обошлось, а то я уж было заволновался – быстро он на свет Божий выбрался! Мать его всласть и накричаться не успела, а он уже тут как тут!

Прозоров затуманенными от слез глазами смотрел на доктора, на жену, на сына и не верил своему счастью. Маргарита стала дремать, и все вышли потихоньку. Ребенка унесли в детскую, которая уже давно была приготовлена, а кухарка Степанида побежала за своей дальней родственницей, которую решено было взять нянькой для младенца.

Платон Петрович и Валентин Михайлович поспешили в хозяйский кабинет, куда в скорости был принесен по их требованию огромный поднос с закусками и графин с водкой. Там они и заперлись надолго. Поздно вечером, когда Маргарита кормила малыша грудью, она спросила горничную о муже.

– Не может, барыня, Платон Петрович прийти-с к вам!

– Да отчего? Уехал куда?

– Никак нет, не могут они в таком состоянии никуда ни ехать, ни ходить. В кабинете изволили почивать.

– Ax, вот в чем дело! – засмеялась Маргарита. – А доктор?

– Ну, доктор крепче, видать, оказались. К себе уехали, приказывали позвать, ежели чего.

Через несколько дней явился Гривин, нагруженный подарками и цветами, с поздравлениями от себя и своей жены. Маргарита была еще слаба и встретила посетителя лежа на кушетке.

– Чудесно выглядишь, дорогая Марго! Вот универсальное средство для всех женщин, чтобы чертовски похорошеть! – Дмитрий расцеловал Маргариту, продолжая осыпать комплиментами. – Можно ли будет лицезреть ваше драгоценное потомство?

– Ребенок спит. Пойди в детскую, но только тихонько, у него очень чуткий сон.

Гривин удалился, и его не было довольно долго. Наконец он появился и попросил хозяйку подать чай. Горничная скоро явилась с подносом, на котором красовались серебряный чайник, сахарница, сливочник, ломтики розовой ветчины, белый хлеб и аппетитная горка пирожных. Гривин с удовольствием принялся угощаться, а Маргарита лишь отхлебнула из своей чашки.

– Как называть думаете?

– Даже не знаю, устала думать об этом. Все имена по святцам перебрала. Как Платон Петрович решит, так и будет!

– А моего мнения не хочешь знать? – осторожно поинтересовался Дмитрий.

– На что мне твое-то мнение? – равнодушно передернула плечами Марго.

– Разве сие удивительное событие произошло без моего участия? – вкрадчиво продолжал Гривин.

– Много о себе мнишь, батюшка! Умерь свои фантазии! – грубо оборвала его собеседница и резко встала. – И впредь запомни, Гривин, ежели ты хочешь, чтобы мы не превратились в смертельных врагов, оставь эти ужасные мысли, оставь свои несбыточные мечтания, отступись от меня совсем! Да, я согрешила с тобой, но своими страданиями я искупила свой грех! Бог простил меня и подарил мне моего мальчика!

– Не надо так горячиться, Марго! Я просто сказал о том, что увидел. Посмотри сама хорошенько, и ты убедишься, что я был прав. Пусть Платон Петрович радуется, чудеса и впрямь случаются. И у старичков дети появляются! Но мыто с тобой знаем правду, и кроме нас ее никто не узнает!

– Нет, нет! – в отчаянии вскричала Марго. – Нет у нас с тобой никакой общей тайны и не будет никогда!

– Ты ошибаешься, родная! Это уже вторая наша с тобой тайна! Вспомни о бедной моей супруге, так странно упавшей с лошади! Я долго думал об этой истории и пришел к выводу, что здесь и впрямь не обошлось без бесовского начала. И ты, дорогая, как мне помнится, приложила к этому руку!

Маргарита побелела и пошатнулась.

– Ты негодяй, Митя! Ты не можешь серьезно верить в подобное! Ты воспользовался моей слабостью, вытянул из меня эту дикую историю и сам же доказывал мне, что это полная чушь!

И потом, я была в таком расстройстве из-за тебя, между прочим, что мне могла показаться правдой какая угодно чертовщина! – Она закрыла голову руками и застонала:

– Гривин, Гривин! Все умерло, прошло! Оставь меня и моего мальчика!

– Маргарита! Ты не понимаешь! Это судьба, которая так подло разлучила, сводит нас обратно!

Не плачь, подумай спокойно, ты и твой ребенок, наш ребенок – наследник большей части состояния. И Прозоров не вечен, и Варя все хуже и хуже день ото дня…

– Замолчи! Уходи! Не смей даже думать подобным образом, – закричала молодая женщина, но в голосе ее Гривин не услышал уверенности.

После ухода Гривина Марго бросилась в детскую. Там, около покрытой кружевной занавеской кроватки, хлопотала Евдокия, опрятная молодая женщина, взятая нянькой к ребенку. Мать склонилась над колыбелью, тревожно разглядывая личико сына и пытаясь увидеть в нем знакомые черты. Малыш спокойно посапывал во сне, но вдруг всхлипнул и приоткрыл глаза. Марго вздрогнула. Ей показалось, что на нее и впрямь смотрели глаза Дмитрия. Она поспешно вышла, уверяя себя, что в сморщенном младенческом личике ничего не разглядишь.

По прошествии некоторого времени Прозоровы отнесли мальчика в церковь, где при крещении дали ему имя Николай.