"Злодейка" - читать интересную книгу автора (Орбенина Наталия)

Глава семнадцатая

Прозоровы растерянно смотрели друг на друга. Платон Петрович ждал, что жена скажет нечто важное. Но Маргарита уже поднялась навстречу гостю. Тогда он нарочито бодрым голосом произнес:

– Что там чай не несут? Пойди, матушка, распорядись заодно и насчет ужина!

Маргарита кивнула и на негнущихся ногах вышла из гостиной. По пути она столкнулась с Антониной, которая несла поднос с чаем и угощением. Поглядев на поднос, хозяйка с досадой произнесла:

– Опять ты все уложила кое-как! Дай я сама! – Ей не хотелось, чтобы прислуга вертелась в комнатах. Антонина обиженно ушла, а Маргарита взяла поднос и хотела нести его в гостиную, но силы оставили ее. Молодой женщине, чтобы унять слабость от переживаемого страха, пришлось поставить поднос на небольшой столик в коридоре. Однако присесть было негде, и Марго толкнула дверь комнаты рядом с гостиной. Там царил полумрак, и Марго обессиленно опустилась на диван. Какое-то время она в изнеможении сидела с закрытыми глазами и даже как будто в забытьи. И вдруг ей послышался некий звук, вроде как шорох или легкое движение за дверьми.

«Господи, неужели опять крысы? Надо будет дворнику сказать», – устало подумала она и встала.

Подойдя к столику с подносом, она внимательно посмотрела на чашки, уже налитые для хозяина. Ей почудилось некое неуловимое движение на поверхности чая. Прозоров частенько просил наливать чай, чтобы чуточку остыл.

– Я и сам внутри горячий, – шутил Платон Петрович, – нутро горит огнем!

Маргарита взяла поднос и вошла в гостиную.

Там она с удивлением увидела одного… Гривина..

– Маргарита! – возбужденно зашептал Дмитрий. – Я опоздал, Маргарита! Он опередил меня!

– Да ради Бога, кто?

– Литвиненко, конечно! Я не успел буквально минуту, доктор уединился в кабинете с Прозоровым. Я уверен, что он делает свои грязные разоблачения!

– А что ты хотел сказать Платону Петровичу? – пролепетала Маргарита, но Гривин не успел ответить.

Прозоров и Литвиненко вошли в гостиную.

Марго боялась поднять на мужа глаза. Прозоров тяжело дышал, и лицо его имело угрожающе красный цвет.

– А! Вот наконец и чай прибыл! – раздраженно произнес хозяин дома и жестом пригласил всех сесть.

Платон Петрович взял свою чашку с остывшим совсем напитком, отхлебнул и поморщился.

– Что за дрянь такая! – воскликнул он.

Маргарита открыла рот сказать, что муж сам долго не появлялся, чай остыл, но она сейчас же нальет другого. Но не успела, ее опередил доктор, который угрожающе тихим голосом спросил:

– Неужели солоноват?

Ответа не последовало, потому что Прозоров страшно захрипел и повалился на бок. Чашка выпала, жидкость разлилась на пушистый ковер.

Литвиненко бросился к другу, расстегнул ему ворот. Огромное тело Прозорова изогнулось, а затем обмякло в руках лекаря.

– Господи помилуй, он умер! – Доктор пытался прощупать пульс, услышать сердце, но страшная правда была очевидной.

Маргарита сидела неподвижно. Все свершилось в одно мгновение. Она не понимала, что произошло. Это сон, забвение, морок!

Бледный Гривин тоже пытался удерживать Прозорова от падения. Жуткая и стремительная агония произошла у всех на глазах. Постояв несколько секунд около мертвого тестя, Дмитрий отправился вниз сообщить жене ужасную новость.

Маргарита вдруг услышала какой-то непонятный звук, точно звериный вой. Это был вопль Варвары. Этот кошмарный крик был последним звуком в ее ушах, прежде чем сознание покинуло ее.

События последующих дней прошли как в тумане. Маргарита смутно помнила суету подготовки похорон (всем распоряжался Гривин), вал соболезнований, скорбные лица, завешенные зеркала, зареванную прислугу. Вышколенный приказчик из похоронного бюро Шумилова, что на Владимирском. «По первому разряду, как прикажете… Конечно, такой солидный клиент, коммерции советник, почетный гражданин… Царство ему небесное… Колесница с балдахином-часовней, шестерка лошадей с султанами, ветки еловые, факельщики, читальщики, объявления в газетах… Итого 930 рубликов серебром…» Отпевание в церкви. Прозоров в массивном дубовом гробу со странным спокойным выражением лица. На нем фрак, который он надевал только на свадьбу, на лбу венчик – «Святый Боже». Глядя на священника, отпевающего покойника, она вдруг снова вспомнила себя и мужа во время венчания, а потом их медовый месяц в Италии, свое постижение тайн любви там, в римском отеле. Сердце вдовы заколотилось, она опять почувствовала восторг и стыд одновременно. Совсем неподходящие воспоминания нахлынули мощным потоком. Вот Маргарита вместе с мужем катаются на «вейках» в масленицу. Неразговорчивый возница-финн меланхолично погоняет крепкую рослую лошадку с мохнатыми ногами. Коляска и упряжь разукрашены лентами, цветами и колокольчиками. Платон Петрович рассказывает жене что-то веселое, сам же громко хохочет и крепко-крепко целует в губы свою Маргошеньку…

Стоящие в храме со страхом увидели, как сквозь траурную вдовью вуаль улыбка озарила лицо женщины.

– Умом тронулась от горя! – шептали одни.

– Радуется, что избавилась от старого мужа, теперь все деньги ее, – шипели другие.

Варвару тоже привезли в церковь, но на нее страшно было смотреть. Она даже не сидела, а лежала в кресле, убитая горем.

А потом эта страшная яма, ужасный запах свежевырытой могилы, дробный звук падающих на крышку гроба комьев земли. Затем пустота и мрак в душе, угрызения совести, по сравнению с которыми муки ада – просто детские развлечения!

Почему-то полиция в доме, опять этот гадкий следователь, нелепые рассуждения об отравлении Прозорова. Марго была так поглощена своими переживаниями, что совсем не понимала, что происходит. Поэтому она с изумлением и страхом вдруг обнаружила себя сидящей в полиции перед Сердюковым, который, внимательно глядя ей в глаза, повторял:

– Так вы отказываетесь объяснить, какое вещество подсыпали в чашки своей падчерицы и своего мужа? А все улики подтверждают это. Я вынужден, как это ни прискорбно, препроводить вас в камеру, где вы, пребывая в одиночестве, сможете обдумать ваши дальнейшие действия.

Маргарита, не веря своим ушам, остолбенело уставилась на полицейского.

– Но я никого не убивала! Я не убивала Платона Петровича, к чему мне! Я любила и уважала его!

– Вы любили его? И даже уважали? – насмешливо произнес Сердюков. – Вероятно, рога – главный признак взаимной любви! Полиция, вы уж нас извините, порылась в ваших письмах, оставленных на Васильевском острове.

Весьма пылкие чувства соединяли вас, но только не с мужем, а с господином… Гривиным! Но вы скажете, что сие было до замужества! Однако нами была допрошена ваша горничная Анастасия, которая чрезвычайно подробно рассказала следствию о ваших нынешних связях с мужем вашей падчерицы! И заметьте, весьма красочно описала! – Гадкая улыбочка не сходила с его желтоватого вытянутого лица. – А еще к этому стоит присовокупить странное сходство господина Гривина с мальчиком вашим, Николаем! – продолжал довольный Сердюков, видя, что жертва его совершенно подавлена и не в силах сопротивляться.

– К чему все это? – беспомощно прошептала Марго. – Разве это имеет отношение к смерти Платона Петровича? Да, я не безгрешна перед ним, но я скорее на себя руки бы наложила, чем покусилась на его жизнь! Да и зачем мне? – Она неловко развела руки.

– Я полагаю, что вы, а может быть, и Гривин вместе с вами, составили хитроумный план, чтобы завладеть всем громадным наследством. Вы задумали поначалу извести Варвару Платоновну, подсыпав ей нечто в чашку с кофе. И тут произошла осечка. Жертва не погибла, а только покалечилась. Но это не останавливает вас. Гривин держит под контролем несчастную калеку, изобразив любовь и связав себя узами брака. Вы же прельщаете своими пышными формами, – Сердюков не отказал себе в удовольствии скользнуть взглядом рыбьих глаз по высокой груди собеседницы, – прельщаете стареющего Прозорова, ловко обводите вокруг пальца, внушаете ему, что Коля его сын, получаете право на большую часть наследства. Однако вы боитесь разоблачения и убиваете мужа тем же способом, которым пытались извести падчерицу. Вот так я вижу картину в целом. Так не желаете ли прояснить относительно яда?

– Отчего бы вам, господин Сердюков, не писать криминальных романов? – устало произнесла вдова. – Впрочем, я действительно хотела смерти Варвары. Да, я признаю, что безумно любила Гривина и хотела воспротивиться их свадьбе. Я действительно насыпала ей в чашку заговоренную соль. Мне дал ее наш домашний сумасшедший. Я была в таком отчаянии, что готова была ухватиться за любую возможность. Она и впрямь упала. Может, это было совпадение. Может, колдовство, я не знаю до сих пор. Только я никогда не метила захватить наследство. Да и Митя тут ни при чем. Он долго не знал про соль ничего.

– Вы думаете, следствие поверит россказням о колдовстве?

– Думайте, что хотите, но только я не убивала мужа и не плела заговора. Да, я неверная жена, но не убийца! – со слезами простонала несчастная.

– Госпожа Прозорова, медицинское освидетельствование, проведенное доктором Литвиненко, убедительно доказало, что ваш муж был отравлен. И, судя по всему, не заговоренной солью.

Чай несли вы. Гривина в тот момент в доме не было, он прибыл чуть позже. Поэтому именно вы обвиняетесь в убийстве вашего супруга. И чтобы вы не вздумали еще разочек поколдовать, я решил заключить вас под стражу до суда. Желаете что-либо добавить?

Сердюков видел, что арестованная силится что-то вспомнить. Маргарита и впрямь пыталась восстановить в памяти тот страшный день. Шорох в коридоре!

– Мне кажется, – наконец произнесла она, – что в коридоре кто-то был. – И она рассказала следователю о том, как несла чай.

Сердюков выслушал и отнесся к рассказу так же скептически, как и к известию о заговоренной соли. После этого он вызвал конвой, и Маргариту препроводили в камеру. Она не кричала и не сопротивлялась, она покорилась злой судьбе, которую ей не удалось переиграть. Именно в этом узком темном грязном помещении, на железной кровати и сидела теперь бедная запутавшаяся грешница, а перед мысленным взором стремительно пролетали картины недавнего прошлого.