"Злодейка" - читать интересную книгу автора (Орбенина Наталия)

Глава третья

К счастью, Маргариту никто не искал. Варвара зачиталась романом, а потом заснула. Поэтому, когда горничная пришла сказать Маргарите, что ее зовет барышня, та уже привела себя в порядок.

– Ты сегодня что-то больно хороша, что с тобой? Уж не влюбилась ли в кого-нибудь? – спросила Варвара, глядя на отражение подруги в зеркале, перед которым Маргарита расчесывала тяжелые черные волосы подруги.

– Пока ты спала, я нынче много гуляла, вот и нагуляла здоровый цвет лица, – отговорилась Маргарита.

– Уж не попался ли тебе на прогулке таинственный возлюбленный с пылкими признаниями? – продолжала допытываться любопытная Варя.

Марго, смеясь, замотала головой. Почему она скрыла свою тайну?

Варвара была проницательна и настойчива.

В другой раз она в два счета вытянула бы из подруги ее секрет. Но теперь ее занимали собственные проблемы.

– Я получила письмо от Бархатова. – Варя кивнула в сторону распечатанного конверта, брошенного на подзеркальник. – Зимой в Петербурге отец приглашал его летом погостить у нас, вот он и едет.

– Может, в конце концов решится на что-нибудь, – произнесла Маргарита, и обе девушки выразительно посмотрели друг на друга в зеркале.

Юрий Владимирович Бархатов был единственным наследником банкирского дома «Бархатов и К°». Молодой человек считался завидным женихом. Он получил образование в Европе, имел бойкий остроумный язык и завидную внешность романтического героя. Когда он появился в доме Прозоровых, большинство соискателей Вариной руки вынуждены были капитулировать. Варвара выделяла Бархатова, и постепенно ей стало казаться, что она влюблена в молодого банкира.

Одно было плохо – сам Юрий не был уверен в своих помыслах. Нет, конечно же, он был человек порядочный и понимал, чего от него ждут, если он всю зиму ездил в дом, где есть девица на выданье, но слабовольно все откладывал и откладывал объяснение. Гордая Варя пребывала в раздражении. Прозоров и подавно. Он не хотел такого зятя. Бархатов никак не проявил себя в деле, всем заправлял его отец, сын же большую часть своей жизни проводил в ресторанах, театрах и светских салонах, где были просто незаменимы его куртуазность и остроумие.

Теперь, вероятно, он решился сделать предложение и едет для этого в Цветочное. Девушки пришли в ужасное волнение. Все нужно было продумать до мелочей. И в какую комнату поместить гостя, чтобы в случае надобности без помех совершать прогулки под луной. И наряды, ведь у гостя такой изысканный вкус! И гонкую беседу, которая должна завести жертву в тупик любовного объяснения. А там и папенька с иконой – благословить. Словом, был разработан целый план, который не оставлял Бархатову никаких шансов ускользнуть от цепей Гименея.

Уже с вечера начались приготовления. Платон Петрович, узнав от дочери о приезде молодого человека, только махнул рукой. Про себя же подумал: «Господи, пронеси и помилуй».

Прозоров не напрасно опасался. Он прекрасно видел, что слабый, но самодовольный и эгоистичный Юрий до смерти боится оказаться под каблуком такой сильной натуры, каковой являлась его дочь.

Бархатов явился через два дня с кучей вещей, столь необходимых молодому человеку, который собирается гостить на природе в компании прекрасных дам. Весь его вид свидетельствовал о том, что он следит за новинками моды. Шикарный светлый костюм, белая панама, изящные сандалии. Легко выпрыгнув из коляски, Юрий грациозно поклонился Прозорову и двинулся облобызать ручку Варваре Платоновне, небрежно опираясь на элегантную трость.

Ему была отведена замечательно обставленная комната, которую накануне Варвара старательно украсила. Вечером, по случаю приезда гостя, был дан званый ужин. Гостями были соседи Прозоровых и Гривин, которому было очень любопытно увидеть покорителя своенравной красавицы. За столом царила возбужденная, приподнятая атмосфера. Гость ораторствовал. Он был чрезвычайно хорош собой, глаза горели из-под темных бровей, щеки пылали от выпитого вина и всеобщего внимания. К ужину он переменил дорожный костюм на еще более изысканное платье, тонкие благородные руки украсил драгоценными перстнями.

Варвару Маргарита одела и причесала с особой тщательностью, и теперь, сидя в уголке стола, как всегда неприметная, она с улыбкой наблюдала за происходящим, но душа ее была далеко.

Девушку настораживала и огорчала таинственность, которая окутала ее роман с управляющим.

На людях он ничем не выказывал своего особого внимания или расположения, даже наоборот, стал избегать их встреч и разговоров при свидетелях.

– Я боюсь выдать свои чувства, – так пояснил он Марго свое странное поведение.

– Но что преступного в наших чувствах, почему мы должны таиться? – с горечью как-то спросила Маргарита. – Или вы стыдитесь меня?

– На свете нет человека, более достойного любви и уважения, нежели вы, – с жаром возразил Гривин. – Но поймите, милая Марго, мое положение в деле Прозорова еще не столь прочно. Я желал бы гораздо большего, и я уверен, что добьюсь этого, но не сейчас, а, по-видимому, не раньше, чем через год. Платон Петрович не терпит легкомыслия, посему боюсь, что может превратно понять все происходящее в данный момент. Он ценит мою серьезность, и я стремлюсь оправдать его доверие. Ничто не должно заставить его усомниться сейчас во мне, в моих талантах. Я должен только работать и работать.

Тогда я получу право распоряжаться собою. Ко всему прочему, рассчитываю и на изменение своего финансового положения в недалеком будущем, но опять же нужны терпение и благоразумие.

Сказав это, Дмитрий нежно обнял Марго, стараясь поцелуями смягчить неприятный разговор.

Она молча согласилась, но в душе ее поселилась тревога. Он не говорил о любви. Просто как-то в разговорах Гривин стал рассуждать об их совместном будущем, как о деле совершенно решенном. Вероятно, и слова любви будут произнесены только тогда, когда не будет никаких преград.

Истинно благородный человек не может позволить себе пустых обещаний и несбывшихся ожиданий для своей избранницы.

И вот теперь, сидя за столом, Маргарита подумала, что немногословный Гривин кажется ей таким надежным в отличие от красноречивого красавца Батхатова.

Варвара Платоновна, несомненно, являлась украшением общества. Нежно-сиреневое шелковое платье, отделанное брюссельскими кружевами, выгодно подчеркивало достоинства стройной фигуры. Слегка загорелая кожа казалась смуглой в отблеске свечей, украшавших стол. Блеск карих миндалевидных глаз, черные тугие косы, уложенные замысловатым узлом, – все делало девушку просто неотразимой. Юрий, казалось, был пленен окончательно, оставалось решиться и сделать последний шаг к обладанию и этой красотой и.., ее наследством.

Между тем, за столом разгорелся спор. Один из гостей спросил Бархатова, какого он мнения о последних беспорядках, волной прокатившихся по заводам и фабрикам России.

– Я полагаю, – ответил Юрий, откинувшись на спинку стула и с наслаждением раскуривая папиросу, – что в массе своей чернь возбуждается отдельными негодяями, действует, руководствуясь низменными инстинктами вековой ненависти. Правительство должно быть более решительным в пресечении стачек, иначе недалеко и до пугачевщины!

– Позвольте заметить вам, уважаемый Юрий Владимирович, – возразил Гривин, – что правильно подмеченная вами вековая ненависть возникла не на пустом месте, а как следствие жестокого и несправедливого отношения к людям, создающим своим трудом богатства нашего государства.

– Помилуйте, ваши рассуждения попахивают социализмом! – воскликнул Бархатов, разглядывая собеседника через колечки дыма.

– Нет, господа революционеры пугают меня своим радикализмом. Я смотрю на вещи просто и рационально. Человек, чтобы хорошо трудиться, должен получать за это жалованье, способное обеспечить его и семью. Жить в нормальных условиях, словом, вести существование, которое не унижало бы его человеческое достоинство.

– О чьем достоинстве вы говорите, господин управляющий? Все они дики, необразованны, вечно пьяны!

– Верно, необразованны и пьяны, этого отрицать нельзя. Но общество может изменить жизнь этих людей, и это в наших возможностях, а главное, в наших интересах. Сытый и обеспеченный работник не полезет на баррикады!

Гривин старался говорить спокойно, но внутреннее волнение свидетельствовало о том, что эти мысли последнее время постоянно занимали его практичный ум.

Бархатов в сомнении покачал головой и выразительно посмотрел на Прозорова. Как он может допускать подобное вольнодумство своего управляющего? Платон Петрович понял взгляд гостя и ответил с широкой улыбкой человека, которого ничто не смущает и не страшит:

– Именно об этом мы последнее время все толкуем с Дмитрием Ивановичем. И не просто толкуем. Он просто вынудил меня построить новые дома для рабочих мастерских тут, в Цветочном. Вот и Варвара Платоновна хлопочет о больнице, она же иногда учительствует в земской школе.

– Когда я бывал в Англии, то слышал там про одного чудака, который все свое состояние спустил, пытался новую жизнь построить, всех облагодетельствовать, всем помочь, – сказал Бархатов.

– И что из этого вышло? – поинтересовалась Варя.

– Ничего не вышло, разорился вчистую, а ведь был богатый человек. Вольнодумные идеи и погубили его капитал, – пожал плечами Юрий.

– Да и выйти не могло, – мягко, стараясь не горячиться, заметил Дмитрий. – Разве может один человек изменить что-либо? Тут важна роль государства. Вы изволили упоминать Англию.

Я там не бывал, но много читал об их порядках.

Насколько я могу судить, там нет такого бесправия, какое мы можем наблюдать в нашем отечестве.

– Да, – смеясь протянул Прозоров, – Дмитрий Иванович у нас известный поклонник всего английского!

Все заговорили разом, с большим жаром. Ибо ничто так не возбуждает красноречие, как беспокойство за судьбу отечества. Тотчас же нашлись свои западники и славянофилы, голоса стали громкими, речи опасно крамольными. Бархатов перестал быть центром внимания и, досадливо ткнул папиросой в пепельницу. Варвара тоже хотела вступить в дискуссию. Она была начитанная девушка, отец позволял ей даже баловаться запрещенными книжками, поэтому она отличалась самостоятельностью и резкостью суждений. Однако Варя перехватила предостерегающий взгляд Марго и в этот раз решила промолчать, чтобы ненароком не напугать соискателя руки и сердца широтой своих взглядов. Гости расходились заполночь, довольные собой, обильным застольем и гостеприимными хозяевами.

На завтра намечалась поездка в Павловск.

Приготовления к прогулке начались еще накануне. Более всего беспокоила погода. Уехать на целый день и попасть в проливной дождь было бы ужасно обидно. Наутро нарядный экипаж уже поджидал седоков у парадного крыльца. Небесная канцелярия порадовала ярким, но не изнуряющим солнцем и легким приятным ветерком. Павловский парк встретил аллеями могучих елей и стройных берез, живописными изгибами реки Славянки, по берегам которой открывались прелестные пейзажи. Экипаж Прозоровых двигался по аллеям среди таких же нарядных экипажей, колясок, полных гуляющими. По дорожкам двигалась разношерстная публика, убежавшая на встречу с природой от шумной и пыльной столицы. Иногда с гиканьем и свистом проносились велосипедисты, поражая окружающих блеском никелированных рам и изогнутостью посадки. Гривин всякий раз оглядывался вслед молодым людям. Ему тоже чрезвычайно хотелось оседлать такого железного коня. Он принялся рассуждать о том, как удобно было бы передвигаться из усадьбы в мастерские на велосипеде, к тому же и полезно для здоровья!

За веселыми разговорами подъехали ко дворцу.

– Смотрите, смотрите! – воскликнула Варя, приподнимаясь на сиденье.

Перед дворцом великого князя стояла высокая мачта парусного корабля со всей оснасткой. Сам же дворец горделиво красовался над раскинувшимся у его подножия парком.

От дворца двинулись в вокзалу. И здесь Бархатов, следивший за модой во всем, поразил общество. С таинственным видом он извлек из дорожного саквояжа.., роликовые коньки и увлек всю компанию на недавно открывшийся «скейтинг-ринг». Водрузившись на коньки, он с гордым и самодовольным видом продемонстрировал дамам свои умения. Варя и Маргарита преувеличенно восхищались. Самому же герою казалось, что он просто само олицетворение грациозности.

Дмитрий вежливо улыбался, а Прозоров и вовсе расхохотался. Бархатов обиженно скривил губы и хотел было проделать нечто выдающееся, но не удержался, ноги его разъехались в разные стороны, и он упал. Девушки заохали, а Прозоров и Гривин, пряча улыбки, поспешили на помощь.

– А не выпить ли нам лучше по рюмочке коньячку, а, любезный Юрий? – дружески похлопав по плечу молодого человека, предложил Платон Петрович.

Девушки подхватили гостя под руки, чтоб опять не упал ненароком, и вся компания двинулась отобедать в ресторан Павловского вокзала.

Прозоров сделал щедрый заказ, и тотчас же, чтобы не томить посетителей ожиданием, на столе появились разнообразные закуски, водочка в запотевшем графине, легкое столовое вино для дам. Обед прошел весело. Бархатову старались не напоминать о его позорном падении и всячески quot;ублажали его уязвленное самолюбие. Поэтому он скоро вновь оживился и даже сам стал вышучивать свою неловкость.

Надвигался вечер, №;вместе с ним приближалось время основного действа, ради которого и приезжала большая часть публики именно на Павловский вокзал – знаменитые Павловские концерты. День выдался теплый, поэтому концерт давали на открытой наружной эстраде деревянного музыкального вокзала. Слушатели рассаживались на скамьях, расставленных на площадке перед эстрадой.

Симфонический оркестр, как всегда, был великолепен. Варя и Марго с самых первых тактов оказались захвачены музыкальным потоком. Бархатов слушал, пожалуй, слишком серьезно. Он понимал, что ему придется потом рассуждать о качестве исполнения, и не хотел опять ударить в грязь лицом.

Прозоров и Гривин мужественно боролись с послеобеденной дремой. У Гривина это получалось лучше. Маргарита, украдкой бросая на него взгляд, надеялась подметить на лице возлюбленного отблески нежных чувств, растревоженных чарующими звуками. Ведь их тайный роман начался у клавиш фортепьяно! Музыка родила их любовь! Гривин наконец-то понял Марго и ответил на ее многозначительный взгляд едва заметным движением век и легкой полуулыбкой. В душе у девушки расцвели сады. Ей казалось, что это у нее внутри так громко и мощно звучит оркестр. Целый день они заходились рядом. Варя ходила под руку или с отцом, или с Юрием. А Маргарите в кавалеры достался Гривин. Она просто изнемогала от счастья.

Она ощущала себя невестой!

В антракте публика двинулась в буфет. Многие узнавали знакомых, кланялись, рассматривали наряды, делились новостями. Варя и Бархатов ловили на себе любопытные взгляды. Это будоражило и волновало обоих. Бархатов, поддерживая свою спутницу под шелковый локоток, невольно легонько пожимал его, отчего по телу девушки пробегал электрический ток.

Чудесный концерт завершился. Замер последний звук. Слушатели благодарно били в ладоши, музыканты и дирижер несколько раз выходили на поклон. После концерта вокзал снова ожил не только как музыкальная Мекка, но и в своем обыденном, житейском понимании. Народ хлынул на перрон и с шумом повалил в вагоны поезда.

– Славно, славно! – томно промурлыкал Бархатов, помогая барышням сесть в экипаж. – Божественная музыка, идеальное средство для врачевания измученной души!

– А по мне, так лучше цыганского хора для широкой русской натуры нет ничего! – возразил Прозоров.

Варя тотчас же недовольно зыркнула на отца.

– Да, голос госпожи Паниной несомненно кого угодно за душу возьмет, – примирительно ответил Юрий. Музыкальная дискуссия с невеждами его не увлекала. Да и Платон Петрович поспешил заговорить о другом, чтобы не злить дочь и не вызывать досаду дорогого гостя.

Домой ехали почти молча. Яркие впечатления дня всех утомили. Варя иногда о чем-то тихо перешептывалась с Юрием. Платон Петрович подремывал. Гривин сосредоточенно молчал и более не замечал мечтательного взгляда своей возлюбленной. Она не сердилась, смотрела на звездное небо, на луну, освещающую пыльную дорогу, на спящие в темноте поля и избы, словом, на все то, что является непременным атрибутом романтических мечтаний. Домой прибыли далеко за полночь. Кучер распрягал усталых лошадей. По комнатам забегала прислуга, заждавшаяся припозднившихся господ, засветились керосиновые лампы. Наскоро попили чаю и разошлись по своим комнатам.

А Марго томилась, вспоминая возлюбленного.

И тут девушка услыхала легкое постукивание за отворенным окном. Она уже знала этот условный сигнал. Накинув на плечи огромную вязаную шаль, скрывавшую ее до пят, Марго выскользнула в сад. В темноте деревьев ее ждал Гривин.

Дмитрий чувствовал себя неловко.

– Я вел себя, как истукан, как чурбан с глазами! Прости меня. Но мне трудно притворяться на людях, боюсь выдать нас! – прошептал управляющий.

– О нет! Тебе не в чем себя винить! Это я глупая и неосторожная эгоистка… – страстно проговорила Маргарита, но Дмитрий не дал ей закончить. Их слова потонули в море поцелуев.

Темнота скрывала влюбленных, однако резко открывшееся на втором этаже окно осветило сад и их укромный уголок. У окна показалась широкая и крепкая фигура Прозорова. Он шумно вдохнул влажный ночной воздух и с хрустом расправил могучие плечи. При виде хозяина Гривин вздрогнул и отстранился от девушки. Марго кивнула ему и бесшумно исчезла. А Дмитрий неподвижно простоял под деревом до тех пор, пока Платон Петрович не соблаговолили пойти спать.

Летом неизменным ритуалом дачной жизни является катание на лодках. Бархатову предстояло пройти и через это испытание. На этот раз кататься поехали втроем: Варя, Юрий и Марго.

Гривин был занят по горло работой в мастерских.

Большая лодка вместила в себя не только гуляющих, но также и огромные плетеные корзины с провизией для пикника, откуда игриво торчали горлышки бутылок. Бархатов деловито потер ладони и налег на весла. Варя и Маргарита после истории с коньками побаивались еще какого-нибудь конфуза с гостем, однако здесь Юрий оказался на высоте. Лодка плавно заскользила по воде. Речушка была мелкой, извилистой, местами сильно заросшей. Из нее попадали в небольшую запруду, откуда подавалась вода для нужд мастерских. Солнце встало почти над головами, когда силы Юрия иссякли. Его рубашка прилипла к спине, на лбу и висках выступил пот. Барышни прятались от яркого солнца под белыми изящными зонтиками. Обе нарядились в открытые и легкие платья, позволив себе пренебречь корсетом по случаю жары и лета. Варя расположилась напротив Юрия и щебетала без умолку. А Марго, сидя на носу, бороздила рукой воду, подцепляя оттуда то водоросли, то кувшинки. Она обожала кувшинки. Ей нравился их особый запах, хруст, с которым ломался тугой и длинный стебель, хорошенькое зеленое рыльце посреди ярко-желтых сочных лепестков.

– А что это у нас Маргарита Павловна сегодня ни словечка не проронила? – заметил Бархатов, утомленный речами Варвары. – Видать отсутствие уважаемого господина управляющего повергло вас в такую меланхолию!

Марго вздрогнула и покраснела. Бархатов не мог знать их тайны, но попал прямо в сердце! Девушка поспешно наклонилась за очередной кувшинкой и вытянула ее из воды.

– И на что тебе они сдались, из них не составишь букета, – резонно заметила практичная Варвара. – Маргоша у нас романтическая натура, она будет ждать идеального возлюбленного, прекрасного рыцаря на белом коне, который объедет весь мир, совершая подвиги в ее честь.

– Мечтания и грезы всегда присущи милым барышням, – промолвил Бархатов, но в его голосе Марго почудились насмешка и скепсис.

О каком рыцаре может мечтать бедная приживалка! Но она не обиделась, ведь он существовал, этот рыцарь! И пусть он не гремел железом доспехов, путь его не устилали битвы с сарацинами и злодеями, он все равно существовал, герой ее жизни!

– Вы тоже мечтаете о благородном рыцаре, прекрасная дама? – шутливо продолжал Юрий, обращаясь к Варе.

– О нет! – засмеялась та в ответ. – Я не витаю в облаках, я твердо хожу по земле.

И выразительно посмотрела на Бархатова. Тот замолчал, обдумывая ее слова. Это уже были не шутки.

Между тем за разговором выбрали место для пикника и пристали к берегу. Молодой человек ловко выпрыгнул первым и, удерживая лодку, помогал дамам сойти на берег. Он взял тяжелые корзины и понес их на небольшую полянку под деревьями. Маргарита поспешила вслед за ним, чтобы побыстрее извлечь содержимое корзин. Варя замешкалась у лодки, и тут раздался всплеск и Варин вопль. Бархатов и Маргарита бросились назад. Оказалось, в воду упал хорошенький ридикюльчик, полный необходимыми для барышни вещицами. Бархатов мужественно снял дорогие сандалии из мягкой кожи, закатал брюки и полез в воду, шаря руками по дну. Маргарита тоже бросилась помогать. Но, наткнувшись на недовольный взгляд подруги, поспешила вернуться к корзинкам. Она села на траву и принялась раскладывать припасы на большой льняной скатерти, стараясь не смотреть в сторону реки.

Варвара и ее спутник, побродив по колено в воде, продолжали оставаться на берегу, скрываемые зарослями ивняка, камыша и осоки. Когда же наконец они приблизились к скатерти-самобранке, как шутливо выразилась Маргарита, весь их вид свидетельствовал о некоей неприятности. Варя поджимала губки и недовольно крутила в руке травинку. Бархатов казался напряженным и раздраженным и даже не пытался этого скрывать. Марго недоумевала. Молодые люди избегали смотреть друг на друга, и это рождало у Марго самые ужасные предположения. Пикник получался невеселым, разговор не клеился, не помогла даже откупоренная Бархатовым бутылка вина.

Неожиданно за кустами раздались голоса, и перед гуляющими оказалась стайка ребятни и несколько женщин-работниц с фабрики. Увидев хозяйскую дочь, они робко приблизились и с почтительным поклоном попросили уделить им внимания. Варвара тотчас же поднялась и подошла к женщинам. Марго всегда удивлялась, как резкая и нетерпимая Варя всегда внимательно и серьезно относилась к нуждам рабочих. Они знали это и часто прибегали к ее заступничеству и помощи. Вот и теперь Варя энергично встряхивала головой, слушая женщин, говорящих наперебой, а лицо ее приняло сосредоточенное выражение. Они жаловались на несправедливые штрафы, которые урезали заработок их мужей-кормильцев.

Бархатов оставался безучастным к происходящему, или даже скорее вызывающе безучастным. Игры в либерализм ему претили.

Маргарита попыталась рассказать Юрию о Вариных благотворительных затеях. Но, видимо, эти рассказы только усугубили раздражение молодого человека. Он с досадой откинулся на спину, всем видом показывая, что подобных глупостей он не одобряет. Девушка растерянно замолчала. Кажется, все, что она говорила о подруге, оказалось невпопад. Повисло неловкое молчание. Бархатов даже и не пытался играть прежнюю роль куртуазного собеседника. А Варя все разговаривала с просительницами. И тут самым неожиданным образом появился Гривин. Он пришел пешком по берегу и жаждал поскорее примкнуть к веселой компании. Марго чуть не вскрикнула от радости, но вовремя сдержалась.

Да и Бархатов, хоть и не выказывал доселе управляющему никакой симпатии, сейчас обрадовался прибывшему как родному. Новый человек прервал тягостное молчание, и между мужчинами завязалась бойкая беседа. Гривин, к тому времени изрядно проголодавшийся, с нескрываемым удовольствием поглощал содержимое корзин, запивая терпким красным вином. Наконец просительницы удалились, и девушка вернулась на полянку. Увидев управляющего, Варя, в отличие от прочих, совсем не выразила радости от его появления. Резким голосом недовольной хозяйки она отчитала Дмитрия Ивановича за его недогляд и произвол мастера, обидевшего рабочих. Улыбка сбежала с лица Гривина. Маргарита готова была рыдать от чувства унижения, которое она испытала вместе с возлюбленным. Да и по лицу Бархатова было видно, что ему неловко присутствовать при этой нелепой сцене. Все, кроме Гривина, понимали, что он попался ей под горячую руку.

– Прикажете выполнять ваши указания, сударыня? – сухо и бесстрастно спросил Дмитрий, и не дожидаясь ответа, приподнял, прощаясь, светлую шляпу:

– Позвольте откланяться, господа!

Варя уже сто раз раскаялась в содеянном, но не знала, как загладить резкость. Марго же подумала о том, как он прав, боясь за свое место и положение в этом доме.

Прогулка была окончательно испорчена.

Они вернулись в имение, и потянулись томительные дни неопределенности и ожидания. Варя и Юрий как будто вели игру. Она заманивала его в хитроумные ловушки, а он позволял себя ловить, но не ловился. Прошло три недели. Семья изнемогала от неопределенности. Бархатов, приехавший с твердым намерением просить руки Прозоровой, все более и более сомневался в правильности своего выбора. Положение его в доме становилось неприличным. Надобно было решиться на что-нибудь. И Бархатов постепенно стал склоняться к мысли об отступлении, но сделать это без ущерба для обеих сторон было весьма проблематично.

Выход нашелся, как это обычно и бывает, неожиданно. Как-то после обеда небольшое общество, расположившись в тени сада, рассуждало о модном поветрии – эмансипации женщин.

Разговор уже почти иссяк, когда Бархатов, лежа в гамаке и вяло помахивая веткой от комаров, с неизменной папиросой во рту, произнес:

– Женщина устроена таким образом, что господствующие в ней эмоции, ее природная сущность не дают ей возможность принимать разумные решения. Она постоянно нуждается в руководителе, в узде, которая бы направляла ее по жизненному пути.

– Женщина женщине рознь. Как, впрочем, и мужчины, среди которых тоже встречаются такие, которые нуждаются в поводыре по жизни, – резко бросил Прозоров. – Моя дочь, к примеру, и меня теперь иногда может в делах заменить.

И не нуждается в узде, ибо она не кобыла, – почти грубо заключил хозяин дома.

С этими словами Платон Петрович встал и двинулся в дом.

Юрий вспыхнул и пробормотал что-то а литературных метафорах. Однако стало понятно, что дело подошло к концу.

К вечеру Бархатов сказал Варе, что получил срочное письмо из дома и неотложные дела позвали его в Петербург. Варя, которая слышала весь разговор, вбежала к отцу в кабинет со слезами на глазах и стала упрекать его в грубости и невоспитанности, которые обидели гостя. Теперь все пропало, он уезжает, ее надежды рухнули!

– И слава Богу, пусть едет! И нечего слезы лить! Ты не слепа, сама видела, что дело не клеится. Не пара он тебе, не пара! Пусть я прослыву грубияном, но я не допущу брака своей дочери с подобным никчемным болтуном!

В глубине души разумная Варя понимала отцовскую правду, но от этого ей было не легче.

– И не было никакого срочного известия, это он на ходу придумал, – продолжал Прозоров. – А вот по-настоящему то, срочное письмо, пришло для твоей Маргариты, тетка ее занемогла, требует к себе. Так что беги к ней, назавтра собралась ехать. – Сказав это, Платон Петрович углубился в счета, разложенные на необъятном письменном столе, а Варвара бросилась в комнату подруги.

Как она сейчас останется одна, с кем же можно будет обсуждать свою неудачу и строить новые планы?

Маргарита, получив письмо, пришла в ужасное волнение. Она жалела тетку, но приходила в отчаяние при мысли о расставании с возлюбленным.

Отбросив все предосторожности, Маргарита бросилась во флигель управляющего, моля Бога найти его именно там. К счастью, она застала Дмитрия дома. Удивленная прислуга провела Маргариту в комнаты. Дмитрий вышел навстречу, на лице его было написано неудовольствие. Увидев это, бедная Маргарита расстроилась еще больше и не могла удержать слез. Дмитрий прочитал протянутое ему письмо и тоже огорчился. Он не стал пенять девушке за нарушение конспирации, а, нежно обняв, пытался утешить.

– Не плачьте, моя милая, моя бесценная Марго. Даже если вам и не удастся этим летом вернуться в Цветочное, мы все равно скоро свидимся.

Дела часто понуждают меня бывать в Петербурге, я буду навещать вас там. Если позволите, – добавил он шутливо.

Маргарита еще глотала слезы и кивала головой. Гривин притянул ее к себе и посадил на колени. Никогда еще до этого он не позволял себе более смелых ласк, кроме страстных поцелуев во время их тайных свиданий в парке. Его руки погружались в огненно-медные пушистые волосы. Она откинула голову, и уста их соприкоснулись, а потом слились.

В тот момент, когда, казалось, рухнули все преграды, он почувствовал ее испуг и с трудом взял себя в руки.

– Не бойся, Марго, я не причиню тебе зла. – Дмитрий помолчал, собрался с мыслями и произнес:

– Я люблю тебя, и я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Услышав долгожданные слова, Маргарита охнула от счастья и обняла Гривина, скрыв под лавиной волос.

– Ну, теперь ты не будешь чувствовать себя такой несчастной?

– Нет, мой ненаглядный Митя, теперь я буду ждать хоть вечность!

– Вечность – это многовато! А вот годик придется подождать. Ведь это не так долго, всего год!

Мы будем писать друг другу письма.

Они еще долго ворковали, сидя на диване, причем Маргарита с радостью отметила про себя, что теперь они перешли на теплое и дружеское «ты».

Вернувшись к себе, девушка спешно стала собираться к отъезду. В этот момент и вбежала Варя. Они без слов бросились друг другу в объятия, и поток слез снова возобновился. Каждая плакала о своем, правда, Варя полагала, что подруга заливается слезами от сочувствия к ее неудаче.

– Ну, полно, – наконец произнесла Варвара. – Слезы мне не помогут. Как некстати ты уезжаешь!

– Ты же знаешь, Варюша, я не могу оставить Аграфену Тихоновну. Она так добра ко мне! Как только ей полегчает, я вернусь.

– Хорошо, я отпускаю тебя, но поклянись, что будешь отвечать на мои письма каждый день!

– Клянусь, клянусь! – улыбнулась Маргарита, а про себя подумала о другом адресате.

Наутро коляска ожидала Маргариту и Бархатова, чтобы везти их на железнодорожную станцию. Все делали вид, что ничего не произошло.

Прозорову явно было неловко за свою грубость.

Хозяева приглашали приезжать еще, гость благодарил и отвечал, что непременно воспользуется приглашением. Отъезд же Марго искренне огорчил всех. Наконец тронулись. Платон Петрович перекрестился, Варя смотрела вслед несостоявшемуся жениху с двойственным чувством облегчения и досады, любовь опять ей только померещилась.

Гривин помог уложить вещи Маргариты в коляску и, прощаясь, незаметно сильно пожал ее руку. Девушка опустила голову, чтобы не выдать своих чувств.

По дороге Бархатов разговорился со своей попутчицей. Теперь, когда женитьба не висела над ним дамокловым мечом, он стал искренне веселым и непринужденным, что последнее время давалось ему с трудом. Мило беседуя, они подъехали к станции, и Бархатов все спрашивал себя, что помешало ему не увидеть раньше достоинств своей прелестной попутчицы?