"За кулисами второго фронта" - читать интересную книгу автора (Орлов Александр)

ГЛАВА I СДЕРЖАТЬ АГРЕССОРА: ПРОБЛЕМЫ И РЕШЕНИЯ

1. ПЕРВАЯ ПОПЫТКА

Тревожно начиналось четвертое десятилетие XX века. Экономический кризис сотрясал капиталистический мир. Япония отторгла от Китая Маньчжурию. Фашистская Италия напала на Абиссинию (Эфиопия). В Германии все громче гремели военные барабаны: гитлеровский рейх готовился завоевывать Европу.

В 1935 г. 100-тысячный рейхсвер— армия Веймарской республики — уступил место 500-тысячному вермахту — армии реванша после последней войны. Это было грубейшим нарушением Версальского мирного договора. Но отцы версальской системы — Великобритания и Франция безмолвствовали. Все это очень обнадеживало Берлин, разжигало жажду реванша у заправил третьего рейха.

Еще в марте 1933 г. на встрече с итальянскими фашистами в Локарно руководитель внешнеполитического отдела нацистской партии Розенберг выдвинул следующий план: Германия поглощает Австрию; объединенные Германия и Австрия либо целиком поглощают Чехословакию, либо отторгают от нее Моравию, Словакию и Прикарпатскую Украину.

Такова была первая часть программы завоеваний германского фашизма.

Тогда же началась безудержная подготовка к войне. Она велась под прикрытием «назревших и естественных» требований «равенства Германии в вооружениях», ограниченных Версальским договором, а главное, под лозунгом борьбы с большевизмом. Германия требовала восстановления «свободы вооружаться». С лета 1933 г. это стало главной целью ее внешней политики. Но, чтобы достичь этой цели, нужно было помимо благоприятной внутренней обстановки в стране — фашисты ею уже вполне владели, — создать благоприятные внешние условия для беспрепятственного вооружения третьего рейха, то есть сбросить «версальские оковы».

Международное положение в Европе в начале 30-х годов складывалось в пользу замыслов Гитлера. В стане «версальских» держав не было единодушия в отношении Германии. Франция стремилась создать блок государств, заинтересованных в сохранении версальской системы. В Юго-Восточной Европе ее поддерживали страны Малой Антанты (Чехословакия, Югославия, Румыния), а в Восточной Европе — Польша. Англия и США склонялись больше к восстановлению германского военно-экономического потенциала, не желая допускать французской гегемонии на континенте.

Между тем страны, граничащие с Германией, задумывались о том, как пресечь фашистские планы военной экспансии. Это можно было сделать только при одном условии: поставить Германию перед прямой угрозой войны на два фронта. Вместе с тем для всех западных держав актуальной была одна цель — отвести от своих стран угрозу войны со стороны фашистских государств и, по возможности, направить их агрессию на восток, столкнуть фашизм с большевизмом.

Эти начальные противоречия в интересах западных держав привели к тому, что они, ясно видя реваншистские устремления фашистской Германии, не только не вводили в действие санкции, предусмотренные Версальским договором, но даже и не протестовали, когда нацистское руководство нагло нарушало его положения.

Более того, сначала в Лондоне, а затем и в Париже стали раздаваться голоса за предоставление Германии равных со странами-победителями прав в сфере вооружения. Например, на конференции по разоружению в Женеве в октябре 1933 г. обсуждался так называемый «план Макдональда» (премьер-министр Англии в 1933 г.), по которому вооруженные силы Франции должны были уменьшиться с 500 тысяч до 200 тысяч человек, а Германии — соответственно подняться со 100 тысяч до 200 тысяч человек…

Но были на Западе и политики, видевшие зловещие симптомы приближавшейся войны. Об этом красноречиво свидетельствовал и тот факт, что Германия в конце 1933 г. вышла из Лиги Наций и открыто развернула подготовку к войне. Уинстон Черчилль, в то время член парламента, оценивая политику Англии в отношении Франции, говорил:

«Страшная опасность нашей нынешней внешней политики состоит в том, что мы непрерывно понуждаем французов ослабить самих себя… При этом всегда внушаем надежду, что, если они это сделают и попадут в беду, мы, так или иначе, придем им на помощь, хотя мы не располагаем ничем, что позволило бы нам оказать им эту помощь. Я не могу даже представить себе более опасной политики».

Это была очень верная оценка обстановки.

Милитаризация третьего рейха вызывала тревогу и в Москве. Руководство страны, видя растущую угрозу СССР, было готово к франко-советскому военно-политическому сближению. Однако отношение к такому сближению французского правительства оказалось двойственным: с одной стороны, оно стремилось заручиться советской поддержкой в случае нападения Германии на Францию, а с другой — не желало стеснять себя какими-либо военными обязательствами. Кроме того, препятствовало союзу отсутствие общих границ между Германией и СССР. Необходимо было добиться согласия Польши, Чехословакии и Румынии на проход советских войск через их территории, а заручиться таким согласием в ту пору было весьма нелегкой проблемой: ведь Польша и Румыния входили в антисоветский «санитарный» кордон.

В это время в Берлине не сидели сложа руки. Выйдя из Лиги Наций, Германия форсировала гонку вооружений и готовилась к введению в стране всеобщей воинской повинности. Как писал после Второй мировой войны бывший генерал вермахта Б. Мюллер-Гиллебранд, это давало возможность «планомерно создавать… армию военного времени». Оставалось покончить с версальскими ограничениями.

Воспользовавшись тем, что в начале 1935 г. во Франции обсуждался закон о продолжении срока воинской службы с 18 месяцев до 2 лет по причине снижения уровня рождаемости в период Первой мировой войны, 10 марта этого года Гитлер намеренно приоткрыл свои карты, чтобы проверить меру решительности противников. В одном из интервью Геринг официально заявил, что Германия уже располагает военно-воздушными силами. Западные державы никак не отреагировали на это чрезвычайное заявление. Более того, правительство Великобритании на конференции по разоружению дало понять, что оно не может пойти на полный разрыв с Германией. Его представитель заявил, что англичане «не допустят нигде нарушения мира», но и не возьмут «на себя новых обязательств»; что, с одной стороны, они не поддержат военных акций Германии, а с другой, — установив контакты с Германией, они «должны продолжать поддерживать их». Как собиралась Великобритания реализовать эти взаимоисключающие принципы — трудно представить…

Уже 16 марта окрыленный Гитлер издал закон о всеобщей воинской повинности и создании армии, куда войдут 12 корпусов и 36 дивизий — всего около 500 тысяч человек. Это положило конец версальским ограничениям относительно вооруженных сил Германии.

Наглый вызов, брошенный Гитлером западным державам, был встречен вереницей ничего не значащих бессильных жестов. 11 апреля представители Великобритании, Франции и Италии встретились на конференции в Стрезе (Северная Италия), чтобы осудить действия Германии. Однако на деле все ограничилось лишь «выражением сожаления» по поводу нарушения третьим рейхом условий Версальского договора. Только Черчилль и некоторые поддерживавшие его парламентарии стремились привлечь внимание общественности к этому факту. Вспоминая одну из речей, произнесенных еще в марте 1935 г., Черчилль после войны писал:

«Величайшее бедствие постигло нас. Гитлер уже добился равенства с Великобританией (по авиации). Отныне ему оставалось только пустить на полный ход свои заводы и летные школы, чтобы не только сохранить превосходство в воздухе, но и неуклонно увеличивать его. Все те неизвестные и неизмеримые опасности, которыми грозило Лондону нападение с воздуха, становятся отныне определенным фактором, подлежавшим учету во всех наших решениях».

Так был открыт путь к восстановлению военной мощи Германии. Воодушевленные таким успехом, нацисты в открытую заговорили о своих территориальных притязаниях.

И все это происходило в то время, когда Советский Союз искал активные способы борьбы за мир, против войны. Конструктивные идеи, выдвинутые советскими дипломатами на международных переговорах по созданию такой важной в те годы системы коллективной безопасности (неделимость мира, определение понятия агрессии, необходимость договоров о ненападении между странами и пр.), не остались незамеченными, и это вызвало ответные действия. В 1933—1935 гг. были установлены дипломатические отношения с Испанией, Венгрией, Румынией, Чехословакией, Болгарией, Албанией, Бельгией, Люксембургом и Колумбией. В сентябре 1934 г. СССР принял предложение Франции о вступлении его в Лигу Наций и стал не только участником этой организации, но и постоянным членом Совета Лиги, что сделало возможным его сотрудничество с другими странами.

Борясь за создание системы коллективной безопасности, советское правительство неизменно придерживалось в политике принципа мирного сосуществования со всеми капиталистическими государствами, независимо от их внутреннего режима, в том числе и с нацистской Германией. Хотя экономические и политические связи между обеими странами явно все более сокращались, а военное сотрудничество, имевшее место в 20-х годах, и вовсе прекратилось, Советский Союз стремился поддерживать дипломатические отношения с Германией, несмотря на развернутую фашистами антисоветскую пропаганду. Однако враждебный курс третьего рейха по отношению к СССР с середины 1933 г. не мог не вызвать ясного, твердого ответа советского руководства. На XVII съезде ВКП(б) Сталин заявил:

«Конечно, мы далеки от того, чтобы восторгаться фашистским режимом в Германии. Но дело здесь не в фашизме… Дело в том, что… началась борьба между двумя политическими линиями, между политикой старой, получившей отражение в известных договорах СССР с Германией, и политикой „новой“, напоминающей в основном политику бывшего германского кайзера… причем „новая“ политика явным образом берет верх над старой».

Объявленная третьим рейхом политика экспансии на Востоке потребовала от СССР принятия срочных мер по охране западных границ. Так, для безопасности Ленинграда и советского Балтийского побережья правительство СССР 28 марта 1934 г. предложило Германии подписать протокол, обязывавший обе стороны воздерживаться от каких-либо действий, которые могут нанести ущерб Прибалтийским республикам. Берлин ответил отказом, продолжая свою антисоветскую политику. Москва стала искать военных контактов на Западе, чтобы совместно с другими странами противостоять агрессивным планам третьего рейха.

Но в 30-е годы, когда в сознании западных правительств господствовала идея диктата силы, для союза с западными державами необходимо было показать на деле, что и Советский Союз располагает достаточным военным потенциалом и может стать важным союзником в случае военных действий против общего врага.

В СССР началось развертывание военной промышленности, совершенствование Рабоче-Крестьянской Красной Армии (РККА), повышение ее боеспособности. Войска усиленно оснащались новой техникой.

К концу первой пятилетки артиллерия, авиация и бронетанковые войска, вместе взятые, составляли 35% всех наших вооруженных сил. Начальник Генерального штаба А.И. Егоров, подчеркивая значение новых средств вооруженной борьбы в развитии советского военного искусства, еще в 1932 г. писал:

«Совместное использование самостоятельных механизированных соединений, пехоты и конницы, имеющих в своем составе танковые подразделения, а также авиации дает возможность успешно решать все основные крупнейшие оперативные проблемы».

Рост боевых возможностей Красной Армии играл немалую роль во внешней политике Советского Союза. Он привел к контактам советских и французских военных представителей в 1933—1934 гг., что подготовило почву для франко-советского союза. 2 мая 1935 г. в Париже был подписан договор между СССР и Францией о взаимной помощи в случае агрессии сроком на 5 лет. Спустя 10 дней в Москву прибыл министр иностранных дел Франции П. Лаваль. Он имел встречи со Сталиным, Молотовым и Литвиновым. Советские лидеры предложили дополнить договор военной конвенцией с конкретными обязательствами на случай войны. Лаваль, который, хотя и не питал дружеских чувств к Советскому Союзу, признал разумным начать переговоры между генеральными штабами армий обеих стран.

Для показа реальных возможностей Красной Армии и ее успехов в технической модернизации военные делегации Франции, Чехословакии и Италии были приглашены на большие осенние маневры войск Киевского военного округа, проходившие с 12 по 17 сентября 1935 г. Руководил учениями командующий округом И.Э. Якир. Маневры были организованы с большим размахом. Наряду с действиями стрелковых и кавалерийских соединений были широко применены механизированные и танковые войска и — это особенно поразило иностранных гостей — произведен массовый воздушный десант. Гвоздем программы была наглядная практическая отработка теории глубокой наступательной операции.

Маневры были отсняты на кинопленку, и фильм о них демонстрировался в советских посольствах ряда европейских стран членам правительств и представителям генштабов. Генерал Луазо, возглавлявший французскую делегацию на киевских маневрах, по возвращении представил доклад, в котором дал высокую оценку достижениям Красной Армии.

«Это поможет ей, — писал он в заключение, — удержаться на восточном фронте в такой критический момент, как начало конфликта, столь важного для сил, оказывающих сопротивление на Западе».

Доклад Луазо, однако, не встретил понимания у руководителей французского генерального штаба, а сам генерал получил выговор за неумеренные похвалы в адрес Красной Армии. Видимо, французский генштаб еще не созрел для объективных оценок и тесного военного сотрудничества с Советским Союзом. В результате французская сторона, не без влияния Англии, так и не решилась подписать военную конвенцию с СССР. Тем не менее подписание советско-французского договора о взаимной помощи было, бесспорно, крупным достижением советской внешней политики.

Вслед за советско-французским договором 16 мая был заключен договор о взаимопомощи между СССР и Чехословакией. По настоянию президента Чехословакии Э. Бенеша в текст его была включена оговорка: обязательства СССР и Чехословакии об оказании взаимной помощи будут действовать лишь в том случае, если помощь Чехословакии и Советскому Союзу в случае агрессии против них будет оказана и Францией. Это отражало позицию чехословацкого правительства, опасавшегося «советизации» страны в случае вступления в нее войск Красной Армии без французских вооруженных сил.

Военные же руководители Чехословакии отнеслись к сотрудничеству с РККА без каких-либо политических предубеждений. Они сразу поставили вопросы взаимодействия с Красной Армией в случае нападения агрессора на их страну на практическую основу. Начальник Генерального штаба РККА А.И. Егоров, посетивший Чехословакию летом 1936 г., докладывал 7 июля наркому обороны Ворошилову об этом следующее:

«Надо отметить особый интерес, проявляемый чехами к нашей авиации, что видно из заявления Крейчи (министр обороны Чехословакии. — А.О.), который сказал, что если на пропуск через Румынию частей Красной Армии надо добиваться согласия румын, то для авиации этого не потребуется. Она воздушным путем прилетит прямо на нашу территорию. По его словам, они подготовили уже аэродром для приема наших 18 эскадрилий и дополнительно подготавливают еще на 16 эскадрилий».

Таким образом, в чехословацких правительственных и военных кругах возлагались большие надежды на военную помощь со стороны Советского Союза. Однако отношение их к условиям, при которых могла быть осуществлена помощь РККА Чехословакии в соответствии с договором, было неоднозначным и в какой-то мере даже двойственным. Красная Армия должна была прийти на помощь чехам только совместно с Францией, но кто из союзников ЧСР должен был (или имел право) выступить первым — оставалось до конца неясным. Не было ясности и в отношении пропуска советских войск через Польшу и Румынию.

Тем не менее договоры, заключенные Советским Союзом с Францией и Чехословакией, стали крупным вкладом в создание системы коллективной безопасности в Европе, предупреждением Гитлеру об опасности его реваншистских замыслов.

Однако эти договоры вызвали большое недовольство у влиятельной части правящей элиты в Великобритании и Франции. Сталинский социализм казался им более опасным, чем гитлеровский фашизм.

Воодушевленные нерешительностью западных держав на конференции в Отрезе и явным попустительством Англии, нацисты еще наглее, громче заговорили о своих территориальных притязаниях. Ко всему британское правительство, которое по силе и влиянию своему могло бы пресечь притязания фашистов, пошло на странные уступки Гитлеру. 18 июня 1935 г. было подписано англо-германское военно-морское соглашение, по которому третий рейх брал на себя обязательство «ограничить» тоннаж своего военно-морского флота до 35% флота Британского Содружества наций, по подводным лодкам. — до 45%, а «в особом случае» Германия получала право на паритет по этому классу судов. Между тем соглашение означало не ограничение, а увеличение германского военно-морского флота, по меньшей мере, в четыре раза по сравнению с тем, что он имел к тому времени. Гитлер, по словам Риббентропа, отреагировал на подписание такого соглашения восторженной фразой: «Это самый прекрасный день в моей жизни!»

Он провозгласил третий рейх «бастионом Европы» в борьбе с большевистской Россией. Англия и влиятельные круги Франции благосклонно отнеслись к этой программе, закрывая глаза на опасность вооружения Германии: уж очень хотелось разделаться руками немцев с ненавистной Россией, вечным геополитическим противником, ставшей' к тому же страной социализма. Планы германских милитаристов не встречали противодействия с их стороны. Правительства этих стран и не предполагали, что, прежде чем напасть на СССР, Германия покорит Западную Европу.

В Берлине поняли: наступило время действий. Пробным камнем стала оккупация демилитаризованной по Версальскому договору «Рейнской зоны». 7 марта 1936 г. три немецких батальона переходят Рейн. Германские войска (дивизия) занимают Рейнскую область. Фашисты напряженно и не без страха ожидают реакции Франции и Англии, но те безмолвствуют.

Гитлер позднее сказал:

«48 часов после марша в Рейнскую зону были самыми нервными в моей жизни. Если бы французы вошли тогда в Рейнскую зону, нам пришлось бы удирать, поджав хвост, так как наши военные ресурсы были недостаточны для того, чтобы оказать самое скромное сопротивление».

Итак, Англия и Франция молча проглотили эту пилюлю. Находившаяся в зоне местная «земельная полиция» влилась в вермахт.

В ноябре того же года Германия и Япония заключили так называемый Антикоминтерновский пакт — возникла ось Берлин—Токио. Через год к ним присоединилась Италия. Осенью 1936 г. Германия и Италия выступили на стороне Франко в гражданской войне в Испании.

В марте 1938 г. без единого выстрела был произведен аншлюс — насильственное присоединение Австрии. Независимая страна стала провинцией третьего рейха. 12 дивизий австрийской армии вошли в вермахт.

Западные державы как будто и не заметили исчезновения с карты Европы целого государства… Политика потакания агрессору вселяла в Гитлера и его окружение уверенность в том, что теперь им все дозволено, толкала их на путь дальнейших захватов. Усилившись за счет экономического и оборонного потенциала Австрии, гитлеровский рейх готовился к новым агрессиям.

Очередной жертвой в фашистских планах завоевания «жизненного пространства» для третьего рейха была Чехословакия.

Она имела хорошо развитую промышленность, интенсивное сельское хозяйство, мощный военно-экономический потенциал. Продаваемое ею оружие и военная техника составляли на мировом рынке 40%. С захватом столь развитой страны Германия резко повышала свои возможности, приобретала стратегический плацдарм для нападения на Польшу и дальнейшей агрессии на восток. «Моим твердым решением является уничтожение Чехословакии военным нападением в ближайшем будущем», — сказано в директиве по плану «Грюн» (захват Чехословакии), подписанной Гитлером 30 мая 1938 г.

Эта твердая уверенность фюрера имела серьезные основания. Еще 19 ноября 1937 г. лорд Э. Галифакс, в то время заместитель премьер-министра Великобритании, заверил Гитлера, что правительство Британии проявляет полное понимание «законных» территориальных требований Германии в отношении Чехословакии, Австрии и Польши. При этом он высказал лишь пожелание, чтобы все изменения в данной части Европы «были произведены путем мирной эволюции». Французская газета «Тан» с сомнением вопрошала: «…надо ли ради спасения Чехословакии поджигать весь мир и обрекать на гибель 3 миллиона французов?» Английский премьер-министр Чемберлен заявил, что его держава «не должна быть втянута в войну из-за Чехословакии». Глава французского МИД И. Дельбос отметил, что договор Франции с Чехословакией вступит в действие только при вооруженном вмешательстве Германии, но если она осуществит аннексию Судетской области без прямого «акта агрессии», то договор «не вступит в силу». Не случайно Гитлер говорил, что Англия и Франция «уже молча отказались от Чехословакии», что он «убежден в британском неучастии» и абсолютно «не верит в военные действия Франции против Германии».

Зная уже, что вмешательства западных держав не последует, он стремился изолировать Чехословакию политически от ее соседей. В плане «Грюн» фигурируют Венгрия и Польша как возможные соучастники нападения на Чехословакию и дележа ее территории. Шло запугивание и стран Малой Антанты, куда кроме Чехословакии входили Югославия и Румыния. Так, склоняя венгров к совместному выступлению против Чехословакии, глава германского МИД Риббентроп заверял их, что Югославия останется нейтральной, так как зажата между державами оси, а Румыния в одиночку никогда не выступит. Гитлер допускал, что «Россия попытается поддержать Чехословакию в военном отношении, и прежде всего с помощью воздушного флота». Поэтому он рекомендовал командованию вермахта действовать стремительно, предупредив, что, «если в первые дни не будут достигнуты серьезные успехи… наступит европейский кризис».

Всесторонне оценив обстановку в Европе, гитлеровцы приступили к подготовке захвата страны. Прежде всего началась заблаговременно тщательно спланированная нацистским руководством политическая и идеологическая кампания. Пошел в ход и национальный вопрос, поскольку в приграничных районах Чехословакии, главным образом в Судетской области, жило много немцев. В качестве «пятой колонны» Берлин использовал действовавшую в Чехословакии фашистскую судето-немецкую партию, возглавляемую К. Генлейном. Последний получал прямые указания и денежные средства— ежемесячно 15 тысяч марок — из Берлина. Перед генлейновцами ставилась задача постоянно выдвигать все новые и новые требования к правительству Чехословакии, которые «нельзя было бы удовлетворить». Так, судето-немецкая партия в апреле 1938 г. потребовала предоставить Судетской области автономию. Это, по существу, означало, что Чехословакия должна была отказаться от суверенитета в самой развитой части территории своей страны. Одновременно немецкая печать обрушилась на правительство ЧСР, обвиняя его в потворствовании Москве, — рейх объявлял себя «защитником» европейской цивилизации от «коммунистического варварства». Провокационные действия нацистов и главарей судето-немецкой партии привели к обострению положения в Судетской области.

Подготовка к захвату Чехословакии велась всеми средствами политического нажима: дипломатическими, пропагандистскими, военными. Гитлер надеялся заполучить Судетскую область без единого выстрела, «поскольку во всех отношениях вермахт не был готов к большой войне в 1938 г.».

На основании данных разведки в Берлине считали, что даже без поддержки извне чехословацкая армия способна продержаться в течение трех месяцев. Поэтому Гитлер делал упор на военно-политический шантаж. В мае нацисты стянули к границам ЧСР войска. Правительство Чехословакии, рассчитывая на поддержку Запада, объявило всеобщую мобилизацию, которая продемонстрировала решимость народа и армии оказать сопротивление агрессору. Как и предполагали в Берлине, позиция Великобритании сводилась к тому, чтобы «внушить чехам и французам, что лучший выход — это компромисс между Германией и Чехословакией». Министр иностранных дел Франции Ж. Бонне также считал, что чехословацкое правительство должно точно знать: «Франция не будет воевать из-за судетского вопроса». В свою очередь, посол США в Берлине Вильсон, посетив Прагу, предупредил Бенеша не рассчитывать на американскую помощь, а удовлетворить требования Германии и аннулировать союз с СССР.

Беспокойство правительств стран Запада вызывала лишь, подумать только, позиция СССР, который проводил политику создания в Европе системы коллективной безопасности. Советский Союз неоднократно заявлял о своей готовности помочь ЧСР в отражении фашистской агрессии, что и подтверждалось на деле. В 1937 г. было заключено соглашение об оказании Советским Союзом помощи Чехословакии в оборудовании аэродромов и поставках ей самолетов. Первые 40 машин прибыли в Чехословакию в апреле 1938 г. Сразу же после захвата Австрии Германией СССР 15 марта 1938 г. официально заявил о том, что готов выполнить свои обязательства, предусмотренные советско-чехословацким пактом, но сделал специальную оговорку: «…если об этом попросят». Ведь в советском военном вмешательстве военные на Западе могли усмотреть «экспорт революции», особенно теперь, с началом гражданской войны в Испании, где Советы помогали республике. Вот почему было чрезвычайно важно, чтобы сама Чехословакия попросила СССР о помощи, а Франция выполнила бы свои обязательства по отношению к Чехословакии, поскольку Советский Союз мог прийти на помощь Чехословакии только после того, как ей начнет помогать Франция.

25 мая советское правительство вновь подтвердило, что в случае нападения на Чехословакию СССР окажет ей необходимую помощь. Такие же заявления были сделаны 25 июня и 22 августа.

В этой чрезвычайной обстановке политики в Лондоне и Париже под видом организации «посредничества» между Германией и Чехословакией попросту помогли Гитлеру. Ведь для правящих кругов Англии и Франции важнее всего было отвести экспансию Германии от себя и направить ее на Восток.

«Англичане, — пишет английский историк Ф. Белл, — надеялись удовлетворить германские претензии путем переговоров и при этом не допустить какого-либо сотрудничества с СССР. Такой курс опирался на накопленный в течение 20 лет опыт идеологического противоборства и недоверия и порождал твердую решимость держать СССР в изоляции».

Кроме того, в Великобритании считали, что после репрессий 1937—1938 гг. в СССР Красная Армия значительно ослабла. Так думали и во Франции. «Французский генеральный штаб, — писал журнал „Пари-матч“ в марте 1938 г., — весьма сомневался в наступательных способностях Красной Армии. По его мнению, она была подготовлена лишь к оборонительной войне».

Вот как раз это укрепляло Чемберлена и Даладье в их бесчестном желании решить судьбу Чехословакии за спиной Советского Союза и, отдав ее Гитлеру, подталкивать его дальше на Восток, всячески расписывая слабость СССР, в конечном счете столкнуть гитлеровскую Германию и Советский Союз в смертельной схватке.

На встрече с Гитлером в Берхтесгадене 15 сентября 1938 г. британский премьер-министр Н. Чемберлен согласился с его требованиями передать Германии ту часть чехословацкой территории, где более 50% населения были немцы. Чемберлен обещал главе третьего рейха, что после обсуждения этого вопроса с правительствами Англии и Франции он обеспечит принятие чехословацким правительством гитлеровских требований.

Действительно, через два дня после переговоров английский кабинет одобрил «принцип самоопределения», как завуалированно назвали отторжение Судетской области от Чехословакии. Затем последовали англо-французские консультации, в результате которых на свет появился англо-французский ультиматум: Чехословакии предписывалось удовлетворить притязание Германии «в интересах европейского мира».

Народ Чехословакии решительно выступил против посягательств западных держав на территориальную целостность страны. Но президент Э. Бенеш и правительство Чехословакии заняли противоречивую позицию. Провозгласив свою решимость вести борьбу с врагом «за каждую пядь земли», президент Бенеш и его сторонники ориентировались на неверные Чехословакии Англию и Францию, а спасительному для них сотрудничеству с СССР, его действительной помощи, по сути, не придавали значения. Еще 17 мая на встрече с британским посланником Б. Ньютоном Бенеш говорил:

«Отношения Чехословакии с Россией всегда были и останутся второстепенным вопросом, зависящим от позиции Франции и Великобритании. Нынешние связи Чехословакии с Россией целиком обусловлены франко-русским договором, и если Западная Европа утратит интерес к России, то и Чехословакия его так же утратит».

Под натиском народа правительство Чехословакии прибегло к тактике лавирования и обмана. Президент Э. Бенеш, заверяя представителей СССР, что «капитуляция исключена», попросил уточнить советскую точку зрения по вопросу предоставления советской военной помощи Чехословакии.

В Москву из Праги 19 сентября ушла телеграмма: «Бенеш просит правительство СССР дать как можно быстрее ответ на следующие вопросы:

1. Окажет ли СССР согласно договору немедленно и действительную помощь, если Франция останется верной и тоже окажет помощь.

2. В случае нападения Бенеш немедленно обратится телеграммой в Совет Лиги Наций… В связи с этим Бенеш просит помощи в Лиге Наций и просит у Советского правительства такого оке срочного ответа о том, поможет ли СССР в качестве члена Лиги Наций…»

Ответ последовал из Москвы незамедлительно, 20 сентября:

«1. На вопрос Бенеша, окажет ли СССР согласно договору немедленную и действительную помощь Чехословакии, если Франция останется ей верной и также окажет помощь, можете дать от имени правительства Советского Союза утвердительный ответ.

2. Такой же утвердительный ответ можете дать и на другой вопрос Бенеша…»

Этот ответ был в тот же день немедленно передан по телефону Бенешу. 21 сентября советский посол в Праге С.С. Александровский посетил Бенеша лично и устно снова изложил твердую советскую позицию. В тот же день, выступая на пленуме Совета Лиги Наций, нарком иностранных дел СССР М.М. Литвинов вновь заявил о готовности Советского Союза выполнить свои обязательства по отношению к Чехословакии, подчеркнув при этом необходимость проведения совещания европейских великих держав и других заинтересованных государств «для выработки коллективного демарша». Вот так Советский Союз предлагал выйти из возникшего кризиса.

А Бенеш в тот же день объявил, что Чехословакия принимает англо-французские требования. Известие об этом вызвало в стране волну массовых демонстраций протеста и забастовок.

Тогда под давлением народа чехословацкое правительство объявило всеобщую мобилизацию. Было даже сформировано новое правительство во главе с генералом Я. Сыровы. Назначение премьер-министром генерала давало понять, что новая власть окажет сопротивление, но, как показали последующие события, защищать Республику она не собиралась.

Между тем Англия и Франция продолжали оказывать давление на Чехословакию, добиваясь от нее требуемых уступок Германии. Правительство Чехословакии не пожелало использовать значительные возможности отпора захватчику.

29—30 сентября 1938 г. в Мюнхене состоялась встреча Чемберлена, Даладье, Гитлера и Муссолини. Подписанное на ней соглашение о разделе Чехословакии предусматривало: передачу Германии с 1 по 10 октября Су-детской области и пограничных с Австрией районов со всеми находившимися на этих территориях сооружениями и укреплениями, сельскохозяйственными и промышленными предприятиями, с запасами сырья, путями сообщения, средствами связи и т. п. Кроме того, Чехословакия была обязана в течение трех месяцев удовлетворить территориальные притязания Венгрии и Польши. Участники соглашения лицемерно «гарантировали» неприкосновенность новых границ Чехословакии от неспровоцированной агрессии. 30 сентября правительство Чехословакии (его на встречу в Мюнхене не пригласили) приняло условия Мюнхенского соглашения. Германия отторгла у Чехословакии примерно 20% ее территории, где проживала четверть населения страны и производилась почти половина продукции тяжелой, 86% химической, 80% текстильной промышленности, 70% электроэнергии, 70% черной металлургии, добывалось 66% каменного угля.

Вот так, без выстрела, покорилась фашистам и их пособникам одна из наиболее индустриально развитых стран Европы, преданная своим правительством и западными союзниками.

А ведь Чехословакия была, несомненно, сильна, и помощь СССР еще более усилила бы ее. В сентябре 1938 г. чехословацкая армия имела в строю 2 миллиона солдат и офицеров— 45 дивизий, 1582 самолета, 469 танков, 5700 артиллерийских орудий. Моральный дух войск, как и всего народа, был безупречным. Когда 23 сентября в 22 часа была объявлена мобилизация, резервисты тут же кинулись к местам сбора. За сутки на призывные пункты явились 1250 тысяч человек, а к исходу 24 сентября против германских агрессоров могла выступить армия численностью уже 1,5 миллиона человек, обладавшая не только первоклассным для того времени вооружением, но и волей к сопротивлению. Мобилизация, проводимая строго по плану, завершилась 29 сентября. Войска заняли приграничные укрепрайоны в готовности к действию. Но приказа, которого они ждали, так и не последовало.

Анализ фактов показывает, что германское превосходство в силах было тогда минимальным. Вермахт (2,2 миллиона человек) в то время имел 47 дивизий, 2500 самолетов и 720 танков.

Фактор внезапности нападения отсутствовал: Чехословакия была готова, силы ее мобилизованы. Оборудованный по последнему слову техники, занятый войсками оборонительный рубеж не уступал по своей оснащенности линии Мажино. Против его тяжелых фортов были бессильны даже 210-мм орудия. Чехословацкая авиация в считанные минуты могла подвергнуть опустошительным бомбардировкам германские химические заводы около границы и нанести противнику значительный ущерб.

Немецкий генералитет все это знал и учитывал. Знал он и другое. В спецзаписке, поданной в дни чехословацкого кризиса в имперскую канцелярию, видные немецкие военачальники сообщали, что моральное состояние населения Германии таково, что не позволит ей выдержать длительную войну, а низкая дисциплина в войсках вермахта вынуждает командование часто закрывать глаза на серьезные проступки. Затем, линия Зигфрида — оборонительные рубежи Германии на Западе — строится в спешке, нет укреплений в районах Ахена и Саарбрюккена, что облегчает ее прорыв. И далее: для доведения армии до штатов военного времени не хватает 48 тысяч офицеров и 100 тысяч унтер-офицеров— в случае мобилизации 18 дивизий окажутся без младшего командного состава. Кроме того, Германии необходимы войска прикрытия на границах с Польшей и Францией, на побережьях Балтийского и Северного морей, а также не менее 250 тысяч солдат в Австрии, чтобы предотвратить антигерманские восстания в случае прорыва и наступления там чехословаков. В отношении чехословацкой армии немецкими генералами был повторен вывод, сделанный еще весной: даже без союзников она может продержаться три месяца. Однако, если военные действия начнутся, Чехословакии будут помогать.

Все эти предупреждения были разумны и основательны. Гитлер впоследствии говорил:

«Когда после Мюнхена мы смогли исследовать военную мощь Чехословакии изнутри, то, что мы увидели, сильно нас потрясло: мы подвергали себя большой опасности. Чешские генералы подготовили серьезный план».

«Общее удивление вызвали чешские пограничные укрепления, — вспоминал бывший министр вооружения третьего рейха А. Шпеер. — При пробных выстрелах, к удивлению специалистов, выявилось, что оружие, которое должно было быть против них использовано, оказалось неэффективным. Бункеры были поражающе мощными, исключительно умело размещены, глубоко эшелонированы, при великолепном использовании характера местности. Их захват при решительной обороне стоил бы нам много крови».

В 1946 г. на Нюрнбергском процессе бывший начальник штаба верховного главнокомандования вермахта генерал-фельдмаршал В. Кейтель заявил:

«Я уверен в одном: если бы политическая обстановка не была благоприятной после Бад-Годесберга и Мюнхена, мы никогда бы не проникли в Чехословакию. Я твердо убежден в том, что если бы Даладье и Чемберлен заявили в Мюнхене: „Мы выступим“, — мы ни в коем случае не предприняли бы военных мер. Мы не могли этого сделать. Мы не имели средств для прорыва Богемской линии Мажино. У нас не было войск на западе».

Действительно, стянув крупные силы к границам Чехословакии, германское командование оставило на западе и юге страны лишь незначительное прикрытие из 12 дивизий. А по ту сторону франко-германской границы было сосредоточено 40 французских дивизий, которые, будь Франция верна своим союзническим обязательствам, могли нанести серьезное поражение вермахту. Но этого, увы, не произошло.

Готовность помочь Чехословакии выражал только СССР. В дни чехословацкого кризиса в западных приграничных округах нашей страны в боевую готовность были приведены танковый корпус, 30 стрелковых и 10 кавалерийских дивизий, 7 танковых, мотострелковая и 12 авиационных бригад, 7 укрепленных районов, а в системе противовоздушной обороны — 2 корпуса, дивизия, 2 бригады, 16 полков, 4 зенитные артиллерийские бригады и 15 зенитных артиллерийских полков, части боевого тылового обеспечения. Для переброски в Чехословакию было подготовлено 548 самолетов, из них — 246 бомбардировщиков СБ и 302 истребителя И-16.

Но обращения за помощью от правительства Чехословакии так и не последовало. Что же, боевые возможности Красной Армии были невысокими? Такая мысль на Западе неоднократно высказывалась на том основании, что сталинские репрессии, «обезглавив» армию, снизили ее боеспособность. Так, французский генеральный штаб сомневался в наступательных способностях наших войск, считая, как и раньше, что они подготовлены только к оборонительной войне.

Однако военный атташе США в Москве полковник Ф. Феймонвиль — человек несомненно осведомленный — в сентябре 1938 г. отмечал, что военная промышленность русских способна «в случае войны дать Вооруженным Силам Советского Союза все необходимое».

Действительно, Красная Армия была организована и оснащена не хуже других армий того времени и в случае необходимости она, конечно, оказала бы Чехословакии немалую помощь, тем более что и вермахт в 1938 г., как признавали немецкие генералы, не был еще подготовлен к войне.

Но был один фактор, который мог весьма ограничить возможности советской помощи. Военные приготовления СССР на своей территории могли не принести реальной пользы чехословакам, поскольку он не имел общих границ с ЧСР, а на пропуск советских войск требовалось согласие правительств Польши и Румынии. Это обстоятельство не являлось, однако, непреодолимым препятствием. Черчилль, оценивая возможности советской помощи Чехословакии, писал:

«…согласие Румынии, а также, в меньшей степени, Венгрии на пропуск русских войск было, конечно, необходимо. Такого согласия вполне можно было бы добиться, по крайней мере от Румынии, как указывал мне Майский, с помощью нажима и гарантий великого союза под эгидой Лиги Наций. Из России в Чехословакию через Карпаты вели две железные дороги: севернаяот Черновиц через Буковину и южнаяпо венгерской территории, через Дебрецен. Одни эти железные дороги… вполне могли бы обеспечить снабжение русской армии в 30 дивизий».

Такое соглашение в период мюнхенского кризиса и было достигнуто 9— 13 сентября в результате переговоров Литвинова с министром иностранных дел Румынии Комненом.

Румыния дала согласие на пропуск советских войск через свою территорию с 24—25 сентября, но с ограничениями: в течение 6 дней разрешалось пропустить 100-тысячную армию. Но транспортная сеть в Румынии и ее состояние в то время делали пропуск такого количества войск в столь ограниченные сроки весьма трудно разрешимой задачей. Еще раньше, в августе, румынское правительство через французского посла в Бухаресте дало понять, что «закроет глаза на пролет советских самолетов на высоте 3000 метров и выше, поскольку эта высота практически недосягаема для румынской зенитной артиллерии».

Таким образом, возможность оказания помощи Чехословакии при известных условиях имелась.

Предотвратить катастрофу Чехословакии можно было бы благодаря сплоченности антифашистских государств. Для этого западным державам надо было лишь поддержать советскую идею коллективной безопасности, чего как раз и не хотели правящие круги Англии и Франции. Вспоминая дни Мюнхена, Даладье вспоминал в 1963 г., что «идеологические соображения часто заслоняли стратегические императивы».

Англо-французские «миротворцы» изображали мюнхенское соглашение как «шаг в направлении обеспечения мира». «Друзья мои! — воскликнул Чемберлен по возвращении в Лондон, обращаясь к толпе, заполнившей улицу перед его резиденцией. — Сюда, на Даунинг-стрит, из Германии прибывает почетный мир. Я верю, что мы будем жить в мире».

На самом деле, обстановка в Европе была отнюдь не радужной. 29 сентября на бывшей австро-венгерской границе Гитлер встретился с Муссолини.

«Приближается время, — заверил он дуче, — когда нам придется воевать бок о бок против Франции и Англии».

В октябре глава германского внешнеполитического ведомства И. Риббентроп доверительно говорил министру иностранных дел Италии Г. Чиано:

«Чешский кризис показал нашу силу. У нас есть преимущества в инициативе, и мы хозяева положения. На нас не могут напасть. С военной точки зрения ситуация отличная: уже в сентябре 1939 г. мы сможем вести войну с великими демократиями».

Мюнхенское соглашение от 29 сентября 1938 г. в значительной степени изменило ситуацию в Европе. Англия и Франция, подписав договор с Германией и Италией, дали Гитлеру возможность усилить свое влияние в Центральной и Восточной Европе и, следовательно, в действительности открыли путь фашистской агрессии на всем континенте.

Трагический опыт Мюнхена показал малым странам Европы, что их расчет на помощь «великих демократий» при фашистской агрессии иллюзорен.

Мюнхенское соглашение значительно укрепило стратегические позиции Германии и ее союзников в Европе и разрушило и без того политически неустойчивую договорную систему (договоры СССР, Франции и Чехословакии о взаимопомощи, союзные обязательства Франции и стран Малой и Балканской Антант, а также Польши), благородная цель которой — сдерживать агрессора — была так легкомысленно скомпрометирована.

Вермахт вышел на очень выгодные исходные рубежи для дальнейшей экспансии и продемонстрировал готовность к ней. Это вынудило малые и средние страны Европы переориентироваться в своей политике с Англии и Франции на Германию. Гитлер получил возможность существенно изменить свой «график» агрессии. Если в 1937 г. он говорил о «крупной» войне не ранее 1943 г., то теперь срок ее был перенесен на 1939 г.

Курсу на создание системы коллективной безопасности в Европе был нанесен смертельный удар. По сути, Мюнхен привел к неизбежности войны в ближайшем будущем. Резко ослабли позиции Англии и Франции в Европе.

СССР, отстраненный от участия в судьбе Чехословакии, оказался в положении внешнеполитической изоляции.

Более того, наша страна встала перед угрозой проведения единой антисоветской политики мюнхенских держав, Соединенных Штатов, Польши и Венгрии, при полном одобрении ее правительствами западных демократий. Тогда, в условиях надвигавшейся войны, СССР мог рассчитывать только на себя, как в дипломатической, так и в военно-стратегической сфере.

Сговор в Мюнхене нанес тяжкий удар по силам мира и демократии. Развернулось пацифистское движение под лозунгом «Мир любой ценой!». А это означало, что политика умиротворения Гитлера будет продолжена.

Утрата надежд на коллективную безопасность, переход многих стран на путь тайных переговоров лишили антивоенные силы Европы ясной, устойчивой политической основы. Посол СССР в Лондоне Майский докладывал в Наркоминдел 2 октября 1938 г.:

«…Лига Наций и коллективная безопасность мертвы. В международных отношениях наступает эпоха жесточайшего разгула грубой силы и политики бронированного кулака».

Установив, как, заблуждаясь, полагали в Лондоне и Париже, «директорат четырех», английские и французские правящие круги прямо-таки убедили себя, что третий рейх двинет свои силы на завоевание восточных территорий. Среди политиков Англии и в близкой к правительству прессе, как сообщалось в Москву советским полпредством в Лондоне, выражалась уверенность в том, что «теперь Гитлер пойдет на восток и что его ближайшим крупным объектом является Украина».

Сразу после мюнхенской сделки, 30 сентября Чемберлен и Гитлер подписали англо-германскую декларацию о ненападении. 6 декабря такую же декларацию с Германией подписала и Франция. Риббентроп, комментируя ее, заявил, что она окончательно «отколола Францию от СССР и устраняет последние остатки опасности русско-французского сотрудничества». Министр иностранных дел Франции Бонне писал в те дни, что «отныне германская политика ориентируется на борьбу против большевизма».

Так была сорвана первая попытка СССР и народов западных демократических стран предотвратить войну в Европе угрозою создать два фронта против Германии, если она начнет агрессию на западе или востоке. Гитлер с удовлетворением понял, что у западных лидеров нет политической воли, желания объединяться с Советским Союзом. Оставалось только выбрать — куда направить первый свой внезапный удар: на восток или на запад. Он выбрал запад. Но почему? Да потому что «блицкриг» — молниеносная война — был более легок на территориях малых стран, нежели на огромных пространствах Советского Союза. Ну прямо по Черчиллю: «…на западе армии слишком велики для территорий, на востоке — территории слишком велики для армий».

Гитлер начнет наносить удары по странам Европы, отодвигая нападение на СССР на более поздние сроки, когда в войне против него можно будет использовать всю экономическую и военную мощь захваченной Европы. Он рассчитывал невиданным по силе натиском моторизованных армад «в скоротечной кампании» разгромить Красную Армию и тем уничтожить «большевистскую Россию». Расчет делался не на быстрый захват территории противника, а на молниеносный разгром его вооруженных сил, без слишком далекого проникновения в глубь страны. Только быстрая капитуляция Москвы, только блицкриг обеспечивали победу. Затяжная война на огромной советской территории грозила третьему рейху неминуемой гибелью.