"Ричард Длинные Руки – паладин Господа" - читать интересную книгу автора (Орловский Гай Юлий)

ЧАСТЬ III

Глава 28

Небо нависало все ниже, ветер дул холодный, северный. Странно чувствовались влажные теплые струи, словно неведомый водоворот захватывал и смешивал разные потоки. За спиной высились пятиметровые стены из крупных блоков. Будь у меня скоростной арбалет, да еще с дальностью стрельбы на километр, был бы смысл укрыться там и держать оборону...

– Похоже, – крикнул я, – мы как кур во щи. Или в ощип, все равно попали...

– Дождемся ночи? – прокричал он сверху.

– А что ночью?

– Ну, ползком...

Умолк, поняв, что сморозил дурь. Заргов здесь как грязи; весь Юг, казалось, двинулся на завоевание Севера. Лемминги чертовы, перенаселение или саранча урожай поела, что все двинулись в поход, пассионарии, видите ли, пламенные...

Первые зарги набежали довольно безрассудно. Я трижды метнул молот, а потом еще троим раскроил головы. Остальные попятились.

Гендельсон залез повыше, оглядывался по сторонам, прокричал, что проклятые зарги и на той стороне, целый лагерь. Я стиснул челюсти, в голове стучит какая-то злая мысль, но мыслить некогда, не до мысления – я как загнанный зверь вертелся в своем узком проходе. Место удобное, выше подниматься бессмысленно, там шире и придется драться с десятком, а здесь – по одному... если только не зайдут сзади. А что им помешает зайти, Гендельсон?

В небе коротко громыхнуло. Далеко впереди разрасталось грозовое облако. Почти у самого горизонта виднеется темная струйка, что соединяет низкие тучи и притихшую землю. Потом струйка вверху стала шире, превратилась почти в воронку, снова вытянулась в жгут...

– Смерч, – сказал я зло. – Только его не хватало.

Гендельсон насторожился.

– Это что за слово?.. Или это имя того дьявольского существа, что было выпущено нечестивыми магами?.. Вот уж действительно мерзкое имя, достойное дьявольского отродья!

– А что за маги его выпустили? – спросил я.

Он пожал плечами.

– Никто не знает их имен. Известно только, что они колдовали долго и гадко. У них были целые города колдунов, им служили гигантские механизмы... Однажды дерзнули состязаться с нашим господом богом и тоже совершить акт творения, безумцы! Как будто это уже не проделывал раньше дьявол, но самое лучшее, что он смог сделать, это обезьяну – карикатуру на человека...

Он умолк, я спросил вежливо:

– А этот смерч при чем?

– Как при чем? Человека им создать не удалось, ибо господь, возмущенный такой дерзостью, метнул молнию в их город. Начались пожары, у колдунов разверзлась земля, и появился адский дух, который их неверными чарами был навечно заключен в грозовые тучи. Он летает над землей, выискивая, где досадить человеку. Обрушивает град, а иногда и сам спускается на землю в виде вот такого черного столба...

Трое заргов начали подбираться между камней. Теперь понимают мощь молота, даже, похоже, понимают не только его силу, но видят и слабость. Остановились, подзывают других, потом ринутся скопом... И тогда молот уже не спасет.

Тучи уже над головой, смерч движется через долину, народ в страхе разбегается. Я отчетливо видел, как вихрь выдирает из земли траву, кусты, оставляя голую полосу. В самой чудовищной воронке, где раструб в тучах, а острие как великанский плуг движется по земле, черно от комьев земли и всего, что захвачено по дороге.

Смерч приблизился еще, сейчас пройдет почти по развалинам, чуть левее, я вздрогнул, ибо в адском вихре вдруг сформировалось чудовищное лицо. Мне показалось, что оно перекошено яростью. Хотя нет, выражение лица меняется ежесекундно, сто тысяч раз в секунду...

Зарги начали подниматься широким полукругом. Их не меньше сотни, тут какими ни будь героями... Дикая мысль пришла в голову, я заорал бешено:

– Эй, помоги!.. Я такая же жертва эксперимента, как и ты!.. Помоги! Нас осадили, вот-вот сотрут в песок!

Смерч остановился, качнулся взад-вперед, небо потемнело, воздух кружится с космическими скоростями. Нечеловечески огромный голос загрохотал, будто каменные горы обрушивались на землю, я едва-едва сумел вычленить в этом сверхнизком регистре слова:

– Т-ы... а т-о-т...

– Помоги обоим!

– Ч-т-о...

– За нами погоня! – заорал я. – Ты можешь нас куда-нибудь... но чтоб не разорвало?

Ураган грохотал, земля задрожала. Рядом дико закричал и выставил перед собой крест Гендельсон. Я прижал к груди мешок с мечами, сделал Гендельсону знак, чтобы спустился ко мне поближе. Дикая мощь рванула в сторону с такой силой, что у меня едва не оторвалась голова. В ушах нарастала острая боль, и тут же весь мир завертелся с бешеной скоростью. Тело налилось свинцовой тяжестью, которая почти сразу же отхлынула, а боль в ушах исчезла как по волшебству.

Перед глазами проносилось серое, я лишь догадывался, что это стенки бешено вертящегося вихря. Потом все исчезло, подошвы ударились о землю. Я рухнул, покатился по ровной каменистой земле и как можно быстрее вскочил на ноги. Слегка тошнит, в двух шагах барахтается железная фигура. Для Гендельсона шок еще сильнее, он уже наверняка видит себя в аду. В полусотне шагов колышется исполинская воронка вихря, уже не черная, а полупрозрачная, но теперь еще страшнее, это прозрачность силового поля, способного давить в объятиях танки любой защиты. Я запоздало ощутил страх, понимая, к какой силе обратился за помощью.

Вихрь шатнуло пару раз в стороны, затем он истончился, превратился в тонкую бесконечно длинную иглу. Основание оторвалось от земли, и смерч словно втянуло в низкие тучи.

Я нащупал молот, вот он, на поясе, торопливо осматривался. В двух сотнях шагов к северу темнеет густой дремучий лес, это через него пришлось бы ломиться, как лосям. Отсюда не видно, насколько глубок, но пришлось бы несладко. Смерч словно понимал, в какую сторону идем. Возможно, мог бы закинуть и в Кернель, если бы я сумел сообщить, куда стремимся... но вообще-то и так чудо, что этот уже нечеловеческий интеллект сумел что-то ощутить к такому микроскопическому существу, понять, даже в самом деле помог, спас...

А в полумиле впереди, загораживая дорогу к Кернелю, протянулась высокая, почти отвесная стена, настоящая горная цепь. Направо уходит за горизонт, как и налево, а если карабкаться прямо, то надо быть мухой или гекконом. Правда, горная цепь выглядит старой, а такие источены норами, из них дожди и ветры постоянно выдувают и вымывают менее стойкие породы, пещеры бывают просто невероятных размеров...

Я потуже закрепил мешок за спиной, три меча заметно оттягивают плечи, но все же несравнимо с тем, что несет Гендельсон. Он стоял с обнаженным мечом в руке. Лицо было бледным, под глазами синие круги.

– Сэр Ричард... – прошептал он. – Это... кто был?

– Демон, – ответил я, – который преклонился перед Иисусом.

Он вздохнул с огромным облегчением, меч звякал и долго не попадал в ножны.

– Велика сила дьявола, – сказал он с чувством, – но сила господа выше!.. Если такое чудище преклонило колено перед Иисусом, признав его сюзереном, то кто посмеет...

– Увы, – сказал я. – Увы! Смеют всякие гады полосатые. Сэр Гендельсон, если сможете идти, то надо, того... шевелить конечностями. Кто знает, насколько мы оторвались. В смысле от погони.

Он указал на гору.

– Вы предлагаете заглянуть вон в тот монастырь?

– Монастырь? – переспросил я с удивлением. Вгляделся внимательнее. – Ну и глаза у вас, сэр Гендельсон!.. Как все церковное чуете за милю!

– Да какая миля, – возразил он серьезно, – не больше полумили, голову наотрез!

Монастырь врезан в горную цепь с мастерством великого дизайнера. Есть чудаки, что находят в лесу покрученные сучки, искореженные ветки, делают пару взмахов ножом, и вот уже готова деревянная скульптура. Так и здесь некий умелец осмотрел горную цепь, выбрал подходящую пещеру, красиво и очень элегантно оформил по бокам скалы в виде колонн, шпилей, и там, где я увидел всего лишь массивные скалы и выступы, Гендельсон сразу узрел надстройки монастыря.

Он огляделся, сказал значительно:

– Оторвались так, что нас уже не догонят. Разве что не поверят, что этот черный демон нас истребил, тогда плохо...

– Догонят на драконах?

– Как вы сказали, сэр Ричард, увы.

Разговаривая, мы невольно ускоряли шаг, поглядывали на хмурое небо.

Вблизи ворота монастыря поражали воображение. На конях сюда въезжали, что ли, мелькнула мысль. А когда приблизились еще, я понял, что в ворота можно въезжать по четверо, не наклоняя нацеленных в небо длинных рыцарских копий.

Сам монастырь из серого камня, придающего суровый строгий вид, стреловидные врата из темно-коричневого гранита, с затейливой резьбой. В обе створки вделано по некоему подобию драгоценных камней, но именно подобию, ибо не бывает камней размером с мой щит. В камнях проступает изображение креста.

Веяло дряхлостью, запустением, хотя стены не оцарапаны временем. Даже ворота уцелели, выглядят как новенькие. Снова шевельнулось смутное чувство, что здесь что-то не так. Любое дерево давно бы рассыпалось в труху...

Внезапно перед вратами возникла женская фигура, закутанная в белое покрывало от шеи и до пят, только голова оставалась непокрытой. Черные волосы в беспорядке на плечах. Женщина смотрела в нашу сторону, но я бы не сказал, что видит нас.

Рядом ахнул Гендельсон. Женщина отступила, упершись спиной в коричневое дерево ворот. Солнечный свет пал на нее, мы видели отчетливо, как сделала шажок и ушла по ту сторону.

Гендельсон истово перекрестился, глаза засияли неземным светом.

– Быстрее туда! – сказал он. – Ох, сэр Ричард, это спасение...

– А вдруг то ведьма?

– Какая ведьма, – ахнул он, – в святом монастыре?

Мы потащились, как могли, в направлении ворот. И не успели сделать и пару шагов, ворота распахнулись, оттуда выехал на огромном черном коне непомерно высокий всадник в черных доспехах и с черным щитом. Даже перья на шлеме развевались черные, без блеска. Длинное рыцарское копье было нацелено острием в небо. С плеч всадника ниспадал пурпурный плащ, все остальное чернее ночи, даже шлем с опущенным забралом.

Всадник остановился, конь всхрапнул, пару раз ударил копытом. Мне почудился подземный гул. Копье начало опускаться, нацеливаясь в нашу сторону.

– Да скажите же этому дураку, что мы свои, – сказал я торопливо. – У вас же есть какие-то масонские знаки...

Гендельсон громко воззвал:

– Лаудетор Езус Кристос...

Всадник пригнулся, конь с места пошел тяжелым галопом. Мы инстинктивно разбежались в стороны, всадник даже не замедлил бега коня, теперь мы оба видели, что наконечник копья нацелен в Гендельсона, такого же блестящего, как и он, рыцаря, в полных доспехах, при мече и щите, хоть и пешего.

Гендельсон закрылся щитом, но делал это медленнее замерзающей черепахи. Всадник на всем скаку всего лишь чуть сдвинул копье. Даже я видел, куда ударит сверкающее острие, но Гендельсон стоит как идиот. Всадник налетел, как закованный в железо вихрь. Послышался звенящий удар, в воздух взметнулись ноги. Всадник пронесся мимо, и только тогда тело Гендельсона плашмя упало на землю.

Щит и меч из его рук вылетели, как мокрые скользкие рыбы. Всадник пронесся еще с полсотни шагов, круто разворачивая коня. Он остановился почти у самых деревьев, а оттуда уже по прямой пустил коня, снова выставив длинное копье с нехорошо сверкающим острым лезвием.

Земля дрожала от ударов конских копыт, огромных и широких как тарелки. Влажная земля взлетала из-под копыт, как черное воронье. Доспехи на коне блестят, как и на всаднике, – это холодный блеск металла...

Пурпурный плащ за плечами всадника развевался, как огромные крылья, да на кончике шлема трепетал черный плюмаж.

– Он что, – закричал я, – рухнулся? На пешего...

– Защищайтесь, – донесся с земли хриплый голос Гендельсона. – Защищайся... сэр... Ричард...

– Ах так, – сказал я люто. – Ну ладно, пеший конному не гусь лапчатый...

Молот выметнулся из ладони, воздух прочертила слабо блеснувшая полоса. Всадник был невероятно быстр, я видел, не поверив своим глазам, как молниеносно сдвинулся в сторону, избегая летящую прямо в переносицу стальную болванку. Он уже налетал на меня, когда молот, сделав пируэт, догнал и грохнул его в затылок.

Я отпрыгнул, упал. Мимо пронесся, как бронетранспортер на полном ходу, чудовищный конь. В лицо полетели тяжелые комья сырой земли из-под гусениц: не может же столько земли быть из-под простых копыт?

Всадник все еще в седле, хотя ударом молота бросило на конскую гриву. Он даже руками успел обхватить толстую конскую шею. В таком виде, говорят, верный конь может пронести героя домой сотни миль, но этот был либо не совсем верный, либо такого задания не получал, а сам думать был отучен в армии.

Тяжелое тело медленно сползало набок. Конь развернулся в мою сторону, уши на макушке, зубы ощерил, не подходи, в это время сраженный рыцарь тяжело грохнулся на землю. По конскому боку потекли алые струи. Я повесил молот на пояс, взял меч и подошел с осторожностью.

Всадник на спине, шлем скрывает лицо. Я попробовал поднять забрало, но удар по затылку перекосил конструкцию шлема, фиг откроешь.

Гендельсон ковылял в нашу сторону, опираясь на меч. Его раскачивало, забрало поднял, лицо уже не бледное, а синюшное, губы дрожат. На левой стороне груди, как раз в районе сердца, блестит глубокая царапина в стальном доспехе.

– Как... он?

– Это по вашей части, – ответил я. – Мизерикордия при вас?

Гендельсон с усилием опустился на колени. Его пальцы дрожали, еще не пришел в себя от страшного удара, я собрался идти осматривать коня, как железо щелкнуло, Гендельсон поднял поверженному забрало. Широкое лицо, крупное, костистое, из ноздрей и рта все еще выползают струйки крови.

– Странное лицо, – проговорил Гендельсон.

– Чем странное? – спросил я.

– Разве не видите? – спросил он.

– Нет.

Он мельком бросил в мою сторону изумленный взгляд.

– Что, неужели в ваших Срединных Королевствах встречаются такие лица?

Я стиснул зубы.

– Эх, сэр Гендельсон... Знали бы вы, какие морды встретишь в моем мире! Но поверю вам на слово. Он не местный?

– Он вообще не... местный, – ответил Гендельсон. – Совсем не местный. Такие лица встречались только в Старые Эпохи.

– Ого, – вырвалось у меня. – Как же он уцелел?

Гендельсон молчал, пытался снять с головы рыцаря измятый шлем. Я понаблюдал, но эмчээсовец из Гендельсона неважный, пошел все-таки к коню, осмотрел. Если всадник и вынырнул из Старых Эпох, то кони, судя по всему, не очень-то изменились. Правда, жеребец огромный и могучий, но огромные и могучие встречаются и в этой эпохе. Зато уздечка в самом деле необычная, как и седло, попона, стремена, широкие ремни...

Меч остался на поясе сраженного, но копье и щит разметало при падении, как бурей. Копье осматривать не стал, а щит подобрал, взвесил на руке. Глаза полезли на лоб. Удивительно легкий, я не знаю, что это за металл, треугольный, со слегка срезанными верхними углами. Не боевой щит, а настоящее произведение искусства. Цельнометаллический, на внешней стороне сильно выпуклое изображение разъяренного льва. Художник очень хорошо сумел передать ярость сильного беспощадного зверя. Один этот вид может испугать, но меня больше пугает мастерство, с каким сделан щит.

Череп разогрелся, на лбу выступила испарина. Этот барельеф не создать простой чеканкой! Такой щит можно изготовить одним ударом тысячетонного электрического молота. Кладешь в форму раскаленную металлическую пластину нужного размера, включаешь агрегат, молот лупит с такой силой, что вздрагивает фабричный фундамент, поднимается к потолку, а ты вынимаешь клещами уже не прямоугольную багровую пластину, а выпуклый треугольный щит, где все лишнее обрезано, тончайший и замысловатейший узор выдавлен... Тысяча ударов по тысяче заготовок – и вот уже тысяча одинаково вооруженных воинов.

Гендельсон все еще рассматривал и ощупывал доспехи рыцаря. Его раскачивало, но он уже преодолел сопротивление металла, снимал железки, рассматривал с внутренней стороны, крикнул мне:

– Сэр Ричард!.. Я никогда бы не поверил...

– Я тоже, – ответил я.

– А вы что нашли?

– Сперва вы, – предложил я любезно. Он попытался встать с колен, не сумел, охнул и повалился на бок. Поморщившись, сел, помотал головой с ошалелыми глазами.

– Это рыцарь из братства Серых Ангелов!

– Ого, – сказал я, потом добавил: – А что это?

Гендельсон не удивился – значит я не так уж и опростоволосился, а то ссылаться, что я из диких Срединных Королевств, осточертело.

– Серые Ангелы, это... Как вы знаете, сэр Ричард, когда господь бог создал человека и пестовал его, то ангелы возревновали и возроптали. Они, существа из огня и мысли, должны были преклонить колени перед существом из глины, которого господь бог нарек царем вселенной!.. Они всячески старались очернить человека перед светлым ликом господа, и тогда господь сказал: если вы думаете, что на земле такой уж рай, сходите туда сами в человечьей шкуре и убедитесь, что жить там непросто, и человеком быть трудно. Потому и грешат... время от времени.

Я сказал с интересом:

– Очень разумный подход. Не ожидал от господа бога.

– Двести ангелов под предводительством самого светлого и умного, зовомого Азазелем, спустились на гору Хермон и начали жить среди людей, дабы проверить, трудно ли быть человеком. Увы, вместе с плотью они получили и ту гнилость, что есть и в глине, и в каждом из нас. Еще не зная об этом, вступали в браки с земными женщинами, у них рождались дети, что вырастали великанами. Сами ангелы старательно учили людей искусствам и наукам. К примеру, Азазель научил прорывать шахты, добывать металлы, драгоценные камни, обучил металлургии, показал, как ковать мечи, щиты, доспехи, строить дома сперва из дерева, а потом из камня...

– Ну-ну, – сказал я, – вот кому обязана технологическим направлением цивилизация! А могла бы пойти по биологическому пути, как и намечал господь... Сэр Гендельсон, мне почему-то не по себе вот так на открытой местности. Тут постоянно летают спутники-шпионы с красными крыльями.

Он посмотрел на небо, уперся в землю ладонями в латных рукавицах. Задница поднялась высоко, приглашающе, так и захотелось дать пинка этому жуку-бомбардиру. Я выждал, когда он с треском в костях разогнется.

– Войдем, – предложил он. – В монастыре должна быть нам защита...

– Ага, – сказал я саркастически, – еще?.. Одну защиту мы уже разделали.

Не отвечая, он доковылял к коню рыцаря. Тот равнодушно обнюхивал труп хозяина, Гендельсон поставил ногу в стремя ювелирной работы, но тоже какое-то странно цельнолитое или скованное одним ударом из одного бруска металла, я с удивлением наблюдал, как грузное тело не сумело подняться на такую высокую ступеньку и начало заползать на коня, цепляясь за седло, ремни, наконец взгромоздилось, и вот в седле уже настоящий рыцарь, гордый и надменный, что значит – благородного происхождения, рожденный повелевать.

– В храм на коне? – поинтересовался я.

– Но тот выехал из храма? – отпарировал Гендельсон.

– Может, у того такой уровень допуска, – предположил я.

– Теперь этот допуск у нас, – сообщил Гендельсон.

Он пустил коня в сторону распахнутых ворот. Я двинулся следом, так удобнее. Пусть бросаются на него. Он, как сказала леди Кантина, а все остальные подтвердили, – мужчина видный. А я лучше издали буду сшибать всех, кто бросится на него, как на чучело.

В большом зале сумрачно, я огляделся в поисках привычных для костела рядов скамеек, аналоя и прочих атрибутов католической ветви, но в просторном помещении веяло запустением. Под дальней стеной на возвышении я заметил трон с высокой спинкой. Рядом с троном блестит треугольный щит, видна рукоять меча в истлевших ножнах. В тишине цокот копыт коня Гендельсона раздавался кощунственно громко. Я поглядывал в спину барона; то он без конца шепчет молитвы, то на коне вот так в церковь.

На троне в свободной царственной позе расположился скелет. Огромный, страшный. Одежда истлела, кости торчат толстые, массивные. А у ног скелет поменьше, с длинной вытянутой мордой. У меня стиснулось сердце. Люди мрут, понятно, их не жалко. Они того заслужили. Но бедная собака и здесь не оставила хозяина... Даже сейчас на ее устремленной на хозяина морде осталось выражение безграничной преданности и обожания.

Я стиснул кулаки, в глазах внезапно защипало. Сколько бедная собака плакала у его ног, просила откликнуться, опустить руку, коснуться ее холки? Погладить, приласкать, сказать, что хозяин ее все еще любит? Сколько лежала уже не в силах от голода сдвинуться с места, поскуливала, просила обратить на нее внимание? И даже сейчас видно, что последний ее угасающий взор был обращен на него в тщетной надежде, что встанет, сильный и могучий, спасет, он же все всегда мог...

С коня послышался всхлип. Гендельсон сердито вытер слезы.

– Для собак, – проговорил он дрожащим голосом, – мы... бессмертные.

Я спросил грубо:

– У вас что, была собака?

– У меня целая псарня, – ответил он тускло. – Рождались, видели меня у своего лукошка, а когда старели и умирали, я оставался таким же... Это была только моя боль, когда они умирали! Теперь с ужасом думаю о том, что мог бы умереть на глазах собак... Для них это было бы крушение всего мира.

Я стиснул зубы, что-то и у меня в глазах словно кислота, сказал едко:

– Теперь уж точно собаки вашей смерти не узрят.

– И то хорошо, – ответил он просто.

Я снял латную перчатку и украдкой вытер глаза. У этой придворной сволочи проступила еще одна человеческая черточка. И хотя направлена не на людей, по людским трупам этот гад пройдет и не поморщится, но все же за эти слова я прощу ему полпроцента его подлючеств и свинячеств. Но, конечно, не больше.

Он осматривался с коня, я обошел трон со всех сторон, услышал за спиной кряхтение. Гендельсон слез с седла, забросил на него поводья.

– Всадник выехал прямо отсюда, – сказал он. – Вот следы копыт...

– Так что там про Серых Ангелов? – напомнил я.

– Ангелов?.. Ах да, те двести ангелов, что сошли на землю и жили среди людей, учили их тому, что вовсе не собирался господь бог... Хотя, как я думаю, если господь всевидящ, то он мог такой хитрый ход сделать сам, как думаете, сэр Ричард? Словом, помощник Азазеля, Шамхазай, научил людей собирать травы и пользоваться их лечебными свойствами, Бракиэль научил людей наблюдать за звездами и строить астрономические таблицы, благодаря которым плавающие по рекам начали без страха выходить в моря... Словом, все чему-то да обучили, я могу об этом рассказывать долго, у меня десятки книг, но скажу только, что люди все эти знания ухитрились использовать себе во вред...

– Это я уже догадываюсь...

– Хуже всего, что дети, рожденные от ангелов, не имели той духовной мощи, что была у ангелов, пусть даже отделившихся от господа бога. Эти были великаны, как я уже сказал, могучие разумные звери, что нападали на простых людей, отнимали у них еду, пожирали их домашний скот, а когда не находили, то пожирали и самих людей... Господь дал отделившимся ангелам время убедиться в своей ошибке, затем послал на землю могучее войско под руководством четырех светлых ангелов Уриэля, Михаэля, Гавриэля и Рафаэля. Темные ангелы были разбиты, часть из них схвачены и брошены в ад. На земле был оставлен только Азазель, который стал серым ангелом, ибо не принимал участия в битве... Он видел, что совершил ошибку, отделившись от бога, но в то же время не мог пойти против тех ангелов, что пошли за ним на землю...

– Бедолага.

– Да, ему было нелегко, – признал Гендельсон. – Не хотел бы быть на его месте. Но Азазель таким образом стал главой группы ангелов, что в той ужасной битве так и не встали ни на сторону господа бога, ни на сторону темных ангелов, что отвернули свой лик от его Милости. Их стали называть Серыми Ангелами. Земля осталась в их ведении, в то время как небо – за светлыми, а ужасный ад – за темными. Со временем были созданы братства Серых Ангелов, у них, говорят, очень странные уставы, ритуалы... Это было все в Древние Времена, потом был потоп, после потопа – огонь с небес, что сжег все живое...

Я прервал:

– А я слышал, что сперва был огонь, потом вода.

– Я говорю, как сам читал, – огрызнулся он. – Но, если честно, это все пересказы. Записей с тех времен не сохранилось. Ведь от потопа уцелели только те, кто был застигнут на вершинах гор, а это, сами понимаете, только охотники за дикими козами, сами такие же дикие и невежественные... От огня с неба спаслись только рудокопы, что в самых глубоких шахтах добывали металлы. Тоже, как догадываетесь, не самые большие светочи ума. К тому же все неграмотные... К слову сказать, был еще и холод, что сковал землю от края и до края, а лед поднялся на милю высотой, и, вы не поверите, но, все записи утверждают, что он не стоял на месте, а двигался, стирая с лица земли не только города и села, но и вкопанных глубоко покойников!

Глаза совсем притерпелись к полумраку, я рассмотрел в дальней стене дверку. Гендельсон потрепал коня по морде, к чему тот отнесся с полнейшим равнодушием. Гендельсон толкнул дверцу и вошел первым, на нем же доспехи, непробиваемые, как у Ахиллеса, я осторожно ступил следом.

Второй зал – настоящий зал что-то вроде Колизея, а тот, предыдущий, всего лишь сени, прихожая, предбанник, где вытирают ноги, а сапоги меняют на тапочки. Этот из-за огромности или еще чего – без крыши. Крышу, сразу видно, не проломили, не сожгли, она не истлела, это строители так и задумали этот круглый зал открытым, как теннисный корт. Уже полуразрушен, но явно христианский, чем-то знакомым веет от каждого камня, из каждой ниши, где застыли в скорбном молчании фигуры святых. Я не знаю, какой конфессии или подконфессии, но наверняка что-то католическое, я не разбираюсь в ветвях, только слышал о кальвинистах, протестантах и всяких гугенотах, но сразу признал вон в той скорбной фигуре с ребенком на руках католическую Матерь Божью... наверное, это она все-таки.

Посреди огромного зала широкий постамент, мне до пояса, на нем в простом кресле женщина, с величайшим искусством вырезанная из камня. Вся целомудренно задрапированная в просторный каменный плащ, что скрывает и голову, создавая подобие капюшона. Лицо исполнено чистоты и невинности, глаза просто и доверчиво смотрят на нас. В моем мире сошла бы за дурочку, у нас девчонки крутые, циничные, все повидавшие, смотрят так, что сразу определяют твой размер пениса, а у этой в лице и глазах доброта и всепрощение.