"Ричард Длинные Руки – воин Господа" - читать интересную книгу автора (Орловский Гай Юлий)Глава 10Я весь покрылся ссадинами, руки кровоточили, но упорно карабкался по тайным ходам, протискивался, довольный тем, что с ходу постигаю замыслы древних зодчих. Они мнили себя хитроумными мудрецами. а мне эти хитрости – хитрости детей. Я не изучал архитектуру, но я жил в перенасыщенном информацией мире, чудовищно усложненном в сравнении с этим, но для меня привычном, и потому сейчас, после первого шока и полного непонимания, схватываю все, понимаю все, предвижу... ну, не все, но многие действия, которые местным макиявелли кажутся хитроумными, а мне как дважды два... Вынырнул в одном из залов, цапнул факел и благополучно нырнул в дыру, никем не замеченный. Камень пришлось заталкивать обратно всем телом, поворотный механизм от древности ослабел, но все же глыба вошла в дыру, словно притертая пробка от флакона с духами. От тайного хода в толще стен, как я заметил, иногда отделялись еще. Те вели вниз, иногда настолько круто, что там в глубине свет факела выхватывал ступеньки, достаточно стертые. Это явно другого назначения: они и значительно шире, даже мне можно идти прямо, а не по-крабьи боком, а местные вообще пройдут по двое, ход либо ведет далеко за город, чтобы незаметно для осаждающего врага вывести народ или же, наоборот, ввести тайком подкрепление, подвезти продовольствие, запас стрел или смолы. Я вздрогнул, отступил, едва не взвизгнул: полупрозрачная фигура выплыла, казалось, прямо из камня. Я с трудом различал человеческие очертания, даже впадины на месте глаз и рта. Фигура колыхалась, какие силы удерживают, не понимаю, возможно, тоже пленка поверхностного натяжения, как каплю воды. – Простите, сэр, – произнес призрак тихим шелестящим голосом, – но дальше я не могу вас пропустить... Я перевел дух, сердце колотится, как у загнанного зверя. Пролепетал: – Простите... Вы страж, да? Он медленно покачал бесплотной головой. – Нет... что вы, нет, конечно. Но, понимаете ли, не обязательно быть именно стражником на воротах, чтобы не допускать посторонних... в некое... простите, вам это знать не обязательно... Я спросил жадно: – А что нужно знать, чтобы пройти? В его фигуре ясно читалось глубокое сожаление, что вынужден отказать, интеллигентное такое привидение, даже голос стал мягче: – Пароли, дорогой сэр... Много паролей... Боюсь, это вам никогда не постичь... – Почему? Он развел призрачно-белесыми, как черноморские медузы, руками: – Пароли не простые, отважный сэр... У нас паролями служат отпечатки ладоней, голоса, запахи... Наши незримые стражи отличают своих, а чужим лучше не подходить даже близко... Поверьте, я предостерегаю не зря... Я сказал поспешно: – Да-да, понимаю. Главные сокровища защищают целым набором паролей. А у вас там наверняка немалые сокровища, если запрятали так глубоко! Он ответил бесплотным голосом, однако я услышал в голосе боль и страшное сожаление, в котором одновременно звучало и нечеловеческое презрение к моему ничтожеству: – Сэр... Для вас это вовсе не сокровища. Уж поверьте! – А для магов? – спросил я. Без колебаний, даже не раздумывая, он покачал головой: – Нет, отважный... Ни маги, ни колдуны, ни кто-либо из вашего... нет, увы, никто... Все это мертво, все останется мертвым. И все здесь мертвы... Я сказал осторожно: – Но вы-то не мертвы? Он спросил удивленно: – Вы что же, не видите? – Чего? – Что я призрак. Что я бесплотен! Я пожал плечами: – Ну и что? Вы же не плотью мыслите? Вообще-то даже мы не плотью мыслим, а если и плотью, то не той, которую всегда имеют в виду в первую очередь, из-за чего именуют крайней... А вы, уважаемый, чем бы ни мыслили, но мыслите же? Он напомнил осторожно: – Но у меня нет души... – Вы уверены? – ответил я вопросом на вопрос. – То-то. Пока никто еще не ответил, что такое душа. Эрго когито сум, верно?.. Другое хреново, вам должно быть скучновато... вот так... Он смотрел на меня с явным изумлением. – Если честно, то не так, чтоб уж очень... Там внизу очень богатый мир. Хотя, конечно, там нет живых людей, там нет золота и драгоценных камней. Но я как-то уже привык... Сперва я страдал... первые пару сотен лет... или тысяч, не помню. Потом привык, а теперь даже нравится... Холод сотрясал меня все сильнее. Пальцы заледенели, я чувствовал, что вотвот выроню факел. – Вынужден с вами попрощаться, – сказал я. – Все-таки, надеюсь, когда-нибудь... Призрак кивнул, отступил в сторону и без усилий вошел в гранитную стену. Я заторопился наверх, ноги тряслись уже и от усталости, зубы стучали. Мелькнула мысль, что призрак слишком уж странный... Говорит о сотнях лет, намекает на тысячи, но где звериная шкура, каменный топор, волосатые ноги? Да и речь чересчур гладкая... а чего стоит сама система узнавания по отпечаткам ладоней, тембру голоса, чуть ли не по молекулярной или атомарной структуре тела? Воздух становился теплее, но я все равно стучал зубами и трясся, как вылезший из ледяной реки пес. Все запасы жира давно сжег, измученный организм уже не дает тепла, зато усталость сковывает даже мозг, где мысли двигаются, как улитки на льду. Ход наконец сузился настолько, что я протискивался боком, изодрал грудь и спину, от рубашки остались одни окровавленные ленты, свисающие до пояса. Чутье или шестое чувство указали на место в стене, где камни выглядят несколько темнее. Я прислушался, из-за стены донеслись слабые голоса. Все еще содрогаясь от холода, я надавил, будь что будет, камни без скрипа медленно подались. Щель появилась такая, что и палец не просунуть, но я уловил тепло, запахи растопленного масла, навалился так, что жилы под коленями затрещали. Камень подался еще, я с великим трудом протиснулся, камень тут же, движимый невидимым противовесом, встал на место. Я стоял в темной нише, прямо перед лицом мелко колыхалась портьера из плотного полотна. Голоса зазвучали громче. Я страшился, что мое надсадное дыхание услышат, но там говорили на повышенных тонах, ругались, даже послышался чей-то обиженный вскрик. Очень осторожно я рискнул отогнуть край портьеры. Сердце, и без того трепыхающееся, как у воробья, задергалось еще чаще. Тронный зал, сам король в своем кресле с высокой спинкой, снова два кресла справа и слева зияют предательской пустотой, а к выходу идет, явно разгневанная королем, пятерка мужчин в помятых доспехах и со следами долгой дороги на одежде и лицах. Шарлегайл смотрел вслед грустно, но, когда, выпустив рыцарей, в зал вошли оборванные крестьяне, выражение смертельной усталости сменилось участием и сочувствием. Я даже подумал, не лицемерие ли, слишком быстро... Хотя, возможно, и лицемерие тоже. Я смотрел на новых просителей, и Шарлегайл смотрел, и я видел, что королю сказать просто нечего. Перед ним встали группкой усталые мужчины в потрепанной одежде, простолюдины, с плотницкими топорами за поясами. Все, как на подбор, крепкие, рослые прошедшие отбор тяжелой работой в лесу и на поле умеющие рубить лес и рубить нападающего на скот зверя или демона. Сейчас они измождены, а в лицах безнадежность. – Говорите, – сказал король. Мне показалось, он чувствовал себя голым от того что оба кресла, справа и слева, зияют, как бездны. Даже за спинкой его кресла всего лишь двое стражников. – Ваше величество, – сказал один из крестьян, самый старый, уже седой, но все еще крепкий, как дуб, мужчина. – Ваше величество!.. Мы пришли из деревни Острой Рыбы... – Знаю это место, – кивнул Шарлегайл. – Прекрасная деревня. Скоро ей быть городом! Я там бывал... Крестьянин сказал мрачно: – Ей уже никогда не стать городом, ваше величество. Улыбка замерзла на губах Шарлегайла. – Что?.. Войска Карла? – Карл прошел мимо, мы для него слишком высоко в горах. Но за ним демоны... Перед вами, ваше величество, все, что осталось от нашей Острой Рыбы... Шарлегайл пытался сглотнуть ком в горле, но я видел, как заблестели влагой его глаза. Он открыл рот, подыскивая слова утешения, в это время дальняя дверь с грохотом распахнулась. Вошли Истаниэль, сэр Джон и сэр Гаальц. Гаальц сразу зыркнул на пустые кресла, на лице появилось выражение злобного удовлетворения. Сэр Джон, напротив, на кресла внимания не обратил, но очень внимательным взглядом окинул обоих стражников, тут же быстро осмотрел весь пустынный зал... некогда заполненный до отказа доблестными рыцарями и красивыми дамами. Все трое направились прямо к трону. Крестьяне почтительно расступились. Гаальц поклонился чуть, словно не короля приветствовал, а своего подчиненного начальника стражи, сказал резко: – Итак, ваше величество? Шарлегайл вскинул брови: – Вы о чем, барон? – У вас было время, – отчеканил Гаальц, – чтобы послать войска на защиту наших владений. Вы не послали. – Мне послать некого, – ответил Шарлегайл устало. Сэр Джон, окинув критическим взглядом двух стражников, заметил: – Да и здесь у вас что-то не густо. – Для меня достаточно, – ответил Шарлегайл сухо. – Но не для нас. – Что вы хотите сказать, благородный барон? Сэр Джон обнажил меч. Гаальц тотчас же вынул меч тоже, а Истаниэль, поколебавшись, вытащил из ножен свою сверкающую смертью полосу острой стали. – За нас скажет вот это, – ответил Гаальц. Шарлегайл проговорил сурово: – Вы сознаете, что сказали? За его спиной стражники уже с мечами наголо встали с обеих сторон короля. И хотя это крепкие сильные воины, но я видел, что у них нет шансов против этих троих, выросших с оружием в руках. – Да, – ответил Гаальц, – вы низложены, сэр! Этот трон займет более достойный. Сэр Джон посоветовал почти благожелательно: – Уходите без драки, сэр Шарлегайл. Мы не хотим обагрять этот трон кровью. Уходите... Вас некому здесь защитить. Ланселота нет... Я уже выровнял дыхание, сердце перестало колотиться, как погремушка. Весь в полосках засохшей крови, пламенеющих царапинах, с лохмотьями рубашки, что свисает до колен, я выдвинулся из-за портьеры, молот в руке, меч в другой. – Но есть я. Мое появление было неожиданностью для всех, но Шарлегайл только бровью дернул, стражники даже не оглянулись, не спуская глаз с рук баронов, а сами бароны застыли на полпути. Их глаза прикипели к моему молоту, затем перескочили на чудесный меч, – по лезвию пробежали в ожидании крови багровые искорки, – снова вернулись к молоту. Лица начали бледнеть и вытягиваться. Сэр Истаниэль, самый тугодумный и отважный до дурости, прорычал: – Это ж простолюдин!.. Если мы все трое... он ничего не сумеет... Я улыбнулся и занес руку с молотом для броска. – Рискни? Сэр Джон поспешно бросил меч в ножны, отступил. Гаальц, бледный и несчастный, словно вытащенная из воды собака, сделал два шага назад, рука дрожала, все не мог попасть лезвием в ножны. Истаниэль стоял, пожирая меня глазами. Шарлегайл сказал кротко: – Благодарю, мой друг. А теперь, бароны, я прощаю вас вторично... Что-то во мне слишком много от всепрощающего христианина. Не закончить бы, как король Арнольд. Потому предупреждаю заранее, третьего раза не будет! Если вы сейчас же не уберетесь из замка и не вернетесь в свои владения... вы будете казнены. Даже не мечом, я велю вас повесить на городских воротах. Гаальц и сэр Джон попятились, уводя с собой Истаниэля. Уже у самой двери Гаальц перевел дыхание, сказал дрожащим голосом: – Ваше величество, вы сделали ошибку... – Я знаю, – ответил Шарлегайл. – Мне следовало вас убить сейчас. – Я не о том! Вы должны были принять наши справедливые требо... просьбы. Ведь они не только от нас троих. Дверь за ними захлопнулась. Шарлегайл повернулся ко мне, лицо его осунулось еще больше, в глазах была глубокая печаль. – Спасибо, сынок... Я не буду тебя спрашивать, почему ты оказался в таком месте, где тебе не надлежит быть. Но если ты сам раскрыл свое убежище, то нечестно этим пользоваться. Сейчас ты сделал больше, чем сохранил мою шкуру. Ты сохранил и свою душу. Иди с миром. Шартреза пробиралась по опустевшим залам, останавливаясь, прислушиваясь, перебегая из одной ниши в другую. Раньше такое путешествие невозможно было бы проделать, даже став невидимкой, обязательно кто-нибудь сбил бы с ног, а сейчас по залам гуляет ветер, иногда проносится голодная собака, даже наверху места для стражей с арбалетами опустели, как Троя после раскопок Шлимана... Сэр Джон встретил ее в коридоре на нижнем этаже. Он был бледен, глаза испуганно бегали. – Скорее, ваше величество, – сказал он. – Все уже собрались! Вы заставляете нас нервничать... – Женщины всегда опаздывают, – ответила Шартреза сладко. – Но не королевы, – отрезал сэр Джон сердито. – Я имею в виду, монархи! Она удивилась настолько, что остановилась, хотя он пытался увлечь ее по коридору дальше: – Разве? Или монарх должен быть у вас на службе? – Монарх должен считаться со своими подданными, – сказал наконец сэр Джон. – Умоляю, ваше величество, нам надо поспешить. Все собрались тайно, над всеми висит угроза! И хотя у короля нет людей, но мне не хотелось бы рисковать напрасно. Они свернули в полутемный коридор, дальше вниз пошли полустертые ступеньки. Сэр Джон взял из подставки в стене горящий факел, повел королеву вниз, а потом еще по длинному извилистому коридору. Шартреза запыхалась, сказала, задыхаясь: – Что-то мне подсказывает... что это будет моим уделом отныне... – Что? – Вот так за вами... бегом... Не зная, куда идем... Сэр Джон сказал, не поворачиваясь: – Зато мы знаем, ваше величество, у вас будет прекрасное правление! Вы будете царствовать, купаться в роскоши... а управлять, простите, будут ваши слуги. То есть мы, бароны. Поверьте, мы это умеем делать. Мы всю жизнь управляли, не имея времени на роскошь отдых, развлечения... Это все будет предоставлено вам. Шартреза нахмурилась, но ничего не сказала. Сэр Джон пару раз оглянулся, проверяя впечатление от своих слов. Королева явно помрачнела, ей впервые ясно дали понять, что она будет только управляемой куклой. А то и вовсе только царствующей, выставляемой для показа черни на праздниках. Они торопливо пробирались по коридорам. Шартреза озиралась с удивлением и испугом. Только здесь можно оценить масштаб беды, постигшей Зорр. Сэр Джон на ходу подносил к светильникам в стене факел, загорались оранжевые огоньки, и вот уже длинный широкий коридор освещен хоть и тускло, но во всю длину. Стены с обеих сторон облицованы старым мореным дубом. Изредка попадаются двери с позеленевшими от старости медными ручками. Но в углах пыльная паутина, дверные косяки изломаны неведомой тяжестью, под ногами толстый слой пыли. А когда-то – явно мелькнула у нее пугливая мысль – здесь тоже ходили люди, рыцари говорили красивым женщинам приятные слова, те смеялись и роняли платочки... Где пали эти храбрые рыцари? Куда исчезли красивые беспечные женщины? Иногда из ниши выдвигалась мрачная фигура в полных доспехах. Забрало опущено, Шартреза видела только сверкающие в прорези глаза. Сэр Джон делал нетерпеливый жест, страж отступал во тьму, коридор двигался навстречу, поворот, снова коридор, наконец небольшая комната, где перед дверью сразу четверо могучего сложения стражей, все в полных доспехах. Доспехи новенькие, без царапин от лезвий топоров, мечей, но щиты без гербов... Сэр Джон покосился на королеву, заметила ли, как тщательно он обставил собрание заговорщиков. Вряд ли у короля наберется достаточно незанятых воинов, чтобы обезоружить, охрану. Да и сами заговорщики – не покорные овечки. – Похоже, – сказала она дрожащим голосом, – мы уже вышли за пределы Зорра! Сэр Джон обернулся на ходу, подождал ее. – Да, – согласился он. – Мы сейчас в Древних Штольнях. – Штольнях?.. Фи, как гадко. – Древних, – подчеркнул он. – Здесь что-то добывали не то гномы, не то кобольды. Что – непонятно, ибо ни следов золота, ни серебра, ни даже меди или железа. Правда, есть остатки руды какого-то странного металла... но никто не знает, что с ним делать, потому забыли. Три века тому назад, когда был расцвет королевства, здесь все укрепили, как видите, даже облицевали дорогим деревом. Вы еще не то увидите! Она спросила жадно: – А что еще? – Увидите. Перед последней дверью стражи убрали скрещенные копья, сэр Джон отворил и с поклоном пропустил вперед Шартрезу. Она сделала шаг, чтобы двери могли захлопнуться, и остановилась, ошеломленная великолепием. Зал не слишком огромен, однако каждый камень пропитан величием и мощью прошлых эпох. И даже могучий каменный столб, что в центре зала и поддерживает весь свод, покрыт изящной резьбой от пола и до самого потолка, куда без лестницы и не подняться. Фигуры странных и диковинных людей, даже непонятно, люди это резали или не люди... В небольшом зале жарко полыхал камин, выжигая сырость из подземного царства. Бароны держались отдельными группами, беседовали вполголоса, только Гаальц переходил от одной кучки собравшихся к другой, смеялся, что-то говорил, жал руки и шел дальше. Здесь присутствовали, как с удивлением заметила Шартреза, и четверо рыцарей двора, вполне безупречных которых король считал верными и преданными, две графини и одна виконтесса с мужем. Королеву приветствовали низкими поклонами и сладкими понимающими улыбками, от которых у нее внутри похолодело. – Королева Шартреза! – громогласно провозгласил сэр Джон, хоть и несколько запоздало. – Итак, мои дорогие друзья, наполните ваши кубки, взвеселите души!.. Сегодня королевство Зорр сменит своего правителя. Гаальц снял с подноса проходящего слуги два серебряных кубка, Шартреза благодарно улыбнулась, когда он с поклоном подал ей оба. – А зачем два? – На случай, если захотите кого угостить. Ведь вы – королева! – Тогда угощаю вас, – сказала она. – Берите, берите. Честно говоря, не ожидала, что столько народу... – Это самые активные, – заверил Гаальц. – А сколько еще таких, которые сочувствуют нам молча? – Да-да, – сказала она рассеянно, – но как-то не подумала, что активных... много. Это хорошо, конечно. Теперь я чувствую себя увереннее. Она пригубила вино, прислушалась к ощущениям, улыбнулась и отпила до половины. – Не ожидали, – сказал Гаальц с улыбкой, – что в королевских подвалах такое вино? – Честно говоря, нет. – Видите, король не знает даже свои подвалы! Она засмеялась, окинула взглядом заговорщиков. – Извините, я пойду пообщаюсь. Мне все-таки надо знать, что их привело сюда... и что они от меня ждут. Я должна знать этих людей, чтобы... чтобы доверять. Гаальц поклонился. – Да-да, вы правы. Вы очень умная женщина, ваше величество. А я пока уточню некоторые детали со своими друзьями. Эти полчаса, что я неуклюже крался за двумя фигурами и подслушивал их разговор, дались мне нелегко. Они шли с факелами, я двигался в темноте, что и хорошо – я практически невидим в потемках, но, с другой стороны, мне все время чудится, что я наступаю на огромную толстую крысу... Под ногами в самом деле слегка пружинило, будто я ступал по тончайшей придорожной пыли. Иногда я слышал легкий треск рвущейся паутины, дважды по мне пробежали торопливые мохнатые лапки. Я вздрагивал, покрывался липким потом. К счастью, я без доспехов, в простой рубашке, иначе гремел бы, как Ван Дамм в посудной лавке. Из ниши совершенно бесшумно вышел человек. Я вздрогнул, волосы встали дыбом. Этого я не заметил, а теперь чересчур близко, чтобы бросать молот. – Сэр, – произнес он ровно, и я увидел, как острие меча поднялось и уперлось мне в живот, – сюда заходить не ведено. – Правда? – сказал я торопливо. – Наконец хоть один человек! Слушай, я совсем заблудился. Я не разбираюсь в этих замках, в моем селе только у старосты был дом из трех комнат, а мы так и вовсе спали все пятеро в одной, да еще и корова... Он смотрел недоверчиво, я боялся сделать хотя бы движение, только говорил быстро и как можно искреннее, добавляя в голос тепла, испуга, радости, что встретил вот наконец человека, что спасет, выведет, обогреет... – Сюда нельзя, – повторил он неуверенно. – Я не знаю, как ты прошел сюда... Ладно, поворачивай и дуй обратно. – Обратно? – вскрикнул я в испуге. – Так я оттуда пришел! Там паутина, сырые подвалы! Ты мне скажи, где я ошибся, где не там свернул? – Обратно, – повторил он строже, но тем же негромким голосом. – Или я проткну тебе кишки. – Хорошо, хорошо, – сказал я испуганно. – Я ухожу. Я не знал, что в этом замке такие правила строгие... Он следил, как я пячусь, а когда я отошел шагов на пять, он кивнул и снова вдвинулся в тень. Я отступил еще чуть, развернулся и прошел пару шагов, одновременно срывая с пояса молот. – Убей, – прошептал я мстительно. – Убей! Молот исчез в темноте. Послышался глухой стук. Когда молот понесся обратно, я ухватил за рукоять и ощутил, кроме липкой жидкости, еще и каменную крошку, словно молот вообще размазал предателя по стене. Эти переходы меня замучили, к тому же слишком часто из таких же темных ниш, по которым нырял я, высовывался человек, что-то спрашивал Джона Дэя и королеву, кивал и снова отступал в тень. Всякий раз я, чуть погодя, метал молот, ловил и торопливо догонял пару, страшась, что в этот раз не успею и буду обречен скитаться здесь вечно, спрашивать пароли и степень допуска. Наконец спуск, еще один коридор, богатый и строгий. Дальше комната, дверь, два стражника. Барон открыл дверь перед королевой, а когда за ними захлопнулись двери, стражники поставили копья и сошлись с таким видом, словно один другому давал прикурить от спички, загораживая ее от ветра ладонями. Я метнул молот, страстно желая, чтобы сразил обоих, выхватил меч и бросился через освещенное пространство. Молот, возвращаясь, ударил в ладонь и замедлил мой бег, но второй страж только-только выкарабкивался из-под упавшего на него трупа. Я торопливо махнул мечом, удар получился кривой, но все равно рассек шею и плечо. Страж захрипел, упал, из разрубленной шеи хлестала под напором толстая струя крови и одновременно выходил воздух, из-за чего кровь рассеивалась струей, как из поливальной машины. Я распахнул дверь, свет множества светильников показался чересчур ярким, тут же торопливо метнул молот в ближайшего мужика с двумя короткими мечами на поясе. Шартреза двигалась наискось от двери шагах в пяти, между нею и распахнутой дверью находились красивый молодой рыцарь и элегантная женщина. Молот еще летел в сторону рыцаря, как Шартреза, уронив бокал, помчалась, оттолкнув жену рыцаря, в сторону распахнутой двери. Я поймал молот, швырнул снова, вложив в бросок всю силу: – Сокруши! В зале слышались крики, шум, лязг выхватываемых из ножен мечей. Молот ударил в главную колонну с такой силой, словно взорвалась бомба. Середина каменного столба исчезла в облаке белой пыли. Осколки брызнули, как блестящие сосульки. Тут же сверху раздался страшный треск. Королева выбежала с растрепанными волосами. Я ухватился за створку ворот, но Шартреза другую половинку подвела еще раньше. Я успел опустить в скобы толстое бревно засова, с той стороны замолотили кулаками, начали стучать мечами. Пол под ногами задрожал. Треск стал громче. – Все! – прокричала она. – Уходим! Я побежал следом, каменный пол трясся и вздрагивал. Когда мы пробежали весь длинный коридор и оказались возле поворота, за спинами раздался жуткий треск, хлопок. Массивные двери вылетели, словно пробка из бутылки. В коридор выкатились огромные глыбы и остановились, а в проеме ворот застряли глыбы побольше. Мы торопливо повернули, и воздушный кулак ударился в стену, а нас только мягко толкнул в спины отраженной боковой струей. Шартреза тяжело дышала, лицо ее было смертельно бледным. – Погоди, – произнесла она с усилием. – Чуть... отдышусь. Ты... хорошо все сделал. – Как вы и велели, – ответил я. Дыхание из меня тоже вырывалось горячее, словно я наглотался красного перца. Я поддержал королеву под локоть. Она бледно улыбнулась, но глаза оставались строгими. – Никому, – предупредила она. – Но король... – У него и так хватает забот, – сказала она твердо. – Для него будет слишком большим ударом, что его хотели сместить даже такие люди, как лорд Ундинг, барон Щарг де Горт и конт Мендель. Он считал их личными друзьями... Мерзавцы! Я спросил: – А король не удивится, что такой обвал... хотя, конечно, сейчас не до обвалов. И не до исчезновений. Вы правы, ваше величество. Вы проделали все с великой отвагой. Она отмахнулась. – С великой скорбью, ибо я христианка. Мне до последней минуты не хотелось, чтобы так получилось. Я со всеми переговорила... и увидела, что их души закрыты для слова истины. А бароны так и вовсе действовали, как слуги дьявола... – Соблазнами? Она устало кивнула: – Мерзавцы!.. Что они мне предлагали, скоты! Всего лишь быть королевой. Ничтожества. В то время как я сейчас – царица всего мира, ибо меня любит такой замечательный человек, как наш король... И я никогда-никогда... Впрочем, ты еще молод, сэр Дик. Тебе этого пока не понять. Я поклонился, скрывая смущение. Королеве не обязательно так раскрываться передо мной. – В любом случае располагайте мной и дальше, ваше величество. Я счастлив, что вы заметили меня... – Не только, – сказала она колко. – Что, простите... – Я заметила не только это, – сказала она многозначительно. – Другой бы сказал тебе, чтобы ты выбирал даму сердца, которой служишь, ближе к своему положению. Но я не скажу, не скажу... Ибо перед Господом Богом мы все равны, все Его дети. |
||
|