"1939: последние недели мира. Как была развязана империалистами вторая мировая война." - читать интересную книгу автора (Овсяный Игорь Дмитриевич)

25 августа – Гитлер играет в покер

– На этот раз терпение мое кончается! – заявил Гитлер, ознакомившись утром с фальсифицированной сводкой происшедших в ночь на 25 августа инцидентов на германо-польской границе. На протяжении нескольких недель там действительно было неспокойно, вооруженные группы гитлеровцев, насчитывавшие иногда свыше сотни человек, проникали на польскую территорию, обстреливали пограничников, поджигали дома крестьян.

До часа «Y» – вторжения в Польшу – оставалось менее суток. Окончательно приказ должен был быть подтвержден днем 25 августа. Гитлер направляет своему союзнику Муссолини личное письмо. Сообщив о напряженной обстановке на границе с Польшей, он пишет, что в случае возникновения «нетерпимых инцидентов» будет действовать немедленно. «Позвольте заверить вас, дуче, – заключает он послание, – что я проявил бы полное понимание в отношении Италии, если бы она оказалась в таком же положении, и если возникнет необходимость, вы можете быть уверены в моей позиции». На дипломатическом языке это означало просьбу подтвердить, что в случае начала войны Италия в соответствии со «Стальным пактом» выступит на стороне Германии.

Накануне в Англии состоялось чрезвычайное заседание парламента: депутаты, разъехавшиеся на каникулы в начале августа, были срочно вызваны в Лондон. В своих выступлениях Чемберлен и Галифакс подтвердили обязательства Великобритании в отношении Польши. Как следует из изложенного выше, коварная ложь о намерении оказать помощь Польше являлась одним из главных элементов британской стратегии «непрямых действий», имевшей целью «перевести игру на чужую половину поля».

Тексты речей в тот же день были доставлены в «Бергхоф». Политические эксперты сочли их «более умеренными», чем можно было ожидать. Особенно обратило на себя внимание заявление британского премьера о том, что принятые правительством некоторые военные меры носили «исключительно оборонительный характер» и ни в коем случае не должны рассматриваться как угроза Германии. Поскольку реализовать предоставленные Варшаве «гарантии» можно лишь наступательными действиями, употребленная Чемберленом формула была воспринята как свидетельство нежелания Англии выполнять их.

Взбудораженная обстановка в британском парламенте убедила Гитлера в том, что находившимся у власти «умиротворителям» приходится нелегко. И он решил «оказать помощь» Чемберлену. Вернувшись 24 вечером в Берлин, «фюрер» вызывает на следующий день, около полудня, Кейтеля.

Шеф ОКБ, получивший кличку Лакейтель, срочно явился.

– Когда окончательно должен быть отдан приказ о нападении?

– Сегодня, в 15.00.

– Задержите до этого времени все передвижения войск. Окончательное решение сообщу вам позже.

Кейтель спешит к телефону и передает указание «фюрера» в генеральный штаб.

Затем был приглашен Гендерсон. Прибывшего в рейхсканцелярию сэра Невиля немедленно препроводили в кабинет Гитлера. Как потом сообщал Гендерсон, «фюрер» держался очень спокойно и казался «искренним». Английскому послу, однако, на этот раз было чему удивиться.

«Провокации поляков стали совершенно нетерпимыми», – заявил «фюрер». Германия полна решимости при любых условиях ликвидировать эту «македонскую обстановку». Проблемы Данцига и коридора должны быть и будут разрешены. Он твердо намерен после этого «еще раз» обратиться к Англии с «большим и всеобъемлющим предложением». Как человек крупных решений, он способен на такой поступок и в данном случае. Готов не только гарантировать существование Британской империи, но и в соответствующих условиях обеспечить ей помощь рейха, независимо от того, где бы она ни понадобилась. Что касается Запада, то он не преследует там никаких целей и даже согласен пойти на «разумное» сокращение вооружений.

Слова Гитлера звучали для Гендерсона словно музыка. Но как быть с английскими «гарантиями» Польше?

– Предложение может быть рассмотрено в том случае, – замечает Гендерсон, – если польский вопрос будет решен путем переговоров. (Он явно намекал на опыт Мюнхена.)

– Польские провокации, – возразил Гитлер, – в любой день могут вынудить Германию действовать.

Это моя последняя попытка договориться с Англией, заявил он в заключение, и предложил Гендерсону немедленно вылететь в Англию для передачи правительству его предложения. Замысел Гитлера заключался в том, чтобы на следующее утро, когда станет известно о германском вторжении в Польшу, на столе у Чемберлена одновременно появилось его новое заверение о стремлении к «дружбе». По существу, это был наконец ответ на сделанное ранее Г. Вильсоном через Ф. Гессе предложение правительства Великобритании о заключении «оборонительного» союза с рейхом. Когда перед Лондоном встанет вопрос о выполнении «гарантий», рассчитывал Гитлер, подобная бумажка даст возможность капитулянтам затянуть решение, а тем временем вермахт успеет задушить Польшу.

У Гендерсона после встречи с Гитлером создалось впечатление, что тот хотел «избежать мировой войны»; посол рекомендовал британскому кабинету отнестись к предложению «самым серьезным образом».

Явно грубый ход германской дипломатии имел, однако, и более тонкий замысел – «проверить на прочность» воинственные заявления Англии. Было очевидным, что Гендерсон не имел права покинуть Берлин, не получив на то разрешение своего правительства. Сам факт вылета посла, таким образом, говорил бы о многом. Ответ на интересующий вопрос гитлеровцы получили, однако, даже раньше, чем рассчитывали – в тот же день. Гендерсон позвонил в Форин оффис и изложил предложение Гитлера, а также сообщил о данном ему совете немедленно отправиться в Англию.

– Следует ли мне согласиться?

– Да, – ответил Кадоган.

Этот разговор перехватила германская служба подслушивания. Гитлеровцы, таким образом, получили подтверждение, что Чемберлен продолжает делать ставку на заключение сделки с Германией.

Беседа рейхсканцлера с английским послом, начавшаяся в 13.30, продолжалась свыше часа. Как только Гендерсон вышел, сообщили о прибытии итальянского посла Аттолико. Гитлер ждал его с нетерпением – нужен ответ Муссолини на посланное утром письмо. Заявление Аттолико, однако, разочаровало:

– Из Рима мне сообщили, – сказал итальянский посол, – что с минуты на минуту мне будут переданы инструкции. Но пока я не получил их.

Гитлер поручает Риббентропу срочно связаться с Чиано. Молодого итальянского министра нигде не могут отыскать. Уж не уехал ли он, по обыкновению, в обществе смазливых девиц купаться в Лидо? Недовольным жестом «фюрер» отпускает Аттолико.

15 часов 02 минуты. Гитлер, бледный, появляется в дверях своего кабинета.

– «Белый план!» – заявляет он своему порученцу генералу Ворману.

Тот мгновенно понимает: приказ о вторжении в Польшу на следующее утро подтвержден! Он спешно передает распоряжение верховному командованию. Огромная военная машина, в течение трех часов остававшаяся неподвижной, снова приведена в действие. Невообразимая суета в генеральном штабе, во все концы летят распоряжения. Телефонная связь иностранных миссий прервана, прекратила полеты гражданская авиация. Германским гражданам, проживающим в Англии, Франции, Бельгии и Польше, дано указание немедленно вернуться на родину.

Ставка верховного командования сухопутных сил переводится в Цоссен, к югу от Берлина. Комплекс небольших каменных строений, снабженных подземными рабочими и жилыми помещениями. Никто из непосвященных, разумеется, не знал, в какой спешке и суматохе перебирались фашистские генералы на командный пункт. «В 17.30 отъезд в переполненных вагонах в Цоссен, —гласит колоритная запись в дневнике одного из офицеров. – Строительство не закончено, все перекопано, полный беспорядок, нет указателей, никаких пропусков, помещения жалкие, питание не организовано, нет технического персонала, багаж не подвезен, нет связных, нет телефона! К тому же затемнение по учебной тревоге».

В это самое время, в 17.30, рейхсканцлер принимает французского посла Кулондра. Он вручает ему личное послание для передачи Даладье. Рейх не имеет враждебных намерений в отношении Франции, пишет «фюрер», сама мысль о возможности возникновения конфликта между двумя странами для него мучительна! Но это уже от него не зависит: Германия не может более мириться с «провокациями со стороны Польши». Если возникнет новый инцидент, он будет вынужден действовать. «Я желаю избежать конфликта с вашей страной, – подчеркивает Гитлер. – Я не нападу на Францию, но если она вступит в конфликт, то я пойду на все».

Разумеется, «фюрер» прекрасно знал о настроениях могущественных «200 семейств» финансовой олигархии Франции: любой ценой избежать войны с Германией из опасения социальных потрясений. Среди их многочисленных ставленников как в государственном аппарате, так и в армии был и министр иностранных дел Ж. Бонне, уже не раз оказывавший неоценимые услуги гитлеровцам. «Умирать за Данциг?» – шумели могильщики Франции, заботясь больше о том, чтобы направить нацистский рейх против Советского Союза, чем о судьбах собственного народа. Словом, в отношении позиции Франции гитлеровцы не испытывали большого беспокойства.

Из Рима, однако, все еще не поступал ответ, и «фюрер» нервничал: он отдал приказ о нападении на Польшу, не поставив в известность «высокочтимого» союзника.

Послание дошло до Муссолини лишь в 15.20. Приняв посла в своем рабочем кабинете в «Палаццо Венеция», «дуче» дважды прочел текст, переведя с немецкого на итальянский для присутствовавшего при этом Чиано. Затем решительным тоном заявил, что будет «полностью и безусловно» рядом с Гитлером, а письменный ответ даст несколько позже…

Провожая посла, Чиано держался не менее воинственно. Все разговоры о возможности сохранения мира уже излишни, заявил он. Наш лозунг теперь не «мир», а «победа»! Едва распростившись с Макензеном, Чиано, перескакивая через ступени, спешит обратно к Муссолини и горячо убеждает его изменить позицию. Ни в военном, ни в экономическом отношении Италия к войне не готова. Народ не скрывает своего недовольства перспективой вовлечения в войну из-за союза с Германией. («Мобилизованные крестьяне проклинали „этих чертей немцев“, – отметил Чиано в своем дневнике.) Это отразится на прочности режима. Король не скрывает, что он против, генеральный штаб держится очень сдержанно…

«Человек, лишенный нервов» уже давно колеблется. Не далее как утром он дал согласие (еще не зная о послании Гитлера) сообщить в Берлин, что Италия на первое время останется вне конфликта и определит свою позицию позже, когда завершит перевооружение. Но затем Муссолини срочно вернул Чиано: передумал. Он боится, что подобный шаг вызовет недовольство «фюрера», и готов выступить немедленно.

После визита Макензена «дуче» с помощью Чиано нашел компромиссную формулу. Чиано сообщает официальный ответ итальянскому послу в Берлине по телефону клером для передачи Гитлеру.

Аттолико появился в рейхсканцелярии в 18 часов с минутами. Несколько раньше Ф. Гессе, представитель германского телеграфного агентства, сообщил по телефону из Лондона неожиданную новость: сегодня будет подписан англо-польский договор о взаимной помощи. Правда, текста документа еще нет, и это лишает возможности оценить его подлинное значение. С тем большим нетерпением спешит Гитлер узнать содержание ответа из Рима.

Итальянский посол сначала вручает рейхсканцлеру личное письмо Муссолини – почти плаксивое извинение диктатора: «Это один из самых мучительных моментов в моей жизни… Я прошу Вас понять положение, в котором я нахожусь… К несчастью, я вынужден сообщить Вам, что Италия, не располагая необходимыми видами сырья и вооружением, не может вступить в войну».

В официальном ответе «дуче» излагает позицию Италии следующим образом:

«Если Германия нападет на Польшу и конфликт останется локализованным, Италия предоставит Германии политическую и экономическую помощь в той форме, в которой она будет необходима.

Если Германия нападет на Польшу и ее союзники контратакуют Германию, то я полагал бы целесообразным не брать на себя инициативы в развязывании военных действий, имея в виду существующее (курсив в оригинале. – Авт.) состояние подготовки Италии к войне, о чем мы неоднократно и своевременно сообщали Вам, фюрер, и фон Риббентропу.

Наше вмешательство, однако, могло бы быть осуществлено сразу, при условии, что Германия предоставит нам немедленно военную технику и сырьевые материалы, необходимые нам для того, чтобы противостоять нападению французов и англичан, которое они предпримут, несомненно, прежде всего против нас».

Это – отказ. «Стальной пакт», совсем недавно с большой помпой поданный фашистской прессой, «не сработал». С ледяной холодностью Гитлер отпускает Аттолико. «Итальянцы ведут себя точно так, как в 1914 году!»[54] – с возмущением бросает он, как только посол вышел.

В периоды острых кризисов развитие событий имеет свою внутреннюю логику, но внешне их поток нередко выглядит фантастически. Примерно в те же минуты, когда Гитлер беседовал с Аттолико, Гессе передал по телефону содержание англо-польского договора, подписанного в Лондоне в 17.35.

Две неприятные новости, поступившие практически в один момент, вышибли Гитлера из седла. Азартный игрок, делавший ставку на наглый блеф, который удавался в отношениях с «западными демократиями» только потому, что ему «подыгрывали», на этот раз струсил. Подписание Англией договора с Польшей он воспринял – совершенно ошибочно – как свидетельство провала предпринятого им утром того же дня дипломатического демарша через Гендерсона. (В действительности телеграмма Гендерсона, содержавшая предложение Гитлера о «защите Британской империи», поступила в Лондон лишь на полчаса позже, в 18 часов 25 минут, 25 августа.)

– Политический результат моего письма явился прямо противоположным моим расчетам, – заявил Гитлер своим приспешникам, оказавшимся в тот момент рядом. – Теперь позиция Англии станет значительно тверже.

Лихорадочно пытаясь понять причины такого поворота (фактически не имевшего места) в позиции Англии, Гитлер вдруг предположил, что всему виной Муссолини. Мелькнула догадка: должно быть, в середине дня «дуче» тайно сообщил в Лондон о намерении остаться вне войны, и тогда Чемберлен – через два часа! – решил подписать договор с Польшей.

У «фюрера» сдали нервы. Он стал метаться по кабинету.

– Немедленно разыскать Браухича!

Хотя ставка главнокомандующего сухопутными силами как раз в то время по плану мобилизации переводилась в Цоссен, генерала удалось найти в Берлине.

– Еще возможно отменить вторжение? – бросился к нему Гитлер.

Браухич в первую минуту опешил.

– Можно попытаться остановить войска у самой границы, – ответил он.

– Тогда немедленно отмените приказ!

В генеральном штабе сухопутных войск – паника. Отменить наступление, когда получен окончательный приказ и вся армия находится в движении! Удастся ли в оставшееся время сообщить новый приказ всем подразделениям?

«Каждый солдат, – пишет в своих воспоминаниях бывший гитлеровский генерал Ф. Манштейн, – легко представит себе, что означает отменить в самый последний момент приказ о выступлении. Три армии, занимавшие фронт между Нижней Силезией и восточной частью Словакии и полным ходом двигавшиеся к границе, должны были быть остановлены в течение нескольких часов. Задача тем более трудная, что все штабы, во всяком случае до уровня дивизии, сами находились на марше, а радиосвязь была еще запрещена, чтобы не демаскировать расположение частей».

Связные офицеры, вскочив в машины, догоняют движущиеся подразделения, – надо вернуть патрули, остановить колонны автомашин и артиллерии, отозвать выдвинутые вперед танковые части. Танковый корпус генерала Клейста удается задержать лишь благодаря тому, что штабной офицер, вылетевший на самолете, в темноте совершил посадку возле головной колонны, у самой границы.

И все же приказ о выступлении дошел до некоторых подразделений с опозданием, и на ряде участков границы фашистские войска начали предусмотренные планом вторжения операции. Польское военное командование, привыкшее к частым гитлеровским провокациям, так и не поняло, что же происходит. В сообщении генерального штаба на другой день было лишь отмечено, что в ночь на 26 августа многочисленные германские банды пересекли границу на различных участках и обстреляли заставы. Не знало польское командование и о том, что специально созданные гитлеровцами группы диверсантов, которым было поручено захватить ряд польских стратегических объектов за несколько часов до назначенного срока вторжения, не успели получить приказ об отзыве и продолжали действовать на чужой территории.

Отложив вторжение, на что рассчитывал Гитлер? «Мне нужно время для переговоров», – сказал он Герингу в тот вечер.

«Фюрер» имел целью, пишет Черчилль в своих мемуарах, «дать возможность правительству его величества увильнуть от выполнения гарантий». Оценка не вполне точна. Английское правительство уже приняло решение сделать это. А Гитлер хотел еще раз удостовериться, что это именно так.