"Тайна, в которой война рождалась… (Как империалисты подготовили и развязали вторую мировую войну)" - читать интересную книгу автора (Овсяный Игорь Дмитриевич)

«План Z»

В начале 1968 г., когда правительство Англии открыло, в связи с истечением срока давности, свои секретные архивы за 1938 г., в досье бывшего премьер-министра был обнаружен любопытный документ, датированный 30 августа 1938 г.

Этот документ, составленный X. Вильсоном, ближайшим советником и доверенным лицом Чемберлена, проливает новый свет на закулисную историю Мюнхена. Позорная империалистическая сделка подготавливалась в глубокой тайне от народов. Суть плана английского премьера сводилась к следующему: воспользовавшись острой ситуацией, под видом «спасения мира» в последнюю минуту лично отправиться на переговоры к Гитлеру. И, выдав ему Чехословакию, наконец достигнуть столь желанного в Лондоне «сближения» с Германией. Интересно проследить, с какой тщательностью английская дипломатия заблаговременно разрабатывала свои ходы, изображая их затем как результат «неожиданно» возникшей обстановки. Информировать Гитлера о намерении премьера встретиться с ним предполагалось сначала лишь в тот момент, когда Чемберлен находился бы на пути в Германию. Внезапное появление британского политического лидера должно было, по расчетам Лондона, лишить «фюрера» возможности уклониться от встречи. В соответствии с этим замыслом, Гендерсона вызвали в английскую столицу и дали такие инструкции.

Дальнейшие размышления Чемберлена и его советчиков привели их к мысли, что в таком виде план слишком рискован. Еще на памяти был конфуз, имевший место с Саймоном в 1935 г. Уже после объявления даты его визита в Берлин Гитлер, сославшись на «болезнь», отказался принять Саймона. Об этих опасениях Вильсон сообщил Гендерсону в письме 9 сентября 1938 г.

Гендерсон, в целом одобрявший замысел, счел намеченную процедуру слишком рискованной. Не усмотрит ли Гитлер в подобном шаге со стороны Чемберлена попытку принуждения? Предварительное уведомление, по его мнению, давало больше шансов на то, что Гитлер согласится принять английского премьера.

В «план» внесли соответствующие изменения. Было условлено, что, когда решат приступить к его осуществлению, Гендерсону направят срочную телеграмму (для передачи Гитлеру) с предложением о визите английского премьера. Но в какую форму облечь предложение? Это должно было зависеть от ожидавшегося выступления Гитлера на съезде в Нюрнберге. О том, с каким усердием Чемберлен заранее приспосабливался к настроениям «фюрера», свидетельствует неподписанный меморандум от 12 сентября, находящийся в досье бывшего английского премьера и составленный, как можно судить, Вильсоном.

После отъезда Гендерсона в Берлин 31 августа для Чемберлена начались дни, полные напряженного ожидания. Пристально следя за развитием обстановки, он должен был определить момент для осуществления своего замысла. «Если он удастся, – писал в те дни премьер в одном из частных писем, – его значение выйдет за пределы настоящего кризиса и, возможно, представится случай осуществить полную перемену международной обстановки».

Пожалуй, трудно найти в английской истории другой пример, когда личные взгляды и расчеты человека, стоявшего у штурвала государственного корабля, так полно и красочно выражали бы мировоззрение и надежды ее социальных «верхов». Кость от кости своего класса, сын видного идеолога британского империализма, сам крупный фабрикант, Невиль Чемберлен впитал с молоком матери характерное для состоятельных кругов Англии предубежденное отношение к неизбежному движению времени. Его характер, как политического деятеля, формировался в ту эпоху, когда солнце Британской империи начало быстро клониться к закату. Многолетние усилия остановить необратимый процесс развили в нем редкое упрямство, а неизменная поддержка со стороны крупного капитала – неоправданную самоуверенность. «Он считал себя способным, – ядовито замечает У. Черчилль, – понять все проблемы Европы и даже всего мира… У него было свое законченное мнение обо всех политических деятелях того времени в Англии и в других странах, и он считал, что может иметь дело с любым из них».

Те, кто привел Чемберлена к власти, не были смущены некогда брошенной Ллойд Джорджем фразой, что политические взгляды нового премьера ограничены кругозором «провинциального фабриканта железных кроватей». Они и не ждали от него откровений. Им нужен был послушный исполнитель, способный провести в жизнь замыслы наиболее реакционных и антисоветски настроенных кругов. Разумеется, прогрессивное общественное мнение страны могло поставить на этом пути немало преград. Тем более ценным казалось английским тори пресловутое упрямство нового главы кабинета.

Пытаясь реабилитировать политический курс правящих кругов западных держав накануне второй мировой войны, буржуазная наука фальсифицирует подлинный смысл позорного мюнхенского сговора. Все дело она пытается свести к случайному стечению обстоятельств, к слабостям и ошибкам отдельных политических деятелей и, в частности, Чемберлена. Указывая на отсутствие гибкости ума как на наиболее характерную черту английского премьера, Дж. Уиллер-Беннет пишет, что Чемберлен к тому же не любил «окольных» путей дипломатии и предпочитал более прямые методы, употребляемые в торговле. «Обладая мышлением бизнесмена, он привык к заключению сделок, в результате которых, хотя вкладчики и акционеры какой-либо вспомогательной компании могут временно понести ущерб, корпорация в итоге будет в выигрыше».

Не рискуя оспаривать губительные для дела мира последствия Мюнхена, буржуазная историческая наука на все лады фальсифицирует мотивы, какими руководствовались его организаторы. Главный аргумент, который обычно приводится в этих целях, сводится к следующему. Чемберлен якобы находился перед «ужасным выбором»: военное столкновение с Германией или попытка договориться с Гитлером. Но если альтернативой «умиротворению» была война, мог ли Чемберлен пойти на этот риск, когда Англия еще была не готова к такому испытанию?

Огромный интерес в связи с этим представляют ставшие доступными протоколы секретных заседаний английского правительства. В отличие от документов, опубликованных ранее Форин оффисом и содержащих лишь информацию от британских послов в Берлине, Париже и Праге, а также направлявшиеся им инструкции, из которых заботливо изъята аргументация предпринимавшихся действий, протоколы кабинета раскрывают то, что на протяжении трех десятилетий правительство не рисковало вынести на суд истории. Несмотря на характерный для них лаконизм и многочисленные умолчания, они раскрывают подлинные мотивы курса, проводившегося в тот период британскими «умиротворителями».

Убийственные для организаторов Мюнхена разоблачения содержит, в частности, протокол заседания английского кабинета 30 августа 1938 г. Министр иностранных дел Галифакс сделал для членов кабинета обзор международной обстановки. Единственным средством предотвратить нападение Германии на Чехословакию, признал он, было предупредить Гитлера о решимости Англии вступить в этом случае в войну. Однако Галифакс был против подобного курса.

Смысл сказанного Галифаксом сводился к следующему: зачем Англии вступать в борьбу с Германией, когда, отдав ей Чехословакию и направив таким образом ее агрессию на Восток, против СССР, может быть, удастся избежать войны?

Искренность и прямота не относились к числу достоинств министра иностранных дел. «Лорд Галифакс, – отмечает один из его биографов, – никогда не выходил из тумана мифов, которые окружали его имя. Он внимательно слушал, что говорили подчиненные, но редко сообщал им свое мнение. Держался он обособленно и уклончиво». Тем больший интерес представляют заключительные фразы его доклада. Лишь тут он позволил себе неосторожность на мгновение откинуть обычную маску миролюбия.

Куда девалась «обезоруживающая мягкость манер» потомственного лорда? Его точка зрения сформулирована резко и прямо. Сделанное им резюме – не несколько случайно сорвавшихся фраз, а формула глубоко продуманного и отстоявшегося курса. У министра иностранных дел нет сомнений, что можно спасти Чехословакию и создать барьер на пути германо-фашистской агрессии. Но он уклонился от обсуждения имевшихся возможностей противодействия агрессии на основе сотрудничества Англии с другими государствами и без всяких аргументов отмел «коллективную безопасность и тому подобное».

Галифакс предложил другой курс, опасность которого была очевидна, надежда на успех сомнительна, но который представлял неудержимый соблазн. Указание премьера хранить «план Z» в строгой тайне кладет печать на его уста. Он лишь позволяет себе сказать, что следует оставить Гитлера «теряться в догадках» о намерении Великобритании. Но о каких «догадках» можно говорить, когда он лично в беседе с Гитлером менее года назад дал понять, что Англия не будет настаивать на сохранении статус-кво в отношении Австрии, Чехословакии, Гданьска, что она готова превратить их судьбу в предмет торга с Германией, оговорив лишь условие, чтобы рейх не прибегал открыто к насильственным мерам, а действовал путем «мирной эволюции»[73].

В поддержку предложенного Галифаксом курса выступил Чемберлен. Все сказанное им имело одну цель – доказать нецелесообразность принятия Англией каких-либо мер для спасения Чехословакии.

Выступление Чемберлена подсказывало мысль – дело явно идет к большой войне. Не лучше ли Англии поэтому остаться пока в стороне, не оказывая противодействия движению Гитлера на восток?

Одним из аргументов, наиболее настойчиво выдвигаемых защитниками Мюнхена, является утверждение, что западные державы были вынуждены уступить перед шантажем Гитлера якобы в силу недостаточной их подготовленности к войне. Марксистская наука давно уже вскрыла несостоятельность подобной версии. Протоколы британского кабинета полностью подтверждают этот вывод.

Наиболее капитулянтская оценка военного аспекта проблемы была дана министром координации обороны Т. Инскитюм.

С другой стороны, министр торговли О. Стэнли обратил внимание, что но прошествии года Германия «будет иметь неизмеримо прочную позицию для ведения длительной войны, чем в настоящее время». «Воевать… лучше сейчас, чем позже», – утверждал он.

Протоколы кабинета свидетельствуют о том, что военная сторона дела имела лишь второстепенное значение при формировании курса английского правительства, в основу которого были положены политические расчеты правящих кругов Великобритании.

Предложенный Чемберленом и Галифаксом курс полностью поддержал английский посол в Берлине Гендерсон, которого пригласили на заседание. Некоторые члены кабинета задали послу ряд вопросов.

Ответ Гендерсона не оставлял сомнений, в каком направлении шли мысли и надежды организаторов Мюнхена.

Казалось, соображения Гендерсона не содержали ничего предосудительного. Однако смысл сказанного далеко не безобиден. Нетрудно убедиться, взглянув на географическую карту, что в данном контексте слово «дальше» могло означать только Восток. Именно там расположена Россия, которой Гитлер придает «небольшое значение», т.е. не считает серьезным противником.

Что же имел в виду английский посол под «комбинацией» трех держав и какую роль отводил каждому из ее членов? Ответ дает приведенный выше меморандум Гендерсона. Советскому Союзу предстояло принять на себя удар фашистских полчищ. Англия и Франция, по его замыслу, сохраняют в отношении Германии благожелательный нейтралитет и имеют приятную возможность наблюдать за событиями «с балкона».

В основе суждений британских министров лежала забота – не допустить чреватой опасными социальными потрясениями войны между капиталистическими державами Европы. Поэтому никаких «угроз» и «предупреждений» Гитлеру, чтобы не вызвать с его стороны «непоправимых действий». Поэтому продолжать давление на Прагу и таким способом открыть дорогу для соглашения с Гитлером.

Приведенные выдержки из протокола заседания британского кабинета и Документ в целом свидетельствуют о полной несостоятельности попыток буржуазных фальсификаторов оправдать мюнхенский курс Англии ссылками на ее «военную слабость». Близорукая политика «умиротворения», разумеется, не могла не отразиться отрицательным образом на подготовке страны к войне. Но сотрудничество с другими миролюбивыми государствами, и прежде всего с СССР, давало безусловную возможность не допустить германской агрессии против Чехословакии. Тем не менее» все члены кабинета на рассматриваемом заседании высказались в поддержку капитулянтского курса. Взаимоотношения с Германией решались ими не в категориях силы, а в категориях хитрости. «Хитрость» заключалась в том, чтобы направить гитлеровскую агрессию на восток – в сторону Чехословакии, Польши, Румынии и других стран Восточной и Юго-Восточной Европы, главным образом против СССР (2).