"УТРО МАГОВ" - читать интересную книгу автора (ПОВЕЛЬ ЛУИ, БЕРЖЬЕ ЖАК)

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
ЧЕЛОВЕК – НЕЧТО БЕСКОНЕЧНОЕ

Когда я выбрался из подвала, Живюзи, города моего детства, не существовало. Густой желтый туман покрывал океан щебня, откуда раздавались крики о помощи и рыдания. Мир моих игр, моих дружеских привязанностей, моих влюбленностей – вся моя прошлая жизнь лежала под этим обширным полем, пустынным и изрытым, подобно Луне. Немного позднее, когда были организованы спасательные работы, птицы, обманутые светом прожекторов, вернулись и, решив, что настал день, стали петь в запорошенных пылью кустах.

Другое воспоминание: летним утром, за три дня до Освобождения, я вместе с десятью товарищами находился в частном особнячке вблизи Булонского леса. Случай свел нас из разных, неожиданно опустевших лагерей молодежи, в этой последней «школе кадров», где нас продолжали невозмутимо учить искусству делать марионеток, играть комедию и петь, в то время как все изменилось в громе оружия и звоне цепей. В это утро, собравшись в холле, мы, под руководством мечтательного хормейстера, пели на три голоса фольклорную арию «Дайте мне воды, дайте мне воды, воды, воды для моих двух ведер…» Неожиданно нас прервал телефон. Через несколько минут наш учитель пения привел нас в гараж. Парни с автоматами охраняли подступы к нему. На полу, среди старых автомобилей и бочек с маслом, лежали молодые люди, расстрелянные, приконченные гранатами, – группа участников Сопротивления, которых немцы пытали в Лесном Каскаде. Удалось забрать их тела. Доставали гробы. Были отправлены эстафеты, чтобы предупредить семьи. Нужно было обмыть трупы, обтереть кровь, застегнуть куртки и брюки, растерзанные осколками, прикрыть и обложить белой бумагой тех, чья глаза, рты и раны были сплошным криком ужаса, придать этим лицам и телам подобие естественной смерти, и среди этих запахов мясной лавки, с губками и щетками в руках, мы давали воды, воды, воды…

Пьер Мак Орлен до войны путешествовал в поисках «социальной фантастики», найденной им в живописности крупных портов: бисо Гамбурга под дождем, набережная Темзы, фауна Антверпена. Очаровательно, но совсем не для жизни! Фантастическое перестало быть уделом художника, чтобы стать опытом, в огне и крови пережитым цивилизацией.

Сапожник с нашей улицы однажды утром появится на пороге своей лавки с желтой звездой на сердце. Сын консьержки получит из Лондона особое послание и будет носить невидимые капитанские галуны. Тайная партизанская война проявится вдруг повешенными на балконах. Множество миров, яростно сшибавшихся друг с другом, проникли один в другой, и достаточно случайного толчка, чтобы в мановенье ока оказаться в любом из них.

Бержье рассказывал мне: "В Маутхаузене мы носили метку «N.N.» – «Мрак и туман». Никто из нас не думал, что выживет. 5 мая 1945 года первый американский джип показался на холме, и лежавший рядом со мной русский заключенный, когда-то один из ответственных за антирелигиозную борьбу на Украине, приподнялся и воскликнул: «Слава Богу!» Все способные двигаться были возвращены на родину «летающей крепостью», и таким образом, на рассвете 19-го я оказался на аэродроме Гайнц в Австрии. Прибыл самолет прибыл из Бирмы. «Это была мировая война, не правда ли?» – сказало радио. Оно передало мое послание в штаб союзнических войск в Реймсе. Потом мне показали радарное оборудование. Там были всякого рода аппараты, появление которых я считал возможным не ранее двухтысячного года. В Маутхаузене американские врачи говорили мне о пенициллине. За два года наука шагнула вперед на целый век. И мне пришла в голову безумная идея: «А атомная энергия?» «О ней говорят, – сказало мне радио. – Это довольно секретно, но ходят слухи…» Через несколько часов я в своей полосатой одежде шел по бульвару Мадлен. Неужели это Париж? Или мне это снится? Люди окружили меня, забросали вопросами. Я скрылся в метро, позвонил по телефону родным: «Минуточку, я сейчас буду». Но я снова вышел. Это казалось самым важным – сперва найти то место, которое я больше всего любил до войны: американский книжный магазин Брентано, на рю Опера. Мой приход не остался незамеченным. Я брал все газеты, все журналы пачками, охапками…

Сидя на скамье в Тюильри, я пытался примирить окружающий мир с тем, из которого вышел. Муссолини повешен на крюке. Гитлер сгорел. Но на острове Олерон и в портах Атлантики оставались германские войска. Война во Франции все еще не окончена? Технические журналы вызывали головокружение. Значит, пенициллин, торжество сэра Александра Флеминга, – это всерьез? Родилась новая химия силиконов, веществ, промежуточных между органическими и минеральными. Вертолет, невозможность которого была доказана в 1940 году, строился серийно. Прогресс электроники был фантастическим. Телевидение грозилось вскоре стать таким же распространенным, как телефон. Я вдруг оказался в мире моих мечтаний о двухтысячном годе. Многие тексты были вообще непонятными. Кто такой маршал Тито? А эти Объединенные Нации? А ДДТ? Внезапно я не просто понял, но ощутил всем своим существом, что я больше не заключенный-смертник. И что у меня теперь сколько угодно времени и свободы, чтобы понимать и действовать. Моей была уже и эта ночь, если мне угодно… Наверное, я очень побледнел. Какая-то женщина подошла ко мне, хотела отвести к врачу. Я отговорился и побежал к родным, которых нашел в слезах. В столовой на столе лежали конфеты, привезенные велосипедистами, военные и гражданские телеграммы. Лион назвал моим именем улицу, я был произведен в капитаны, награжден орденами разных стран, и американская экспедиция в Германию за секретным оружием просила о моем участии. Около полуночи отец заставил меня лечь. Засыпая, я увидел два латинских слова, которые без всякого смысла маячили предо мной: «Магна Матер». Назавтра, проснувшись, я тотчас вновь их вспомнил и понял их смысл. В древнем Риме кандидаты для участия в тайном культе «Магна Матер», Великой матери, должны были пройти через кровавую баню. Если они выживали, то рождались заново".

В эту войну распахнулись все двери для сообщения между мирами. Колоссальный сквозняк. После атомная бомба швырнула нас в атомную эру. В следующее мгновение ракеты оповестили об эре космической. Все становилось возможным. Барьеры неверия, достаточно сильные и в XX веке, были серьезно поколеблены войной. Теперь они рушились совсем.

В 1954 году Ч. Вильсон, американский государственный секретарь по военным делам, заявил: «Соединенные Штаты, как и Россия, будут впредь наделены властью уничтожить весь мир». Мысль о конце света овладела сознанием людей. Отрезанный от прошлого, без веры в будущее, человек как абсолютную ценность открыл для себя настоящее – как вновь обретенную вечность. Путешественники отчаяния, одиночества и вечности отправились в моря на плотах. Нои-испытатели, пионеры будущего потопа, питающиеся планктоном и летучими рыбами. Одновременно отовсюду стекались свидетельства появления летающих блюдец. Небо населяется внеземными разумными существами. Мелкий торговец сэндвичами по фамилии Адамский, державший лавку у подножия большого телескопа на горе Паломар в Калифорнии, окрестил себя профессором и заявил о том, что его посетили венерианцы. Он рассказал об этих беседах в книге, ставшей одним из известнейших послевоенных бестселлеров, и заделался Распутиным голландского двора. В таком мире, одолеваемом трагической стороной удивительного, невольно напрашивается вопрос, что же это за люди, живущие без веры, но не желающие при этом видеть и комической стороны вещей.

Когда Честертону говорили о конце света, он отвечал: «Почему я должен в этом сомневаться? Он случался уже не единожды». На протяжении миллиона лет, в течение которого люди терзают эту землю, она, несомненно, пережила не один апокалипсис. Свет разума много раз угасал и вспыхивал снова. Человек, бредущий ночью с фонарем в руке, – это либо тень, либо огонь. Все заставляет нас думать, что конец света на подходе, и мы заново учимся разумному существованию в новом мире – мире больших человеческих масс, ядерной энергии, электронного мозга и межпланетных ракет. Быть может, нам нужны новые души и новые умы для этой новой жизни.

16 сентября 1959 года, в 22 часа 02 минуты радио всех стран известило, что впервые ракета, запущенная с земной поверхности, достигла Луны. Я слушал радио в Люксембурге. Диктор сообщил эту новость и объявил ежевоскресную эстрадную программу «Открытая дверь»… Я вышел в сад, чтобы взглянуть на спящую Луну, на Море Спокойствия, куда за несколько часов до этого упали осколки ракеты. Садовник тоже был в саду. «Это так же прекрасно, как Евангелие, сударь…» Его слова нечаянно придали событию его подлинный масштаб. Я чувствовал себя действительно близким этому человеку, всем людям, поднимавшим в эту минуту глаза к небу во власти сильного и неясного волнения. «Счастлив человек, теряющий голову, – он вновь найдет ее на небе!» В то же время, я был невероятно далеко от людей моей среды, всех этих писателей, философов и артистов, отказывающих себе в таком энтузиазме под предлогом просвещенности и защиты гуманизма. Например, мой друг Жан Дютур, замечательный писатель, влюбленный в Стендаля, сказал мне за несколько дней до этого: «Давай-ка останемся на Земле, не дадим развлечь себя этими электропоездами для взрослых». Другой очень дорогой мне друг, Жан Жионо, с которым я увиделся в Моноске, рассказал мне, как, проезжая однажды утром через Кальмар-лез-Аньи, он увидел жандармского офицера и кюре, играющих в поддавки на церковной паперти. «До тех пор, пока будут кюре и жандармские офицеры, играющие в поддавки, здесь, на Земле, будет место для счастья, и здесь нам будет лучше, чем на Луне…» Так вот, все мои друзья были отсталыми буржуа в мире, где люди, увлеченные огромными космическими проектами, начинают чувствовать себя рабочими Земли. «Останемся на Земле!» – говорили они. Их реакция была реакцией лионских ткачей на изобретение станка, они боялись потерять работу. Мои друзья-писатели чувствуют, что в мире, в который мы вступаем, социальные, моральные, политические, философские перспективы гуманистической литературы, психологического романа вскоре могут показаться незначительными. Главное действие так называемой современной литературы в том, что она мешает нам быть действительно современными. Они тешат себя мыслью, что пишут «для всех». Они чувствуют, что приближается время, когда мысль масс будет захвачена великими мифами, планами гигантских свершений, и тогда, продолжая писать свои маленькие «человеческие» истории, они будут разочаровывать людей мнимостью фактов, вместо того чтобы рассказывать им о действительно фантастическом.

В этот вечер, когда я спустился в сад и глядел усталыми и жадными глазами зрелого существа на далекую Луну, теперь уже носящую на себе следы человека, мое волнение удвоилось, потому что я подумал о своем отце. Каждый вечер, как он когда-то, я выходил в наш жалкий пригородный садик и глядел вверх. Как и он, я готов был задать самый существенный вопрос: «Люди планеты Земля, единственные ли мы живые существа?» Мой отец задавал этот вопрос потому, что у него была большая душа, и потому еще, что он читал. сомнительную спиритуалистическую литературу, примитивные выдумки. Я же задал его, читая «Правду» и чисто научные работы, общаясь с учеными. Но, стоя под звездами с запрокинутым лицом, я сливался с ним в той же пытливости, которая сопровождает бесконечный полет мысли.

Только что я упоминал о рождении мифа летающих блюдец. Это показательный социальный факт. Разумеется, бессмысленно верить в звездные корабли, из которых высаживаются маленькие человечки, беседующие со сторожами железнодорожных переездов или торговцами сэндвичами. Существование марсиан, сатурнианцев или венериан кажется невероятным. Однако, резюмируя сумму действительных данных по этому вопросу, Шарль-Ноэль Мартен пишет: «Множественность возможных обиталищ в различных галактиках и, в частности, в нашей создает почти полную уверенность, что формы жизни очень многочисленны». На каждой планете другого солнца, даже если это в сотнях световых лет от земли, если ее масса и атмосфера схожи с нашими, должны жить существа, похожие на нас. Расчеты показывают, что в одной только нашей Галактике может существовать от 10 до 15 миллионов планет, более или менее сравнимых с Землей. Харлоу Шелли в своей работе «Звезды и люди» насчитывает в известной нам Вселенной 10 вероятных ее сестер. Эти данные заставляют нас предположить, что другие миры обитаемы, что Вселенная заселена. В конце 1959 года в Корнельском университете (США) были учреждены лаборатории под руководством профессоров Коччиони и Моррисона, пионеров дальней космической связи, – там ищут послания, возможно направляемые нам другими разумными существами.

В еще большей мере, чем посадка ракет на ближайшие планеты, контакт людей с разумными существами, обладающими иной психикой, может стать самым потрясающим событием в истории человечества.

Если помимо нас существуют другие разумные создания, то знают ли они о нашем существовании? Принимают ли они и расшифровывают ли отдельное эхо радио– и телевизионных волн, излучаемых нами? Видят ли они с помощью своих аппаратов пертурбации, производимые на нашем солнце гигантскими планетами Юпитером и Сатурном? Посылают ли корабли в нашу Галактику? Наша Солнечная система могла быть бесчисленное количество раз пересечена ракетами-наблюдателями, а мы и не подозревали бы об этом. Нам не удается даже сейчас, когда я пишу эти строки, отыскать свой «Лунник111», передатчик которого испортился. Мы до сих пор так и не знаем, что происходит в наших владениях.

Посещали ли нас обитатели других миров? В принципе, такие посещения вполне вероятны. Но почему обязательно Земля? Есть же миллиарды звезд, рассеянных по полю световых лет. Разве мы самые близкие? Или самые интересные? Вполне логично предположить, что «пришельцы» могли прибыть, чтобы взглянуть на Землю, даже высадиться на нее и пожить некоторое время. Жизнь существует на планете по меньшей мере миллиард лет. Человек появился на ней более миллиона лет назад, а наши воспоминания не простираются далее шести-семи тысяч лет. Что мы знаем? Быть может, доисторические чудовища вытягивали вверх свои длинные шеи, когда над ними пролетали звездные корабли, и след такого сказочного события потерялся…

Доктор Ральф Стейр, анализируя странные скалы, тектиты, рассеянные в районе Ливана, допускает, что они могут быть остатками исчезнувшей планеты, находившейся между Марсом и Юпитером. В составе тектитов обнаружили радиоактивные изотопы алюминия и бериллия. Многие заслуживающие доверия ученые считают, что спутник Марса, Фобос, пуст внутри. Речь идет об искусственном астероиде, выведенном на орбиту вокруг Марса внеземными разумными существами. Таково резюме статьи в ноябрьском номере журнала «Дискавери» за 1959 год. Этот вывод совпадает и с гипотезой советского профессора И. Шкловского, специалиста по радиоастрономии.

В нашумевшей статье в «Литературной газете» за февраль 1960 года доктор физикоматематических наук профессор М. М. Агрест заявил, что тектиты, создание которых невозможно без очень высокой температуры и мощной радиации, являются, возможно, следами приземления исследовательских зондов. Миллион лет назад на Земле побывали посетители. Для проф. Агреста (рискнувшего в этой статье предложить столь сказочную гипотезу) Содом и Гоморра были разрушены термоядерным взрывом, произведенным пришельцами либо по неосторожности, либо по необходимости, для уничтожения запасов энергии перед возвращением в космос. В рукописях Мертвого моря читаем такое описание: «Поднялся столб дыма и пыли, словно бы вышедший из сердца Земли. Он облил дождем из серы и огня Содом и Гоморру и разрушил город, уничтожил равнину, всех жителей и растительность. И Лот жил в Изоаре, а потом поселился на горах, готому что боялся оставаться в Изоаре. Люди были предупреждены, что должны покинуть место будущего взрыва, не задерживаться на открытых пространствах, не смотреть на взрыв и прятаться под землю… Беглецы, которые оборачивались, ослепли и умерли…» В этом же районе Антиливана есть один из самых таинственных монументов – «Терраса Баальбека». Речь идет о платформе, составленной из каменных блоков; некоторые из них более 20 метров в длину и весят две тысячи тонн. До сих пор совершенно непонятно для чего, как и кем была выстроена эта платформа. Проф. Агрест высказал предположение, что перед нами, возможно, остатки площадки для приземления, воздвигнутой пришельцами.

Наконец, доклады АН СССР о взрыве 30 июня 1908 года в Сибири подсказывают гипотезу о гибели межпланетного корабля.

В этот день, в 7 часов утра, столб дыма высотой до 50 км поднялся над сибирской тайгой. Лес в радиусе 40 км был уничтожен вследствие контакта гигантского огненного шара с землей. В течение многих недель над Россией, Западной Европой и Северной Африкой проплывали странные золотистые облака, отражавшие ночью солнечный свет. Сохранились фотографии лондонцев, читающих на улице газету в час ночи. Еще и сегодня в этом сибирском районе не восстановилась растительность. Измерения, сделанные в 1960 году в этом месте русской научной комиссией, показали, что радиоактивность здесь втрое выше нормы.

Если нас посещали, то встречались ли удивительные визитеры с людьми? Здравый смысл подсказывает, что в таком случае мы бы их заметили. Однако это совершенно необязательно. Первое правило этологии состоит в том, чтобы не тревожить животных, за которыми наблюдают… Циманский, немецкий ученый из Тюбингена, ученик гениального Конрада Флоренса, изучал в течение трех лет улиток, усвоил их «язык» и психологию поведения, да так, что улитки действительно принимали его за одного из «своих». Наши посетители могли также поступить и с людьми. Мысль унизительная, тем не менее обоснованная.

Посещали ли Землю исследователи до известной человеческой истории? Индийская легенда рассказывает о Властителях Дзиан, прибывших извне, чтобы принести землянам огонь и лук со стрелами. Зародилась ли жизнь на Земле сама или была привнесена пришельцами из космоса? «Прибыли ли мы извне? – вопрошает биолог Лорен Эйсли. – Готовимся ли вернуться с помощью наших машин?» (Большая часть астрономов и теологов считает, что земная жизнь началась на Земле. Иного мнения астроном из Корнельского университета, доктор Томас Голд. В докладе, прочитанном в 1960 году в Лос-Анжелесе, на конгрессе по проблемам космоса, Голд высказал предположение, что жизнь, возможно, существовала в другой части Вселенной на протяжении миллиардов лет до того, как пустила корни на Земле. Каким образом она была занесена сюда, начав свое долгое восхождение к человеку, Быть может, космическими кораблями? Голд обратил внимание на тот факт, что жизнь существует на земле в течение примерно миллиарда лет. А начиналась она с простейших форм – микробов. По мнению Голда, через миллиард лет на планете могут появиться достаточно разумные существа, чтобы суметь отправиться дальше в космос, посещая плодородные, но девственные планеты, и, в свою очередь, оплодотворяя их. Такое развитие событий вполне вероятно – нормальное начало жизни на всякой планете, включая Землю. «Пришельцы, – говорит Голд, – могли посетить Землю миллиард лет назад, и оставленные ими формы жизни уже развились до такого уровня, что микробам вскоре предоставится другой агент (космические путешественники), способный распространить их дальше». Что произойдет с другими галактиками, плавающими в космосе за пределами Млечного Пути? Голд – один из приверженцев теории бесконечности Вселенной. В таком случае, когда же началась жизнь? Теория бесконечной Вселенной утверждает, что пространство не имеет границ, время – начала и конца. Если жизнь переходит от древних галактик к новым, то ее история может восходить к вечности).

И еще о небе: звездная динамика показывает, что ни одна звезда не может «взять в плен» другую. Двойные или тройные звезды, наблюдаемые на небе, должны, поэтому, иметь одинаковый возраст. Но спектроскопия свидетельствует об обратном. Один белый карлик древностью в десять миллиардов лет сопровождает, например, красного гиганта возрастом в три миллиарда лет. Это невозможно, однако это так. Мы с Бержье опросили множество астрономов и физиков. Некоторые – и их немало – не исключают гипотезы о разумном, волевом выведении на свои места этих групп звезд. Перемещения звезд и их искусственное соединение дают таким образом знать Вселенной, что жизнь существует в таком-то районе неба для вящей славы разума.

В своем удивительном предостережении о предстоящем слиянии духовного и материального Блан де Сент-Бонне (малоизвестный французский философ (18151880). Главное произведение «Духовное единство»).писал: «Религия будет нам доказана через абсурд. Это не будет больше неведомая доктрина, которую придется выслушать, это не будет неуслышанная, кричащая совесть – нет, факты заговорят в полный голос. Истина покинет высоты слова, она войдет в хлеб, который мы едим. Свет будет огнем!» Обескураживающая мысль о том, что разумное человечество, вероятно, не одиноко во Вселенной, соединяется с мыслью, что мы способны посещать иные, отличные от нашего миры, понимать их законы, путешествовать и, некоторым образом, работать по ту сторону зеркала. Эта фантастическая просека была прорублена математическим гением. Недостаток любопытства и знания заставил нас принять опыт поэзии, начиная с Рембо, за основной факт интеллектуальной революции современного мира. Но основной факт – это взрывное развитие математики, что хорошо подметил Валери.

Теперь человек стоит перед собственным математическим гением как перед обитателем иных миров. Современные математические сущности живут, развиваются, оплодотворяют друг друга в этих недоступных, чуждых всякому человеческому опыту мирах. В романе «Люди как боги» Г. Уэллс предполагает, что существует столько же вселенных, сколько страниц в большой книге. Мы обитаем только на одной из этих страниц. Но математический гений пронизывает ее всю насквозь – он являет собой действительную и безграничную мощь человеческого мозга. Так, путешествуя по другим вселенным, он возвращается, заполучив действенные орудия для преобразования собственного мира.

Он может одновременно и быть, и действовать. Например, математик изучает теории пространств, требующих двух полных оборотов для возвращения к исходной точке. Но именно эта работа, совершенно, казалось бы, чуждая всякой деятельности в нашей сфере существования, позволяет обнаружить свойства и законы поведения элементарных частиц в микроскопических пространствах и тем самым развивать ядерную физику. Математическая интуиция, открывающая путь к другим вселенным, изменяет также и нашу. Математический гений, такой близкий к гению чистой музыки, оказывает и наиболее сильное воздействие на материю.

Наконец, доведя математическую мысль до высшего уровня абстракции, человек заметил, что она, эта мысль, возможно, и не является исключительно его прерогативой. Он обнаружил, что насекомые, например, воспринимают недоступные ему свойства пространства и что существует, должно быть, универсальная математическая мысль, поднимаемая высшим разумом до такого уровня, когда она охватывает все живое…

В этом мире, где человек ни в чем не уверен – ни в себе самом, ни в своем окружении, определяющем для него законы и факты, – с удивительной быстротой рождается новая мифология. Кибернетика обусловила мысль о слабости человеческого разума перед разумом электронного мозга, и подавленный этим рядовой человек смотрит на зеленый глазок «мыслящей машины» с таким же страхом, с каким древний египтянин смотрел на сфинкса. Атом восседает на Олимпе с молнией в руке. Едва начали строить французскую атомную станцию в Маркуле, как окрестные жители решили, что их помидоры погибнут. Бомба разладила наше время, заставив рожать чудовищ. Литература, называемая научнофантастической, насыщеннее, чем литература психологическая, и составляет современную Одиссею, с марсианами и сверхчеловеками. И уже такой вот метафизический Улисс возвращается домой, победив пространство и время.

К вопросу «Одни ли мы?» добавляется вопрос «Последние ли?». Остановится ли эволюция на человеке? Не формируется ли уже высшее существо? Или, может, оно уже среди нас? И каким его нужно представлять: как автономное или как коллективное существо, целую человеческую массу, то волнующуюся, то застывающую, целиком достигшую сознания своего единства и подъема? В «эпоху масс» индивидуальность умирает, но для передачи духовной традиции это спасительная смерть – смерть как условие истинного рождения. Индивидуальность умирает для человеческого сознания, чтобы родиться для Сознания Космического. Она чувствует, что на нее оказывается колоссальное давление, и должна умереть, либо сопротивляясь, либо повинуясь.

Если присмотреться, все это лучше отражает глубину мыслей и направленность сегодняшнего человека, чем анализ неонатуралистического романа или политикосоциальные исследования. Скоро мы увидим, как тот, кто присвоит себе функции наблюдателя, смотрящего на новое прежними глазами, будет испепелен молнией фактов.

В этом мире, открытом для необычного, человек на каждом шагу наталкивается на вопросительные знаки, такие же огромные, какими были допотопные животные и растения. Они ему не по росту. Но каков на самом деле его рост? Семантика и психология развивались медленнее, чем физика и математика. И человек XIX века вдруг оказался лицом к лицу с другим миром. Но разве человек социологии и психологии XIX века – настоящий человек? Ничуть не бывало. После интеллектуальной революции, названной «Рассуждением о методе», после рождения наук и энциклопедического духа, после весомого вклада рационализма XIX века мы живем в момент, когда размах и сложность открывшейся действительности с необходимостью должны потребовать от ума такой позиции, которая кардинально отличалась бы от вчерашней. Вторжению внешнего фантастического должно соответствовать и исследование фантастического внутреннего. Существует ли внутреннее фантастическое? И то, что сделал человек, не является ли проекцией того, что он представляет собой, или того, чем он станет? Этим-то исследованием внутреннего фантастического мы и займемся. Или по крайней мере постараемся дать почувствовать, что это исследование необходимо, и опишем его метод.

Естественно, у нас нет ни времени, ни средств для проведения измерений и экспериментов, которые казались бы нам желательными и которыми, возможно, займутся более квалифицированные исследователи. Особенность нашей работы не в том, чтобы измерять и экспериментировать. Более всего нам важно собрать ФАКТЫ и обнаружить те связи между ними, которыми официальная наука порой пренебрегает или которым она отказывает в праве на существование. Такой подход может показаться необычным или вызвать подозрение. Тем не менее он приводил к крупным открытиям. Дарвин, например, действовал не иначе, как собирая и сравнивая сведения, которыми до тех пор не интересовались. Точно так же, сохраняя все соответствия, мы наблюдали, как по ходу нашей работы рождается теория внутреннего мира действительного человека, тотального разума и бодрствующего сознания.

Эта работа не полна – нам потребовалось бы лишних десять лет, чтобы довести ее до конца. Кроме того, мы даем только ее резюме, или, вернее, ее образ, чтобы не отбить охоту, поскольку рассчитываем на свежесть мысли читателя, стараясь все время удерживать его в этом состоянии.

Тотальный разум, бодрствующее сознание – кажется, человек движется к этим весомым завоеваниям возрождающегося мира, требующего прежде всего отказа от свободы. – Но свобода для чего? – спрашивал Ленин. Свобода быть только тем, чем был, и в самом деле постепенно отнимается у него. Единственная свобода, которая вскоре будет ему предоставлена, – это свобода становиться другим, переходить в высшее состояние ума и сознания. Эта свобода по своей природе не психологическая, а, по крайней мере, мистическая, если пользоваться старыми схемами, вчерашним языком. Мы думаем, что факт цивилизации, в определенном смысле, заключается в распространении влияния так называемой мистики на эту Землю, дымящую заводами и вибрирующую от ракет, на все человечество. Мы увидим, что это влияние – практическое, что оно в некотором роде – «второе дыхание», необходимое людям, чтобы подчиниться ускорению судьбы Земли. «Бог создал нас возможно меньшими. Свобода – это власть быть причиной, это заслуженная способность переделывать самого себя».

Литературный критик и философ Альбер Беген утверждал, что Бальзак был скорее визионером, нежели наблюдателем. Эта гипотеза кажется мне верной. В восхитительной новелле «Реквизиционер» Бальзак предвосхищает рождение парапсихологии, которое произойдет во второй половине двадцатого века, создав точную науку из изучения «психической силы» человека: «Точно в тот час, когда мадам де Дей умирала в Карантане, ее сын был расстрелян в Морбиане. Мы можем присоединить этот трагический факт ко всем наблюдениям над связями, презирающими законы пространства; собираемые с любознательностью ученых несколькими одинокими людьми, эти документы послужат когда-нибудь для создания основ новой науки, которой до сегодняшнего дня не хватало гениального человека.» В 1891 году Камилл Фламмарион за ноябрь 1891 г. заявил: «Конец нашего века напоминает конец предыдущего. Ум чувствует себя утомленным заявлениями философии, называющей себя позитивной. Нетрудно угадать, что она ошибается… Сократ говорил: „Познай самого себя!“ На протяжении тысяч лет мы узнали огромное количество вещей, за исключением того, что интересует нас больше всего. Кажется, что современная тенденция человеческой мысли состоит, наконец, в том, чтобы следовать этому изречению Сократа».

К Фламмариону в обсерваторию Жювизи раз в месяц приезжал Конан-Дойль, чтобы вместе с астрономом изучать явления ясновидения, привидений, материализации духов, вообще говоря – сомнительное. Фламмарион верил в привидения, а Конан-Дойль коллекционировал «фотографии фей». «Новая наука», которую предчувствовал Бальзак, не родилась, но нужда в ней становилась очевидной. Виктор Гюго прекрасно сказал в своем этюде о Шекспире: «В каждом человеке есть свой Патмос (остров в архипелаге Южный Спорад, в Эгейском море, где св. Иоанн писал свой Апокалипсис). Он волен идти или не идти на тот жуткий пик мысли, откуда виднеется мрак. Если он не идет туда, он останется в обычной жизни, в обычном сомнении – и это хорошо. Для внутреннего покоя это, несомненно, самое лучшее. Если же он идет на эту вершину, он уже захвачен. Чудеса чередой являются ему. Никому не дано безнаказанно видеть этот океан… Он остерегается этой влекущей пропасти, зондирования неисследованного, самоустранения от почвы и жизни, входа в запретный мир, ощущения неосязаемого, взгляда в невидимое. Но снова и снова возвращается к нему, касается его локтем, наклоняется над ним, делает шаг, другой, и так проникает в непроницаемое, уходя в безграничное расширение бесчисленных свойств».

Что касается меня, то еще в 1939 году я имел точное представление о науке, которая безупречно свидетельствовала бы о внутреннем мире человека, побуждала ум к новым размышлениям о природе знания и, подбираясь все ближе к цели, в конечном счете изменила методы научного исследования во всех областях. Мне было 19 лет, и война прервала меня как раз тогда, когда я решил посвятить свою жизнь созданию психологии и физиологии мистических состояний. В этот момент я прочел в «Нувель Ревю Франсэз» эссе Жюля Ромена «Ответ на самый важный вопрос», которое неожиданно укрепило мою позицию. Это эссе тоже оказалось пророческим. После войны и в самом деле родилась наука о психике, парапсихология, вполне оформившаяся сегодня, в то время как даже внутри таких официальных наук, как математика и физика, мысль некоторым образом развивается в ином направлении.

"Я думаю, – писал Жюль Ромен, – что главная трудность для человеческого ума не столько в том, чтобы достигнуть правильных выводов в определенном плане или в определенных направлениях, сколько в том, чтобы найти способ согласования между собой тех заключений, к которым он приходит, работая над явлениями, находящимися в различных планах действительности, и двигаясь в различных направлениях, меняющихся в зависимости от той или иной эпохи. Например, ему трудно согласовать те сложные мысли, к которым его приводит современная физическая наука, с мыслями, вероятно, не менее ценными, найденными в других эпохах, где его внимание привлекают, по преимуществу, духовные или психические реалии. Ведь еще и сегодня находятся люди, помимо физических методов посвятившие себя исследованиям в духовном или психическом планах. Я вовсе не думаю, что современной науке, часто подвергающейся упрекам в материализме, угрожает революция, которая разрушит ее верные выводы (под угрозой могут быть только слишком общие или преждевременные гипотезы, в которых наука сама не уверена). Но она может оказаться когда-нибудь перед лицом таких глобальных, таких весомых результатов, достигнутых методами, называемыми в общем «психическими», что будет уже невозможно считать их недействительными, несуществующими, как это делают сегодня.

Многие воображают, что тогда все легко уладится, что науке, называемой «позитивной», останется только мирно сохранить свою теперешнюю область и предоставить развиваться за ее пределами совсем другим знаниям, которыми она сегодня просто пренебрегает или удаляет в сферу «непознаваемого», с презрением оставляя их метафизике. Но так легко она не отделается. Многие важнейшие результаты психических экспериментов, когда они будут подтверждены (если это все-таки случится) и официально признаны «истинами», фактически окажутся нападением на позитивную науку внутри ее границ, и человеческий ум, до сих пор из страха перед ответственностью делающий вид, будто он не видит конфликта, будет вынужден стать арбитром в этом споре. Нас ожидает такой же тяжелый кризис, как и тот, который был вызван применением в промышленности физических открытий. Сама жизнь человечества изменится от этого. Я думаю, что этот кризис возможен, вероятен и даже довольно близок".

Однажды зимним утром я провожал друга в клинику, где его должны были срочно оперировать. Едва светало, мы шли под дождем, безуспешно пытаясь поймать такси. Моего друга била лихорадка, он шатался и вдруг наткнулся на лежащую на тротуаре забрызганную грязью игральную карту. – Если это джокер, – сказал он, – то все будет хорошо. Я поднял и перевернул карту. Это был джокер… Парапсихология пытается организовать изучение такого рода фактов путем экспериментального повторения. Обладает ли нормальный человек силой, которой почти никогда не пользуется, поскольку его убедили, будто он ею не обладает? Подлинно научные эксперименты могли бы полностью устранить здесь элемент случайности. Мне, вместе с Олдосом Хаксли довелось, в частности, принимать участие в работе международного конгресса по парапсихологии в 1955 году, а потом следить за работами в этой области. Не может быть никакого сомнения в серьезности этих работ. Если бы наука не игнорировала высказывания поэтов, то парапсихология могла бы почерпнуть у Аполлинера великолепное определение. Кто из нас не пророк, дорогой Андре Бийон, Но людей убеждали так долго, что у них Вовсе нет будущего, и что они невежды навсегда, И идиоты от рождения, Что они примирились с этим, и что даже никому не пришло на ум.

Спросить себя, знает ли он будущее, или нет.

Во всем этом нет религиозного духа – Ни в суевериях, ни в пророчествах, Ни во всем том, что называют оккультизмом; Есть прежде всего способ наблюдать и понимать природу.

(Гийом Аполлинер, «Каллиграмма»).

Парапсихологические эксперименты, похоже, доказали, что между миром и человеком существует и иная связь помимо той, что устанавливается обычным путем. Всякий нормальный человек может воспринимать предметы на расстоянии или сквозь стены, не касаясь, приводить их в движение, передавать свои мысли и чувства другому человеку и, наконец, узнавать о грядущих событиях.

Английский писатель Г. Р. Хаггард, умерший в 1925 году, в романе «Месть Майвы» подробно описывает побег своего героя Аллана Квотермейна, попавшего в плен к дикарям. Когда он перебирался через скалистый утес, преследователь схватил его за ногу. Чтобы освободиться, герой Хаггарда, не глядя, выстрелил из пистолета параллельно своей правой ноге.

Через несколько лет после опубликования романа к Хаггарду явился один английский путешественник. Он специально приехал в Лондон, чтобы спросить у писателя, откуда тому известны такие подробности его приключения, при том, что он, стремясь скрыть убийство, никому не рассказывал об этом.

В библиотеке австрийского писателя Карла Ганса Штроби, умершего в 1946 году, его друг Вилли Штродтер обнаружил следующее: «Я открыл некоторые из его книг. Между страницами были заложены многочисленные газетные вырезки. Однако это оказались не рецензии, как я сперва предполагал, а описания происшествий. Меня бросило в дрожь, когда я увидел сообщения о событиях, описанных Штроби задолго до этого».

В 1898 году американский писатель-фантаст Морган Робертсон описал кораблекрушение гигантского судна. Этот воображаемый корабль водоизмещением 70 тысяч тонн имел 800 футов в длину и перевозил три тысячи пассажиров. Его двигатель приводил в движение три винта. В одну апрельскую ночь, во время своего первого рейса, он наткнулся в тумане на айсберг и затонул. Корабль назывался «Титан».

«Титаник», погибший позднее при сходных обстоятельствах, обладал водоизмещением 66 тысяч тонн, 828,5 футами длины, перевозил три тысячи пассажиров и имел три винта. Катастрофа произошла в апрельскую ночь.

Таковы факты. А вот опыты, проведенные экспериментаторами: В Дургеме (США) экспериментатор держит в руке пять специальных карт. Вытаскивая одну за другой, он кидает их на стол. Все манипуляции снимаются на пленку. В то же время в Загребе (Югославия) его коллега старается угадать последовательность вынимания карт. Опыт повторяется тысячи раз. Количество правильных ответов оказалось куда большим, чем это позволяет случай или теория вероятностей.

В Лондоне, в запертой комнате математик Дж. С. Соул вытаскивает подобные карты. За перегородкой матового стекла студент Базил Шеклтон старается их угадать. При сравнении обнаруживают, что студент в пропорции, также превышающей случайную, угадывал ту карту, которая будет вытянута в следующий раз.

Инженер из Стокгольма сконструировал машину, автоматически бросающую игральные кости и снимающую на кинопленку их падение. Зрители, студенты университета, мысленно пытаются заставить выпасть определенное число очков, вкладывая в это максимальное желание. Что им и удается в пропорции, превышающей любую случайность.

Изучая явления предвидения в состоянии сна, англичанин Данн научно доказал, что некоторые сны способны открыть будущее, даже отдаленное (его работа «Время и сон». Дж.В.Данну в 1901 году приснилось, что город Лавсторф, расположенный на побережье Ла-Манша, был обстрелян чужеземным флотом. Этот обстрел со всеми подробностями, описанными в 1901 году, имел место в 1914-м. Тот же Данн увидел во сне заголовки газет, сообщивших об извержении вулкана Монпеле за несколько месяцев до указанного события), а два немецких исследователя, Муфарг и Стефане, в работе, озаглавленной «Тайна снов» (французский перевод в изд.Де Рив, Париж"), перечислили многочисленные и проверенные случаи, когда сны открывали будущие события и приводили к важным научным открытиям.

Будучи студентом, знаменитый физик Нильс Бор увидел странный сон. Он видел себя на солнце из горящего газа. Планеты со свистом проносились мимо. Они были связаны с солнцем тонкими нитями и вращались вокруг него. Вдруг газ затвердел, солнце и планеты уменьшились. В этот момент Бор проснулся и осознал, что открыл модель атома, которую столько времени искал. «Солнце» было неподвижным ядром, центром, вокруг которого вращались электроны. Вся современная атомная физика и ее применение вышли из этого сна.

Химик Август Кекуле рассказывает: «Однажды летним вечером я уснул на автобусной остановке по пути домой. И во сне увидел, как со всех сторон атомы соединились в пары, увлекаемые в более крупные группы, которые, в свою очередь, притягивались другими, еще более мощными – и все они вихрем закружились в неудержимом хороводе. Часть ночи я провел, записывая увиденное во сне. Теория структуры была найдена».

Однажды осенью 1940 года, прочтя в газетах сообщение о бомбардировке Лондона, один из инженеров американской телефонной компании «Белл» увидел во сне, что чертит план аппарата, позволяющего направлять зенитные орудия именно в то место, где пройдет самолет, траектория и скорость которого известны. Проснувшись, он набросал схему по памяти. Изучение этого аппарата, впервые использовавшего принцип радара, велось крупнейшим ученым Нобертом Винером, и его размышления по этому поводу привели к рождению кибернетики.

«Ни в коем случае нельзя недооценивать, – говорил Лавкрафт в новелле „По ту сторону стены сна“, – того фундаментального значения, которое могут иметь сны». Теперь нельзя также относиться с пренебрежением и к явлениям предвидения, будь то в состоянии сна или бодрствования. Идя значительно дальше завоеваний официальной психологии, американская комиссия по атомной энергии в 1958 году предложила использовать ясновидцев, чтобы попытаться угадать точки попадания русских ракет в случае войны" (доклад «Рэнд корпорейшн» от 31 августа 1958 года).

25 июля 1959 года на борт атомной подводной лодки «Наутилус» был поднят таинственный пассажир. Лодка тотчас вышла в море и в течение шестнадцати дней, не поднимаясь на поверхность, находилась в погруженном состоянии. Безымянный пассажир не выходил из своей каюты. Только матрос, приносивший ему еду, и капитан Андерсон, ежедневно приходивший к нему, видели его лицо. Дважды в день он передавал капитану листок бумаги. На этих листках в различных комбинациях были изображены пять знаков: крест, звезда, круг, квадрат и три волнистые линии. Это были знаки карт Зеннера. Капитан Андерсон и неизвестный пассажир ставили свои подписи на каждом листке, и капитан запечатывал их в пакет, вкладывая внутрь два конверта. На одном были указаны час и дата, на втором – стоял штемпель «Совершенно секретно. В случае опасности уничтожить». В понедельник, 10 августа 1959 года лодка пришвартовалась к молу Кройтона. Пассажир сел в ожидавшую его машину, доставившую его на ближайший военный аэродром.

Через несколько часов самолет приземлился на маленьком аэродроме городка Френшип в Мэриленде. Автомобиль уже ждал. Пассажир был доставлен к подъезду здания с вывеской «Центр специальных исследований Вестингауза. Вход без пропуска запрещен». Он попросил дежурного пропустить его к полковнику Уильяму Бауэрсу, директору биологической исследовательской службы ВВС США, доктору наук. Боуэрс ждал его в своем кабинете.

– Садитесь, лейтенант Джонс, – сказал он. – Пакет у вас? Не говоря ни слова, Джонс протянул пакет полковнику, который подошел к сейфу, открыл его и вынул такой же пакет, с той лишь разницей, что на нем стоял штамп не «Подлодка», а «Центр исследований, Френшип, Мэриленд».

Бауэре вскрыл оба пакета, вынул оттуда конверты меньшего размера, распечатал их в свою очередь, и оба офицера стали молча откладывать в сторону листки с одинаковыми датами. Затем взялись их сравнивать. С точностью до 70% и выше знаки были одинаковыми и стояли в том же порядке на обоих листках, помеченных одной и той же датой.

– Мы с вами присутствуем при повороте истории, – сказал полковник Уильям Бауэре. – Впервые в мире, в условиях, не допускающих никакой фальсификации, с точностью, достаточной для практического применения, человеческая мысль передана на расстояние без промежуточного приспособления – прямо от мозга к мозгу.

Когда можно будет узнать имена двух людей, участвовавших в этом опыте, они, несомненно, будут сохранены для истории.

В настоящий момент это «лейтенант Джонс», офицер флота, и «Мистер Смит», студент университета Дьюка в Дургеме (Северная Каролина, США).

Дважды в день, в течение шестнадцати дней, запертый в комнате, откуда он ни разу не выходил, м-р Смит сидел перед аппаратом, автоматически выбрасывавшим карты. Внутри этого аппарата в барабане непрерывно перемешивались тысячи карт. Это были не обычные игральные карты, а упрощенные, так называемые карты Зеннера. Эти карты уже давно употреблялись в опытах по парапсихологии; все они были одного цвета, а на каждой – по одному из пяти символов: три волнистых линии, круг, крест, квадрат, звезда. Два раза в день под действием часового механизма аппарат случайным образом выбрасывал карты с интервалом в одну минуту. Г-н Смит пристально смотрел на карту, стараясь напряженно о ней думать. В тот же час на расстоянии 2000 км на сотнях метров глубины от поверхности океана лейтенант Джонс старался угадать, какая карта находится перед глазами г-на Смита. Он отмечал результат и давал капитану Андерсону заверить листок опыта своей подписью. В семи случаях из десяти Джонс угадывал правильно. Никакие фокусы здесь не были возможны. Даже если предположить самый невероятный сговор, то ведь между подводной лодкой и лабораторией, где находился Смит, не было никакой связи. Даже радиоволны не проникают на несколько сотен метров в глубину моря. Впервые в истории науки получено бесспорное доказательство возможности сообщения на расстоянии непосредственно от мозга к мозгу. Парапсихология вступила наконец в научную фазу.

Это великое открытие было сделано в связи с военной необходимостью. С начала 1957 г. знаменитая Рэнд Корпорейшн, занимающаяся наиболее секретными исследованиями для американского правительства, направила доклад по этому вопросу президенту Эйзенхауэру. Там можно было прочесть: «Наши подводные лодки теперь бесполезны, ибо с ними невозможно связаться, когда они находятся в погруженном состоянии, и в особенности – когда они будут под полярными льдами. Должны быть использованы все новейшие средства». В течение года доклад Рэнд не возымел никаких последствий. Научные советники президента Эйзенхауэра думали, что эта идея слишком напоминает столоверчение. В то время как «бип-бип» Спутника-1 звучал над миром, как колокол, крупнейшие американские ученые решили, что пришла пора двигаться во всех направлениях, включая и те, которые презираются русскими. Американская наука обратилась к общественному мнению. 13 июля 1958 г. воскресное приложение к «НьюЙорк Гаральд Трибьюн» опубликовало статью самого крупного военного специалиста в американской прессе А. Е. Тальберта. Он писал: «Вооруженные силы США должны знать, может ли энергия, излучаемая человеческим мозгом, оказывать через тысячи километров влияние на другой человеческий мозг… Здесь идет речь о вполне научных исследованиях; констатированные явления, как и все, производимое живым организмом, питаются энергией, возникающей в результате сгорания пищи в организме… Если мы придадим этому явлению большой размах, то это сможет дать нам новое средство связи между подводными лодками и сушей, а когданибудь – между межпланетными космическими кораблями и нашей планетой».

В результате этой статьи из-за многочисленных докладов ученых, подтвердивших доклад Рэнд Корпорейшн, были приняты решения. Исследовательские лаборатории для нужд новой науки – парапсихологии – существуют теперь у Рэнд Корпорейшн в Кливленде, у Вестингауза во Френшипе (Мэриленд), у «Дженерал Электрик» в Сеннектеди, у «Белл Телефон» в Бостоне и даже в центре исследовательских работ армии в Редстоуне (Алабама). В этом последнем центре лаборатория, изучающая передачу мыслей, находится менее чем в полукилометре от кабинета Вернера фон Брауна. Таким образом, освоение планет и завоевания человеческой мысли уже готовы протянуть друг другу руки.

Меньше чем за год эти лаборатории получили больше результатов, чем их было добыто за век исследований в области телепатии. Причина этого проста: исследователи начали с нуля, без предвзятой идеи. Комиссии были разосланы по всему миру: в Англию, где комиссия установила контакт с подлинным ученым, проверявшим явления передачи мысли. Доктор Соул из Кэмбриджа смог сообщить комиссии о демонстрации связи на много сотен километров между двумя молодыми шахтерами из Уэльса.

В ФРГ комиссия встретилась с такими неоспоримыми научными авторитетами, как Ганс Бендер и Паскуаль Иордан, которые не только наблюдали явления передачи мысли, но и не побоялись об этом написать. В самой Америке все умножались доказательства. Китайский ученый Чин Ю Ван смог с помощью нескольких сотрудников, тоже китайцев, дать специалистам Рэнд Корпорейшн окончательные, по-видимому, доказательства возможности передачи мысли.

Как же действуют практически, чтобы получить такие же удивительные результаты, как в опыте лейтенанта Джонса и г-на Смита? Для этого нужно найти пару экспериментаторов, один из которых становится передатчиком, а второй – реципиентом. Только используя двух людей, чей мозг известным образом синхронизирован (американские специалисты употребляют термин «резонанс», заимствованный из радиотехники, ибо сознают, насколько объемен этот термин), можно получить действительно сенсационные результаты.

В современных работах установлено, что связь может иметь только одно направление. Если действовать наоборот, заставить передавать рецепиента, а принимать – передатчика, то не будет никакого результата. Для осуществления двухсторонней действенной связи потребуются две пары передатчик-реципиент, иначе говоря, один передатчик и один реципиент на борту подлодки, и один передатчик и один реципиент в лаборатории на суше.

Как выбирают таких людей? Сейчас это еще держится в секрете. Все, что известно, это – что выбор делается на базе изучения электроэнцефалограмм, т.е. записи электрической деятельности мозга добровольцев. Эта хорошо известная науке мозговая деятельность не сопровождается никаким излучением волн. Но электроэнцефалограмма отмечает излучение энергии в мозге, и Грей Вальтер, знаменитый английский кибернетик, первым показал, что электроэнцефалограмма может служить для фиксации необычной мозговой деятельности.

Ясность в другой аспект этого вопроса внесла Гертруда Шмайдлер, американский психолог. Она установила, что добровольцы, предлагающие свои услуги для опытов в области парапсихологии, могут быть разделены на две категории, которые она условно назвала «овцами» и «козлами». Овцы – те, кто верит во внечувственное восприятие, козлы – те, кто в него не верит. Похоже, что при сообщениях на расстоянии нужно соединять «козла» с «овцой».

Очень затрудняет эту работу то, что в момент, когда устанавливается мысленная связь на расстоянии, передатчик, равно как и реципиент, ничего не чувствует. Связь приходит на уровне бессознательного, и в область сознательного не просачивается ничего. Передатчик не знает, достигло ли цели его послание. реципиент не знает, получает ли он сигналы от другого мозга или выдумывает их сам. Вот почему вместо того, чтобы пытаться передавать сложные или спорные изображения, удовлетворяются передачей простейших пяти символов по таблице Зеннера. Когда эта передача налажена, можно будет легко пользоваться этими картами как кодом, подобно азбуке Морзе, и передавать вразумительные послания. Сейчас речь идет об усовершенствовании способа связи, о том, чтобы сделать его более верным. Работа идет во многих направлениях, и, в частности, ищут медикаменты психологического действия, облегчающие передачу мысли. Американский фармаколог, доктор Хэмфри Осмонд, уже получил первые результаты в этой области и доложил их на заседании Нью-Иоркской Академии наук в марте 1947 года.

Тем не менее, ни лейтенант Джонс, ни г-н Смит не использовали наркотики, потому что цель этих опытов ВМС США в том, чтобы исследовать до конца возможности нормального человеческого мозга. Кроме кофе, который, похоже, улучшает передачу, и аспирина, который, наоборот, аннулирует, парализует ее, никакой наркотик не разрешен в опытах по проекту Рэнд Корпорейшн.

Эти опыты вне всякого сомнения открывают новую эру в истории человечества и науки (Ж. Бержье «Констелласьон», N 140, декабрь 1959 г.).

В области «паранормальных» исцелений, т.е. полученных в результате парапсихологического лечения, идет ли речь о врачевателях, обладающих «флюидом», или о психоаналитике (учитывая все различия между методами) парапсихологи пришли к заключениям, представляющим огромный интерес. Они принесли нам новую концепцию: пара – врач-больной. Результат лечения определяется телепатической связью, существующей или не существующей между врачем и пациентом. Если эта связь установилась, – а она похожа на любовные отношения, – она производит то сверхъясновидение и ту сверхвосприимчивость, которые наблюдаются у влюбленных пар; в этом случае излечение возможно. Если нет, то врачеватель и больной понапрасну теряют время. Можно себе представить, что станет возможным нарисовать глубокий психологический портрет врача и пациента. Некоторые тесты позволили бы определить, какого рода умом и чувствительностью обладают врач и пациент и какова природа бессознательных отношений, могущих установиться между ними. Врач, сравнивая свой портрет с портретом пациента, сможет с самого начала знать, возможно ли воздействие.

В Нью-Йорке один психоаналитик сломал ключ от картотеки с карточками своих наблюдений. Он поспешил к слесарю и через час получил новый ключ. Он никому не говорил об этом случае. А через несколько дней во время сеанса один из его пациентов увидел ключ во сне и в точности описал его. Ключ был сломан, на нем был правильный номер ключа от картотеки: настоящее явление осмоса.

Д-р Линдер, знаменитый американский психоаналитик, в 1953 году лечил известного ученого-атомщика (он позднее описал этот свой опыт в книге «Час из пятидесяти минут»). Этот последний утратил всякий интерес к работе, к семье, ко всему. Все чаще и чаще его мысль устремлялась к другой планете, где наука была более развита, и где он был одним из ее руководителей. Он с большой точностью рассказывал об этом мире, его законах, нравах, культуре. Необычный факт: д-р Линдер понемногу стал чувствовать себя втянутым в безумие своего больного, мысленно присоединялся к нему в его мире и частично потерял рассудок. Тогда больной начал освобождаться от своего видения и стал на путь излечения. Линдер, в свою очередь, излечился через несколько недель. Он вновь нашел экспериментально прием стародавних времен – «взятие на себя» чужой болезни, искупление чужого греха.

Парапсихология не имеет никакого отношения к оккультизму и лженаукам, наоборот, она скорее занимается разоблачением мистики. Но при этом ученые, популяризаторы и философы, осуждающие ее, видят в парапсихологии основу для шарлатанства. Это невероятно, но факт, что наша эпоха, \. больше, чем любая другая, благоприятствует развитию лжена1 ук, имеющих «видимость чего угодно, но на деле не включающих в себя ничего». Мы убедились, что в человеке существуют неведомые области. Парапсихология предлагает метод их исследования. На последующих страницах мы сами предложим такой метод. Это исследование едва началось, и мы думаем, что оно будет одной из величайших задач возникающей цивилизации. Еще неведомые силы природы, несомненно, будут обнаружены, изучены и приручены, чтобы человек мог осуществить свою судьбу на Земле, прогрессируя сам. Мы в этом уверены. Но мы уверены также, что теперешнее развитие оккультизма и лженаук среди широчайшей публики – явление сродни болезни. Несчастья приносит не треснувшее зеркало, а треснувшие мозги.

В послевоенных США после войны практикуют более 30 тысяч астрологов, двадцать журналов посвящены исключительно астрологии, причем один из них – с тиражом в полмиллиона экземпляров. Более двухсот газет имеют разделы астрологии. В 1947 году пять миллионов американцев действовали по указаниям колдунов и тратили 200 миллионов в год, чтобы узнать будущее. Одна Франция располагает 40 тысячами знахарей и более чем 50 тысячами кабинетов оккультных консультаций. По этим данным (цифры, приведенные Франсуа де Лиониэ в статье «Болезнь цивилизации – лженауки», «Ля Неф» N 6, 1954 г.), ежегодные гонорары колдунов, прорицательниц, ясновидцев и т.п. достигают 50 миллионов франков в одном только Париже. Общий бюджет «магии» во всей Франции составляет около 300 миллионов в год – гораздо больше, чем бюджет научных учреждений.

«Если гадалка торгует правдой, оплату она получает врагами», – писал Честертон в рассказах об о. Брауне.

Совершенно необходимо – хотя бы для того, чтобы расчистить поле исследований – отразить это вторжение. Но это должно способствовать прогрессу знания. Если человек обладает силой, до сих пор не известной, которую он игнорирует, и если существует, как мы склонны думать, высшее состояние, то важно не отбрасывать гипотезы, полезные для экспериментирования, действительные факты и освещающие сопоставления, отражая это вторжение оккультизма и лженаук. Английская пословица гласит: «Вместе с грязной водой не надо выплескивать ребенка».

Даже советская наука – и та допускает, «что мы не знаем всего, но запретных областей нет, как нет и навеки недоступных территорий». Специалисты из института Павлова, китайские ученые, посвятившие себя изучению высшей нервной деятельности, работают над этим. «Сейчас, – пишет В. Сапарин в журнале „Знание-сила“ (1966, N 7, стр. 21), – явления, демонстрируемые йогами, необъяснимы, но это, несомненно, произойдет. Интерес к таким явлениям огромен, ибо они показывают необыкновенные возможности человеческого разума».

Изучение внечувственных способностей, «псионика», как говорят американские исследователи по аналогии с электроникой и бионикой, в самом деле способно вылиться в практическое применение внушительного размаха. Недавние работы о чувстве ориентировки животных, например, показывают существование внечувственных способностей. Перелетные птицы, кошка, пробегающая 1300 км, чтобы вернуться домой, самец бабочки, находящий самку за II км, используют, похоже, один и тот же тип восприятия и действия на расстоянии. Если бы мы могли обнаружить природу этого явления и подчинить его себе, мы располагали бы новым средством сообщения и ориентации. Мы получили бы в свое распоряжение настоящий «биологический радар».

Непосредственное общение чувств, которое, как кажется, происходит в паре психоаналитик-пациент, могло бы найти ценнейшее медицинское применение. Человеческое сознание подобно айсбергу в океане, у которого большая часть – под водой. Порой айсберг качнется и обнаружит огромную, невиданную до того массу, а мы говорим: вот сумасшедший! Если бы возможно было установить сообщение между подводными массами в паре врачеватель-больной посредством некоего «психического усилия», то психические заболевания могли бы исчезнуть совсем.

Современная наука учит нас, что экспериментальные методы ставят нам определенные границы. Например, достаточно сильный микроскоп использует настолько сильный источник света, что он смещает наблюдаемый электрон, делая наблюдение невозможным. Мы не можем узнать, что находится внутри, бомбардируя ядро: оно при этом изменяется. Но возможно, что неизвестные способности человеческого ума позволяют воспринимать мельчайшие структуры материи и гармонию Вселенной. Быть может, мы окажемся в состоянии располагать «псионическими» микроскопами, «псионическими» телескопами, которые непосредственно сообщат нам, что находится внутри отдаленной звезды или внутри атомного ядра.

Быть может, в человеке есть место, откуда может быть воспринята вся действительность. Эта гипотеза кажется бредовой. Но Огюст Конт заявлял, что никогда не будет известен химический состав звезды. А уже через год Бунзен изобрел спектроскоп. Мы, может быть, находимся накануне открытия совокупности методов, которые позволят нам систематически развивать наши внечувственные способности, использовать могучие механизмы, скрытые внутри нас.

С этой-то перспективой мы с Бержье и работали, памятуя указания нашего учителя Г. К. Честертона…

Отставание психологии от других наук внушительно. Психология, называемая современной, изучает человека в соответствии с воззрениями XIX века, отягощенными воинствующим позитивизмом. Подлинно современная наука рассматривает Вселенную, все более богатую сюрпризами, все менее отвечающую официальному представлению о строении нашего ума и природе познания.

Авторы считают, что представление о человеке должно основываться не на том, чем он является (или, вернее, кажется), а на том, чем он может стать на пути эволюции. Поэтому давайте начнем с того, что попробуем поискать точку зрения на эту возможную эволюцию.

Все традиционные доктрины основаны на идее, что человек – существо незавершеное. И древние психологи изучали условия таких внутренних изменений и превращений, которые способны привести человека к его подлинной реализации. Вполне современное размышление, соответствующее нашему методу, приведет нас к мысли о том, что человек, быть может, располагает целым арсеналом способностей, которые им не используются.

Мы говорим: познание внешнего мира в заканчивается тем, что ставится под вопрос сама природа познания, строение ума и восприятие. Мы говорим также, что будущая революция будет психологической. Это не только наше мнение. Его разделяют многие современные исследователи: от Оппенгеймера до Коста де Борегара, от Вольфганга Паули до Гейзенберга, от ШарляНоэля Матина до Жака Ментерье.

Тем не менее верно, что на пороге этой революции ничто из тех почти религиозных мыслей, воодушевляющих исследователей, не проникает в умы обычных людей, не оживляет глубины общества. Подлинно великие изменения произошли в разуме нескольких людей, тогда как в общих представлениях о природе человека и о человеческом обществе ничего не изменилось с 19 века. Жорес в конце своей жизни писал в своей неизданной статье о Боге: «Все, что мы хотим сказать сегодня – это то, что религиозная идея, стертая на какое-то время, может вернуться в умы и сознание, потому что современные заключения науки предрасполагают к принятию такой идеи. Начиная с сегодняшнего дня, существует, если можно так сказать, совершенно готовая религия, и если сейчас она не затрагивает глубины общества, если буржуазия исповедует плоский спиритуализм или глупый позитивизм, а пролетариат разделен между рабским предрассудком и лукавым материализмом, – то это потому, что теперешний режим – это режим оглупления и ненависти, т.е. режим нерелигиозный. И вовсе не потому, как часто говорят вульгарные декламаторы и безыдейные моралисты, что наше общество заботится о материальных интересах и потому нерелигиозно. Наоборот, есть нечто религиозное в завоевании природы человеком, в приручении сил Вселенной для нужд Вселенной и Человечества. Нет, нерелигиозно то, что человек завоевывает природу, только порабощая при этом других. Не забота о материальном прогрессе отвлекает человека от высших мыслей и размышления о Божественном, а изнурение нечеловеческим трудом не оставляет большей части людей достаточно сил ни для размышления, ни для того даже, чтобы чувствовать жизнь, то есть Бога. И сверхвозбуждение дурных страстей, ревность и гордость поглощают в нечестивой борьбе внутреннюю энергию самых мужественных и самых счастливых. Между голодным возбуждением и сверхвозбуждением ненависти человечество не может думать о бесконечном. Человечество – как большое дерево, кишащее раздраженным сонмом мух под грозовым небом, и в этом жужжании ненависти не слышен больше глубокий и Божественный голос Вселенной».

Я с волнением обнаружил этот текст Жореса. Мне показалось, что в нем повторяются целые фразы из длинного послания, присланного мне однажды отцом. Отец с нетерпением ждал ответа, который так никогда и не пришел. Ответ родился во мне благодаря переводу этого неизвестного документа почти 20 лет спустя.

Человек не сознает себя на уровне того, что он делает, в то время как наука, являющаяся венцом его труда, совершаемого вслепую, открывает Вселенную, ее тайны, ее силы, ее гармонию. И если этого нет, то потому, что социальная организация, основанная на ограниченных идеях, лишает его надежды, досуга и мира. Лишенный жизни, в полном смысле этого слова, – как он может открыть бесконечную ширь? Но при этом все заставляет нас думать, что обстоятельства быстро изменятся, что движение больших масс, колоссальное давление открытий и техники, движение идей в подлинно решающих сферах, контакт с внеземными разумными существами – все это сметет ветхие принципы, парализующие общественную жизнь, и человек, обратившийся к самому себе в конце этого пути от отчуждения до бунта, потом от бунта до всеобщей связи, почувствует, как в нем самом растет эта «новая душа», о которой говорит Тейяр де Шарден, и откроет свободу – эту «власть быть причиной», связывающую бытие и деяние.

То, что человек обладает определенными силами – ясновидением, телепатией и т.п. – кажется, признано. Есть факты, поддающиеся наблюдениям. Но до сих пор такие факты изображались в качестве мнимых доказательств «реальности души» или «духов умерших». Необъективное как проявление невероятного – абсурд. Но мы в нашей работе решили отказаться от обращения к оккультному и магическому. Это не означает, что следует пренебречь всеми фактами и текстами из этой области. В связи с этим мы заняли честную и разумную позицию, выраженную Роджером Бэконом в книге «Письмо о чудесах» (1613 г.): «Среди этих вещей нужно продвигаться с осторожностью, потому что человеку легко ошибиться, и здесь совершают две ошибки: одни отрицают все необычное, – а другие, выходя за пределы разума, впадают в магию. Поэтому нужно остерегаться многочисленных книг, содержащих стихи, знаки, заговоры, заклинания, жертвы, потому что это книги чистой магии, не содержащие ни сил искусства, ни сил природы, но лишь фикции колдунов. С другой стороны, нужно считать, что среди книг, рассматриваемых как магические, есть такие, которые вовсе не относятся к ним и содержат секрет мудрых… Если кто-нибудь найдет в этих работах какую-нибудь информацию, относящуюся к природе или искусству, пусть он ее хранит…» Начало прогресса в психологии было положено исследованиями глубин подсознательного. Мы думаем, что есть вершины, также требующие исследования, – зона сверхсознательного. Или, вернее, наши поиски и размышления заставляют нас допустить в качестве гипотезы существование в мозге высшего аппарата, – по большей части не исследованного. При состоянии нормального бодрствования сознания в мозге функционирует лишь десятая часть клеток. Что же происходит в девяти десятых, повидимому молчаливых? И не существует ли состояние, в котором активно действует весь мозг? Не ожидая развития новой психологии и не желая предвосхищать ее результаты, мы просто хотим привлечь внимание к этой области. Возможно, ее исследование окажется таким же важным, как исследование атома или космоса.

До сих пор интересовались исключительно тем, что находится под сознанием; что касается самого сознания, то в современных исследованиях оно так и осталось видимо производным от чего-то низшего: по Фрейду это пол, по Павлову – условные рефлексы и т. п. Так что вся психологическая литература, включая романы, например, исчерпывается определением Честертона: «Это люди, которые, если речь заходит о море, говорят только о морской болезни». Сам Честертон был верующим католиком; он предполагал существование вершин сознания, потому что допускал существование Бога. Но было необходимо, чтобы в целях своего развития психология, как и всякая наука, освободилась от теологии. Мы полагаем, что в этом смысле полное освобождение возможно лишь посредством методического изучения сверхсознания, то есть проявлений разума, вибрирующего на высших частотах.

Волновой спектр представляется так: слева широкая лента волн Герца и инфракрасные лучи. Посредине – узкая лента видимого света; справа – ультрафиолетовые лучи, икслучи (рентгеновское излучение), гамма-лучи и – неизвестное.

А если спектр разума – «человеческого света» – мы сравним с этим? Слева – инфраили подсознательное, посредине – узкая лента сознания, справа – бесконечная лента ультрасознания. Огромная область ультрасознания изучалась, похоже, только мистиками и магами: это тайные исследования, с трудом разгадываемые свидетельства. Немногие дошедшие до нас сведения привели к тому, что некоторые несомненные явления, такие как интуиция и гений, соответствующие началу правой стороны, объясняют явлениями инфракрасными, соответствующими концу левой ленты. То, что мы знаем о подсознании, служит нам для объяснения того немногого, что известно о сверхсознании. Но нельзя объяснить правую часть спектра светом его левой части, гамма-лучи – волнами Герца: свойства у них разные.

При каких условиях ум может достигнуть этого иного состояния? Каковы тогда его свойства? Каких знаний способен он достичь? «Мы видим немногое, потому что сами недостаточно велики». Но являемся ли мы тем, что мы думаем о себе сами?

Чтобы расшифровать некоторые рукописи, найденные на берегах Черного моря, оказалось недостаточно знаний лучших лингвистов мира. В Ватикане установили ЭВМ и запрограммировали ее расшифровать ужасающую абракадабру, обрывки старинных пергаментов, на которых были начертаны во всех направлениях фрагменты непонятных знаков. Машина должна была проделать работу, которую не могли бы выполнить сотни людей в течение лет: сравнить знаки, скомбинировать все возможные варианты, выявить закономерности между всеми вообразимыми единицами сравнения и затем, исчерпав бесконечный список комбинаций, составить алфавит, исходя исключительно из приемлемого сходства, воссоздать язык, восстановить смысл написанного, перевести. Машина уставила свой зеленый глаз, неподвижный и холодный, принялась щелкать и сопеть, бесчисленные быстрые волны побежали в ее электронном мозге, и наконец она выжала из этих обрывков послание, освободив слово погребенного древнего мира. Она перевела. Эти тени букв на пыльном пергаменте ожили, сочетались, оплодотворили друг друга, и из бесформенного трупа слов возник голос, полный обещаний. Машина сообщила: «И в этой пустыне мы проложим дорогу к вашему Богу».

Известно различие между арифметикой и математикой. Математическая мысль, начиная с Эвариста Галуа, открыла мир, чуждый человеку, не соответствующий человеческому опыту, миру, известному обычному человеческому сознанию. Логика, основанная на «да» и «нет», заменена там сверхлогикой. Эта сверхлогика принадлежит не к области разума, а к области интуиции. Именно в этом смысле можно сказать, что интуиция, т.е. способность «дикаря», «необыкновенная» сила ума «царит теперь над большими областями математики» (Ш.-Н. Мартэн «Двадцать чувств человека»).

Как обычно функционирует нормальный мозг? Как арифметическая машина, как двоичная машина: да, нет, согласен, не согласен, правда, ложь, люблю, не люблю, плохо, хорошо. В области двоичного наш мозг непобедим. Людямсчетчикам удалось превзойти электронные машины. Что такое электронная вычислительная машина? Эта машина с исключительной скоростью сортирует, принимает и отвергает, распределяет различные факторы по сериям. В общем – это машина, наводящая порядок во Вселенной. Она подражает функционированию нашего мозга. Человек классифицирует Это дело его чести. Все науки построены на классификации.

Да, но теперь существуют электронные машины, функционирующие не только арифметическим, но и аналоговым способом.

Предположим, что вы хотите изучить все условия сопротивления плотины, которую строите. В таком случае вы создаете макет плотины, моделируете на нем интересующие вас условия, а затем вводите в машину совокупность полученных результатов. Она координирует, с нечеловеческой скоростью сравнивает их, устанавливает все возможные связи между тысячами наблюдений и говорит вам: «Если вы не укрепите третью опору справа, то она треснет в 1984 году».

Аналоговая машина установила своим неподвижным и непогрешимым глазом совокупность реакций плотины, потом предусмотрела все аспекты ее существования, освоила это существование и вывела из него все закономерности. Она видела настоящее во всей его полноте, устанавливая со скоростью, упраздняющей время, все возможные отношения между всеми частными факторами, и одновременно смогла увидеть будущее. В общем, она поднялась от знания к чувству.

Но мы думаем, что мозг тоже может в некоторых случаях функционировать подобно аналоговой машине. Иными словами, он должен быть в состоянии: 1 – Собрать все возможные наблюдения относительно предмета.

2. Установить список постоянных отношений между множеством аспектов предмета.

3. Стать в некотором роде самим предметом, освоить его сущность и увидеть всю его судьбу в целом.

Все это, естественно, с электронной скоростью, когда десятки тысяч связей осуществляются с такой же быстротой, как столкновение атомов. Эту сказочную серию математически точных операций, когда порой этот скрытый механизм приходит в действие, мы называем озарением.

Если мозг может уподобиться аналоговой матине, то он может также работать не над самим предметом, а над его макетом. Не над самим Богом, а над идолом. Не над вечностью, но над часом. Не над Землей, но над песчинкой. Это значит, что мозг, устанавливая связи со скоростью, превосходящей самое быстрое двоичное рассуждение, должен иметь возможность на основании образа, играющего роль макета, видеть, как говорил Блейк, «Вселенную в песчинке и вечность в часе».

Если бы это было так, если бы скорость классификации, сравнения, дедукции оказалась колоссально увеличенной, если бы наш разум в некоторых случаях разгонялся, как частица в циклотроне, мы получили бы объяснение всей магии. Исходя из наблюдения звезды невооруженным глазом, жрец майя мог аккумулировать в своем мозгу всю целостность Солнечной системы и открыть Уран и Плутон без телескопа (как об этом, кажется, свидетельствуют некоторые барельефы). Исходя из явления в тигле, алхимик мог иметь точное представление о самом сложном атоме и раскрыть тайну материи. Было получено объяснение формулы, в соответствии с которой «то, что наверху, таково же, как и то, что внизу». Даже в области первобытной подражательной магии можно объяснить, как колдункроманьонец, созерцая в пещере культовое изображение бизона, мог понять совокупность законов бизоньего мира и оповестить племя о дате, месте и времени, благоприятных для предстоящей охоты.

Кибернетики создали электронные машины, сначала арифметические, потом – аналоговые. Этими машинами пользуются, в частности, для расшифровки древних языков. Но таковы уж ученые: они отказываются признать, что человек не может быть меньше своего создания. Воистину, странное самоуничижение.

Мы выдвигаем такую гипотезу: скрытые возможности человека превосходят возможности любой создаваемой им техники. Ведь, в сущности, человек, используя технические приспособления, ориентирован на понимание всемирных сил и управление ими. Почему бы тогда человеку не иметь в глубинах своего мозга некий род электронной аналоговой машины? Сегодня, благодаря исследованиям д-ра Уоррена Пенфилда, мы знаем что девять десятых человеческого мозга остаются неиспользованными в нормальной сознательной жизни. А что если эта безмолвная область является чем-то вроде огромного зала с действующими машинами, только и ожидающими нажатия кнопки? Если это так, то магия может иметь основание.

У нас есть пульт управления: гормоны отправляются в тысячи мест нашего тела, чтобы вызвать возбуждение. У нас есть телефон – наша нервная система: меня щиплют – и я вскрикиваю, мне стыдно – и я краснею и т.д.

Почему бы тогда нам не иметь и радио? Предположим, что мозг излучает волны, распространяющиеся с большой скоростью, и, как сверхчастотные волны, устремляющиеся в полые проводники, они циркулируют внутри спинного мозга. В этом случае мы бы обладали неизвестной системой коммуникации, связи. Наш мозг, возможно, непрерывно излучает такие волны, но их приемники не используются или функционируют только в редких случаях, как неисправные радио, которые удар заставляет иногда на мгновение зазвучать.

Мне исполнилось семь лет. Моя мать мыла посуду на кухне, а я вертелся рядом, что-то болтая. Мать взяла тряпку, чтобы стереть жир с тарелок, и вдруг вспомнила, что ее подруга Раймона называет эту тряпку «перемывалкой». В ту же секунду я сказал: "Раймона называет это «перемывалкой», а потом смешался. Наверное я бы забыл об этом инциденте, если бы моя мать довольно часто не напоминала мне о нем, словно соприкоснувшись с великой тайной и почувствовав в порыве радости, что на мгновение я «был ею», что означало для нее более чем обычное доказательство моей любви.

Мне хорошо известно, что следует думать о совпадениях, даже о тех привилегированных совпадениях, которые Юнг называет «многозначительными», но все же мне кажется, что каждый из нас, пережив аналогичные моменты с очень дорогим другом или со страстно любимой женщиной, невольно пожелает выйти за пределы понятия совпадения и осмелится прийти к магическому пониманию.

Что же произошло на кухне в день моего семилетия? Думаю, что без моего ведома (по причине неощутимого удара, бесконечно малого сотрясения, сравнимого с легкой волной, заставляющей упасть предмет, уже давно находящийся в состоянии неустойчивого равновесия, бесконечно малого сотрясения, вызванного чистой случайностью) неожиданно начал действовать находящийся во мне таинственный механизм, ставший бесконечно чувствительным благодаря тысячам и тысячам порывов любви, этой простой, сильной, исключительной детской любви. Этот-то механизм, совершенно новый и совершенно готовый, находящийся в молчаливой области моего мозга, на кибернетическом заводе Спящей Красавицы, увидел мою мать. Он ее увидел, сосредоточился на ней и классифицировал все грани ее мысли, ее сердца, ее настроения, ее чувств; он познал ее сущность и всю ее судьбу до этого мгновения. С быстротой, превышающей скорость света, он зарегистрировал все ассоциации чувств и мыслей, промелькнувшие в сознании моей матери со дня ее рождения, и, наконец, дошел до последней ассоциации – до тряпки, Раймоны и «перемывалки». И тогда я выразил результат работы этого механизма, выполненной с такой безупречной быстротой, что ее отражение пронизало меня, не оставив следа, как космические лучи, пронизывающие нас, не вызывают никакого ощущения. Я сказал: "Раймона это называет «перемывалкой». Потом механизм остановился, или я перестал его воспринимать после того, как воспринимал в течение одной миллиардной доли секунды, и смутился на фразе, начатой перед этим, прежде, чем время остановилось или ускорилось во всех направлениях – прошлом, настоящем или будущем.

Так мы начинаем замечать, что порой в отношениях человека с другими людьми, вещами, пространством и временем пробуждается нечто магическое, и что эта способность не чужда свободному размышлению и известным образом связана с современной наукой и техникой.

Парадоксально, но именно современность позволяет нам верить в магическое. Именно электронные машины заставляют нас принимать всерьез кроманьонского шамана и жреца майя. Если в молчаливой области человеческого мозга устанавливаются свербыстрые связи и если при определенных условиях результат этой работы воспринимается сознанием, то это означает, что практика подражательной магии, определенные пророчества, откровения, некоторые прорицания, относимые нами на счет бреда или случая, на самом деле нужно рассматривать как подлинные завоевания ума и состояния пробужденности.

Мы уже много лет «знаем», что природа не разумна, ибо ее проявления не соответствуют нашему пониманию разумности. Для обычно используемой Части нашего мозга всякое действие двоично в пределах дихотомий «черное – белое», «да – нет», «непрерывность – дискретность». Сам механизм нашего восприятия арифметичен. Мы классифицируем и сравниваем.

Но, как говорил Эйнштейн в конце своей жизни: «Я спрашиваю себя, всегда ли природа ускользает от двоичного механизма, каковым является наш мозг в состоянии его обычного действия?» После работ Луи де Бройля мы вынуждены допустить, что свет одновременно и непрерывен, и разделен на кванты. Но ни одному человеческому мозгу не удалось представить себе такое явление, понять его внутренне, осознать в действительности. Допускают. «Знают». Но не представляют себе. Предположите теперь исходя из модели света (вся религиозная литература и иконография изобилуют упоминаниями о свете), что мозг переходит от арифметического к аналоговому состоянию во время вспышек экстаза. Он становится светом. Он живет непонятным явлением, рождается вместе с ним, познает его. Он достигает того, что непостигаемо даже для исключительного ума де Бройля. Потом он снижается, прервав контакт с высшим механизмом, функционирующим в огромной тайной галерее мозга. Его память восстанавливает только обрывки приобретенного познания. Язык терпит крах, пытаясь перевести эти обрывки. Быть может, некоторые мистики познали таким образом сложнейшие явления природы, которые удалось обнаружить и описать современой науке, но им не удалось полностью изложить их. Вот знаменательный пассаж из того, чо сообщила Анжела де Фолиньо своему исповеднику: «… Я видела полноту, ясность, от чего чувствовала себя такой переполненной, что не сумею сказать и не смогу привести никакого сравнения…»

Электронно-вычислительная машина, анализируя математический макет плотины или самолета, действует аналоговым методом. В известной мере она сама становится этой плотиной или этим самолетом и обнаруживает всю совокупность аспектов их существования. Если мозг сможет действовать так же, то становится понятным, почему колдун делает «подобие» врага, которого хочет поразить, или рисует бизона, след которого хочет обнаружить. Концентрируясь на этих «макетах», он ждет перехода своего разума из двоичной стадии в аналоговую, перехода своего состояния от обычного к состоянию высшего пробуждения. Он ждет, пока его мозг не станет функционировать аналогово, пока в молчаливых областях его мозга не возникнут сверхбыстрые связи, открывая ему всю реальность, касающуюся изображенного предмета. Он ждет, но не пассивно. Что он делает? Он выбрал час и место на основании древних указаний, преданий, которые, быть может, явились результатом многочисленных попыток найти решение наощупь. Такой-то момент такой-то ночи, например, более благоприятен, чем какой-то другой момент какой-то другой ночи, может быть – из-за состояния неба, космического излучения, расположения магнитных полей и т.п. Он становится в определенную, совершенно точную позу. Он делает определенные жесты, выполняет определенный танец, произносит определенные слова, издает звуки, модулирует дыхание и т.п. Еще не удалось убедиться, что речь идет о технике (эмбриональной, нащупывающей), предназначенной для того, чтобы привести в движение сверхбыстрые механизмы в спящей части нашего мозга. Быть может, ритуалы – только сложная совокупность ритмических приспособлений, способных приводить в действие высшие функции разума. Это в некотором роде вращение рукоятки, более или менее действенное. Все заставляет думать, что включение этих высших функций, этого аналогового электронного мозга требует в тысячу раз более сложного и тонкого способа действий, чем при переходе от сна к бодрствованию.

После работ фон Фриша стало известно, что пчелы имеют язык: они рисуют в пространстве математические фигуры бесконечной сложности по ходу своего полета и таким образом сообщают друг другу сведения, необходимые для жизни рода. Все заставляет думать, что человек для установления связи со своими самыми высшими силами должен ввести в игру серию импульсов, по крайней мере таких же сложных, таких же тонких и таких же чуждых всему тому, что обычно определяет его «разумные» действия.

Молитвы и ритуалы перед идолами, перед символическими культовыми изображениями могли бы, следовательно, быть способами воспринять и направить тонкие виды энергии (магнитной, космической, ритмической и т.д.) с целью привести в действие аналоговый разум, позволяющий человеку познать изображенное божество.

Если это так, если существует техника, позволяющая получить от мозга отдачу, не имеющую ничего общего с результатами даже самого мощного двоичного разума, и если эта техника исследовалась до сих пор только оккультистами, то понятно, почему именно ими была сделана большая часть научных и практических открытий до XIX века.

Наш язык, наша мысль являются производными от арифметического, двоичного действия нашего мозга. Мы классифицируем сравниваем и делаем выводы. Но письмо или речь неизбежно приводят к торможению механизма восприятия. Поэтому в описании любого рода мы выражаем лишь наше двоичное осознание мира, и уже сам наш язык свидетельствует о замедленности восприятия мира, и без того ограниченного двоичностью. Эта недостаточность языка очевидна и живо ощущается.

Но что сказать о недостаточности самого двоичного разума? От него ускользает внутренняя сущность, суть вещей. Он может открыть, что свет одновременно непрерывен и прерывист, что молекула бензола устанавливает между своими шестью атомами двойные и, притом, Взаимоисключающие отношения; он допускает это, но не может понять, непосредствено обобщить всю реальность структур, которые он исследует. Для этого необходимо, чтобы в мозге начали функционировать иные механизмы, чтобы на смену двоичным суждениям пришло аналоговое сознание, отождествляющееся с рассматриваемыми формами и осваивающее «изнутри» непостижимые ритмы этих глубоких структур.

Такие переключения, несомненно, происходят в процессе интуитивного постижения, поэтического озарения, религиозного экстаза и гораздо чаще в повседневной жизни, чем мы думаем. Переход к пробужденному состоянию, т.е. более высокому состоянию по сравнению с обычным бодрствованием, является лейтмотивом всех древних философий, а также целью величайших физиков и математиков современности, для которых «что-то должно произойти в человеческом сознании, чтобы оно перешло от знания к познанию».

Поэтому неудивительно, что язык, которому удается свидетельствовать об осознании мира лишь в состоянии нормального бодрствования, становится «темным», как только речь заходит о свете, вечности, времени, энергии, сущности человека и т. д. И мы различаем два вида такой темноты.

Один из них порожден тем, что язык – орудие разума, стремящегося исследовать эти глубокие структуры, причем ему никогда не удается их освоить. Он – творение природы, напрасно стучащееся в двери другой природы. В лучшем случае, он может лишь привести свидетельство своего бессилия. Его темнота – реальна. Это действительно только темнота.

Другой происходит от того, что человек, пытающийся выразить словами свое внутреннее состояние, знал в течение ряда коротких вспышек иное состояние сознания. Он прожил какие-то мгновения в нераздельной близости с глубокими структурами. Он их познал. Это мистик типа Иоанна Крестителя, ученый типа Эйнштейна, живущий озарениями, или вдохновенный поэт типа Вильяма Блейка, или математик не от мира сего типа Галуа, или философ-миссионер типа Майринка.

«Вернувшись на Землю», ясновидец терпит крах при попытке сообщить об увиденном. Но при этом он выражает положительную уверенность в том, что Вселенная могла бы быть контролируемой и управляемой, если бы человеку удалось скомбинировать состояние бодрствования и состояние сверхбодрствования. Нечто действенное, профиль самостоятельного инструмента проявляется в таком языке. Фулканелли, говорящий о тайне соборов, Винер, говорящий о структуре времени, – «темны», но здесь темнота – не темна, она является знаком того, что где-то сверкает нечто.

Несомненно, только современный математический язык дает отчет о некоторых результатах аналогового мышления. В математической физике существуют области «абсолютно иного» и «непрерывности нулевого измерения», т.е. измерения непостижимого мира, вполне, однако, реальные. Можно спросить себя, почему поэты еще не пришли слушать в этой науке мелодию фантастической реальности, – не из страха ли признать очевидным, что магическое искусство живет и процветает вне их кабинетов? Кантор: «Суть математики – свобода». Миттаг-Леффлер: «В работах Абеля речь идет о подлинных лирических поэмах высшей красоты, совершенство формы позволяет просвечиваться величию мысли и общему духу образов мира, более удаленного от банальности жизни, более непосредственно одаренного душой, чем самое прекрасное творение Самого прекрасного поэта в обычном смысле этого слова».

Дедэкинд: «Мы принадлежим к божественной расе и обладаем властью творить».

Этот математический язык, свидетельствующий о существовании мира, ускользающего от нормально ясного сознания – единственный язык, который действенен, постоянно расширяется. В статье «Математика и цивилизация» (журнал «Круглый стол», N4, 1959 г.) Жорж Биро писал: «Там все открыто: техника мышления, „логика совокупности“, все живо и непрерывно обновляется; самые странные и самые призрачные начинания рождают друг друга, превращают друг друга, подобно „движениям“ симфонии; мы находимся в божественной области воображения. Но воображения отвлеченного, если можно так сказать. В самом деле, эти образы математической техники не имеют ничего общего с образами иллюзорного мира, в котором мы увязаем, хотя они и располагают ключами к тайне этих образов».

«Математические сущности», т.е. выражения, знаки, символизирующие жизнь и законы невидимого мира, немыслимого мира, развиваются, оплодотворяют другие «сущности». Собственно говоря, этот язык – подлинный «строгий» язык нашего времени.

Да, «строгий язык» в оригинальном смысле этих слов, в том смысле, который ему придавали в средние века (а не в том безвкусном смысле, какой придают им сегодня литераторы, желающие считать себя «свободными»), – и вот мы находим его в передовой науке, в математической физике, которая, если взглянуть на нее вблизи, является расстройством обычного ума, разрывом, провидением.

Что такое готическое искусство, которому мы обязаны соборами? «Для нас, – писал Фулканелли в „Тайне соборов“, – слово „готическое“ – это только орфографическое изменение слова „арготическое“, что соответствует фонетическим законом, царящим во всех языках, но совершенно не учитывает орфографию традиционной Каббалы». Собор – это произведение искусства готтов, или арготье. А что такое сегодняшний собор, который учит людей структурам творения, если не уравнение, подчиненное розетке? Освободимся же от бесполезной верности прошлому с тем, чтобы лучше согласовываться с ним. Не будем искать образ современного собора в монументе из стекла и бетона, увенчанном крестом. Средневековый собор был книгой тайн, данной вчерашним людям. Сегодняшнюю книгу тайн пишут физики и математики, пишут «математическими сущностями», вставленными, как розетки, в конструкции, называемые межпланетными ракетами, атомными заводами, циклотронами. Вот подлинная непрерывность, вот реальная нить, тянущаяся от предания.

Арготье средних веков, духовные сыновья аргонавтов, знавших дорогу в сады Гесперид, писали в камне свое герметическое послание. Знаки, непонятые людьми, чье сознание не испытало превращения, чей мозг не испытал этого колоссального ускорения, благодаря которому непостижимое становится реальным, ощутимым и управляемым. Эти знаки были тайными не из любви к тайне, но просто потому, что соответствующие открытия законов энергии, материи и духа были сделаны в другом состоянии сознания, не передаваемом непосредственно. Они были тайными, потому что «быть» – значит «отличаться».

По «смягченной» традиции, как бы в память о таком высоком примере, арго в наши дни – промежуточный диалект, им пользуются неподчинившиеся, жаждущие свободы изгнанники, кочевники, все те, кто живет вне обусловленных законов. Оборванцы, т.е. пророки из числа тех, кто, по словам Фулканелли, в средние века присваивал себе также звание «сына Солнца»; а готическое искусство было в то время искусством света и духа.

Но мы вернемся к традиции, ничуть не выродившейся, если заметим, что это готическое искусство, искусство духа, сегодня – искусство «математических сущностей» и интегралов Лебека, «чисел по ту сторону бесконечного»; искусство математических физиков, строящих из необыкновенных кривых, из «запрещенного света», в громе и пламени соборы для наших будущих городов.

Человек может получить доступ к тайнам, видеть свет, видеть вечность, понять законы энергии, освоить в своем внутреннем движении ритм всемирной судьбы, получить чувственное познание последней точки сопряжения сил и, как Тейяр де Шарден, жить непостижимой жизнью «точки Омега», в которой окажется все творение в конце земных времен, одновременно и завершенное, и очищенное. Человек может все. Его разум, несомненно приспособленный с самого своего зарождения к бесконечному познанию, может в определенных условиях понять всю совокупность жизненных процессов. Сила человеческого разума – если он полностью развернется – может, вероятно, распространяться на всю Вселенную. Но эта сила останавливается там, где разум, дошедший до крайнего предела своей миссии, предчувствует, что есть еще «что-то» за пределами Вселенной. Здесь физиологическое сознание полностью теряет свою способность функционировать. Во Вселенной нет моделей того, что находится за ее пределами. Непроницаема дверь, которая ведет в «Царство Божие».

Пытаясь выйти за пределы Вселенной, вообразив число, большее, чем все, что можно было бы постигнуть во Вселенной, пытаясь построить концепцию, которую Вселенная не могла бы заполнить, гениальный математик Кантор сошел с ума. Есть последняя дверь, которую аналитический разум не может открыть. Немногие тексты могут сравниться по своему метафизическому величию с тем, где Г. П. Лавкрафт пытается описать немыслимое приключение человека, которому удалось приотворить эту дверь и осмелиться проскользнуть туда, где Бог царствует по ту сторону бесконечного… Прочтите этот отрывок (отрывок из новеллы «Через двери Серебряного Ключа», которую мы с Бержье опубликовали на французском языке в сборнике «Демоны и чудеса», серия «Запретный свет», изд-во «Де Рив», Париж): "Он знал, что некий Рэндольф Картер из Бостона существовал; но он не мог точно знать, он ли – фрагмент или грань сущности находящегося по ту сторону Последней двери, – или кто-нибудь другой был этим Рэндольфом Картером. Его "Я" было уничтожено, но благодаря какой-то непостижимой способности он все-таки сознавал себя целым легионом "Я". Как же в этом месте, где малейшее понятие индивидуального существования отсутствовало, могла выжить в какой-то форме такая странная вещь? Но это было так, как если бы его тело неожиданно превратилось в одно из древних индейских изображений со многими руками и головами. В бессмысленном усилии созерцая это скопление, он пытался выделить из него свое собственное тело – если, однако, это тело могло существовать…

Во время таких ужасающих видений этот фрагмент Рэндольфа Картера, проникающий за Последнюю дверь, был вырван из кадра ужаса, чтобы быть погруженным в пропасть еще более глубокого ужаса, и на сей раз это пришло изнутри: то была сила, род личности, неожиданно ставший с ним лицом к лицу и разом окруживший его, захвативший и, соединившись с ним, сосуществовавший во всех вечностях прикованным ко всем пространствам. В этом не было никакого видимого выражения, но ощущение этой сущности и ужасающая комбинация остатков этичности и бесконечности вызывали в нем парализующий страх..Этот страх далеко превосходил все те страхи, о существовании многочисленных граней которых Картер мог только подозревать… Эта сущность была вся в одном и одна во всем, существо одновременно бесконечное и ограниченное, не принадлежащее только к непрерывности пространства-времени, но составляющее неотъемлемую часть вечного Мальстрема, выходящего за пределы как математики, так и воображения. Эта сущность была, быть может, той, о которой некоторые тайные культы Земли упоминали шепотом и которую парообразные духи спиральных туманностей определяют непереводимым термином. И во вспышке, проецируемой еще дальше, фрагмент Картера узнал поверхностность, недостаточность того, что он испытывал от всего этого, всего этого…".

Вернемся к нашему первоначальному высказыванию. Разумеется, мы не имеем в виду, что в обширной молчаливой части мозга действительно существует аналоговая электронная машина. Мы говорим: так как существуют арифметические и аналоговые машины, то нельзя ли представить себе, что, кроме функционирования нашего разума в нормальном состоянии, может существовать и функционирование в высшем? Нельзя ли представить себе силы разума, принадлежащие к тому же порядку, что и силы аналоговой машины? Наше сравнение не следует понимать буквально. Речь идет об отправной точке, об установке для запуска в еще «девственные», едва исследованные области разума. В этих областях разум, может быть, неожиданно начинает сверкать, освещая то, что обычно скрыто. Как ему удается проникнуть в те области, где его собственная жизнь становится чудесной? Мы не говорим, что знаем это. Мы говорим, что в магических и религиозных обрядах, в обширной древней и современной литературе, посвященной странным моментам, фантастическим мгновениям разума, существуют тысячи и тысячи фрагментарных описаний, которые нужно будет сравнить и которые, возможно, помогут воскресить утерянный метод… – или создать будущий. Возможно, разум порой, как бы случайно, касается границы этих «диких областей». На какую-то долю секунды он включает высшие механизмы, чей шелест он смутно различает. Такова моя история с «перемывалкой», таковы все явления, называемые «парапсихологическими», существование которых нас так смущает, – это исключительные и редкие вспышки озарения, неоднократно пережитые большей частью восприиимчивых людей в течение их жизни и, в особенности, в нежном возрасте. От них не остается ничего, разве что воспоминание.

Проникновение через эту границу (или, как говорят предания, «вступление в состояние пробужденности») приносит бесконечно большее, и, похоже, это не может быть делом случая, Все заставляет думать, что такое проникновение требует концентрации и фокусирования огромного количества сил, внешних и внутренних. Не было бы абсурдным думать, что эти силы находятся в нашем распоряжении. Нам просто недостает метода. Совсем недавно нам так же недоставало метода высвобождения атомной энергии. Но такие силы будут в нашем распоряжении только в том случае, если мы посвятим этому все наше существование. Аскеты, святые, тауматурги, ясновидящие, поэты и гениальные ученые – все говорят об этом. И то же пишет Уильям Темпл, известный современный американский поэт: «Никакое особенное откровение невозможно, если само существование не становится полным инструментом откровения».

«Присутствие символов, загадочных знаков и таинственных выражений в религиозных преданиях, произведениях искусства, сказках и фольклорных обычаях свидетельствует о существовании языка, повсюду распространенного на Востоке и на Западе, трансисторическое значение которого восходит, похоже, к самому корню нашего существования, наших знаний и наших ценностей» (Рене Аллео, «О природе символов»).

Однако что такое символ, если не абстрактная модель реальности, структурой которой человеческий разум не может овладеть полностью, но «теорию» которой он набрасывает? Таким образом, символы – это, может быть, абстрактные модели, созданные со времен происхождения мыслящего человечества, благодаря которым мы могли слушать глубокие структуры Вселенной. Но внимание! Символы не представляют самое вещь, само явление. Так же неверно было бы думать, что они – просто уменьшенная или упрощенная модель известной вещи. Они – возможная отправная точка для познания этой вещи. И отправная точка, расположенная вне реальности, расположенная в мире математики. Аналоговая машина, построенная в соответствии с этой моделью, должна войти в «электронный транс», чтобы были даны практические ответы. Вот почему все объяснения символов, которыми занимаются оккультисты, не представляют интереса. Они работают над символами, как если бы речь шла о схемах, понимаемых разумом в нормальном состоянии. Как если бы эти схемы позволили подняться непосредственно к действительности. На протяжении веков, в течение которых они трудятся таким образом над андреевским крестом, свастикой, звездой Соломона, – изучение глубинных структур Вселенной нисколько не продвинулось их заботами.

Посредством озарения своего высшего разума Эйнштейну удалось заглянуть (а не понять полностью, не включиться и не подчинить себе) в отношения времени и пространства. Чтобы сообщить о своем открытии на том уровне, на котором оно может быть понято разумом, и помочь себе самому подняться к своему собственному видению в состоянии озарения, он рисует знак «гамма», или символический векторный треугольник. Этот рисунок – не схема действительности. Его нельзя использовать для общения. Он – «Встань и иди!» для всей совокупности знаний физика-математика. И вся эта совокупность, активизированная в могучем мозге, сможет найти только то, что подразумевает этот треугольник, но не проникнуть в мир, где действует закон, выраженный этим треугольником. В процессе этого действия станет известно, что этот иной мир существует.

Быть может, все символы – явление одного и того же порядка. Обратная Свастика, или ломаный крест, чье происхождение теряется в самом отдаленном прошлом, это, может быть, «модель» закона, определяющего всякое разрушение. Каждый раз, когда имеет место разрушение в области материи или мысли, движение сил, быть может, соответствует этой модели, как отношения времени и пространства соответствуют треугольнику.

Математик Эрик Темпл Белл говорит нам, что и спираль – это, может быть, модель глубокой структуры всякой эволюции (энергии, жизни, познания). Возможно, что в «состоянии пробужденности» мозг может функционировать как аналоговая машина, исходя из созданной модели, и что таким образом он проникает от свастики к всеобщей структуре разрушения, от спирали – к всеобщей структуре эволюции.

Символы, знаки, могут являться, следовательно, моделями, созданными для высших механизмов нашего ума, подразумевая функционирование нашего разума в другом состоянии.

Наш разум в своем обычном состоянии работает, быть может, вычерчивая своим самым тонким острием модели, благодаря которым при переходе в высшее состояние он может включиться в конечную реальность вещей. Когда Тейяр де Шарден смог посетить точку Омега, он выбрал таким образом «модедь» последней точки эволюции. Но для того, чтобы почувствовать реальность этой точки, чтобы жить в глубине реальности, воображаемой с таким трудом, чтобы сознание освоило эту реальность, полностью ассимилировало ее, – чтобы сознание, в общем-то, само стало точкой Омега и поняло все, что может быть понято в такой точке: последний смысл жизни Земли, космическую судьбу завершенной Мысли по ту сторону конца времен на нашем земном шаре. Для того, чтобы такой переход от идеи к познанию произошел, нужно, чтобы начала действовать другая форма разума. Назовем ее аналоговым разумом, назовем мистическим озарением, назовем состоянием абсолютного созерцания.

Таким образом, идея вечности, идея бессмертия, идея Бога и т.д. – это, может быть, «модели», созданные нами и предназначенные для того, чтобы в другой, обычно спящей части нашего разума обрести те ответы, для получения которых мы их выработали.

Нужно хорошо знать, что самая возвышенная идея – это, возможно, эквивалент рисунка бизона для кроманьонского колдуна. Речь идет о макете. Нужно, чтобы затем аналоговый механизм начал функционировать, исходя из этой модели, в тайной зоне мозга. Колдун посредством транса переходит в действительность бизоньего мира, одним ударом открывает там все аспекты и может сообщить место и час будущей охоты. Это магия в самом низшем состоянии. В более высоком состоянии модель – не рисунок, не статуэтка и даже не символ. Она – идея, она – самый тонкий продукт самого тонкого из возможных двоичных пониманий. Эта идея была создана только ради другого этапа исследования – этапа аналогового, – второй фазы всякого операционного исчисления.

Нам кажется, что самая высокая, самая активная деятельность человеческого ума состоит в выработке «моделей», предназначенных для другой, малоизвестной, с трудом приводимой в действие деятельности ума. В этом смысле можно сказать, что все есть символ, все есть знак, все есть напоминание об иной реальности.

Это открывает нам двери в область возможной бесконечной силы человека. Это не дает нам «ключ ко всему», вопреки тому, что думают символисты. От идеи Троицы, от идеи бессмертия до статуэтки, истыканной булавками деревенским магом, через крест, свастику, витраж, собор, Деву Марию, «математические сущности», числа и т.д. – все есть модель, макет чего-то, существенного в мире, отличном от того, где этот макет был создан. Но «макеты» не взаимозаменяемы: математическая модель плотины, созданная ЭВМ, не сравнима с моделью сверхзвуковой ракеты. Все – не во всем. Спираль не содержится в кресте. Изображения бизона нет на фотографии, которой оперирует медиум, «точка Омега» отца Тейяра – не ад Данте, менгиров нет в соборе, чисел Кантора нет в цифрах Апокалипсиса. Если есть «макеты» всего, то все макеты не образуют понятное «все», которое сообщило бы тайну Вселенной.

Если самые сильные модели, созданные разумом в состоянии высшего пробуждения, – это модели без размеров, то надо полагать, что можно оставить надежду найти макет Вселенной в Великой пирамиде или на портале собора Нотр-Дам. Если существует макет всей Вселенной, то он может существовать только в человеческом мозге, в крайней точке самого возвышенного из разумов. Но разве у всей Вселенной не больше ресурсов, чем у человека? Если Человек – это бесконечность, то разве Вселенная – не бесконечность плюс нечто еще? Однако открытие того, что все есть макет, модель, знак, символ, приводит к открытию ключа. Не того, который открывает дверь непроницаемой тайны и который вообще не существует или находится в руках Бога. Не ключа уверенности, но ключа к «иному» разуму, которому предложены эти макеты. Значит, речь должна идти о переходе из состояния обычного бодрствования в состояние высшего бодрствования, к состоянию пробужденности. Все – не во всем. Но бодрствовать – это все.

Я посвятил большую книгу описанию общества интеллигентов, под руководством тауматурга Гурджиева искавших «состояние пробужденности». Я продолжаю думать, что нет более важного поиска. Гурджиев говорил, что современная мысль, родившаяся на навозе, вернется в навоз, и учил презирать век. Ибо и в самом деле – современная мысль родилась из забвения, из непонимания необходимости таких поисков. Но Гурджиев, человек старый, смешивал современную мысль с судорожным картезианством XIX века. Для подлинно современной мысли картезианство уже не является панацеей, и в пересмотре нуждается сама природа разума. Так что современный уровень мысли может скорее привести людей к полезным размышлениям о возможном существовании иного состояния сознания – состояния пробужденного сознания. И в этом смысле сегодняшние математики и физики протягивают руку вчерашним мистикам. Презрение Гурджиева, как и презрение Рене Генона, другого, но чисто теоретического защитника состояния пробуждения, – сейчас «не по сезону». И я думаю, что если бы Гурджиев был вполне озаренным, он не ошибся бы сезоном. Для разума, испытывающего абстрактную необходимость в превращении, теперь время не презирать век, но, наоборот, – любить его.

До сих пор состояние пробужденности упоминалось в религиозных, эзотерических или поэтических рамках. Неоспоримый вклад Гурджиева состоял в том, что он показал возможность психологии и физиологии этого состояния. Но он с удовольствием «затуманивал» свой язык и оставлял своих последователей за стенами полного одиночества. Мы же попытаемся говорить как люди второй половины XX века, пользуясь вполне экзотерическими, внешними средствами. Естественно, касаясь такого предмета, в глазах «специалистов» мы будем выглядеть варварами. Ха! Но мы и в самом деле немного варвары! Мы чувствуем, как в окружающем нас сегодняшнем мире выковывается душа нового века Земли. Наш способ очертить вероятное существование «состояния пробужденности» не будет ни вполне религиозным, ни вполне эзотерическим или поэтическим, ни вполне научным. Он будет одновременно всеми ими понемногу и не уложится ни в одну из наук. Это и есть возрождение: кипение смеси методов теологов, ученых, магов и детей.

Августовским утром 1957 г. отход пакетбота из Лондона в Индию проходил при большом скоплении журналистов. На пакетбот садились невзрачный на вид господин и дама лет пятидесяти. Это были великий биолог Дж. Б. С. Холдейн и его жена; они навсегда покидали Англию.

«С меня довольно этой страны и целой кучи вещей в этой стране, – тихо говорил он. – В частности, захватывающего нас американизма. Я отправляюсь искать новые идеи и работать на свободе в новой стране».

Так начинался новый этап в карьере одного из самых необыкновенных людей эпохи. С винтовкой в руках Холдейн защищал Мадрид от франкистов. Он вступил в английскую компартию, но после дела Лысенко разорвал свой партбилет. Теперь он отправлялся в Индию искать истину.

В течение 30 лет его мрачный юмор вызывал беспокойство. На вопрос анкеты одной ежедневной газеты по поводу годовщины казни короля Карла, возродившего древние противоречия, он ответил: «Если бы Карл 1 был геранью, то обе его половины выжили бы».

После произнесения яростной речи в клубе атеистов он получил письмо от английского католика, уверявшего, что «Его святейшество папа не был согласен». Тотчас, приспособившись к этой почтительной формуле, он написал военному министру: «Ваше свирепейшество», министру авиации – «Ваше скорейшество», а президенту лиги рационалистов – «Ваше нечестивейшество».

В это августовское утро «левые» собратья тоже не были огорчены его отъездом, потому что, защищая марксистскую биологию, Холдейн тем не менее требовал расширения поля научных наблюдений, права наблюдать явления, не соответствующие рациональному духу. Он отвечал им со спокойной дерзостью: «Я изучаю то, что действительно странно в химии и физике, но я не пренебрегаю и ничем иным».

Он уже давно настаивал на том, чтобы наука взялась за систематическое изучение состояния мистической пробужденности. С 1930 г. в своих книгах «Неравенство человека» и «Возможные миры» он, несмотря на свою позицию официального ученого, заявил, что Вселенная, несомненно, – нечто более страшное, чем принято думать, и что поэтические или религиозные свидетельства о высшем состоянии сознания во время бодрствования должны стать предметом научного исследования.

Такой человек рано или поздно неизбежно должен был отправиться в Индию, и нет ничего удивительного в том, что его последующие работы посвящены таким темам, лак «Электроэнцефалограммы и мистицизм» или «Четвертое состояние сознания и метаболизм углекислого газа». Этого можю было ждать от человека, среди работ которого уже была вот эта: «Исследование применения восемнадцатимерного пространства к основным проблемам генетики».

Наша официальная психология допускает два состояния сознания – сон и бодрствование. Но с первых дней существования человечества до наших дней история изобилует свидетельствами сверхсознания. Холдейн был несомненно первым современным ученым, решившимся объективно исследовать это понятие.

Логика нашей переходной эпохи как раз и обусловливает то, что этот человек показался и своим врагам-спиритуалистам, и своим друзьям-материалистам человеком, вставляющим палки в колеса.

Мы, как и Холдейн, должны быть совершенно чужды старому спору между спиритуалистами и материалистами. Вот подлинно современная позиция: не стоять над спором – он не имеет ни верха, ни низа, ни объема, ни смысла.

Спиритуалисты верят в возможность высшего состояния сознания. Они видят в нем атрибут бессмертной души.

Материалисты топают ногами, как только об этом заходит речь, и размахивают Декартом. Ни те, ни другие не пытаются непредвзято разглядеть это вблизи. Нужен иной способ рассмотрения этой проблемы, способ реалистический в том смысле, в каком мы понимаем этот термин: всеобъемлющий реализм, учитывающий и фантастические аспекты реальности.

Кроме того, возможно, что этот старый спор является философским лишь по видимости. Возможно, он – не что иное, как спор между людьми, функционально реагирующими различным образом на естественные явления. Нечто вроде спора в семье между хозяином, любящим сквозняк, и хозяйкой, его не любящей. Столкновение двух человеческих типов – в нем нет ничего такого, что по самой своей природе могло бы пролить свет. Если бы в действительности так и было, то сколько времени потеряно в абстрактных дискуссиях, и насколько мы правы, уклоняясь от спора, чтобы подойти с «первобытным» умом к вопросу о состоянии пробужденности! Вот гипотеза: Переход от сна к бодрствованию вызывает Определенное количество изменений в организме. Например, меняется артериальное давление, изменяется нервное напряжение. Если, как мы думаем, существует иное состояние, которое мы называем состоянием сверхбодрствования, – то есть высшего сознания, – то переход к нему тоже должен сопровождаться различными изменениями.

Но все мы знаем, что для некоторых людей акт прерывания сна бывает болезненным или, по крайней мере, чрезвычайно неприятным. Современная медицина учитывает это явление и различает – исходя из реакции на пробуждение – два типа людей, Что же такое состояние сверхсознания – действительно пробужденного сознания? Люди, испытавшие это, по возвращении описывают его с трудом. Язык в значительной степени бессилен дать об этом отчет. Мы знаем, что оно может быть достигнуто сознательным усилием. Все упражнения мистиков сводятся именно к этому. Мы знаем также, что, возможно, как говорил Свами Вивекананда, «человек, не знающий науки (науки мистических упражнений), может случайно впасть в это состояние». Поэтическая литература всего мира полна свидетельствами об этих неожиданных озарениях. А сколько людей – не поэтов и не мистиков – чувствовали, как в течение какой то доли секунды касались этого состояния? Сравним это странное, исключительное состояние с другим исключительным состоянием. Врачи и психологи начинают изучать для нужд армии поведение человеческого существа при свободном падении, в невесомости. Пассажир экспериментального самолета, вошедшего в пике, парит в течение нескольких секунд в воздухе. Отмечено, что у одних испытуемых это падение сопровождается чувством исключительного счастья, у других оно вызывает столь же исключительный страх, ужас.

Так вот, возможно, что переход или намек на переход из состояния обычного бодрствования в состояние высшего сознания неприятен для одних людей и приятен для других. Изучение психологии, связанной с состояниями сознания, находится еще лишь в зародыше. Оно только начинает продвигаться вперед. Физиология высшего состояния сознания, за редким исключением, еще не привлекла к себе внимания ученых. Если принять нашу гипотезу, то надо учесть состояние рационалистического, позитивистского типа человека, агрессивного при самозащите. И надо учесть существование спиритуалистического типа, для которого всякий намек на выход за пределы разума вызывает ощущение потерянного рая. В основе огромного схоластического спора можно найти скромное «люблю» или «не люблю». Но что в нас любит или не любит? В действительности это никогда не бывает "я" – это любит или не любит нечто во мне, не более… И, наконец. возможно, что за ложной проблемой «спиритуализмматериализм» стоит не что иное, как доподлинное явление аллергии. Самое важное – знать, обладает ли человек в этих исследованных областях высшими инструментами, огромными усилителями его ума, полным оборудованием для завоевания и понимания мира, чтобы понять и завоевать себя самого, чтобы принять всю совокупность своей собственной судьбы.

Бодхидхарма, основатель Дзэн-буддизма, однажды во время созерцания уснул (т.е. позволил себе по неосмотрительности впасть в состояние сознания, обычное для большинства людей). Эта ошибка показалась ему настолько ужасной, что он отрезал себе веки. Легенда говорит, что они упали на землю и тут же проросли первым кустом чая. Чай, защищающий от сна, – это растение, символизирующее желание мудрых поддерживать себя в состоянии бодрствования; вот почему говорят: «вкус чая и вкус Дзэн похожи».

Это понятие «состояние пробужденности» кажется таким же древним, как само человечество. Оно является краеугольным камнем самых древних религиозных текстов, и, может быть, уже кроманьонский человек старался достигнуть этого третьего состояния. Радиоуглеродная датировка позволила констатировать, что индейцы юго-восточной Мексики более 6 тысяч лет назад съедали некоторые грибы, чтобы вызвать состояние сверхвидения. Речь опять же идет о том, чтобы открыть себе «третий глаз», превзойти состояние обычного сознания, где все – не что иное, как иллюзии, продолжение видения глубокого сна. «Пробудись, спящий, проснись!» От Евангелия до волшебных сказок – все тот же призыв.

Люди искали это состояние пробужденности в самых различных обрядах, в танцах, в песнях, в умерщвлении плоти, в посте, в физических пытках, разных наркотиках и т. п. Когда современный человек поймет важность того, о чем идет речь, – а это не замедлит произойти, – то, несомненно, будут найдены другие средства. Американский ученый Дж. Б. Олдс предлагает электронное стимулирование мозга (статья «Центры удовольствия в мозге», журнал «СайентификАмерикэн», октябрь 1956 г.). Английский астроном Фред Хойл (в романе «Черное облако» он писал, что черные облака в космосе между звездами являются высшими формами жизни. Эти сверхразумы, пытаясь пробудить людей Земли, посылают светящиеся изображения, производящие в мозге «состояние пробужденного сознания») предлагает наблюдение светящихся изображений на экране телевизора. Уже Г. Уэллс в прекрасной книге «Во времена кометы» вообразил, что в результате столкновения с кометой атмосфера Земли оказалась заполненной газом, вызывающим сверхвидение. Люди наконец проникли через границу, отделяющую истину от иллюзии. Они пробудились для подлинной реальности. Вдруг все практические, моральные и духовные проблемы оказались разрешены.

Эту пробужденность «сверхсознания» искали, кажется, до сих пор только мистики. Если оно возможно, то чему следует его приписать? Религия твердит нам о Божественной милости. Оккультисты – о магическом посвящении. А если речь идет о естественной способности? Самая новейшая наука показывает нам, что внушительная часть мозгового вещества является еще «терра инкогнита». Что это: местонахождение сил, которые мы не умеем использовать? Зал машин, назначение которых нам неизвестно? Инструменты для получения будущих мутаций? Кроме того, мы знаем сегодня, что даже при самых сложных интеллектуальных операциях человек обычно не использует и одной десятой своего мозга. Следовательно, большая часть наших возможностей остается целиной. Незапамятный миф о скрытом сокровище не означает ничего иного. Об этом говорит английский ученый Грей Вальтер в одной из важнейших работ нашей эпохи «Живой мозг». В другой работе, «Дальше перспективы», некоей смеси фантастики и наблюдения, философии и поэзии, Вальтер заявляет, что границам возможностей человеческого мозга нет никаких пределов и что наша мысль когданибудь исследует время так же, как сегодня мы исследуем пространство. Эту же мысль разделяет и математик Эрик Темпл Белл, одаривший героя своего романа «Поток времени» способностью путешествовать по всей истории Космоса: "Но я открыл не очень понятным мне самому способом секрет, позволяющий подниматься по течению событий. Это вроде плавания. Если один раз удалось, – этого не забудешь никогда. Но процесс требует постоянной практики, и чтобы научиться, нужно известное невольное беспокойство мысли или мускулов.

Я уверен в том, что нет человека, точно знающего, как он в первый раз преодолел трудность плавания; и нет никакого сомнения, что самые большие специалисты по ясновидению не смогут объяснить другой секрет, позволяющий подняться по течению времени".

Подобно Фреду Хойлу и другим американским, английским и русским ученым. Эрик Темпл Белл пишет эффектные эссе и фантастические романы (под псевдонимом Джин Тенн). Глуп тот читатель, который видит в этом лишь развлечение больших умов. Это единственный способ пустить в обращение некоторые истины, не допускаемые официальной философией. Подобным же образом в течение всего дореволюционного периода мысли о будущем публиковались из-под полы. Обложка сборника научной фантастики – вот мода 1960 года.

Будем придерживаться фактов. Можно приписывать состояние сверхбодрствования бессмертной душе. Нам предлагали эту мысль на протяжении многих тысяч лет. Но она ничуть не продвинула проблему вперед. Если, не идя дальше фактов, мы ограничимся констатацией того, что понятие сверхбодрствующего состояния – известное извечное стремление человечества, – то этого будет недостаточно. Да, это стремление. Но это равным образом и нечто другое.

Сопротивление пытке, моменты вдохновения математиков, наблюдения за электроэнцефалограммами йогов, другие свидетельства должны заставить нас признать, что человек может иметь доступ к более высокому состоянию, чем состояние нормального ясного бодрствования. К этому состоянию каждый волен приспосабливать гипотезы по своему выбору – милость Божию или пробуждение бессмертного "Я". И каждый волен искать «диким путем» научное объяснение. Пусть нас поймут правильно: мы – не догматики. Мы не пренебрегаем ничем, существующим в нашу эпоху, чтобы исследовать то, что относится ко всем временам. Наша гипотеза такова: Связи в мозге осуществляются обычно посредством нервного импульса. Это медленное действие: несколько метров в секунду по поверхности нерва. Возможно, в некоторых обстоятельствах устанавливается другая форма связи – гораздо более быстрая – посредством электромагнитной волны, движущейся со скоростью света. Тогда может быть достигнута огромная скорость в записи и передаче информации, свойственная электронным машинам. Никакой закон природы не противоречит существованию такого явления. Такие волны не могут бытг восприняты вне мозга.. Это гипотеза, на которую мы намекнуло в предыдущей главе.

Если такое состояние пробужденности существует, то в че;' оно выражается? Описания, данные поэтами и арабскими индийскими, христианскими мистиками, никогда не были собраны, систематизированы и изучены. Удивительно, что r обширном, списке всякого рода антологий, опубликованных р нашу эпоху переписей, не существует ни одной «антологии состояния пробужденности». Эти описания убедительны, но мало. ясны. Но если мы попытаемся современным языком дать определение состояния пробужденности, то вот оно: Обычно мысль плетется, как показал Эмиль Меерсон. Большая часть достижений мысли – это, в конечном счете, плод исключительно медленного продвижения шаг за шагом в направлении очевидности. Это самые восхитительные математические открытия – но они лишь равенства. Равенства неожиданные, но всего только равенства. Великий Леонард Эйлер считал высшей вершиной математической мысли отношение, сочетающее реальное с воображаемым и представляющее основу натуральных логарифмов, – явную очевидность. Как только его объясняют учащемуся, то он неизменно заявляет, что «это само бросается в глаза». Почему же понадобилось столько усилий мысли в течение стольких лет, чтобы прийти к такой очевидности? В физике открытие волнообразной природы частиц – ключ, открывший современную эру. И здесь тоже речь идет об очевидности. Эйнштейн писал: энергия равна mc x E2, где m – масса, а с – скорость света. Это было в 1905 году. Планк же в 1900 г. писал, что энергия – это произведение постоянной (постоянная Планка) на частоту колебаний. И только в 1923 г. Луи де Бройль, исключительный гений, додумался написать равенство из двух уравнений! Мысль движется ползком даже у самых крупных умов. Она не властвует над предметом.

Последний пример: с конца XVIII века учили, что масса проявляется одновременно в формуле кинетической энергии и в законе тяготения Ньютона (две массы притягивают друг друга с силой, обратно пропорциональной квадрату расстояния между ними).

Почему нужно было ждать Эйнштейна, чтобы понять, что слово «масса» имеет один и тот же смысл в обеих классических формулах? Вся теория относительности основана на этом. Почему один-единственный ум во всей истории науки заметил это? И почему он не увидел этого сразу, а лишь после десяти лет напряженных поисков? Потому что наша мысль бродит по извилистой тропинке, проложенной в одном-единственном плане и прерывающейся много раз. И нет сомнения в том, что идеи пропадают и периодически вновь появляются, изобретения забываются и возникают снова. И все же, кажется возможным, что мысль в состоянии подняться над этой тропинкой, не брести, а приобрести всеобъемлющее зрение и двигаться, как птицы или самолеты. Это-то мистики и называют «состоянием пробужденности».

Идет ли речь об одном или о нескольких состояниях пробужденности? Все заставляет думать, что есть много состояний, как есть много высот полета. «Первый» уровень – гениальность. Остальные – неизвестны толпе и считаются легендарными. Но Троя тоже была легендой, пока раскопки не доказали подлинности ее существования.

Если бы люди обладали физической возможностью доступа к тому или иному состоянию пробужденности, – поиски способов пользоваться этой возможностью должны были бы стать главной целью их жизни. Если мой мозг располагает нужными механизмами, если все это не только в религиозной или мифической области, если все это зависит не только от «милости», от «магического посвящения», но от определенной техники, от определенных внутренних или внешних позиций, способных пустить в ход эти механизмы, – вот тогда я отдаю себе отчет в том, что достижение состояния пробужденности летящего ума должно стать моим единственным стремлением, моей главной задачей.

Если люди не концентрируют все свои усилия на этих поисках, то не потому, что они легкомысленны или глупы. Это не относится к области моральных категорий. Некоторое количество доброй воли, кое-какие усилия здесь и там не принесут в этом деле никакой пользы. Быть может, высшие механизмы нашего мозга могут быть использованы лишь в том случае, если вся жизнь (индивидуальная или коллективная) сама явится механизмом, – рассматриваемая целиком и проживаемая так, что служит для его включения.

Если для людей не является единственной целью переход в состояние пробужденности, то лишь потому, что трудности жизни в обществе, добывание материальных средств к существованию не оставляют им досуга для такого занятия. Не хлебом единым жив человек, но до сих пор наша цивилизация не показала себя способной предоставить этот хлеб всем.

По мере того, как технический прогресс позволит людям вздохнуть свободнее, поиски «третьего состояния» – пробужденности, сверхвидения – подчинят себе все другие устремления. Возможность участвовать в этих поисках будет в конце концов признана одним из прав человека. Грядущая революция будет психологической.

Представим себе неандертальского человека, чудом перенесенного в институт передовых исследований Принстона. Стоя перед д-ром Оппенгеймером, он оказался бы в положении, сравнимом с тем, в котором находились бы мы в обществе действительно пробужденного человека, чья мысль не брела бы, а передвигалась в 3-4-5 измерениях.

Физически мы, кажется, могли бы стать таким человеком. В нашем мозге достаточно клеток, достаточно возможных взаимосвязей. Но нам трудно вообразить, что мог бы видеть и понимать такой ум.

Легенда алхимиков уверяет, что манипуляции с веществом в тигле могут вызвать то, что современники назвали бы радиацией или силовым полем. Эта радиация превратила бы все клетки адепта и сделала бы его действительно пробужденным человеком, человеком, находящимся «одновременно здесь и в другом месте живым».

Допустим, вам нравится эта гипотеза, эта великолепно неевклидова психология. Предположим, что в один прекрасный день в 1960 году человек, такой же, как мы, манипулируя определенным образом материей и энергией, полностью изменился, т. е. стал «пробужденным». В 1965 году проф. М. Синглтон показал своим друзьям в кулуарах атомной конференции в Женеве гвоздику, выращенную им в поле радиации большого атомного реактора в Брукхавене. До этого они были белыми. Теперь они стали лиловатокрасными, – породой, до сих пор неизвестной. Все их клетки были изменены, и они размножались черенками или семенами, упорно сохраняя свое новое состояние. Так и наш человек. Вот он стал выше нас. Его мысль не бредет, она летит. Обобщая отличным от нашего способом все, что знаем мы все – люди различных специальностей, или просто устанавливая все возможные связи между достижениями человеческой науки, – такой, как она выражена в учебниках бакалавров и курсах Сорбонны, – он может прийти к концепциям, таким же чуждым нам, как могли быть чужды хромосомы Вольтеру или нейтрино – Лейбницу. Такому человеку было бы совершенно неинтересно общаться с нами, и он не стремился бы блистать, пытаясь объяснить нам загадки света или тайны генов. Валери не публиковал бы своих мыслей в «Неделе Сюзетты». Этот человек оказался бы над человечеством и рядом с ним. Он смог бы беседовать с пользой только с умами, подобными его уму.

Об этом можно мечтать. Можно думать, что различные предания посвященных происходят от контакта с умами других планет. Можно вообразить, что для человека пробужденного время и пространство не имеют больше пределов и что возможно сообщение с разумами других населенных миров – это, кстати сказать, объяснило бы, почему нас не посещают.

Можно мечтать. При условии, как пишет Холдейн, что мы не забудем, что мечты такого рода, вероятно, всегда менее фантастичны, чем действительность.

И вот теперь три правдивых истории. Они послужат нам иллюстрациями. Иллюстрации не могут служить доказательствами, но эти три истории заставляют думать, что, кроме признанных официальной психологией, существуют и иные состояния сознания. Даже понятие гения, как оно ни обширно – недостаточно. Мы не выбирали эти иллюстрации среди жизнеописаний и произведений мистиков, что было бы гораздо легче и, может быть, более действенно. Но мы выполняем наше обещание подходить к вопросу помимо религии, с пустыми руками, как честные варвары…

История первая: Рамаиуджан Однажды, в начале 1887 г., брамин из провинции Мадрас отправился в храм богини Намагири. Брамин выдал замуж свою дочь уже много месяцев назад, а супружеская чета все еще не имела потомства. Поможет ли богиня Намагири? Намагири услышала его молитву. 2 декабря родился мальчик, которому дали имя Шрингаваса Рамануджан Алиангар. Накануне богиня явилась к матери, чтобы возвестить ей, что дитя будет необыкновенным.

Пятилетним его отдали в школу. И сразу же его ум вызвал удивление. Казалось, он уже знал все, чему его учили. Ему была дана стипендия для обучения в лицее Кумбаконана, где он вызвал восхищение своих соучеников и преподавателей. Ему 15 лет. Один из его друзей добыл для него через местную библиотеку работу под названием «Свод элементарных выводов чистой и прикладной математики». Эта двухтомная работа – меморандум, составленный Джорджем Шубриджем, профессором из Кембриджа. В ней содержится перечисление и краткое изложение около 6000 теорем без доказательств. Действие, произведенное на молодого индийца этой книгой, было фантастическим. Мозг Рамануджана неожиданно стал функционировать совершенно непонятным для нас способом. Он доказал все теоремы, а потом, исчерпав геометрию, принялся за алгебру. Рамануджан рассказывал позднее, что богиня Намагири явилась ему, чтобы объяснить самые трудные расчеты. В 18 лет он провалился на экзаменах, потому что был слаб в английском языке, и его лишили стипендии. Самостоятельно, без специального образования он продолжал свои математические исследования. Вначале он превзошел все знания в этой области по состоянию на 1880 г. и смог отбросить работу проф. Шубриджа. Он пошел дальше и сам воссоздал, а потом и превзошел все математические достижения цивилизации – исходя только из меморандума, причем неполного. История человеческой мысли не знает другого такого примера. Даже сам Галуа – и тот работал не один: он занимался в Политехнической школе, которая в то время была лучшим математическим центром мира. Он имел доступ к тысячам работ. Он находился в контакте с первоклассными учеными. Что же до Рамануджана – то еще никогда человеческий ум не поднимался так высоко, имея в своем распоряжении столь ничтожные средства.

В 1909 г., после многих лет уединенной работы и нищеты, Рамануджан женился. Он искал службу. Его рекомендовали местному сборщику налогов, Рамачандре Рао, просвещенному любителю математики. Он оставил нам рассказ об их беседе: «Маленький человек, нечистоплотный, небритый, с глазами, каких я никогда не видел, вошел в мою комнату с потрепанным блокнотом в руках. Он говорил мне о чудесных открытиях, бесконечно превосходящих мои знания, и я спросил, что я могу для него сделать. Он сказал мне, что хотел бы зарабатывать только на пищу, чтобы иметь возможность продолжать свои исследования».

Рамачандра Рао предложил ему совсем маленькую пенсию. Но Рамануджан слишком горд. В конце концов ему нашли службу – жалкую должность бухгалтера в мадрасском порту.

В 1913 г. его убедили вступить в переписку с крупным английским математиком Г. Гарди, в то время профессором Кембриджа. Он написал ему и послал с той же почтой 120 доказанных им геометрических теорем. Гарди написал в ответ: «Эти заметки могли быть написаны только математиком самого высшего класса. Никакой похититель идей, никакой шутник, даже гениальный, не мог бы понять таких высоких абстракций». Он предложил Рамануджану немедленно приехать в Кембридж. Но мать гения воспротивилась этому по религиозным соображениям. И снова богиня Намагири разрешила трудную проблему. Она явилась старой даме, чтобы убедить ее, что сын может отправиться в Европу без опасностей для своей души, и показала ей во сне Рамануджана, сидящим в большом амфитеатре Кэмбриджа среди англичан, восхищающихся им.

В конце 1913 г. индиец уехал. В течение пяти лет он работал и чудесным образом продвинул вперед математику. Он был избран членом Королевского Научного Общества и назначен профессором в Тринити-колледже. В 1918 г. он заболел туберкулезом и вернулся в Индию, чтобы умереть там в возрасте 32 лет.

У всех, кто с ним общался, остались неизгладимые впечатления. Он жил исключительно среди чисел. Гарди посетил его в больнице, упомянув, что добрался на такси. Рамануджан спросил номер машины: 1729. «Какое прекрасное число! – воскликнул он. – Это самое маленькое число из всех, составляющих двойную сумму двух кубов!» В самом деле, 1729 = 10Е3 + 9Е3, а также 12Е3 + 1Е3. Гарди потребовалось целых шесть месяцев для доказательства этого, а та же задача для четвертой степени не решена до сих пор.

История Рамануджана принадлежит к числу невероятных, однако, она абсолютно достоверна. Невозможно изложить суть его открытий простыми словами. Речь идет о наиболее таинственных особенностях понятия числа, и в частности «целых чисел».

Мало известно о том, что привлекало Рамануджана помимо математики. Он почти не интересовался искусством и литературой, но увлекался удивительным. В Кембридже он составил для себя небольшую библиотеку и картотеку всякого рода явлений, непонятных для разума.

История вторая: Кейс Работа Иосифа Милларда о Кейсе издана «Кейс фаундейшн», этюд Джона В.Кемпбелла в «Аустоундинг С.Ф.», март 1957, и Томас Сугрю «Эдгар Кейс: Книга о нем».

Эдгар Кейс умер 5 января 1945 года, так и не постигнув тайны, которая тяготела над ним всю жизнь. Фонд Эдгара Кейса в Виргиния-Бич, где трудятся врачи и психологи, и сегодня продолжает анализ записей. Начиная с 1958 года в Америке, под исследовательские программы посвященные проблемам ясновидения, выделяется обширное финансирование. Речь в данном случае идет об услугах, которые могут оказывать военному ведомству люди, способные к телепатии и ясновидению. Из всех случаев ясновидения феномен Кейса – наиболее яркий, наглядный и самый необыкновенный.

Маленький Эдгар был очень болен. Сельский врач склонился к его изголовью. Никак невозможно было вытащить его из бессознательного состояния. Неожиданно раздался ясный и спокойный голос мальчика, хотя он, безусловно, спал. «Я вам скажу, что со мной. Меня ударили бейсбольным мячом по позвоночнику. Нужно сделать специальную примочку и приложить ее к основанию шеи». Тем же голосом мальчик продиктовал список растений, которые нужно было смешать и приготовить. «Торопитесь, иначе мозг рискует подвергнуться поражению».

Ошеломленные родители и врач на всякий случай его послушались. К вечеру лихорадка спала. На следующий день Эдгар встал свежий, как огурчик. Он ничего не помнил. Он не знал большей части растений, названных им. Так началась одна из самых удивительных историй в медицине. Кейс, сельский парень из Кентукки, слабо образованный, не всегда склонный использовать свой дар, бесконечно огорчавшийся, что он – «не как все», тем не менее лечил и вылечил, находясь в состоянии гипнотического сна, более пятнадцати тысяч больных, что должным образом засвидетельствовано.

Сезонный рабочий на ферме одного из своих дядей, затем рассыльный в книжной лавке Хопкинсвилля и, наконец, владелец маленького фотомагазинчика, где он был намерен мирно окончить свои дни – этот человек против своей воли стал тауматургом. Друг его детства Ал Лейн и невеста Гертруда употребили все свое влияние, чтобы убедить его. И вовсе не из честолюбия, но потому, что они понимали: он не имеет права зарывать свой талант, отказывая в помощи страждущим. Ал Лейн – хилый, вечно хворый. Он едва ходил. Кейс согласился дать себя усыпить и описал основные его болезни, а потом, проснувшись, кричал: «Но это невозможно! Я же не знаю даже половины тех слов, которые ты записал! Не принимай этих лекарств – это опасно! Я в этом ничего не смыслю, все это какаято магия!» Он отказался вновь видеться с Алем, заперся в своем фотомагазине.

Через восемь дней Ал взломал дверь – никогда еще он не чувствовал себя так хорошо, как сейчас. Городок охватила лихорадка, каждый требовал консультации. «Я не стану лечить людей только потому, что разговарива.ю во сне». В конце концов он согласился. При условии, что он не будет видеть пациентов, чтобы не подвергаться их влиянию, и что на сеансах будут присутствовать врачи. А также с тем, что он не получит ни гроша, ни даже самого жалкого подарка.

Диагнозы и рецепты, продиктованные в состоянии гипноза, оказались столь точными и действенными, что врачи были убеждены: это весьма образованный их собрат, маскирующийся под знахаря. Он ограничиваются двумя сеансами в день. И не потому, что боялся переутомления – он просыпался вполне отдохнувшим. Просто он хотел оставаться фотографом. И нисколько не старался приобрести медицинские знания. Он ничего не читал, оставаясь простым парнем с аттестатом сельской школы. И продолжал возмущаться своей странной способностью. Однако в тот момент, когда решил отказаться от своих сеансов, он оглох.

Американский железнодорожный магнат Джемс К. Эндрюс приехал к нему на консультацию. Кейс прописал ему серию лекарств, в том числе и некую мускатношалфейную воду. Это лекарство невозможно было найти. Эндрюс безрезультатно публиковал объявления в медицинских журналах. Во время следующего сеанса Кейс продиктовал ее состав, исключительно сложный. Наконец Эндрюс получил ответ из Парижа от молодой женщины-врача. Отец француженки, тоже врач, создавший мускатношалфейную воду, перестал ею пользоваться за пятьдесят лет до описываемых событий. Состав оказался полностью идентичным тому, который узнал «во сне» маленький фотограф.

Местный секретарь профсоюза врачей Джон Блекберн увлекся деятельностью Кейса. Он сформировал комитет из трех членов, с изумлением присутствовавших на всех сеансах. Американская Генеральная Ассоциация врачей признала способности Кейса и официально разрешила ему давать «психические консультации».

Кейс женился. Как-то раз его восьмилетний сын, Хьюг Линн, играя со спичками, взорвал запас магнезии. Специалисты прочили ему в скором времени полную слепоту и предложили удалить один глаз. В ужасе Кейс начал новый сеанс. Во сне он отказался от операции и предписал двухнедельный курс примочек танниновой кислотой. Для специалистов это показалось безумием. Однако Кейс, раздираемый мучительными противоречиями, все же не посмел ослушаться своих голосов. Через пятнадцать дней Хьюг Линн был здоров.

Однажды, после одной консультации он продолжил сеанс и продиктовал одну за другой еще четыре, очень точных консультации. Было непонятно, кому они предназначались. Все разрешилось через 48 часов: после того, как следующие четверо больных явились на прием.

Во время одного сеанса он прописал лекарство, названное им «кодирон», и указал адрес лаборатории в Чикаго. Туда позвонили по телефону. «Как вы могли услышать о кодироне? Он же еще не пущен в продажу! Мы буквально только что уточнили формулу его состава и придумали название!» Кейс, пораженный неизлечимой болезнью, о которой знал лишь он, умер в день и час, назначенный им заранее: «В пять часов вечера я буду вылечен окончательно»… Вылечен от того, чтобы быть «чем-то другим».

Когда во время сна его спросили о способе, каким он действует, он заявил (как обычно ничего не помня после пробуждения), что он в состоянии вступить в контакт с любым живым человеческим мозгом и использовать информацию, содержащуюся в этом мозгу или в мозгах сразу нескольких людей, для диагноза и лечения предложенных ему случаев. Это был, вероятно, особый разум, пробуждающийся в Кейсе и использовавший все знания человечества, как используют библиотеку, но почти мгновенно или, по крайней мере, со скоростью света или электромагнитных волн. Однако ничто не дает нам возможности объяснить случай Эдгара Кейса тем или иным образом. Единственное, что известно наверняка – это то, что фотограф из маленького городка, не обладающий ни любознательностью, ни культурой, мог по желанию впадать в состояние, в котором его ум функционировал, как ум гениального врача или, вернее, как умы всех врачей мира, вместе взятых.

История третья: Боскович Вот тема для научно-фантастического романа: если релятивисты правы, если мы живем в мире, имеющем четыре измерения, и если бы мы были способны сознавать это – тогда то, что мы называем здравым смыслом, разлетелось бы вдребезги. Авторы-фантасты стараются думать в рамках временипространства. А в плане более глубинного исследования и на теоретическом языке их условиям соответствуют усилия крупных физиков и математиков. Но способен ли человек думать в четырех измерениях? Ему потребовалось бы другое строение ума. Приберегается ли такое строение для человека, который будет жить после людей, для существа будущей мутации? И не существует ли уже среди нас этот «постлюдской» человек? Романисты-фантасты заявили об этом. Но ни Фан Фогт в своей прекрасной фантастической книге о «Сланах», ни Стрюжен в своем описании «Более, чем люди» не осмелились вообразить такого сказочного персонажа, каким был Роже Боскович.

Мутант? Путешественник во времени? Внеземное существо, скрывающееся за обликом этого таинственного серба? Боскович родился в 1711 году в Дубровнике; по крайней мере, так он заявил в 14 лет, записавшись вольнослушателем в Римский иезуитский колледж. Там он учился математике, астрономии и теологии. В 1728 году, закончив свое послушничество, он вступил в орден иезуитов. В 1736-ом опубликовал сообщение о пятнах на солнце. В 1740– ом преподавал математику в Римской Коллегии, затем стал научным советником Ватикана. Он создал обсерваторию, предпринял осушение Понтийских болот, измерил меридиан между Римом и Римини на двух градусах широты. Затем исследовал различные районы Европы и Азии и производил раскопки в тех самых местах, где позднее Шлиман обнаружил Трою.

26 июня 1760 года он был избран членом английского Королевского общества, и по этому случаю опубликовал длинную латинскую поэму о видимых явлениях на солнце и луне, о которой современники говорили: «Это Ньютон в устах Виргилия». Он был принят величайшими эрудитами эпохи и, в частности, поддерживал обширную переписку с доктором Джонсоном и Вольтером. В 1763 году ему было предоставлено французское гражданство. Он взял на себя руководство департаментом оптических инструментов королевского флота в Париже, где жил до 1783 года. Лаланд считал его самым великим из живущих ученых. Д'Аламбер и Лаплас были испуганы выдвинутыми им идеями. В 1.783 году он уехал в Бассану и посвятил себя изданию собрания своих трудов. Умер в Милане в 1787 году.

Совсем недавно по предложению югославского правительства вновь перечитали труды Босковича и главным образом – его «Теорию натурфилософии» (см: – «Левитация», Р.П.Оливье Деруа"), изданную в Вене в 1758 году. Удивление было большим. Аллан Линдсей Маккей, описывая эту работу (статья в «Нью Сайентист» от 6 марта 1958 года), считает, что здесь речь идет о мыслителе XX века, вынужденном жить и работать в XVIIIом.

Кажется, что Боскович опередил не только науку своего, но и нашего времени. Он предложил единую всеобщую теорию вселенной, общее и единое уравнение, управляющее механикой, физикой, химией, биологией и даже психологией. По этой геории вещество, пространство и время не делятся на части до бесконечности, но состоят из точек-зерен. Это напоминает недавние работы Жана Шарона и Гейзенберга, которых Боскович, похоже, опередил. Ему удалось дать отчет о свете, как и о магнитизме, об электричестве и всех явлениях химии, известных в его время или открытых впоследствии, причем он описал эти открытия. У него можно найти кванты, волновую механику, атом, состоящий из нуклонов. Историк науки Л.Л.Уайт утверждает, что Боскович как минимум на 200 лет опередил свою эпоху, и что в действительности его можно будет понять, когда произойдет, наконец, слияние теории относительности и квантовой физики. Считают, что в 1987 году, в двухсотую годовщину его предполагаемой смерти, его труды, возможно, удастся, оценить по достоинству.

Еще никто не предложил никакого объяснения этого удивительного явления. Существует два полных издания его трудов на сербском и английском. В уже опубликованной переписке с Вольтером (коллекция Бестермана) среди прочих есть и такие современные идеи: объявление международного геофизического года, перенос малярии комарами, возможные применения каучука (идея, реализованная Ля Кондамином, иезуитом, другом Босковича), существование планет вокруг других звезд, невозможность локализовать психику в определенной области тела, сохранение «зерна количества» движения в мире, константа Планка, провозглашенная в 1958 году.

Боскович придает большое значение алхимии и дает ясные научные переводы алхимического языка. Для него, например, четыре стихии – Земля, Вода, Огонь и Воздух – отличаются друг от друга только особым расположением частиц, не имеющих ни массы, ни веса, которые составляют эти стихии, что приближается к передовым исследованиям, имеющим целью найти универсальное уравнение.

Что кажется совершенно поразительным у Босковича – это изучение случайностей в природе. Там можно найти статистическую механику, предложенную американским ученым Виллардом Гиббсом в XIX и принятую только в XX веке. У него можно найти также современное объяснение радиоактивности (совершенно неизвестной в XVIII веке) посредством серии исключений из законов природы – то, что мы называем «статистическим проникновением сквозь потенциальные барьеры».

Почему эти исключительные труды не оказали влияния на современную мысль? Потому что немецкие философы и ученые, возглавлявшие исследования до войны 1914– 1918 гг., были сторонниками непрерывных структур, в то время, как концепции Босковича основаны на идее прерывности. Потому, что исследования и исторические работы касающиеся Босковича, великого странника, разностороннего ученого, происходившего из страны, подверженной непрерывным потрясениям, были систематизированы очень поздно. Когда все работы смогут быть собраны, когда свидетельства современников будут разысканы – какая странная, беспокоящая, потрясающая личность окажется перед нами!

Эти случаи известны. Тем не менее, они рискуют разочаровать, потому что большая часть людей предпочитает образы фактам. Ходить по воде – это образ власти над движением, остановить солнце – торжества над временем. Власть над движением и временем – это, должно быть, реальные факты в измененном состоянии сознания, при очень «быстрой» мысли. И эти факты, несомненно, могут быть связаны с тысячей значительных следствий в осязаемой действительности – технике, науке, искусстве. Но большая часть людей, как только вы говорите о другом состоянии сознания, хотят видеть шагающих по воде, останавливающих солнце, проходящих сквозь стены или выглядящих двадцатилетними, когда им 80. Чтобы начать верить в бесконечные возможности пробужденного разума, они ждут, пока удовлетворится детская его часть, придающая веру образам и легендам.

Есть и другое. Оказавшись перед лицом таких случаев, как Рамануджан, Кейс и Боскович, отказываются верить, что речь идет об умах иного качества. Допускают только, что эти умы просто получили привилегию «подняться выше обычного» и что «на этой высоте» они получили некоторые знания. Как если бы где-то во Вселенной существовал некий склад знаний по медицине, математике, физике или поэзии, где запасаются этими знаниями умы-чемпионы высоты.

Нам кажется, наоборот, что Кейс, Боскович, Рамануджан – это умы, оставшиеся здесь (а куда им идти?), среди нас, отличаются не уровнем, а скоростью. Мы говорим это о самых великих мистических умах. Чудеса заключены в ускорении, причем в ядерной физике – так же, как и в психологии. Мы думаем, что исходя из такого понимания и нужно изучать третье состояние сознания, или состояние пробужденности.

Но если это состояние пробужденности возможно, и если оно – не дар, ниспосланный с небес, милость какого-нибудь бога, а содержится в устройстве мозга и тела, то разве это устройство, будучи пущено в ход, не может изменить в нас не только разум, но и все остальное? Если состояние пробужденности – это свойство некоей высшей нервной системы, то его действие должно оказывать влияние на все тело, наделяя его неожиданными возможностями. Все предания связывают с этим состоянием пробужденности такие возможности как бессмертие, левитация, телекинез и т. п. Но разве эти возможности не являются только образами, выражающими мощь ума, изменившего свое состояние, приобретшего другое качество сознания? Да и реальности ли это? Могло быть несколько вероятных случаев левитации. В том, что касается бессмертия, нам не удалось осветить случай Фулканелли. Больше ничего серьезного мы на этот счет сказать не можем. В нашем распоряжении нет никакого экспериментального доказательства. И мы должны признаться, что это менее всего интересует нас.

Нас привлекает не причудливое, а фантастическое. Этот вопрос о паранормальных возможностях заслуживает, чтобы к нему подошли совсем с другой стороны. Не с точки зрения картезианской логики (от которой сам Декарт, живи он сегодня, отказался бы), но с точки зрения сегодняшней науки. Посмотрим на вещи со стороны, глазами пришельца, высадившегося на нашей планете: левитация существует, видение на расстоянии существует, человек обладает даром вездесущности, пользуется всемирной энергией. Самолет, радиотелескоп, телевидение, атомный реактор существуют. Это не дары природы, а порождения человеческого ума.

Такое наблюдение может показаться ребяческим, но оно плодотворно. Ребячество – сводить все к отдельному человеку. Отдельный человек не обладает даром вездесущности, не поднимается в воздух, не способен видеть на расстоянии и т. д. На самом деле этими возможностями обладает человеческое сообщество, а не индивидуум. Но, может быть, ребяческим является само понятие индивидуума, и предание вкупе с легендами выражало, быть может, понятие целокупности человечества, само явление Человека… «Вы несерьезны! Вы говорите о машинах!» Вот что скажут нам рационалисты, ссылающиеся на Декарта, и оккультисты, ссылающиеся на «Предание». Но что называть машиной? Еще один вопрос, заслуживающий отдельной постановки.

Несколько чернильных строк на пергаменте – это машина? Но техника печатных проводников, употребляемых обычно современным электронщиком, позволяет создать приемник волн, состоящий из линий, проведенных чернилами, содержащими одна – графит, другая – медь.

Драгоценный камень – это машина? Нет, неистовствует хор протестующих голосов. Но кристаллическая структура драгоценного камня – это сложная машина, и алмаз используют в качестве детектора атомной радиации. Искусственные кристаллы, транзисторы, заменяют одновременно электронные лампы, трансформаторы, вращающиеся электрические машины для усиления напряжения и т. д.

Человеческий ум в этих тонких и самых действенных технических творениях использует все более простые средства. «Вы играете словами, – воскликнул бы оккультист, – Я говорю о совершенно непосредственных проявлениях человеческого ума.» Но это лишь игра слов.

Никогда в истории не было зарегистрировано проявления человеческого ума, не использовавшего машины. Идея «ума в себе» – вредная фантасмагория. Человеческий ум использует сложнейшую машину, созданную в ходе эволюции за три миллиарда лет – человеческое тело. И это тело никогда не бывает отдельным, не существует отдельно – оно связано с землей и всем космическим пространством тысячей материальных и энергетических связей.

Мы не знаем всего о теле. Мы не знаем всего и о его отношениях с миром. Никто не смог бы сказать, каковы пределы «человеческой машины» и как мог бы использовать эту машину ум, достигший максимума своих возможностей.

Мы не знаем всего о силах, циркулирующих в глубине нас самих и вокруг нас, на Земле, вокруг Земли, в огромном космосе.

Никто не знает, каковы силы природы, о которых мы еще не подозреваем, но они находятся у нас под рукой – силы, которые мог бы использовать человек, одаренный пробужденным сознанием. Человек с более непосредственным пониманием, чем то, которым обладает наш линейный разум.

Простые Силы Природы. Еще раз взглянем на вещи простым и варварским взглядом чужестранца, явившегося извне: нет ничего более простого, более легкого для осуществления, чем электрический трансформатор. Древние египтяне вполне могли бы создать его, знай они электромагнитную теорию. Нет ничего легче высвобождения атомной энергии. Достаточно растворить соль чистого урана в тяжелой воде, а тяжелую воду можно получить, в течение двадцати пяти или ста лет дистиллируя обычную воду. Машина для предсказания высоты приливов, созданная лордом Кельвином (1893 г.), состояла из блоков и веревочек, но именно и от нее пошли наши аналоговые счетные машины и вся наша кибернетика. Ее вполне могли построить шумеры. Вот взгляд, придающий новый аспект проблеме исчезнувших цивилизаций. Если в прошлом были люди, достигшие состояния пробужденности и применившие свои возможности не только к философии, религии, мистике, но и к объективному знанию и технике, то вполне естественно допустить, что они могли совершать «чудеса» даже с помощью самой простой аппаратуры.

Если большая часть археологов полностью отрицает существование в прошлом передовых цивилизаций, располагавших мощными материальными средствами, то возможность существования в любую эпоху небольшого числа пробужденных существ, использующих силы природы в качестве «подручных средств», не может быть опровергнута. Мы думаем также, что методическое исследование археологических и исторических данных подтвердило бы эту гипотезу.

Как началось это пробуждение? Конечно, можно сослаться на вмешательство извне. Можно представить себе и чисто материалистическое, рациональное объяснение. Физика космических лучей уже много лет назад открыла события, называемые «чрезвычайными». «Событиями» называют в космической физике столкновения между частицей из космоса и нашей материей. В 1957 году, как мы указывали в нашем этюде об алхимии, была обнаружена исключительная частица с фантастической энергией 10 электронвольт, в то время как расщепление урана происходит только при 2. Допустим, что только один раз после возникновения человечества такая частица ударила в человеческий мозг. Кто знает, не могла ли высвободившаяся огромная энергия активизировать мозг и создать первого «пробужденного» человека? Он мог бы открыть и применить технику для передачи пробужденности. Эта техника в различных формах могла применяться до нашей эпохи, и «Великое делание» алхимиков – посвящение – могло бы быть не только легендой. Наша гипотеза, конечно, – только гипотеза. Ее нельзя проверить экспериментально, потому что нет искусственного ускорителя, создающего такие фантастические энергии. Очень крупный английский ученый, сэр Джеймс Джине, писал: «Быть может, космическая радиация сделала из обезьяны человека» (в книге «Таинственный мир», 1929) Мы только подхватили эти идеи, и современные данные, неизвестные сэру Джинсу, позволяют нам сказать: «Быть может, исключительные частицы „космических событий“ с фантастическими энергиями сделали из человека сверхчеловека».

Хорхе Луис Борхес пишет, что один человек, мудрец, посвятил свою жизнь поискам среди бесчисленных знаков природы неизреченного имени Бога – числа, выражающего великую истину. Его поджидала одна напасть за другой, и вот он арестован княжеской полицией, осужден на съедение пантерой. Его бросили в клетку. С другой стороны решетчатой перегородки, которую должны были поднять, хищник готовился к пиршеству. Наш мудрец посмотрел на животное и, глядя на пятна его шубы, обнаружил в ритме их формы число, имя, которое он так долго искал. Теперь он знал, почему он умрет и что он умрет удовлетворенным, – а это не значит умереть.

Вселенная пожирает нас и выдает нам свою тайну, в зависимости от того, умеем ли мы ее созерцать. В высшей степени вероятно, что самые тонкие и самые глубокие законы жизни и судьбы, всего сотворенного ясно записаны в окружающем нас материальном мире, что Бог оставил свою запись на вещах, как для нашего мудреца на шкуре пантеры, и что достаточно определенного взгляда… Пробужденный человек и был бы человеком с этим определенным взглядом.

Если существует состояние пробужденности, то в здании современной психологии не хватает одного этажа. Вот четыре документа, принадлежащие нашей эпохе. Мы их не выбирали, у нас не было времени, чтобы по-настоящему все разведать. Антологию современных свидетельств и исследований о состоянии пробужденности еще нужно составить. Она будет очень полезна. Она вновь установит связи с преданиями. Она покажет непрерывность самого существования в нашем веке. Она осветит некоторые пути будущего. Литераторы найдут в ней ключ, исследователи гуманитарных наук найдут в ней стимул, ученые увидят нить, проходящую сквозь все крупнейшие повороты мысли, и мы не будем чувствовать себя такими одинокими. Само собою разумеется, собирая документы, находящиеся у нас под рукой, мы не претендовали на многое. Мы хотели только собрать краткие указания на возможную психологию состояния пробужденности в его элементарных формах. Так что в этой главе можно будет найти: 1. Извлечения из высказываний главы школы, Георгия Ивановича Гурджиева, собранные философом Успенским; 2. Мое собственное свидетельство о попытках пойти по пути состояния пробужденности под руководством инструктора школы Гурджиева; 3. Рассказ романиста и философа Раймона Абеллио о его личном опыте; 4. Самый восхитительный, на наш взгляд, текст из всей современной литературы об этом состоянии.

Этот текст извлечен из неизвестного романа германского поэта и философа Густава Майринка, чьи произведения, не переведенные, за исключением – «Зеленого лика» и «Голема», поднимаются до вершин мистической интуиции.

1. Высказывания Гурджиева 

"Чтобы понять различие между состояниями сознания, нам нужно вернуться к первому – ко сну. Это совершенно субъективное состояние сознания. В нем человек погружен в свои сны – независимо от того, сохраняет ли он воспоминания о них. Даже если какие-нибудь реальные впечатления достигают спящего – такие, как звуки, голос, жара, холод, ощущения своего собственного тела, – они вызовут в нем только фантастические образы. Потом человек просыпается. На первый взгляд, это совершенно иное состояние сознания. Человек может двигаться, говорить с другими, строить планы, видеть опасности, избегать их и т.д. Кажется разумным думать, что он находится в лучшем положении, чем во время сна. Но если мы взглянем на это немного глубже, если мы бросим взгляд на внутренний мир, на его мысли, на причины его действий, мы поймем, что он находится почти в том же состоянии, что и во время сна. Во сне он пассивен, что означает, что он ничего не может делать. В состоянии же бодрствования он, наоборот, может действовать все время, и результаты его действий отражаются на нем и на его окружении. Но он не вспоминает о себе самом. Он – машина, все только происходит с ним. Он не может остановить поток своих мыслей, он не в состоянии контролировать свое воображение, свои эмоции, свое внимание. Он живет в субъективном мире «я люблю», «я не люблю», «это мне нравится», «это мне не нравится», «я хотел бы», «я не хотел бы», то есть в мире, состоящем из того, что, как ему кажется, он любит или не любит, чего он хочет или не хочет. Он не видит реального мира. Реальный мир скрыт от него стеной его воображения. Он живет во сне. И то, что он называет своим «ясным сознанием» – это только сон, и гораздо более опасный, чем его ночной сон в постели.

Рассмотрим какое-нибудь событие в жизни человечества. Например – войну. В настоящий момент идет война. Что это означает? Это означает, что многие миллионы спящих стараются уничтожить многие миллионы других спящих. Все, что происходит в настоящее время, вызвано этим сном.

Эти два состояния сознания – сон и бодрствование – одинаково субъективны. Только начиная вспоминать о самом себе, человек может действительно проснуться. Тогда вся жизнь вокруг него принимает другой вид и приобретает иной смысл. Он видит ее как жизнь спящих людей, жизнь во сне. Все, что люди говорят и делают, они говорят и делают во сне. Потому ничто из этого не может иметь ни малейшей ценности. Только пробуждение и то, что ведет к пробуждению, имеет реальную ценность.

Сколько раз вы меня спрашивали, не было бы возможным прекратить войны? Несомненно, это было бы возможно. Достаточно, чтобы люди проснулись. Это кажется таким пустяком. Но нет ничего труднее, потому что сон вызван и поддерживается всей окружающей жизнью, всеми условиями окружающей среды.

Как проснуться? Как избавиться от этого сна? Эти вопросы – самые важные, самые жизненные из всех, какие человек может задать. Но прежде чем задать их себе, он должен убедиться в самом факте сна. А он не сможет в этом убедиться иначе, как только попытавшись проснуться. Когда он поймет, что не помнит о себе самом и что воспоминание о себе означает до известной степени пробуждение, и когда он увидит по опыту, как трудно вспомнить о себе самом, тогда он поймет, что недостаточно иметь желание проснуться, чтобы проснуться на самом деле. Строго говоря, мы утверждаем, что человек не может проснуться собственными силами. Но если двадцать человек условятся, что первый из них, кто проснется, разбудит остальных, у них уже есть шанс. Но даже этого недостаточно, потому что эти двадцать человек могут уснуть одновременно и видеть во сне, как они просыпаются. Так что и этого недостаточно. Нужно еще большее. За этими двадцатью людьми должен следить еще один человек, который сам не спит и не уснет так легко, как остальные, или который сознательно будет спать, лишь когда это возможно, когда от этого не может получиться никакого зла ни для него, ни для других. Они должны найти такого человека и нанять его, чтобы он их будил и не позволил им больше впасть в сон. Без этого невозможно проснуться. Вот что нужно понять.

Можно размышлять в течение тысячи лет и можно написать целые библиотеки, выдумывать миллионы теорий, – и все это во сне, без всякой возможности проснуться. Наоборот, эти теории и книги, написанные или придуманные спящими, только усыпят других людей и т. д.

Нет ничего нового в идее сна. Почти с самого сотворения мира людям было сказано, что они спят и что они должны проснуться. Сколько раз мы читаем, например, в Евангелиях: «Пробудись», «Бодрствуй», «Не спите». Ученики Христа даже в Гефсиманском саду, когда их Учитель молился в последний раз, спали. Этим сказано все. Но понимают ли это люди? Они принимают это за риторическую фигуру, за метафору. Они вовсе не видят, что это нужно понимать буквально. И здесь тоже легко понять, почему. Им нужно хоть немного проснуться или наконец постараться проснуться. Серьезно, меня часто спрашивали, почему в Евангелии ничего не говорится о сне… Но об этом идет речь на каждой странице. Это просто показывает, что люди читают Евангелие во сне.

Что нужно, чтобы разбудить спящего человека? Каково общее правило? Нужна хорошая встряска. Но когда человек крепко спит, встряхнуть его один раз недостаточно. Необходим долгий период непрерывной тряски. И вообще, нужен кто-нибудь, кто будет трясти. Я уже сказал, что человек, желающий проснуться, должен нанять помощника, который позаботится о том, чтобы трясти его длительное время. Но кого он может нанять, если все спят? Он наймет кого-нибудь, чтобы разбудить себя, но тот тоже уснет. Какая от него может быть польза? Что же касается человека, действительно способного удержаться в состоянии бодрствования, он, вероятно, откажется терять время на то, чтобы будить других: у него может быть гораздо более важное дело.

Есть также возможность разбудить себя механическими средствами. Можно воспользоваться будильником. Но беда в том, что очень скоро привыкают к любому будильнику – его попросту перестают слышать. Требуется множество будильников с различными звонками. Человек должен буквально окружить себя будильниками, не позволяющими ему спать. И здесь опять-таки возникают трудности. Будильники надо заводить, чтобы их заводить, необходимо об этом помнить, а чтобы помнить об этом, нужно часто просыпаться.

Но вот что самое худшее; человек привыкает ко всем будильникам и через некоторое время только лучше спит под их звон. Поэтому будильники нужно постоянно менять, все время изобретать новые. Со временем это может помочь человеку проснуться. Но очень мало шансов, что он проделает эту работу – будет изобретать, заводить и менять все эти будильники сам, без посторонней помощи. Гораздо вероятнее, что, начав эту работу, он не замедлит уснуть и во сне будет видеть, что изобретает будильники и меняет их и, как я уже сказал, от этого он будет только лучше спать.

Так что для пробуждения нужно соединить множество усилий. Нужно, чтобы был кто-нибудь, чтобы будить спящего; нужно, чтобы был кто-нибудь, чтобы следить за тем, кто будит; нужно иметь будильники и нужно постоянно изобретать нозые.

Но чтобы благополучно провести это мероприятие и получить результаты, известное количество людей должно работать вместе.

Отдельный человек не может сделать ничего. Прежде всего, он нуждается в помощи. Но одинокий человек не может рассчитывать на помощь. Те, кто способен помочь, ценят свое время очень дорого. И, естественно, они предпочтут помочь, скажем, двадцати или тридцати людям, желающим проснуться, чем одному-единственному. Более того, как я уже сказал, человек может очень легко обмануться относительно своего пробуждения, принять за пробуждение то, что является всего лишь новым сном. Если несколько чело век решат вместе бороться со сном, они будут будить друг друга взаимно. Часто будет случаться, что два десятка из них будут спать, но двадцать первый проснется и разбудит остальных. То же самое и с будильниками. Один человек изобретет будильник, второй изобретет другой, после чего они смогут обменяться. Все вместе они смогут быть друг для друга отличными помощниками, и без этой взаимной помощи ни один из них не сможет добиться ничего. Так что человек, желающий проснуться, должен искать других, тоже желающих проснуться, чтобы действовать вместе с ними. Но это легче сказать, чем сделать, потому что начало такой работы и ее организация требуют знаний, которыми человек обычно не обладает. Работа должна быть организована и должна иметь главу. Без этих двух условий работа не может дать ожидаемых результатов, и никакие усилия их не разбудят. Кажется, некоторым людям труднее всего понять именно это. Сами, по своей собственной инициативе, они могут быть способны на большие усилия, их первые жертвы должны состоять в том, чтобы повиноваться другому, но ничто в мире никогда не убедит их в необходимости этого.

И они не хотят понять, что все их жертвы в этом случае ни к чему.

Работа должна быть организована. А это может быть сделано только человеком, знающим задачи и цели, знающим ее методы, поскольку он сам в свое время проделал такую организованную работу" (эти высказывания Гурджиева взяты из работы П. Д. Успенского «фрагменты неведомого учения», изд. Сток., Париж, 1950 г.).

2. Мои дебюты в школе Гурджиева «Возьмите часы, – сказали нам, – и посмотрите на большую стрелку, пытаясь сохранить ощущение самих себя и сосредоточиться на мысли: „Я Луи Повель и в этот момент нахожусь здесь“. Попытайтесь думать только об этом, просто следите за движением большой стрелки, продолжая сознавать самого себя, свое имя, самочувствие и место, где вы находитесь».

Сначала это показалось простым и даже немного смешным. Само собою разумеется, я в состоянии сохранить в уме мысль о том, что меня зовут Луи Повель и что я в этот момент здесь, смотрю за очень медленным движением большой стрелки моих часов. Потом я очень скоро заметил, что эта мысль очень недолго остается во мне неподвижной, что она начинает приобретать тысячу форм и растекаться во всех направлениях, как предметы, которые Сальвадор Дали изображает превращенными в растекающуюся грязь. Но я еще должен признать, что от меня требуют поддерживать живой и неподвижной не мысль, а ощущение. От меня не только требуется думать, что я существую, но знать это, абсолютно сознавать этот факт. Я чувствую, что это возможно и что это может произойти во мне, принеся мне нечто новое и важное. Я обнаруживаю, что тысяча мыслей или теней мыслей, тысяча ощущений, образов и ассоциаций идей, совершенно чуждых предмету моего усилия, непрестанно осаждают меня и отвлекают от такого усилия. А порой еще эта стрелка привлекает все мое внимание, и, глядя на нее, я теряю из виду себя. Порой мое тело, сокращение мускула в ноге, какое-то движение в животе отрывают меня одновременно и от стрелки, и от меня самого. Порой же я думаю, что остановил свое маленькое внутреннее кино, устранил внешний мир, но тут замечаю, что погрузился в подобие сна, где стрелка исчезла или я сам исчез, и где продолжают сталкиваться друг с другом образы, ощущения, мысли, как за тюлем, как во сне, который развертывается сам по себе, когда я сплю. Порой в какую-то долю секунды я наконец существую целиком, полностью, я разглядываю эту стрелку. Но в ту же долю секунды я поздравляю себя с тем, что это произошло; моя мысль, если можно так сказать, аплодирует, и тотчас мой разум, воспользовавшись успехом, чтобы порадоваться, тут же сводит его на нет. Наконец, раздосадованный, невероятно уставший, я отказываюсь от этого опыта со всей поспешностью, и мне кажется, что я пережил самые трудные минуты в своей жизни, что я был лишен воздуха до такой степени, что уже больше терпеть было нельзя. Каким долгим мне это показалось! Но прошло не более двух минут, и за две минуты у меня не было настоящего ощущения самого себя дольше, чем в течение трех или четырех мгновенных вспышек. И я должен был согласиться, что мы почти никогда не осознаем самих себя и почти никогда не осознаем, как трудно это осознание.

Нам говорили, что состояние осознания – это вначале состояние человека, знающего наконец, что он почти никогда не осознает себя, и таким образом понемногу научающегося совершать необходимое внутреннее усилие, каковы бы ни были препятствия. В свете этого маленького упражнения вы знаете теперь, что человек может читать книгу, соглашаться, скучать, протестовать или увлекаться, ни одной секунды не сознавая того, что он существует и, таким образом, без того, чтобы его чтение было адресовано действительно ему. Его чтение – это сон, добавляемый к его собственным снам, погружение в вечное течение бессознательного. Потому что наше подлинное сознание может быть – и почти всегда бывает – совершенно отрешенным от всего, что мы делаем, думаем, хотим, воображаем.

И тогда я понял, что разница между состоянием во сне и во время обычного бодрствования, когда мы говорим, действуем и т.д., – очень мала. Наши сны невидимы, как звезды с наступлением дня, но они не исчезают, и мы продолжаем жить под их влиянием. Мы только приобрели после пробуждения критическое отношение к нашим собственным ощущениям, наши мысли стали лучше контролироваться, действия стали более дисциплинированными, появилось больше живости, впечатлений, чувств, желаний, но мы продолжаем оставаться неосознающими. Речь идет не о подлинном пробуждении, но о «бодрственном сне», и в этом-то состоянии и проходит почти вся наша жизнь. Нас учили тому, что возможно совсем пробудиться, приобрести состояние самоосознания. В этом состоянии, как я убедился во время упражнения с часами, я мог объективно сознавать функционирование своей мысли, развертывание образов, идей, ощущений, чувств, желаний. В этом состоянии я мог пытаться совершить и развить реальные усилия, чтобы изучить, время от времени останавливать и изменять это развертывание. И мне говорили, что само это усилие создаст во мне некий феномен. Само это усилие так или иначе не исчезнет бесследно. Ему достаточно быть, чтобы во мне создалась, накопилась самая сущность моего бытия. Мне сказали, что тогда я, обладая ощутимым бытием, смогу достигнуть «объективного сознания» и что тогда мне будет доступно совершенно объективное, абсолютное сознание не только самого себя, но и других людей, вещей и всего мира («Господин Гурджиев». изд. Сей, Париж, 1954 г.).

3. Рассказ Раймона Абеллио Когда в «естественном» состоянии, в котором находятся все существующие, я «вижу» дом, мое восприятие самопроизвольно, и я воспринимаю этот дом, а не собственное его восприятие. Наоборот, в «трансцендентальном» положении воспринимается самое мое восприятие. Но это восприятие радикальным образом изменяет первоначальное состояние. Пережитое состояние, вначале наивное, теряет свою самопроизвольность именно из-за того, что объектом нового размышления становится то, что было вначале состоянием, а не объектом, и что среди элементов моего нового восприятия фигурирует не только восприятие дома как такового, но и самого восприятия как пережитого процесса. Существенно важно в этом изменении то, что сопровождающее видение, возникшее у меня в этом двойственном состоянии, вернее, в мыслительно-рефлекторном восприятии дома, которое было моим первоначальным мотивом, далеким от того, чтобы быть воспринятым полностью, теперь отдаленное или спутанное этим вмешательством «моего» второго восприятия перед «его» первоначальным восприятием, оказывается парадоксально усиленным, более ясным, более нагруженным объективной реальностью, чем прежде. Мы находимся здесь перед фактом, не объясняемым путем чистого спекулятивного анализа: фактом преобразования вещи сознанием, ее превращения в «сверхвещь», как мы скажем позднее, ее перехода из состояния изучения в состояние знания. Этот факт вообще неизвестен, хотя он наиболее поразителен среди всех экспериментов реальной феноменологии. Все трудности, на которые наталкивается вульгарная феноменология, и все классические теории «познания» состоят в том, что эти теории рассматривают пару сознание-познание (или точнее, сознание-изучение) как способную самостоятельно исчерпать всю совокупность пережитого, в то время как в действительности нужно рассматривать триаду сознание-познание-знание, которая одна только может позволить действительно онтологическое укрепление феноменологии. И действительно, ничто не может сделать очевидным это пробуждение, кроме прямого и личного опыта самого феноменолога. Но никто не может утверждать, что понял подлинно трансцендентальную феноменологию, если он не осуществил с успехом этот опыт и не был во время его проведения сам «озарен». Будь он самым тонким диалектиком, самым проницательным логиком, – но если он не пережил этого и не видел за вещами других вещей, – он может только произносить речи по феноменологии, а не вести действительно феноменологическую деятельность. Возьмем наиболее точный пример. Насколько простираются мои воспоминания, я всегда умел распознавать краски – синюю, красную, желтую. Мой глаз их видел, у меня был скрытый опыт на этот счет. Правда, «мой глаз» не спрашивал меня относительно этого опыта, да и как он вообще мог задавать вопросы? Его функция в том, чтобы видеть, а не видеть себя в процессе видения, но мой мозг был сам как во сне, он вовсе не был глазом глаза, но служил простым продолжением этого органа. И я только говорил, почти не думая об этом: вот красивый красный цвет, немного приглушенный зеленый, блестящий белый. Однажды, несколько лет назад, я прогуливался среди виноградников, охватывающих карнизом озеро Леман и образующих один из самых красивых пейзажей в мире. Он такой прекрасный и величественный, что мое "Я" расширилось и растворилось в нем, и неожиданно произошло событие, необыкновенное для меня. Я сто раз видел ниспадающую охру обрыва, синеву озера, лиловатость Савойских гор и глубины сверкающих ледников Гран-Комбен. Но я впервые понял, что никогда не видел их, хотя жил там уже три месяца. Этот пейзаж, правда, не растворил меня в себе; то, что отвечало ему во мне, было только смутным восхищением. Правда, "Я" философа сильнее всех пейзажей. Мое "Я" лишь вновь овладело острым чувством красоты и укрепилось от этого бесконечного состояния. Но в тот день я неожиданно узнал, что я сам создавал этот пейзаж, что он был бы ничем без меня: "Это я тебя вижу, я вижу себя видящим тебя, и видя себя, я создаю «тебя». Этот подлинный внутренний крик – крик демиурга во время сотворения им мира. Он – не только остановка старого мира, но проекция «нового». И в одно мгновение мир и в самом деле был заново создан. Никогда я не видел подобных красок. Они были в сто раз интенсивнее, богаче оттенками, более живые. Я знал, что приобрел ощущение смысла красок, что мне стало доступно девственное восприятие цветов, которых я до гех пор в действительности никогда не видел на картине – прежде они никогда не проникали в мир живописи. Но я знал также, что этим воспоминанием о себе в моем сознании, восприятием моего восприятия я проник в суть преобразованного мира, не являющегося таинственным потусторонним миром, – но подлинным миром, миром, чья природа держит нас в изгнании. В этом нет ничего общего с вниманием. Преображение обладает полнотой, а внимание – нет. Преображение познается в его достаточной определенности, внимание же направлено к возможной способности. Нельзя сказать, конечно, что если внимание не полно, то оно пусто. Наоборот. Но жадность – не полнота. Когда я в тот день вернулся в деревню, встречавшиеся мне люди были по большей части «внимательны» к своей работе, тем не менее все они показались мне сомнамбулами (Раймон Абеллио, «Тетради кружка метафизических исследований», внутренняя публикация, 1954 г.).

4. Восхитительный текст Густава Майринка "Ключ, который сделает нас властелинами своей внутренней природы, заржавел со времен потопа. Он зовется бодрствованием. Бодрствование – это все.

Человек твердо убежден, что он бодрствует, но в действительности он попал в сети сна, сплетенные им самим. Чем плотнее эта сеть, тем сильнее царит сон. Запутавшиеся в ее петлях – это спящие, которые идут по жизни, безразличные и без мысли, как стадо скота, ведомое на бойню.

Спящие видят мир сквозь сеть, они замечают только обманчивые отверстия, поступают исходя из этого и не знают, что видимые ими картины – только бессмысленные осколки огромного целого. Ты, может быть, думаешь, что те, кто видит сны, – фантасты и поэты; нет, это неутомимые труженики мира, те, кого грызет безумное стремление действовать. Они похожи на противных трудолюбивых жуков, взбирающихся по скользкой трубе, чтобы забраться куданибудь наверх. Они говорят, что бодрствуют, но то, что они считают жизнью, в действительности только сон, вплоть до деталей предопределенный заранее и не подвластный их воле. Может, и есть еще некоторые люди, знающие, что они спят, пионеры, выдвинувшиеся вперед к бастионам, за которыми скрывается вечно бодрствующее "Я", – ясновидящие, такие как Декарт, Шопенгауэр, Кант. Но они не располагают необходимым оружием для взятия крепости, и их призыв к бою не разбудит спящих.

Бодрствовать – это все.

Первый шаг к этой цели так прост, что его может сделать каждый ребенок. Только тот, у кого поражен мозг, забыл, как ходят, и остается паралитиком на двух ногах, потому что не хочет воспользоваться костылями, унаследованными от предшественников.

Бодрствовать – это все. Бодрствуй во всем, что ты делаешь! Не считай себя уже пробужденным. Нет, ты спишь и видишь сны. Собери все свои силы и заставь хоть одно мгновение струиться по своему телу это чувство: теперь я бодрствую! Если тебе это удастся, ты тотчас же узнаешь, что состояние, в котором ты находился прежде, было дремотой и сном. Это первый неуверенный шаг долгого пути, ведущего от рабства к всемогуществу.

Таким образом продвигайся вперед от пробуждения к пробуждению. Нет такой надоедливой мысли, которую ты не мог бы изгнать таким способом. Она остается позади и не может больше настигнуть тебя. Ты распространяешься над ней, как крона дерева поднимается над сухими ветвями.

Всякая боль отлетит от тебя, как мертвые листья, когда это бодрствование охватит равным образом и твое тело. Ледяные ванны браминов, ночные бдения последователей Будды и христианских аскетов, пытки индийских факиров, – все это не что иное, как застывшие обряды, указующие на то, что здесь когда-то высился храм тех, кто старался бодрствовать.

Прочти священные писания всех народов Земли. Сквозь каждое из них проходит красной нитью скрытая наука бодрствования. Это лестница Иакова, вместе с ангелом господним побеждающая всякую «ночь» до тех пор, пока не настанет «день» полной победы.

Ты должен подниматься по ступеням пробуждения, если хочешь победить смерть. Уже низшая ступень называется гением. Как же мы должны назвать высшие? Они остаются неизвестными толпе и считаются легендарными. Но историю Трои считали легендой до тех пор, пока не нашелся человек, достаточно сильный, чтобы начать раскопки в себе самом.

Первым врагом, которого ты встретишь на пути к пробуждению, будет твое собственное тело. Оно будет бороться с тобой до первых петухов. Но если ты увидишь день вечного бодрствования, который отделит тебя от сомнамбул, считающих себя людьми и не знающих, что они – спящие боги, тогда сон твоего тела также исчезнет, и тебе подчинится Вселенная. Тогда ты сможешь совершать чудеса, если захочешь, и ты больше не будешь вынужден ждать, как смиренный раб, пока жестокий мнимый бог окажется настолько любезным, чтобы засыпать тебя подарками или отрубить тебе голову.

Счастье хорошей верной собаки – служить хозяину – естественно, не будет больше существовать для тебя, но будь искренен с самим собой: захочешь ли ты теперь поменяться со своей собакой? Не бойся, что ты не достигнешь цели в этой жизни. Нашедший такой путь всегда вернется в мир, обладая такой внутренней зрелостью, которая позволит ему продолжать свою работу. Он вновь родится в качестве «гения».

Тропинка, которую я тебе показываю, усеяна странными событиями: мертвые, которых ты знал, встанут и заговорят с тобой! Это не только образы! Светящиеся силуэты явятся тебе и благословят тебя. Это только образы, формы, возбужденные твоим телом, которое под влиянием твоей преображенной воли умрет магической смертью и станет духом – как лед, опаленный огнем, превращается в пар.

Когда ты избавишься от трупа внутри себя, только тогда ты сможешь сказать: теперь сон ушел от меня навсегда. Тогда совершится чудо, в которое люди не могут поверить, потому что обманутые своими чувствами, они не понимают, что материя и сила – это одно и то же, и даже если тебя похоронят, в твоем гробу не окажется трупа.

Только тогда ты сможешь различать, что является действительностью, а что – видимостью. Тот, кого ты встретишь, сможет быть только одним из тех, кто проследовал по этому пути до тебя.

Все остальные – тени. До сих пор ты не знаешь, являешься ли ты самым счастливым или самым несчастным созданием. Но не бойся ничего. Ни один из тех, кто ступил на тропинку бодрствования, – даже если он сбился с пути – не был покинут своими наставниками.

Я хочу сообщить тебе знак, по которому ты сможешь узнать реальность или привидение пред тобою: если оно приближается к тебе, и если твое сознание смутно, если то, что принадлежит внешнему миру, неопределенно или исчезает, – берегись! Остерегайся! Привидение – только часть тебя самого. Если ты его не понимаешь, – это только бесплодный призрак, вор, отнимающий у тебя часть твоей жизни.

Воры, крадущие душевные силы, хуже, чем воры реального мира. Они увлекают тебя, как болотные огни, в трясину обманчивой надежды, чтобы бросить тебя одного во мраке и исчезнуть навсегда. Не давай ослепить себя никакому чуду, которое они будто бы совершают для тебя, никакой их клятве, никакому их пророчеству, даже если оно осуществится; они – твои смертельные враги, изгнанные из ада твоего собственного тела, с которыми ты борешься за власть.

Знай, что чудесные силы, которыми они располагают, – это твои собственные силы. Они не могут жить вне твоей жизни, но если ты их победишь, они станут немыми и усердными орудиями, которые ты сможешь использовать для своих надобностей.

Число их жертв среди людей огромно. Прочти историю визионеров и сектантов, и ты узнаешь, что тропинка, по которой ты идешь, усеяна черепами.

Человечество бессознательно воздвигало против них стену – материализм. Эта стена – нерушимая защита, она – образ тела, но она также – тюремная стена, закрывающая обзор..

Сегодня она разрушена, и феникс внутренней жизни воскрес из пепла, в котором он долго лежал как мертвый, но коршуны другого мира уже начинают бить крыльями. Вот почему ты должен остерегаться. Весы, на которые ты положишь свое сознание, покажут тебе, когда ты сможешь довериться этим привидениям. Чем более бодрствующим окажется твое сознание, тем больше склонятся в твою пользу весы.

Если наставник, брат из иного, духовного мира, хочет к тебе явиться, он должен это сделать, не обворовывая твое сознание. Ты можешь положить руку на его ребро, как Фома-неверующий.

Тебе легко избежать привидений и связанных с ними опасностей. Тебе нужно только вести себя как обычный человек. Но что ты выиграешь этим? Ты останешься в темнице своего тела, пока палач-смерть не возведет тебя на эшафот.

Желание смертных видеть сверхъестественные существа – это мрак, который будит даже призраков ада, потому что такое желание не чисто, потому что оно – жадность в большей мере, чем желание, потому что человек в этом случае хочет каким-нибудь способом «взять», вместо того, чтобы научиться «отдавать».

Все, кто считает Землю тюрьмой, все набожные люди, умоляющие об освобождении, сами того не сознавая, взывают к миру призраков. Делай это тоже. Но сознательно.

Для тех, кто делает это бессознательно, – существует ли невидимая рука, могущая вывести их из болота, в которое они забрели? Я верю в это.

Когда на твоем пути пробуждения ты пересечешь царство призраков, ты узнаешь постепенно, что они – просто мысли, которые ты можешь вдруг увидеть своими глазами. Вот почему они кажутся тебе твоими творениями и вместе с тем чужды тебе, потому что этот язык форм отличен от языка мозга.

Тогда настанет момент совершения превращения: окружающие тебя люди станут призраками. Все, кого ты любил, станут вдруг личинами. Даже твое собственное тело. Невозможно представить себе более ужасное одиночество, чем одиночество паломника в пустыне, не способного найти источник и умирающего от жажды.

Все, что я говорю тебе здесь, находится в книгах набожных людей всех народов: пришествие нового царствия, бодрствование, победа над телом и одиночеством. Но непреодолимая пропасть отделяет нас от этих набожных людей. Они верят, что приближается день, когда добрые войдут в рай, а злые будут брошены в ад. Мы знаем, что придет время, когда многие пробудятся и будут отделены от спящих, не могущих понять, что означает слово «бодрствование». Мы знаем, что нет добра и зла, а есть только действительное и мнимое. Они думают, что бодрствовать – значит сохранять свои чувства ясными и глаза открытыми в течение ночи, чтобы человек мог молиться. Мы знаем, что бодрствование – это пробужденность нашего бессмертного "Я" и что бессонница тела – его естественное следствие. Они верят, что телом нужно пренебрегать и презирать его, потому что оно грешно. Мы знаем, что нет греха: тело – начало наших деяний, и мы спустились на Землю, чтобы превратить его в дух. Они верят, что мы должны жить в одиночестве со своим телом, чтобы очистить дух. Мы знаем, что наш дух должен вначале оказаться в одиночестве, чтобы преобразить тело.

Тебе одному предоставляется выбор пути – наш или их. Ты должен действовать в соответствии со своей собственной волей.

Я не имею права советовать тебе. Полезнее сорвать с дерева горький плод по своему собственному решению, чем сладкий – по совету другого.

Но не поступай как многие, знающие, что написано: познайте все, но сохраните только лучшее. Нужно идти, ничего не познавая, а сохраняя первое впечатление" (Густав Майринк. Отрывок из романа «Зеленый лик», перевод д-ра Эттгофена и м-ль Перрен, изд. бр. Эмиль-Поль, Париж, 1932 г.).

В предыдущих главах я хотел дать представление о возможных исследованиях реальности другого состояния сознания. В этом другом состоянии, если оно существует, каждый человек, находящийся во власти демона познания, найдет, может быть, ответ на вопрос, который он в конце концов обязательно задаст: "Нельзя ли найти в себе самом место, откуда все, что со мной случается, можно было бы сразу объяснить, – место, откуда все, что я вижу, знаю и чувствую, можно было бы сразу же расшифровать, идет ли речь о движении звезд, расположении лепестков цветка, развитии цивилизации, к которой я принадлежу, или о самых тайных движениях моего сердца? Не может ли когда-нибудь полностью и мгновенно быть удовлетворено это огромное и безумное стремление понять, которое я тащу за собой вопреки самому себе сквозь все приключения моей жизни? Нет ли в человеке, во мне самом, пути, ведущего к познанию всех законов мира? Не спит ли в глубине моего "Я" ключ к полному познанию?" Андре Бретон во втором «Манифесте сюрреализма» предположил, что может окончательно ответить на этот вопрос: «Все заставляет думать, что существует определенная точка ума, откуда жизнь и смерть, действительное и воображаемое, прошлое и будущее, выразимое и невыразимое, высокое и низкое перестают быть пронизанными противоречиями».

Само собой разумеется, я не претендую на то, чтобы в свою очередь дать окончательный ответ. К методу и аппарату сюрреализма мы хотели бы добавить более скромные методы и более тяжелый аппарат того, что мы с Бержье называем «фантастическим реализмом». Чтобы изучить это, я обращусь к различным планам сознания. К эзотерическому преданию. К передовой математике. И к современной необычной литературе. Вести исследование различных планов (здесь – плана магического духа, плана чистого разума и плана поэтической интуиции), установить связь между ними, проверить путем сравнения истины, содержащиеся в каждой стадии, и заставить возникнуть в конце концов гипотезу, в которой были бы объединены все истины, – таков, собственно говоря, наш метод. Эта наша первая большая книга – не что иное, как начало защиты и иллюстрации этого метода.

Фраза Андре Бретона «Все заставляет думать…» датирована 1939 годом. Ей исключительно повезло. Ее до сих пор не перестают цитировать и комментировать. Потому что, в самом деле, одна из черт деятельности современного ума – растущий интерес к тому, что можно было бы назвать точкой зрения по ту сторону бесконечности.

Эта концепция касается самых древних преданий и самой современной математики. Она проявляется в поэтической мысли Валери, и один из самых крупных современных писателей, аргентинец Хорхе Луис Борхес посвятил ей свою самую прекрасную и самую удивительную новеллу, дав ей многозначительное название «Алеф». Это название первой буквы алфавита священного языка. В Каббале она обозначала ЭнСоф, место полного познания, точку, откуда дух воспринимает сразу всю совокупность явлений, их причин и их смысла. Во многих текстах сказано, что эта буква в форме человека, показывающего на небо и на землю, избрана, чтобы дать понять, что мир внизу – зеркало и картина мира, находящегося наверху.

Опубликована журналом «Ле Тан Модерн» в июне 1957 года в переводе с испанского Поля Бенишу. Отрывок из нее можно прочесть в конце этой главы. Точка по ту сторону бесконечности – это и есть высшая точка манифеста сюрреализма, точка Омега отца Тейяра де Шардена и завершение «Великого делания» алхимиков.

Каким образом ясно определить эту концепцию? Попытаемся. Во Вселенной существует точка, привилегированное место, откуда раскрывается вся Вселенная. Мы наблюдаем весь мир с помощью инструментов – телескопов, микроскопов и т.д. Но наблюдателю достаточно оказаться в этом привилегированном месте: – одной вспышкой перед ним осветится вся совокупность фактов, пространство и время раскроются во всей полноте, и сразу станет понятным полное значение их аспектов.

Чтобы дать почувствовать ученикам шестого класса понятие вечности, иезуитский священник одного знаменитого колледжа пользовался следующим образным примером: «Вообразите, что Земля сделана из бронзы и что одна ласточка каждую тысячу лет касается ее своим крылом. Когда Земля будет таким путем стерта, только тогда начнется вечность…». Но вечность – не только бесконечная длительность времени. Она – нечто иное, чем длительность. Нужно остерегаться образов. Они служат для перенесения на более низкий уровень сознания идей, которые могут дышать только на большой высоте, они доставляют в подвал только труп. Единственные образы, способные передать высшую идею, – это те, которые создают в сознании состояние удивления, растерянности, способное поднять сознание до того уровня, где живет эта идея, где ее можно воспринять во всей ее свежести и силе. Магические обряды и подлинная поэзия не имеют другого назначения. Вот почему мы не стараемся создать «образ» этой концепции точки, находящейся по ту сторону бесконечности. Полезнее будет, если мы отошлем читателя к магическому и поэтическому тексту Борхеса.

В своей новелле он использовал работы каббалистов, алхимиков и мусульманские легенды. Другие легенды, древние, как само человечество, упоминают об этой Высшей Точке, об этом привилегированном месте. Но эпоха, в которую мы живем, отличается тем, что усилие чистого разума, приложенное к исследованию, далекому от всякой мистики и метафизики, заканчивается математическими концепциями, позволяющими нам рационализировать и понять идею находящегося по ту сторону бесконечности.

Самые важные и наиболее своеобразные работы принадлежат гениальному Георгу Кантору, который умер безумным. Об этих работах до сих пор спорят математики, и некоторые из них утверждают, что идеи Кантора невозможно защищать с позиции логики. На что сторонники находящегося по ту сторону бесконечности отвечают: «Никто не выгонит нас из рая, открытого Кантором!».

Вот, приблизительно, как можно резюмировать мысль Кантора. Представим себе на этом листе бумаги две точки: А и Б, на расстоянии одного сантиметра друг от друга. Проведем отрезок прямой линии, соединяющий А и Б. Сколько точек есть на этом отрезке? Кантор доказывает, что их число больше бесконечности. Чтобы целиком заполнить отрезок, требуется число точек, большее чем бесконечность, – число Алеф.

Это число Алеф равно всем своим частям. Если разделить отрезок на десять равных частей, то в каждой из этих частей будет столько же точек, сколько во всем отрезке. Если исходя из этого отрезка построить квадрат, то на отрезке будет столько же точек, сколько на площади квадрата. Если построить куб, то во всем его объеме будет столько же точек, сколько на первоначальном отрезке прямой. Если на основе куба построить твердое тело, имеющее четыре измерения, тессаракт, то в его четырехмерном объеме будет столько же точек, сколько на отрезке прямой. И так далее, до бесконечности.

В этой математике величин, превышающих бесконечность, которая изучает алефы, часть равна целому. Это вполне безумно, если стать на точку зрения классического разума, и тем не менее это доказуемо. Точно так же доказуем тот факт, что если умножить Алеф на любое число, то всегда будет получаться Алеф. И вот современная высшая математика присоединяется к Изумрудной Скрижали Гермеса Трисмегиста («то, что сверху, подобно тому, что внизу») и к интуиции таких поэтов, как Уильям Блейк (вся Вселенная содержится в одной песчинке).

Есть только одно средство проникнуть по ту сторону Алефа – возвести его в степень Алеф (известно, что А в степени Б означает А, Б раз умноженное на, и аналогично Алеф в степени Алеф – это новый Алеф).

Если назвать первый Алеф нулем, то второй Алеф – единица, третий – двойка и т.д. Алеф-нуль, как мы сказали, – это число точек, содержащихся в отрезке прямой или в объеме. Доказывается, что Алеф-один – это число всех разумно возможных кривых, содержащихся в пространстве. Что касается Алефа-два, он уже соответствует числу, которое будет больше, чем все, что можно постигнуть во Вселенной. В мире нет предметов в достаточно большом количестве, чтобы считая их, можно было прийти к Алефу-два. А алефы тянутся до бесконечности. Значит, человеческому уму удается выйти за пределы Вселенной, построить концепции, которые Вселенная никогда не сможет заполнить. Это традиционный атрибут Бога, но никто никогда не мог вообразить, что мысль может воспользоваться этим атрибутом. По всей вероятности, созерцание алефов выше двух и сделало Кантора безумным.

Современные математики, более устойчивые или менее чувствительные к метафизическому бреду, манипулируют концепциями этого порядка и даже выводят из них некоторые практические применения. Некоторые из этих применений по своей природе таковы, что способны привести в замешательство здравый смысл. Например, знаменитый парадокс Банаха и Тарского (это современные польские математики. Банах был убит немцами в Освенциме. Тарский еще жив и переводит сейчас на французский свой монументальный трактат о математической логике).

Этот парадокс говорит о том, что можно взять шар нормальных размеров – скажем, яблока или теннисного мяча, разрезать его на доли, а затем собрать эти доли так, что получится шар величиной меньше атома или больше Солнца.

Эта операция не могла, бы быть решена физически, потому что разрезать следует по форме специальных поверхностей, не имеющих плоскости соприкосновения, и технически этого действительно нельзя осуществить. Но большая часть специалистов считает, что эта невообразимая операция теоретически возможна в том смысле, что если эти поверхности не принадлежат к управляемому миру, то расчеты, относящиеся к ним, оказываются верными и действительными в мире ядерной физики. Нейтроны движутся в реакторах по кривым, не имеющим плоскости соприкосновения.

Работы Банаха и Тарского приводят к заключениям, примыкающим, как это ни безумно, к представлениям индийских посвященных в технику Самадхи: те заявляют, что могут вырасти до размеров Млечного Пути или сжаться до величины самой маленькой постижимой частицы. Ближе к нашему времени Шекспир заставил Гамлета воскликнуть: «О Боже, заключите меня в скорлупу ореха, и я буду чувствовать себя повелителем бесконечности!».

Нам кажется, что невозможно не поразиться сходством между этими отдельными отражениями магической мысли и современной математической логики. Один антрополог, участвовавший в коллоквиуме по парапсихологии в Руаямоне в 1956 году, заявил: «По верованиям йогов, сиддхи, легендарные существа, занимающие промежуточное положение между богами и людьми, обладают способностью становиться маленькими, как атом, и большими, как Солнце или вся Вселенная! Среди этих необыкновенных утверждений мы встречаем положительные факты, которые имеем основание заранее считать правдивыми, и факты, подобные этим, которые кажутся невероятными и выходящими за пределы всякой логики». Но нужно думать, что этот антрополог не знал ни восклицания Гамлета, ни неожиданных форм, приобретаемых самой чистой и самой современной логикой – математической логикой.

Каково может быть глубокое значение этих сообщений? Как и в других частях этой книги, мы ограничимся тем, что сформулируем гипотезы. Самым романтическим и волнующим, но менее всего «обобщающим» было бы допустить, что техника Самадхи реальна, что посвященному действительно удается стать таким же маленьким, как атом, и таким же большим, как Солнце. И что эта техника вытекает из знаний древних цивилизаций, владевших математической величиной, превышающей бесконечность. У нас здесь идет речь о глубоком стремлении человеческого ума, находящем свое выражение и в йоге Самадхи и одновременно в передовой математике Банаха и Тарского.

Если революционные математики правы, если парадоксы превышения бесконечности обоснованны, то перед человеческой мыслью открываются необыкновенные перспективы. Можно понять, что в пространстве существуют точки Алеф, как та, что описана в новелле Борхеса. В этих точках представлена вся непрерывность пространства-времени, и это зрелище охватывает все от сердцевины атомного ядра до самой отдаленной галактики.

Можно идти еще дальше: можно представить себе, что в результате манипуляций, касающихся одновременно материи, энергии и мысли, любая точка пространства может стагь точкой по ту сторону бесконечности. Если такая гипотеза соответствует физикопсихо-математической реальности, то мы имеем объяснение «Великого дела» алхимиков и высшего экстаза некоторых религий. Идея точки по ту сторону бесконечности, откуда может быть воспринят весь мир, представляет собой абстракцию, примыкающую к чуду. Но основные уравнения теории относительности обладают этими качествами в не меньшей степени, а из них, однако, вытекают телевидение и атомная бомба. Человеческая мысль постоянно прогрессирует в направлении все более высоких уровней абстракции. Уже Поль Ланжевен заметил, что домовый электромонтер отлично управляется с таким абстрактным и деликатным понятием, как потенциал, он даже приспособил к нему свой профессиональный жаргон: он говорит «есть ток».

Можно еще представить себе, что в более или менее отдаленном будущем человеческий ум овладеет математикой, лежащей за пределами бесконечности, и с помощью определенных инструментов ему удастся построить в пространстве алефы, точки, находящиеся за пределами бесконечности, откуда бесконечно малое и бесконечно большое предстанут во всей своей полноте вплоть до последней истины. Так традиционные поиски абсолюта привели бы наконец к своей цели. Заманчиво думать, что этот опыт уже частично удался. В первой части этой работы мы упоминали о манипуляции алхимиков, по ходу которой адепт окисляет поверхность расплавленного металла. Когда пленка окиси разрывается, то можно видеть на тусклом фоне изображение нашей галактики с ее двумя спутниками, Магеллановыми облаками. Легенда или действительность? Во всяком случае, здесь упоминается первый «инструмент трансбесконечного», вступающий в контакт со Вселенной иными средствами, чем те, которые дают нам известные инструменты. Быть может, таким способом майя, не знавшие телескопа, открыли Уран и Нептун. Но мы не позволим увлечь себя в область воображаемого. Удовлетворимся тем, что отметим это глубокое стремление ума, которым пренебрегает классическая психология, и отметим также связь между древними преданиями и одним из крупных течений современной математики.

И вот отрывок из новеллы Борхеса «Алеф»

"На улице Гарая прислуга попросила меня немного подождать. Хозяин был, как обычно, в подвале, проявлял фотографии. Возле вазы без цветов на бесполезном теперь рояле улыбался (скорее вневременной, чем анахронический) большой портрет Беатрис, неуклюже раскрашенный. Никто не мог нас видеть, и в порыве нежности и отчаяния я приблизился к портрету и сказал ему: «Беатрис, Беатрис Елена, Беатрис Елена Витербо, милая Беатрис, утраченная навсегда, это я, Борхес».

Вскоре вошел Карлос. Он говорил довольно сухо, и я понял, что он не был думать ни о чем, кроме того, что теряет Алеф.

– Стаканчик этого псевдоконьяка, – распорядился он, – и ты отправишься в подвал. Ты знаешь, что нужно лежать на спине. Необходимы темнота, неподвижность, время на аккомодацию зрения. Ты ложишься на каменный пол, устремляешь взгляд на девятнадцатую ступеньку лестницы. Я ухожу, закрываю люк, и ты остаешься один. Если какая-нибудь мышь тебя испугает, не беда! Через несколько минут ты увидишь Алеф. Микрокосм алхимиков и каббалистов, наш сконцентрированный друг, вошедший в пословицу, vultum in pravo (многое в малом (лат.)! Дойдя до столовой он добавил:

– Совершенно очевидно, что если ты его не увидишь, твоя неспособность не обесценивает моего свидетельства… Спускайся, очень скоро ты сможешь начать диалог со всеми образами Беатрис.

Я быстро спустился, утомленный его пустыми словами. Подвал, который едва ли был шире лестницы, походил на колодец. Напрасно я искал взглядом сундук, о котором говорил мне Карлос Архентино. Несколько ящиков с бутылками и мешков из грубого холста были нагромождены в углу. Карлос взял один мешок, сложил его и уложил в точно рассчитанном месте.

– Подушка скромная, – объяснил он, – но если я сделаю ее хоть на сантиметр выше, ты не увидишь ничего и будешь пристыжен и сконфужен. Растянись на земле и отсчитай девятнадцать ступенек.

Я подчинился его смешным требованиям; в конце концов он ушел. Со всеми предосторожностями он закрыл люк. Темнота, несмотря на трещину, которую я различил позднее, сперва показалась мне полной. Вдруг я понял опасность: я дал похоронить себя сумасшедшему, после того, как выпил яд. В бравадах Карлоса сквозил тайный страх, что чудо не явится мне: чтобы оправдать свой бред, чтобы не убедиться в том, что он сумасшедший, Карлос должен меня убить. Я вновь почувствовал смутное недомогание, которое пытался приписать тому, что мое тело как-то окоченело, а не действию наркотика. Я закрыл глаза, вновь открыл их. И тут я увидел Алеф.

Теперь я подхожу к неизгладимому воспоминанию, к центру моего рассказа, здесь начинается отчаяние писателя. Всякий язык – алфавит символов, использование которого предполагает прошлое, общее для собеседников; но как передать другим бесконечный Алеф, который пугливая память удерживает с трудом? Мистики в подобном случае используют символы: чтобы обозначить божество, перс говорит о птице, которая некоторым образом есть все птицы сразу; Аланус де Инсулис – о шаре, центр которого находится повсюду, а окружность нигде; Иезекииль – об ангеле с четырьмя лицами, обращенными одновременно к востоку и западу, северу и югу (я не без основания напоминаю об этих непостижимых аналогиях, они имеют определенную связь с Алефом). Быть может, боги не откажут мне в способности найти подобный образ, но тогда этот рассказ будет фальшивой литературщиной. В конечном счете главная задача – неразрешима: бесконечную совокупность нельзя перечислить даже частично. В это бесконечное мгновение я увидел миллионы действий, приятных и жестоких; ни одно из них не удивило меня, так же, как тот факт, что все они происходили в одной и той же точке, не накладываясь друг на друга и не просвечивая одно сквозь другое. Все, что видели мои глаза, происходило одновременно – я же описываю это последовательно, потому что таково свойство языка. Тем не менее, я хочу назвать хоть кое-что.

Внизу лестницы справа я увидел маленький шар с волнистой поверхностью, сверкавшей почти нестерпимо. Сначала я думал, что он вращается, потом понял, что это движение было иллюзией, производимой головокружительным зрелищем, заключенным в нем. В диаметре Алеф имел два или три сантиметра, но внутри него находилось космическое пространство, нисколько не уменьшенное. Каждый предмет (например, стекло зеркала) был бесконечным множеством предметов, потому что я ясно видел это со всех точек мира. Я увидел густо населенное море, я видел рассвет и вечер, видел народы Америки, видел серебряную паутину в центре черной пирамиды, видел лабиринт ломаных линий (это был Лондон), видел бесконечные глаза, испытующе глядящие на меня во мне; и тотчас же, как в зеркале, я видел все зеркала планеты, и ни одно из них не отражало меня; я видел на заднем дворе улицы Соле те же плиты, которые видел тридцать лет назад в доме Фрая Бенто; я видел гроздья, снег, табак, залежи металлической руды, водяные пары, я видел пустыни у экватора и каждую песчинку в них, видел в Инвернессе женщину, которую я не забуду, видел пышные волосы, надменное тело, видел рак груди, видел кружок сухой земли на тротуаре в том месте, где росло дерево, видел в деревне Адроге в загородном доме экземпляр первого английского перевода Плиния, сделанного Филимоном Голландским, видел одновременно каждую букву каждой страницы (будучи ребенком, я всегда восхищался тем, что буквы в закрытой книге не смешивались и не терялись в течение ночи), я видел ночь и день, одновременный с ночью, я видел закат Керетаро, который, казалось, отражал цвет бенгальской розы, я видел свою спальню пустой, видел в кабинете Алкмаара глобус между двух зеркал, отражавших его без конца, видел лошадей с развивающимися гривами на пляже Каспийского моря при восходе солнца, я видел тонкие кости руки, видел оставшихся в живых после боя посылающими почтовые открытки, я видел в витрине Мирсапура колоду испанских карт, я видел косые тени папоротников на земле теплицы, видел тигров, питонов, бизонов, морскую зыбь и армии, видел всех муравьев земли, видел персидскую астролябию, я видел в ящике письменного стола (и почерк заставил меня задрожать) непристойные, невероятные, точные письма, которые Беатрис посылала Карлосу Архентино, я видел дорогой мне монумент на кладбище Чакарита, я видел жестокое зрелище – то, что было восхитительной Беатрис Витербо, я видел, как несется по сосудам моя темная кровь, я видел сплетение обстоятельств в любви и перемены, которые приносит смерть, я видел Алеф со всех точек, я видел в Алефе Землю, а в Земле – новый Алеф, и в Алефе – опять земной шар, я видел свое лицо и свои внутренности, я видел твое лицо и испытывал головокружение, и плакал, потому что мои глаза видели таинственный и лишь предполагаемый объект, название которого люди незаконно употребляют, хотя ни один человек не видел его – непостижимую Вселенную.

Я почувствовал безграничное почтение, бесконечную скорбь.

– Ты совсем свихнешься, если будешь так долго совать свой нос в то, что тебя не касается, – сказал ненавистный жизнерадостный голос. – Ты можешь опорожнить весь свой мозг, но и за сто лет не сумеешь оплатить мне это откровение. Какая потрясающая обсерватория, а, Борхес? Ноги Карлоса Архентино стояли на верхней ступеньке лестницы. В неожиданном слабом свете мне удалось встать и пробормотать: – Потрясающе, да потрясающе.

Безразличная интонация моего голоса удивила меня. Карлос Архентино, испуганный, настаивают: – Ты все хорошо видел, в красках? В это мгновение я продумал свою месть. Благожелательно, с явной жалостью, я уклончиво поблагодарил Карлоса Архентино Данери за гостеприимство, которое он мне оказал в своем подвале и посоветовал ему воспользоваться сносом его дома, чтобы переселиться подальше от пагубной столицы, не прощающей никому, поверь мне, никому! Я наотрез отказался обсуждать вопрос об Алефе. Уходя я обнял его и повторил, что деревня и покой – два замечательных врача.

На улице, на лестнице Конституции, в метро все лица казались мне знакомыми. Я стал бояться, что во всем мире не найдется больше ничего, что было бы способно удивить меня: я побоялся, что меня никогда больше не покинет чувство, что все это я уже видел. К счастью, после нескольких бессонных ночей забвение пришло ко мне снова.

Зимой 1956 года доктор Дж. Форд Томпсон, психиатр в учебном заведении Вулвергемптона, принял в своем кабинете семилетнего мальчика, очень беспокоившего своих родителей и учителей.

«В его распоряжении несомненно не было специальных работ, – писал доктор Томпсон. – А если бы они у него были, мог бы он хотя бы прочесть их? Тем не менее, он знал правильные ответы на исключительно сложные астрономические задачи».

Пораженный этим случаем, доктор решил проверить уровень умственного развития школьников и с помощью Британского совета медицинских исследований, физиков Хэроэлла и многочисленных преподавателей университета, дав тесты пяти тысячам детей по всей Англии. После 18 месяцев работы ему стало очевидно, что произошел «неожиданный лихорадочный скачок в умственном развитии».

«Из последних 90 детей от семи до девяти лет, которых мы опросили, 25 имели интеллектуальный коэффициент 140, что почти соответствует уровню гения. Я думаю, – продолжают доктор Томпсон, – что причиной этого может быть стронций 90, радиоактивный продукт, проникающий в тело. Этого продукта не существовало до первого атомного взрыва».

Двое американских ученых, К. Брук Борт и Роберт К. Эндерс в крупной работе «Природа жизненных фактов» полагают доказанным, что группировка генов в наше время потрясена и что под действием пока еще таинственных для нас влияний появляется новая порода людей, обладающих более высокой интеллектуальной силой. Естественно, здесь речь идет о предположении. Тем не менее, генетик Льюис Терман, изучавший в течение тридцати лет особо одаренных детей, пришел к следующим заключениям: Большая часть вундеркиндов теряет свои качества, взрослея. Но теперь, кажется, они становятся взрослыми высшего порядка, с умом, не сравнимым с людьми обычного типа. Они в тридцать раз активнее хорошо одаренного человека. Их «индекс успеха» в двадцать раз больше. Их здоровье превосходно, как и их чувственная и сексуальная уравновешенность. Наконец, они не подвержены психосоматическим болезням и, в частности, раку. Так ли это? Наверное можно сказать только, что во всем мире происходит прогрессирующее ускорение развития умственных способностей, соответствующее, кроме того, развитию физических способностей. Это явление проявляется настолько ярко, что другой американский ученый, доктор Сидней Пресси из университета Огайо, составил план обучения детей, развитых не по летам, способный, по его мнению, давать человечеству по триста тысяч высоких умов в год.

Имеем ли мы дело с мутацией человеческой породы? Присутствуем ли мы при появлении существ, внешне похожих на нас и в то же время глубоко отличных? Мы рассмотрим эту поражающую проблему. Мы, несомненно, присутствуем при рождении этого мифа – мифа о мутантах. Но рождение мифа в нашей технической и научной цивилизации не может быть лишено значения и динамической ценности.

Прежде чем подойти к этой теме, следует заметить, что лихорадочный скачок умственного развития, констатируемый у детей, влечет за собою простую практическую, разумную мысль о постепенном улучшении человеческой породы посредством техники. Современная спортивная техника показала, что человек располагает еще далеко не исчерпанными физическими ресурсами. Проходящие сейчас испытания поведения человеческого организма в межпланетных ракетах показали сопротивляемость, о которой нельзя было и подозревать. Выжившие узники концентрационных лагерей смогли проявить исключительные возможности самосохранения и обнаружить огромные внутренние ресурсы во взаимодействии психического и физического начал. Наконец, в том, что касается ума, – открытие, приближающее нас к умственной технике, и химические продукты, способные активизировать память, процесс запоминания, открывают необыкновенные перспективы. Принципы науки вовсе недоступны нормальному уму. Если мозгу школьника помогают совершить огромные усилия памяти, которые от него требуются, то станет вполне возможным научить строению ядра и периодической системе элементов школьников, оканчивающих первую ступень, а теории относительности и квантам – вторую. С другой стороны, когда принципы науки будут распространены массовым порядком во всех странах, когда будет в пятьдесят или в сто раз больше исследователей, то умножение новых идей, их взаимное оплодотворение, их многократное сближение произведут то же действие, что и увеличение числа генов. Эффект будет даже лучше, потому что гений часто бывает неустойчив и антисоциален. Вероятно также, что новая наука, общая теория информации в ближайшее время позволит уточнить количественную сторону идеи, которую мы излагаем здесь в качестве плана. Распространяя равномерно между людьми знания, которыми человечество уже располагает, и побуждая людей обмениваться знаниями так, что будут возникать их новые комбинации, станет возможным увеличение интеллектуального потенциала человеческого общества так же быстро и верно, как и при увеличении числа гениев.

Это мнение должно быть принято наряду с более фантастическим мнением о существовании мутантов.

Наш друг Шарль-Ноэль Мартен в нашумевшем сообщении показал аккумулирующее действие атомных взрывов. Радиация, распространяющаяся во время испытаний, производит действие, возрастающее в геометрической прогрессии. Человеческий род рискует таким образом стать жертвой неблагоприятных мутаций. Кроме того, на протяжении пятидесяти лет радий используется повсюду в мире без серьезного контроля. Х-лучи и некоторые химические радиоактивные продукты используются в различных отраслях промышлен' ности. Насколько и как эта радиация действует на современного человека? Мы ничего не знаем о системе мутаций. Не могут ли происходить также и благоприятные мутации? Взяв слово на атомной конференции в Женеве, сэр Эрнст Рокк Карлинг, патолог британского министерства внутренних дел, заявил: «Можно также надеяться, что в ограниченном числе случаев эти мутации производят благоприятное действие и создают гениального ребенка. Рискуя шокировать почтенное собрание, я заявляю, что мутация, которая даст нам нового Аристотеля, одного Леонардо да Винчи, одного Ньютона, одного Пастера или одного Эйнштейна, полностью компенсирует девяносто девять других, которые будут иметь менее счастливое детство».

Вначале одно слово о теории мутации.

В конце века А. Вейсман и Г. де Фриз возродили представление, сложившееся прежде об эволюции. Тогда в моде был атом, мысль о реальности которого начинала проникать в физику. Они открыли «атом наследственности» и локализовали его в хромосомах. Созданная таким образом новая наука генетика обогатила нас работами, осуществленными во второй половине девятнадцатого века чешским монахом Грегором Менделем. Сегодня кажется бесспорным, что наследственность передается генами. Они хорошо защищены против внешней среды, тем не менее кажется, что атомная радиация, космические лучи и некоторые сильные яды, такие, как колхицин, могут их поражать или удваивать число хромосом. Замечено, что частота мутаций пропорциональна интенсивности радиоактивности. Но радиоактивность сегодня в тридцать пять раз выше, чем в начале века. Точные примеры отбора у бактерий, происходящего посредством генетических мутаций под действием антибиотиков, были сообщены в 1943 году Лурия и Дебруком, а в 1945 году Демерецием. В этих работах можно видеть, что мутация-отбор происходит так, как думал Дарвин. Противники этой гипотезы – Ламарк, Мичурин, Лысенко, утверждающие, что приобретенные черты передаются по наследству, возможно, не так уж неправы. Но вправе ли мы объединять бактерии и растения, животных и человека? Это не кажется больше сомнительным. Существуют ли контролируемые генетические мутации человеческой породы? Да. Вот один из несомненных случаев.

Этот случай извлечен из архивов специальной больницы для детей в Лондоне. Доктор Луи Вольф, директор этой больницы, считает, что в Англии каждый год рождается тридцать фенил-кетонических мутантов. Они обладают генами, не выделяющими в кровь некоторые ферменты, действующие в нормальной крови. Фенил-кетонический мутант не способен растворять фенилаланин. Эта неспособность делает ребенка уязвимым для эпилепсии и экземы, вызывает у него пепельносерую окраску волос, а когда он становится взрослым, то делается уязвимым для психических болезней.

Значит, среди нас живет определенная фенил-кетоническая раса, кроме нормальной человеческой расы… Здесь идет речь о мутации неблагоприятной; можно ли верить в возможность благоприятной мутации? Мутанты могли бы иметь в своей крови компоненты, способные улучшать их физическое равновесие и усиливать по сравнению с нашим коэффициент умственного развития. Они могли бы вводить в свою кровь естественные успокаивающие вещества, служащие защитой от психических шоков, социальной жизни и комплексов страха. Значит, они образовали бы более совершенную расу, отличную от человеческой. Психиатры и врачи замечают патологические отклонения от нормы. Но как заметить то, что превосходит норму? Нужно различать несколько аспектов понятия «мутация». Клеточная мутация – не поражающая генов, и не вызывающая изменений у потомства, известна нам в своей неблагоприятной форме: рак, лейкемия и т. п. Но разве не могли бы происходить благоприятные клеточные мутации, распространяющиеся на весь организм? Мистики говорят о появлении «нового тела», о «преображении».

Неблагоприятная генетическая мутация (например, фенилкетоническая) становится нам известной. Но разве не могла бы произойти благоприятная мутация? И здесь снова нужно различать два аспекта явления, или, вернее, две его интерпретации:

1. Эта мутация, это проявление другой расы может быть вызвано случайностью. Радиоактивность, среди других причин, могла бы привести к изменению генов некоторых индивидов. Протеин генов, слегка задетый, не выделял бы, например, некоторые кислоты, вызывающие у нас страх. Мы увидели бы появление другой расы – расы спокойного человека, человека, не боящегося ничего, не испытывающего никаких отрицательных чувств. Человека, спокойно идущего на войну, убивающего без сложных переживаний, род робота, без всяких внутренних колебаний. Нет ничего невозможного в том, что мы будем присутствовать при появлении этой расы.

2. Генетическая мутация не будет вызвана случаем. Она будет направленной. Она пойдет в направлении духовного вознесения человечества. Она была бы переходом от одного уровня сознания к другому, высшему. Действие радиоактивности отвечало бы воле, направленной ввысь. Изменения, о которых мы говорим сейчас, были бы ничтожны с точки зрения того, чего ждет человеческий род: только некоторый расцвет по сравнению с будущими глубокими переменами. Протеин гена был бы задет по всему своему строению – и мы увидели бы рождение расы, чья мысль была бы полностью преобразована, расы, способной покорить время и пространство и произвести любую интеллектуальную операцию по ту сторону бесконечности. Между первой и второй идеей такое же различие, как между закаленной сталью и сталью, превращенной в тонкую магнитную ленту.

Эта последняя идея, создательница современного мифа, которым пользовалась научная фантастика, любопытным образом вписана в различные скрижали современных мистических учений. Со стороны люциферовской мы видели Гитлера, верящего в существование Великих Высших, и мы слышали, как он восклицал: «Я вам раскрою тайну: мутация человеческой расы началась, уже появились сверхчеловеческие существа».

Со стороны обновленного индуизма, Учитель из Ашрама в Пондишери, один из величайших мыслителей новой Индии, Шри Ауробиндо Гхош, основал свою философию и свои комментарии к священным писаниям на уверенности в восходящей эволюции человечества, осуществляющейся посредством мутации. Он пишет, в частности: «Появление на этой Земле новой человеческой расы, каким бы чудесным ни могло бы показаться это явление, может стать делом современной практики». Наконец, со стороны католицизма, открытого для научного размышления, Тейяр де Шарден заявил, что он верит «в прилив, способный увлечь нас к какой-нибудь форме ультрачеловеческого».

Пилигрим на пути Странного, более чувствительный, чем любой другой человек, к дуновению беспокоящих идей, свидетель скорее, чем творец, но ясновидящий свидетель крайних перипетий современного разума, писатель Андре Бретон, отец сюрреализма, не усомнился написать в 1942 году: "Человек, может быть, вовсе не центр, не яблочко мишени мира. Можно позволить себе верить, что над ним, на высшей ступени эволюции животных, занимают место существа, чье поведение так же чуждо ему, как его поведение может быть чуждо какойнибудь химере или киту. Ничто не мешает считать, что есть существа, отлично ускользающие от системы чувственного восприятия человека из-за камуфляжа, природу которого можно вообразить, и который только они одни могут осуществить, о чем говорит теория формы и изучение мимикрии животных. Нет сомнения, что эта идея создает широчайшее поле для спекуляций, хотя она отводит человеку скромные условия интерпретации своего собственного мира, в котором ребенок жалуется на то, что не смог постигнуть сущности муравьев, раскидав ногой муравейник. Наблюдая пертурбации типа циклонов, в которых человек не в силах быть чем-нибудь, кроме жертвы или свидетеля, или типа войны, для объяснения которых выдвигаются явно недостаточные гипотезы, в большой работе с самыми смелыми выводами было бы возможно приблизиться к вероятному описанию строения и свойств таких гипотетических существ, смутно ощущаемых нами в страхе и чувстве случайности.

Должен заметить, что я не очень далек от идеи Новалиса: «Мы живем в действительности внутри животного, чьими паразитами мы являемся. Конституция этого животного определяет нашу и наоборот», и я могу только согласиться с мыслью Вильяма Джемса: «Кто знает, может быть, в природе мы занимаем такое же незначительное место возле существ, о которых мы и не подозреваем, как наши кошки и собаки, живущие рядом с нами, в наших домах?» И далеко не все ученые возражают против такого мнения. «Быть может, вокруг нас движутся существа, созданные в том же плане, что и мы, но отличные от нас, например, люди, у которых альбумин правый». Так говорит Эмиль Дюкло, бывший директор Пастеровского института. Новый миф? Нужно ли убедить эти существа в том, что они – мираж, или дать им возможность обнаружить себя.

Существуют ли среди нас существа, внешне похожие на нас, но чье поведение так же чуждо нам, «как поведение эфемеры или кита»? Здравый смысл отвечает, что если бы эти высшие существа жили среди нас, мы бы их видели.

К вашему сведению, Джон В. Кэмпбелл свел на нет этот аргумент здравого смысла в статье журнала «Эстаунсинг Сайенс Фикшн», вышедшей в 1942 году: «Никто не вызывает врача, чтобы заявить ему, что он чувствует себя превосходно. Никто не придет к психиатру, чтобы дать ему знать, что жизнь – легкая и прелестная игра. Никто не позвонит у дверей психоаналитика, чтобы заявить, что он не страдает никаким комплексом. Неблагоприятные мутации обнаруживаются. А благоприятные?» Тем не менее здравый смысл говорит, что высшие мутанты были бы обнаружены по проявлениям своей чудесной интеллектуальной деятельности.

Ничуть, отвечает Кэмпбелл. Гениальный человек, принадлежащий к нашей породе, например Эйнштейн, публикует плоды своих трудов. Он обращает на себя внимание. Это приносит ему множество неприятностей, враждебность, непонимание, угрозы, изгнание. Эйнштейн в конце своей жизни заявил: «Если бы я знал, то сделался бы водопроводчиком». Мутант, стоящий выше Эйнштейна, достаточно умен, чтобы скрываться. Свои открытия он хранит при себе. Он живет возможно более скрытой жизнью, пытаясь только поддерживать контакт с другими умами своей породы. Нескольких часов работы в неделю ему достаточно, чтобы удовлетворить свои потребности, а свое остальное время он использует для деятельности, о которой мы даже и представления не имеем.

Гипотеза соблазнительна. При нынешнем состоянии научных знаний ее невозможно проверить. Никакое анатомическое исследование не дает информации об умственном развитии, например, у Анатоля Франса был необычно легкий мозг. Нет никаких оснований для того, чтобы делать вскрытие мутанта, за исключением возможного несчастного случая, тогда как обнаружить мутацию, – исследуя клетки мозга? Поэтому не совсем безумно допустить возможность существования Высших среди нас. Если мутации управляются одной случайностью, то некоторые из них благоприятны. Если они управляются организованной естественной силой, если они соответствуют воле к возникновению живого, как думал, например, Шри Ауробиндо, они должны быть еще более благоприятными. Наши преемники уже смогут достичь этого.

Все заставляет думать, что они в точности походят на нас. Или, вернее, – ничто не позволяет их отличить. Некоторые авторы научной фантастики, естественно, приписывают мутантам анатомические особенности. Ван Вогт в своей знаменитой книге «Слэн» воображает, что их волосы имеют особое строение – это род антенн, служащих для телепатической связи, – и он строит на этом прекрасную и ужасную историю охоты на Высших, скопированную с преследования евреев. Но случается, что романисты кое-что добавляют к природе, чтобы упростить проблемы.

Если телепатия существует, она не передается посредством радиоволн, и нет никакой нужды в антеннах. Если верить в управляемую эволюцию, то можно допустить, что мутант для обеспечения своей защиты располагает едва ли не совершенными средствами. В животном царстве можно постоянно видеть преследователя, обманутого жертвой, с поразительной точностью «переодевшейся» в сухие листья, в сучки, даже в экскременты. «Хитрость» иных видов доходит в некоторых случаях до подражания окраске «несъедобных». Как заметил Андре Бретон, если среди нас толпятся «великие призрачные», то возможно, что эти существа ускользают от нашего наблюдения «благодаря камуфляжу какого-нибудь характера, который трудно вообразить, и осуществить который могут только они одни, что и подтверждает теория формы и учение мимикрии животных».

«Новый человек живет среди нас! Он здесь! Вам этого довольно? Я вам открою тайну: я видел нового человека. Он бесстрашен и жесток! Я боюсь его!» – кричал, дрожа, Гитлер.

Другой ум, охваченный ужасом, пораженный безумием – Мопассан, посиневший и обливающийся потом, наспех пишет один из самых беспокоящих текстов во всей французской литературе: «Орля».

«Теперь я знаю, я догадываюсь. Царство человека кончилось. Он пришел. Тот, кто пугал первыми страхами наивные народы. Тот, кто заколдовал обеспокоенных священников, кого волшебники поминали темными ночами, еще не видя его появления; кому предчувствия проходящих учителей мира придавали чудовищные или изящные формы гномов, духов, гениев, фей, домовых. На фоне грубых представлений о примитивных ужасах более проницательные люди предчувствовали яснее. Мастер угадал его, и врачи уже десять лет назад открыли природу его силы, прежде чем он использовал ее сам. Они играли этим оружием нового Господина, таинственной властью над человеческой душой, ставшей рабыней. Они называли это магнетизмом, внушением, мало ли чем? Я видел, как они забавлялись этой ужасной силой как неосторожные дети! Горе нам! Горе человечеству! Он пришел… Как его зовут?.. Мне кажется, что он кричит свое имя, а я его не слышу… Да… он кричит… я слушаю… я не могу… повторяю… Орля… я слышал… Орля… Это он… Орля… Он пришел!» В своем безумном понимании этого видения, полном восхищения и ужаса, Мопассан, человек своей эпохи, приписывает мутанту гипнотическую власть. Современная научнофантастическая литература, более близкая к работам Раина, Сола, Мак-Коннела, чем к работам Шарко, предоставляет мутантам «парапсихологическую» власть: телепатию, телекинез. Авторы идут еще дальше и показывают нам Высшего плавающим по воздуху или проходящим сквозь стены – это только фантазии, отражение архетипов волшебных сказок. Так же, как остров мутантов или галактика мутантов соответствует древней мечте о счастливых островах, сверхнормальная власть соответствует архетипу греческих богов. Но если стать на реальную точку зрения, можно отметить, что вся эта власть, все эти силы совершенно бесполезны живым существам в современной цивилизации. На что нужна телепатия, если есть радио? Зачем телекинез, если есть самолет? Если мутант существует – во что мы пытаемся поверить, – то он располагает силой, значительно превышающей все, что можно вообразить. Силой, которую обычный человек совершенно не использует, – он обладает умом.

Наши действия иррациональны, и ум принимает только очень слабое участие в наших решениях. Можно вообразить ультрачеловека, новую ступень жизни на планете как рациональное существо, а не только разумное, – существо, обладающее постоянным объективным умом, принимающим решение только после ясного, полного изучения массы информации и своих возможностей. Существо, чья нервная система – крепость, способная противостоять любому штурму негативных импульсов. Существо с холодным и быстрым разумом, обладающим всеобъемлющей, непогрешимой памятью. Если мутант существует, он, вероятно, и есть существо, физически похожее на человека, но радикальным образом отличающееся тем простым фактом, что оно контролирует свой ум и пользуется им без мгновения промедления. Это видение кажется простым. И при этом оно более фантастично, чем все, внушаемое нам научнофантастической литературой. Биология начинает провидеть химические изменения, которые были бы нужны для создания этой новой породы. Опыты с транквилизаторами, с лизергиновой кислотой (ЛСД) и ее производными показали, что достаточно будет очень слабого следа некоторых органических составов, еще не известных нам, чтобы защитить нас от излишней уязвимости низшей нервной системы и таким образом позволить нам во всех случаях проявлять объективную разумность. Так же, как существуют фенил-кетонические мутанты, чей химизм хуже нашего приспособлен к жизни, законно допустить, что существуют мутанты, чей химизм приспособлен к жизни в этом преобразующемся мире лучше, чем наш. Это те мутанты, чьи железы самопроизвольно выделяют успокаивающие и развивающие мозговую активность вещества, это провозвестники породы, призванной заменить человека. Их место жительства – не таинственный остров или запретная планета. Жизнь была способна создать существа, приспособленные к бытию в подводных пропастях или в разреженной атмосфере самых высоких горных вершин. Она также способна создать ультрачеловеческое существо, для которого идеальное обиталище – Метрополия, «дымящаяся Земля заводов, Земля, трепещущая делами, Земля, впитавшая сотни новых радиаций…» Жизнь никогда не бывает достаточно приспособленной, но она стремится к совершенному приспособлению. Почему она должна была отказаться от этой тенденции с тех пор, как был создан человек? Почему бы ей не подготовить начало лучшего, чем человек, среди людей? И этот послечеловеческий человек, может быть, уже родился. «Жизнь, – говорит доктор Лорэн Эйзели, – это большая мечтательная река, текущая через все проемы, меняющаяся и приспосабливающаяся по мере того, как она движется вперед» («Нью-Йорк Геральд трибюн», 23 ноября 1959 г.) Ее видимая стабильность – иллюзия, порожденная краткостью наших собственных дней. Мы не видим, как человеческая стрелка делает оборот вокруг циферблата; так же мы не видим и форм жизни, вытекающих одна из другой.

Цель этой книги – изложить факты и подсказать гипотезы, но ни в коем случае не учредить культы. Мы не утверждаем, что знаем мутантов. Однако если мы допускаем мысль, что совершенный мутант совершенно закамуфлирован, мы тем самым допускаем мысль, что природе порой не удаются ее старания творить по восходящей и она пускается в производство несовершенных мутантов, которые нам известны.

У этого несовершенного мутанта исключительные умственные качества смешаны с физическими недостатками. Таковы, например, многочисленные чудо-счетчики. Лучший специалист в этой области, профессор Роберт Токэ заявляет: "Многих счетчиков сперва считали отсталыми детьми. Бельгийский чудо-счетчик Оскар Ферхеге в семнадцатилетнем возрасте разговаривал как двухлетний ребенок. Более того, мы сказали бы, что у знаменитого Береха Кольберна были явные признаки вырождения: у него было по одному дополнительному пальцу на каждой руке и ноге.

Другой чудо-счетчик, Пролонго, родился без рук и без ног. Монде был истериком… Оскар Ферхеге, родившийся в Бусвале в семье скромных служащих, принадлежит к группе счетчиков, общее развитие которых значительно ниже среднего. Но возведение в различные степени чисел, состоящих из одних и тех же цифр, – одна из его специальностей. Так, 888 888 888 888 888 возводится в квадрат за сорок секунд, а 9 999 999 возводится в пятую степень за шесть-десять секунд с итогом из тридцати пяти цифр…" Дегенераты, неудачные мутанты? Вот, может быть, случай полного мутанта: Леонард Эйлер, поддерживавший связь с Роже Босковичем (в 1959 году в Советском Союзе опубликовали дневник отца астронавтики Циолковского. Он пишет, что большую часть своих идей заимствовал из работ Босковича), о котором мы рассказывали в предыдущей главе.

Леонард Эйлер (1708-1783) обычно считается одним из самых великих математиков всех времен. Но такая оценка слишком узка для того, чтобы дать отчет о сверхчеловеческих качествах его ума. Он перелистывал за несколько мгновений самые сложные работы и мог подробно рассказать содержание всех книг, прошедших через его руки с тех пор, как он научился читать. Он в совершенстве знал физику, химию, зоологию, ботанику, геологию, медицину, греческую и латинскую литературу. Ни один из его современников не мог сравниться с ним в знании всех этих наук. Он обладал способностью по желанию совершенно отключаться от внешнего мира и продолжать начатые рассуждения, что бы ни происходило. Он потерял зрение в 1766 году, что вовсе не ограничило его возможностей. Один из его учеников отметил, что во время дискуссии, касавшейся расчетов с точностью до одной семнадцатой десятичной дроби, возникло несогласие. Эйлер с закрытыми глазами повторил расчет в какую-то долю секунды. Он видел отношения, связи, ускользавшие от прочих представителей разумного человечества. Так, он нашел новые и революционные математические идеи в поэмах Вергилия. Он был простой и скромный человек, и все его современники согласны между собой в том, что его главной заботой было остаться незамеченным.

Эйлер и Боскович жили в эпоху, когда ученые были окружены почетом, когда они не рисковали оказаться в тюрьме за политические идеи и когда правительства не заставляли их производить оружие. Если бы они жили в наше время, они, может быть, организовались бы, чтобы полностью закамуфлироваться. Быть может, сегодня тоже существуют такие Эйлеры и Босковичи. Умные и рациональные мутанты, обладающие абсолютной памятью и постоянно светлым умом, быть может, соседствуют с нами, переодетые сельскими учителями или страховыми агентами.

Образуют ли эти мутанты невидимое сообщество? Ни одно человеческое существо не живет в одиночестве, нормально функционировать можно только в обществе. Известное нам человеческое общество дало более чем достаточно доказательств того, что оно враждебно объективному уму и свободному воображению: сожженый Джордано Бруно, изгнанный Эйнштейн, Оппенгеймер, живущий под надзором полиции. Если существуют мутанты, соответствующие нашему описанию, – все заставляет думать, что они работают и общаются между собой в рамках общества, не смыкающегося с нашим и распространяющегося, несомненно, по всему миру. Нам кажется детской гипотезой предположение, что они сообщаются между собой при помощи высших физических средств, таких, как телепатия. Более близким к действительности, и все же более фантастическим, кажется нам предположение, что они пользуются нормальными человеческими средствами сообщения для передачи посланий, сведений для их исключительного пользования. Общая теория информации и семантика показывают достаточно ясно, что можно составлять тексты, имеющие двойной, тройной или четверной смысл. Существуют китайские тексты, где семь различных значений заключены одно в другом. Герой романа Ван Вогта «Преследование слэнов» обнаруживает существование других мутантов, читая газету и расшифровывая статьи наивного с виду содержания. Такая сеть связи внутри нашей литературы, периодики и т.д. возможна и понятна. «Нью-Йорк Геральд Трибюн» опубликовала 15 марта 1958 года статью своего лондонского корреспондента о серии загадочных посланий, вышедших в объявлениях «Таймса». Эти послания привлекли внимание специалистовшифровальщиков и различных полиций, потому что в них явно присутствовал скрытый смысл. Но этот смысл ускользал от понимания, несмотря на все усилия расшифровать его. Несомненно, есть средства связи, еще менее уловимые. Тот или иной роман четвертого сорта, та или иная техническая работа или философская книга, кажущаяся туманной, передают, быть может, тайным порядком сложные исследования, послания высшим умам, таким же отличным от наших, как эти последние отличны от ума больших обезьян.

Луи де Бройль («Нувель литератюр», 2 марта 1950 года, статья «Что такое жизнь?») пишет: "Мы никогда не должны забывать, нисколько наши знания ограничены и каким непредвиденным эволюциям они подвержены. Если человеческая цивилизация выживет, физика сможет в течение нескольких веков стать настолько же отличной от нашей, как наша – от физики Аристотеля. Быть может, расширение концепций, к которым мы тогда придем, позволит нам обобщить в едином синтезе, в котором каждый найдет свое место, всю совокупность физических и биологических явлений. Если человеческая мысль, которая, возможно, станет более могущественной вследствие какой-нибудь биологической мутации, когданибудь поднимется до этого уровня, она убедится в том, о чем мы, несомненно, еще не подозреваем – в единстве явлений, которые мы различаем с помощью прилагательных: «физикохимические», «биологические» или даже «психические».

А если эта мутация уже произошла? Один из самых крупных французских биологов, Моран, изобретатель успокаивающих лекарств, допускает, что мутанты появлялись в течение всей долгой истории человечества (П. Моран и Г. Лабори, «Судьбы человеческой жизни», изд. Массой, Париж, 1959 г.). «Мутанты назывались, среди прочих, Магометом, Конфуцием, Иисусом Христом…» Существуют, быть может, и многие другие. Представляется вполне вероятным, что в нашу эволюционную эпоху мутанты считают бесполезным выставлять себя в качестве примера или проповедовать какую-нибудь новую форму религии. В настоящее время они могут поступать более эффективно, чем обращаясь к индивидам. Не исключено, что они находят необходимым и благодетельным подъем человечества к коллективизму. Наконец, нельзя считать немыслимым, что они приветствуют наши родовые муки, и даже считают благоприятной какую-либо катастрофу, способную ускорить осознание духовной трагедии, которую представляет собой человечество в его совокупности. Чтобы действовать, чтобы наметился прорыв, который, может быть, увлечет нас всех к какой-нибудь ультрачеловеческой форме, которую они используют, им, может быть, нужно оставаться скрытыми, держать в тайне свое существование, возможно вопреки видимости и, благодаря своему присутствию, выковывается новая душа для нового мира, призываемого нами всеми силами нашей любви.

И вот мы на границе с воображаемым. Здесь необходимо остановиться. Мы только хотим подсказать возможно большее количество гипотез, не противоречащих разуму. Многие из них, несомненно, будут отброшены. Но если некоторые из них раскрыли для исследования двери, скрытые до сих пор, наш труд был не напрасен: мы не напрасно подвергали себя риску показаться смешными. «Тайна жизни может быть найдена. Если бы случай позволил ей оказаться в моих руках, я не дал бы ей ускользнуть из страха перед насмешками» (Лорен Эйзели).

Всякое размышление о мутантах приводит к мечте об эволюции, о судьбах жизни и человека. Что такое время на космическом уровне, где должна занимать место история Земли? Разве будущее не принадлежит, если можно так сказать, уже начавшейся вечности? С появлением мутантов все происходит, может быть, так, как если бы человеческое общество иногда ощущало прибой будущего, когда его посещают свидетели предстоящего знания. Разве мутанты – не память будущего, которой, может быть, одарен великий мозг человечества? Другое: идея благоприятной мутации несомненно связана с идеей прогресса. Эта гипотеза о мутации может быть проведена в самом положительном научном плане. Совершенно несомненно, что области, завоеванные эволюцией в самое недавнее время и наименее специализированные, т.е. молчаливые зоны мозгового вещества, созревают последними. Неврологи с достаточным основанием думают, что в них заключены возможности, которые нам покажет будущее нашей породы. Индивид, пользующийся иными возможностями. Высшая индивидуализация. И все же, будущее общество кажется нам ориентированным к усиливающейся коллективизации. Разве в этом есть противоречие? Мы не думаем. На наш взгляд, существование – не противоречие, а процесс дополнения и преодоления.

В письме своему другу Лабориту биолог Моран писал: «Человек, ставший совершенно логичным, освободившийся от всех страстей и всех иллюзий, станет клеткой жизненного пространства, которую представляет общество, пришедшее к пределу своего развития. Вполне очевидно, что мы еще не подошли к этому, но я думаю, что может быть эволюция, не подводящая к этому. Тогда и только тогда появится это „всемирное сознание“ коллективного существа, к которому мы стремимся».

Перед этим видением, в высшей степени вероятным, сторонники старого гуманизма, замесившего нашу цивилизацию, приходят в отчаяние, – мы это знаем. Они воображают, что человек теперь не имеет цели и входит в фазу упадка. «Ставший совершенно логичным, освободившись от всех страстей и всех иллюзий…» Каким образом человек, изменившийся в сфере сверкающего ума, может склониться к упадку? Правда, психологическое "Я", то, что мы называем личностью, находится на пути к исчезновению. Но мы не думаем, что эта «личность» – последнее богатство человека. На этот счет мы, думается, религиозны. Нет, личность – не последнее богатство человека. Она только один из инструментов, данных ему чтобы перейти в состояние пробужденности. Едва это свершится, инструмент исчезнет. Если бы у нас были зеркала, способные показать нам эту «личность», которой мы придаем такую ценность, мы не смогли бы вынести ее вида, столькими уродствами и рожами она кишит. Только действительно пробужденный человек мог бы разглядеть ее без риска умереть от ужаса, потому что тогда зеркало не отражало бы ничего, было бы чистым. Вот подлинное лицо, которое в зеркале истины не отражалось бы. В этом смысле мы еще не имеем лица. А боги будут с нами говорить лицом к лицу, только если мы сами будем иметь лицо.

Отбрасывая подвижное и ограниченное "Я", уже Рембо говорил: «Я – это другой». Это неподвижное, прозрачное и чистое "Я", чье протяжение бесконечно, – все предания пробуждают человека отказаться от всего, чтобы его достигнуть. Возможно, мы доживем до того времени, когда близкое будущее заговорит тем же языком, что и отдаленное прошлое.

Помимо этих соображений относительно других возможностей ума, даже самая смелая мысль различает только противоречия между индивидуальным и всемирным сознанием, между личной и коллективной жизнью. Но мысль, которая видит противоречия, – это больная мысль. Действительно, бодрствующее индивидуальное сознание входит во Вселенную. Вся личная жизнь, понятая и использованная как инструмент для пробуждения, основана без ущерба на коллективной жизни.

Наконец, нигде не сказано, что конституция этого коллективного существа является последним и окончательным пределом эволюции. Дух Земли, душа живого – не закончили свое развитие. Перед лицом крупных видимых потрясений, вызываемых этим тайным развитием, пессимисты говорят, что нужно по крайней мере попытаться «спасти человека». Но этого человека не нужно спасать, ему нужно измениться. Человек классической психологии и современной философии уже превзойден, он осужден на неприспособленность. В результате ли мутации или нет, но человек, с которым приходится иметь дело, чтобы примирить человеческий феномен с текущей судьбою, – это другой человек. И с. этого момента нет речи ни о пессимизме, ни об оптимизме – речь идет о любви.

С тех времен, когда я думал, что владею истиной в своей душе и теле, когда я вообразил, что вскоре получу решение всех проблем в школе философа Гурджиева, с тех пор я никогда не слышал слова «любовь». Сегодня у меня ни в чем нет абсолютной уверенности. Я не смогу решительно настаивать даже на самой скромной из гипотез, сформулированных в этой работе. Пять лет размышлений и работы с Жаком Бержье принесли мне только одно: желание сохранить свой ум в состоянии удивления и доверия по отношению ко всем формам жизни и всем следам разумного в живом. Эти два состояния, удивления и доверия, нераздельны. Желание возвыситься до этих состояний и сохранить их претерпевает в конце концов превращение. Оно перестает быть желанием, то есть ярмом, чтобы стать любовью, то есть радостью и свободой. Одним словом, мое единственное приобретение в том, что я ношу в себе теперь уже неискоренимую любовь к живому, к этому миру и к бесконечности миров.

Для того, чтобы отнестись с уважением к этой могучей, сложной любви и чтобы выразить ее, мы с Жаком Бержье не ограничились, конечно, научным методом, как требовала бы осторожность. Но чего стоит осторожная любовь? Наши методы были методами ученых, но также теологов, поэтов, колдунов, магов и детей. В общем, мы вели себя как варвары, предпочитая вторжение бегству. Потому что нам что-то подсказывало: мы составляли часть чужестранных войск, призрачных орд, созванных ультразвуковыми трубами, призрачных и беспорядочных когорт, начинающих поднимать паруса над нашей цивилизацией. Мы на стороне захватчиков, на стороне наступающей жизни, на стороне изменений эпохи и изменений мысли. Ошибка? Безумие? Жизнь Человека оправдывается только усилием, даже несчастным, для того, чтобы лучше понять. А лучше понять – значит лучше участвовать. Чем больше я понимаю, тем больше я люблю, потому что все, что понятно, – хорошо.